Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года    7   23659  | Официальные извинения    970   98615  | Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности    237   80117 

Status rerum/Положение дел

Россия и Запад: сравнительный анализ трудового законодательства начала ХХ века. Часть I. Правовая регламентация труда малолетних рабочих, подростков и женщин

 66  7794

Минсендан — антикоммунистическая организация в Маньчжурии 1932 г. К 90-летию японской агрессии в Маньчжурии в 1931 г.

 0  4115

ЗАПИСКИ О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ. Мифы и правда истории

 0  4736

СОРТИРОВКА ПРОШЛА: КТО НА ОТБРАКОВКУ? ВОЗМОЖНАЯ СМЕНА ПАРАДИГМЫ

 35  6234

Высказана и обоснована гипотеза о стратегических намерениях наиболее реакционной, но пока доминирующей части глобального управляющего класса. Обоснован отказ от прежних гипотез о целях глобальной сортировки человечества. Показана объективная потребность искусственных интеллектов в сохранении индивидуального интеллекта как явления. Постулированы три технологических волны, определяющих обозримое будущее человечества: современная цифровизация и предстоящие эпохи Великих физиологических открытий и сверхдешевой энергии.

   Если отбросить глобальную корпоративную и государственную пропаганду (вполне исчерпывающе описываемую популярным феминистическим термином «газлайтинг») и ограничиться хотя бы общеизвестными фактами, коронабесие и наследующая ему массовая вивисекция под видом вакцинации приобретут вид простой, хотя и почти всеобъемлющей сортировки современного человечества по способности сохранять разум (критическое мышление) и, главное, действовать в соответствии с его доводами в условиях крайне жестких эмоциональной агрессии и информационно-административного давления.

Понятно, что в таких масштабах сортировка не в коей мере не может проводиться из сугубо научного интереса: она может осуществляться исключительно для последующих столь же масштабных действий. Учитывая одержимость (без всякого преувеличения) доминирующей части глобального управляющего класса [7] идеями сокращения населения нашей планеты характер этих действий принципиальных сомнений вызывать не может. Поэтому в условиях низведения государств до роли региональных менеджеров [6] глобальных инвестфондов актуальный практический вопрос звучит предельно просто, хотя и пугающе: кого именно будут ликвидировать, каким образом и какими темпами?

            До последнего времени ответ на него казался столь же очевидным и недвусмысленным. В самом деле: поскольку в создаваемом сейчас за готовым к обрушению фасадом «цивилизации бирж» (и в целом рыночных отношений в условиях глобального монополизма) мире цифровых экосистем (для простоты и ясности часто именуемом «цифровым концлагерем») основная функция человека заключается в производстве цифрового следа для обучения искусственного интеллекта, а разумность каждого индивида вполне очевидно драматически снижает индивидуальное разнообразие этого следа (разумный человек лучше понимает, что именно ему надо в жизни, и не мечется, как «переизобретающий себя заново» каждую неделю хипстер) [9], для обеспечения разнообразия цифрового следа объективно необходимо радикальное снижение общего уровня разумности человеческой популяции.

Значит, скорее всего, с точки зрения даже не стратегических интересов нынешнего глобального управляющего класса, а объективной потребности формирующейся сейчас цивилизации цифровых экосистем (тренирующих на наших цифровых следах главный фактор конкуренто- и прости жизнеспособности ближайшего будущего - искусственные интеллекты) вслед за «мобилизующим» COVID-19 с его смертностью в разы ниже, чем у тривиального ротовируса (известного как «кишечный грипп» и широко распространенного на морских курортах как минимум России и Турции), в человеческую популяцию должен быть запущен боевой вирус, эффективно истребляющий все недовакцинированное.

В ходе обсуждений в конце прошлого и в начале этого года данный подход подвергался критике, но до начала лета аргументы критиков казались откровенно слабыми.

В частности, микробиологи и врачи указывали на то, что боевой вирус в человеческой популяции либо не распространится широко (из-за высокой смертности больные не будут успевать заражать друг друга), либо быстро мутирует в нечто существенно менее опасное (просто для расширения своего распространения), особенно с учетом высокой мутагенности искусственных вирусов (что наглядно демонстрирует и COVID-19). Однако их доводы разбивались о представления, во-первых, о высокой влиятельности глобального управляющего класса (способного обеспечить одновременный или последовательный запуск боевого вируса в тысячах ключевых мест по всему миру) и, во-вторых, о его же интеллектуальной ограниченности, не позволяющей его ключевой части как целому воспринять аргументы профессионалов (в самом деле, ведь в принципе невозможно десятилетия оглуплять человечество и не глупеть самому).

            Противоречие данного сценария инстинкту самосохранения человечества (поскольку дебилизация ведет к разрушению технологий обеспечения и апокалипсису) также игнорировалась, так как неуклонная тенденция общего снижения интеллектуальных способностей и обществ, и управленческих, и научных элит с рубежа 60-70-х годов ХХ века (о переломном значении этого периода и причинах этого см. [3, 6]) не вызывала сомнений, а само наличие этого инстинкта (не говоря о его силе) представляется весьма проблематичным. В конце концов, гибель человечества по-прежнему представляется вполне реалистичным сценарием, а мы, как свидетельствуют многочисленные артефакты, являемся отнюдь не первой и, скорее всего, даже не второй разумной цивилизацией нашей планеты.

            Должен самокритично отметить как автор настоящей статьи, что в ходе подготовки закрытой части Декларации Мале в начале этого года [9] я и сам с совершенно непростительной опрометчивостью отверг приведенные выше возражения микробиологов и системщиков, охарактеризовав их как «неприемлемую с точки зрения требований логики выдачу желаемого за действительное».

 

2

            Вместе с тем нельзя продолжать игнорировать то, что гипотеза о ликвидации (или радикальном «прореживании» - разница не критична) после проводимой в настоящее время сортировки именно относительно разумной части человечества уже практически полностью перестала соответствовать накопленному к настоящему времени массиву фактов о как минимум потенциальной опасности как минимум большинства используемых в современном мире вакцин.

            Можно сколько угодно издеваться над одичалыми строителями блатного феодализма в России с их неспособностью пользоваться даже калькулятором (иначе Мурашко не объявлял бы публично данные о заболеваемости коронавирусом в России после вакцинирования, из которых в сочетании с официальными данными на тот момент можно было легко вывести предположение, что указанная процедура не снижает, а повышает вероятность заболевания коронавирусом, причем раза в полтора) и запретом учитывать поствакцинальные смерти и осложнения, - однако невозможно игнорировать то, что на мировом фоне разгула «здравозахоронения» (и даже на фоне развитых стран) они выглядят более чем пристойно. В то же время опыт и массовая статистика стран, не поддающихся коронабесию или отказывающихся от него по прошествии некоторого времени (вроде Сингапура, Швеции, Китая и Белоруссии), слишком драматично контрастирует с аналогичными опытом и статистикой стран, осуществляющих тотальную или хотя бы массовую вакцинацию – и получающих немедленный скачок заболеваемости (Англия, Монголия, Вьетнам, Израиль и т.д.), а то и появление качественно новых штаммов (Индия).

            (Никогда не следует забывать о том, что влияние глобального управляющего класса, как и любая власть в человеческом обществе, не абсолютно, что обеспечивает широкую вариативность национальных реакций на коронабесие, предоставляя при наличии хотя бы подобия национальной медицинской статистики весьма разнообразный и поучительный массив фактов приемлемого уровня достоверности).

