Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23659
|
Официальные извинения
970
98612
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80116
Кризис современного информационного общества как отражение кризиса глобального мира 9
9772
Кризис современного информационного общества как отражение кризиса глобального мира Аннотация Современное информационное общество, построенное на принципах интегрированных коммуникаций, - важнейший элемент, обеспечивающий устойчивость системы глобальных социальных отношений и наличие общей повестки дня у крупнейших государств мира. Судьба глобализации как модели развития во многом зависит от сохранения информационным обществом своей целостности. Противоречия развития, противоречия между внутренними процессами и внешним контекстом развития превращают информационное общество в имманентно неустойчивую систему. В статье выявлены и первично описаны ключевые узлы противоречий в развитии глобального информационного общества, сформулированы рамки дальнейшего развития этих узлов. Ключевые слова Информационное общество, глобализация, постглобальное развитие, информационная анклавизация, каналы коммуникаций, социальное конструирование, социо-коммуникационная гибридность. Summary The contemporary informational society that is based upon the principles of integrated communications remains the major element that secures the stability of the global social interaction system as well as the common agenda for major states of the world. global politics). The perspectives of globalization as the model of progress are heavily dependent upon the ability of information society to preserve its integrity. But from the structural point of view the informational society is vested with substantial potential of self-development that drives the internal contradiction and systemic conflicts between internal processes and external context for development of information society. The goal of the article is to locate the major knots of contradictions in the development of the global information society and their analysis from the point of view of further development. Keywords Information society, globalization, post-global; development, informational enclaveization, channels for communications, social engineering, socio-communicational hybridity.
Введение Понятие «информационное общество» всегда сочетало в себе элементы «формирующего прогноза», идеологемной идентификации, отражения реальной социально-экономической действительности [9]. Информационное общество всегда будет чем-то большим, чем интерфейс между информационным пространством и человеком, обладая идентифицирующим потенциалом[1]. Сейчас в ситуации комплексного кризиса современного общества доминирование коммуникационной (когнитивно-информационной) составляющей в процессах глобализации стало откровенным и почти институционализированным. Отношение к внешним атрибутам глобализации становится инструментом формирования политически мотивированных коалиций и союзов, инструментом политической сегрегации различных стран и их коалиций в системе мировой политики и экономики. Но постпандемический мир, а также разнонаправленные процессы размывания американской военно-экономической гегемонии создают устойчивые асимметрии в развитии различных общемировых интегрирующих субсистем, разрушают их целостность и ставит вопрос о способности этих субсистем продолжать функционировать в условиях торможения или даже отката глобализации. Значимость информационного общества в меняющемся мире растет. Его развитие начинает определять устойчивость других элементов системы, в том числе модели социального развития, социокультурных отношений и характер ряда значимых экономических, например, финансовых коммуникаций[2]. Они превратились в симбиотическую сущность, почти не отделимую от информационного общества, причем, как на индивидуальном пользовательском уровне, так и на корпоративном. Технологический сбой в системе глобальных коммуникаций будет означать спазм, как минимум, на уровне региональной финансовой системы, с потенциалом разрастания до больших масштабов, если он не будет быстро купирован. Экономически мир поздней глобализации развивался через идентифицирующие понятия, наполняемых реальным экономическим содержанием, фактически добавленной стоимостью, о чем говорил европейский социальный философ Андрэ Горц [4, С.27]. Эта модель, ставшая естественным продолжением «капитализма индикаторов», при котором динамика развития измерялась исключительно формальными показателями, не затрагивая, а, зачастую игнорируя структурные изменения в политике и экономике, вытекала из ряда социально-технологических аспектов развития постиндустриального капитализма, который можно назвать «когнитивным», опиравшихся на возможности цифрового информационного общества, включая потенциал управления и искажения характера экономических процессов. Базовое предположение таково: На поздней фазе «доковидной глобализации» мы наблюдали опережающее развитие технологической основы информационного общества, стимулировавшей возникновение не просто спроса на новые возможности (в ее качестве выступала геймификация коммуникаций и связанные с ней программные продукты), но социально обусловленного спроса, социальных институтов, порождающих спрос на определенные коммуникационные уже не продукты, но системы («экосистемы» - системы социально-потребительских отношений и моделей форматирования социального поведения). Эта технологическая основа ставит потенциального потребителя перед угрозой быть выдавленным из комфортного социального круга[3]. Модель развития информационного общества могла бы быть охарактеризована как принуждение к информационной сопричастности, без которой социальная адаптация индивида и политическая вовлеченность значимых социальных групп и групп социально-экономических интересов становились невозможными. Информационная сопричастность - включенность в систему цифровых интегрированных коммуникаций, причем именно в систему универсальных наднациональных каналов коммуникаций, - стала одним из важнейших идеологических элементов потребительской глобализации. Отметим несколько принципиальных недавних и сохраняющих частично актуальность тенденций в развитии информационного общества:
Выделенные тенденции означают формирование принципиального нового пространства развития для информационных технологий, и выход на новый уровень влияния информационного общества на социальные процессы. Это начинает играть решающую роль в определении векторов мировой политики, экономики и социального поведения, особенно учитывая объективное ослабевание интенсивности и эффективности развития других опорных систем глобализации. Постановка проблемы Признавая когнитивность современного капитализма системообразующим фактором современного мира, следует признать и невозможность оценивания процессов его развития только в рамках макроэкономической и, тем более, классической экономической методологии. «Мир-системность» как принцип анализа процессов развития крупных систем с сознательным методологическим выводом предмета исследования (системы общественных отношений, включая и социально-информационную надстройку) за рамки только национального государства [3] дает существенно большие возможности деконструирования и оценки сложных систем. Но и в данном случае возникают сложности в отношении прогноза развития неэкономически детерминированных факторов развития систем, а в современном информационном обществе значение этих факторов исключительно высоко, поскольку его невозвратный транзит на технологическую платформу интегрированных цифровых коммуникаций обеспечил новые социальные свойства информационного общества, в частности, принципиально новые возможности обратной связи и взаимовлияния источников, каналов коммуникаций и потребителей информации. На среднесрочную перспективу центральным фактором прогноза развития информационного общества становится корректное понимание особенностей связи между экономическими и неэкономическими факторами развития информационного общества. События в США в декабре 2020 – январе 2021 годов показали исключительно плотную связь между этими двумя аспектами, но не линейность взаимовлияния. Силы, контролирующие системы цифровых коммуникаций в США, продемонстрировали, что готовы пожертвовать значительной долей потребителей ради политической целесообразности. Вопрос в том, насколько это возможно на долгосрочной основе. Это существенно корректирует подходы к оценке тенденций развития информационного общества, выделенных его классиками, исходивших при всей различности своих подходов из понимания сервисной, а не системо-формирующей роли информационного общества. Исключение, вероятно, составляет «модель Маклюэна», основанная на тезисе о первичности каналов коммуникаций и «внешних», медийных технологических расширений человека по сравнению с контентом, что отчасти и отразилось в ситуации первичности, определяющего формата коммуникаций по отношению к контенту[4], особенно заметной на ранних фазах развития системы интегрированных коммуникаций. Но и «модель Маклюэна» не описывает современные процессы развития информационного общества во всей полноте, поскольку исходит из принципа «волнового» распространения информации, единственно доступного в тот исторический период. В качестве базовой автор формулирует следующую гипотезу: Современное информационное общество было в период 2015-2020 годов насыщено различными логическими системами (системами поиска и проч.), алгоритмами и т.д., что получило в условиях неконтролируемого роста потенциал саморазвития, который все слабее поддается управлению. Переход целого ряда корпораций, действующих в сфере коммуникаций, в частности, администраций социальных сетей и информационных платформ к прямой цензуре является инстинктивной реакцией на риск утраты контролируемости системы. Следует признать самостоятельное значение выработки новых методологических инструментов оценки процессов в информационном обществе для относительно устойчивого прогнозирования тенденций развития информационного общества и с точки зрения социальных процессов, и с точки зрения взаимовлияния социальных и технологических аспектов. Можно констатировать высокий уровень неопределенности, касающийся процессов развития информационного общества, что отражает многовариантность развития и информационного общества (социальные и технологические аспекты), и пространства, где оно функционирует (регулятивные, политические и экономические аспекты, а также социальные модели развития), что возвращает нас к вопросу о «сложном мире» как основе будущего варианта мироустройства [18, С.92-93], что концептуально опровергает и отрицает предыдущую модель «упрощенной потребительской глобализации». Эта неопределенность будет иметь сдерживающее воздействие на многие сферы развития социально-экономических (корпоративные структуры) и социально-политических (государства) систем, включая вопросы, связанные со средне- и долгосрочными инвестициями в развития технологий и их использования для управления социальными и экономического процессами. Принципиальной задачей становится выявление основных узлов противоречий информационного общества. Развитие ситуации в них станет индикатором превалирования того или иного варианта развития информационного общества в целом.
