Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23680
|
Официальные извинения
970
98814
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80199
Андрей Козырев – очень нужная Западу фигура. Роль главы МИД РФ в судьбе России и Югославии 352
13288
С января 1992 г. внешней политикой России занимались президент Ельцин и министр иностранных дел Козырев. Уже 31 декабря 1991 г. правительство Югославии выразило понимание произошедших в СССР изменений и подтвердило преемственность межгосударственных отношений. СФРЮ приняло к сведению, «что все права и обязательства Союза Советских Социалистических Республик в области международного сотрудничества будут осуществляться Российской Федерацией», а все существующие договоры между СССР и СФРЮ автоматически переносятся на новые независимые государства [АВПРФ. Ф. 144. Оп. 52. Д. 1. П. 123. Л. 23, 25.]. 8 декабря 1991 г. вышел Указ Ельцина о внешнеполитической службе РСФСР. Министерство иностранных дел РСФСР должно было принять в ведение и оперативное управление упраздняемое Министерство внешних сношений СССР, разработать новую организационно-штатную структуру, провести консультации с бывшими союзными республиками СССР о создании общих координационных механизмов обеспечения внешнеполитической деятельности, разработать до 1 января 1992 г. Временное положение о российской дипломатической службе. Становление политических структур и определение ориентиров внешней политики нового государства – Российской Федерации – шли в 1992 г. одновременно. Процесс был поспешный, а потому не всегда продуманный и взвешенный. Новые кадры, новые лица, неоднородные подходы, скороспелые решения. Первые указы по реструктуризации МИД РСФСР были приняты уже в конце декабря 1991 г., накануне новогодних праздников. Это говорит о том, что Ельцин торопился создать государственные структуры и с новыми людьми включиться в процесс построения новой страны. Козырев отмечал впоследствии, что «порядка никакого не было. Всё с колёс делалось. Ни правительства нормального, ничего» [16]. В конце 1991 г. в стране возникло двоевластие – союзный МИД на Смоленской площади и МИД РСФСР на проспекте Мира. Как вспоминал Козырев, отношения между центром и РСФСР были ужасные. «МИД СССР очень быстро объявил нам бойкот, мне отрубили все, что можно было, никто со мной не общался. Вообще отношения были потеряны с союзным МИДом, даже личные отношения» [16]. Ельцину хотелось иметь своё министерство, поэтому МИД РСФСР постепенно укреплялся. Сразу после назначения министром иностранных дел РСФСР Козырев дал интервью «Вестнику МИД СССР», из которого было ясно, что понимания того, как будет происходить разделение полномочий МИД Союза и России, пока не существует. Новый министр озвучил стремление перейти к содружеству суверенных государств, найти механизмы согласования позиций в области внешней политики, ведь «есть много возможностей и вариантов такого демократического процесса согласования» [11. С. 36]. Единственное, что министр обозначил чётко – то, что начался процесс перехода от тоталитарного централизма к демократии. Государственный секретарь правительства России Г. Бурбулис и министр иностранных дел А. Козырев на своей первой встрече с коллективом бывшего МИД СССР в декабре 1991 г. разъяснили принципиальное различие между установками эпохи М. Горбачёва и текущим моментом. Козырев подчеркнул, что впредь Москва будет осуществлять курс на полнокровное партнёрство с Западом, интеграцию с ним [2. С. 59-60]. Козырев помогал Ельцину в подготовке Беловежского соглашения о прекращении существования СССР и о создании СНГ. Он вспоминал, что вместе с Е.