Что придет на смену постмодернизму?
103
 55893
Ученый или философ, способный дать адекватное название тому концептуальному состоянию и содержанию в культуре в целом и философии и ценностям в частности, которые идут на смену эпохе постмодерна и отражающему его интеллектуальному течению постмодернизма, оставит свое имя в истории примерно так же, как и Д. Белл с его теорией постиндустриализма или теоретики информационного общества Ю. Каяши, Т. Уме-сао, И. Масуда, Ф. Махлуп, А. Тоффлер, Г. Кан. Однако пока такого названия нет, приходится пользоваться терминами, которые, понятно, условны и паллиативны. С точки зрения философской картины мира и философских подходов изменения в мире могут быть описаны и объяснены примерно следующим образом. В целом радикально меняется общий (культурный, социальный, духовный, экономический, политический, технологический и т. д.) концептуально осмысливаемый контекст человечества. Последние лет 30—40 представители практически всех областей социально-гуманитарного знания в разных странах обсуждают различия между эпохами (проектами) модерна и постмодерна. В философии это примерно соответствует уяснению различий между модернизмом и постмодернизмом. В этих дискуссиях все больше приходит осознание того, что уже и мировоззрение, и ценности постмодерна и постмодернизма исчерпывают свой потенциал, а категории модерна и постмодерна не справляются с осмыслением реальности, не успевают за ее вызовами. Кристаллизуется иная система координат, которую ряд специалистов (Н. Маньковская, А. Бузгалин, Д. Ритцер, В. Курицын, М. Эпштейн, Д. Пригов, Ф. Мофра и др.)1 условно называют постпостмодерн. Правда, иные исследователи справедливо полагают, что эта новая парадигма «все равно выстраивается в предсказуемой прогрессистской модели, что по умолчанию предполагает непререкаемость линейного векторного пути от человека модерна к следующему за ним человеку постмодерна и затем пост-постмодерна, так что пост- здесь по большей части воспринимается лишь во временном, а не в каком-либо качественном смысле». В качестве преодоления такого подхода предлагается по крайней мере хотя бы рассмотреть две иные модели — альтермодерн и трансмодерн[1] которые, впрочем, хотя и имеют свою онтологию и эпистемологию, пока, пожалуй, конкуренции постмодерну в период его расцвета не составляют. Постпостмодерн: причины возникновения Однако обращение к постпостмодерну все же имеет свои существенные резоны. Именно потому, что постмодерн не поспевает за той реальностью, которая, во-первых, хотя бы отчасти близка, понятна и осмыслена в российской культуре, а во-вторых, во многих отношениях (разумеется, не во всех) является более развитой (Запад, Север), чем где бы то ни было, более чем уместно рассмотреть, что же придет ему на смену именно в этой части мирового социума и культуры.  Мир постмодерна противоречиво меняется во всех своих основных составляющих. Прежде всего трансформируются общество, человек, культура. Общество постмодерна, преображаясь, не только не соответствует собственным идеалам плюрализма, глобализма, свободы, но скорее углубляет все те противоречия, которые приписывались эпохе модерна и против которых постмодернизм так активно выступал. При этом парадокс заключается в том, что человек, меняя облик, привычки, культуру, менталь-ности, идентичности, вместе с тем представляет собой все ту же сложную диалектику добра и зла, которая отчетливо просматривалась и три-четыре тысячи лет назад, а скорее всего и намного раньше, еще в дописьмен-ный период.