Узлы противоречий в современном информационном обществе Современное информационное общество испытывает одновременно три «сдвоенных» кризиса, отражающие меняющуюся синергию между информационным обществом и тем социально-политическим пространством, во взаимодействии с которыми оно развивается. В перспективе эти три внутренних узла противоречий могут сформировать самостоятельные линии развития и стать основой для различных институциональных или политических решений, но сейчас они развиваются в относительной целостности. Во-первых, это кризис интегрированности информационного пространства, совмещенный с кризисом социальных моделей. Данный узел кризиса, очевидно, совмещает внутренние и внешние, контекстные аспекты развития современного информационного общества. Первичным фактором явно является кризис социальных моделей развития, обозначившийся уже в 2018-2019 годах, но он был существенно обострен событиями и процессами 2020 года. Концепция единоформатности потребления информации перестает быть бесспорной магистральной линией развития информационного общества. Мы наблюдаем интенсивную социо-коммуникационную сегрегацию, когда низшие слои общества все больше вовлекаются в цифровые коммуникации, главной чертой которых становится простота и доступность, выражающаяся в максимально возможном упрощении контента[5]. Доинтегрированные формы коммуникаций (например, книги, очное взаимодействие, неалгоритмированные инвестиции и проч.) становятся индикатором высокого социального и потребительского статуса индивида, поскольку модель потребления информации, трансформирующаяся в потребление «ощущений», становится одним из важнейших компонентов. Но и на уровне цифровых форматов происходит сравнительно быстрая демонополизация рынка, облегченная снижением стоимости цифровых технологий. После событий 2021 года в США этот процесс ускорится, в частности, с точки зрения появления новых платформ социальных коммуникаций. В результате распространения коронавируса и различной социально-политической реакции на нее со стороны государств и обществ усиливается эффект эрозии универсальности цифровых сетевых интегрированных коммуникаций. Возникают социально-значимые пространства, где они либо конкурируют с другими форматами коммуникаций, либо их дополняют. Мир идет к разноформатности информационного общества, технологически и социально отрицающей любой монополизм, объективно отражая тенденции к регионализации экономических процессов. Главный вопрос, - в темпах развития этих процессов. Одной из причин разноформатности стала слабоуправляемая демедиатизация, разрушившая систему форматирования и каскадирования нарративов, что было основой публичного проявления универсальных возможностей информационного общества, прежде всего, возможностей устойчивого фреймирования и формирования стандарта потребления информации, уже на этапе активной цифровизации [7, 188-190]. Главным предположением автора является следующее: возвращение к медийной организации информационного пространства – даже с учетом изменения технологического и социального содержания понятия «медиа» - крайне маловероятно. А значит, с учетом падения авторитета крупнейших социальных сетей продолжении мозаизации становится неизбежным. Развитие данного узла противоречий повысит востребованность интегрирующих коммуникационных платформ. В силу этого борьба за то, кто имеет право регулировать такие платформы, становится принципиальной и политически значимой. Во-вторых, налицо острейший кризис доверия к информации, накладывающийся на не менее острый и крайне социально болезненный кризис идеологии пространственно и содержательно свободного интернета. Данный узел кризиса системно обострен откровенным использованием административного ресурса и введением элементов корпоративной цензуры в отношении ключевых коммуникационных платформ (цензура в отношении ряда российских СМИ, информационные манипуляции на выборах президента США в 2020 году, последующее цензурирование американских консервативных политиков). Сетевизированные цифровые коммуникации были частью информационного общества, изначально претендовавшей на неограниченную глобальность и отсутствие имманентной, встроенной регулятивности. Сейчас, напротив, мы наблюдаем успешные попытки не только скрытого (манипулятивного), но и открытого (административного) управления информационным обществом. Сетевизированное информационное общество продемонстрировало отсутствие встроенных механизмов защиты общества от информационных манипуляций. Вовлеченная в информационные процессы общественность в основном смирилась с манипулятивным характером сегодняшнего информационного общества, что доказывается в том числе не только отсутствием усилий по нейтрализации процессов фейковизации информационного пространства, более того, - признаками политической легализации такой фейковизации («казус Навального», ситуация в