Водные ресурсы как причина конфликтов в Центральной Азии
63
 46631
Территория современной Центральной Азии (в настоящей работе под данным термином фигурирует регион из пяти бывших республик СССР — Казахстана, Узбекистана, Киргизии, Таджикистана и Туркмении) составляет 4,4 миллиона квадратных километров — это 10 процентов Азии. Вся история региона была связана с конфликтами, в том числе и между различными этносами, в разное время обитавшими здесь. Новейшая история не является в этом плане исключением, хотя, конечно, внешние формы процессов существенно изменились. Конфликты всегда проходят в своем развитии несколько стадий, они не возникают спонтанно. Начальная фаза, как правило, не видна постороннему взгляду. Общество часто спохватывается только тогда, когда конфликты уже переходят в свою открытую фазу. Пока не начинают греметь выстрелы, гореть дома и литься кровь, политики зачастую склонны утверждать, что конфликтов в их государствах нет вовсе. Однако объективный научный анализ ситуации всегда позволяет обнаружить наличие конфликтного потенциала в обществе, понять причины возникновения противоречий. Внешне многие конфликты в Центральной Азии зачастую имеют этнический характер, то есть выглядят как столкновение разнонаправленных интересов различных этнических общностей. Однако на самом деле глубинной основой таких конфликтов далеко не всегда является этническое разнообразие как таковое. В подавляющем большинстве ситуаций глубинной основой конфликтов является борьба за ресурсы. В прошлом они были необходимы для физического выживания в суровых условиях войн и природных катаклизмов. В современном мире борьба за ресурсы чаще всего связана не столько с выживанием, сколько со стремлением к более комфортному существованию. В условиях глобализации резко возросла возможность сравнения жизни разных этносов и государств, в том числе живущих бок о бок. Для политических же элит борьба за ресурсы была всегда имманентно связана с борьбой за получение и удержание политической власти. А в условиях Центральной Азии это являлось одновременно и борьбой политических элит за собственность, экономические выгоды.  Именно с такой борьбой связано и большинство аспектов современного развития Центральной Азии, поэтому тема водных артерий имеет сразу несколько оттенков. Осуществляются попытки в эгоистических интересах, не считаясь с требованиями экологии, прокладывать новые каналы, в том числе с целью их использования в качестве транспортных коммуникаций. Кроме того, в регионе сформировался острый конфликт вокруг использования воды трансграничных рек Центральной Азии. Он имеет много аспектов и влияет на самые разные стороны развития центральноазиат-ских стран.
В условиях острого экономического кризиса, сопровождавшего распад СССР, эти страны вынуждены были всеми доступными им способами искать средства для пополнения своих государственных бюджетов. А так как они производят во многом одинаковую номенклатуру продукции, которая может быть экспортирована на внешние рынки, то неизбежно это обстоятельство в условиях кризиса приводило к конкурентной борьбе между ними. То есть налицо была конкуренция за ресурсы, внешне принимавшая черты межэтнических конфликтов. Кроме того, распад СССР обострил историческое соперничество и старые обиды. Приход к власти новых республиканских политических элит сопровождался формированием новой идеологии, элементами которой становились декларации не только об избавлении от «колониальной зависимости» и необходимости строительства национальной государственности, но и о восстановлении попранной в прошлом справедливости, в числе которой как раз был и целый ряд аспектов, касающихся острых разногласий между новыми, этнически ориентированными элитами центральноазиатских республик. В результате политические лидеры Центральной Азии активно пытались отстаивать исключительно локальные интересы собственных государств. Конфликты вокруг водных ресурсов Эгоизм национальных элит Центральной Азии достаточно заметен именно