Гайдаром они «как два вшивых интеллигента, писали всю ночь… три страницы, а на этих трёх страницах написано очень много: отсутствие границ для граждан, единое экономическое пространство, единая армия и так далее» [16]. И уже 9 декабря он проснулся министром иностранных дел независимой страны, у которой, правда, ещё не было внешней политики. Существует оценка, что Козырев оказался министром совершенно случайно. Как отмечается в «Очерках политической истории», МИД РСФСР рассматривался в Союзном внешнеполитическом ведомстве как «отстойник» для дипломатов с незадавшейся карьерой. «Распад Союза предоставил неизвестному дипломату уникальный шанс. Он перепрыгнул сразу через несколько ступеней в дипломатической иерархии и, не будучи даже послом, стал министром иностранных дел огромной державы» [23. С. 470]. Сам Козырев отмечал, что приложил немало усилий, чтобы перейти в республиканский МИД. Когда избрали Ельцина председателем Верховного Совета, и он шёл на выборы с очень радикальными лозунгами, многим показалось, что это реальный шанс провести в стране демократические преобразования. «Ну вот, я стал копать землю, чтобы каким-то образом представиться Борису Николаевичу, – вспоминал Козырев. – Друзья помогли. Лукин мне помог, потому что Лукин стал народным депутатом РСФСР. Я, увидев, что он стал депутатом, да ещё к тому же председателем Комитета по международным делам, к нему пришёл как к единственному знакомому и сказал, что готов на всё, короче говоря, хочу к вам. Он на меня посмотрел, сказал: «Хорошо, хорошо». И порекомендовал» [16]. Почему Ельцин остановил свой выбор на Козыреве? Президент пишет, что с самого начала тот был очень спорной фигурой, поэтому «присматривался к министру иностранных дел долго, осторожно и внимательно. Думаю, – делает вывод президент, – что выбор был сделан все-таки правильный» [8. С. 214]. Перед ним стояла задача реформировать старый советский МИД и создать не на словах, а на деле модель мирной российской дипломатии. Ельцин наивно полагал, что Козырев сможет показать всем, что Россия выступает как гарант мира в разных регионах, в том числе и в Югославии, поскольку его преимущество заключается в том, что он мобильный, современно мыслящий человек. «Молодость Козырева, его выдержка, его холодноватый профессионализм помогают ему не потеряться, не сломаться в этом непрерывном, порой сводящем с ума потоке переговоров, инициатив, встречных инициатив, миротворческих планов и так далее» [8. С. 214]. В результате, как вспоминал Козырев, у него сложились с Президентом близкие отношения [16]. Гайдар познакомился с Козыревым осенью 1991 г. при работе над программой реформ. Козырев вызвал его симпатию, и Гайдар охарактеризовал его: «Интеллигентный, умный парень» [5. С. 332]. Говорил он тихо, был оптимистом и казался добродушным человеком. В Вашингтоне министра РФ уже знали. «Светский, мягкий, бегло говоривший по-английски, Козырев был опытным дипломатом и протеже Шеварднадзе», – писали историк Бешлосс и политик Тэлботт [3. С. 290]. Пресс-секретарь президента Костиков вспоминал, что к фигуре Козырева западные партнёры относились очень бережно. «Был момент, когда чуть ли не каждый приходивший в Кремль на встречу с президентом высокопоставленный посетитель из Западной Европы, и особенно США, просил Б. Н. Ельцина «не сдавать Козырева». Я не помню, чтобы так ратовали за Е. Т. Гайдара, хотя он тоже слыл западником... Козырев той поры был одной из «священных коров» на демократическом пастбище», – замечал Костиков [15. С. 72]. Очевидно, что Козырев был выгоден Европе и США, поскольку слыл своим человеком в Кремле, имел хорошую репутацию и осуществлял волю западных партнёров. Поддержка Козырева опиралась на его беспрекословную готовность сотрудничать, выполнять любые просьбы и указания. Он был очень нужной Западу фигурой. * * * Расчёт Ельцина относительно Козырева не оправдался. Отсутствие опыта, неуважение традиций советской дипломатической школы, безоговорочная прозападная ориентация, да и неширокий кругозор министра в тот трудный период нанесли России серьёзный урон[1]. О Козыреве написано несколько статей, в которых его серьёзно критиковали за то, что «чуть не отдал Курилы японцам, полностью сорвал поставки в Россию кубинского "коммунистического" сахара, всячески содействовал расширению НАТО на Восток», настоял на скорейшем выводе российских войск из Германии в чистое поле, не озаботившись никакими компенсациями [6]. Возможно, внешняя политика России в то время ещё должна быть исследована более глубоко и серьёзно. Мы же остановимся подробнее на балканском (югославском) ее направлении того периода. И в этой связи крайне важно понять убеждения и принципы, которыми руководствовался министр при формировании