Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
25263
|
Официальные извинения
972
104823
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
239
84396
Общество перемен: неизвестный народ. Субъективная оценка включенного наблюдения «от медийного поля до правды жизни» 0
13
Мир меняется. Об этом и говорят и пишут на протяжении последних лет представители практически всех околосоциальных наук [3, 24, 26, 36, 38]. При этом не очень понятно, что взволновало общественность и ученых, что заставило думать, что этот мир действительно меняется как-то по-особенному. В каком-то паническом саморазрушении мы приводим алармистские заявления, которые подхватываются медийной сферой и раскручиваются как очевидный факт мировой катастрофы. Но, скорее всего, этот мир именно такой, какой есть: и его подлинная реальность, и его изменчивость. Сошлемся на классика и вслед за ним повторим: «меняется взгляд на мир, но не сам мир». И, тем не менее, на стадии введения и в качестве факультатива все-таки уточним: а было ли так всегда? Может быть, действительно, процессы в мире в своей стремительности разрушительны, уж если все социальные изменения, о которых исследователи говорят и пишут, так легко подхватываются и раскручиваются общественностью как конец света. Может быть, изменения в своем динамизме настолько закручены в пружину, что эта пружина вот-вот лопнет, а общественность, то есть все мы — это уже не просто чувствуем, но даже видим? Мы оставляем этот вопрос в качестве дискуссионного, но выразим мнение, что изменения в мире — «скорее всего да»: очень динамичны и выглядят паталогически необратимыми. Мир постсоветского периода, пожалуй, последние 5-7 лет проживает такое количество глобальных событий, что вызывает в обществе предчувствие конца света. А может, нет: эти все события в том или ином виде проходили в других социальных локациях, но все-таки проходили. Все сломы, все события воспроизводятся и повторяются, но сошлемся на А. Шютца [39] и предположим, что появилось огромное количество непрофессионалов, которые на любительском уровне используют информацию. Эксперт должен идти за информацией к эксперту, ну а обыватель… Иначе говоря, людям нужны просто сплетни. Им достаточно услышать или прочитать неэкспертное мнение, чтобы ему поверить, потому что экспертное знание им не нужно, они сами не эксперты. Информационное поле [23] сегодня становится настолько доступным для всех, что каждый может почувствовать себя немножко специалистом и начать разгонять панику. В общем, авторы статьи не видят пока конца света, но в самой истории конца света определенно есть много интересного. Чтобы осведомленность авторов казалась естественной и очевидной, для начала предложим наиболее прозаичное объяснение. Обратим внимание на то, что заставляет исследователей хоть и различных, но смежных между собой научных направлений рассуждать в категориях «мир никогда не будет прежним» или «идет слом старого мира» [18]. Скорее всего, объяснением таких алармистских оценок становятся события, которые оказываются новыми для ныне живущего поколения [24], получившего 20 лет очень относительного покоя эпохи «конца истории» [34]. При этом реакцию на события создают и непрофессиональные оценочные суждения всего медийного пространства, вываливающие в общий доступ колоссальное количество кейсов. Эти кейсы еще предстоит систематизировать, провести анализ и уже потом дать им оценку. Но сейчас они становятся фоном для апокалиптических суждений о том, что творится или будет твориться в мире (отчасти в этом виновата общая псевдоинформированность о происходящем). Полагаем, что этот фон не однороден. В качестве гипотезы можем предположить, что распространение истории краха из разряда «все пропало» исходит от отдельных социальных групп среднего класса и, возможно, «элит», ощущающих фатальные изменения своей реальности. От других же социальных групп и слоев общества больше слышится лихость революционного набата. Но это, повторимся, в качестве гипотезы для будущих исследований. Нас же сейчас интересует иное. Фактор разгоняемых слухов о неизбежности перемен, от какой бы группы это ни исходило, является сам по себе заслуживающим особого внимания. Этот фактор не беспочвенен. Современное человечество, сформировавшее иллюзию тихой гавани «общего дома» [10], с трудом принимает динамизм современности. И, конечно же, усиленная и разгоняемая общей медиасферой паника становится неуправляемой, что ясно было видно в эпоху ковида. События, ушедшие с другими поколениями, приобретают в нашей истории характер холодного безучастного анализа, а динамизм современности вызывает своей неподконтрольностью панический ужас. Будущее человечества рассматривается в терминах эсхатологической реальности. Реальности, интересной тому сообществу людей, которое с трудом принимает современность. Об этом сообществе мы будем говорить