            Итак, накопленный к настоящему времени массив фактов и продолжающий пополнять его поток крайне разнообразной объективной информации о серьезной опасности массовой вакцинации как для популяции, так и для индивида прямо противоречит гипотезе о предстоящем уничтожении именно невакцинированных и к настоящему времени уже фактически аннулировал эту гипотезу. Можно, конечно, предполагать, что в рамках стремления к радикальному сокращению численности современного человечества представителями глобального управляющего класса планируется уничтожение обеих категорий населения, просто разными способами, - однако это лишает смысла саму процедуру сортировки и сопровождающие ее колоссальные и разнообразные издержки и усилия.

            Таким образом, можно вполне обоснованно предположить, что коронабесие и массовая вивисекция, по крайней мере, в настоящее время и в ближайшем будущем, объективно нацелены на нанесение ущерба (вплоть до физического уничтожения, но ни в коем случае не только его) людям, по любым причинам не способным противостоять эмоциональной агрессии и информационно-административному прессингу. Безусловно, это в принципе такое же людоедство и не имеющее никаких представимых оправданий преступление против человечества, как и предусмотренное прошлой, доказавшей свою несостоятельность гипотезой, - но нацеленное не на утилизацию человечества в «новом Средневековье, которое очень недолго будет компьютерным», а, напротив, на некое, хотя и весьма спорное, форсирование его прогресса.

            С точки зрения задач обучения искусственного интеллекта на наших цифровых следах этот подход можно объяснить принципиальной ошибочностью гипотезы о том, что разумность снижает требуемое разнообразие цифрового следа. Эта ошибочность настолько очевидна, что бросается в глаза и вызвана классической, хотя и совершенно не имеющей оправдания в настоящее время интеллектуальной ошибкой – смешением размерностей. В данном случае свойства индивида механически приписываются объединению индивидов, что, разумеется, абсолютно недопустимо.

            Да, примитивный интеллект, следующий постоянно меняющейся физической и ментальной моде, сам по себе на протяжении своей жизни ведет себя значительно более разнообразно, чем более развитый интеллект, способный сознавать свои действительные интересы и склонности и следовать им. Однако разнообразие примитивного интеллекта носит исключительно индивидуальный характер, а их совокупность весьма однообразна: при всей хаотичности цифровой след примитивного интеллекта в значительно более высокой степени, чем цифровой след интеллекта развитого, определяется внешними воздействиями, и потому массовое поведение примитивных интеллектов несравнимо менее разнообразно, чем массовое поведение интеллектов относительно развитых. Это давно подмечено и даже выражено в поговорках, - например, «нет ничего более стандартного, чем оригинальность ради оригинальности».

            Таким образом, цифровой след слабо развитого интеллекта (либо интеллекта, не подкрепленного волей, позволяющей ему проявиться в поведении) в силу своей заведомой вторичности не имеет значимой самостоятельной ценности для тренировки искусственного интеллекта. Цифровой же след индивида, способного к самостоятельности, к критическому мышлению и, главное, поведению на его основе, является более оригинальным и потому более ценным.

            В связи с этим значительной части наблюдателей уже в настоящее время видится «перезагрузка» не de facto уже умершего капитализма [11], а самого человечества как такового – и, соответственно, новый виток его эволюции. Один из возможных вариантов такой эволюции - формирование на основе избежавших вакцинации людей и народов принципиально нового, более развитого человечества с превращением вакцинированных (если они останутся в живых и сохранят репродуктивные функции) в расу «служебных» людей по Ковальчуку, в том числе с возможностью наследования признаков «служебности» (что заставляет вспомнить многочисленные селекционные фантазии первой трети ХХ века и «Скотный двор» Оруэлла: ни лошадь, ни овца, ни другое сельскохозяйственное животное не способно стать полноценным человеком – это доступно только истинной свинье).

            С точки зрения тактики подобная эволюция с опорой на способную к критическому мышлению и действиям на его основе часть человечества представляется классическим примером самоубийственного управленческого безумия (вроде развития в России и Советском Союзе классического образования, порождавшего массы людей, качественно превосходящих управляющую систему и потому дважды разрушивших ее). В самом деле: чем глупее человек или масса людей, тем проще ими управлять, управление же людьми, способными к критическому мышлению, да еще и обладающих волей для практической реализации своих представлений и ценностей, с точки зрения любого бюрократа является худшей формой реализовавшегося проклятия.

            Однако мы видим, что, по крайней мере, в настоящее время самоочевидные тактические соображения отрицаются глобальной управленческой практикой. Значит (если мы, конечно, снова не путаем размерности – уже временные – и не считаем простую паузу перед применением боевого вируса доказательством того, что он не будет применен вообще), мы сталкиваемся с воздействием более глубоких и долговременных, стратегических факторов: только они способны нивелировать тактические аргументы.

            Разумеется, в качестве указанного стратегического фактора можно рассматривать если и не мистический, то, по крайней мере, не фиксируемый и не осязаемый нами непосредственно «инстинкт самосохранения человечества», проявляющийся в том числе преодолением и нейтрализацией сознательных и широко декларируемых устремлений представителей глобального управляющего класса совокупностью подсознательных (в том числе, нельзя исключить и такого, и их же собственных) реакций.

            Однако другим (и более познаваемым, а потому если и не более интересным, то, во всяком случае, заведомо более плодотворным) возможным стратегическим фактором, разрушающим тактические соображения, представляется совокупность объективно стоящих в настоящее время перед человечеством задач.

 

3

            Цифровизация – завершающий этап информационной революции, на котором человечество создало качественно новую, третью (после природы и техносферы) среду обитания человека – среду социальных платформ (то есть социальных сетей, используемых для управления значительными массами людей [5]). С принципиальной точки зрения этот процесс и сама информационная революция уже закончены: сейчас идут лишь количественное развитие, доработка и обустройство этой третьей среды обитания. Основным содержанием этих не революционных, хотя и связанных с кардинальным изменением человеческого быта процессов, в настоящее время представляется формирование макрорегиональных цифровых экосистем, то есть цифровых сред, объемлющих всю жизнь подавляющего большинства индивидов без остатка. Формирование подобных цифровых экосистем снимет наиболее глубокое, фундаментальное и потому, что бы ни думали марксисты полтора века назад, важнейшее противоречие капитализма – между реальной полнотой жизни и имманентной частичностью, неполнотой капитала (стремящегося исключительно к прибыли и этим ограничивающего себя и отграничивающего себя от собственного стремления к всеобъемлющности – строго по саморазоблачительной рекламе «Есть вещи, которые нельзя купить, а для остального есть [рекламируемая расчетная система]») и реальной полнотой жизни.

            Это закончит эпоху, когда капитал был движущей силой человечества и сделает невозможным общественный характер движущего его противоречия, - однако само человечество (по всей вероятности) останется, и его движение не прекратится, а лишь приобретет принципиально новый источник и, соответственно, новое движущее противоречие.

            Скорее всего, оно вернется в биологическую сферу: новым миром будет двигать не жажда денег и власти (заведомо и очевидно недостижимых для большинства в мире, - а точнее, «цифровом концлагере» социальных платформ и тем более цифровых экосистем), а стремление к продлению жизни (весьма насыщенной благодаря прямому, пусть и внешнему, управлению эмоциональной сферой большинства индивидов, преддверие чего мы уже наблюдаем в сегодняшних социальных сетях и платформах). Это стремление, насколько можно судить в настоящее время, откроет эпоху Великих физиологических открытий, которая уже вламывается в монополизированную Big Pharma и умершую в этом качестве официальную медицину все более многочисленными технологиями выявления и активизации резервов организма (в том числе и российскими криогенными технологиями восстановления сосудов, сердца, суставов и иммунитета, что особенно актуально в условиях коронабесия и широкого распространения тяжелых осложнений после коронавируса и вивисекции под его прикрытием).