своей политики. Козырев вспоминал, что сначала был убеждённым коммунистом, имел идеальную анкету для поступления в МГИМО, но с 1976 г. пережил внутреннюю революцию. Запад ослепил его ещё в 1975-м, когда молодой дипломат впал в ступор в нью-йоркском супермаркете. «И шок у меня был. Не оттого, что я там увидел на полках, а оттого, что покупателями оказались не какие-то там капиталисты, а обычные люди. Латиносного типа или афроамериканского, которые явно не «белые воротнички». И они набирали полные корзины» [16]. Это был первый удар, который будущий министр почти пережил. Там же он прочитал роман Б. Пастернака «Доктор Живаго». Из книги он сделал вывод, что советская система не терпит личной свободы, и «это обстоятельство привело меня к абсолютнейшему внутреннему диссидентству. У меня не хватило ни смелости, ни пороха стать настоящим диссидентом, там, правозащитником и так далее. Я продолжал работать в МИДе, но чем дальше я стал вдумываться, чем я занимаюсь, что у нас за внешняя политика, чем она занимается, то постепенно у меня все это стало разрушаться как карточный домик, и я, в конце концов, честно говоря, был просто антисоветчиком» [16]. Для него «Америка была маяком нравственной истины» и играла ключевую роль в его жизни [14]. Антисоветское в сознании дипломата логично трансформировалось в антироссийское. Философия Козырева состояла в том, что в мире есть некий полюс добра и всеобщего счастья – Запад во главе с США, и наша задача – стремиться к нему изо всех сил и максимально чётко выполнять всё то, что США и Запад нам скажут. О Козыреве высказывались разные люди, кто с симпатией, а кто с резким неприятием его дел и поступков. Президент Югославии и известный писатель Добрица Чосич, сам готовый идти на уступки, чтобы прекратить военные действия на территории бывшей Югославии, записал в дневнике своё впечатление о Козыреве: «Бледная, холодная, конвенциональная личность. Этот человек даже своими глазами не вызывает доверие. Представляется как дипломат великой силы, а по идеям он просто курьер Запада. Посредничает, но не убедительно. Я не верю в русскую роль» [22]. Чрезвычайный и полномочный посланник 1-го класса, доктор исторических наук Борис Поклад отмечал, что внешнеполитическая линия новой России под руководством Козырева стала «откровенно прозападной, безвольной, бесхребетной, а наша дипломатия – просто ущербной… Такие "итоги" нельзя расценивать иначе, как предательство интересов… страны. …На советской дипломатии, одной из самых сильных и уважаемых в мире, был поставлен… крест» [21]. Дмитрий Киселёв и Денис Давыдов, журналисты, телеведущие аналитическо-новостных программ, в одной из передач уже в наши дни утверждали, что «национальные интересы России для Козырева были чужды. Вот и всё, что нужно знать о бывшем главе МИД России Андрее Козыреве». Люди из окружения Козырева были убеждены: из МИД он очень хотел переехать в Кремль. У дипломата были президентские амбиции. И вспоминали, как он говорил: «Ельцин был бы хорош для разрушения старой системы, коммунизма, но он не тот лидер, который смог бы построить что-то новое. Мы не смогли заставить его выбрать среди нас нового лидера» [10]. К Козыреву в бытность его министром на Западе приклеилось прозвище «Мистер Да» в противовес «Мистер Нет», как говорили об Андрее Громыко, советском дипломате номер один. Козырев подчёркивал, что всегда был поклонником демократии и западных ценностей и, когда Союз развалился, он, действуя «исключительно из своих предпочтений и для пользы российского народа, внедрял в России всё лучшее, что мог дать Запад». Именно поэтому он часто соглашался с предложениями политиков из государств цивилизованного мира [1]. И далее любопытная деталь разговора, которую описывает бывший министр: «Однажды Киссинджер… спросил, соглашусь ли я на ядерную бомбардировку Москвы. Я ответил, что это не проблема. Я, конечно, понимал, что это была шутка с его стороны, и такой же шуточный ответ с моей стороны» [1]. История знает примеры, когда министра иностранных дел нашего государства мало интересовала судьба России. Так, Министерство иностранных дел Российской империи с 1816 по 1856 гг. возглавлял Карл