Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23234
|
Официальные извинения
968
97708
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
236
79072
ЛИБЕРАЛЬНО-РЫНОЧНЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ: о стратегии развития высшего образования в современной России 449
80656
По своей природе образование принадлежит к числу наиболее динамичных общественных явлений. Если оно становится малоподвижным, косным, слабо реагирующим на новые общественные условия и соответствующие им требования, неизбежно происходит снижение темпов развития общества и создаются благоприятные предпосылки застоя и деградации. Эта закономерная связь является всеобщей и охватывает все времена и страны, включая современную Россию, в которой давно объективно назрела проблема существенных корректировок принципов организации системы образования и качественного изменения стратегии его развития. Вместе с тем вектор этих изменений не задан априорно и в сложившейся отечественной традиции всегда является результатом субъективного выбора и предпочтений органов государственной власти.
1 Бесспорно, объективные общественные законы не реализуются автоматически, независимо от субъективного фактора. Но характер действия последнего может в различной степени соответствовать возникающим перед обществом задачам. В одних случаях стратегия развития образования адекватно отражает новые объективнее условия и потребности общества. В других политика реформирования системы образования приобретает характер произвола и «вкусовых пристрастий» государственных чиновников от образования, и в итоге ориентиром для этой политики становятся ложные цели и ценности. В образовательном пространстве современной России продолжается активное и настойчивое утверждение такой стратегии развития высшего образования, которая определяется ориентацией на опыт стран, представляющих западноевропейскую цивилизацию. Интересы национальной безопасности страны, перспектива ее успешного развития в условиях усиления мировой конкуренции настоятельно требуют глубокого, не ангажированного узко кастовыми интересами властвующей «элиты» осмысления этой стратегии и критической рефлексии в отношении ее целей. И если ориентация на инонациональные образовательные системы и модели приобрела характер устойчивой государственной политики, то такая философская рефлексия должна способствовать решению, как минимум, трех следующих задач: во-первых, отделению в заимствуемом опыте «зерен» от «плевел», того, что для отечественного образования является несомненно полезным, от того, что окажется балластом или разрушительным фактором; во-вторых, поиску оптимальных форм и технологий перенесения конструктивного опыта на российскую почву; в-третьих, предотвращению маниакальных форм «европейничания», – крайне опасной интеллектуальной и политической болезни, приступы которой с удивительным постоянством и периодичностью (начиная с петровских времен) поражают российскую власть. Многие направления «реформирования» российского образования сегодня осуществляются на основе автономных от общества решений органов государственной власти, в режиме беспардонного, вызывающе наглого игнорирования общественного мнения и, в первую очередь, позиций российского научно-педагогического сообщества, которое является самым опытным и профессионально самым подготовленным в стране коллективным экспертом по проблемам образования. Такую образовательную «стратегию» можно резюмировать в следующей схеме: 1. Нахрапистое внедрение в отечественную систему высшего образования ряда бесперспективных и тупиковых для России западных общих образовательных моделей и частных характеристик. Такая неадекватная стратегия, по словам М. Г. Делягина, ведет к тому, что «люди, которые сегодня получают у нас стандартизированное западное образование, действительно становятся несовместимыми с российской реальностью» [8. C. 64]. 2. Игнорирование тех сторон западноевропейских систем высшего образования, достоинства которых очевидны, или же заимствование некоторых из них, но без предварительного обеспечения соответствующих условий, в результате чего «благие намерения» оборачиваются карикатурой и пошлостью. (Как справедливо утверждал У. Шекспир, «и добродетель стать пороком может, когда ее неправильно приложат…»). 3. Сведение образовательного процесса к «технологиям» при фактической «деконструкции» его ценностно-воспитательной составляющей, что в контексте ускоренно распространяющихся в современных западных странах откровенно гнусных и агрессивных нравственных девиаций и патологий, стремительной трансформации клинического в «прогрессивно-креативную» норму (движение ЛГБТ, педофилия и т.п.) порождает принципиальную угрозу духовного вырождения, «высокотехнологичного» обращения личности в скотское состояние. Посмотрим на судьбу высшего образования России сквозь эту схему, достаточно объективно отражающую государственную образовательную стратегию.