            Понятно, что связанное с этим революционное преобразование всех сторон жизни людей поставит перед человечеством огромное количество разноуровневых задач (пока еще даже мало представимых), даже не решение, а простое реагирование на которые потребует наличие интеллекта и волевых качеств.

            Другим стратегическим направлением человеческой активности, объективно требующим массового применения интеллекта и воли, представляется в настоящее время разрешение технологий сверхдешевой (а в дальней перспективе и бесплатной) энергии. Вопрос о наличии соответствующих разработанных технологических решений пока остается открытым, однако очевидно, что значимые исследования в соответствующих направлениях не ведутся уже долгие десятилетия. Отказ от этих исследований при их вполне очевидной перспективности, особенно на фоне поистине колоссальных средств, выделяемых на давно раздавленную собственной, государственной и корпоративной бюрократией официальную науку [4], представляется вполне внятным признаком запрещенности поиска источников дешевой или вообще бесплатной энергии, - скорее всего, в силу несовместимости наличия ее источников как с капитализмом как таковым, так и с влиятельностью групп крупного промышленного капитала.

            Между тем разрешение массового проведения соответствующих исследований (или, в случае наличия, использования соответствующих технологий) представляется в принципе неизбежным в силу как завершения капитализма, так и изменения баланса сил в глобальном управляющем классе между основными группами капиталов. Так что это – не более чем вопрос времени, хотя, возможно, и продолжительного с точки зрения сегодняшней человеческой жизни.

Будучи страшным ударом для промышленного капитала (как глобального, так и национального, причем хуже всего придется, похоже, атомной индустрии), подобное разрешение с политической точки зрения представляется возможным исключительно после уничтожения этим промышленным капиталом под руководством капитала социальных платформ их общего врага – спекулятивного финансового капитала. Поэтому, скорее всего, данный процесс начнет реализовываться уже после овладения человечеством технологиями «продления активного долголетия» до мафусаиловского возраста.

            В данной перспективе представляется принципиально важным то, что исключительная глубина и неопределенность социальных преобразований на фоне двух великих переходов - физиологического и энергетического - потребует наличия в значимых обществах не только элитного, но и «распределенного» интеллекта, который обеспечит адаптивность указанных обществ и, соответственно, постоянное разнообразие «меню» возможных решений многоуровневых и разнообразных проблем для меняющейся совокупности социальных вихрей, которую мы для простоты именуем «глобальным управляющим классом». А для наличия и минимальной влиятельности такого «распределенного» в обществе интеллекта он должен предельно наглядно доказать своему непосредственному окружению право на свое личное (и весьма обособленное и привилегированное) существование, - которое, вопреки общему тренду дебилизации, весьма убедительно проявляется именно в условиях тотальных коронабесия и вивисекции.

            Разумеется, изложенное может быть лишь радужными мечтами или классической инверсией разнородных информационных потоков (характерной для работы в условиях неструктурированности информации), - однако как рабочая гипотеза, на мой взгляд, вполне имеет право на существование.

*          *          *

            Давным-давно признано бесспорным и самоочевидным, что капитализм по своей природе постоянно нуждается в некапиталистической периферии, на беспощадной и всеобъемлющей эксплуатации которой и, что более важно, на непрерывном освоении и расширении в пределы которой и основано его развитие [1]. Освоив весь мир, став в начале 90-х годов глобальным и лишившись тем самым возможности территориального расширения, капитализм вошел в многократно с конца 90-х описанный системный кризис [я конца 90-х – правила игры 2000], приведший, в частности, к возникновению соцсетей и преображению капитализма в качественно новый (не только посткапиталистический, но и постэкономический) общественный строй цифровых экосистем [декларации], представляющий основной интерес для современных исследователей.

Однако одним из методов непосредственной реакции капитализма на этот кризис (которому именно в этом качестве уделяется, к сожалению, совершенно недостаточное внимание) стало создание и последующее обособление «ядром» капитализма необходимой ему периферии на уже освоенной им территории, а затем и внутри себя, выглядящее как системное и всеобъемлющее отступление уже и в территориальном плане. Сначала такой заново создаваемой периферией стали бывшие колонии и вроде бы освоенные страны побежденного и захваченного «социалистического лагеря», а затем эта периферия стала формироваться им и внутри собственных обществ [10]: в тактическом плане при помощи ликвидации среднего класса [8] и форсированной исламизации, призванной заставить умирающий средний класс смириться со своим обнищанием из-за страха физического насилия и истребления, в стратегическом плане – формированием «мира киберпанка» (то есть лишенной реальных прав и возможностей и преобладающей части цивилизации цифровых экосистем), подробно характеризуемым, например, Е.В.Гильбо [2].

            Таким образом, капитализм, умирая, с вполне скучной диалектической по существу, но внешне шокирующей парадоксальностью по форме передает своему наследнику – цивилизации цифровых экосистем – одно из своих важнейших свойств: категорическую потребность в обширной и качественно недоразвитой по сравнению с ним периферии (в отношении капитализма она «не- или докапиталистическая», но в отношении цивилизации цифровых экосистем термин должен быть содержательно совершенно иным).

Правда, в «цифровом концлагере» (или «инклюзивном капитализме» - кому как больше нравится) эта «периферия» по своим размерам на несколько порядков превосходит «ядро», и этот качественный разрыв в рамках технологического единства и технологически же обусловленного сужения этого «ядра» (за исключением объективно расширяющих его волн качественных технологических новаций) обрекает поэтому это «ядро» на неминуемое вырождение. Это вырождение делает саму новую цивилизацию цифровых экосистем временным, промежуточным, переходным этапом (а вот к коммунизму или к первобытно-общинному обществу с утратой технологий и соответствующим многопорядковым сокращением населения, - зависит, увы, от нас).

Впрочем, нельзя полностью исключить вероятность того, что возможная утилизация именно вакцинированной, не прошедшей тест на разумность и силу воли части человеческой популяции, с рассмотрения чего я начал настоящую статью (как и в целом производящее внешнее впечатление вполне маниакального стремление части глобального управляющего класса к сокращению численности населения Земли) является осознанной или неосознанной, но реакцией именно на эту перспективу, нацеленной на сокращение диспропорции между «ядром» и периферией на основе не прогрессистского (демократического и коммунистического) расширения «ядра» максимальным развитием человеческих способностей, а конкурентного стремления к сокращению потенциального источника конкуренции, то есть периферии.

 

Литература

 

1. Валлерстайн И. Миросистемный анализ. М.: Ленанд, 2020.

2. Гильбо Е. Постиндустриальный переход и мировая война. М.: Издательские решения, 2020.

3. Делягин М. Время предателя. Послесловие к книге А.Островского Солженицын. Прощание с мифом. М.: Книжный мир, 2021.

4. Делягин М. Конец эпохи: осторожно, двери открываются! Т.1. Общая теория глобализации. М.: Книжный мир, 2019.

5. Делягин М. Конец эпохи: осторожно, двери открываются! Т.2. Специальная теория глобализации. М.: Книжный мир, Политиздат, 2020.