Белоруссии, информационные манипуляции вокруг Ближнего Востока), но и полным отсутствием усилий по выработке минимально универсальных механизмов социальной верификации информации. Манипулятивность оказалась неограничиваемой пространственно: она касается всех участников информационных процессов и малоуправляема в среднесрочной перспективе. И ситуация с которонавирусом обостряет данный аспект кризиса информационного общества, объективно сокращая возможности «очной верификации». В 2018-2020 году были апробированы с нарастающей масштабностью технологии информационного манипулирования, близкие к виртуальной реальности, удерживаемые в течении относительно длительного срока[6]. Современное информационное общество позволяет осуществить вброс любой сконструированной информации, но дальнейшее управление информационными процессами оказывается затрудненным. А, главное, - непредсказуемой становится реакция затрагиваемых аудиторий и долгосрочного кризиса доверия к сетевым коммуникациями, масштабы которого, вероятно, будут в ближайшее время только возрастать[7]. Этот кризисный узел также способствует росту мозаизации и анклавизации информационного общества, поскольку формирует устойчивый запрос на формирование информационных систем с высоким, а иногда и абсолютным уровнем доверия внутри, отделенных от условно общего (технологически доступного) информационного пространства системой не столько технологических, сколько социальных «фильтров». Это возвращает нас к вопросу о подготовленности потребителя информации к большим ее масштабам, которая ставилась еще до появления интегрированных коммуникаций[8]. Среднесрочным результатом развития тенденций в рамках этого узла противоречий может стать сокращение возможностей социального управления через систему интегрированных коммуникаций за пределами базовых («ядерных») социальных систем, хотя, казалось бы, внешние условия должны способствовать обратному процессу, как он виделся в период эйфории сетевизации, хотя и тогда звучали предостережения [8]. Попытки прямого цензурирования информационного потока со стороны корпораций, контролирующих ключевые сегменты глобального информационного общества в ходе поствыборного конфликта в США, только усугубляют эту ситуацию. Но проблема носит существенно более глубокий и долгосрочный характер. Проблемой является сама возможность построения локального и присутствующего исключительно в информационном пространстве «доминирования», подменяющего мнение реального большинства, способного на активное социальное действие, и виртуализация самого понятия политической власти[9]. В-третьих, наметился кризис сетевого характера информационного общества, рост локализованной иерархичности, резонирующий с кризисом эффективности информационного влияния[10]. Внутри сетевизированного и относительно открытого информационного общества возникают анклавы с особым характером информационных процессов и более высокой степень доверия, отделенных от остального информационного пространства [5]. Происходит фатальное разделение вопросов «охвата» и «вовлечения» (фактически, - «побуждения к действию»). Развитие данного узла противоречий стимулирует эксплицитную институционализацию информационно-социальной анклавности, - «встроенного» свойства современного сетевизированного информационного общества. Это формирует новую, существенно более острую и потенциально разрушительную дилемму: нарастание «анклавизации доверия» объективно будет способствовать снижению требовательности потребителя информации к ее качеству внутри соответствующего «анклава», способного формироваться как по социальным, так и по политическим (идеологическим) признакам и на основе идеологических установок. Возникает реальный риск превращения информационных анклавов в полноценные информационные, а затем, - и информационно-социальные секты. Ситуация обостряется возникновением прецедентов этно-социальных информационных пространств (например, «исламского Интернета»), заведомо остающихся закрытыми. С другой стороны, нельзя не отметить, что нынешнее состояние информационного общества таково, что оно создает большие перспективы для сетевизированных экономических (ТНК) и социально-политических структур в использовании своего потенциала. Государства и в целом иерархические структуры не обладают достаточной операционной гибкостью и не имеют развитого потенциала глокализации, что особенно проявляется в ходе быстро развивающихся процессов, характерных для информационного общества. Крайне важен феномен коммуникационной анклавности, создающий содержательно, а иногда и институционально (через ограничение возможностей доступа) изолированные пространства, сращивающиеся с социальными институтами. Формирование пространств социо-коммуникационной гибридности, ставший основой для конструирования и управления масштабными общественными движениями, такими, как «арабская весна», является