Юваль Ной Харари – израильский историк-медиевист, профессор исторического факультета Еврейского университета в Иерусалиме. Его книга «Sapiens: Краткая история человечества» (2011) стала международным бестселлером и переведена на 45 языков, в том числе на русский (2016). Следующей за ней книге «Homo Deus: Краткая история Завтрашнего дня» (2015), похоже, предстоит повторить, если не превзойти, успех предыдущей. На русском языке она вышла в 2018 году и уже стала бестселлером. В чем причина такого ошеломляющего успеха?
Отличительная особенность стиля Харари - многочисленные отступления от собственно исторического повествования и обращение к достижениям социальных и естественных наук, особенно медицины. В итоге книги получаются живыми, наполненными захватывающими сюжетами и интересными иллюстрациями. Но главное заключается в том, что Харари – не столько популяризатор достижений науки, сколько философ.
Вымирающий Sapiens?
Главный посыл обеих книг сводится к тому, что человечество переживает острый цивилизационный кризис, заключающийся в упадке гуманизма. Весь интеллектуальный пафос и даже эпатаж работ Харари направлен на развенчание множества гуманистических мифов современного «сапиенса». Поэтому его «краткая история человечества», фактически является деконструкцией гуманизма.
Первый концептуальный вопрос поднимается уже при поиске причин неолитической революции. Харари полагает, что она вовсе не была выгодна тогдашним людям. Напротив, оседлый образ жизни предельно усложнил жизнь бывших охотников и собирателей. «Здоровье и разнообразное питание, сравнительно короткая рабочая неделя, отсутствие инфекционных заболеваний – все это дало ученым повод охарактеризовать досельскохозяйственное общество как “изначально благополучное”» [27. C. 67]. Чего не скажешь о скотоводах и земледельцах: «произошел демографический взрыв и возникла элита, но среднестатистический скотовод или землевладелец работали больше, а питались хуже, чем среднестатистический охотник и собиратель» [27. C. 100]. «Аграрная революция, - заключает Харари, - величайшая в истории афера» [27. C. 100].
Тем не менее неолитическая революция очень быстро охватила большую часть человечества. Харари считает, что причина этого в усложнении системы мифов, в которые верили люди. Харари убежден, что именно способность верить в вымышленные сущности отличает человека от животного. Мифы создают интерсубъективный мир, без которого невозможно объединение многих тысяч людей в цивилизации. Харари указывает, что уже в обществах охотников и собирателей появлялись довольно стройные и устойчивые системы религиозных мировоззрений, которые и служили прообразом современных религий.
Он ссылается на относительно недавнюю находку археологов – храмовый комплекс Гёбекли-Тепе, расположенный в 8 километрах к северо-востоку от города Шанлыурфа (Турция). Данному комплексу 12000 лет, то есть он был построен еще охотниками и собирателями. Как отмечает Харари, «раньше предполагалась такая последовательность: люди переходят к оседлому образу жизни, строят деревню, а когда наступает изобилие, то в центре ее возводят храм. Находки в Гёбекли-тепе указывают, что первым делом, возможно, строился храм, а уж потом вокруг него вырастала деревня» [27. С. 115].
Стало быть, и вся история человеческой цивилизации, по Харари, – это история сменяющих друг друга систем вымысла. «Возникновение универсальных религий – одна из ключевых революций и ключевой наряду с деньгами и империями фактор объединения человечества» [27. С. 257]. Средневековая эпоха сменяется эпохой научных революций, но в основании их тоже различного рода мифы (например, вера в существование денег, банковской системы или глобальных корпораций). Но главной религиозной верой современной эпохи является, согласно Харари, гуманизм: «Гуманистическая религия поклоняется человечеству и отводит ему ту же роль, которую в христианстве и исламе играл Бог, а в буддизме и даосизме законы природы… Если в традиционных религиях великий космический план придавал смысл жизни человеку, то гуманизм делает рокировку, полагая, что человеческий жизненный опыт будет придавать смысл космосу» [27. С. 259].