6. Делягин М. Светочи тьмы: физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального. М.: Книжный мир, 2019.

7. Некоторые объективные тенденции глобальной трансформации человечества. Римская декларация ИПРОГа. / Свободная мысль, № 1 2018.

8. Овчинский В., Ларина Е. Час волка. Введение в хронополитику. М.: Книжный мир, 2019.

9. Цифровой след личности – новый смысл существования человечества и некоторые следствия этого. Декларация Мале ИПРОГа. / Свободная мысль, №2 2020.

10. Фурсов А. Водораздел. Будущее, которое уже наступило. М.: Книжный мир, 2021.

11. Хазин М. Воспоминания о будущем. Идеи современной экономики. М.: Рипол Классик, 2019.

Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года

 7  23659

Проанализировано изучение государственно-правового строительства раннего периода  советской власти за последние десятилетия. Выявлены механизмы реализации власти большевиков через создание специфического советского конституционного права. Рассмотрены идеологические и юридические  задачи Конституции РСФСР 1918 года, возложенные на нее большевиками, функции Основного Закона, а также особенности политико-правового положения партии в первые годы советской власти.

 

Интерес ученых к первой советской Конституции не ослабевает. Историография проблемы берет начало едва ли не с момента ее публикации [12; 15; 22; 38] и насчитывает несколько сотен работ. Это объясняется, прежде всего, значением Конституции РСФСР 1918 года не только для развития правовой системы, но и советского государства в целом, его государственного, политического, общественного и социального устройства.

Проблема первой советской Конституции поднимается во всех фундаментальных трудах современных правоведов, специализирующихся на государствоведении, без нее немыслимы учебники по таким основополагающим юридическим дисциплинам, как «История отечественного государства и права», «Теория отечественного государства и права», «Конституционное право России» [1; 2; 3; 4; 6; 20; 33; 41; 43].

При общей невысокой оценке Конституции РСФСР как юридического документа, с чем в целом следует согласиться, современная юриспруденция представляет широкий спектр подходов к изучению данного документа - от жестких политических до подчеркнуто научных. Так, учебник по конституционному праву под редакцией М.В. Баглая так характеризует Конституцию 1918 года: «С января 1918 года не осталось …надежд на демократическое государственное устройство, принятая в июле того же года Конституция РСФСР это подтвердила. Создатели Конституции отбросили почти все выработанные к тому времени демократические принципы представительной системы… Проблема превышения власти или злоупотреблений ею не вставала, а потому оказался ненужным принцип разделения властей. В. И. Ленин прямо обосновал единство исполнительной и законодательной власти в пику буржуазному парламентаризму — его не заботили опасность злоупотребления властью и необходимость взаимного уравновешивания властей» [6, С.59]. Принципиально иной взгляд демонстрирует работа С.А. Авакьяна: «Конституция РСФСР 1918 г. была, естественно, продуктом своей эпохи и служила возникшему в России строю, оформляла его. С одной стороны, она зафиксировала то, что уже существовало на практике, с другой - была нацелена на будущее, т.е. предполагала расширение на ее основе социалистических общественных отношений». [2, С. 53]

Особое место в историографии проблемы занимает работа О.И. Чистякова «Конституция РСФСР 1918 года», выдержавшая несколько редакций и бесчисленное множество переизданий. [42] Время доказало непреходящую ценность этого труда, на котором выросло несколько поколений советских, а затем и российских юристов и историков. Исследование О.И. Чистякова представляет собой подробный последовательный анализ подготовки, структуры, содержания и особенностей первой советской Конституции. Автор серьезно расширил обычный для юридических трудов круг источников: кроме правовых актов, к данному исследованию были привлечены партийные документы, работы В.И. Ленина, А.В. Луначарского, П.И. Стучки, М.А. Рейснера, архивные фонды Наркомюста и конституционной комиссии ВЦИК.

О.И. Чистяков приобщил к работе огромный пласт историографии, посвященной не только самой Конституции, но и зарождению и развитию советского государства. По общему подходу и охвату проблемы его работа наиболее близка к историческому исследованию, оставаясь при этом классическим трудом по правоведению. Возможно, в широте подхода автора отразился бесценный опыт его многолетнего плодотворного сотрудничества с академиком Ю.С. Кукушкиным [23]. Такие творческие союзы, бесспорно, способствуют взаимному научному обогащению его участников. В последние четверть века работа О.И. Чистякова подвергается постоянной критике за выраженный просоветский подход, но даже самые жесткие критики пользуются материалами, собранными О.И. Чистяковым, и результатами его научного анализа.

В последние годы данная тема переживает новый пик исследовательского интереса. В научной периодике появился ряд статей, что во многом связано со столетним юбилеем принятия Конституции [5; 9; 11; 16; 39; 44]. Эти работы, имеющие весьма различный научный вес и значимость, объединяет одно: все они вышли из-под пера правоведов. Достижения современной исторической науки в освещении этой проблематики гораздо скромнее [7; 8; 13; 14].

Основные источники по теме первой советской Конституции, - такие как труды руководителей советского государства, прежде всего, В.И. Ленина, юридические акты советской власти, работы видных правоведов, и даже архивные материалы, сосредоточенные в фондах ВЦИК и Наркомюста [10], - давно введены в научный оборот и подробно изучены. В этих условиях перспективным выглядит расширение юридических подходов до исторического исследования. Преимущества исторической науки заключаются в возможности постановки более широких проблем, выходящих за рамки правового поля, выявлении неизученных процессов и закономерностей, а также привлечении круга косвенных источников, работа с которыми требует особых источниковедческих знаний и навыков. Поиску таких перспективных направлений и посвящена данная работа.

 

2

Большевики никогда не скрывали и даже подчеркивали факт своего прихода к власти силовым путем - в результате победы Октябрьского вооруженного восстания. Своей первоочередной задачей они видели слом старой государственной машины и создание государства «нового типа», диктатуры пролетариата – «власти, не разделяемой ни с кем и опирающейся непосредственно на вооруженную силу масс» [24, С. 26]. Эти две стороны одного и того же процесса начали реализовываться большевиками одновременно, жестко и последовательно.

Документы II Съезда Советов совокупно с первыми декретами советской власти, принятыми в конце ноября – декабре 1917 года, решили два основных вопроса любой революции: о власти и собственности, а также заложили основы всех систем нового Советского государства. В этом проявились особенности политического поведения большевиков.

Во-первых, они были убеждены в легитимности своей власти. Основу этой легитимности они видели в поддержке большинства делегатов II Съезда Советов. Их не останавливала ни сложность своего положения после ухода со Съезда большей части представителей эсеров и меньшевиков, ни то, что Советская власть победила только в Петрограде. Иными словами, с момента победы Октябрьского вооруженного восстания большевики вели себя как государственная власть, установившаяся надолго, если не навсегда.

Во-вторых, партия большевиков, придя к власти, сразу же вырабатывала позитивную программу, то есть программу реальных преобразований, не терпящих отлагательства, последовательно претворяла эту программу в жизнь и готова была ее защищать любыми способами, включая насилие. Эти особенности политического поведения большевиков значительно и выгодно отличали их в глазах революционных масс от Временного правительства, не проводившего коренных преобразований и постоянно откладывающего созыв Учредительного собрания.

