Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23659
|
Официальные извинения
970
98619
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80122
Академик Вернадский и гетман Скоропадский Об украинском национальном вопросе 173
44119
В 1918 г. Владимир Иванович Вернадский – известный учёный-естествоиспытатель, мыслитель и общественный деятель (1863-1945) – оказался в Полтаве, вынужденный бежать туда после Октября. Он был членом ЦК Партии народной свободы (конституционных демократов) - ПНС (к.д.), которая была объявлена партией «врагов народа». Но триумфальное шествие Советской власти достигло 20 января 1918 г. и Полтавы.
«Пересмотреть все устои своего общественного верования». Вернадскому понятны были чувства украинцев, желающих дистанцироваться от большевиков. Но провозглашённую Центральной Радой «самостийность» Украины одобрить он не мог и как либерал, глубоко чуждый всякой социальной демагогии, и как русский патриот, разделяющий желание украинцев развивать свою культуру и язык, но при этом озабоченный экстремизмом лидеров Рады, их стремлением поставить национальный вопрос во главу угла. Долгое время возлагал надежды на создание в результате победы Антанты Европейско-Азиатской федерации, включающей Россию, Балканы и Австро-Венгрию [см.:1. С. 58]. Когда по приглашению «самостийников» немецкие войска вступили на Украину, он спрашивал себя: «Неужели, воспользовавшись естественными силами России и возбудив движение в Азии, немцы победят, и мы увидим Срединную Европу и Рax Germanica?» [1. С. 67] 19 (6) марта 1918 года Вернадский записывает в дневнике мысли простого полтавского обывателя о немце: «Он обеспечит безопасность от убийств, насилий, явных грабежей – но затем? Тяжелое придется переживать и в связи с украинизацией». Корней идейного сочувствия ей он не видит: «традиция прервана». Правда, русская культура, если она, как ему кажется, «будет развиваться интенсивно, может не бояться насильственной украинизации». Да и стоит ли обращать особое внимание на последнюю, бояться её? «Едва ли можно сейчас создать здесь что-нибудь очень прочное» [1. С. 60-61]. В пространной записи от 31 (18) марта он обращает внимание на два обстоятельства: 1) что «обыватель и город приняли пришествие немцев с облегчением и ожидают, очевидно, от них порядка, спокойствия» и 2) что «много идет офицеров и интеллигентов в гайдамаки» (добровольческие вооружённые формирования украинских националистов). Для многих из них решение это было трудным и тяжелым, ибо «вдруг армия Украины будет направлена и на союзников? И на Россию?» «Очень важно, - замечает Вернадский, - чтобы украинская армия была русофильской». И разве не важно, что у украинского правительства будет армия «для защиты русских (пусть в украинской окраске) интересов от немцев». Наконец, может быть, «образуется-таки и общерусская армия в Сибири при оккупации союзников и Японии, и м. б. еще удержатся остатки войск Корнилова» [1. С. 64-65]. Мечты такого рода оказывались призрачными, в то время как зримой реальностью было то, о чем с грустью и тревогой пишет в дневнике Вернадский: «Украинцы играют печальную роль марионеток, приведших в свою страну иноземцев-поработителей» [1. C.65]. В поисках опоры, признавая необходимость «прямо смотреть в глаза происшедшему», академик приходит к выводу, что пришла пора «пересмотреть все устои своего общественного верования, подвергнуть все критике, ни перед чем не останавливаясь». В такой критический момент «надо не оставить ни одного фетиша, ни одного идеала» [2. С. 204][1]. О том, в чём заключался совершаемый им пересмотр, можно судить по его вскоре последовавшим общественно-политическим поступкам, в значительной мере отражённым в дневниковых записях. Когда в Полтаву пришли известия о государственном перевороте в Киеве, дневник Вернадского заполнился перечислением новых правителей, напоминанием о том, что местные «хлеборобы» давно говорили о необходимости нового земельного закона (максимум не 10 десятин, а 40, и выкуп излишков). «Я думаю, что этот coup d'etat для страны всё же лучше. Рада в значительной степени [состояла] из фальшивых предателей и социалистических бездарностей. Её, кажется, никто не жалеет. Всё-таки шовинистического украинства от новой власти не ожидают, и, в конце концов, у них есть русское чувство. Наконец, они и более образованы и более