Харари признает, что гуманизм – не единая религия. Он выделяет три основных «течения». «Ортодоксальная» ветвь – это либеральный гуманизм, согласно которому каждый человек - уникальная личность с неповторимым внутренним миром и «гаммой переживаний». Каждый человек - центр вселенной, огромный мир, имеющий безусловную ценность. Соответственно, каждого надо ценить, давать ему максимально возможную свободу деятельности. Либеральный гуманизм утверждает индивида «точкой отсчета» в политике и экономике, и жизнь отдельного человека должна быть священнее государственных интересов или религиозных доктрин [26. С. 289].
В XIX и XX вв. появились еще две разновидности гуманизма: социалистический и эволюционный. С либеральным гуманизмом их сближает вера в то, что высшим источником смысла и права является сам человек, а также скептицизм в отношении верований в потусторонние силы. «Если бы вы, например, спросили Карла Маркса, почему нехорошо заставлять десятилетних детей работать на задымленных фабриках по двенадцать часов в день, он ответил бы, что детям это тяжело и они чувствуют себя от этого плохо. Мы должны избегать эксплуатации, угнетения и неравенства не потому, что так велел Бог, а потому, что от них страдают люди. Однако и социалисты, и эволюционные гуманисты указывали на изъяны в либеральном понимании человеческого переживания. Либералы считают человеческое переживание индивидуальным феноменом. Но в мире огромное множество индивидов, и их чувства и желания часто несхожи, а иногда и противоположны. Если власть и смысл проистекают только из индивидуальных переживаний, как разрешать противоречия между очень разными желаниями?» [26. С. 290].
Социалистический гуманизм смещает акцент с отдельных индивидов на коллективы. Он призывает каждую личность поставить нужды и переживания других людей над собственными желаниями.
Эволюционный гуманизм диаметрально противоположен: вместо веры в вечный мир и всеобщую солидарность он утверждает необходимость борьбы, в которой выживает сильнейший. Эволюционный гуманизм также утверждает себя «во имя человека», но человека в его лучших проявлениях. Человек эволюционирует и, соответственно, нужно способствовать «правильной» его эволюции.
Распад СССР и еще более ранний крах нацистского проекта в Германии свели на нет обе альтернативные ветви гуманизма к концу XX века. Казалось либеральный гуманизм восторжествовал, но Харари пытается убедить читателя, что вскоре придет конец и ему – по трем причинам.
1. Прежде всего, Харари утверждает, что либеральный гуманизм запрограммирован на самоуничтожение: человек «кирпичик за кирпичиком» будет менять себя таким образом, что рано или поздно перестанет быть человеком. Речь идет о технологиях, которые будут позволять жить дольше, быть более здоровым, постепенно совершенствовать свой организм. Вначале это будет выглядеть как борьба с различного рода болезнями, но постепенно грань между попытками вылечить человека, сделать его жизнь комфортнее и попытками его радикальным образом изменить будет стираться. Человек «будет понемногу себя изменять, сливаясь с роботами и компьютерами все больше, пока наши потомки не очнутся и не поймут, что они уже совсем не то существо, которое написало библию, построило Великую Китайскую стену и смеялось над фильмами Чарли Чаплина» [26. С. 60].
2. Харари показывает подрыв веры в «священность» человека:
а. Человек очень мало отличается от животных, он вовсе не венец природы. По сути, это беспощадное животное, издевающееся над миллионами созданий, которые также способны испытывать эмоции и страдать. Здесь Харари ссылается на многочисленные исследования, которые показали наличие эмоций и чувств у животных, что лишает человека статуса исключительного существа, созданного «по образу и подобию». Люди не задумываются над страданиями и мучениями животных. «Суть проблемы в том, что одомашненные животные унаследовали от своих диких предков многие физические, эмоциональные и социальные потребности, которые человек считает несущественными, бессмысленными. Фермеры позволяют себе …игнорировать эти потребности, так как не расплачиваются за это потерями. Они держат животных в крохотных клетках, спиливают им рога, рубят хвосты, разлучают маток с детенышами и выводят чудовищных уродов. Животные невыносимо страдают, но продолжают существовать и приносят потомство» [26. С. 94-95]. Но чем животные хуже людей? Почему они обречены на муки, а человек – на удовольствие от их поедания? Харари не считает такое положение дел справедливым (к слову, он веган).