долгосрочной тенденцией развития информационного общества и, не исключено, магистральным направлением его развития, но он в перспективе ведет к распаду общемирового универсального информационного пространства, поскольку предполагает масштабирование информационной анклавности до масштабов значимых в социальном или экономическом (например, пространство коммуникаций, возникающее вокруг ТНК) смысле пространств, где иерархичность будет превалировать над сетевизацией. Эти три узла кризиса современного информационного общества, взаимно влияя друг на друга, дают синергию. Они могли бы быть отнесены к категории «кризисов развития», если бы не нарастание разрыва между постиндустриализированными элитами и архаизирующимися социальными пространствами, где проявляются процессы «цифровой сегрегации». На фоне относительной пауперизации среднего класса (частично трансформирующегося в прекариат [15], но сохраняющего свой «статус» в информационном обществе) и утраты доминирующей идентификационной функции собственности и даже участия в инвестиционных процессах информационное общество, доступ к нему и статус человека в нем становится социально-формирующим инструментом. Информационное общество, различные его толкование и понимание становится решающим фактором в формировании нового образа будущего в рамках социально-философской концепции неограниченной пространственной и социальной мобильности, на фоне отсутствия в современной западной философии более комплексных образов будущего.
Вместо заключения: Факторы развития и стагнации информационного общества Нынешний кризис информационного общества отражает изменение характера точек его соприкосновения/взаимодействия и взаимного дополнения с социальной реальностью. Характер дальнейшей эволюции информационного общества будет определяться особенностями реализации его потенциала в пространствах социо-коммуникационной гибридности[11] и масштабирования подобных пространств. Это потребует социальной апробации существенно более интрузивных социо-информационных технологий. Но для выхода на этот уровень необходимо сохранение интегрированного и содержательного универсального характера контролируемого США информационного общества и всяческое противодействия усилиям отдельных государств по национализации страновых информационных пространств[20]. США критически важно сохранить формально несуверенный характер информационного общества, обеспечив себе максимальную свободу рук в определении правил игры в общемировом информационном пространстве. Хотя и для них возникает очевидный вызов: крупнейшие информационные гиганты, руководствуясь принципов несуверенности информационного пространства, оспаривают право американского государства на установление «правил игры». Через столкновение этих двух тенденций: в пользу сохранения универсального характера информационного общества и за, как минимум, частичное восстановление национального характера его регулирования, - будет найден ответ на вопрос о путях разрешения его внутренних противоречий. Длительная стагнация в развитии информационного общества становится принципиально невозможной. Место информационного общества в системе социально-экономического развития человечества таково, что оно подвергается давлению с разных сторон и по разным векторам, одновременно имея механизмы внутреннего развития. Это превращает глобализированное информационное общество в имманентно неустойчивую систему, которая должна развиваться, чтобы предотвратить свой распад. Решающим фактором в обеспечении интересов той или иной страны в процессе развала нынешней версии информационного общества будет способность того или иного государства или коалиции государств обеспечить устойчивость национального (коалиционного) сегмента информационного общества [13] и его политическая и технологическая защищенность от внешних рисков и попыток манипуляции, становящихся важнейшим элементом стратегии гибридных войн. Вопросы, связанные с необходимостью преодоления нарастающей социо-коммуникационной анклавности (скрытого информационного сектантства) в развитии информационного общества, будут находиться на втором месте и, скорее, отражать развитие внутренней социальной составляющей в каждом конкретном государстве. Интересы России в процессе трансформации информационного общества - формирование защищенного национального сегмента информационного общества, обеспечивающего информационный суверенитет России на своей территории и коллективный информационный суверенитет в рамках союзнических отношений, как минимум, на части территории Евразии. Это предполагает относительную эволюционность и постепенность процессов трансформации национального информационного пространства при сохранении включенности России в общемировые информационные системы, даже с учетом нарастания рестриктивного администрирования контента из России в глобальных каналах коммуникаций.