2 Обращаясь к первой из выделенных особенностей данной стратегии нельзя не заметить, что в качестве светоча и «Вифлеемской звезды» власть выбрала так называемую Болонскую декларацию, придав этому внешнему, причем ни к чему не обязывающему подписавшие его страны тексту, статус жестко нормативного, юридического документа, тотально регулирующего всю систему отечественного высшего образования. В научной литературе высказывалось и продолжает высказываться множество критических оценок в связи с однозначно культовым отношением власти к «Болонскому процессу» [26; 30]. И есть все основания прислушаться к этим оценкам, поскольку они основаны на убедительных выводах об отрицательных и даже разрушительных последствиях этого нового государственного культа не только для отечественного образования, но и всей российской экономики, точнее, - того, что от нее осталось. Суть этих выводов заключается в следующем: заявленные в «Болонской декларации» положительные цели – совместимость образовательных систем и взаимное признание дипломов – для России могут быть лишь делом более или менее отдаленной перспективы. Но уже в ближайшее время дадут о себе знать как минимум три разрушительных последствия директивного и форсированного погружения системы высшего образования страны в мутную субстанцию «Болонского процесса»: 1. Резкое и принципиальное сокращение числа выпускников, подготовленных по программам специалитета, и пропорциональное сокращение числа специальностей. В условиях, когда в экономике и науке, наряду с углублением интеграционных процессов, происходит усиление специализации, такая трансформация высшего образования является одним из определяющих факторов полной экономической «деконструкции» страны. По утверждению российского аналитика в области философии образования, профессора В. А. Сухомлина, переход на двухуровневую подготовку будет означать для России сокращение числа специальностей с 535 до 107, а для более чем 300 инженерных специальностей «их редуцирование к бакалаврским направлениям приведет к катастрофическому падению качества образования» [29]. 2. Дегуманитаризация образования, принципиальное уменьшение гуманитарной составляющей образовательного процесса. Так, по свидетельству В. А. Сухомлина, если ГОСы второго поколения включали цикл гуманитарных и социально-экономических дисциплин объемом около 2000 часов, т.е. не менее четверти от объема всей учебной программы, то «в ФГОС нового поколения цикл Б1 (Гуманитарный, социальный и экономический цикл) почти уполовинен» [29]. 3. Коммерциализация учебного процесса в государственных вузах и соответствующее снижение уровня доступности высшего образования: подготовка специалистов на уровне магистратуры предполагает строго рыночную основу. Поэтому в современной России применительно к образованию «государственное» лишь по незнанию и наивности можно считать синонимом «бюджетного». Как заметили в этой связи М. Г. Делягин и В. В.Чекмарев, «бесплатное образование становится все более прихотливым и проблемным» [9. C. 116].
3 Обращаясь ко второй из обозначенных выше особенностей современной государственной образовательной «стратегии», – отношении к тому зарубежному опыту, который достоин внимательного изучения и в формах, адаптированных к российским условиям, применения в отечественной системе высшего образования, необходимо прежде всего констатировать один поразительный диссонанс. Сейчас, когда масштабы распространения высшего образования и его доступность становятся одним из определяющих факторов социально-экономического развития и важнейшим условием успешной международной конкуренции, многие страны считают стратегической задачей переход к всеобщему высшему образованию. Как отмечает в связи с этим В. Сухомлин, «все больше и больше стран (США, Китай, некоторые европейские и азиатские страны) ставят в качестве национальной стратегической задачи всеобщее высшее образование и создание системы образования для взрослых на протяжении жизни. Экономистами определен и нижний порог людей с высшим образованием для обеспечения функционирования инновационной экономики – не менее 60% экономически активного населения. Очевидно, что такая задача должна стать одной из важнейших и для России, если она претендует на достойное место в мировой экономике» [29]. Однако то, что является очевидным для российского профессора, связанного с теорией и