б. Более того, Харари полагает, что, как и животные, человек – это попросту набор алгоритмов. Более того, не существует такой вещи, как единое и неделимое «Я» человека. Харари вновь обращается к достижениям естественных наук, которые научились манипулировать желаниями и телодвижениями человека, как марионетки. Ученые могут вызывать эмоции и желания, просто воздействуя на те или иные участки мозга. Человек – это бурлящий поток различных импульсов, часто друг с другом не согласующихся. Как отмечает Харари, «нет неделимого “Я”, стоит мне заглянуть в себя поглубже, и мыслимое единство, принимаемое мной за данность, распадется на какофонию спорящих голосов, ни один из которых не является моим» [26. С. 338]. Более того, не существует и свободы воли: «в каждом из нас есть чрезвычайно сложная система, которая из всех наших переживаний оставляет всего несколько образчиков, смешивает их с обрывками виденных нами фильмов, прочитанных романов, услышанных речей и доставлявших наслаждение фантазий, и переплетает весь этот сумбур в кажущуюся связной историю о том, кто я, откуда я пришел и куда направляюсь» [26. С. 352].
в. Люди теряют свою экономическую и военную значимость. Здесь Харари обращается к популярной идее, по которой труд человека будет обесцениваться экспоненциальным развитием робототехники и информационных технологий. Но, если люди теряют свою значимость, то не нужна и демократия. «В мире, где компьютеры заменят докторов, водителей, учителей и даже арендодателей, - смогут ли в нем все люди стать художниками и артистами? Да и где гарантия, что художественное творчество также не покорится алгоритмам? Откуда в нас уверенность, что компьютеры никогда не станут сочинять музыку лучше? С точки зрения естественных наук, искусство является продуктом не вдохновенного духа или трансцендентной души, а органических алгоритмов, распознающих математические модели» [26. С. 376].
3. Наконец, Харари отмечает, что гуманизм вытесняется новыми трансгуманистическими религиями. Он детально рассматривает две: техногуманизм и датаизм. Первый хоть еще и пытается сохранить веру в человека, стремится к его усовершенствованию, которое ведет к принципиальной трансформации. Еще более радикальная религия – датаизм: раз человек – набор алгоритмов, он может быть постепенно вытеснен более сложными и эффективными алгоритмами. Личность человека все более становится крохотным микрочипом в гигантской познающей и производящей информацию системе. Последняя задача человека – создать всеобщий интернет вещей, вдохнуть в него «душу» искусственного интеллекта и ждать, когда это всепоглощающее и сверхэффективное отродье не поглотит своего родителя. Это монструозное существо «сможет в итоге выйти за пределы планеты Земля и заполнить собой всю Галактику и даже всю Вселенную. Эта космическая система обработки данных будет подобна Богу. Она будет везде, она будет контролировать абсолютно все, и людям суждено раствориться в ней» [26. С. 443].
Есть ли шанс у гуманизма?
К логике и к аргументам Харари возникает множество вопросов.
Прежде всего, его построения – набор давно известных трансгуманистических баек. Идея о том, что человек – это совокупность алгоритмов, и его вполне можно заменить путем создания искусственного интеллекта, не нова: Н. Винер говорил о чем-то подобном еще в 1940-х гг.. Из недавних книг стоит обратить внимание на работы Р. Курцвейла [14] и Н. Бострома [4]. Аналогично с идеей, согласно которой свободы воли не существует [31; 32]. Дискурс об автоматизации производства и о грядущем принижении экономической и военной роли граждан и вовсе богат настолько, что список литературы на эту тему занял бы не одну страницу (возьмем, например, [5; 18; 25]). Отечественная наука может похвастаться фундированным анализом военной «девальвации» граждан, которая может быть одной из причин упадка демократических институтов Запада после войны [24]. Харари объединил то, что либо бытовало в узких академических кругах, либо ограничивалось одним небольшим предметом обсуждения. Его заслуга - помещение трансгуманистических баек в общий исторический контекст эволюции человека от примитивных существ до «величайшего» Homo Deus.