Основой уходящего постмодерна (и постмодернизма) стала ориентация на индивидуальный мир человека, предпочтение интересов и прав личности интересам и правам группы и общества. Фрагментация общества вплоть до отдельного человека — так можно логически выразить сквозной принцип постмодерна. Доведенная до предела, эта логика приводила к отрицанию существования плохого и хорошего, правильного и неправильного, добра и зла, высокого и низкого. Внешним проявлением этой логики стало стремление актуализировать весь мировой опыт, весь культурный багаж, включить его в современность, но в виде ироничного цитирования «прошлых побед», вольной интерпретации. Посыл «бери от жизни все» можно счесть месседж-слоганом постмодерна. Если каждый «возьмет от жизни все», не мешая соседу делать то же самое, — тем самым сформируется общество благополучных, удовлетворенных жизнью людей. Исчерпание постмодернистского импульса произошло быстро — уже в середине 1990-х годов ситуация стала переопределяться в разных измерениях: технологически (Интернет стал мощным и значительным фактором социальной жизни); политически (теоретический и практический крах влиятельного ранее неолиберализма был признан практически повсеместно); социально (радикализация среднего класса, рекрутируемого прежде всего из среды «массового человека», который в свою очередь в отдельных отношениях преодолевает свои худшие черты и обретает идентичность более высокого порядка); культурно (актуализация фундаментализма, причем не столько религиозного, сколько экзистенциального, обращенного к надежным и понятным нормам и ценностям); эстетически (новый натурализм, воскресший неоакадемизм). Хаос (один из ведущих посылов постмодернизма) стал расцениваться не только как совокупность неограниченных возможностей развития, но и как фактор, повышающий социальный риск. Эта интенция, кстати, очевидно родственна вполне традиционному мотиву в западной мысли, которая в последнее столетие приветствовала и разрабатывала скорее идею эволюции, нежели революции. Эклектика, в том числе мульти-культурная, лелеемая и культивируемая постмодернизмом, не привела к созданию нового единства, но способствовала противоречиям и конфликтам «у родного порога»[2]. Этнически новый, пришлый человеческий субстрат во Франции, Германии, Нидерландах, Бельгии и т. д., переходя некую количественную меру, не слишком толерантно сосуществует с коренными гражданами этих и других стран Старого Света, вызывая социальную напряженность и дискомфорт и представляя в конечном счете угрозу национальной и европейской идентичности. Новые технологии позволили перейти от игры с реальностью (как в постмодернизме) к изменению реальности на практике. Уместно вспомнить политические «флэшмо-бы» 2010—2012 годов (арабские «революции» в ряде стран Северной Африки и Ближнего Востока, протесты в России и т. д., а еще раньше — в Сербии, Грузии, Киргизии, на Украине), значительную роль в которых сыграли коммуникационные каналы — социальные сети, СМИ, мобильные телефоны. Факт мощного влияния «продвинутых» информационных технологий на общество во всех его измерениях сегодня общепризнан и включен в непосредственную практику всех заинтересованных субъектов, а также является предметом теоретического осмысления. Постпостмодернизм и его составляющие На таком социокультурном фоне на рубеже ХХ—ХХ! веков в интеллектуальной среде стала выкристаллизовываться совокупность взглядов и концепций, получивших название «постпостмодернизм»[3]. Несмотря на отсутствие иного, более удачного наименования и распространенный скепсис, исследователи занимаются проблемами идентификации его составляющих[4]. Пока обозначились четыре компонента постпостмодерна: 1) виртуализация пространства социальных взаимодействий, 2) создание технообразов, служащих своеобразными аттракторами социальных взаимодействий, 3) «глока-лизация» сообществ в рамках глобализации, 4) транссентиментализм. Это «четыре кита», на которые он опирается[5]. Рассмотрим их несколько подробнее. Виртуалистика. Виртуальный мир не столько поражает новизной и пародирует, сколько замещает реальность. Он претендует на статус реальности как таковой, в оцифрованном мире люди и играют, и осуществляют свою жизнедеятельность — вполне насыщенную, если и не совсем еще полноценную. Невозможно представить себе, например, обучение пилотов и космонавтов или даже автомобилистов без современных тренажеров на основе виртуалисти-ки, имитирующих реальность с высочайшей степенью достоверности. В Сингапуре транспортное движение практически полностью регулируется компьютерами