Реальным препятствием к полновластию Советов было Учредительное собрание. Комплексом решительных и последовательных мер большевистская партия и прежде всего ее лидер, В.И. Ленин, добились сначала консолидированной позиции ЦК РСДРП(б) по вопросу об Учредительном собрании, а затем репрессивными декретами значительно сузили как представительство буржуазных партий, в первую очередь кадетов, так и политические права Учредительного собрания [18; 36],  превратили его в то, что сами хотели в нем видеть – «пустую говорильню».

Выверенная и жесткая тактика большевиков привела к подмене конституанты: вместо всенародного Учредительного собрания ею стал II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Бесславный роспуск Учредительного собрания должен был, по мысли В.И. Ленина, наглядно демонстрировать ничтожность ценностей «буржуазного парламентаризма» по сравнению с истинными завоеваниями революции: властью Советов, опирающейся на диктатуру пролетариата, самоопределением народов, национализацией земли и экспроприацией экспроприаторов.

Сразу после роспуска Учредительного собрания и вооруженного разгона демонстраций в его защиту открылся III Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. А еще через три дня произошло слияние его с III Съездом крестьянских депутатов, что, по мысли большевиков, привело к единому представительству трудящихся масс в Советах разных уровней и на Всероссийских съездах Советов. III Съезд Советов принял два основных документа: «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» как одобрение политики Советской власти, проводимой ВЦИК и СНК с конца октября, и «Постановление об основных положениях конституции РСФСР», подготовленное и вынесенное на обсуждение Наркомом по делам национальностей И.В. Сталиным. [17] Этот момент принято считать отправной точкой создания первой советской Конституции[1].

 

3

В этой широко известной политической коллизии следует обратить внимание на нюансы, оставшиеся за пределами внимания как правоведов, так и историков. С момента прихода к власти большевики жестко и последовательно отстраивали сильное советское государство в форме диктатуры пролетариата. В.И. Ленин, отвергая даже собственные теоретические взгляды на государственность после свершения социалистической революции, сформулированные им в первом варианте «Государства и революция», видел в усилении государства диктатуры пролетариата залог сохранения Советской власти и построения социализма. При этом большевики порывали всякую связь с предыдущим опытом государственно-правового строительства как российского, так и европейского.

Они полностью отрицали такие базовые ценности конституционализма, как разделение властей, парламентаризм, гарантии верховенства закона, всеобщий характер демократических свобод и избирательного права, права и свободы личности. Придя к власти, большевики отказались от общедемократических положений, входящих в дореволюционную Программу РСДРП(б) (о необходимости смены программы партии В.И. Ленин говорил еще в апреле 1917 года [24; 25; 29]).

Сама идея конституционного права могла быть отвергнута в советском государстве как буржуазная. Но большевики признали конституционализм вообще и высшую юридическую силу Основного Закона в частности. Партия большевиков последовательно боролась за подготовку конституционного проекта и принятие Конституции РСФСР. Даже в критический момент начала марта 1918 года, когда собрался VII экстренный Съезд РКП(б) и В.И. Ленин работал над новой редакцией программы партии, он продолжал закладывать основы советского конституционализма. В «Черновом наброске проекта программы» в разделе «Десять тезисов о Советской власти» сформулированы доктринальные принципы, которые через несколько месяцев лягут в основу Конституции [32].

Конституция была необходима большевикам, с одной стороны, как инструмент усиления советского государства, а с другой - как атрибут государственной власти, подчеркивающий ее демократизм. В этом смысле Конституция должна была выполнить несколько задач.

Во-первых, на нее была возложена идеологическая задача полного отождествления интересов трудящихся масс с Советской властью, - а значит, и с большевистской партией. Это своеобразный переход от легитимности, как ее понимали большевики, к легальности, то есть законности власти.

Во-вторых, она призвана была обозначить определенный этап развития государства и общества на пути к социализму. В этом смысле Основной закон играл информационную и учредительную роль, фиксируя основы государственной, политической, экономической, социальной системы РСФСР. Конституция устанавливала функции, порядок подчинения и взаимодействия основных органов государственной власти. Она также определяла пути развития советской страны на ближайшее время. Эта роль нашла свое отражение в преамбуле к Основному Закону»: «Он должен быть распубликован всеми местными органами Советской власти и выставлен во всех советских учреждениях на видном месте. V Всероссийской съезд Советов поручает Народному комиссариату просвещения ввести во всех без исключения школах и учебных заведениях Российской республики изучение основных положений настоящей Конституции, а равно и их разъяснения и истолкование» [40].

В-третьих, Конституция РСФСР, как и положено Основному закону, являлась базой для последующего законодательства и несла нормативно упорядочивающую функцию.

В-четвертых, она решала задачу пропаганды советского строя на международной арене, прежде всего для угнетенных трудящихся других стран. Отвечая агентству United Press, В.И. Ленин писал: «переводим и пропагандируем нашу Советскую конституцию, которая имеет несчастье более чем миллиарду жителей земли, принадлежащих к колониальным, зависимым, угнетенным, неполно правным народностям, больше нравиться, чем «западноевропейская» и американская конституция буржуазно-«демократических» государств, укрепляющая частную собственность на землю и капитал, т.е. укрепляющая гнет немногочисленных «цивилизованных» капиталистов над трудящимися своих стран и над сотнями миллионов в колониях Азии, Африки и пр.» [28].

Признав необходимость конституции, как таковой и высшую силу конституционного права для государства диктатуры пролетариата, большевики наполнили эти понятия своим специфическим смыслом, создав особую советскую правовую систему. По сравнению с классическим конституционализмом она была искажена до неузнаваемости, но продемонстрировала крайнюю устойчивость, став неотъемлемой частью советского государства. Отношение большевиков к Основному закону как к инструменту укрепления государственности и как к атрибуту советской демократии отразилось и на общих принципах его построения, и на содержании Конституции. В Конституции РСФСР 1918 года не следует искать совпадения или адекватного соотношения юридической и фактической конституций, как требуют правовые теории. При ее выработке конституционная комиссия даже не ставила перед собой такую задачу. Она замышлялась и создавалась как конституция «перспективная», то есть фиксирующая правовые нормы и общественные отношения, которых пока не было, или они полностью не сложились, но которые следует построить на этапе «водворения социализма». Этот процесс не был однозначным.

Прежде всего, Конституция РСФСР 1918 года призвана была упорядочить существующую политическую систему. Она разъясняла принципы функционирования Советской власти как представительной, а не прямой демократии, закладывала основы демократического централизма, закрепляла строгий порядок соподчинения Советов разных уровней. В условиях весны-лета 1918 года, когда местные Советы проявляли чрезмерную самостоятельность и стремились выйти из-под контроля центра, эта была важнейшая задача. Ленин так оценивал этот процесс: «Рабоче-крестьянские массы, призванные правительством к управлению страной и долгое время находившиеся вдали от этого, не могли отказаться от желания строить государство путем собственного опыта. Лозунг «вся власть Советам» привел к тому, что на местах хотели прийти к опыту государственного строительства путем собственных ошибок. Такой переходный период был необходим и оказался благотворным. В этом стремлении к сепаратизму было много здорового, доброго, в смысле стремления к созиданию. Советская конституция выявила отношение волостной власти к уездной, уездной к губернской и этой последней к центру». [31]

Конституция заложила также основные принципы организации государственного единства. Статья 2 фиксировала, что «Российская Советская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций, как федерация советских национальных республик». Конституция предусматривала, что «Советы областей, отличающихся особым бытом и национальным составом, могут объединяться в автономные областные союзы, во главе которых… стоят областные съезды Советов и их исполнительные органы. Эти автономные областные союзы входят на началах федерации в Российскую Социалистическую Федеративную Советскую республику» (Ст. 11). К моменту принятия Конституции не существовало еще ни одного из тех автономных образований, которые позже выделятся внутри Советской Республики. Они начнут активно складываться с осени 1918 года в форме автономных республик, автономных областей и автономных трудовых коммун, причем эти формы не были установлены в Конституции. Этот процесс будет идти вплоть до образования СССР[2]. Уникальность ситуации подчеркивал О.И. Чистяков: «РСФСР сложилась как своеобразная, новая форма государства… не в результате объединения равнозначных суверенных государств, а в силу выделения отдельных территорий из уже существующего государства – Российской Советской Республики – и предоставления им статуса автономных единиц» [41, С.120]. В этом смысле Конституция 1918 года выполнила задачи, возложенные на нее ее создателями: определила и запустила процессы формирования советской государства как особой формы социалистической федерации.