Он попадает в одну из самых распространенных ловушек авторов, пишущих в жанре «все обо всем»: дилетантизм. В ходе прочтения даже у не разбирающегося в естественных науках возникает ощущение, что Харари слишком много на себя берет. Чтобы, например, рассуждать о свободе воли с точки зрения нейробиологии, стоило бы все же быть нейробиологом. А потому постоянные повторения израильским историком тезиса, что человек – это всего лишь алгоритм, выглядят весьма наивными. Среди самих нейробиологов нет консенсуса по этому поводу. Вот что говорит А. Дамасио – профессор нейронауки, психологии и философии в Университете Южной Калифорнии: «алгоритмы – это формулы, рецепты, перечисления шагов в построении прогнозируемого результата… Живые организмы, включая человеческие…, используют алгоритмы, зависящие от кода, такие как генетический механизм. Но пока, в определенной степени, живые организмы строятся по алгоритмам, они сами не являются алгоритмами. Они лишь в некоторой степени обусловлены взаимодействием алгоритмов. Критический вопрос… состоит в том, что живые организмы представляют собой коллекции тканей, органов и систем, в которых каждая клетка компонента является уязвимым живым существом, состоящим из белков, липидов и сахаров. Это не строки кода» [29].
Этот случай с преувеличением Харари предположений естественных наук далеко не единственный. Но он является дилетантом и в вопросах, которые историку должны быть понятны: например, Харари рассматривает крах гуманизма исключительно как крах именно либерального гуманизма. Тот же социалистический гуманизм Харари отбрасывает уж слишком быстро. Во-первых, социализм якобы проиграл, потому что проиграла плановая экономика, - то есть он отождествляет социализм и плановую экономику («крайний случай, когда все данные обрабатываются и все решения принимаются одним центральным процессором, называется коммунизм» [26. С. 431]). С другой стороны, он считает, что социализм основывается на коллективизме («для социалистов носителем человеческого является коллектив, а не отдельная личность» [27. С. 288]). Короче говоря, для Харари идеальным воплощением социализма является ранний Советский Союз. И если тот плох и уродлив, тогда плох и уродлив социалистический гуманизм. Харари, похоже, просто не в курсе, что современный социалистический гуманизм – это скорее борьба за освобождение личности от вынужденного труда, за свободный досуг и беспрепятственную самоорганизацию свободных творцов без ограничений вроде нужды в повседневных материальных благах или, например, действия авторского права, сковывающее распространение знания [6; 7; 12].
Конечно, в современном социалистическом гуманизме много всего переплелось, он далеко не идеален, а во многом он и вовсе устарел. Но не обязательно ограничиваться именно им. Позволим себе допустить еще одну форму гуманизма – гуманизм персоналистский.
Персоналистский гуманизм
Как показал сам Харари, эволюционный гуманизм переродился в трансгуманизм. Гуманизм либеральный находится в глубоком кризисе, а социалистический грешит излишним коллективизмом. Но вполне возможен более гармоничный вариант, который ставит во главу угла не отдельного индивида с его расщепленным и неопределенным «Я» и не коллектив с его подавляющей индивида сущностью. Гуманизм персоналистский, оформившийся в нечто более или менее цельное в трудах философов-персоналистов (см. Н. Бердяев [1; 2; 3], Э. Мунье [19; 20; 21], Ж. Лакруа [16] и др.), говорит о высшей ценности личности, под которой понимается не индивидуум, а индивидуум трансцендирующий, выходящий за свой собственные пределы посредством творчества. Как пишет Н.А. Бердяев: «персонализм переносит центр тяжести личности из ценности объективных общностей – нации, государства, коллектива – на ценность личности. Но личность он понимает в глубокой противоположности к эгоцентризму. Эгоцентризм разрушает личность. Эгоцентрическая самозамкнутость и сосредоточенность на себе, невозможность выйти из себя и есть первородный грех, мешающий реализовать полноту жизни личности, актуализировать ее силы… Личность предполагает выход из себя к другому и другим, она не имеет воздуха и задыхается, оставаясь замкнутой в себе [1. С. 47].
Конечно, философия персонализма зародилась как христианская. Но это не должно нас отпугивать. Во-первых, Харари уже сделал за нас всю работу, показав, что общество не может существовать без религии, пусть даже это и религия без трансцендентных божеств. Во-вторых, персонализм не ограничивается христианской картиной мира, а представляет собой лишь философское умонастроение, побуждающее бороться за идеалы личности. Как отмечал Ж. Лакруа, « возможно существование …нескольких философских концепций персонализма, питающихся одним и тем же вдохновением, но выводящих из него различные… учения: существует, например, атеистические и христианские концепции персонализма, не говоря уже о многих других» [16. С. 15-16].