практикой российского высшего образования, не является таковым для тех, кто определяет государственную стратегию его развития. Нельзя не обратить внимания на логику «аргументации» государственных адептов возвращения во времена Юрского периода. В этой логике абсурда необходимость сокращения бюджетного набора в вузы мотивируется тем, что сегодняшняя экономика России не требует такого числа специалистов с высшим образованием. И действительно, как справедливо утверждал К. Маркс, там, где ничего нет, и император утрачивает свое право... Ведь экономика современной России, абсолютно не интересующая обладателей крупных капиталов и состоящая из катастрофически устаревших и изношенных производств, более всего напоминает вывернутое наизнанку, безжизненное, инфернальное пространство, которое существует в ином измерении и не нуждается ни в чем и ни в ком, тем более в специалистах высшей квалификации. Набор «кладбищенских» профессий предельно узок и не требует глубоких научных знаний и высоких технологий. Потому символом современной российской экономики вполне может служить легендарный виртуальный «ё-мобиль», а наиболее адекватным «ё-экономике» является «ё-образование»… Характеризуя экономическое состояние страны, Московский экономический форум 20–21марта 2013 г. констатировал, что современная Россия по производственным показателям еще не достигла уровня РСФСР 1991 года, а «ее экономика превращается в экономику периферийного типа, которая все в больших масштабах воспроизводит такие негативные социальные явления, как бедность и нищету» [31. C. 4]. По словам О. Рубан, «потери промышленного капитала в стране приблизились к угрожающим 75 %», а «системно отстраивать Россию сегодня, по большому счету, просто некому» [24]. И если в 1980 г. российская экономика, по словам депутата Госдумы, зам. директора Института прикладной математики РАН Г. Г. Малинецкого, выступавшего на круглом столе по промышленной политике, – «это вторая экономика мира, это пять Китаев и 60 процентов от США, то сейчас это 1/5 Китая, это 6 процентов от США». Не менее удручающи цифры, приведенные депутатом Госдумы Н. В. Коломейцевым, который, сравнив две России, – советскую и постсоветскую, - пришел к выводу, что в современной России промышленности нет, так как существующий лишь номинально промышленный сектор фактически ничего не производит: если в 1991 г. в стране было произведено полторы тысячи летательных аппаратов, то в 2009 г. – аж целых 14!!!; место прежнего ежегодного производства многих тысяч тракторов с почетом заняли 358 тракторов, выпущенные в первый квартал 2010 г. на оставшихся 8 предприятиях; уничтожены 130 предприятий сельхозмашиностроения и их смежники и т.д. и т.п. [25]. По эмоциональному, но точному определению совладельца «Ростсельмаша» К. Бабкина, «Правительству по барабану состояние российского производства» [22]. Мощным катализатором движения России к экономической катастрофе является политика Центробанка, установившего такую процентную ставку по кредитам, которая надежно блокирует инвестиции в реальный сектор экономики и стимулирует развитие ее торгово-спекулятивной сферы. Об этом буквально кричат экономисты, не страдающие либерально-рыночными галлюцинациями и способные к объективному анализу экономической реальности [6. С. 5 – 20]. Однако контролируемое властвующей «элитой» и подвергнутое либеральной «деконструкции» социокультрное и информационное пространство России превращает голос этих экономистов, предлагающих неотложные разумные меры по выходу из системного кризиса, в «глас вопиющего в пустыне». А власть, словно опасаясь «внешних выговоров», с лихорадочной поспешностью квалифицирует предложения подобных мер как «личную точку зрения» экономистов, не отражающую генеральную линию государственного «топ-менеджмента» [17]... Ориентируясь именно на этот «экономический Чернобыль», властвующая «элита» России выбрала курс, прямо противоположный тому, которым идут страны, политический «топ-менеджмент» которых имеет склонность задумываться о материальном благополучии своего народа, – курс на тотальную коммерциализацию всей системы образования, включая образование высшее. Еще в 2012 г. Минобрнауки декларировало стратегию сокращения числа государственных вузов на 20%. Сегодня этот замысел успешно воплощен в жизнь. Но, как свидетельствует развивающаяся по нарастающей деструктивная «креативность» политики министерства, оно не собирается останавливаться на достигнутом. Глава ведомства Д. Ливанов усматривает перспективу развития высшего образования в России в сокращении числа бюджетных мест в вузах в два раза… [32]. В связи с этим нельзя не признать обоснованной обеспокоенность М. Г. Делягина и В. В. Чекмарева, которые, говоря о последствиях ориентации образовательной «реформы» на бездумную коммерциализацию, отмечают: «Эта реформа устанавливает новые рыночные кондиции и многих вообще лишает доступа к образованию» [9. C. 116]. В связи с таким вектором государственной образовательной политики уместно будет напомнить и о том, что на фоне движения других стран к всеобщему высшему образованию после всесокрушительной победы «олигархической демократии» в России произошло существенное движение вспять, – от обязательного полного общего среднего образования к «основному» общему среднему образованию… Но и это еще не все. К числу несомненных достоинств европейских и американской систем высшего образования относится мощная научная база и инфраструктура, которой располагают относящиеся к этим системам университеты. Именно благодаря этому здесь становится возможной утверждение в качестве основной технологии построения учебного процесса «образование через научные исследования» [14. C.17]. Российские госчиновники от образования активно имитируют ориентацию на внедрение такой технологии в отечественную высшую школу, говоря о необходимости органической связи науки и образования. Но для трансформации риторики в соответствующие практические действия необходимо качественное увеличение финансирования научной деятельности вузов. Этого принципиально невозможно обеспечить путем сокращения числа бюджетных мест, даже если это сокращение будет не двукратным, как предполагается, а десятикратным... Для этого требуется качественное изменение всей государственной экономической политики и, в первую очередь, – политики налоговой, что предполагает незамедлительный переход к прогрессивной шкале налогообложения. Однако вместо того, чтобы задействовать используемые в экономически развитых странах рычаги насыщения бюджета, властвующая «элита» России действует с точностью до наоборот. Так, 1 февраля 2016 г. на совещании по вопросу о судьбе остающейся в руках государства собственности руководством страны фактически дан старт второму этапу приватизации (в более точной терминологии Ильфа и Петрова – «второй стадии кражи гуся»...) И в итоге, в отличие от современных западных государств, которые являются субъектами значительного процента собственности, российское государство превращается в «ночного сторожа», основной задачей которого является защита собственности олигархов от посягательств со стороны стремительно беднеющего населения. Воспевший «Волю», включая волю государственную, А. Шопенгауэр, который сводил роль государства к репрессивной функции, был бы несказанно рад и приятно удивлен столь ювелирно точным воплощением своей идеи в современной России. Говоря о целенаправленной функциональной редукции современного российского государства, его принципиальном, доведенном до «экстрима» дистанцировании от объективно актуализирующейся (в условиях усиления международной конкуренции) функции регулятора экономических отношений в интересах социального целого, уместно напомнить одну очень глубокую мысль В. С. Соловьева. Рассматривая экономику как систему с позиций жизнеспособности, философ резко отрицательно оценивал ее вульгарно либеральное толкование: «Как свободная игра химических процессов может происходить только в трупе, а в живом теле эти процессы связаны и определены целями органическими, так точно свободная игра экономических факторов и законов возможна только в обществе мертвом и разлагающемся...» [28. С. 408]. Декларированная государством новая стадия приватизации (defacto– изъятия) государственной собственности лишь усиливает тенденцию к некротизации экономики и всей общественной жизни. Такая направленность воли государства неизбежно ведет к резкому росту дефицита бюджета, фактически исключая возможности качественного повышения статуса вузовской науки и переводя этот процесс в формат пустой риторики. В связи с этим нельзя не заметить ту угрожающую перспективу, которая открывается для отечественной науки (следовательно, и для высшего образования) в связи с инициированной