умны. Говорят, что немцы не то поддержали, не то попустительствовали перевороту». И объясняет это тем, что старое правительство, выдав Украину немцам, в то же время проводило по отношению к ним «фальшивую политику», верить которой было нельзя [1. С. 77-78]. В более ранних записях Вернадский отмечал, что, если немцы не сумеют организовать сев на Украине, они покажут этим свою слабость. Главнокомандующий группой германских армий «Киев» генерал-фельдмаршал фон Эйхгорн отдал приказ об обязательном и принудительном засеве полей — как крестьянских, так и помещичьих — силами крестьян. При отсутствии у крестьян семян засев полей поручался помещикам с обязательством уплатить крестьянам за труд треть собранного урожая. Выходило, что помещики восстанавливались в своих правах на землю, а крестьяне оказывались в положении сельскохозяйственных рабочих, получающих за работу часть урожая. Приказ этот поднял крестьян на дыбы. «Деревня была охвачена восстанием», - свидетельствовал потом кадетствующий студент Киевского университета Н. Полетика. 25 апреля Эйхгорн издал второй приказ - о создании на Украине немецких военно-полевых судов для наказаний за покушения на помещиков и их собственность, за саботаж крестьян в обработке и засеве полей, за расхищение и поджоги собранного урожая и др. Виновным угрожала смертная казнь. «После этого приказа деревня стала мобилизационным резервом для всех "батек-атаманов" и их банд» [6. С.125-126]. Германское командование решило создать на Украине прочную «консервативную» власть. 26 и 27 апреля немецкие войска разоружили 1-ю Украинскую дивизию «синежупанников» (сечевых стрельцов из бывших военнопленных-галичан, обмундированных в своеобразную форму синего цвета). 28 апреля немецкие солдаты явились на заседание Украинской Рады и арестовали двух подозреваемых в левизне министров и нескольких членов Рады [6. С.126]. 29 апреля Рада утвердила Конституцию Украинской Народной Республики (УНР) и земельный закон, рассчитанный на зажиточных крестьян (разрешалось иметь до 30 десятин на семью), одновременно избрав историка М. С. Грушевского президентом УНР. Но было уже поздно. Созванный в тот же день в здании киевского цирка съезд делегатов Союза помещиков и землевладельцев Украины вынес решение о создании гетманской (диктаторской) власти на Украине и провозгласил гетманом бывшего генерал-адъютанта и командира 34-го (потом 1-го Украинского) корпуса П. П. Скоропадского. Вся военная, законодательная и исполнительная власть передавалась в его руки, законы Центральной Рады отменялись, вместо УНР создавалось Украинское Государство (Держава), министерства подвергались реорганизации [6. С.126-127]. 2 мая Вернадский записывает: «В общем, д. б., всё здесь принято спокойно, и, м. б., для Украины лучше… Едва ли может при условиях, какие есть в стране, возродиться Украйна с языком и культурой. Для этого нет ни одного слоя, который бы поддержал и был бы охвачен этой идеей» [1. С.78]. 7 мая Вернадский выехал оттуда в Киев на украинский съезд ПНС (к.- д). Ехал два дня, с остановкой в Миргороде, в теплушке. «В вагонах о происшедших изменениях – о Раде – никто не говорит. Отголоски прошлой войны, разгрома русским народом самого себя, [о] тяжёлом положении есть. Отношение к немцам явно очень сдержанное, чтобы не сказать более. Это не друзья. <…> Украинская речь слышится, мне кажется, немного больше, чем прежде. Русский язык так же господствует, как господствовал» [1. С.81]. Между тем кадеты начали серьезно рассматривать возможность опоры на военную помощь из-за рубежа в деле как свержения большевиков, так и “воссоздания российской государственности”. Обсуждались ориентации на Антанту и на Германию. Участвовавшие в заседаниях ЦК 8 и 12 мая в Москве, подчеркнув свою верность союзникам, заявили о недопустимости, в интересах России, всяких переговоров с немцами об образовании новой власти и ведении таких переговоров кем-либо из членов партии. Между тем находившиеся тогда в Киеве члены ЦК (И. П. Демидов, Н. К. Волков, А. И. Каминка), а также Киевский комитет партии во главе с Д. Н. Григоровичем-Барским в противовес центру стали отстаивать германофильскую линию. По решению съезда делегатов кадетских организаций на Украине несколько видных киевских кадетов (Н. П. Василенко, С. М. Гутник, А. И. Бутенко и др.) вошли в правительство гетмана [4. С.304].