применительно к сфере водных ресурсов. Конечно, постоянно проводятся разные форумы и встречи, принимаются многообещающие соглашения и патетические декларации. Например, 18 февраля 1992 года в Алма-Ате страны подписали Соглашение о сотрудничестве в сфере совместного управления использованием и охраной водных ресурсов межгосударственных источников1. В 2003 году в Кызыл-Орде создан Фонд спасения Арала. В том же году было оформлено Соглашение о совместных действиях по решению проблем Аральского моря и Приара-лья, экологическому оздоровлению и обеспечению социально-экономического развития Аральского региона. 20 сентября 1995 года была подписана Нукусская декларация государств Центральной Азии и международных организаций по проблемам устойчивого развития бассейна Аральского моря. 17 марта 1998 года в Бишкеке появилось Соглашение об использовании водно-энергетических ресурсов реки Сырдарья. Позднее был принят еще ряд схожих документов. Тема обсуждалась и на уровне Евр-АзЭС. В августе 2006 года Межгоссовет этого объединения поручил Интеграционному комитету ЕврАзЭС подготовить проект концепции эффективного использования водно энергетических ресурсов Центрально-Азиатского региона. Такой проект был подготовлен. Однако стороны так и не смогли прийти к единому пониманию наиболее острой проблемы — как органично соединить использование воды как ресурса гидроэнергетики, с одной стороны, и для иных целей, с другой, а потому ограничились пожеланием «еще раз выверить позиции»2. Одним из наиболее показательных примеров того, что препятствует интеграции и обостряет межэтнические разногласия в регионе Центральной Азии, как раз и является борьба за водные ресурсы. Обычно в связи с этим упоминают проблему гибнущего Аральского моря. С обнажившегося дна Арала — а это 40—50 тысяч квадратных километров — разносятся сегодня миллионы тонн песка и вреднейших солей3. Уже несколько сотен тысяч человек уехали из Каракалпакии — там невозможно жить. Но в данном случае мы затронем иную грань водной проблемы. Получив независимость, цент-ральноазиатские государства так и не научились строить отношения между собой на основе уважения норм международного права. Проходящие саммиты, как правило, оказываются безрезультатными на практике4. В Центральной Азии существуют условно две группы государств. В первую входят Киргизия и Таджикистан, во вторую — Казахстан, Узбекистан и Туркменистан. Первая группа государств не обладает сколько-нибудь значимыми запасами углеводородного сырья, которое составляет немалую долю экспортной выручки у Казахстана и Туркменистана. Зато Киргизия и Таджикистан «владеют» истоками рек Центральной Азии, они кровно заинтересованы в развитии собственной гидроэнергетики. Но вторая группа государств, особенно Узбекистан, заинтересована в больших объемах воды главным образом для обеспечения собственного сельского хо-зяйства5. Ведь перед странами низовья — Казахстаном, Узбекистаном и Туркменистаном — остро стоит и проблема опустынивания. Например, даже в Казахстане — самом благополучном из названной тройки стран, более 66 процентов земель затронуты процессом опустынивания. Некоторые ученые даже утверждают, что именно Казахстан занимает первое место в мире по деградации почвы6. Налицо конфликт интересов разных государств региона. Дело в том, что реки Киргизии и Таджикистана — это не полноводные российские сибирские реки, поэтому для обеспечения бесперебойной работы ГЭС требуется вполне определенный режим использования имеющихся гидроресурсов. Этот режим, грубо говоря, состоит в том, чтобы сберегать воду и накапливать ее в водохранилищах в летний период, а использовать (то есть осуществлять плановый сброс через турбины ГЭС) главным образом зимой. Вторая же названная нами группа государств региона, наоборот, заинтересована в том, чтобы летом, во время созревания урожая на полях, получать максимум воды для орошения, для чего зимой в водохранилищах как раз с этой позиции следует накапливать воду. В связи с этим стоит напомнить, что именно