властью «реформой» основного носителя научного потенциала страны, главной и независимой от произвола госчиновников общественной структуры – РАН, а фактически ее «деконструкцией». Обращает на себя внимание и способ внесения в Госдуму соответствующих документов – скрытно-воровской, без каких-либо предварительных консультаций с научным сообществом страны. Типичную для российского ученого реакцию на это выразил лауреат Нобелевской премии Ж. Алферов: «Возмущает и сама форма внесения этого закона. Не говоря ни слова ни ведущим ученым, ни руководству академии, просто вбросить его в период летних отпусков на первое заседание – это же оскорбление научной общественности! Когда был внесен этот закон, я в первый раз в жизни почувствовал, что я не нужен своей стране» [11]. Осуществляемая под флагом «оптимизации» и ориентирующаяся на североамериканскую модель организации науки, базирующейся в университетах, такая «стратегия» научного развития в современных экономических реалиях страны неизбежно ведет к дальнейшей качественной деградации российской науки. Демонтировать академическую науку, имитируя ее реформирование, можно быстро, однако для качественного усиления вузовской науки требуются время и большие средства. В этой связи академик Р. Илькаев справедливо утверждает: «Университеты можно превратить в мощные исследовательские центры, но для этого нужно лет 30 и еще раз в 10 увеличить их финансирование. То, что сейчас предлагают, это бессмысленно. Деньги потратят, а число публикаций и научных работ только уменьшится. Пойти по американскому пути, когда именно университеты во главе всей системы организации науки, будет и дорого, и долго, и не факт, что в конечном счете получится» [27]. Солидарность с таким мнением высказывал и академик Е.Примаков, назвавший ставку на приоритетное развитие вузовской науки «слепым копированием фундаментальной и прикладной науки в США» [20]. К этим словам уместно добавить еще одно обстоятельство, делающее резкую переориентацию на североамериканскую онтологическую модель науки несостоятельной. Таким обстоятельством является уровень учебной нагрузки профессорско-преподавательского состава абсолютного большинства вузов. Этот уровень не сопоставим с западным. При такой нагрузке активная научная работа возможна лишь в ущерб качеству учебного процесса.
4 Третьей особенностью государственной стратегии развития высшего образования России является качественное ослабление ценностно-воспитательной составляющей образовательного процесса. После непродолжительной, но обильной риторики на тему гуманизации и гуманитаризации образованияпроизошел демонтаж вузовской системы воспитания, и подготовка специалистов с высшим образованием стала жестко ограничиваться технологиями обучения. О катастрофических последствиях такой государственной «образовательной хирургии» для личностного развития можно уверенно говорить, имея в виду два активно действующих социокультурных фактора: 1. Продолжающееся в России в результате утверждения либерально-рыночного экстремизма разрушение базовых духовных и нравственных ценностей (длительное время являвшихся основой поступательного исторического развития страны) и образование нравственного и ценностного вакуума. Так, например, говоря о нравственно-духовном развитии современной российской молодежи, И. Г. Комиссарова приходит к обоснованному выводу об асоциальной направленности трансформаций ценностных ориентаций студенчества [15. С. 42 – 45]. 2. Длительное господство в европейских странах либертарной концепции права привело к тому, что превращение индивида-атома, отделившегося и изолированного от живого космоса и социума, в самоцель и высшую ценность достигло апогея. В контексте подобной правовой философии человек свернулся в телесную одномерность, а его онтологический статус инволюционировал, выражаясь языком Ж. Делёза и Ф. Гваттари, в статус элемента «машины желания», агрегата для удовольствия, функционирующих вне какой-либо связи с тем, что выходит за рамки чувственности и имеет отношение к духовно-нравственному измерению. Это породило лавинообразный рост духовных патологий и нравственных девиаций, сводящих на нет многотысячелетнюю историю духовного восхождения человека, его выделения из состояния животности. Последние несколько лет явились своеобразным «моментом истины» для антропологического типа, порожденного техногенной цивилизацией: именно в эти годы в наиболее технологически продвинутых странах Запада произошла массовая легитимация откровенных патологий, связанных со стремительно набирающим темпы «движением ЛГБТ»: узаконивание однополых браков; утверждение «полиаморной семьи», которая, по мнению ее адептов, «развивает личность» (Великобритания); принятие закона об «интерсексе» (Германия); принятие закона о «сексе на улице» (Голландия); удаление из документации, заполняемой при рождении младенцев, указания на пол (Австралия) и т.