 

4

Определяя перспективы развития, Конституция РСФСР не полностью отражала уже существующие механизмы политической власти. Это касается, прежде всего, отсутствие в Основном законе положений, регламентирующих деятельность ключевого органа политической власти – Президиума ВЦИК. Президиум ВЦИК был учрежден по «Постановлению об организации ВЦИК» от 2(15) ноября 1917 года. В нем говорилось, что «Президиум является как представительным органом, так и исполнительным. Президиум подготавливает необходимые материалы для заседаний Центрального Исполнительного Комитета, проводит в жизнь постановления Центрального Исполнительного Комитета, …а также пронимает решение…, когда созыв Центрального Исполнительного Комитета является невозможным и требуется срочность решения» [37, С. 37]. Положение о Президиуме ВЦИК содержатся и в дополнении к данному «Постановлению» от 6(19) ноября [37, С. 39]. Иными словами,  Президиум изначально не был техническим органом ВЦИК, - он обладал исполнительной, контрольной, а в экстренных случаях и законодательной властью.

Президиум ВЦИК состоял примерно из двадцати человек (1/10 членов ВЦИК) при кворуме в половину членов и заседал ежедневно[3]. Уже с ноября 1917 года советский парламент, ВЦИК, работал с перерывами, а через год перешел на сессионный режим. Его обширный состав (до 200, потом до 300 человек), неоднородный уровень законодательной компетентности депутатов и политические разногласия представителей разных партий снижали эффективность работы. При этом из текста Конституции следует, что ВЦИК является постоянно действующим парламентом (Ст. 30, 31, 32, 33, 36, 46, 50), хотя прямо это не оговаривалось. Основной же орган, который вырабатывал решения и контролировал их исполнение в Советах всех уровней, - Президиум ВЦИК, - в Конституции 1918 года упоминался один раз в статье о возможности коллегии любого наркомата обжаловать решения соответствующего наркома в Президиуме ВЦИК (Ст. 45). Таким образом, Президиум ВЦИК обладал контрольными функциями по отношению к наркомам. Причины такого расхождения Основного закона РСФСР с политической практикой до сих пор не получили полного освещения.

Это расхождение конституционных положений и политической практики прекрасно осознавало руководство партии. VIII съезд РКП(б), собравшийся в марте 1919 года, в резолюции о советском строительстве прямо поручил ЦК: «на ближайшем съезде Советов необходимо, на основе всего практического опыта, точно сформулировать права и обязанности Президиума ВЦИК и разграничить круг его функций с кругом функций Совнаркома» [21].

VII Съезд Советов принял «Постановление о государственном строительстве», в котором определялось место Президиума ВЦИК в советской парламентской системе, его полномочия и функции: Президиум ВЦИК руководил заседаниями ВЦИК, подготавливал материалы для его заседаний, вносил проекты декретов на рассмотрение пленума ВЦИК, наблюдал за исполнением его постановлений, утверждал или приостанавливал постановления СНК, вел сношения от имени ВЦИК и т.д. То же Постановление фиксировало сессионный характер работы советского парламента и устанавливало периодичность его пленумов «каждые два месяца» [34].

Развитием этого процесса стало решение следующего VIII Съезда Советов, открывшегося через месяц после окончательной победы Красной армии юге. «Постановление от 23 декабря 1920 года о Советском строительстве» разграничивало функции Съезда Советов, ВЦИК и Президиума ВЦИК. Специально оговаривалось, что Президиум наделяется законодательными функциями [35]. Таким образом, большевики прибегли к практике доработки Конституции РСФСР 1918 года. Эта практика была нацелена на сближение конституционных норм с политической практикой. Важно, что это было сделано с соблюдением юридических норм: внесение всех дополнений было проведено через Съезд Советов в строгом соответствии с пунктом “а” Статьи 51 Основного Закона. В этом процессе также проявляется отношение большевиков к Конституции как к инструменту укрепления своей политической власти.

 

5

Кроме противоречивого соотношения перспективного характера Конституции и неполного отражения в ней реального механизма политической власти, у Основного Закона РСФСР были и другие особенности. Статья 9, несущая основную идеологическую нагрузку, ставила перед Конституцией задачу установления «диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной Всероссийской Советской власти в целях полного подавления буржуазии, уничтожения эксплуатации человека человеком и водворения социализма…». В этой статье особо оговаривалось, что принятая Конституция РСФСР рассчитана на «настоящий переходный момент». Иными словами, данная Конституция для большевиков изначально носила временный характер и предназначалась для решения задач установления диктатуры пролетариата и «водворения социализма».

Мировая практика знает не так много принятых конституционных документов, изначально заявляющих о своей временной переходной форме. Разъясняя суть только что принятого Основного закона на Съезде председателей губернских Советов, В.И. Ленин указывал, что он «концентрирует то, что уже дала жизнь, и будет исправляться и дополняться практическим применением ее в жизни». [31] Однако неверно было бы полагать, что Основной Закон имел характер гибкой конституции. Прописанный в Пункте “а” Статьи 51 порядок изменения «основных начал Советской Конституции» устанавливал исключительное право на него Всероссийского съезда Советов как высшей власти РСФСР. И на практике этот пункт никогда не нарушался за весь период действия первой Советской Конституции. Иными словами, большевики, рассматривая Конституцию как эффективный инструмент государственно-правового строительства, видели в ней политический документ, рассчитанный на переходный период. Определять длину этого периода и необходимость смены Основного Закона могли только они сами. Но в период действия Конституции правом ее изменения и дополнения обладал только Съезд Советов, в поддержке которого большевистская партия не сомневалась. Такой доктринальный подход к Основному Закону страны, сформировавшийся у большевиков к середине 1918 года, определил пути развития конституционного права на весь период существования Советской власти.

Следует обратить внимание на еще один нюанс, не получивший должного внимания, - своеобразную «деперсонализацию» Конституции: ни в тексте Основного Закона, ни в постановлениях Съездов Советов, дополняющих его, юридически не определены руководящие посты ВЦИК, СНК и Исполкомов Советов всех уровней. В Конституцию включено только понятие «член Совета Народных Комиссаров» и «народный комиссар». Из текста следует, что «члены Совета Народных Комиссаров стоят во главе отдельных народных комиссариатов» (Ст.42). Далее содержится указание на право народных комиссаров «единолично принимать решения по всем вопросам, подлежащим ведению соответствующего комиссариата» (Ст. 45), на их ответственности перед СНК и ВЦИК (Ст.47), на необходимость образования при «каждом народном комиссаре коллегии, под его председательством» (Ст.44), и на право коллегии обжаловать решения народного комиссара в СНК или Президиуме ВЦИК (Ст. 45).