благодаря СССР и помощи России в использовании воды регион в свое время получил мощный толчок развития. Если в начале ХХ века в Центральной Азии площадь орошаемых земель, оснащенных различными оросительными сетями, составляла 2,5—3,5 миллиона гектаров, то с помощью России она была доведена до 7—8 миллионов гектаров7. Правда при этом никогда не надо упускать из виду того факта, что увеличение площади орошаемых земель одновременно приводило и к стремительному росту населения региона, что в свою очередь вело к уменьшению показателя орошаемых земель на душу населения. Так, например, в начале ХХ века в Центральной Азии приходилось на душу почти 0,6 гектара орошаемых земель, а ныне — менее 0,2 гектара8. В том же Узбекистане существует сложный комплекс оросительных и мелиоративных систем, обслуживающий 4,3 миллиона гектаров орошаемых земель, включающих более 180 тысяч километров сети каналов и 140 тысяч километров коллекторно-дренажной сети. На них расположено 160 тысяч различных сооружений. Среди них более двух тысяч насосных станций для подачи воды на плантации и водохранилища общей емкостью почти в 20 миллиардов кубомет-ров9. В связи с засушливым климатом региона Центральной Азии вода для ирригации является необходимым фактором хозяйствования. В 2003 году на орошаемое земледелие приходилось 8 процентов ВВП Казахстана, 39 процентов в Киргизии, 23 — в Таджикистане, 25 — в Туркменистане и 39 — в Узбекистане. Как отмечали эксперты, на тот же период в регионе жизнь примерно 22 миллионов человек прямо или косвенно зависела от орошаемого земледелия10.  Поэтому только на первый взгляд эта проблема достаточно проста или малозначима. На самом деле она весьма и весьма принципиальна. Для Узбекистана нехватка воды — катастрофа в прямом смысле этого слова. Из-за нехватки воды в ряде регионов Узбекистана, в частности в Каракалпакии, уже можно говорить о социальном и экологическом кризисе. Воды не хватает не только для аграрных целей, но для чисто бытовых нужд населения11. Игнорировать эту угрозу невозможно. Природные явления способны нанести весьма ощутимый ущерб. Приведем лишь несколько примеров. Самое жаркое за последние 450 лет лето 2003 года в одной только Европе собрало скорбную «жатву» в более чем 35 тысяч смертей от жары. В 2005 году экономические убытки от урагана «Катрина», разорившего Нью-Ор-леан, превысили 125 миллиардов долларов, страховые убытки составили около 60 миллиардов12.
С другой стороны, известно, что около трети населения нашей планеты живет на территориях, где забор пресной воды составляет от 20 до 40 процентов и более наличных ресурсов. При этом наиболее трудное положение наблюдается именно в Азии, в которой проживает свыше половины населения Земли, но располагает она лишь 36 процентами водных ресурсов. Острый недостаток чистой воды испытывают жители 80 стран мира, а всего на Земле 1,1 миллиарда человек не имеют доступа к чистой питьевой воде. Но в Азии из этого числа проживает 65 процентов, в Африке — 27, в Латинской Америке и странах Карибского бассейна — 6 и лишь 2 процента — в Европе13. В частности, по данным Всемирного банка, только в арабских странах около 60 миллионов человек не пользуются чистой питьевой во-дой14. Причем, по экспертным оценкам, ситуация в этом регионе будет только ухудшаться. К 2050 году водо-обеспеченность Ливана будет составлять 1002 кубометра в год на человека, Сирии — 622, Омана — 277, Бахрейна — 99, Йемена — 80, Иордании — 72, Саудовской Аравии — 50, Катара — 28, ОАЭ — 14, Кувейта — 3 кубометра. И это при том, что принято считать водообеспечение в 1000 кубометров на человека в год «чрезвычайно низким»15. Проблема нехватки необходимых пресных водных ресурсов — это общая проблема человечества. Директор Института водных проблем В Данилов-Данильян утверждает, что к 2025—2030 годам почти половине населения планеты не будет хватать пресной воды для удовлетворения элементарных потребностей16. По данным недавно опубликованного доклада Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), к 