д. и т.п. [16; 21]. К этому уместно добавить реализацию властями Швейцарии проекта создания «фастфуд-борделей», разрешение американским геям на участие в движении бойскаутов, квалификацию психиатрами США педофилии как сексуальной ориентации, либерализацию отношения к педофилии в Норвегии т.д. [2; 3; 4; 5]. Логическим завершением либертарной философии права, очевидно, может быть лишь принятие закона, санкционирующего право «по-европейски свободной личности» на безотлагательное удовлетворение спонтанно возникающих «естественных потребностей» где угодно, когда угодно и как угодно… Являющаяся закономерным следствием либерализма и либертаризма «толерантность», которая приобрела в «цивилизованном мире» статус «священной коровы», и в которой окончательно утрачены границы между добром и злом, энергично продвигает этот мир к полному освобождению от морали. Происходит форсированное продвижение к антропологическому типу, который в русской философской традиции обозначался как человек «оголившийся», «физиологический». О том, что процесс движения «цивилизованной Европы» в направлении откровенного скотства в условиях углубления кризисных процессов может оказаться по времени предельно сжатым, убедительно свидетельствует сравнительно недавнее европейское прошлое: ускоренное «великой экономической депрессией» 1930-х, практически молниеносное погружение Германии, создавшей великую культуру, в глубокую преисподнюю звериной идеологии фашизма. Говоря о проблемах высшего образования современной России, нельзя абстрагироваться от столь стремительного движения «прогрессивного» Запада к первобытному состоянию промискуитета. Проблема состоит в том, что, усилиями ультратолерантного руководства Совета Европы указанные выше синдромы духовного и физического вырождения человека, по словам председателя комитета Госдумы по международным делам А. Пушкова, могут приобрести статус европейских демократических ценностей [10]. Россия как субъект и активная участница международно-правовых отношений поставила свою подпись во многих международных документах, признающих демократические и гуманистические ценности и обязывающих к обеспечению соответствующих этим ценностям прав личности. Это касается и внутреннего российского законодательства, в том числе и нового Федерального закона об образовании, в статье 2 которого демократические права и свободы человека, свободное развитие личности провозглашаются ценностными ориентирами развития российского образования. Следовательно, уже в ближайшее время наша страна столкнется с мощным политико-правовым и идеологическим прессингом со стороны Запада, инициированным «новыми ценностями» опьяненного агрессивным либертаризмом и либеральным экстремизмом, раскрепощенного европейского человекозверя. Основным объектом этого прессинга будет российская молодежь. Поэтому именно сфера образования становится основным полем противодействия галопирующей по «цивилизованной» Европе, подобно Зверю апокалипсиса, легитимированной содомии. А потому сегодня, как никогда ранее, становится принципиально важной ценностно-воспитательная сторона системы образования, включая образование высшее. Если система высшего образования России наряду с высококвалифицированными специалистами не будет, используя традиционные российские ценности семьи и брака, формировать также и будущих «мам» и «пап», то высока вероятность формирования из отечественной молодежи «родителей № 1» и «родителей № 2»… Такой вектор развития тем более вероятен, что в самой России немало активных сторонников либертарной концепции правопонимания [18. С. 3 – 14] и пассионарных подвижников «новых ценностей», квалифицирующих нравственно-здоровую, естественно-брезгливую реакцию абсолютного большинства на утверждение патологии в качестве нормы как «самую темную и отчаянную гомофобию» и проявление заскорузлости [23].
