1
Непопулярные реформы вкупе со внешним давлением на Россию могут создать внутриполитическую напряженность, грозящую перерасти в конфликты. В этих условиях эффективность механизмов согласования национальных и корпоративных интересов - залог органичного воспроизводства политической системы. Однако при реализации упомянутых реформ не удастся избежать межгрупповых противоречий (зачастую острых). Важно, чтобы общественная кооперация преобладала над конкурентным противоборством за ограниченные ресурсы и блага. Наибольшим конфликтогенным потенциалом обладают трудовые отношения.
Сейчас происходит накопление фрустраций, связанных с медленным ростом реальных зарплат, жесткой дифференциацией доходов населения и нарушением принципов социальной справедливости. В условиях рыночных отношений более или менее равномерное распределение ресурсов и благ между членами общества невозможно. Консенсус между наемными работниками и работодателями может быть достигнут исключительно в политической плоскости. Это делает необходимым переосмысление соответствующего дореволюционного опыта, чтобы не повторить фатальных ошибок российской власти в конце XIX – начале XX вв.
Первые попытки упорядочения отношений между наемными работниками и государством в России ассоциируются с петровскими указами начала XVIII в., регламентировавшими порядок найма и условия труда рабочих на казенных предприятиях судостроения. Однако институциональные предпосылки формирования системы социального партнерства сложились лишь в эпоху реформ Александра II вместе с дихотомией «буржуазия – пролетариат». Именно к середине XIX в. восходят первые успешные попытки эмпирического анализа социально-трудовой сферы, реализованные российскими учеными В.В. Берви-Флеровским, Н.Х. Бунге и др.[1,2]. Первый, критикуя социал-дарвинизм, призывал отказаться от идеи «борьбы за существование» между трудом и капиталом в пользу концепта «союз за существование». Но подобные призывы звучали недостаточно внятно .
Гармонизации общественно-производственных отношений в Российской империи способствовала земская реформа 1864 г.. Ее идейной основой послужили труды профессора Венского университета Л. фон Штейна – автора концепции «социального государства». Являясь по своей сути органами общественного управления, земства занимались вопросами, имеющими непосредственное отношение к социально-трудовой сфере. Они, в частности, содействовали развитию системы народного образования, социального страхования и коллективной взаимопомощи. Именно земства, по мнению либерального консерватора П.Б. Струве, позволили создать в Российской империи «грандиозную систему социальной медицины» до прихода к власти большевиков [6, С. 289]. Однако сословно-представительские органы второй половины XIX – начала XX вв. не следует воспринимать как институты согласования интересов государства, наемных работников и работодателей. Вероятно, наделение их подобным функционалом позволило бы избежать эскалации социально-трудовых противоречий и уберегло страну от череды надвигавшихся потрясений. Не удивительно, что Л.Д. Троцкий отказывал земству в праве «говорить от имени России» и служить опорой для демократии, поскольку демократия, в его понимании, могла быть «только революционной» [7].
Политика согласования интересов наемных работников и работодателей, реализуемая царским правительством, вплоть до Первой русской революции 1905 г. носила исключительно запретительный или ограничительный характер по отношению к зарождающимся институтам коллективной самоорганизации людей труда. Завершение промышленной революции в Западной Европе и Северной Америке ознаменовалось наделением тред-юнионов внятным политико-правовым статусом. К концу XIX в. во Франции, Германии, США и ряде других стран объединения наемных работников отвоевали роль полноправных политических акторов. Норвежские, британские, австралийские и новозеландские профсоюзы находились в шаге от создания лейбористских партий, многие из которых успешно функционируют по сей день.
О положении рабочих союзов в Российской империи красноречиво говорит хотя бы тот факт, что их деятельность регулировалась нормативным актом «О противозаконных сообществах». По «Уложению о наказаниях уголовных и исправительных» от 1885 г. возбуждение вражды между «хозяевами и рабочими, а равно возбуждение к устройству стачек» было отнесено к правовой категории «вредная цель» [8]. Мобилизация наемных рабочих для коллективной борьбы с фабрикантами и правительством за более выгодные условия труда полностью соответствовала критериям деструктивной, антигосударственной деятельности.