«Очень тяжёлое настроение учёных русских в связи с украинизацией» Прибыв в Киев, Вернадский остановился у своего однопартийца Василенко – профессора истории и права, только что занявшего пост министра образования и одновременно исполнявшего обязанности министра иностранных дел. Самое ценное, что уловил из его информации Вернадский, заключалось в идее создать на Украине центр воссоздания России, наладив здесь экономическую и культурную жизнь. Крым, Дон, Белоруссия должны были так или иначе воссоединиться с ней. Вопрос о наборе и создании армии стоял на первом месте, но было очевидно, немцы не допустят ни ее многочисленности, ни ее размещения в Киеве. Как либерала Вернадского устраивало, что предварительная цензура отныне была не немецкой. Доволен он был и твёрдым обещанием, что «никакой украинизации среднего образования не будет, хотя украинская школа и получит развитие». Василенко предложил ему возглавить высшую школу, будущую академию наук в Киеве и исторический архив, обещав за это заплатить [1. С.82-83]. 3 июня Вернадский вел переговоры с Василенко уже в качестве главы образуемых комиссий по высшей школе и академии. О создании последней он переговорил с бывшим председателем упразднённой Центральной Рады М. С. Грушевским. Тот заявил о необходимости положить в ее основу созданное во Львове (то есть в тогдашней Австро-Венгрии) и имевшее явную антирусскую ориентацию «науково товарищество». Вернадский посчитал это проявлением шовинизма [1. С.92-93]. 8 июня Вернадский снова побывал у Грушевского и беседовал с ним об академии. В этом разговоре интересными и удивительными показались ему высказывания о том, что официальным языком в академии тот видит украинской с французским или немецким сопровождением (русский исключался). «Этот интернационализм, - заметил он, - имел для России печальные следствия» [1. С. 95-96]. На следующий день Вернадский по делам организуемой им академии наук был принят гетманом Скоропадским. «Генерал свитский, не вполне разбирающийся в положении и недостаточно образованный, но, очевидно, очень неглупый и с характером, по крайней мере, в смысле желания» [1. С.96]. Большую неосведомлённость он проявил и в разговоре об академии. Из его жалоб на искажение украинского языка у Вернадского возникли опасения, не мыслится ли гетманом новое учреждение в том виде, в каком представляют себе это украинские националисты. Но именно поэтому он стал высказывать иные взгляды на решение возникающих задач. Отмечая ежедневный нажим на гетмана разного рода шовинистически настроенных депутаций, «требующих украинизации и т.п.», Вернадский соглашается с мнением, что результатом «будет стремление к унитарной России» [1. С.97]. Свою задачу на Украине Вернадский видел в следующем: «1) объединение украинцев, работающих в украинском возрождении, но любящих русскую культуру, для них тоже родную, и 2) сохранить связь всех учёных и учебно-научных учреждений с русской культурой и аналогичной русской организацией, а не немецкой» [1. С.98]. Утром 12 июня он записывает: «Приехал П. Н. [Милюков] не под своей фамилией. Ещё его не видел. Одобряет поведение к.-д. и считает, что надо решительнее идти на переговоры с Герм[анией], если есть надежда пересмотреть Брестск[ий] догов[ор]» [1. С.100]. По делам академии Вернадскому пришлось посетить государственного секретаря Б. А. Кистяковского. Говорили об украинском движении, о его людях. «Он считает в общем массу украинск[их] деятелей серыми. Для него, - замечает Вернадский, - была новой моя мысль, что война может продлиться ещё года два, что англичане не отстанут; он так же, как большинство здесь, поверили в победу Германии» [там же]. Вечером того же дня Вернадский, Василенко, а также бывшие члены Государственной Думы Григорович-Барский и Демидов встречались с кадетским лидером Милюковым. Сложившееся положение тот сравнивал с Тильзитским миром и говорил, что это надолго. В близкий успех союзников он не верил. В конце концов, по его мнению, это возможно, но не в данный момент. Зато вероятен разгром Франции и прекращение войны. Милюков, записывал в дневник Вернадский, стоял за переговоры с Германией – на почве пересмотра Брестского договора. Ликвидация большевиков в России, уверял он, началась. По его словам, он убеждал Добровольческую армию двинуться на Москву с поддержкой Германии (перевозка и база). Германцы в Киеве говорили донской делегации, что они вовсе не против воссоздания России [см.: 1. С. 102]. Но, если в Киеве несогласных с новой внешнеполитической ориентацией, предложенной лидером партии, было мало, то в Петрограде, как сообщил приехавший оттуда человек, наблюдалось «полное и недоумение и негодование по поводу укр[аинской] политики к-д.» [1. С.104]. В письме своего давнего друга, непременного секретаря Академии наук С. Ф. Ольденбурга Вернадский увидел то же самое: «Он решительно против, (и Шах[матов], и Ферсм[ан]) моему решению стать во главе ком[иссии] Акад[емии] н[аук] Киева. Боязнь шовинист[ического] результата» [1]. Побывав 15 июня в университете и в министерстве, Вернадский констатировал: «Очень тяжёлое настроение учёных русских в связи с украинизацией. Многие хотят бежать… У меня разговоры этого рода с [геологами] Личковым, Гинзбургом. Всё время указываю на необходимость оставаться – для русской культуры» [1]. Длинный и откровенный разговор был у него с Милюковым. Создание Украинской академии наук тот считал делом напрасным. «Боится упрочения украинского государства – но явно сознает его невозможность отдельного существования… Я указывал на силу русской культуры и на необходимость мирного творческого сожительства с украинской. Не допускать тяги в сторону, и это возможно» [1. С.105]. 10 / 23 июня Вернадский записывает, что у Василенко был интересный разговор с гетманом. «Тот спросил его, верит ли он в самостоятельность Укр[аины]. В[асиленко] ответил, что не верит; что граница между Укр[аиной] и Рос[сией] искусственная и связи между Р[оссией] и У[краиной] такие крепкие, которые не могут быть так прерваны. Гетман сказал - но мы должны действовать, как будто бы У[краина] была самост[оятельным] гос[ударством]. – В[асиленко] ответил, что он так и действует» [1. С. 109].
Нельзя ждать: идея отделения украинского племени от российской государственности может приобрести почву. Когда приехавший из Москвы еще один кадетский лидер М. М. Винавер доложил президиуму Главного комитета украинских кадетов о том, что большинство членов ЦК остаются верными сторонниками ориентации на Антанту, для Вернадского становится «ясно, что ЦК стал на невозможную точку зрения», и – мало того - «не действенен: соединился с левыми (социалистами)». Оказывается, Правый центр (антибольшевистская коалиция) раскололся вроде бы из-за выхода из него кадетов «в связи с его "германской ориентацией"». Но так ли это? Вся эта история показалась Вернадскому ошибочной. «Я думаю, во всей этой ориентации ЦК и его ошибках сыграл видную роль Винавер». Увлёкшись «германской опасностью», такие люди, как он, упускают из вида, что «союзническая ориентация» грозит потерей Украины и Западной России: «Сейчас создано очень много для нового проявления в государственной истории украинского племени, и очень опасно, что в дальнейшем будущем это его проявление примет характер отделения от российской государственности. Сейчас эта идея беспочвенна – но она может получить почву. Мне кажется, этого не учитывают те, которые предлагают ждать». И ещё одно обстоятельство: «в случае поражения союзников мы теряем всё, в случае победы теряем maximum "благожелательного" давления». Ведь надо же считаться с тем, что «наш выход из союза факт, факт ужасный, сделанный самим народом, но непоправимый» [1. С. 111-112]. Приехавший в Киев из Москвы Ф. В. Шлиппе – сын тульского губернатора и сам одно время возглавлявший Тульскую губернскую Управу и Департамент земледелия – застал тут многих своих старых друзей, находящихся в ближайшем окружении гетмана. Установил связь Шлиппе и с самим гетманом. «Несколько раз Павел Петрович меня приглашал для бесед, преимущественно по земельным вопросам». Как человек, как вельможа, представитель виднейшего из гвардейских полков, Скоропадский произвёл на него благоприятное впечатление. Тот говорил ему, что «пошёл на предложение принять гетманство и отделить Украину от остальной России только из тех соображений, что тем самым создаётся, как он надеялся, незатронутый большевизмом оазис, откуда будет распространяться оздоровляющее влияние» [9. С.171]. И, тем не менее, его представления о внутренней и внешней политике Украины показались Шлиппе «недомыслием, сумбуром, а особенно не нравилось его покорное, подобострастное отношение к представителям германского командования» [9. С.174-175]. 