5 Для перевода разговора о должном и сущем российского высшего образования в практически-прикладную плоскость необходимо определить фундаментальные причины чудовищных искривлений и деформаций образовательного пространства страны. Отправной точкой этого определения является объективная оценка общественного строя современной России и его социально-экономических основ, неискаженное идеологемами толкование которых возможно только с учетом характера их генезиса. Сущность современного российского капитализма всецело была предопределена ставкой политической «элиты» страны начала 1990-х на форсированное создание класса крупных собственников. Эта большевистская по духу стратегия не могла осуществляться ни в какой иной форме, кроме «черного передела» собственности, «черной приватизации». Это неизбежно предполагало дальнейшую целенаправленную организацию паралича правового пространства, криминализацию экономической «элиты» и системы политической власти страны. Произошли мощные передвижения криминальных слоев в разряд «деловых кругов». Именно о таких эпохах И. А. Ильин говорил как о времени, когда «политическое и уголовное перемешиваются до неразличимости» и «худшие элементы общества становятся во главе» [13. С. 222]. В отличие от стран с классическим типом первоначального накопления капитала, в России образца 1990-х класс новых собственников сформировался не из рачительных, глубоко мотивированных к реальному производству хозяев, а из числа тех «пассионариев», которые глубже прониклись старым призывом нового криминально-революционного вождя «грабить награбленное». В результате этой стратегии «кавалеристской атаки» на общественную и государственную собственность вместо предполагаемой экономической основы и надежды на устойчивое развитие страны в лице скороспело рожденного крупного капитала российское общество получило олигархический маргиналитет, представляющий торгово-спекулятивную (по классификации М. Вебера) или паразитарную (М. Мусин) форму капитализма и абсолютно лишенный мотивации к реальной экономике и производству. Вся «пассионарность» этого господствующего, привилегированного, существующего вне общего для России правового измерения «сословия» уходит: в сфере «бизнеса» – в производство псевдоэкономических химер, связанных с манипуляцией акциями, ценными бумагами, биржевой игрой и «распилом» остающейся в руках государства собственности, а в быту – в не ограниченный рамками морали дионисийский варварский экстаз атомизированного индивида, противопоставившего свои разнузданные страсти и прихоти витальным потребностям социального целого. Именно эта криминально-революционная стратегия ускоренного создания класса крупных собственников определила отсутствие у «новых хозяев» современной России той высокой культуры, которая предполагает длительный, естественный и неторопливый процесс «окультуривания» и которая отличала «высшие слои» капиталистического общества классического образца. В живописном полотне русского художника-передвижника Н. П. Богданова-Бельского «Новые хозяева» изображена сцена, наводящая на определённые аналогии с тем социокультурным пространством, которое «созидают» представители господствующего класса современной России: в помещении принадлежавшей ранее обедневшему дворянину усадьбы, за большим самоваром, во главе многочисленных домочадцев важно восседает «новый хозяин», – разбогатевший купеческим ремеслом крестьянин. Кричащей символической деталью является… хомут, висящий среди оставленных прежним владельцем усадьбы портретов своих аристократических предков. Хомут дионисийских страстей новорусского маргиналитета и является основным фактором, определяющим соответствующий этому «сословию» тип культуры. При переходе от криминально-революционной романтики 1990-х к криминально-коррупционной прагматике последних полутора десятилетий этот «хомут» стал еще более весомым фактором, определяющим онтологию и духовные установки «новых хозяев» России. Варваризация новорусского дионисийства усугубилась еще и тем, что в «обществе постмодерна» все социальные субъекты превращаются в «машины желания». Понятие, введенное в оборот Ж. Делёзом и Ф. Гваттари означает, что социальное пространство конструируется не осознаваемым классовым интересом, а являющимся выражением либидозного бессознательного желанием. [7]. Проводя принципиальную границу между интересом и желанием, А. С. Панарин справедливо заметил, что «интерес структурируется объективно», тогда как «желание … относится к тому, что на данный момент может оказаться субъективно приемлемым. В терминах старой классической философии это пограничная сфера «вторичных» качеств, где реальное и иллюзорное, наличное и кажущееся переплетены и способны меняться местами. <…> Желание имеет психологический статус фрейдистского бессознательного – темной стихийной силы, только и ждущей случая, чтобы вырваться из под контроля сознания» [19. С. 61]. И если подавляющее большинство российского общества, балансирующее на грани нужды, занято поиском средств удовлетворения своих насущных