позже, сейчас лишь скажем о причине искреннего ожидания конца света. Люди не удовлетворены тем, где, как и почему они живут, выйти из этого состояния естественным путем, задействовать привычные схемы социальных лифтов у них не получается, поэтому они ждут, когда все это закончится сверхъестественно. В этом кроется живучесть пугающих алармистских образов блогосферы. И, подчеркнем, в историях об эпидемии глобального масштаба [26, 38], современных военных конфликтов [33], изменений правил экономики [14] прослеживаются тенденции, касающиеся всей социальной химии человечества. В ней можно увидеть гетерогенные реакции глобальных социальных потрясений. На этом этапе введения мы готовы сформулировать гипотезу исследования в том самом алармистском стиле, к которому все мы, кажется, начали привыкать. Это очень грустно, потому что вдумчивые предостережения перестают нас трогать, они как бы не про нас и в хаосе бытовых проблем проходят мимо нашего повседневного графика дел. Что ж, таковы правила жизни сегодня, значит будем им следовать. Так вот, узнаваемый социальный мир умирает. Умирает его виртуальная экономика со сверхдоходностью несырьевой сферы [27]. Умирает кратологическая система мировой и отечественной бюрократии [6], когда-то возможная благодаря той самой сверхдоходности. Умирает и привычная организация общества (здесь мы пока говорим только про наше общество) [22]. И даже в условиях общей паники по законам жанра должны быть предложены аргументы в пользу данного утверждения. Мы видим появление нового социального элемента — нового общества (здесь и далее курсив наш — авт.), который начинает претендовать на свое место в мире. Поскольку старый мир так просто свои позиции не сдаст, новое общество уничтожит старый мир (объективно он уже готов к этому) [11] и будет строить новый. На стыке геополитических образований, социальных структур формируются новые или почти новые элементы социальной химии. Эти элементы начинают бороться за право быть заметными в истории или хотя бы в медийном пространстве и уж точно будут требовать своей легализации в общемировом социальном процессе, что и прорывается в медийное пространство телевидения и интернета. Наиболее заметными эти элементы становятся в условиях российских реалий. Именно здесь стоит говорить о таких социальных бедах, как неподконтрольная миграция, которая, судя по всему, была всегда, но в силу того, что те, кого она волнует, получили слово в медийном пространстве только сейчас, явление приобрело огласку и превратилось в проблему общероссийского масштаба [5]. Та же проблема миграции стала выпуклой в понимании того, что пока «наши воюют, их дома захватывают» [29] или «есть герой, умирающий за свою страну, а есть трус, паразитирующий на теле этой страны», последнее — про «хайпующих» представителей селебрити. Многие социальные проблемы начинают приобретать свои контуры, подсвечиваемые проблемами СВО. Именно здесь, где катализатором выступает Специальная военная операция, формирование новой консолидированной группы оказывается и очевидным, и заметным. В общем плане, как нам представляется это выглядит таким образом: СВО стала лакмусовой бумажкой, на которой проявляется любая или почти любая социальная проблема, в том числе и появление нового общества. И его представители меняют конфигурацию привычной социальной структуры общества, создавая ей угрозу своей новизной. Социальные изменения, похоже, неизбежны, но наша задача — сделать их менее трагичными. Для этого надо решить вопрос с идеологией. Идеология — это не про запрет и цензуру, а про охранительную функцию, не позволяющую разорвать изнутри общество. Выражаясь привычными слоганами, идеология не даст возможность зайти за красные линии социальных групп. Сегодня мы уже точно можем видеть, как это происходит [7; 28]. Сегодня, как нам представляется, мы можем говорить только о проявляющихся формах нового общества. В этой связи мы робко будем двигаться в его направлении, нащупывая границы и признаки социального элемента и явлений, которые ему предшествовали. Исходя из описанного, авторы работы видят перед собой несколько связанных между собой задач. Первая: описание контуров нового общества глазами его участников; вторая: определение нового общества; третья: выявление рисков от нового общества по деформации социума; четвертая: предложение способов (в том числе через описание значения идеологии) купирования разрушительных процессов для российского социума, исходящих от нового общества. Решение поставленных задач будет основано на включенном наблюдении одного из авторов работы, который находится в зоне СВО. В рамках выполнения специальных задач он участвовал с 2023 года по настоящее время и в боевых действиях на линии боевого столкновения с противником, и в зоне сопровождения жизнеобеспечения воинского подразделения. Это делает его опыт уникальным