Нессельроде, сын оскудевшего немецкого дворянина и богатой еврейки – дочери франкфуртского банкира. С детства он преклонялся перед прусским абсолютизмом, не скрывал своих проавстрийских симпатий. МИД в его время стал прибежищем иноземцев, мало заботящихся о России. Нессельроде называли русским министром австрийских иностранных дел. Когда его будущий преемник князь А. М. Горчаков употребил в докладе выражение «государь и Россия», Нессельроде с недовольством отметил: «Мы знаем только одного царя.., нам дела нет до России» [9. С. 465]. Народ находчив и остроумен – и быстро стал называть Козырева «наш министр их иностранных дел». В наши дни, живя в США, А. Козырев пишет книги, даёт интервью. Он обвиняет Россию в ядерном шантаже и призывает Запад к вмешательству во внутренние дела нашей страны. От своей антироссийской позиции бывший министр ни в коей мере не отказался. * * * Складывавшийся общефедеральный механизм разработки и принятия внешнеполитических решений был прост. По Конституции России, внешняя политика страны формулируется президентом, а осуществляется МИДом. На практике президент не принимал активного участия в выработке балканской внешнеполитической тактики (стратегия вообще отсутствовала), доверив ведение дел министру. Ельцин первые годы международными делами занимался мало и предоставил в этом вопросе карт-бланш Козыреву, которому полностью доверял. Тот прекрасно пользовался этим положением и всегда умел убедить президента в необходимости тех или иных шагов. Козырев верно служил президенту России, но умело использовал в своих интересах его нежелание заниматься внешней политикой. Подтверждением этого являются несколько строк, написанных в его книге о внешней политике. Он действительно пугался внешней политики, его буквально «сводил с ума» поток «переговоров, инициатив, встречных инициатив, миротворческих планов и так далее» [8. С. 214]. Постепенно прерогатива принятия решений по внешнеполитическим проблемам переходила в руки министра иностранных дел. И многое зависело от его взглядов. Министр ещё больше укрепил своё влияние, получив от президента полномочия координатора в вопросах внешней политики. 8 ноября 1992 г. распоряжением Президента № 663-рп «Об обеспечении единой политической линии Российской Федерации в международных отношениях» была установлена координирующая роль МИДа по обеспечению единой политической линии РФ, включая внешнеполитическую деятельность президента. Обязательному согласованию с МИДом подлежали проекты договоров и соглашений, заключаемых от имени РФ или её правительства, а также межведомственные протоколы, если они касались внешнеполитических вопросов или принципиальных направлений межгосударственных отношений. Это позволяло министру, ссылаясь на выполнение воли президента, уклоняться от сотрудничества с Верховным Советом. В итоге уже в 1992 г. МИД сам себе ставил задачи и сам контролировал их выполнение. Все попытки создать координирующий орган в сфере внешней политики не увенчались успехом. Важно понять, как формировалась концепция внешней политики в первый год её существования. Юлий Воронцов[2] вспоминал, что тогда не знали, что составляет основу внешней политики, говорили лишь о демократическом государстве в отличие от коммунистического Советского Союза. «Попытки были «выплеснуть с водой ребёнка» и отказаться ото всего только потому, что это было при Советском Союзе. Путаницы было много, от чего-то отказывались совершенно неразумно… Поэтому и указания из Центра приходили зачастую какие-то сумбурные и непонятные, которые иногда приходилось оспаривать» [7. С. 177-178]. На одном из недавних интервью ведущие спросили Козырева о Ельцине: «Из того, что ты говоришь, следует, что у БН не было серьёзных политических убеждений. Или все-таки какие-то были? Вот Чубайс считает, что Ельцин был человек, который стоял одной ногой в старом мире, другой – в новом, и это новое было в нём так же искренне, как и старое... Существует и …точка зрения, что у Ельцина не было продуманных идеологических предпочтений (ни в экономике, ни во внешней политике), но у него была одна вера – в демократию». Козырев, отвечая, обратил внимание на большую внутреннюю