2050 году глобальная потребность в водных ресурсах вырастет на 55 процентов, в том числе за счет роста потребления воды в промышленности — на 400 процентов, при производстве электроэнергии — на 140 процентов, питьевой воды — на 130 процентов17. Нехватка воды наиболее критична для небогатых стран. Ведь основными потребителями водных ресурсов является сельское хозяйство (и прежде всего — ирригация). На ее долю приходится 70 процентов, в промышленности используется 22 процента, на бытовые нужды идет лишь 8 процентов воды. Но эта пропорция различна для стран с разным уровнем развития. В странах с высоким уровнем дохода этот показатель составляет 30 : 59 : 11, а с низким и средним доходом — 82 : 10 : 8 соответственно18. Даже перед внешне экономически благополучным Казахстаном стоят угрозы, связанные с водообеспече-нием. Так, Институтом географии Казахстана была инициирована разработка специализированной научно-технической программы «Оценка ресурсов и прогноз использования природных вод Казахстана в условиях антропогенно и климатически обусловленных изменений». В этом документе приводятся любопытные факты. Оказывается, что на территории Казахстана ожидается дальнейшее повышение температуры приземного воздуха и уменьшение сред не многолетнего количества осадков. С учетом выявленных климатических тенденций оценены норма годового стока (средневзвешенное значение) и расчетный минимальный сток (с обеспеченностью 95 процентов), формирующийся в Казахстане и поступающий с территорий сопредельных государств. Суммарные ресурсы поверхностных вод Республики Казахстан (бытовой сток) за период наблюдений с 1974 по 2008 год составляют 91,3 кубических километра (50 процентов обеспеченности), из которых 44,3 кубокилометра поступает из сопредельных государств, 47,0 — составляет местный сток водоемов республики. Естественный климатический сток (восстановленный) составляет соответственно 115,1; 60,2 и 54,9 кубических километра в год. За счет хозяйственной деятельности ресурсы речного стока Республики Казахстан уменьшились на 23,8 кубических километра в год (на 21 процент), в том числе трансграничного стока — на 15,9 (на 26 процентов), местного стока — на 7,9 кубических километра в год (на 14 процентов). С учетом реализации возможных климатических и трансграничных гидрологических угроз в перспективе ученые прогнозируют реальное уменьшение ресурсов речного стока в целом по Казахстану к 2020 году до 81,6 кубических километра в год, в том числе трансграничного — до 33,2; местного — до 48,3 кубических километра в год; к 2030 году — соответственно 72,4; 22,2 и 50,2 кубических километра в год. В докладе отмечается, что «в связи с прогнозируемым снижением располагаемых ресурсов речного стока в Казахстане могут произойти заметные изменения величин и структуры водопотребления, возможно усиление конфликтов и противоречий между отдельными водопотребите-лями, в том числе обострение межгосударственных водных отношений в трансграничных бассейнах»19. В результате проблема подачи воды в Центральной Азии давно вышла на уровень межгосударственных отношений и стала камнем преткновения, предметом острых разногласий и конфликтов, имеющих черты межэтнического противостояния. Вместо того чтобы использовать имеющиеся резервы для водообеспечения, устранять «узкие места», снижать потери от неграмотного управления ирригационными системами, страны региона предпочитают нагнетать конфликтную обстановку. Между тем только в 2003 году, по оценкам Международного фонда спасения Арала, общие потери сельского хозяйства по вине неграмотного управления ирригационными системами составили: по бассейну Сырдарьи для Казахстана — 206 миллионов долларов, Киргизии — 81 миллион, Таджикистана — 58 миллионов, Узбекистана — 390 миллионов; по бассейну Амударьи для Таджикистана — 112 миллионов, Туркменистана — 378 миллионов, Узбекистана — 529 миллионов долларов20. Следует отметить, что в период существования СССР, при столь нелюбимой многими современными политиками плановой