Дореволюционный паттерн «вредная цель» в настоящее время сублимировался в положение о «нежелательных организациях», закрепленное в ряде законов. Нежелательными могут быть признаны иностранные и международные НПО, «представляющие угрозу основам конституционного строя Российской Федерации, обороноспособности страны или безопасности государства» [9]. Запретительные меры распространяются также на некоммерческие организации, финансируемые из-за рубежа, если те начинают преследовать политические цели. В начале 2018 г. нормы Закона «Об НКО - иностранных агентах» впервые были применены к отечественному объединению наемных работников. Городской суд Санкт-Петербурга постановил ликвидировать Межрегиональный профсоюз «Рабочая ассоциация» за поддержку протестного движения дальнобойщиков (ранее у данной организации были выявлены зарубежные источники финансирования).
Запретительно-ограничительный характер дореволюционной политики согласования интересов не вполне корректно связывать исключительно с тотальной «диктатурой капитала» или банальной жестокостью правящей элиты. В Российской империи конца XIX – начала XX в. государство выполняло функции главного катализатора индустриализации, реализуя строительство железных дорог, возведение заводов и фабрик, развитие оборонной отрасли. Масштабные интервенционистские меры обусловливались необходимостью ускоренного промышленного развития, которое невозможно было обеспечить усилиями буржуазии. Логично, что государство как наиболее крупный работодатель воспринимало попытки учреждения институтов производственной демократии, реализуемые «снизу», как угрозу для политической стабильности и экономического роста. При всей ошибочности подобной политики нельзя не признать, что она имела под собой основания, поскольку именно трудовые коллективы крупных промышленных предприятий зачастую становились питательной средой для распространения революционных идей.
2
Первые попытки инкорпорирования представителей рабочих в систему регулирования социально-трудовых отношений на локальном уровне были реализованы еще в 1903 г. после принятия Закона о фабричных старостах. Авторы Закона признавали, что он носит «полицейский характер» и предназначается для предупреждения фабричных беспорядков, обусловленных «невозможностью для рабочих выражать свои общие пожелания и требования» [4].
Новые правила позволяли трудовым коллективам (с разрешения собственников предприятий) выбирать из своей среды уполномоченных, дабы те доводили до фабрикантов, инспекторов и местных властей информацию об их насущных проблемах и нуждах, касающихся условий найма. Не прошло и двух месяцев с момента учреждения в России института фабричных старост, как революционеры призвали использовать его для разжигания классовой борьбы. Так, на втором (Брюссельско-лондонском) съезде РСДРП было принято решение сделать из этого Закона исходный пункт для агитации против самодержавия и для развития классового самосознания пролетариата. В конечном итоге инициатива, направленная на сглаживание социально-трудовых противоречий, привела к диаметрально противоположному результату.
Отдельного рассмотрения заслуживает комплекс манипулятивных технологий, которые использовались царским правительством в целях имитации политического согласования интересов труда и капитала. На рубеже XIX – XX вв. Отделением по охранению общественной безопасности и порядка был разработан весьма перспективный проект, предполагавший вытеснение революционного движения промонархическими симулякрами профсоюзов. Эта политика, вошедшая в историю как «зубатовщина» или «полицейский социализм», имела своей главной целью ослабление влияния радикальных социал-демократических организаций в пролетарской среде.
Для этого в Москве, Петербурге, Минске, Одессе и других торгово-промышленных центрах под эгидой государства учреждались легальные объединения представителей городского пролетариата, в которых проповедовались консервативные идеи социального компромисса и межклассовой кооперации. При всей искусственности «зубатовская» политика имела все шансы стать более или менее цивилизованной альтернативой «войны всех против всех», развернувшейся в 1917 г. Сам же С.В. Зубатов, стоявший у истоков «полицейского социализма», был одним из немногих деятелей своей эпохи, которые осознавали бесперспективность и недостаточность репрессивных мер в борьбе с революционными идеями. Но за демонстрацией политической лояльности пролетариата должны были последовать встречные правительственные меры, направленные на улучшение объективных социально-экономических условий его существования. Этого, как известно, не произошло.
Сегодня, когда технологии социального управления повсеместно применяются для поддержания политической стабильности и общественной безопасности, «полицейский социализм» заслуживает если не оправдания, то, как минимум, исторической переоценки. Хотя имитация борьбы за интересы наемных работников противоречит общепринятым представлениям о политической этике, она оправдана, если альтернативой является революция, гражданская война или нарушение территориальной целостности страны. Кроме того, «зубатовская» политика может способствовать ускоренному развитию гражданского общества в условиях плавного перехода от диктатуры к демократии. Если же она реализуется долгосрочно, топорно и неумело, то становится угрозой для стабильного воспроизводства политической системы.