потребностей, то новорусский маргинал всецело занят своими желаниями и прихотями, подчиняя им все социальное пространство. Именно на интересы, желания и прихоти этого «сословия» ориентируется современная государственная власть страны с последовательностью и откровенностью, граничащими с цинизмом. Именно эта ориентация делает не востребованными интеллект и высокую культуру. Именно это является фундаментом государственной стратегии во всех сферах российского общества, включая высшее образование. И именно к этим «корням» сводятся все направления либерально-экстремистского «реформирования» высшего образования страны: и ускоренная коммерциализация, и более чем пятикратное сокращение специалитета, и принципиальное уменьшение гуманитарной составляющей, и демонтаж ценностно-воспитательной стороны подготовки специалистов высшей квалификации. В связи с этим нельзя не согласиться с мыслью А. С. Запесоцкого о том, что именно «ультралиберальная модель капитализма» является основным источником деградации системы российского образования [12. С. 24 – 34]. Что же касается официально декларируемой ориентации на «позитивный опыт» развития европейского высшего образования, то в данном социально-экономическом контексте это лишь удачная ширма, за которой надежно скрываются интересы, прихоти и желания властвующего олигархического маргиналитета. Государственная политика, выбравшая в качестве маяка интересы олигархического капитала (да еще и в его паразитарном, торгово-спекулятивном варианте), не имеет перспективы. Поэтому ее настойчивое осуществление является очевидным синдромом и убедительным свидетельством не только дефицита государственной мудрости, но и отсутствия элементарного здравого смысла. Именно эта печальная мысль содержится в названии книги Ж. Алферова «Власть без мозгов. Отделение науки от государства» [1]. Используя эту формулу, можно определить основное внутреннее противоречие современной России как противоречие между «властью без мозгов» и «мозгами без власти».Положительное разрешение этого противоречия, предполагает качественное изменение стратегических ориентиров власти с интересов олигархического паразитарного маргиналитета на общенациональные интересы. И лишь такая трансформация государственной стратегии может быть единственной прочной основой не только конструктивного развития системы высшего образования, но и предотвращения тотальной деградации страны, ее необратимого превращения в «скотопригоньевск».
Литература
комментарии - 449
Christmas Piano Alergyx – это уникальная, безопасная и эффективная комбинация растительных экстрактов, которая, будучи принятой внутрь, уже в течение 10 минут блокирует реакцию организма на аллерген, останавливая или предотвращая проявление аллергии. Полный курсовой прием препарата в течение 30 дней полностью избавляет от хронических форм недуга, очищает от токсинов и восстанавливает организм. Stikbox Первый в мире чехол-селфи палка! Aug 19, 2017 Капсулы Biomanix (Биоманикс для эрекции Рё увеличения члена . Вместе СЃ этим повышается Рё выносливость мужчины, растет . biomanix70.moykrest.ru Вкуснейший экзотический плод - мангустин, стал настоящим открытием в диетологии! Самая любимая комната в квартире - детская. Здесь взрослеют наши малыши, учатся и познают мир, мыслят и отдыхают. Поэтому очень важно выбрать удобную и качественную мебель для детской. Москва - замечательный город, где можно найти множество мебельных магазинов, предлагающих качественную и недорогую мебель. Ведь все родители хотят приобрести мебель для детской дешево, но при этом иметь гарантии высокого качества, надежности и безопасности. Tinedol – эффективное средство от грибка стопы, неприятного запаха и зуда. [b][url=https://www.cpagrip.com/show.php?l=0&u=27708&id=12300 [b][url=https://www.adworkmedia.com/go.php?camp=13985&pub=55498&id=29607&sid= [b]Тинедол[/b] – эффективное средство от грибка стопы, http://prosto-gorlovka.at.ua/index/8-39056 http://mail.epschem.net/home.php?mod=space&uid=5056 http://info-wow.3dn.ru/index/8-17449 wh0cd297823 [url=http://clindamycin.tools/]clindamycin price[/url] [url=http://furosemide.directory/]buy furosemide[/url] [url=http://celebrex.directory/]celebrex[/url] [url=http://amoxil.fail/]buy amoxil[/url] [url=http://abana.reisen/]abana[/url] [url=http://sildenafil.zone/]sildenafil[/url] [url=http://toprolxl.world/]toprol xl[/url] [url=http://elimite.work/]elimite[/url] wh0cd920141 [url=http://buyavana.us.org/]super avana[/url] [url=http://buypaxil.us.org/]paxil bipolar[/url] wh0cd128278 [url=http://howtogetviagra.us.com/]cheapest viagra[/url] cialis mais barato canadian drugstore safe canadian online pharmacies Мой комментарий
|
Подписка
|
Статья, на мой взгляд, острая, актуальная и ставит вопросы, которые не все отваживаются обсуждать. Но меня смутило то, что в одних случаях ориентацию государства на западные образцы автор ставит ему в упрек, а в других случаях наоборот, призывает ориентироваться именно на западные стандарты. В этом, на мой взгляд, есть некоторая нелогичность.