Персоналистский гуманизм может дать ответы на вызовы, которые очертил Харари:
1. Либеральный гуманизм запрограммирован на самоуничтожение. Конечно, аморально запретить людям совершенствовать свои тела и бороться за долголетие и здоровую жизнь. Но либеральный гуманизм здесь бессилен, ибо превозносит отдельного индивида, даже если тот не ведает, как его действия отражаются на общем благосостоянии людей вокруг. Поэтому он и «запрограммирован» на самоуничтожение: если человеческое общество – это хаотичное движение миллиардов, стремящихся ходить по головам друг друга, то, конечно, беспощадная конкурентная борьба будет побуждать их бездумно «модернизировать» свои тела без оглядки на возможные последствия. Это «этика спасательной шлюпки» (кто успел запрыгнуть, тот и победил – и неважно, что остальные потонут). Но возможен другой, коммунитаристский подход (близкий персоналистской логике), по которому «ориентация человека на сообщество, участие в котором наделяет его жизнь смыслом, является фундаментальным антропологическим фактом, и этот факт необходимо учитывать в дискуссиях о целесообразности технологического улучшения человека. Акцент на индивидуальной полезности и свободе …не должен заслонять того…, что блага для человека невозможно достичь ценой разрушения сообщества» [28. С. 119].
К слову, не факт, что «улучшения» приведут к тому, что человек перестанет быть человеком. Люди сегодня и так уже практически киборги (если рассматривать смартфоны или автомобили как продолжение тела), но это не изменило нашего отношения к тем же поэмам Гомера. Пока человек является смертным существом, способным испытывать эмоции, в его идентичности принципиально ничего не изменится. Но ничего бессмертного не существует (и за миллионы лет вероятность гибели от несчастного случая или накопления «критических ошибок» даже самого «неуязвимого» существа будет, по всей видимости, стремится к максимальной), а без любви и ненависти жизненный мир человека моментально стал бы безликим и до безумия скучным. Поэтому человечеству нужно лишь разумно подходить к выбору целей своей своей «модернизации» (соотнося их с целями сообщества!) Наиболее разумно допустить только такие изменения в организме человека, которые он сам бы мог бы в любое время отменить. Тогда предпочтение стоит отдать именно технологическим усовершенствованиям (когда я могу в любой момент снять «шлем величия» и насладиться обыкновенным человеческим счастьем), а не, скажем, генной инженерией человека, которая имеет необратимые последствия [8].
2. Подрыв веры в «священность» человека. Если либеральный гуманизм допустил понижение статуса человека до самодовольного алгоритма-животного, не имеющего целостного «Я», то это не значит, что все так и должно быть. По поводу сведения человека к совокупности алгоритмов выше уже было сказано. Зверское и потребительское же отношение к населяющим планету чувствующим и страдающим созданиям есть порождение либерального гуманизма – капиталистической экономики. Но это не неизбежность, и прогресс науки и техники рано или поздно позволит решить данную проблему (например, путем выращивания мяса «из пробирки» [13]) даже, возможно, и без (до?) антикапиталистической революции.
Что же касается отсутствия свободы воли или единого непротиворечивого «Я», то это, действительно, серьезный удар по либеральному гуманизму, которому свойственно поклоняться отдельному индивидууму, следующему «за своей мечтой» и «слушающему свое сердце». Но с персоналистской точки зрения личность – это неповторимая часть социального целого. Настоящее «Я» прячется не в сердце и не в таинственных глубинах души, а выстраивается в процессе творческой деятельности, соучастия, вовлечения. Личность – это не то, что я сам о себе думаю, но то, что обо мне думают, это мой след в истории общества в целом, локального сообщества или семьи.
В таком случае нет разницы, происходят ли голове того или иного человека обусловленные законами природы процессы, и есть ли там спор между «Я 1» и «Я 2» («Я 3…»?). Главное, что в мире обмена культурными ценностями этот человек представляет собой нечто яркое, цельное и последовательное, преобразующее мир вокруг, а потому относительно всего остального является независимым и даже ему зачастую противостоящим. Если гуманизм понимать именно так, то современный мир технологий и возможностей создает благоприятную среду для всеобщего стремления к личностному развитию.