3
Революция 1905 г., даже будучи незавершенной, разделила историю Российской империи на периоды «до» и «после», но масштабные институциональные преобразования политической системы не изменили глубинных феодально-монархических принципов реализации власти.
Впрочем, Манифест от 17 октября 1905 г. стал отправной точкой в истории легального профсоюзного движения. Даже безуспешная попытка правовой регламентации деятельности тред-юнионов наводит на мысль о возникновении в дореволюционной России подобия институтов функционального представительства интересов наемных работников. В то же время рамки императорского Указа «О временных правилах об обществах и союзах» до предела стеснили возможности пролетариата к самоорганизации. Во-первых, был установлен разрешительный (а не явочный) порядок учреждения профсоюзов, поставив их в тотальную зависимость от воли «губернских и городских присутствий», преимущественно состоявших из представителей дворянства и бюрократии. Во-вторых, он наделил региональные органы исполнительной власти возможностью волюнтаристским образом ликвидировать рабочие объединения, а также вести за ними непрерывный полицейский надзор. Не допускалось и создание отраслевых профсоюзных объединений всероссийского уровня, что в корне противоречило основополагающему принципу движения тред-юнионов, коим является солидарность трудящихся.
Однако, при всей своей реакционности, Указ «О временных правилах об обществах и союзах» явил собой комплекс вынужденных мер, призванных остановить стремительную политизацию профсоюзов. Выдержанный в духе тред-юнионизма, он ограничивал функции рабочих объединений «согласованием экономических интересов» и «изысканием способов к устранению …недоразумений, возникающих на почве договорных отношений между нанимателями и нанимаемыми» [3].
Не вполне обоснована его жесткая критика некоторыми российскими и советскими правоведами, которые усматривают в нем попытку сдерживания классовой борьбы. Ведь борьба между субъектами общественно-производственных отношений не может служить самоцелью для кого бы то ни было из них, поскольку препятствует извлечению прибыли и, следовательно, наносит экономический урон как работнику, так и работодателю. В данном контексте более уместным представляется термин «защита интересов», который находит применение в современном российском законодательстве.
В определенных условиях защита может принимать активную форму (забастовки, стачки, пикеты и т.д.), но коллективные действия выступают как самая крайняя мера и завершаются сразу после примирения сторон. Классовая борьба, в отличие от коллективной самозащиты трудящихся, имеет своей целью силовое перераспределение политической власти и установление диктатуры одной части общества над другой. Вполне закономерно, что законодательство Российской империи ограничивало подобную деятельность.
4
Безусловно, политико-правовой статус современных российских тред-юнионов выгодно отличается от дореволюционного. Реализация их защитной функции зачастую сводится к мониторингу соблюдения Трудового кодекса, отраслевых и региональных соглашений, а также коллективных договоров локального уровня. Они могут рассчитывать на содействие государства как института, стоящего на страже законности в сфере труда и занятости. Наконец, профсоюзы Российской Федерации располагают механизмами социального партнерства, которые позволяют им вести диалог с капиталом на принципах номинального равноправия и взаимного учета интересов сторон.
Едва легализованные объединения фабрично-заводских работников царской России не обладали ни одной из вышеперечисленных привилегий. Они осуществляли свою деятельность в условиях институционального вакуума, в период политической нестабильности и реакции, когда одна кровопролитная война (Русско-японская) едва завершилась, а другая (Первая мировая) вот-вот должна была начаться. В вопросах регулирования социально-трудовых отношений первые отечественные профсоюзы не могли рассчитывать ни на справедливый государственных арбитраж, ни на объективность трудовой инспекции. Коллективные действия зачастую применялись ими от безысходности как единственно доступное средство давления на власть и работодателя. Ответные меры со стороны собственников капитала (локауты, массовые увольнения, штрейкбрехерство) только раскручивали спираль насилия.
Объединения промышленников и предпринимателей существовали в Российской империи задолго до появления политических партий и легальных тред-юнионов. Но вплоть до революции 1905 г. их деятельность ограничивалась координацией и политическим представительством торгово-экономических интересов. Они добивались от правительства льготных кредитов, налоговых послаблений, выгодных государственных заказов.