Литература 1. Афанасьев В.А. Человек: общество, управление, информация. Опыт системного подхода. – Москва: Книжный дом «Либроком», 2013, 208 с.2. Бергер П.Л. Введение. Культурная динамика глобализации в Многоликая глобализация. Под ред. Бергер П.Л., Хантингтон С.П. Пер. с англ. – М.: Аспект пресс., 2004, 379 с.
12. Ровинская Т. «Прозрачность» в информационную эпоху: благо или зло?»// Мировая экономика, международные отношения, 2020. Т. 64, № 9, с. 126-13815. Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. Пер. с англ. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2014, 328 с.
[1] Вопрос о формировании постнациональной идентичности стал одним из наиболее сложных для социологии последнего времени. Вряд ли можно говорить, что он был принципиально разрешен, хотя идея «глобального человека» как носителя некоего набора ценностей вполне открыто обсуждалась [2, С.572-582; 24]. Как правило, именно включенность в общемировой информационный обмен рассматривалась в качестве важнейшего элемента «постнациональности». Это делает перспективу национализации – операционной и содержательной – страновых сегментов информационного общества крайне болезненной в политико-идеологическом плане.
[2] Классическое понимание информационного общества балансировало между отношением к нему как к инструменту повышения эффективности систем управления (Й.Масуда, Ф.Махлуп, в меньшей степени - Д.Белл), с одной стороны, и политико-идеологическому идентификатору (Зб.Бжезинский, Э.Гидденс, Дж.Мартин, отчасти Г.М.Маклюэн). Ближе всего к формулированию сути информационного общества как интегрирующей конструкции «единого мира» подошел Э.Тоффлер в «Третьей волне» [16], уделив существенное внимание вопросам социальной интеграции на базе информационных технологий. [3] Мы наблюдали, по сути, доводимое до абсурда толкование принципов социо-коммуникационной мобильности, сформулированных британским социологом Джоном Урри в 2007 году и предполагавших включенность в информационное общество (включая и технологическую подключенность к нему) в качестве главного условия социализации индивида в условиях социальной атомизации [17]. В совокупности с концепцией креативного класса американского социолога Ричарда Флориды [19] концепция социо-коммуникационной мобильности составляла основу модели социального развития в системе глобализации. На базе этой модели формулировались требования к развитию информационного общества. [4] Ключевой чертой модели (в наиболее четкой форме изложенной в [10]) является эмансипация каналов коммуникаций от среды, в которой они присутствуют, а значит, - до известной степени – «коммуникационный космополитизм», который является основой современной трактовки глобального информационного общества, хотя Маклюэн исходил из того, что СМИ останутся системообразующими институтами информационного пространства и, соответственно, общества. Современные процессы демедиатизации, хотя и не имеют «линейного» развития, существенно меняют картину в операционном плане, но оставляют базовую платформу в виде самостоятельного значения каналов коммуникации и вписанности их в глобальное пространство, а не в национальное. Это и объясняет феномен трансграничного и трансрегионального влияния социальных сетей и сетевизированных (интегрированных в сети) коммуникационных платформ. [5] Отсюда и опережающее развитие технологий визуализации, сравнительно быстро начавших перерастать в глобальный политический [14]) и социокультурный идентификатор. Фактически визуализация становилась заменой смыслов в социальной коммуникации и инструментом структурирования общественного пространства. [6] Примером «виртуализированной реальности» были целый ряд ситуаций, связанных с военным конфликтом в Сирии, противостоянием США и Ирана, а также управление гражданскими протестами в Белоруссии осенью 2020 года. Коротко- и даже «средне-живущая» виртуальная реальность, особенно позволяющая осуществлять некие реальные действия в социально-политическом пространстве, может стать одним из наиболее востребованных технологий манипуляций. В частности, к категории среднеживущей виртуальной реальности можно отнести формирование устойчивой в течении более, чем 96 часов фиктивной картинки в связи с апрельскими 2018 года «ударами» США по ряду объектов в Сирии. [7] Кризис доверия к цифровым сетевизированным системам коммуникациям, включая и Интернет, был очевиден уже в начале 2010-х годов, а ситуация с тех пор только ухудшалась [25]. См. также исследование Э.