11 августа Вернадский фиксировал в своём дневнике тревогу и тяжёлое настроение от чувства чрезвычайной непрочности положения в Киеве и на Украине вообще (рабочие забастовки и крестьянские мятежи, убийство Эйхгорна, рост репрессий). Безумной казалась ему безудержная политика украинцев с их «фальшивым неверным образом действий, ярым шовинизмом, идеологией, построенной на ложной, выдуманной истории» [1. С.119]. И ему понятна была ненависть, замечаемая среди русских по отношению к ним. Как украинец, он болезненно переживал вред, приносимый украинскому движению низкий моральный и интеллектуальный уровень его деятелей. Взять хотя бы их представителя в возглавляемой Вернадским комиссии Багалея. Работая в Государственном Совете, тот сотрудничал с левыми, но, страстно желая стать или преподавателем наследника или директором архива Министерства юстиции, скрывал своё украинство и заискивал перед сильными мира сего, на съезде историков в Москве хлопотал о присвоении Николаю II звания honoris causa - почётного доктора русской истории. «Несомненно, в его деятельности сейчас много искренности, т.к. он чувствует, что для укр[аинского] возрождения совершилось почти историческое чудо, дав возможность достигнуть никем серьёзно не чаянного благодаря стечению исключительно благоприятных обстоятельств… Но всё-таки всё это фальшиво и неприятно. И такое чувство тяжести среди украинс[ких] деятелей переживаю не один я» [1]. Вернадский задавался вопросом: «Может ли такое движение иметь почву или разлетится?» Мысль его невольно обращалась к России. Ему казалось, что там совершается резкий перелом, который приведёт к крушению большевизма. «Вновь создаётся армия? Начнется концентрация государства? Станет Россия ареной военной борьбы?» А вместе с тем резко меняется положение на Западе. Выходит же, что «фронт в России – не утопия, на Ближнем Востоке, в Азии назревают события огромной важности <…> Война становится поистине мировой, а Россия, пока поверженная в прах, объектом её». А между тем он чувствовал, что «в конце концов она явится силой гораздо более значительной, чем это многие считают…» [1. С. 120]. Между тем ожидания Милюкова в отношении Германии оправдываются: в сентябре гетман посетил с официальным визитом Берлин, где провел переговоры с кайзером Вильгельмом II. Украина получила большую свободу действий в своей внешней политике, в частности, согласие на развитие регулярной украинской армии. Были установлены политические и экономические отношения с Крымом, Доном, Кубанью (велись даже переговоры о вхождении этих государственных образований в состав Украины на федеративных началах). В октябре ряд находившихся в Киеве бывших российских общественно-политических деятелей создают Совет государственного объединения России (СГОР), а в качестве его программы принимают «Записку о возможном соглашении с Германией», переданную немцам еще в августе [8]. Совет этот с некоторой претензией на представительство будущей российской верховной власти состоял из 45 человек: по 5 от Государственной Думы, Государственного Совета, земств, городских самоуправлений, торгово-промышленных, церковных и академических кругов, землевладельцев и финансистов. В дневниках Вернадского об этом учреждении нет ни слова. Казалось бы, кому, кроме него, было представлять в нём российских академиков, - но он даже не был упомянут. Ничего странного в том нет. Приближение к концу мировой войны заставило многих «германофилов» переосмыслить свои задачи. Так, Ф. В. Шлиппе постепенно стал от уклоняться от разговоров с гетманом, ибо тот, «видимо, под влиянием "щирых" самостийников сам уверовал в необходимость полного освобождения Украины от "поработившей ее