эволюцию президента в 1991-1992 гг. «У него сначала был искренний порыв к каким-то изменениям, но элита эти стремления не разделяла. Там были либо политически нейтральные люди, либо люди из прошлого вроде Примакова. Силовики в основном были совершенно нейтральные, смелые, лично очень неплохие люди. Но без идеологии и понимания того, что надо реформировать. В революционной ситуации это неправильно. Начальники должны быть идеологически и политически подготовлены… И нужна партия, из которой можно рекрутировать комиссаров для контроля за военспецами. А у Ельцина не было партии» [16]. При Козыреве не существовало научно обоснованной внешнеполитической концепции нового российского государства, и поэтому политика отдельных направлений складывалась спонтанно. Так случилось и с балканским ее направлением. «Балканская проблема» возникла, когда в стране преобладал антикоммунистический пафос, когда отрицались все элементы внешней политики советского прошлого, включая сферы влияния, когда были отвергнуты все союзники бывшего СССР, впрочем, не стало, якобы, и противников. Европа и США прельщали идеалами демократии, экономического благополучия. Россия, по мысли новых демократов, должна стать частью Европы, забыв о своей «неевропейской» политике предшествующего времени. Козырев говорил: «Демократическая Россия должна быть и будет таким же естественным союзником демократических стран Запада, как тоталитарный Советский Союз был естественным противником Запада» [16]. Поэтому он решительно хотел изменить и подход к внешней политике. «Мы совсем по-новому ставили задачу. Мы хотели (и Ельцин это полностью поддерживал) перейти от разрядки отношений между противниками к партнёрским отношениям между союзниками» [16]. В этом он видел различие подходов Горбачёва и Ельцина. Стать союзниками. У него хорошо складывались отношения с Бейкером, Бушем, Геншером. А вот с победившим Б. Клинтоном у Козырева отношения не были близкими: «В Америке у Буша начались большие внутренние проблемы. Для нас он был идеальный, и Бейкер был идеальный, но в это время появился наш друг Клинтон, которому мы были до лампочки. У него России не было ни на каком горизонте, да и Европы и НАТО – тоже. С Клинтоном ассоциировался лозунг «It’s the economy, stupid». Клинтона вообще волновало только economy» [16]. Молодая наша дипломатия налаживала дружеские отношения с лидерами западных стран, стремясь не противоречить и не конфликтовать. Козырев провозгласил, что Россия должна стремиться войти «в качестве великой державы в семью наиболее передовых демократических государств.., в так называемое западное общество. Это столь же естественные союзники демократической России, как и заклятые враги тоталитарной системы...». [13. С. 4] С какими идеями министр начал руководить МИДом России? Его коньком стали «общечеловеческие ценности». Он постоянно повторял несколько штампов «демократической» лексики, казавшихся ему крайне прогрессивными: «политика нового мышления», «демократические высокоразвитые государства», «переход на цивилизованную, демократическую сторону баррикад», «союз с теми, кто стоит на страже международной законности» и т.п. Меньше всего он вспоминал о национальных интересах России. Единственное, в чём он был убеждён с самого начала – НАТО не является врагом России. На одной из первых пресс-конференций в конце 1991 г. он говорил: «Мы не рассматриваем НАТО как агрессивный военный блок, а рассматриваем как один из механизмов стабильности в Европе и мире в целом. Поэтому естественно наше желание сотрудничать с этим механизмом и подключиться к нему» [18. С. 11] И разъяснял: «НАТО – принципиальный вопрос. Я считал, что НАТО – наш потенциальный союзник. Что такое НАТО? Это Лондон, Париж, Мадрид. Если это нам имманентно враждебный блок – то всё, гаси свет. Я не ставил вопрос о вступлении России в НАТО, потому что это нереально, это как построение коммунизма (хотя отдельные горячие головы у нас были за это). Но иметь с НАТО дружеские, партнёрские, может даже союзнические, отношения можно и нужно» [16]. Позже, уже живя в Америке, Козырев осознал, что Запад не хочет нас принимать, мы для него остаёмся по другую сторону баррикад. Но