Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23659
|
Официальные извинения
970
98613
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80116
ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ ДМИТРИЯ ЯЗОВА: «ОПУБЛИКУЙТЕ ЭТО ПОСЛЕ МОЕЙ СМЕРТИ» 6
10156
Накануне 90-летия Маршала СССР Д.Т.Язова я взял у него большое интервью, но затем он частично или полностью убрал целые абзацы про Горбачева и Ельцина, про Путина и Сердюкова… А насчет полного текста Маршал с грустной улыбкой сказал мне: «Опубликуйте это после моей смерти… А сейчас о некоторых моментах и людях помолчу. Потому что будут споры, а, возможно, и обиды. А я уже не в том состоянии, чтобы в дискуссиях участвовать». Я стал упрашивать Маршала не «кастрировать» текст. Он сурово посмотрел на меня и сказал наждачным командирским голосом: – Разговор закончен. Сегодня мы публикуем оригинал беседы с Язовым без его сокращений. Как он и завещал…
ИЗ-ЗА ПАРТЫ – НА ФРОНТ – Дмитрий Тимофеевич, помнится, как в начале ноября прошлого года некоторые политики и военные рвались поздравить Вас с 90-летием. Хотя они погорячились. Юбилей-то в этом году. Почему случилась эта странная накладка? – Я родился 8 ноября 1924 года. А когда война началась, мне еще не было и 17 лет. Я с одноклассниками помчался в военкомат, проситься в армию. Но никого не брали из-за недостающего возраста. А я сказал, что с 23-го года. Так и записали. Так и пошло гулять по документам.
– Как вам так легко удалось перехитрить военкомат? – Да очень просто. У них же не было никаких документов обо мне. Что я им сказал, тому они и поверили.
– А у вас же комсомольский билет, наверное, был. – Был. Но я его не показал. Я так 50 лет с этим 23-м годом рождения и прослужил.
ИНКУБАТОР ЛЕЙТЕНАНТОВ – Ну а что после военкомата было? – Меня вместе с другими новобранцами увезли в Новосибирск, туда Московские военное училище имени Верховного Совета эвакуировали. Мы приехали в Новосибирск. Дружок – Юрченко Илья, был со мной. Но он вскоре почему-то вынужден был командирам признаться, что тоже с 24-го года. И уехал домой.
– А зачем он признался? – Не знаю. Видимо, тяжело ему было.
– А вы остались? – А я остался. Я без отца вырос, отец умер, когда мне было 9 лет. Я привык к тяжелому труду. Мне нормально все было.
– Сколько вы в Новосибирске пробыли? – Два месяца.
– Чем занимались там? Боевая подготовка? – Учились стрелять, окапываться, переползать, тянуть мины под танк. Два месяца учились тому, чему обычно учатся в училище 3 года. Такое время было. А потом нас привезли в Москву, на Курский вокзал. Пешком мы дошли до Лефортово. Там было училище. Оно ушло на фронт, а на его месте формировались дивизии ополченческие. Кое-что было разбито там – Москву бомбил немец. Но мы занимались там весь март и апрель. И даже готовились к первомайскому параду. Но его отменили. Объявили, что 1-2 мая – рабочие дни. И мы за эти дни переехали в Солнечногорск, в полевой лагерь. Немцы побомбили и там, все было разбито, разрушено. Мы что могли, привели в порядок, брезентовые палатки натянули, сделали немножко там марафет. И начали заниматься боевой учебой. И каждый выходной – кросс. 20 километров! На первенство училища. А в июле нас выпустили уже. Лейтенантами. Готовилась операция «Искра». Один наш батальон пошел на Ленинградский фронт, второй – на Волховский.
– Вы попали на… – На Волховский. В 177-ю дивизию. Хотя я и был уже офицером, но пацан-пацаном! А многим солдатам в дивизии было по 45–50 лет. Представляете? Они такому, как я, юному офицеру, могли запросто сказать: «Сынок, поди сюда». Они же мне в отцы годились...
ПОКАЗАТЕЛЬНЫЙ РАССТРЕЛ – А куда именно вы попали на Волховский фронт? – В Погостье под Ленинградом. Там были жуткие болота кругом. Наш батальон от штаба армии до Погостья пешком пришел – 50 километров. Пришли мы где-то к вечеру. Нам дали отдохнуть, покормили. А мы голодные шли. По пачке пшена на троих дали – сухой паек. Дорогой ели. Жевали пшено. Отоспались, а утром – командиру дивизии представляться. Его не было. Мы представились начальнику штаба дивизии. А тут комдив подъезжает на лошади: «Что за люди?». Начштаба дивизии доложил, что из училища Верховного Совета, из Москвы, прибыли офицеры. Отвели нас в лес, там стоит на большой поляне человек 400 офицеров и солдат дивизии. Нас пристроили к левому флангу. Выходят и становятся перед этим строем комдив с начальником политотдела, прокурор, судья и зачитывают приказ: расстрелять младшего лейтенанта Степанова за то, что он сбежал с позиции, когда немцы поперли… Он убежал, но его взвод отразил атаку. Его поймали в тылу и осудили. Как раз приказ Сталина № 227 вышел.
– Ни шагу назад! – Да. В этот день мы, юные лейтенанты, как раз подоспели к казни этого младшего лейтенанта Степанова. Вырыли могилку, она заполнилась ржавой водой. В затылок ему стрельнули, он упал. Мхом забросали и всё...
– Какая в тот момент была ситуация на вашем участке фронта? – В то время вторая наша армия выходила из окружения мелкими группами по 2, 3, 5 человек. А немцы сыпали каждый день на нас листовки.
– Вы читали листовки? – Да.
– Что там было написано? – Запомнилось: «Генерал-лейтенант Власов призывает всех солдат Волховского фронта перейти на немецкую сторону…».
– Командиры разрешали читать листовки власовские? – А как им уследить за всеми? Немцы с самолетов забрасывали листовки прямо в траншеи.
– А были люди, которые все-таки поддавались на эти листовки? – Нет. Хотя вру! Один все-таки был, но это позднее случилось, уже в 43-м году. После прорыва блокады Ленинграда. Один солдат, фамилия Гетиков, из боевого охранения, ушел к немцам.
ОТПУСК В ОКОПАХ – А где у вас первый бой на фронте был? – Там же, у станции Прогостье. Наша 177-я дивизия готовилась к наступлению. И мы должны были прорывать оборону противника. Я и наступал там со своим взводом. Ранило меня на третий день наступления. Немецкий снаряд упал в болото, потом мощный взрыв, выхлоп, меня подняло взрывной волной... Тут я и почувстствал, что в ногу ранило. Шрам вот до сих пор ношу...