системе экономики, проблема подачи воды для нужд народного хозяйства худо-бедно решалась именно из единого центра — Министерством водного хозяйства СССР. И только после распада СССР, когда этот единый механизм управления был разрушен и появились собственные планы ведения хозяйства у каждой из бывших союзных республик, возникла описанная конфликтная ситуация. Причем еще в 1992 году между странами Центральной Азии была достигнута договоренность о необходимости сохранения действовавшего режима управления водными ресурсами бассейнов Амударьи и Сырдарьи. Но на практике каждое из государств региона стремилось к собственной выгоде, поэтому механизм согласования не работал сколько-нибудь эффективно. Хотя попытки его наладить на новой рыночной основе предпринимались неоднократно. В общих чертах схема должна была выглядеть следующим образом: Киргизия и Таджикистан, «жертвуя своими интересами», шли на подачу воды в больших объемах летом, получая в качестве ответной меры природный газ, уголь и нефть в зимний период. Например, страны низовья — Узбекистан и Казахстан были бы заинтересованы в следующем ир-ригационно-энергетическом режиме использования Токтогульской ГЭС Киргизии: 72—75 процентов от годового слива воды — весной и летом (с апреля по сентябрь), до 25—28 процентов — зимой (октябрь—март)21. Обсуждению различных аспектов данной схемы, в основном объемам поставок и ценам, были посвящены десятки встреч руководителей государств Центральной Азии на самых разных уровнях. Эксперты подчеркивают, что стремление правящих элит после обретения республиками Центральной Азии независимости создать автономный энергетический комплекс в каждом государстве привело к тому, что изменились режимы работы ГЭС с ирригационных на энергетические22. Естественно, что свою роль играет и разница в характеристиках энергетических секторов стран Центральной Азии, как, впрочем, и народнохозяйственных комплексов в целом. С точки зрения Узбекистана, например, Таджикистан и Киргизия, придерживая воду летом, используют ее для выработки электроэнергии, которая зачастую не используется собственно в республике, а экспортируется вовне. А Узбекистану летом вода необходима для решения продовольственного обеспечения собственного населения. То есть потребность в воде для Узбекистана выглядит как бы более справедливой. Но на самом деле эта позиция не безупречна. Вода в Узбекистане широко используется и для промышленных нужд, и для выращивания того же хлопка, который, кстати, является таким же экспортным товаром, как и электроэнергия в Таджикистане и Киргизии. С другой стороны, многие аргументы узбекской стороны как минимум требуют того, чтобы принять их во внимание. Если в 1980-х годах в Узбекистане хлопчатником засевалось около 2 миллионов гектаров, то к рубежу столетий площади под эту культуру сократились до 1,5 миллиона, а производство упало с 5,7 до 3 миллионов тонн (урожай 2000 года). Узбекские эксперты утверждают, что уменьшение на 1 миллион тонн произошло именно за счет земель, орошаемых водой из Киргизии. Для Киргизии, равно как и для Таджикистана, согласиться на требования соседей отдавать большие объемы воды летом трудно и по ряду других причин. Киргизия и Таджикистан и без того являются самыми бедными странами региона. Решение проблемы бедности невозможно без модернизации многих объектов народного хозяйства, без масштабных инвестиций. Средства, причем весьма внушительные, необходимы для той же энергетики республики. Энергетика представляет собой отрасль, которая так же, как и все другие, нуждается в постоянном обновлении имеющихся фондов. Выработка электроэнергии может не только увеличиваться, но и сокращаться из-за износа и старения оборудования электростанций. Ситуацию осложняет и то обстоятельство, что значительная часть специалистов-энергетиков, обслуживавших энергетику Киргизии и Таджикистана, вынуждена была эмигрировать в другие страны, прежде всего в Россию, а попытки воспользоваться услугами специалистов из других стран не привели к