Московии"» [9. С.174-175]. Утратили почву и разногласия в кадетской среде по поводу ориентации. Примирение произошло на Екатеринодарской партийной конференции 28-31 октября. Москву на ней представляли Астров, Винавер, Степанов, графиня С. В. Панина, Киев — Милюков и руководитель местной организации Григорович-Барский. Сообщая об её итогах сибирским кадетам, Астров писал: «На съезде публично Милюков заявил... что "партия никогда не изменяла союзникам и что ошибся только он"». В знак примирения Милюкова «возвели» в ранг одного из товарищей председателя правления ещё одной антибольшевистской коалиции - Национального центра М. М. Федорова (вторым был исполняющий обязанности председателя ЦК партии вместо Милюкова П. Д. Долгоруков). Через агента Антанты в Екатеринодаре союзникам была направлена составленная Милюковым памятная записка, в которой кадеты просили поддержки при создании единого русского правительства и признания особого значения юга России (наряду с Сибирью) в борьбе против большевиков. Главный смысл записки заключался в демонстрации союзникам воссоединение Партии народной свободы и тем самым ее реабилитации в их глазах как серьезной политической силы [3]. Менялась обстановка и в Киеве. Там всё громче звучал голос «русской партии». Ф. В. Шлиппе вспоминал, как на съезде хлеборобов один сельский учитель выступал с обличительной речью, жаловался, что с тех пор, как стало обязательным преподавание украинского языка и отмена русского языка, школы опустели, ибо "украинский язык так же искусственно выдуман, как и сама Украина". Эта фраза, к моему удивлению, но и к радостному успокоению, была встречена громом аплодисментов. После этого мне показалось, что сепаратистское движение не имеет корней в самом населении… Но, конечно, ловкой пропагандой можно как угодно развратить мышление народное» [9. С.171].
«Кричать во весь голос "слава!" несравненно труднее, чем "ура!"» Активизировались и «щирые» украинцы. Находившийся в полулегальной оппозиции Украинский национальный союз (УНС) всё громче напоминал гетманской власти, что вошедшие в него политические партии (украинских социал-демократов (УСДРП), украинских социалистов-революционеров (УПСР), украинских социалистов-самостийников (УПСС), украинских социалистов-федералистов (УПСФ)) на выборах в Украинское Учредительное собрание в 1917 г. в сумме получили до 80% голосов избирателей. Гетман пытался сговориться с Радой, но слишком различны были их программы. В отношении «самостийности» Украины они еще могли договориться, хотя «пан гетман», как утверждали злые языки в Киеве, ни слова не понимал по-украински. Конечно, речи его переводились на украинский язык, но, когда ему приходилось читать их «по бумажке», «щирых украинцев» так коробило его «украинское» произношение, что они тряслись от негодования, как черт перед крестом. «Як нагаем бье («точно нагайкой бьет»), — негодуя, говорил известный украинский поэт Мыкола Вороний [6. С.133-124]. 10 ноября Вернадского посетил министр народного образования Василенко. «Озабочен возможностью coup d'etat со стороны Национального союза (по его мнению, на немецкие деньги). Советовался, выступать ли. Нынешнее министерство подставное… Какая игра? Немцы не очень надёжны. Союзники далеко. Сегодня в "Вiдрожденнi" призыв – в связи с выступлением галичан, а м. б. для захвата здесь? Наряду с этим растёт русское настроение» [1. С.124]. Заходил и В. А. Оболенский – бывший думец и секретарь ЦК ПНС, теперь председатель Таврической губернской Управы. Он был смущён созывом Учредительного Собрания в Германии. Не разделял позицию Милюкова по поводу монархии и федерации. «Вчера М[илюков] мне её определил: для русского народа или монархия или анархия, и это поймут и союзники» [1]. 11 ноября Германия капитулировала. 13-14 ноября Украинский национальный союз избрал чрезвычайное правительство - Директорию (во главе с Винниченко) и призвал население Украины к восстанию против гетмана. 