– В строю тогда остались? – Нет, в эвакогоспиталь попал, на станции Пикалево. Там в бараках цементного звода госпиталь и стоял.
– И долго вы там лечились? – Месяца полтора. Август, сентябрь, октябрь.
– А потом? – 8 ноября у меня день рождения. Перед ним меня и выписали. Причем, с правом отдыха в отпуске – 7–10 дней.
– И где вы отдыхали? – На фронте. По дороге из госпиталя в часть. Вернулся в полк, пришел в штаб. А начальник штаба: «О, Язов! Хорошо, что приехал!». И со вздохом: «Костя погиб Соловьев!». Мы с лейтенантом Соловьем были одного выпуска, вместе приехали. Начштаба сказал: «Принимай соловьевскую роту». Я пошел, принял роту. Вместо отпуска. И в бой...
– Сколько в вашей роте было тогда народу? – Человек 13.
– А по штату положено? – 100. Выбивало личный состав сильно. Снова мы готовились к наступлению. Пулеметы появились буквально в каждом взводе. Столько было пулеметов, а хорошо стрелять некому! Потому что каждый день немец сильно бойцов выкашивал. Иногда за день – треть убитых и раненых. А целый километр по фронту такая жидкая рота занимала. Дзоты мы зашивали толстыми резиновыми мешками. От резины хорошо отскакивал снаряд. Не пробивало. А когда надо было ползти вперед, перед собой бронированные щитки держали. От пули можно спастись, а от снаряда нет...
– А тяжелые эти щитки были? – Тяжелые. Килограммов 10–15. Но стало легче, когда болота подмерзли к январю. Начали мы 12 января 1943 года наступление. Уже второе. И прорвали-таки тогда блокаду Ленинграда. В тех боях второй раз ранило меня.
– А на этот раз при каких обстоятельствах? – Осколками гранаты. Немец бросил гранату, я пригнулся. Только рот разинул крикнуть что-то, предупредить подчиненных, – взорвалась граната. Вот здесь, под глазом, ее осколок до сих пор сидит. Так его с войны и ношу.
С ПЕРЕДОВОЙ – ЗА КАФЕДРУ – А почему операцию нельзя было сделать? – Вот здесь нерв проходит глазной. Очень опасно. Можно было ослепнуть. Лечился я прямо на фронте, в медсанбате. На перевязку бегал с передовой. Я ведь командовал ротой. Да и ранения не такие, чтобы уж умирать или с госпитале отлеживаться. А в марте 43-го меня направили на курсы усовершенствования командного состава. Я прибыл туда уже старшим лейтенантом. Где-то я там два месяца проучился. И тут зам командующего фронтом генерал Сухомлинов приехал к нам на курсы посмотреть, как готовятся кадры. На занятия пришел к нам. И приказал мне рассказать наизусть обязанности командира взвода. Я ему отчеканил. И обязанности командира роты бойко рассказал. Сухомливнов сопровождающим говорит: «Вот таких грамотных офицеров надо оставлять учить людей». И оставили меня на курсах.
– В какой должности? – Преподавателя. Я там вел взвод. И до января 44-го года, пока мы не перешли в новое наступление, я находился там. А потом попал в 63-ю гвардейскую дивизию. В ней и воевал до конца войны.
– Что вы чувствовали на фронте, когда немцев убивали? – Я не немцев, я фашистов убивал.
– На фронте, говорят, человек приучается материться, курить, пить водку. К вам эти мужские слабости пристали? – Нет. Ни к чему я не приучился – ни пить, ни курить…
– И даже материться? – И даже материться. Мат хорош в колхозе, когда быки не слушаются. А с людьми нельзя.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ – А ваш последний бой был где? – В Курляндии. В мае 45-го. Там у немцев 200 с лишним тысяч группировка была. Мы с Балтийским флотом должны были не пропустить ни одного немца в Берлин. Они туда рвались. Но мы их окружили. И не выпустили до сдачи в плен. Мы прижали их к морю. Там и был мой последний бой, последний выстрел... Там я Победу и встретил.
– А как вы узнали, что Победа? – По признакам. Немцы перестали стрелять, вести активную разведку, прорываться из котла...
– Где конкретно вы встретили 9 мая 1945 года? – День Победы встретил в Митаве. Это Прибалтика. Там наша дивизия дислоцировалась. Я служил в 19-м полку. В начале мая Шапшаева, командира полка, сильно ранило, ему руку отняли в госпитале. И я с другими офицерами приехал в госпиталь проведать его. И тут пришла весть, что все, конец войне, немец сдался, Победа! И мы кое-что привезли Шапшаеву… Ко Дню Победы. И там его и встретили. Пальба в округе была невероятная! Стреляли из пистолетов, из автоматов, из карабинов. Ну и выпили, конечно.
ПРО ЖУКОВА И СТАЛИНА – Какое отношение у вас, у ваших сослуживцев, командиров было на фронте к маршалу Жукову? – Самое уважительное. Мое личное уважение строилось тогда на том, что Жуков возглавлял два фронта (Ленинградский и Волховский), когда прорывали блокаду Ленинграда. И успешно выполнил задачи. Ему маршала за это дали.
– А что про Жукова в окопах говорили, в блиндажах? – Чаще всего говорили одно: «Там, где Жуков, там победа».
– И у вас не изменилось к нему отношение? – Нет. Уже после того как я ушел из армии (потом был восстановлен) и стал председателем комитета памяти Жукова, к нему еще больше стало симпатии. Его дочь, Эра Георгиевна, будет на моем 90-летии.
– А как вы относитесь к тому, что пишут о Жукове некоторые писатели-фронтовики? – Это те, которые на фронте в теплых тыловых землянках сидели и баб тискали?