Все несколько сложнее с утратой экономической и военной значимости граждан. Рост социальной прослойки «лишних людей» настораживает [25]. Но здесь стоит держаться в стороне от всякого рода техноалармизма. Многие аргументы Харари сомнительны либо не имеют под собой реальных оснований. Так, утверждая, что искусственный интеллект сочиняет сложные симфонии, он почему-то игнорирует тот факт, что симфонии нейросети осваивают именно по человеческим произведениям. Именно поэтому программы Д. Коупа генерируют музыку «в стиле» Вивальди, Бетховена и т.п. [30].
Но важнее другое: музыка, сочиняемая компьютером, не выражает человеческие эмоции. К тому же это имеет смысл только с точки зрения потребностей человека: не факт, что разумный компьютер сам по себе стал бы сочинять музыку или она бы имела для него то же значение, что и для человека. Поэтому сравнивать человеческие и компьютерные способности в сочинении музыки – дело бессмысленное.
Аналогичная ситуация с грядущей заменой человека роботами и искусственным интеллектом. Даже в условиях капиталистической экономики, мало способствующей личностному развитию каждого, еще долго будет сохраняться потребность в массовом труде [11]. Так, при появлении банкоматов многие предсказывали, что они вскоре вытеснят кассиров. А на деле число тех только возросло: «на заре использования банкоматов в 1985 г., когда их было около 60 000, число кассиров достигло 485 000, а в 2002 г., когда количество банкоматов увеличилось до 352 000, численность кассиров возросла до 527 000. В 2011 г. журнал Economist привел данные о том, что в 2008 г. их было 600 500, а по прогнозам Бюро трудовой статистики Министерства труда США этот показатель должен вырасти к 2018 г. до 638 000» [18. С. 104-105].
Сегодня скорее наблюдается замедление темпов появления новых рабочих мест, отсутствие роста реальной зарплаты для большинства населения развитых стран и усиление разрыва между уровнем благосостояния широких масс и наиболее востребованных высокотехнологичной экономикой специалистов («когнитариат»): происходит не столько автоматизация, сколько прекаризация труда [22].
В будущем сценарий потребность в массовом человеческом труде, скорее всего, исчезнет. Но это проблема исключительно капиталистической экономики, а значит, и либерального гуманизма. Устремленность общества на всестороннее развитие личности каждого потребует многих миллионов (если не миллиардов!) новых воспитателей, педагогов, наставников, врачей, ученых [9]. Поэтому «обесценение человека» вряд ли грозит обществу, которое выберет в качестве своего ценностного ориентира персоналистскую версию гуманизма.
3. Гуманизм вытесняется новыми трансгуманистическими религиями. Приводимые Харари свидетельства роста популярности трансгуманистических религий так же мало убеждают в обреченности гуманизма. Во-первых, нужно посмотреть, как сами люди относятся к трансгуманистическим идеям. В 2016-2017 гг., социологи Московского гуманитарного университета опросили 733 человека в возрасте до 30 лет. Даже молодежь, наиболее склонная к риску и принятию всего нового и необычного, скорее склонна отрицать идею трансгуманизма, чем активно ее приветствовать. Только 44,9 % молодых людей поддержали идею улучшения тела имплантами и 45 % - достижение неограниченного долголетия. Еще менее популярными оказались идеи искусственного размножения (33,3%) и распределения личности человека в нескольких телах – биологическом и технологическом (распределенная индивидуальность) (24,6 %) [17]. Но ведь это самые безобидные и простые идеи трансгуманистов!
Харари же пишет: «По примеру христианства, согласно которому нам не дано постичь Бога и Его замысел, датаизм объявляет, что человеческий мозг не способен осмыслить новые алгоритмы высшего порядка. В наши дни алгоритмы, конечно, в основном пишут программисты. Но действительно важные алгоритмы – такие, как поисковый алгоритм Google, – разрабатываются огромными коллективами. Каждый из разработчиков имеет представление лишь о своем фрагменте пазла, и никто по-настоящему не понимает алгоритм в целом. Более того, с возникновением машинного обучения и искусственных нейронных сетей увеличивается число алгоритмов, которые развиваются самостоятельно, самосовершенствуются и извлекают уроки из собственных ошибок. Они анализируют огромные объемы данных, с которыми не справиться ни одному человеку, и учатся распознавать образы и выбирать стратегии, непостижимые для человеческого ума. Исходный алгоритм может быть придуман людьми, но далее, развиваясь, он идет своей дорогой, направляясь туда, где не ступала нога человека. Туда, куда путь человеку заказан» [26. С. 457].