13 ноября Вернадский записывает: «Сейчас как будто паника перед большев[иками] уменьшается, хотя неясно настроение немецких войск… Здесь очень многие считают условия союзников очень жестокими (Василенко, Б. Личков). Я считаю их правильными. Как-то после случившегося у австрийцев и немцев менее совестно за своих» [1. С. 125]. Милюков уехал в Ялту. По телефону Вернадский говорил с Василенко о заседании однопартийцев по воросу федерализма. «Мне кажется, уже опоздано? События растут быстро, и я думаю, воссоздание России опередит ожидание? Несомненно, сейчас всё совершается быстрее, чем все ожидали» [1]. 14 ноября Скоропадский издаёт «грамоту», в которой заявляет, что будет отстаивать «давнее могущество и силу Всероссийской державы», и в качестве первого шага к её воссозданию призвал к строительству Украинской Державы. А «отаман-министром» (премьер-министром) вместо Лизогоуба назначил С. Н. Гербеля – бывшего начальника Главного управления по делам местного хозяйства МВД и члена Государственного Совета, месяц назад подписавшего «записку девяти» о необходимости переориентации внешней политики на Антанту и установление федеративной связи с будущей небольшевистской Россией. Как воспринял этот акт Вернадский? Наверняка одобрительно. В его глазах он должен был означать крах всех усилий украинского национального движения по созданию самостоятельной государственности. Но гетманской власти оставалось существовать недолго. 15-16 ноября «сечевые стрелки» (воинская часть, сформированная «полковником» Е. М. Коновальцем из военнопленных галичан) подняли восстание в Белой Церкви и двинулись на Киев. По их требованию руководство Центральной Рады назначило главным атаманом своего воинства и ввело в состав Директории С. В. Петлюру, склонного к авантюризму демагога, популярного среди украинских военных и известного своей проантантовской ориентацией. Киев оказался в осаде повстанцев, к которым присоединились Черноморский кош (батальон) в Бердичеве, а также Запорожская и 1-я стрелецко-казацкая («синежупанников») дивизии на Левобережье [7]. 14 декабря Скоропадский подписал манифест об отказе от власти и бежал вместе с уходящими германскими войсками. 16/29 декабря Вернадский записывает: «Сейчас в очень широких кругах ожидание большевизма, новой смуты; кроме немногих, широкие круги не верят в прочность создаваемого и считают всё движение [украинских националистов] преддверием большевизма … Даже удивительно, до какой степени в сознании очень широких слоев выступает на первый план не национальная, а социальная сторона» [1. С. 126]. 19 декабря Директория торжественно вошла в Киев. К. Паустовский – тогда корректор либерально-демократической и самой популярной из провинциальных газет «Киевская мысль», вскоре закрытой петлюровцами в числе других русских изданий, - так вспоминал впоследствии об этом: «Кричать во весь голос "слава!" несравненно труднее, чем "ура!". Как ни кричи, а не добьешься могучих раскатов. Издали всегда будет казаться, что кричат не "слава", а "ава". В общем, слово это оказалось неудобным для парадов и проявления народных восторгов. Особенно когда проявляли их пожилые громадяне в смушковых шапках и вытащенных из сундуков помятых жупанах. Поэтому, когда наутро я услышал из своей комнаты возгласы "ава, ава", я догадался, что в Киев въезжает на белом коне сам "атаман украинского войска и гайдамацкого коша" пан Петлюра». Щирые украинцы с благоговением взирали на это зрелище. А киевляне, склонные, как все южные люди, к иронии, сделали из нового "самостийного" правительства мишень для неслыханного количества анекдотов. Особенно веселило их то, как опереточные гайдамаки ходили по Крещатику со стремянками, влезали на них, снимали все русские вывески и вешали вместо них украинские. «Петлюра привез с собой так называемый галицийский язык – довольно тяжеловесный и полный заимствований из соседних языков. И блестящий, действительно жемчужный, как зубы задорных молодиц, острый, поющий, народный язык Украины отступил перед новым пришельцем в далекие шевченковские хаты и в тихие деревенские левады» [5. С.628-629]. За русскую речь можно было схватить по уху от какого-нибудь "вельми" пылкого гайдамака или сечевика. Евреи вообще избегали выходить на улицу. В воззваниях Директории, направленных против буржуазии, в ее состав зачислялись