Еверстада , А.Филлипса и М.Фергюссена [21], выявляющее важную и стратегически опасную асимметрию между потребителями информации, принадлежащим к разным возрастам, а, как результат, - различным культурам потребления информации. Обратим внимание и на более раннее исследование американского исследователя Спиро Киоусиса о фундаментальных проблемах коммуникаций с опорой на «якорные» фигуры [23].[8] В частности, советский и российский философ академик В.А.Афанасьев писал: «Избирательный, селективный подход человека к информации предполагает: совершенное знание человеком своей специальности, своей роли в коллективе, обществе и стоящих перед ним и обществом задач; умение ориентироваться в океане информации, отбирать и умело использовать ту информацию, которая ему необходима» [1, C.85].[9] Десуверенизация общества через неограниченную интеграцию в информационное пространство становится одной из важнейших проблем, например, США, как считают ведущие западные социологи, уже давно испытывающих кризис «социального гражданства» [11, С.73], выразившийся, в том числе, в социальных протестах 2020 года, вышедших далеко за рамки чисто расовых. [10] Наличие в современном информационном обществе встроенных механизмов развития и модель развития информационного общества становится важнейшим дискуссионным вопросом в коммуникативистике [22]. [11] Понятие социо-коммуникационная гибридность введено и апробированно автором [6]. Оно означает формирование и относительно устойчивое существование пространства, где коммуникация и социально-эффективное действие становится неразделимым, взаимно дополняя и усиливая друг друга.комментарии - 9
Общая теория информации Не спрашивай меня КАК? … В попытке разобраться с самим собой, определить цели и смыслы своего бытия, человек просто вынужден дать определения понятиям и словам, которыми он оперирует. И если эти дефиниции не выбраны, не стали истинными для самого человека, то он понуждаем пользоваться чужими определениями. Смысла этих атрибутов он просто не ведает и поскольку они не стали для него единственно истинными, то не стоит ожидать от такого человека следования им и «отстаивания» их в своём сознании. Такие люди подвержены влиянию моды и бытие их подобно инстинктивному поведению животных. Но человек назвал себя разумным, а это значит, что именно ощущением присутствия в самом себе понятия «ум» он отделяет себя от животного способностью самому не только определять понятия, но и следовать им. Разумный человек способен при минимуме информации сделать правильный выбор и в меньшей степени подвержен чужому влиянию, поскольку «ценности» его «привязаны» к смыслу его существования как личности. Личность – это самосознание и воля. Свойства ОТИ основаны на первосуществовании самой информации в форме идей, обретающих своё бытие во времени и пространстве. Постулаты ОТИ 1. Всё сущее – информация. Для человеческого сознания информация существует как ощущения, сообщения и отношения. Об идентификации ... Смысл моего сообщения - простая мысль: Vwncwk comprar cialis de 10 [url=https://newfasttadalafil.com/]buy generic cialis online cheap[/url] Wdsbat Cialis Super Active Generique 20 Mg Hpvjcb <a href=https://newfasttadalafil.com/>Cialis</a> Nmxxck Zithromax Klamydia https://newfasttadalafil.com/ - where to buy cialis cheap Ndwlpc HR RR BP <a href=http://bestcialis20mg.com/>is cialis generic</a> Methylenetetrahydrofolate reductase from pig liver Vous trouverez sans doute le jeu de Blackjack si vous vous Affiliate marketers can expect some pretty decent commissions at 35% per https://Kaswece.Org With a vast network of advertisers spanning various industries, and over 14 billion annual 2019 Ruth Seelig kam am 9. September 1920 in Bromberg als Tochter des Max Seelig und seiner Frau Doris geborene Health minister Haggie apologizes to pharmacists over drug shortage confusion in NL, CBC News, 26 March 2020 <a href=https://levitr.top>viagra cialis levitra sample pack</a> Мой комментарий
|
Подписка
|
А можно фамилию поправить?
Евстафьев