он все-таки лелеял надежду, что мы сможем в Европе найти своё место. «Почему они на Западе не рады, если появится нормальная Россия? Если Америка после Второй мировой войны, оккупировав, фактически освободив Европу, позволила Германии стать реальным конкурентом, стать абсолютно независимой страной, позволила Франции создать атомную бомбу, позволила Англии создать атомную бомбу, интересное дело, почему бы им не радоваться, что появится хотя бы даже вторая Канада? Я видел эту ситуацию очень просто. Если нам повезёт и мы что-то сумеем сделать нормально, то мы можем стать Канадой. От сырьевой зависимости никуда не денешься, это наше преимущество, и, может быть, это не такая большая проблема на первом этапе. Но можно быть Канадой, а можно быть Венесуэлой» [16]. Исходя из складывавшихся в голове министра демократических постулатов, становилось ясно, что национальные интересы России он тоже ставил в рамки чего-то демократического, скорее западного, чем нашего. Это видно из его разговора с Ричардом Никсоном об интересах новой России. Козырев сказал ему, что «одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы слишком как бы заклинились на национальных интересах. А теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях. Но если у вас есть какие-то идеи и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, – попросил он Никсона, – то я буду вам очень благодарен» [19]. Как видим, министр суверенной России спрашивал бывшего президента США помочь ему в определении национальных интересов России! Никсон был удивлён. Присутствовавший при разговоре американский политолог Саймс заметил: «Российский министр – человек, благожелательно относящийся к Соединённым Штатам, но я не уверен, насколько он понимает характер и интересы той державы, которую представляет». Никсон подчеркнул, что ради американских национальных интересов он всегда готов был «драться изо всех сил», а Козырев вместо того, чтобы защищать и укреплять Россию, «хочет всем показать, какой он замечательный, приятный человек». Именно такая позиция позволила США рассматривать Россию не как партнёра, а как клиента, о чем открыто говорил Бжезинский [19. С. 211]. Этот эпизод всплыл в 2019 г., когда один иностранный эксперт спросил у В. В. Путина, что он думает про беседу Козырева и президента США Никсона. «На встрече Козырев сказал, что "у России нет национальных интересов, а есть только общечеловеческие". Никсон только покачал головой». Путин ответил: «Это говорит о том, что у Никсона есть голова. А у господина Козырева, к сожалению, отсутствует. Коробка есть черепная только. Но головы как таковой нет» [10]. * * * МИДу пришлось решать весьма важные для РФ задачи. Одна из них – сохранение места в Совете Безопасности ООН. Как писал Козырев, российскими дипломатами в самом тесном контакте с их английскими и другими западными коллегами была разработана «концепция нового государства - продолжателя СССР в ООН», и России «удалось унаследовать статус, привилегии и одновременно ответственность одной из пяти великих держав - постоянных членов Совета Безопасности». Козырев заигрывал с Западом, противопоставляя себя тем, кто пытался говорить о национальных интересах на постсоветском пространстве. Однажды он прибег к интересному приёму – выступил от имени своих врагов на встрече министров иностранных дел СБСЕ в Стокгольме 14 декабря 1992 г. Он вспоминал, что «в самолёте написал речь на основе статьи наших друзей из весьма умеренной оппозиции, на основе программы “Гражданского союза”. Я оттуда конкретно выписал кусок и его зачитал, как будто это моя речь, не объясняя ничего. До этого я договорился с председателем этого совета, шведкой, что я смогу сегодня выступить два раза… Я выступил, зачитал вот эти два абзаца из программы «Гражданского союза». Это вызвало там чуть ли не холодную войну. Там все об этом писали, все об этом орали, весь мир встал на дыбы…» [16]. Козырев объявил, что должен внести поправки в концепцию российской внешней политики. Отметив неизменность курса НАТО, необходимость сохранения традиций, он потребовал отмены санкций против Югославии, пообещал поддержку Сербии, заявил об отстаивании Россией своих интересов на постсоветском пространстве, о готовности постоять за себя и своих друзей [24. С. 128]. Его слова вызвали смятение среди присутствующих. Сам министр вспоминал, что спускался с трибуны в мёртвой тишине, ощущая на себе «буравящие взгляды пятидесяти двух моих коллег – министров. В их глазах изумление, испуг». «Андрей, что мы можем для тебя сделать?» – спросил госсекретарь США Л. Иглбергер, полагая, что Козырева заставили озвучивать чужой текст, поскольку он оказался в руках агентов КГБ [12. С. 6]. Через некоторое время А.