великороссы, евреи, поляки [6. С.141-142]. От этого времени у Паустовского осталось ощущение полной неуверенности в завтрашнем дне и неясности мысли. С севера уверенно наступали советские войска, а в Одессе высадились французы, передав там власть Добровольческой армии. Петлюра пускался в переговоры то с большевиками, то с Антантой. И те, и другие приглашали его отменить «самостийность» и согласиться на вхождение в Россию на правах автономии. «Петлюровцы распускали слухи, будто французы уже идут на выручку Киеву, будто они уже в Виннице, в Фастове… В этом клялся Петлюре его закадычный друг – французский консул Энно. Газеты, ошалевшие от противоречивых слухов, охотно печатали всю эту чепуху… Даже самые матерые скептики верили всему, вплоть до того, что Украина будет объявлена одним из департаментов Франции, и для торжественного провозглашения этого государственного акта в Киев едет сам президент Пуанкаре, или что киноактриса Вера Холодная собрала свою армию и, как Жанна д’Арк, вошла на белом коне во главе своего бесшабашного войска в город Прилуки, где и объявила себя украинской императрицей» [5. С.636]. Стрельба на левом берегу Днепра делалась все слышнее, и город узнал, что с боями быстро подходят полки Красной армии. Появился приказ петлюровского коменданта, в котором объявлялось, что в ночь на завтра будут пущены против большевиков смертоносные фиолетовые лучи, предоставленные французскими военными. В связи с этим населению предписывалось во избежание лишних жертв спуститься в подвалы и не выходить до утра. В городе стало мертвенно тихо. А утром выяснилось: «Слухи о фиолетовых лучах для того и были пущены, чтобы ночью уйти без помехи» [5. С.638-639]. Случилось это 2 февраля 1919 г. Директория оставила Киев, спасаясь от большевиков в Виннице. Произошла новая смена власти, которая на сей раз пришла всерьез и надолго.
Литература:
[1] Примечательно, что именно в то время по инициативе вернувшегося с Дона в Москву П. Б. Струве группа философов и публицистов приступила к подготовке статей по осмыслению русской революции для сборника, получившего название «De profundis» («Из глубины»). комментарии - 173
Look what we have quest of you! an interestingpresent Привет, Митяй вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Добрый день. Добрый день, Привет, Евгений вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Привет, Авдей вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Привет, Маркус вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Привет, митра вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Hi What we keep here is , an amazingoffer Игровые Автоматы Вулкан Бонусы - 30000 Руб Уже Твои - Забирай: https://clck.ru/F6nPB Привет, емельяша вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Привет, Фира вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Привет, Витюшка вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Привет, миронка вот тут заработал, только не кому не говори больше, а то тема сдохнет Hi Tolerable telecast ! an importantoblation Привет, Жентос вот тут заработал, только не кому не говори больше Доброго времени суток! Привет, Ансар вот тут заработал, только не кому не говори больше Приветствую Вас, меня зовут Андрей и я являюсь сертифицированным - Золотым партнером по CMS Bitrix и CRM Bitrix24. Так же есть друг и партнер по работе с CMS WordPress. Мой комментарий
|
Подписка
|
Именные ложки с лазерной гравировкой – идеальный вариант для корпоративных подарков!
Каждый сотрудник получает уникальный подарок со своим именем (именем отчеством, фамилией, смешным прозвищем и т.д. по вашему желанию)
При этом каждый сотрудник получает равноценный подарок (никто не будет обижен)
По вашему желанию вместо стандартного рисунка можно выполнить ваш логотип.
У нас самые демократичные цены:
чайная ложка с гравировкой - 120 руб.
столовая ложка с гравировкой – 160 руб.
вилка с гравировкой – 160 руб.
нож с гравировкой – 200 руб.
Скидки от 3000 руб.
Сайт нашего интернет-магазина:
http://подари-ложку.рф
e-mail: info@подари-ложку.рф
По всем вопросам звоните: 8-977-311-97-27, мы с удовольствием Вам ответим.