Логика такова: сегодня мы создаем грандиозную сеть алгоритмов и пересекающихся потоков информации, которые знают нас лучше, чем мы сами. Но в будущем самосовершенствующиеся алгоритмы «захватят» это пространство и отправят человека на «свалку истории». По сути, это логика мазохиста. А видный противник трансгуманистических идей В.А. Кутырев сказал бы, что так мыслить может только зомби: «Это представители когнитивно-информационного знания, обитающие все больше в виртуальной реальности. Их мышление полу- или полностью формализовано, оцифровано, они обходятся без обращения к смыслу вообще… Через них мыслит “Иное”. Это Homo digitalis эпохи трансмодерна, которая, в отличие от времени Постмодерна, не “после”, не изживает, а переступает через человека» [15. С. 222].
По большему счету, удивляться тут нечему. Это просто одно из проявлений отчуждения в мире, созданном либеральным гуманизмом: дело дошло до шизофренического отделения человека от своих сущностных сил так, что эти сущностные силы теперь не просто стоят над человеком и эксплуатируют его, но и вовсе намереваются его уничтожить, заменить всепоглощающим монстром без чувств и эмоций. Разумеется, перед персоналистским гуманизмом такой проблемы стоять не может. Главная цель личности – не потреблять и не получать максимум удовольствия, но преобразовать мир, в творчестве уподобиться Богу.
Личность живет с осознанием смысла и своего предназначения. Она устремлена в вечность, она непредставима без надежды. Но эта вечность имеет для личности смысл, если есть диалог поколений, если будущее человеческой цивилизации будет всегда обращаться к прошлому, а прошлое – устремляться в будущее. Поэтому для персоналистского гуманизма и является чуть ли не главной идея единства человечества. Для нас, живущих сегодня людей, имеет смысл только то, что мы можем сказать и сделать для людей, а не для абсурдных сверхэффективных машин, способных поглощать не понятно во имя чего энергию галактик. Поэтому и религиозное почитание отдельного индивида либерального гуманизма в персоналистском гуманизме заменяется верой в единство человечества, в то, что жизнь отдельной личности имеет смысл, что благие деяния героев не будут забыты потомками.
* * *
Итак, книги Харари заслуживают внимания. Они умны, интересны, затрагивают актуальные, животрепещущие проблемы. Харари признается, что не уверен в истинности своих аргументов, но создает ощущение, что он – горячий сторонник того, о чем пишет (хотя по его же логике у него тоже должно быть «расщепленное сознание»!) К слову, сами размышления Харари можно рассматривать как еще один вариант религии либерального гуманизма, впавшего в кризис и ищущего пути обновления.
Однако гуманизм вовсе не обречен, - по крайней мере, его неоправданно забытая персоналистская версия. Это не значит, что борьба за воплощение идеалов персоналистского гуманизма – нечто простое и беспрепятственное. Напротив, даже если мы вмиг отбросим капитализм и начнем бороться за всеобщее и всестороннее развитие личностей, это приведет лишь к столкновению со многими весьма болезненными проблемами [10]. Но при выборе между отчаянной борьбой за творческую самореализацию как можно большего числа людей и передачей власти непонятно зачем существующей монструозной машине, автор сих строк все же отдаст предпочтение первому варианту.
1. Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека. М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010.
2. Бердяев Н.А. Самопознание / Бердяев Н.А. Малое собрание сочинений. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. С.365-670.
3. Бердяев Н.А. Философия неравенства. М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010.
4. Бостром Н. Искусственный интеллект. Этапы. Угрозы. Стратегии. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2016.
5. Бриньолфсон Дж., Макафи Э. Вторая эра машин. М.: Neoclassic, АСТ, 2017.
6. Бузгалин А. В. Креативная экономика: частная интеллектуальная собственность или собственность каждого на все? // Социологические исследования. 2017. № 7. С. 43-53.
7. Горц А. Нематериальное. Знание, стоимость и капитал. М.: ГУ-ВШЭ, 2010.
8. Давыдов Д.А. Есть ли смысл в транс/постгуманизме? // Философия хозяйства. 2018. № 3. С. 173-189.