– Да-да, и те, которые его «мясником» называли... И говорили, что он путь нашей армии к Берлину устлал полутораметровым слоем трупов своих солдат… Астафьев, в частности… – Знаю-знаю… Читал… Эти писаки из рядовых или сержантов критиковали Жукова за то, что он «не туда», «не так», «не тогда» наступал… Что бездарно фронтами командовал. Я, знаете, выхожу из себя, когда иные «эксперты» из обывателей, не нюхавшие пороха, нахально и невежественно присваивают себе право со своей блошиной кочки рассуждать о глобальных стратегических вопросах… И о такой гигантской фигуре, как Жуков. Так могут делать только дилетанты, демагоги и ослепшие от злобы к Жукову дураки, извините… «Мясник… Большие потери»… А что, войны без людских потерь бывают? Война, это, знаете, не балет в Большим театре… Да и там иногда артисты ноги ломают или вывыхивают… – Война – это еще и матерый, хитрый, изощренный, хорошо обученный враг… Которого голыми руками не возьмешь. Который и тебе может надавать… А тут сидит какой-нибудь писаришка в теплой квартире, прижавшись, извините, задницей к теплой батарее, пивко попивает и пишет: «Жуков воевал бездарно». Если Жуков воевал против Гитлера так бездарно, то почему же Жуков над Рейхстагом, а не Гитлер над Кремлем победный флаг повесил, а? – Мне такие «писатели» или «эксперты», знаете, кого напоминают? Они мне напоминают утюги, которые учат щук плавать… Мы добыли Победу потому, что у нас были Жуковы и потому, что у нас был его величество Солдат, и был его величество Советский народ во главе со Сталиным!
– Многие фронтовики, писатели, обыватели до сих пор спорят, – кричали ли наши солдаты, командиры «За Родину, за Сталина!», когда в атаку шли. Вы тоже бойцов в атаки водили. Так были такие призывы или нет? – Были! Я сам людей с такими словами в атаку не раз поднимал. А в чем здесь крамола? Не понимаю. Родина и Сталин были для нас, фронтовиков, неотделимы. Или кто-то думает, что одни солдаты шли в атаки на врага за Родину, а другие – за Сталина? Ну глупость же! Да, мы вместе со Сталиным шли к Победе через многие поражения. Война – это такая штуковина, которая складывается не только из успешных наступлений, но и из просчетов, вынужденных отходов, провалов и жертв. Но победную точку в войне ставит в войне тот, кто был профессиональнее, мудрее, прозорливее, кого понимает армия, кого поддерживает народ. Да, Сталин был великим руководителем страны и армии. Но иногда и он ошибался. Что было, то было. Репрессии, лагеря ведь были. И это надо признать. Но вы назовите мне хотя бы одного идеального руководителя такого же масштаба. Такого нет.
– Часто можно слышать, что мы победили не благодаря, а вопреки Сталину... – Глупость все это либеральная… Вопреки… Мы победили вопреки Гитлеру! А Сталин был центральной опорой и дирижером нашей Победы. Ее генератором. Да, иногда и он, как говорится, давал сбои. А какой человек не ошибается? Не будь тогда в Кремле Иосифа Виссарионовича, я не знаю, как бы повернулась война. Да, у нас были величайшие полководцы, но ими ведь тоже надо было руководить… Вон садятся за шахматную партию два противника. У каждого одинаковые фигуры. Играют двое, а выигрывает один… Даже в том случае, когда допускает жертвы.
– А как вы относитесь к сталинским репрессиям? В том числе и в армии. Особенно – накануне войны и в начальный ее период... – Наверное, я не могу быть объективным тут, потому что при всех жестоких ошибках Иосифа Виссарионовича не перестал его уважать. Это нам сейчас легко судить о расстрелах и ГУЛАГах. А в те же тридцатые годы в стране было много противников и даже врагов власти. В том числе и в армии! Я даже больше скажу – был большой риск того, что страна могла повернуть назад, сойти с социалистического курса. И что, – Сталин должен был смиренно смотреть на все это? Если хотите, вопрос стоял так – или или… – Шла жестокая классовая борьба. И даже среди людей с партбилетами, в погонах они были или без, было много шатаний и сомнений, – а правильным ли путем идем или нет? Некоторые считали, что нет. И даже помышляли о свержении власти. Вот все это и породило репрессии. Да, под их кровавые жернова попало много и невинных людей. Это так. А многие люди, и на гражданке, и в армии, втянулись в эту страшную воронку, которая называлась борьбой с врагами народа. – Не думаю, что два миллиона доносов были написаны под диктовку Сталина или Берии. Многие негодяи с помощью доносов сводили счеты с неугодными им, даже с родственниками! Иногда и сын доносил на отца, брат доносил на брата, а сестра на сестру, когда, скажем, шла борьба за жилплощадь. А возьмите все эти разговоры про Гулаг, про лагеря, в которых якобы сидело два миллиона безвинных. Есть у нас сейчас деятели, которые утверждают, что все эти люди незаконно попали за колючую проволоку. Но вы документы, документы посмотрите! – Абсолютно большинство кто составлял? Бандиты, рецидивисты, преступники, воры, диверсанты-вредители, заговорщики. Одни участвовали в подрывах шахт, другие пускали под откос эшелоны, третьи устраивали катастрофы на промышленных предприятиях… И вот всех этих записывают в число «незаконно репрессированных». Нет-нет, я не отрицаю, что в ад репрессий попало немало и невинного народа. Это так. Это черная страница сталинского времени. От которой нельзя отворачивать глаза. Но нельзя и передергивать факты истории в угоду сегодняшней политической конъюнктуре.
– Какое у вас отношение к Сталину было во время войны, после войны? И изменилось ли оно сегодня? – Такого второго человека, политика, дипломата, стратега, как Сталин, в мировой истории трудно найти. Наверное, лишь раз в 1000 лет рождаются такие люди, как Пушкин и Сталин.
– Сталин был гражданским человеком. Где и как он научился стратегическому военному мышлению? – У жизни он научился. Когда жизнь припирает, каждый мозгами быстрее шевелить начинает. Что политик, что обыватель. Что генерал, что рядовой. А у Сталина был большой политический опыт. И была умная голова. И потрясающая политическая интуиция. В том числе и военно-политическая.
– Но ведь начало войны он все-таки прозевал… – А вы бы в Кремле в то время на его месте посидели… И я бы на вас посмотрел. Когда один разведчик или генерал сообщает одно, а другой – другое. И вроде бы обоим нельзя не верить. Это сейчас нам с вами легко болтать о том, какое то или иное решение должен был принимать Сталин. Все умны задним числом. Даже выдающиеся гроссмейстеры ошибаются в ходах на маленькой шахматной доске. А тут – гигантская страна!