и не требует вмешательства людей. Все больше входит в практику общение и связь посредством телекоммуникаций (образование, телемедицина, конференции, личное общение и т. д.). Обыденные представления людей в условиях виртуального мира, социальных сетей мультиплицируются. Появляются совершенно новые возможности манипуляции массовым сознанием, причем не только со стороны власти или владельцев СМИ, но и индивидов. Технообразы (термин французского социолога и культуролога А. Кок-лен) представляют собой нематериальные, подвижные и нестабильные объекты, создаваемые в сетевом пространстве одними пользователями, изменяемые другими. В результате такой интерактивности все становятся соавторами, активным началом, субъектами социального действия. Этот объект живет независимо от автора, является плодом «коллективного разума», но его многочисленные авторы и поклонники ощущают его своим творением, отражением своих мыслей и чувств. Происходит как бы диффузия, «интерференция» творца и аудитории, появляется некое новое образование (кентавр), ориентированное на коммуникацию и потому реализующее себя в сети в виде некого коллективного субъекта социального действия. Главная функция технообразов — быть аттракторами социальных взаимодействий, способствовать выбору самоорганизующейся системой одного из вариантов развития. В негативном плане технообразы, с одной стороны, могут формировать информационную повестку, часто не имеющую ничего общего с реальностью, но способную реализовать себя в виде некого коллективного субъекта социального действия, и не только в сети, но и на улицах; с другой — стать элементом информационных войн, в которых происходит захват не территории и сырьевых ресурсов, а сознания и культуры, вплоть до изменения ментальности, идентичности, национального психо- и генотипа, матрицы социального и государственного устройства. Состояние и содержание постпостмодерна формируется в рамках глобализирующегося социального пространства и вместе с тем его гло-кализации по разным основаниям. Постмодернизм распространял необходимость учета уникальности на отдельную личность, постпостмодернизм переводит этот принцип на уровень социумов разных типов, что, впрочем, не столь уж и ново. Фактически в постпостмодернизме глокали-зация понимается как акцентирование социальной (а не индивидуальной) уникальности в рамках глобального социального пространства. Классический пример — Япония, Южная Корея, Сингапур, Гонконг и т. д. Все они присутствуют в глобализирующемся пространстве и вместе с тем остаются глубоко национальными социумами, сохраняющими прежде всего свою культуру и идентичность, хотя и впитывают неизбежные элементы глобальной культуры. Содержательная сторона постпостмодернизма — транссентиментализм, отражающий напряжение и усталость от постоянных деконструкций нонклассики, продлившейся более ста лет. На практике это — отражение стремления к возвращению к очевидным ценностям, лиризму, более или менее уважительному, а не иронично-стебовому цитированию «высоких» образцов, деидеологизация исторического наследия, надежда на приемлемое будущее. В этом отношении даже гламур, вероятно, — более постпостмодернизм, чем собственно постмодернистская эстетическая ориентация, ведь «шик и блеск» воспринимаются его адептами уже почти без иронии, всерьез. Но гла-мур слишком далек от «вечных ценно стей», сентиментально сти, академизма. Сегодня ему на смену приходит новая — «ванильная» (условно) — эстетика. Ее наивная искренность, ожидание хорошего будущего, желание повседневной «утонченной красоты» ближе к постпостмодернизму, чем «классический гламур». Как ни странно, значимой эстетической базой для формообразования в постпостмодерне могут стать элементы соцреализма. «Большой стиль» вызывает сегодня интерес самых различных, в том числе рафинированных, аудиторий. Еще один перспективный вариант и интенция постпостмодернистской эстетики — ностальгия. Огромный успех в 2011 году фильма «Артист», стилизованного под немое кино, не кажется случайным. Успех «Буранов-ских бабушек» на конкурсе «Евровидения» в мае 2012 года — из того же ряда. В этом же конкурсе участвовал 75-летний Э. Хампердинк, звезда западной эстрады 1960—1980-х годов. Итак, человек общества постпостмодерна будет находиться: (1) в пространстве интерактивного виртуального воздействия; (2) это социальное пространство будет предполагать в качестве одного из элементов коммуникации создание технообразов разного типа, соавтором которых станет управляемая аудитория и которые будут выполнять роль аттракторов; (3) духовная культура