9. Давыдов Д.А. Какому обществу стоит опасаться роботов? К вопросу о грядущем закате «цивилизации труда» // Свободная мысль. 2017. № 6. С. 65-76.
10. Давыдов Д.А. После капитализма: свобода от отчуждения или рентное забвение? // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2016. Т. 16. № 1. С. 20-32.
11. Капелюшников Р.И. Технологический прогресс – пожиратель рабочих мест? // Вопросы экономики. 2017. № 11. С. 111-140.
12. Кондрашов П.Н. Философия Карла Маркса: Экзистенциально-антропологические аспекты. М.: URSS, 2019.
13. Котлер С., Диамандис П. Изобилие. Будущее будет лучше, чем вы думаете. М.: АСТ, 2018.
14. Курцвейл Р. Эволюция разума. М.: Издательство «Э», 2016.
15. Кутырев В.А. Они идут... встречайте! (об антропологической инволюции техногенной цивилизации) // Философия хозяйства. 2018. №1. С. 218-226.
16. Лакруа Ж. Персонализм: истоки - основания – актуальность / Лакруа Ж. Персонализм: избранное. М.: РОССПЭН, 2004.
17. Луков В. А. Российская молодежь о биотехнологических проектах «улучшения» человека // Социологические исследования. 2018. № 4. С. 73-81.
18. Маркофф Дж. Homo Roboticus. М.: Альпина нон-фикшн, 2016.
19. Мунье Э. Манифест персонализма / Мунье Э. Манифест персонализма. М.: Издательство «Республика», 1999. С. 267-411.
20. Мунье Э. Персонализм / Мунье Э. Манифест персонализма. М.: Издательство «Республика», 1999. С. 459-539.
21. Мунье Э. Что такое персонализм? М.: Издательство гуманитарной литературы, 1994.
22. Стэндинг Г. Прекариат: Новый опасный класс. М.: Ад Маргинем, 2014.
23. Тощенко Ж. Т. Прекариат - новый социальный класс // Социологические исследования. 2015. № 6. С. 3-13.
24. Фишман Л.Г. Происхождение демократии («Бог» из военной машины). Екатеринбург: РИО УрО РАН, 2011.
25. Форд М. Роботы наступают: Развитие технологий и будущее без работы. М.: Альпина Нон-фикшн, 2016.
26. Харари Ю.Н. Homo Deus. Краткая история будущего. М.: Синдбад, 2018.
27. Харари Ю.Н. Sapiens. Краткая история человечества. М.: Синдбад, 2016.
28. Юдин Б.Г. Утилитаризм и коммунитаризм: два подхода к проблеме биотехнологического улучшения человека // Вопросы философии. 2018. № 5. С. 114-124.
29. Damasio A. We Must Not Accept an Algorithmic Account of Human Life / Huffington post. - https://www.huffingtonpost.com/antonio-damasio/algorithmic-human-life_b_10699712.html (дата обращения 14.10.2018).
30. David Cope Emmy Vivaldi / YouTube. - https://www.youtube.com/watch?v=2kuY3BrmTfQ (дата обращения 14.10.2018).
31. Gazzaniga M. S. Who's in Charge?: Free Will and the Science of the Brain. New York: Ecco, 2012.
32. Wegner D. M. The Illusion of Conscious Will (The MIT Press). Cambridge, Massachusetts: A Bradford Book, 2003.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
http://reyna.userbet.xyz ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ СЕЙЧАС И ПОЛУЧИТЕ 100$ К ВАШЕМУ ПЕРВОМУ ДЕПОЗИТУ!
Управляйте роботом самостоятельно! Контроль уровня риска!
[url=https://krasnoyarsk.podarki-market.ru/catalog/product-146854/?MID=882&result=reply#message882]Высокотехнологичные инструменты для заработка на криптовалютных активах[/url] [url=https://kemerovo.podarki-market.ru/catalog/product-388705/?MID=3263&result=reply#message3263]Высокотехнологичные инструменты для заработка на криптовалютных активах[/url] [url=https://money.yandex.ru/payments/checkout?requestid=333837343536353736315f63313530636466666432653633363262393462623330626232656664363535646133616339393534]Высокотехнологичные инструменты для заработка на криптовалютных активах[/url] 20e5808