– А как вы относитесь к тому, что в своих мемуарах писали о Сталине наши выдающиеся полководцы? – По-разном отношусь. Одни безудержно льстили, другие за какие-то обиды таили на Сталина злобу и были явно предвзятыми в своих взглядах на Иосифа Виссарионыча. Третьи…
– А вы себя к какой категории причисляете? – Я и сам не знаю… Ну не скажу же хвастливо, что к объективной категории… Наверное, и я не могу быть объективным. Потому что уважаю Сталина. Потому что вижу его заслуг перед страной и народом больше, чем просчетов…
– А его репрессии? В стране, в армии? Это ведь не безобидные просчеты... – Знаете, я сейчас вам снова такое скажу, что многим, наверное, не понравится… Никто и никогда не отменял законы политической борьбы. А в 30-х годах, как я уже говорил вам, была опасность отхода от ленинской линии, в стране было много явных и скрытых врагов партии, Сталина... Вот Сталин в то время и действовал по законам политической борьбы. Или он, или его… Или страну вперед толкать по социалистическому пути, или назад возвращать… Сынки многих богатеев царских времен, бывшее кулачье таили на него злобу. Да и среди политиков было много врагов, которые пытались увести за собой военных. Они мечтали о другом строе. Не прижимать их к ногтю было нельзя. На кону была жизнь социалистического государства. И его надо было спасать от врагов.
– От врагов народа? – Знаете, что я вам скажу… Термин «враги народа» появился в результате политической лихорадки. И Сталину, и партии надо было как-то оправдывать репрессии. Это вам тоже – к вопросу о политической борьбе. В то лихое время очень непросто было отделить политическую гниль от здоровых корней общества… А главное – удержать страну в рамках государственности.
– А сейчас эта самая гниль в России есть? – Да полным-полно! Ну не зря же мы говорим и о пятой колонне, и о национал-предателях! Ведь уже дело до чего дошло? Из этого гнилого болота раздаются призывы к правительству США сильнее давить санкциями на Россию… Берегите Россию от этой падали! Она может развалить государство. Да, оно несовершенно, в нем много еще несправедливости, но его надо лечить, а не умерщвлять!
О ПУТИНЕ – И на Путина тоже призывают давить… – Да-да, и на Путина! Такое могут делать только враги России! Они постоянно вставляют палки в колеса. Стал Путин перевооружать армию – плохо. Много денег на пушки. Помог Крыму вернуться в Россию – тоже плохо. Не дал Путин киевской хунте расправиться с русскоговорящими на Донбассе – тоже плохо. Все плохо. Во всем Путин виноват. Это скулеж гнилой интеллигенции. Она только и умеет скулить и ничего не умеет созидать. А вы когда-нибудь задумывались над тем, какая страна Путину досталась после Ельцина? А?
– Ну и какая же страна досталась Путину? – Ельцинская. Которую втянули в капитализм, не спросив об этом народ, – хочет ли он в капитализм или нет. Путин принял Россию, когда она трещала по швам на Кавказе. Путин принял страну, когда наша армия находилась в убогом состоянии. И за годы своего президентства он увел Россию от пропасти распада, а армию сделал настоящей армией. Я иногда думаю: как он научился управлять страной такой? В результате практики. Когда человек обладает масштабными правами и возможностями, когда он думает об интересах страны, отстаивает ее интересы на международной арене, заботится об обороне государства, – такой человек шаг за шагом превращается в стратега.
– Вот вы только что сказали, что Россию втянули в капитализм, не спросив об этом народ. А что теперь Путину делать – возвращать страну в социализм? – Это, конечно, невозможно. Может начаться гражданская война. У многих людей появилась частная собственность. И они ее просто так в руки государства не отдадут. Нам надо без резких движений поворачивать Россию к тому, чтобы ее так называемый капитализм был, как говорят, с человеческим лицом. Нам не грех поучиться у Китая, где власть весьма успешно совмещает частную и государственную собственность.
– А если бы вы сегодня стали главным советником Путина, чтобы вы ему первым делом насчет всего этого посоветовали? – Ох, и высоко же вы меня назначили! Ну да ладно, отвечу. Наверное, я бы прежде всего ему посоветовал без резких движений, постепенно национализировать наши природные богатства и не допускать, чтобы они давали гигантские прибыли для кучки богатеев. Тут надо привести состояние дел к тому, как это записано в нашей Конституции. Там четко прописано, кому принадлежат природные богатства России. – Ну а еще я бы посоветовал Владимиру Владимировичу иметь такое правительство, которое бы умело работать, давать реальные результаты в экономике, а не размахивать какими-то целевыми программами, концепциями, доктринами, этими, как это?.. Цифровыми экономиками… – Но при этом годы идут, а результатов не видно. Помните, он в 2012 году выпустил серию майских указов. Грандиозный план! Ну и где его результаты? Если , скажем, было намечено открыть столько-то тысяч или даже миллионов рабочих мест, то где они? Кто за это конкретно отвечает? Если какой-то министр не выполняет указ, его надо снимать! Иначе у нас никакого движения вперед не будет! У нас же в правительстве есть министры, особенно в экономическом блоке, которые годами не дают никаких реальных результатов на своем участке, но при этом не вылетают из кресел! – Я тут вспоминаю и Сталина, и Жукова. Если командующие фронтами не обеспечивали прорыв на каком-то участке вражеской обороны, их снимали и назначали других. Другие не справлялись, их тоже заменяли. Мы же почему-то боимся делать это в экономике. Потому и топчемся на месте. Путину надо быть гораздо жестче в этом отношении. За его планы правительство должно денно и нощно отвечать головой! Я просто удивляюсь, почему Владимир Владимирович не очищает правительство от бездари. Бездарных, не дающих реального результата на своем участке, надо снимать. Иначе не будет никакого движения вперед! А это даст оппозиции серьезные козыри для критики власти. Уже дает!
ЗАЗНОБУШКА И РЮМКА – Но давайте снова вернемся на фронт… У вас зазноба на фронте была? – Была. Девушка знакомая. Журавлева Катя.
– И кем она была? – Редактором районной газеты в Боровичах. Наша часть там стояла, когда Боровичи были в тылу Волховского фронта.
– И где вы с ней познакомились? – Я был на курсах усовершенствования командного состава. Там и встречал Новый год. Пригласил Катю на вечеринку. А там пару рюмок для храбрости выпил и окосел. Не пил никогда.
– В 44-м году вам было 20 лет. И вы до этого ни одной рюмки не выпили? – Ну, может быть, глоток.
– А как это повлияло на ваши отношения с Катей? Она не передумала выйти за вас замуж? – Нет, не передумала.
– Встречались после войны с ней? – Я после войны на ней женился. Там же, в Боровичах. А в 1975 году ее не стало…
МАЙОР ЗА ШКОЛЬНОЙ ПАРТОЙ – Это правда, что вы аттестат зрелости получили только после окончания войны? – Да, в 53-м году.