Особенно очевидно отсутствие порядка назначения и смещения, а также полномочий и функций Председателя ВЦИК и Председателя СНК. На основании текста Конституции можно сделать только формальные выводы о системе подчинения и ответственности этих должностных лиц (Ст. 28, 29, 35, 46). Здесь вновь видно несоответствие конституционных норм реальному механизму власти, так как Председатель ВЦИК и Председатель СНК были  ключевыми фигурами в руководстве советского государства с момента его создания. Руководство страны находилось в «юридической тени». Скорее всего, такая практика «деперсонализации» перешла в Конституцию из партийного строительства. Ни в Уставе партии, ни в ее Программе никогда не было обозначено персональное руководство ЦК и Политбюро (Бюро) ЦК. Принцип коллективного руководства и коллективной ответственности, безоговорочно установленный В.И. Лениным, был перенесен большевиками на государственное строительство. Такой подход был закреплен и в последующих советских конституциях.

Еще одним принципом, пришедшим в государственно-правовое строительство из партии, стал демократический централизм, распространенный прежде всего на систему Советов. Конституция РСФСР 1918 года фиксировала принцип выборности Советов всех уровней, формирование органов государственного управления представительными органами, обязательность решений вышестоящих органов для нижестоящих, подотчетность депутатов избирателям и право последних отзывать в случае необходимости своего избранника. К моменту принятия Конституции де факто принцип демократического централизма был распространен и на управление экономикой.

 

6

Основным правовым источником первой Конституции РСФСР стало советское законодательство октября 1917 – июля 1918 года., Конституция носила кодификационный характер по отношению к декретам советской власти предыдущего периода. Но в круг источников Основного Закона необходимо включать партийные документы, в том числе и дооктябрьского периода, а также широкий круг работ главного идеолога советского государства, В.И. Ленина. Их влияние на Конституцию неоспоримо, хотя эти документы не имеют характера правовых актов.

Необходимо остановиться на достаточно изученной коллизии – о правовом положении самой партии большевиков. РКП(б) не имела установленного юридического статуса в государстве, и Конституция 1918 года о ней даже не упоминала. В конституционную комиссию при численном перевесе большевиков входили два левых эсера и эсер-максималист с правом совещательного голоса. [41, С.22-23] При этом Я.М. Свердлов, избранный председателем, выступал резко против выделения фракций внутри конституционной комиссии ВЦИК [10, ф.6980, оп.1, д.10, Л.1-2].

В ходе подготовки конституционного проекта вопрос о правовом статусе партии или партий отдельно не обсуждался. Было бы неверно полагать, что руководство большевиков и, прежде всего, В.И. Ленин видели в партии исключительно политический (неправовой) феномен, который в принципе не нуждается в законодательном оформлении. Лидер большевиков постоянно возвращался к проблеме соотношения «партия – государство».

Незадолго до полного разгрома врангелевских войск в Крыму он выступил с программной речью перед работниками политпросветительских отделов народного образования, то есть перед теми, кто нес идеи пролетарской революции в массы. Раскрывая суть положения партии в государстве, В.И. Ленин сказал: «Прежде всего… должно быть открыто признано главенство политики коммунистической партии», «вся юридическая и фактическая конституция Советской республики строится на том, что партия все исправляет, назначает и строит по одному принципу, чтобы связанные с пролетариатом коммунистические элементы могли пропитать этот пролетариат своим духом, подчинить его себе…» [30].

 Таким образом, независимо от того, были ли большевики единственной партией власти или имели союзников (левых эсеров), В.И. Ленин видел в руководстве коммунистической партией залог построения государства диктатуры пролетариата. Взгляд В.И. Ленина данный вопрос разъясняет и даже усиливает Г.Е. Зиновьев в книге «Ленинизм», опубликованной в 1925 году: «Что такое существующий в Союзе ССР строй с точки зрения его классового содержания? Это — диктатура пролетариата. Какова непосредственная пружина власти в СССР? Кто осуществляет власть рабочего класса? Коммунистическая партия! В этом смысле у нас диктатура партии. Какова юридическая форма власти в СССР? Каков новый тип государственного строя, созданный Октябрьской революцией? Это — советская система. Одно нисколько не противоречит другому» [19]. Нельзя не обратить внимания на декларативность заявлений лидеров большевистской партии, но в данном случае этот подход и важен. Именно политические декларации, а не правовые нормы, лежали в основе взаимоотношений партии и государства.

Формально деятельность партии регулировала в Конституции РСФСР 1918 года Статья 16 о свободе союзов, но реальное положение РКП(б) в государстве отражено не было. Строго говоря, деятельность других социалистических партий также подпадала под действие этой статьи. После незаконного вывода большевиками эсеров (правых и центра) и меньшевиков из состава ВЦИК и даже после левоэсеровского мятежа юридически социалистические партии запрещены не были, это произойдет гораздо позже. В тот момент репрессии коснулись конкретных лиц, обвиненных в «контрреволюционных действиях против советской власти».

Партия большевиков являлась системообразующим элементом советского государства. К принятию Конституции РСФСР 1918 года механизм взаимодействия партии и государства еще полностью отлажен не был. Реализовывался он в этот период преимущественно через членов партии, которые были основой кадрового состава всех государственных органов, как центральных, так и местных. Такое положение гарантировало проведение в структурах власти политики РКП(б) и обеспечивало эффективность этих структур. На практике это имело самые серьезные последствия.

Одним из ярких и наиболее ранних примеров диктата партии в государстве стал конфликт вокруг Викжеля в начале ноября 1917 года. В.И. Ленин потребовал от большевиков, сторонников коалиции социалистических сил, несогласных с линией руководства партии, не только покинуть ЦК, но и «отстраниться от всякой публичной партийной деятельности и покинуть все ответственные посты в рабочем движении…» [27, С.70-71]. Решением партийного органа без санкции Советской власти со своих постов были смещены Председатель ВЦИК Л.Б. Каменев и три наркома: В.П. Ногин, А.И. Рыков, Н.А. Милютин [27, С. 73].

 

7

При идеологизированном характере Конституции РСФСР 1918 года она, основываясь на базовых постулатах марксизма-ленинизма: учения о пролетарской революции и диктатуре пролетариата, о социализме и обобществлении средств производства, о необходимости подавления сопротивления эксплуататорских классов и т.д., - не утверждала их в качестве государственной идеологии, а вводила доктринально через закрепление в конкретных правовых нормах. Наиболее четко это видно по «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и по разделу «Общие положения Конституции Российской Социалистической Федеративной Советской Республики» (со Статьи 13 и до конца раздела, то есть Статьи 23). По сути, «Декларация» – абсолютно политический документ компилятивного характера, сформулированный в виде норм права. А «Общие положения» призваны были зафиксировать наиболее жесткие меры Советской власти в качестве демократических основ государства. Этим соотношением политической и правовой составляющей объясняется столь низкая даже для своего времени юридическая техника Конституции РСФСР 1918 года. Политические решения было сложно уложить в полноценные юридические формулировки.