и аксиология такого социума и человека будет предполагать приоритет «вечных ценностей», «светлого будущего», концепт счастья и т. п., снижающих ощущение риска повседневности. Эстетически эта аксиология будет, возможно, выражена в рамках некоторого нового «большого стиля», исторической основой для которого может стать неоклассицизм в разных его вариантах. Специалисты социально-гуманитарного профиля пока не работают или работают очень ограниченно с парадигмой постпостмодернизма. Но вот Д. Ритцер, автор концепции «макдональдизации», в своей книге говорит о тенденции к постмак-дональдизации, переходу к иному принципу социального устройства и управления, который, правда, еще плохо просматривается[6]. Впрочем, социокультурная динамика сегодня столь высока, что через только намечающуюся идейную и эстетическую платформу постпостмодернизма общество может просто «перескочить»[7]. Современное общество, элиты и исследователи не могут не считаться с тем, что одной из главных экзистенциальных проблем социума является массовый человек. Сегодня он — доминанта, он активен и инициативен во всех своих проявлениях, в том числе в области духовной культуры. Он плавно «перетекает» из общества модерна в общество постмодерна, и теперь уже — постпостмодерна. Прежде всего из его рядов рекрутируется средний класс. По своей сути массовый человек не авторитетен, а авторитарен. Авторитет наделяет человека уважением; авторитарность требует (тщетно) уважения. Личность идет вглубь; массовый человек скользит по поверхности, принимая за открытие и истину первую родившуюся мысль. Авторитет не нуждается в лишних украшениях (наградах, званиях, почитании); авторитарность не может без них обойтись. Авторитет открыт и искренен (потому он и авторитет); авторитарность секретничает и интригует. Авторитетный человек ставит принципы выше правил, реальные достижения выше, чем статус; авторитарный — с точностью до наоборот. В результате склонность к лицемерию массового человека взяла верх над открытостью и искренностью в современном мире, а свобода — над необходимостью и ответственностью, хотя и не устранила и неспособна устранить их полностью. Все эти и другие черты массового человека пока больше склоняют к пессимизму, нежели к оптимизму. Вместе с тем в природе массового человека заложен потенциал его собственного преодоления. Движение в сторону постпостмодерна оставляет надежду на успешное решение части из немногих здесь рассмотренных и других проблем общества эпохи модерна и постмодерна. А поскольку все эти процессы происходят в обществе, которое является не только самоуправляемым, но и прямо управляемым (в разных странах в разной степени и с разной эффективностью), было бы теоретическим упущением не связать между собой эти факторы. Постпостмодернизм и принципы социального управления  В контексте управления вообще и социального (управления социумом) в частности движение к постпостмодернизму означает, что качество этого управления должно меняться. Это будто бы очевидно, однако важно уяснить, как именно оно должно меняться. Здесь пока много неясного. Для современного общества и изменившегося человека магистральным путем управления является не столько власть, предполагающая прямое принуждение и подчинение, сколько влияние, основывающееся на принятии управляемой системой управляющего воздействия со стороны управляющего субъекта. Это означает, что управленческое решение и действие должны по крайней мере корреспондироваться с ментальностью и интересами управляемого социума или его управляемой части, в максимальной мере соотноситься с ними. В этом контексте существенно, чтобы управленческое воздействие было «переведено» на язык системы ценностей управляемой системы, адекватно соотносилось с социальными ожиданиями, мотивами, нормами составляющих ее людей, культурными архетипами и матрицами социально-государственного устройства общества. Это означает, что жесткая сила власти будет, видимо, постепенно заменяться «мягкой силой» влияния — формированием убедительных идеалов, ценностей, образов, проектов, доверия, согласия, солидарности, культурным воздействием, убеждением, реальным практическим действием, личным примером элиты и т. д.9
Это повышает шансы на то, что решение и управляющее воздействие будет внутренне принято социумом и людьми и окажется эффективным, а философская рефлексия по поводу движения от постмодернизма к постпостмодернизму не станет пустым, никому не нужным занятием. ♦ комментарии - 103
|
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
Бесплатное фото красивых девушек анал