– Почему так получилось? – Потому что сунулся я поступать в академию, а мне говорят: «Аттестат давай!». Но у меня его не было. Я ведь школу не успел закончить. Ушел в армию.
– А где вы получали аттестат? – В Ленинграде.
– В какой школе? – В Доме офицеров была вечерняя школа-десятилетка. А я тогда майором уже был. После службы каждый день на уроки ходил. Там и сдал экзамены за 10-летку.
У ХРУЩЕВСКОЙ ГИЛЬОТИНЫ – Как вам удалось удержаться в армии во время «знаменитого» хрущевского сокращения Вооруженных сил в начале 60-х на 1 млн 300 тысяч душ? – У меня было два выхода: либо уволиться, либо согласиться с той должностью, которую мне предлагали. Я не стал ломаться, с командира батальона перешел на полковую школу.
– Это понижение? – Конечно, понижение. Мне говорили – можешь уходить. Батальон-то сокращался. Я мог уйти, конечно. Но куда мне уходить? К матери в деревню?
– Чтобы остаться в армии, вы согласились на понижение? – Да, на полковую школу.
– На батальоне было майорское звание? – Подполковника.
– А вы на полковую школу пошли на майорскую? – Да. Сознательно пришлось на ступеньку ниже идти. Начальник управления кадров округа был хороший генерал, он говорил: «Иди. Ты еще поднимешься». И я поднялся. И я с этой полковой школы пошел старшим офицером управления боевой подготовки округа.
ЗАПАХ ЯДЕРНОЙ ВОЙНЫ – Во время взрывоопасного Карибского кризиса 1962 года было у офицера Язова ощущение, что война между СССР и США вот-вот может вспыхнуть? – Да, было такое. Тем более, что я со своим полком оказался на Кубе, в центре событий [3]. Мы приехали на военный совет. У нас была уже группа войск на Кубе. Командующим был генерал Плиев. Открывается боковая дверь и первым стремительно входит не Плиев, а Микоян. И энергично так, сурово сообщает: для американцев уже не секрет, что мы на Кубе, они знают, сколько наших ракет, направленных на США, тут стоит. Фидель объявил мобилизацию. А командирам нашим надо немедленно разъехаться по частям, чтобы подготовиться к возможным боевым действиям и зарыться. Зарыть, что можно. Но что можно зарыть? Прежде всего продовольствие надо как-то зарыть.
– Чтобы демаскирующие признаки убрать? – Да. Мой полк привез с собой муку, сухие борщи краснодарские и все прочее, консервы на целый год вперед! Одной муки – 200 тонн! Солнце нещадно палит. Продукты начали портиться. Мы часть кубинцам отдали для свиней. Муку, которая уже поражена была. В тех условиях она испортилась. За муку мы свиней получили примерно 30 штук.
– У вас было ощущение зреющей войны? – Нервы у офицеров и солдат были на пределе.
– Вы чувствовали, что американцы начинают Кубу прижимать? – 20 октября примерно прилетел американский самолет У-2, который снял две наши ракеты.
– Не успели спрятать? – Выверяли их просто. Потом убрали. Нужно было, чтобы все ракеты стояли точно, нацеленными как положено…
– И штатовцы засекли их? – Да. Две ракеты всего. Но американские журналисты написали, что у нас 41 ракета и удары направлены на города США. И весь юг США побежал на север! Кеннеди собирает экстренное совещание. И там у командующего ВВС США генерала Суиди спрашивает: «Вы даете обязательства, что мы все советские ракеты, все боеголовки уничтожим?». Суиди говорит: нет, я не могу дать такое обещание. Наша тактическая авиация лучшая в мире, но гарантию, что все ракеты будут уничтожены, что все боеголовки будут уничтожены, я дать не могу. Если даже у русских останется 3 боеголовки, то это значит, что не будет городов США. Кеннеди тогда хлопнул по столу: карантин! Значит, блокада. Американские корабли сразу Саргассово море перекрыли. И наши два ракетных полка, которые на судах шли к Кубе, повернули назад. Но на острове все равно остались 24 наших ракеты. Радиус – 2,5 тысячи километров. Надо было иметь ракеты, чтобы собаке можно было показать зубы…
– А когда пришло ощущение, что кризис рассасывается? – После обмена Хрущева и Кеннеди письмами. ООН два месяца вырабатывала совместный документ. Не могли выработать – то одно, то другое не устраивало. Потом предложили признать письма Хрущева и Кеннеди в виде официальных документов ООН.
– Вы были на Кубе после того кризиса? – Да.
– Как к вам кубинцы относились? – Ко мне хорошо относились, а вот к нашим решениям убрать с Кубы разведывательный центр, не очень…
– Вы считаете, что это ошибка была? – Я считаю, что это было недотепство такое. И жадность какая-то непонятная была. 100 миллионов в год мы платили Кубе за Лурдес. Зато получали огромное количество стратегических и тактических выгод.
ГОРБАЧЕВ – Как вы думаете, почему Михаил Сергеевич Горбачев решил именно вас назначить министром обороны? – Горбачев мне об этом никогда не говорил. Так что я могу лишь догадываться. Все, кто был из маршалов (Куликов, Петров, Соколов), к тому времени давно уже в Москве служили. И немножко «сроднились» с тем, что в армии было хорошо, что плохо.
– Глаз замылился? – Вот именно. А я человек свежий, новый. Был командующим войсками Дальневосточного военного округа. Когда Горбачев приехал в Хабаровск, ему понравился мой доклад в штабе округа. Я рассказал ему о противнике: в Китае такая-то армия, в Японии такая-то, США могут в регионе такие-то силы против нас выставить… А против них у нас такая-то группировка. Сказал, сколько дивизий, где они стоят. Сказал о дисциплине, что она в округе хуже, чем в прошлом году.
– Вы эту неприятную для себя правду открытым текстом сказали? – Да. На другой день Горбачев приехал в один полк. Боевой полк, на Красной речке стоит. Командир полка был подполковник Ушаков, родом из Ставрополя, земляк Горбачева.
– Вы специально так подстроили? – Нет. Я не знал, что он в этот полк приедет. Он сам мне сказал – «Давайте заглянем в часть, которая поближе, а то у меня времени в обрез». Все полки были в хорошем состоянии. Он посмотрел, ему понравилось все. В медпункт зашел, в парк боевых машин. Все понравилось ему в этом полку. Вечером приглашает меня в театр. Шла «Свадьба в Малиновке». В театре оперетты.
– Вы сидели рядом? – Я сидел рядом с Черным (первый секретарь Хабаровского крайкома КПСС – В. Б.) и с ним.