В заключение следует сказать, что при общей невысокой оценке Конституции РСФСР 1918 года как юридического документа  нельзя согласиться с западной юридической школой, безоговорочно относящей ее по онтологической классификации к так называемым семантическим (знаковым) конституциям. Иными словами, европейские правоведы полагают, что Основной Закон РСФСР являлся прямой «формализацией существующей политической практики осуществления власти исключительно в интересах лиц, фактически осуществляющих власть и имеющих в распоряжении государственный аппарат принуждения» [9, С.13]. Такой подход излишне политизирован и не отражает суть и сложности государственно-правовых процессов первых лет советской власти.

Ведущий российский специалист по конституционному праву профессор Ю.Л. Шульженко разработал полноценный научный подход к такому сложному явлению, как советский конституционализм [44]. При достаточно полном юридическом освещении проблемы перспективными являются исторические подходы к малоизученным процессам государственно-правового строительства, а также к выявлению механизмов реализации диктатуры пролетариата через законодательный акт высшей юридической силы – Конституцию РСФСР 1918 года. Она заложила основы такого специфического явления, как советское конституционное право. Оно оказалось настолько устойчивым, что развивалось на всем протяжении советского периода, и составляло значимую часть государственно-правовой системы страны. Последующие конституции СССР подчеркивали свою генетическую связь, преемственность, не только с предшествующими, но и с ней – первой Конституцией советского государства.

 

Литература

 

    1. Авакьян С.А. Конституционное право России. Т.1. М., 2014.
    2. Авакьян С. А. Конституция России: природа, эволюция, современность. М., 2000. С. 53.
    3. Алексеев С. С. Теория  права. М., 1998.
    4. Алексеев С.С.. Теория государства и права. М., 2005.
    5. Бабурин С. Н. Революционная консолидация общества: отказ от государства, вопросы религии, гражданства и политических прав граждан в Конституции РСФСР 1918 года// Вестник омского университета. Серия «Право». 2019. Т.16, № 1. С. 16-28.
    6. Баглай М. В. Конституционное право Российской Федерации. М., 2007.
    7. Байбаков С. А. Конституция РСФСР 1918 года: к переосмыслению итогов революции в современной отечественной историографии.// Великая российская революция: общество, человек, культура, повседневность. Т.1. М.-Ульяновск, С.102-112.
    8. Байбаков С.А. Решения III Всероссийского съезда Советов о подготовке первой Конституции в контексте противодействия распаду революционной России.// Пути преобразования общества в гуманитарных науках: войны – революции – реформы. М., 2018. С. 177-192.
    9. Визер Б. О сути и истории советских и российских конституций// Труды Института государства и права РАН. 2018. Т.13, №6. С.9-18.
    10.  ГА РФ ф.6980 оп.1, ГА РФ ф.353 оп. 1-2.

     

    1. Гатауллин А. Г., Зайнутдинов Д. Р. Конституция РСФСР 1918 года как правовая основа в военное время// Актуальные проблемы российского права. 2018. № 9 (94). С. 11-17.
    2. Глебов Н. Наш Основной Закон. Разъяснения Конституции Российской  Социалистической Федеративной республики. М., 1918.
    3. Голубева М.И. Государственно-правовое строительство советской власти и в период Гражданской войны//Гражданская война в России. М., 2020. С.111-128.
    4. Голубева М. И. Большевики и традиция народного представительства в России.//Переезд советского правительства в Москву. М., 2019. С.130-136.
    5. Гурвич Г. С. Основы Советской Конституции. Смоленск, 1921.
    6. Данилевская И. Л. М. А. Рейснер о правовом государстве// Труды Института государства и права РАН. 2013. № 6. С. 152-168.
    7. Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа» //Декреты советской власти. Т.I. М., 1957. С. 350-351.
    8. Декрет об аресте вождей Гражданской войны против революции. 28 ноября (11 декабря) 1917г.// Декреты советской власти. Т.I. М., 1957. С. 162.
    9. Зиновьев Г. Ленинизм. Источник: https://leninism.su/books/4346-leninizm.html?start=15
    10. Исаев И. А. История государства и права России. М., 2004.
    11. КПСС в резолюциях и решениях. Т.2. М., 1983. С.107.
    12. Крупская Н. Конституция Российской Социалистической Федеративной республики. М., 1918.
    13. Кукушкин Ю. С., Чистяков О.И. Очерк истории Советской Конституции. М., 1987.
    14. Ленин В. И. Государство и революция. ПСС. Т.33.
    15. Ленин В.И. Задачи пролетариата в нашей революции. ПСС. Т.31. С.175-183.
    16. Ленин В. И. О задачах пролетариата в данной революции. ПСС. Т.31. С113-118.
    17. Ленин В. И. От Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков). Ко всем членам партии и всем трудящимся классам России. ПСС. Т. 35.
    18. Ленин В. И. Ответы на вопрос американского журналиста. ПСС. Т. 39. С.114.
    19. Ленин В.И. Петроградская общегородская конференция РСДРП(б). ПСС. Т31. С.259.
    20. Ленин В. И. Речь на Всероссийском совещании политпросветов губернских и уездных отделов народного образования 3 ноября 1920 г. ПСС. Т. 41. С.402-403.
    21. Ленин В. И. Речь на Съезде председателей губернских Советов 30 июля 1918. ПСС. Т.37. С.21.
    22. Ленин В. И. Черновой набросок проекта программы. ПСС. Т.36. С.71-74.
    23. Лукьянова Е. А. Российская государственность и конституционное законодательство в России (1917-1993). М., 2000.
    24. Постановление VII Всероссийского Съезда Советов «О государственном строительстве»// Декреты Советской власти. Т.VI. М., 1976. С.358-364.
    25. Постановление VIII Всероссийского Съезда Советов «О Советском строительстве»// Декреты Советской власти. Т. XII. М., 1986. С.92-98.
    26. Постановление ВЦИК о признании контрреволюционными попыток какого-либо или каких-либо учреждений присвоить себе функции государственной власти. 3(16) января 1918 г.// Декреты советской власти. Т.I. М., 1957. С. 323-324.
    27. Постановление об организации ВЦИК.//Декреты Советской власти. Т. I. М., 1957.
    28. Рейснер М. А. Основы Советской Конституции. М., 1920.
    29. Смыкалин А. С. Конституция РСФСР 1918 г.: первый опыт законодательного закрепления советского государственного строя// Электронное приложение к «Российскому юридическому журналу». 2018. № 6. С.81-90.
    30. СУ РСФСР. 1918. № 51. С. 582.
    31. Чистяков О. И. история отечественного государства и права. Ч. II. М., 2005.
    32. Чистяков О. И. Конституция РСФСР 1918 года. М., 2015.
    33. Шейнис В. Л. Власть и закон: Политика и конституции в России в XX-XXI веках. М., 2014.
    34. Шульженко Ю. Л. Конституция – основа советского конституционализма периода государства диктатуры пролетариата// Социально-политические науки. 2018. № 5. С.152-158.


    [1] Особое мнение по этому вопросу имеет О.И. Чистяков. Он полагает, что поводом к непосредственной разработке проекта Конституции стал конфликт центрального СНК с Совнаркомом Московской области. С такой точкой зрения сложно согласиться. [42, С. 21-22].

     

    [2]  Точное число автономий на территории РСФСР указать не представляется возможным, так как некоторые из них меняли свой статус в означенный период.

    [3] Подробнее о партийном и личном составе Президиума ВЦИК см: Городецкий Е.И. Рождение Советского государства, 1917-1918. М., 1987. С.104-105.

Вторая мировая война - главная антикризисная мера развития американского капитализма (1929 – 1949 гг.)

 0  4699