ожидаемым успехам. Расхождение интересов государств региона в отношениях по поводу энергетики и воды привело к выходу из параллельной работы в составе Объединенной энергетической системы Центральной Азии (ОЭС ЦА) в 2003 году туркменской энергосистемы и в 2009 году — таджикской энергосистемы. Энергетическая система Туркменистана стала работать в параллельном режиме с Ираном23. Разрыв ОЭС ЦА имел побочные неприятные последствия для энергоснабжения региона. Дело в том, что имеющиеся здесь тепловые станции не способны подавать нормативную частоту электрического тока в 50 герц. Нехватка так называемых пиковых мощностей, которые и могут обеспечивать ГЭС, делает задачу регулирования частоты трудновыполнимой24.  Периодически происходят обострения отношений между низинными странами и государствами верховий рек. Так, в начале 2004 года из-за обильно прошедших в 2003 году в регионе дождей значительно повысился уровень воды в основных водохранилищах региона — Токтогульском (Киргизия), Кайраккумском (Узбекистан) и Шардаринском (Казахстан). Эти искусственные водоемы, созданные еще во времена СССР, соединяет одна из крупнейших (но не судоходных) рек Средней Азии — Сырдарья. Она является главной транспортной артерией по доставке пресной воды в густонаселенные районы ряда стран региона. Больше всех от переизбытка воды пострадали низменные районы Казахстана (Кызылординская область). Раньше эта проблема решалась путем сброса излишков из Шардаринского водохранилища в Арнасайскую низменность (Узбекистан). Но в 2003 году Узбекистан резко сократил отток воды, построив дамбы, в результате чего Шардаринское водохранилище стало наполняться до критической отметки. У Казахстана в такой ситуации было лишь два варианта: либо сбрасывать все излишки в Сырдарью, что неминуемо привело бы к затоплению областного центра — города Кызылорды. Либо до максимума наполнять Шардаринское водохранилище. Но в последнем случае возникала опасность разрушения плотины Шардаринской ГРЭС, которая и сдерживала всю огромную массу воды в водохранилище25.
Небольшой прорыв дамбы все же произошел в конце февраля, и на части районов Казахстана властям пришлось вводить чрезвычайное положение для борьбы с наводнением. Интересно, что в итоге своим местом поплатился один из известных политиков Казахстана, отвечавший за этот участок работы, — председатель Агентства по чрезвычайным ситуациям Заманбек Нуркадилов. Все произошедшее наглядно показало, что проводимая лидерами региона политика на самом деле имеет очевидные изъяны. Ведь незадолго до описанных событий, в декабре 2003 года, был заключен Договор о союзнических отношениях между Кыргызской Республикой и Республикой Казахстан. Стороны тогда обязались осуществлять «согласованные действия в области рационального и взаимовыгодного использования водных объектов, водно-энергетических ресурсов и водохозяйственных сооружений в соответствии с международными договорами». В средствах массовой информации и в парламентах Таджикистана, Киргизии, Казахстана и Узбекистана «водная» тема стала подниматься и обсуждаться уже под явным ракурсом обвинений в адрес своих соседей. Причем и журналисты, и парламентарии зачастую не стеснялись в выражениях и оценках. Подчас высказываемые ими позиции прямо возбуждали межэтническую рознь. Выработка электроэнергии или ирригация? В первую половину 2000-х годов напряжение главным образом проявлялось в отношениях Киргизии с Узбекистаном и Казахстаном. В настоящее время наибольшую тревогу вызывает эскалация конфронтации между Узбекистаном и Таджикистаном, в основе которой лежат именно разные взгляды двух стран на то, как должны эксплуатироваться водные артерии. Расположенный на крайнем юго-востоке СНГ Таджикистан, как никакая другая бывшая союзная республика, ощутил на себе трагические последствия развала Союза ССР. Именно пример Таджикистана наглядно выявляет лживость красивых тезисов, к которым постоянно прибегают некоторые публичные политики постсоветских государств, утверждая, что сам факт существования