– Раисы Максимовны не было? – Раиса Максимовна с моей женой, Эммой Евгеньевной, сидела рядом. Кто-то потом написал, что я потому назначен министром, что стихи читал Раисе Максимовне. Никаких стихов я не рассказывал. Не было такого. Это ложь.
– Когда Горбачев вас назначил министром обороны, тем не менее, три года не давал звание маршала. Почему? – Не знаю. Я не просил.
– А вам самому было обидно? – Нет.
– Вы не думали об этом? – Не думал. Когда дадут, тогда дадут. Если достоин. Я знал вообще-то, что не положено. Были неписанные правила такие…
– Почему? – А потому что министрами обороны обычно становились те, кто на фронте командовал фронтами, армиями. Малиновский фронтом командовал, Гречко командовал армией, Соколов командовал 18-й армией.
ПРОТИВОСТОЯНИЕ – Свидетели вашего противостояния с Горбачевым говорят, что вы не соглашались с темпами вывода наших войск из Европы, сокращением личного состава и вооружений. Это так? – Я не соглашался почти со всеми вопросами, которые поднимал в то время Шеварднадзе. Он готов был буквально все отдать американцам или уничтожить. Мы преступно пустили под нож нашу великолепную оперативно-тактическую ракету «Ока». Хотя ее параметры не подпадали под критерии договора о ракетах средней и меньшей дальности. Я был категорически против сокращения «Оки». Это дошло до Горбачева. Он мне сказал: «Съезди к Шеварднадзе, поговори с ним». Я только к Шеварднадзе собрался ехать, он сам в Минобороны приехал.
– И с какой целью? – Я был противником того, чтобы бездумно ликвидировать ракеты. Не только «Оку». Зачем мы отдали «на съедение» ракеты «Темп-С»? Не надо было отдавать.
– Вы сказали об этом в лицо Шеварднадзе? – Конечно.
– А он что? – А он говорит: вопрос решен уже. Еще при Соколове был решен вопрос. И я ничего не мог сделать.
– Говорят, и Соколов, и начальник Генштаба Ахромеев тоже противились вроде бы… – Противились. Но их не послушали. И в результате мы все же ликвидировали в угоду американцам прекрасные ракеты.
– Один из сторонников Горбачева писал о вас: «Консерватор Язов был непопулярен в кругах сторонников перестройки». – Может быть. Я был непопулярен среди болтунов.
– Вы чувствовали и знали, что в горбачевском окружении вы были непопулярны? – Возможно. Я не понимал смысла горбачевской «перестройки». Хорошо о ней сказал кто-то: «Самолет взлетел с аэродрома, а место посадки ему не дали». Была объявлена перестройка. Для чего? Оказывается, нужно было переходить к другому политическому строю… То было похоже на предательство. А вы у народа спросили? Власть, которая принимает решения, не посоветовавшись с народом, долго не продержится. Авантюрные, непродуманные решения власти настраивают народ против нее. А у нас нередко принимаются решения не в пользу народа, а в пользу тех, кто еще, извините, не нажрался. Кто поближе к власти. Так накапливается, говоря военным языком, тротиловый эквивалент народного недовольства. И это очень опасно.
МИНИСТР ОБОРОНЫ – ПРОТИВ ПРЕЗИДЕНТА – Что заставило вас участвовать в ГКЧП 91-го года? – Угроза развала страны, которую я защищал на фронте. И за сохранение которой на референдуме проголосовали большинство граждан СССР. И потом эти вредные для страны игрища между Горбачевым и Ельциным… Надо было страну спасать, а они встревали в свары. Чего добивался Ельцин? Ельцин издал указы, которые говорили о том, что указы Президента Российской Федерации выше указов президента СССР Горбачева. Были умники, которые хотели создать государство, состоящее из суверенных государств. Это же глупость! А как же армия? Армия должна быть единая. К августу 1991 года уже нечем было платить армии. Я не мог смотреть на это равнодушно и услужливо щелкать каблуками. Меня бы армия не поняла…
– Почему ГКЧП не удалось довести начатое до конца? – Во-первых, не было никакого заговора. Не было и «путчистов». Это пугало сторонники Ельцина придумали для того, чтобы застращать народ и продраться к власти. Придумано Бурбулисом, немножко Хасбулатовым.
– То есть была пропагандистская игра? – Если был заговор, то зачем же мы тогда приехали к Горбачеву в Форос? Просили ввести чрезвычайное положение. С какой целью? Чтобы обуздать Ельцина. Вот главная задача. Обуздать Ельцина в чем? Чтобы он не говорил, что законы Российской Федерации выше союзных законов.
– Вы уже говорили, что 76% народа на референдуме проголосовало за единство Советского Союза. Почему же Горбачев наплевал на это? – Горбачев думал (он, между прочим, не дурак), что народ проглотит. И народ смирится с тем, что будет Союз состоять из суверенных государств. Я даже на первом совещании, которое проводил Горбачев, сразу сказал, что армии не будет общесоюзной, если не будет Союза. И союз суверенных государств не может быть союзным… Каждый президент захочет иметь свою армию, свою охрану, свое МВД, свой оркестр в конце концов, свой почетный караул. А приграничные союзные республики захотят иметь свои погранвойска. Что и случилось…
«НЕДОСТАТОЧНО ЗРЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК» – Как вы сегодня оцениваете фигуру Горбачева в нашей истории? – Как вам сказать… Я считаю, что это недостаточно зрелый человек, для того чтобы руководить таким государством. Наше государство очень сложное, столько национальностей, такая большая армия была, такая большая территория. Ну, не дано было человеку руководить таким большим государством.
– Но все-таки такую страну позволил сломать… – Конечно, плохо, что сломали. Но не один он. Помогали ему все, кто близко к нему был. На всех буквально съездах, на всех партконференциях всегда говорили о том, что что-то у нас плохо. А что плохо? Производительность труда низкая была. Вот что было плохо. Когда Горбачев выступал на первом совещании, когда только его избрали, на первом пленуме ЦК, все проголосовали за Горбачева (это было в марте). Потом в апреле он собрал ЦК и выступил со своей речью [2]. Он там говорил: ВВП у нас [растет в год на] 4 процента. Это ровно хватает на то, чтобы одеть, обуть тех, кто рождается (миллион в год) в Советском Союзе. А вообще больше миллиона рождалось за счет Средней Азии, за счет мусульманских народов. Надо повышать производительность труда. Но одними словами ничего не повысишь. И началось, так сказать, брожение. Начали выбирать бригадиров.