Козырев попросил слово снова и успокоил зал, сказав, что хотел лишь озвучить позицию своих оппонентов, показать реальную опасность, которой является курс на возврат к коммунизму, что ни президент, ни он «никогда не согласятся с тем, что я зачитал в моем предыдущем выступлении» [24. С. 129]. И министр с чистой совестью подписал документ, принятый на этом совещании, который рекомендовал Совету Безопасности ООН «рассмотреть вопрос об отмене эмбарго на поставки вооружений и боеприпасов в Боснию и Герцеговину, т.е. мусульманским формированиям» [24. С. 131]. Это выступление министра серьёзно обсуждалось в Верховном Совете РФ 17 декабря 1992 г. Е.А.Амбарцумов открыл заседание, выступил с докладом. Он осудил выступление министра в Стокгольме: «Я не понимаю, почему …благожелательное отношение к Сербии.., к сербскому народу… надо считать реакционной позицией, неприемлемой для России» [24. С. 132]. Депутаты поддержали председателя Комитета по международным делам и внешнеэкономическим связям. Проработанной балканской политики в начале 1992 г. ожидать от МИДа не следовало. Только в декабре 1992 г. Козырев впервые сформулировал ее принципы: принцип равной ответственности сторон в конфликте при отказе от «презумпции виновности» исключительно сербов, смягчение санкций против СРЮ вследствие жестов доброй воли Белграда, введение санкций против Хорватии в случае продолжения ею наступательных военных действий в Сербской Краине [4. С. 11]. Но эти принципы никогда не применялись на практике, а их появление на свет было связано с необходимостью снять обвинение в неразработанности целей и программ внешней политики, с правительственным кризисом, когда министр просто разыгрывал сербскую карту, чтобы удержаться в своём кресле. Для понимания роли Козырева в судьбе России и Югославии интересен «Запись основного содержания беседы А.Козырева с госсекретарем США Дж.Бейкером», опубликованный в газете «Правда-5» 9 июня 1992 г. Речь в ней не шла о Югославии, но беседа интересна с точки зрения отношений между присутствующими и позиции российского министра. В ходе беседы представители России «втайне от своего народа.., игнорируя мнения специалистов ВПК, Генерального штаба, ГРУ и Службы внешней разведки, договаривались с основным вероятным противником об уничтожении плодов многолетних усилий своего народа», – своих лучших межконтинентальных баллистических ракет [17. С. 3]. «Перед нами акт государственной измены», - считает автор, делая вывод о том, что американцы торопились разоружить Россию. Договор СНВ-2 был полностью в интересах США, а Козырев обещал, что «попытается этот вариант отстоять». Взамен он просил: «Помогите России стать демократическим государством – и тогда очень многое станет возможным», и предупреждал: «Не говорите вслух то, что я сейчас вам сказал, на данном этапе это опасно» [17. С. 3]. США были довольны сотрудничеством с Россией по вопросу югославского кризиса. Отношения с Козыревым были доверительные, его действия находились под полным контролем Вашингтона. Российский министр оставался исполнительным и безотказным. Оппозиционная газета «День» опубликовала ряд документов, раскрывающих характер взаимоотношений Козырева и внешнеполитических структур США: те не только находились в постоянном контакте с министром РФ, но и ревизовали его деятельность. Например, 11 апреля 1992 г. госсекретарь США Дж. Бейкер во время телефонного разговора с Козыревым попросил о спешном признании Боснии и Герцеговины. Министр в тот же день даёт распоряжение «срочно подготовить записку по вопросу о признании Боснии и Герцеговины» [20. С. 1]. Вопрос даже не обсуждался. И таких случаев