именно как включенного наблюдателя. В ходе подготовки работы была проведена серия количественных и качественных опросов. Наблюдения и опросы проходили в действующем воинском подразделении, выполняющим боевые задачи на территории Луганской и Донецкой народных республик. Социальным ядром подразделения являются военнослужащие с Дальнего Востока и Республики Саха (Якутии) (что, возможно, в силу своей территориальной гомогенности может дать особую специфику полученных данных). Сегодня результаты проведенных наблюдений находятся в служебном пользовании и являются закрытыми. В рамках работы будет использована только та информация, которая основана на обобщенных данных полученных результатов и не является секретной. * * * Итак, задача первая: описание контуров нового общества глазами его участников. Мы не случайно используем образы из естествознания: социальная химия, социальный химический элемент и гетерогенные реакции и т.д.. Поскольку в тех условиях, в которых происходит формирование нового общества, признаки групповой идентичности просматриваются лишь как косвенные, мы не можем, показав пальцем на людей, сказать: вот они, представители нового общества. Мы не можем сейчас определить долгосрочность социальных связей нового общества и, как следствие, стабильность его идентичности. В связи с этим операционно заимствуем понятийный аппарат из других наук: это позволит создать определенный смысловой образ в процедуре выявления и описания нового общества. Событийной процедурой к выявлению принадлежности людей обществу, конечно, становится участие в СВО. Почему конечно? Потому что СВО оказывается точкой сбора людей разных профессий, интеллектуального бэкграунда и возраста. Трудно себе представить группировку таких людей при других условиях. При этом обстоятельства, которые привели этих людей на фронт, различны. В этой части работы мы, что называется, движемся на ощупь и определяем границы нового общества через его участников. Г. А ты зачем сюда [на СВО] пришел? Ты же еле ходишь. С. У меня только одна мать, уже старая. Что делать в П. (называет деревню), не знаю. Работы нет. Короче, подумал и решил. (2023 год, военнослужащий с позывным «Сява», 42 года, среднее образование, контрактник). Истории разных людей могут быть обобщены в общий кейс, который даст возможность увидеть закономерности в понимании мотиваторов для прихода на СВО. Если речь идет о социальной гомогенной группе людей, то единство цели должно четко проявляться. В этом случае ретрансляторы медийности должны объединить разных людей в общем информационном поле СВО. Эти ретрансляторы создают положительные коннотации перспектив для ветеранов боевых действий. При этом не всегда дальнейшая оценка перспектив рассматривается самими участниками со знаком «плюс». Оценочный фон будет здесь выражен в фразе «телевизора насмотрелся». Г. Если не секрет, зачем ты пришел на СВО? Как-то не очень ты вяжешься с военным. Т. Ты знаешь: я из Якутска, и я русский… Г. Ну и что? Мне яснее не стало. Т. Ну, понимаешь, у нас как-то принято, что расти, особенно в государственных органах, легче, если ты якут. А для участников СВО очень много предлагают возможностей. Г. А у тебя есть высшее образование? Т. Да даже два. Одно юридическое, а работаю таксистом. (2023 год, военнослужащий с позывным «Таксист», 40 лет, два высших образования, контрактник). Г. Сколько тебе лет? И что тебя сюда потянуло? М. Да (подбирает слова), 19 исполнилось. Короче, у меня девушка (опять подбирает слова). В общем, хотел ей доказать, что… что-то могу. (2023 год, военнослужащий с позывным «Малой», 19 лет, среднее образование, контрактник). Говорить об однозначности мотивов трудно, но можно. Чаще всего в медийной сфере, особенно либерального толка, раскручивается идея маргинализации участников СВО, главным мотивом которых становятся деньги. Здесь скрывается ложный посыл подмены реального и вербального [9]. В условиях примитивного мужского союза, построенного на факторах физической и психологической силы, неправильно сформулированный вопрос, как и неправильная модель поведения, может вызвать реакцию отчуждения в группе. Экзистенциальная ситуация войны в понимании участников разговора требует весомого аргумента для обоснования риска жизни. Безусловно весомым и универсальным в своей понятности аргументом оказываются деньги. Подчеркнем, деньги — не безусловный аргумент побуждения к действию. Они лишь аргумент в некоем гипотетическом споре с оппонентом. Г. Как тебя сюда занесло? М. Ну так деньги. Г. А сколько ты зарабатывал? М. Да нормально зарабатывал. Сидел за компьютером на охране объекта, смотрел в монитор. График удобный. Можно было еще подрабатывать. Г. А причем тут тогда деньги? М. Ну так их всегда не хватает. (2023 год, военнослужащий с позывным «Металлист», 47 лет, среднее профессиональное образование, погашенная судимость, контрактник). А. А