– И директоров выбирали. – Да. И в результате потеряли государство. Заигрались в демократию. Да, демократия нужна, но такая, чтобы она созидала страну, а не разваливала с помощью разнокалиберных болтунов! Хотите, честно скажу то, что многим не понравится. Если Россию, не дай Бог, что-то и развалит, то демагогия и слабость власти. Россия всегда был крепкой и двигалась вперед только тогда, когда у нее была твердая, даже жесткая власть. Когда был в стране твердый порядок. Не надо бояться криков и стонов так называемых демократов и либералов, они всегда будут ныть, им всегда государство будет чем-то мешать. Они всегда будут подрывать устои государства. Ох, что-то я разговорился не в ту степь. Вы это пока не печатайте… Потом как-нибудь.
О ЕЛЬЦИНЕ – Как вы относились к Ельцину? – Как к карьеристу, который очень умело играл на чувствах людей. Он делал все, чтобы самому продраться к власти и изгнать Горбачева из Кремля. И своего добился. Если бы он думал о сохранности Союза, то по-другому бы себя вел. А он о себе, о своем кресле думал. И соответствующую шайку себе подобрал. Она и раздербанила самые лакомые куски великой страны. А разные там Гайдары, Бурбулисы, Чубайсы вешали всем лапшу на уши. Ельцин правил Россией в нетрезвом состоянии. А его окружение создавало тем временем рай для себя, про народ мало думали. Мне часто казалось, что Ельцин не имел реального представления о том, какой страной руководит. Он барахтался под развалами Советского Союза. И лишь в одном проявлял чудеса – в удержании власти. Как только под ним кресло начинало шататься, он сразу трезвел. И даже крови людской не боялся, как в октябре 93-го. Был бы умным, он бы этого не допустил. Мне кажется, что тогда и все ельцинское окружение страшно боялось, что его отодвинут от корыта. Потому и натравливало Бориса Николаевича на расстрел Верховного Совета. Окружение это боялось потерять те привилегии, которое имело. Там люди о себе думали, а не о судьбе России.
СТИХИ НА НАРАХ – Как-то вы признались, что писали стихи в «Матросской тишине» для Эммы Евгеньевны. Хоть какие-то строки помните? – Да все я помню.
– Ну хоть пару строчек для «Комсомольской правды». Что вас побудило писать стихи в тюремной камере? – У меня был день рождения. А Эмма Евгеньевна пришла и цветы мне принесла в «Матросскую тишину». На костылях пришла. Мы же с ней в мае месяце 91-го попали в автоаварию. Такую, что в трех местах пришлось ногу собирать… Руку почти оторвало ей левую. И вот она приползла на костылях ко мне в тюрьму и в комнате для встреч подарила мне букет гвоздик. Я вернулся с ними на нары… И потом написал ей:
«Гвоздики в камеру принес. Необъяснимое виденье. Это откуда? Сам Христос Меня поздравил с днем рожденья?»…
О РАЗНОМ – Какой день своей жизни вы считаете самым счастливым? – Когда закончилась война. День Победы.
– А самый плохой день в вашей жизни? – 22 августа 91-го года, когда меня арестовали.
– Был ли в вашей жизни поступок, за который до сих пор стыдно? – Да, был в моей жизни такой поступок, за который мне до сих пор перед людьми стыдно… На фронте это было. Мы тогда вырвались из окружения в свой тыл и я увидел там бойцов, щеки которых расперло шире касок. И крикнул со зла тогда им: «Это откуда такие рожи раскормленные взялись?!». Тогда один из них, старый рядовой, качаясь странно, подошел ко мне, юному офицеру, и сказал: «Сынок, у нас не раскормленные хари, а опухшие от голода лица. Мы полторы недели бились в окружении и сухаря во рту не держали». Я, конечно, перед людьми извинился, но за те слова мне до сих пор стыдно…
– А если бы август 91-го повторился, – вы бы уже по-другому себя повели? – Никак нет! Я бы точно так же выполнял приказ. Но действовал бы намного решительней.
– Но ведь известно, что вы из тюрьмы якобы написали Горбачеву покаянное письмо, в котором назвали себя «старым дураком, ввязавшимся в это авантюрное дело». – Не было такого письма! Это все фальсификация журналиста, которого по разрешению следователя допустили ко мне в камеру Матросской тишины. Я тогда несколько дней не спал. Свет в камере днем и ночью горел. Я пытался закрыть его газетой, но надзиратель газету сдирал – «Не положено!». Я вообще плохо соображал после такой бессонницы. А этот журналист меня все время наводил на нужные ему ответы. И даже текст подсказывал. Он сенсацию делал. И уговаривал – покайтесь, сразу на свободу выйдете, к жене. Скажите, мол, что глупость совершили. Ну и так далее. Я уже не помню, что там наговорил, что он из меня выдавил. И телекамеру даже притащил. Я лишь позже понял. А после той нашей беседы с Молчановым в одном из немецких журналов появилась эта фальшивка с приписанными мне словами.
О СЕРДЮКОВЕ И ШОЙГУ – Как вы сегодня оцениваете положение дел в Российской армии? – Мне нравится, как Шойгу руководит Вооруженными силами. Человек делом занимается. Это министр-созидатель. И команда у него такая. Уже трудно назвать такое направление в жизни армии, где бы не было заметно позитива. Я за всем этим очень внимательно слежу.
– А по сравнению со временем Сердюкова? – После Сердюкова, конечно, это небо и земля. Там было много суеты, спорных, сырых решений и коррупции.
– А что вы вообще думаете о Сердюкове – министре обороны? – Сказать вам честно? Это досадное и случайное явление в истории нашей армии.
– Но ведь когда его назначали, то ведь наверняка все взвешивали? – Да, там, наверху, взвешивали. Правда, народ об этом мало пока знает. Возможно, я знаю чуть больше, чем народ... Вы, конечно, слышали о так называемой «империи Ходорковского». Он же не платил в казну десятки миллиардов налогов! И никто его не мог, как говорится, взять за задницу. Более того! Он стал в Госдуме фракции, как картошку на базаре скупать. Ему сто раз говорили: «Миша, перестань этим заниматься. Не лезь в политику». Он не послушался. И продолжал гнуть свою линию. Ну, а кто сумел добраться до миллиардов Ходорковского, не попадающих в госказну? Главный налоговик Сердюков. И Ходорковский стал шить кальсоны в зоне, в Краснокаменске. А Сердюков получил за все это бонус в виде кресла министра обороны. И опять-таки не случайно. – Потому что правительство выделяло гигантские деньги на перевооружение армии, а деньги эти не превращались в боевое, скажем так, железо. Вот Сердюкову и была поставлена задача «оседлать» те финансовые потоки, которые коррупционеры в погонах и без уводили, так сказать, налево. Анатолий Эдуардович прикрыл многие дыры, сквозь которые утекали эти деньги «налево». Но подобрал себе такую команду, которая стала путать собственный карман с государственным. За что, в конце концов, и поплатился.