СНГ помог якобы избежать кровавого сценария распада Югославии. Тогда чем же являлась многолетняя Гражданская война в Таджикистане (1992-1997 годы), унесшая, по самым скромным оценкам, никак не менее сотни тысяч жизней? Уже к середине 1990-х годов большинство предприятий индустрии Таджикистана, работавших на привозном сырье и оборудовании, встало, а их имущество было разворовано. Более трети трудоспособного населения оказалось безработным. Катастрофическое падение уровня жизни привело к тому, что почти 85 процентов населения оказалось в тот период за чертой бедности. ВВП на душу населения стал составлять менее 250 долларов, что соответствует уровню беднейших стран Азии и Африки. Таджики — наследники одной из самых древних цивилизаций на пространстве СССР — вынуждены были в массовом порядке покидать свои семьи и отчий кров и искать хоть какого-нибудь заработка на чужбине. Существенно изменились за годы независимости и интересы правящих политических элит Таджикистана. Если в период Гражданской войны группировка, сплотившаяся вокруг Эмомали Рахмонова, вынуждена была согласовывать свои действия с теми своими союзниками в СНГ, которые оказывали ей прямую военную помощь, то ныне, укрепившись во власти и обретя относительную безопасность, они сильно изменили свое поведение. Таджикистанская власть, вслед за своими соседями по региону, стала вести себя как торговец на восточном базаре, то есть любыми путями стремиться получить максимальный барыш. И хотя Таджикистан не относится к богатым государствам и не располагает сколько-нибудь внушительными ни нефтяными, ни газовыми месторождениями, здесь все-таки есть привлекательные объекты для бизнеса. В межреспубликанском разделении труда в бытность Союза ССР Таджикистану, в частности, отводилась роль электроэнергетической кладовой. Дело в том, что на его горных реках весьма выгодно было строить гидроэлектростанции, поскольку вырабатываемая на них электроэнергия получалась весьма дешевой в сравнении с той, что генерировалась на станциях, работающих на угле, торфе, мазуте или природном газе. Одна только Ну-рекская ГЭС, возведенная в советский период, до сих пор является одним из самых крупных объектов такого рода в СНГ. По состоянию на 2008 год 98 процентов электроэнергии Таджикистана вырабатывалось на ГЭС26. Однако необходимо отметить принципиальный технический момент: водохранилище Нурекской ГЭС является бассейном сезонного регулирования. Поэтому переход на ежегодную вынужденную эксплуатацию Нурекской ГЭС в энергетическом режиме не позволял обеспечить электроэнергией потребителей Таджикистана во второй половине зимнего периода ввиду досрочной «сработ-ки» запасов воды. В летний период, вследствие отсутствия внешних рынков сбыта электроэнергии, холостые сбросы воды из водохранилища Ну-рекской ГЭС эквивалентны невыра-ботанной электроэнергии на 3,5—4,0 миллиарда киловатт-часов 27. Потенциально дешевая электроэнергия горных рек28 была главной причиной того, что в тот же период в Таджикистане в 1975 году был построен алюминиевый завод — ТадАЗ, хотя собственного сырья (бокситов и глинозема) для выплавки металла в республике не было29. Более того, строительство крайне энергозатратного по потреблению завода, потреблявшего половину (!) электроэнергии, производимой в республике30, как оказалось в будущем, стало в определенном смысле препятствием для развития других отраслей промышленности. Тем не менее власти пошли на этот шаг — ведь ТадАЗ, переименованный позднее в ТАЛКО, фактически «кормит» республику: на его продукцию приходится в разные годы от 54 до 75 процентов всего экспорта Таджикистана. От продажи алюминия таджикистанская казна получала порядка 400 миллионов долларов в год. Завод давал работу целому городу с населением 30 тысяч человек — Тур-сунзаде. Производственными цепочками он связан с более чем 40 смежными заводами. ♦ (Окончание следует) комментарии - 63
|
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
<a href=http://cialiswwshop.com/>best cialis online</a>