много. Вспомним, например, действия министра накануне и во время принятия санкций против Югославии. Ю. Воронцов отмечал, что для России 1990-е годы были очень неприятны: именно тогда с нами перестали считаться. «Все эти ²братания² с американцами проходили только с одной, с нашей, стороны. Американцам этого не нужно было… С Россией они считаться не хотят…» [7. С. 203]. Став инициатором разрушения СССР, РФ не могла выступать и за единую Югославию. Поэтому признанию независимости отделившихся югославских республик не было препятствий со стороны новых российских властей. Причинами быстрого признания Словении и Хорватии в феврале 1992 г. стало, по словам генконсула РФ в Хорватии Ю. С. Гиренко, «право нации на самоопределение… в рамках критериев ЕС о нерушимости границ и гарантий нацменьшинствам на уровне европейских стандартов». Это «будет способствовать ускорению мирной развязки ²югославского узла²» [АВПРФ. Ф. 144. Оп. 53. Д.5. П. 128. Л. 30.]. В разговорах с лидерами Хорватии, Гиренко охарактеризовал основные черты политики России: широкое сотрудничество, свободное от идеологического диктата и имперских амбиций, которому чужды «двойные стандарты». И пафосно добавил: «Отвоевав себе право на свободу, независимость и демократию, Россия не может отказывать в этом другим странам: тот, кто ценит собственную свободу, должен ценить и чужую независимость, чужое право на социально-политический выбор» [АВПРФ. Ф. 144. Оп. 53. Д.5. П. 128. Л. 31]. Кроме того, Хорватию и Словению признала вся Европа, и Россия не могла остаться в стороне от процесса их признания на основе выработанных ЕС критериев. * * * На совести Козырева введение санкций против Югославии в мае 1992 г., замораживание отношений с Союзной Республикой Югославией, нежелание внимательно изучать происходившее на Балканах, поддержка вмешательства во внутренние дела республик бывшей Югославии, давление на руководство СРЮ с целью принимать указания Запада и многое другое. Документы этого периода показывают, что, став министром иностранных дел России в конце 1991 г., Козырев пытался кардинально изменить суть внешней политики нашей страны – перейти от отношений противостояния с Западом к отношениям союзническим. Он декларировал Россию как новое демократическое государство и многое делал, чтобы доказать, что Россия стала естественным союзником западного мира. Готов ли был Запад к такому повороту событий? Документы показывают, что нет. В Европе и США стремились ограничить влияние России, которая была нужна как исполнитель их воли в отношениях с несговорчивыми сербами на Балканах. Для утверждения своей политики Козырев шёл на многие уступки, включая полную прозрачность для США своих действий, исполнение любых их желаний. Козырев пытался доказать «и себе, и им, прежде всего, что здесь, в России, действительно строится другая жизнь» [16].
Сокращения АВПРФ - Архив внешней политики Российской Федерации.
Литература
[1] С 2012 г. Козырев живёт в США, в Майами, штат Флорида. [2] Воронцов Юлий Михайлович – советский и российский дипломат, с 1990 по 1994 г. занимал должность постоянного представителя СССР, а затем России в ООН и постоянного представителя в Совете безопасности ООН, Чрезвычайный и полномочный посол СССР и России в Индии, Франции, Афганистане и США, член ЦК КПСС. комментарии - 352
This is nicely expressed! . Amazing knowledge. Thanks a lot. Kudos! Lots of information! Thanks a lot! Ample write ups. Whoa quite a lot of awesome facts. Very good material. Kudos! Position certainly used!. Appreciate it, An abundance of data. You made your stand very nicely!! Cheers. I appreciate it. You have made your position very clearly.. Regards! An abundance of info. Many thanks. A good amount of content. Excellent knowledge. Appreciate it! Nicely put. Appreciate it! You said it adequately.. You said it well! Nicely put. With thanks. You have made your position pretty well.! Мой комментарий
|
Подписка
|
You actually explained that fantastically!
<a href="https://topswritingservices.com/">writing essays services</a> cheap assignment writing service <a href="https://essaywriting4you.com/">online essay writing</a> essay writing help service