– Ну а как вам реформы Сердюкова? – Если вы думаете, что я сейчас начну материться, то не дождетесь… Ну а если серьезно, то первую скрипку в тех реформах должен был играть Генштаб. Ведь Сердюков, может быть, хорошо разбирался в мебели и налогах, но только не в стратегических вопросах военного строительства. Его к ним не надо было допускать. Но и с тогдашним руководством Генштаба нам тоже не повезло. Николай Егорович Макаров тоже оказался не подготовленным к такой масштабной работе. Многое делалось просто наспех, авантюрно, без серьезных обоснований. Шойгу и Генштабу нынешнему приходится до сих пор «реформировать реформы» Сердюкова и Макарова.
– Но ведь бытует мнение, что Сердюков создал основу для успешных реформ Шойгу. – Как там сейчас молодежь говорит? Не смешите мои тапочки. Сердюков с Макаровым наворотили так, что их реформы стали не повышать, а подрывать боеготовность армии. Дивизии «переделывали» в бригады, сокращали количество боевых аэродромов, увольняли десятки тысяч офицеров и прапорщиков, изгнали суворовцев и нахимовцев с Парада Победы, в летное училища одно время вообще прекратили прием. А сейчас вон не хватает летчиков. Многие военные, научно-исследовательские и культурные объекты выставлялись на продажу. Даже Центральный театр Российской Армии хотели продать! А вспомните этот позорный случай с заказом «Мистралей» у Франции. Я тогда спросил у одного большого адмирала, а под какие задачи вы заказали эти корабли? Знаете, что он мне ответил? «А хрен его знает. Пока не придумали. Министр сказал, что это нужно для налаживания хороших отношений с Францией. Да и Саркози как-то надо было отблагодарить за то, что поддержал нас в войне с Грузией в августе 2008 года». Вот так.
– Так что, при Сердюкове вообще ничего хорошего в армии не было? – Ну почему же? Кое-что было. Сердюков поумерил аппетиты военной промышленности, которая часто и неоправданно завышала цены на технику по гособоронзаказу. Доходило до того, что в стоимость атомной лодки включали даже нужник на пирсе! Сердюков прекратил это. Уж что-что, а деньги он считать умеет!
ПРО УКРАИНУ – Как вы смотрите на события на Украине? – Печально смотрю. Там ультранационализм и коррупция взяли верх над государственной мудростью. Задурачили народу мозги этим самым «европейским вектором». А что, Европа за украинцев работать будет? Строить, пахать? Лежать на печи по-украински, а жить по-европейски? Глупость все это. К тому же крайне опасно все беды Украины списывать на Россию. Это стало уже политикой. И к добру не приведет. Украина думала, что хлеб только на Украине растет. Оказывается, не только на Украине. Без хлеба украинского и сала Россия живет и здравствует… Свое имеем. У народа тем больше сала и мяса, чем меньше коррупции. Борется с коррупцией Путин? Борется. Трудно это, но все же появляется больше порядка. Но работы на этом участке еще очень много.
– Как вы смотрите на возвращение Крыма? – Я считаю, что это наш Крым, русские издревле проливали за него кровь, он всегда должен быть русским. Таким всегда и будет.
О ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ – Вы немало служили на Дальнем Востоке. Какая память у вас о нем? – Это суровый, но чистый и светлый край. И народ там светлый и чистый.
– А еще чем тот край вам запомнился? – Многим. Разливами Амура. Цветущим багульником. В Хабаровске я на погребе у своего дома посадил багульник.
– А почему на погребе? Вы жили в отдельном доме, и у вас там погреб был? – Отдельный домик, погреб был.
– Вы посадили на погребе, чтобы красиво было? – Да нет. Просто из Забайкалья знакомые привезли, и вместе со мной посадили.
О ГЛАВНОМ – Вы прошли путь от рядового до маршала. Какие командирские качества вы считаете главными? – Самое главное качество командира – это знать подчиненных, любить их, относиться к людям хорошо. Еще – самому уметь и знать больше, чем знают подчиненные.
– Что с рукой, почему в бинтах? – Что-то опухла. Вчера поехал в госпиталь. Все нормально.
– Что у вас чаще всего вызывает чувство обиды? –А то, что следователи в 1991-м упорно пытались «пришить» мне самую страшную для любого военного статью Уголовного Кодекса – измена Родине. А я вообще-то за Родину на фронте кровь проливал и получал ордена, а выполнение указаний политического руководства страны не считаю изменой Присяге.
Литература. 1. Баранец В. Какую правду о Горбачеве, Ельцине и Путине Дмитрий Язов просил «Комсомолку» опубликовать после своей смерти. «Комсомольская правда», 25 февраля 2020 года. https://www.kp.ru/daily/27096/4169081/ [последняя дата обращения – 16 марта 2020 года]. 2. Материалы Пленума Центрального комитета КПСС 23 апреля 1985 года. М.: Издательство политической литературы, 1985. 3. Язов Д.Т. Карибский кризис. 50 лет спустя. М.: Центрполиграф, 2015.
комментарии - 6
[url=https://megaremont.pro/velikiy-novgorod-restavratsiya-vann]Реставрация поверхности ванн в Орехово-Зуево[/url] ivermectin 6 mg tablets <a href=" https://stromectolgf.online/# ">cost of ivermectin lotion</a> [url=https://stromectolgf.com/#]stromectol[/url] ivermectin oral 0 8 https://stromectolgf.online/# ivermectin pills Алексеенкова Святослава Мой комментарий
|
Подписка
|
С огромным удовольствием прочитала это интервью. Такое пронзительно ОТКРОВЕННОЕ не часто встретишь...! Тем более из первых рук человека ,который был непосредственным участником всех этапов жизни и развития нашей страны с периода ВОВ и до наших дней ! Спасибо огромное Вам за объективную ,правдивую оценку нашей ИСТОРИИ СТРАНЫ ! Вот этому и надо УЧИТЬ наше поколение ,а не тому ,что вдалбливают в "ельцин-центре"...! Мне эти ОТКРОВЕНИЯ напоминают книгу М. Полторанина " Власть в тротиловом эквиваленте".