После 1905 г. по всей стране стремительно разворачивается процесс консолидации собственников капитала на почве их антагонизма по отношению к пролетариату [5]. Гипотеза о том, что главной целью функционирования работодательских объединений с 1905 по 1917 гг. было именно противодействие организованному труду, находит зримое, эмпирическое подтверждение. Ими широко применялись такие меры, как достижение межкорпоративных договоренностей о поддержании низкого уровня оплаты труда на предприятиях разных отраслей; отчисление фиксированной доли от прибыли в страховые фонды, позволяющие работодателю объявлять локауты без существенных материальных потерь; снижение темпов промышленного производства для искусственного завышения цен, провоцирование безработицы и для удешевления рабочей силы; оказание политического давления на императора, правительство и Государственный совет в процессе принятия законов, регулирующих социально-трудовые отношения.
Таким образом, политические отношения организованного труда и капитала в период заката Российской империи приобрели характер открытого противоборства. Погружающаяся в хаос революционно бунта страна, на которую с Запада двигалась армия неприятеля, как никогда нуждалась в идеологии социального партнерства. Очевидно, что проводником подобной идеологии могло выступить лишь государство, поскольку для ее культивирования неизбежно потребовался бы властно-силовой ресурс. Ни «зубатовщина», ни реакция, ни призывы к поддержанию мифического «социального мира» на фоне межклассовой войны не помогли купировать революционный сценарий развития событий.
Данная задача, гипотетически, могла быть решена лишь в рамках комплексной политики согласования интересов труда и капитала. Но ее реализация потребовала бы глубинных институциональных преобразований, принципиально не совместимых с политической системой царской России. Бюрократия, сросшаяся с капиталом, показала себя абсолютно непригодной для выполнения социально-медиативных функций и не смогла (да и не пыталась) уравновесить интересы антагонистических субъектов общественно-производственных отношений. В свою очередь, революционные партии сделали все, чтобы ошибки и просчеты власти обратились против нее самой.
* * *
Драматизм российской истории, с нашей точки зрения, заключается в том, что государство в лице его политического руководства, собственники капитала и люди наемного труда так и не научились видеть друг в друге социальных партнеров, не осознали своей взаимозависимости, не оценили последствий взаимной конфронтации. Сама идея о возможной конвергенции интересов труда и капитала в России на протяжении всего XX в. казалась абсурдной и утопической.
При построении современной модели политического согласования интересов наемных работников и работодателей будет крайне сложно переломить эту тенденцию. Но, как минимум, три русские Революции (Первая, Февральская и Октябрьская) должны послужить назиданием для всех субъектов общественно-производственных отношений и политических сил, выступающих от их имени. Один из главных уроков отечественной истории заключается в том, что разбалансировка интересов власти, людей наемного труда и собственников капитала чревата не только дестабилизацией политической системы, но и полной утратой государственности.
Библиография
1. Берви-Флеровский В.В. Положение рабочего класса в России. – СПб.: Н.П. Поляков, 1869. 494 с.
2. Бунге Н.Х. Гармония хозяйственных отношений. Первая политико-экономическая система Керри. – СПб., 1860. 72 с.
3. Именной высочайший указ правительствующему сенату о временных правилах об обществах и союзах от 4 марта 1906 г. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://constitution.garant.ru/history/act1600-1918/5205/ (Дата обращения: 10.11.2018).
4. Литвинов-Фалинский В.П. Фабричное законодательство и фабричная инспекция в России. – СПб., 1904. 372 с.
5. Лурье Е.С. Организация и организации торгово-промышленных интересов в России. – СПб, 1913. 25 с.
6. Струве П. Заработная плата // Энциклопедический словарь. Т. XII (23). Жилы-Земпах / Под ред. К.К. Арсеньева и засл. проф. Ф.Ф. Петрушевского. СПб.: Изд. Ф.А. Брокгауз (Лейпциг), И.А. Ефрон (СПб.), 1894.
7. Троцкий Л.Д. Наша революция. – СПб.: книгоиздательство Н. Глаголева, тип. «Север», 1906. 286 с.
8. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. – СПб.: тип. М. Стасюлевича, 1886. 714 с.
9. Федеральный закон от 23.05.2015 N 129-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» «О Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года» // Официальный интернет-портал правовой информации [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://publication.pravo.gov.ru (Дата обращения: 10.11.2018).
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
[url=https://vectormap.info/product-category/europa_vector_maps/russia_vector_maps]карта Ростов-на-Дону для печати (полиграфии)[/url]
_Maps=