ты знаешь, когда началась мобилизация, нам (мужчинам небольшой деревни в Хабаровском крае) стали приносить повестки. Я не стал бегать, пошел на пункт и сказал: «З абирайте меня». Г. Ну а почему? у тебя же семья. А. Так а что мне делать? Работы у нас там особо нет. Семью кормить нужно. Г. Ну а что, в Хабаровске или где-то еще нельзя, что ли, было найти работу? А. Да можно было, конечно. Только нужно ездить было. Г. Не понимаю, а тут тебе ездить не нужно? Ты же умирать пошел. А. Не знаю (положение тела показывает, что обдумывает вопрос и не может найти ответа). (2024 год, военнослужащий Андрей, 37 лет, среднее профессиональное образования, мобилизованный. Разговор в казарме в России). Г. А тебе-то что здесь нужно? К. Да у меня в Л. (называет деревню) работы нет, ни хрена нет. Вот и решил. Г. А дом-то у тебя есть? К. Ну конечно, у меня хорошая квартира в двухэтажном кирпичном доме. Просто, где я был? Да нигде. Кроме Хабаровска я никуда и не выезжал. А тут хоть что-то. (2023 год, военнослужащий с позывным «Корабль», 48 лет, погашенная судимость, контрактник). Как видим, «деньги» фигурируют как обязательная часть почти всех ответов, но по смыслу и контексту они не только не главное, но и не обязательное побуждение к действию. Деньги оказываются социально желаемым ответом, что называется, «для собеседника» и не имеют отношения к подлинному мотиву участника. СВО при пристальном рассмотрении становится способом сделать что-то значимое не только для себя лично, но и для семьи. Интересно, что значимое, похоже, имеет свой вес как нечто исторически большое, а сам участник может стать участником этого большого. Г. Я из Комсомольска, а сам откуда? Ю. Земляк. И я оттуда. Г. Зачем пошел сюда [на СВО]? Ю. Да у меня судимость. Уже здесь сняли, наверно. Я уже тут больше года. У меня жена бывшая говорит, я хочу дочери фамилию и отчество сменить. А то с твоим сроками она никуда устроиться на работу не сможет, и поступить учится ей не дадут. Я ей говорю «нет». С чего бы это? Я реабилитируюсь, воевать пойду. (2024 год, военнослужащий с позывным «Юрист», 40 лет незаконченное высшее образование, погашенная судимость, контрактник). Из более сотни интервью, полученных от участников СВО, не выявлено ни одного случая, когда деньги были единственной причиной подписания контракта с Министерством обороны. Всегда есть глубинные мотивы, которые не проявляются в лаконичной беседе. При этом есть и группа людей, которая четко заявляет свое отношение к стране. Что важно, особенно это проявляется в местах, где групповая кооперация не предполагается: в местах случайных встреч. Риск осуждения минимален, поэтому чаще всего ответы даются как вызов спрашивающему. А. Еду в часть после ранения. Г. Вы контрактник? А. Да, доброволец. Г. А зачем Вам это? Какая у Вас должность? А. Минометчик я. За державу обидно… (2023 год, анонимный военнослужащий, 50 лет, разговор в поезде, едем «за ленту»). А. Да ты знаешь, у меня это уже третье ранение. У меня осколок в голове. Прошел слева направо. Г. И что, мозг не задет? А. Задет, конечно. Периодически клинит меня. Г. Так тебе, брат, комиссоваться нужно. Все, отвоевался. А. (виновато) Нам бы победить сначала. (2023 год, анонимный военнослужащий, на вид 32-35 лет, разговор в госпитале). Типично и такое объяснение подписания контракта: Г. Вот ты, как местный, скажи мне, как относятся сами жители к тому, что мы пришли их защищать. Р. Я воюю с 2014 года. У меня просто не было выбора не воевать. Я шел с работы и на моих глазах прилетела ракета прямо в детский сад. Кто-то ее туда навел. И все, я сразу записался на фронт, взяли сапером. (2023 год, военнослужащий — житель Донецка. 40 лет, разговор в госпитале). Личная вовлеченность в ситуацию боевых действий не всегда демонстрировала положительное отношение к России. Несмотря на уверенность в необходимости защищать свою территорию, отдельные респонденты насторожено относились к вовлеченности России в конфликт с Украиной. Д. Мы стояли вместе с русскими (события 2022 года). Когда на нас пошли украинцы, мы вообще не поняли, что происходит. Русские ушли, а мы так и остались. Успели выскочить, когда с противоположной стороны на полигон уже начали въезжать украинские танки. Г. Ну и как выскочили? Д. Случайно получилось. Да, приехал военный на Урале (машине). Забирал ящики с бк (боекомплектом). Увидел нас. Мы ему говорим, а что вы, русские, нас бросили что ли? Ну, короче, он ящики не забрал, а нас вывез, а так бы захватили бы нас. Г. Ну в итоге-то русские вас и вывезли. А ваши (луганское добровольческое соединение) про вас и не вспомнили. Д. Ну так-то да. (2023 год, военнослужащий, Дмитрий — житель Луганской республики, 49 лет, разговор в госпитале). Опросы в формате бытового разговора в процессе сбора данных ожидаемо были более эффективны. Военнослужащие понимали риск сказать лишнее. Поэтому опрос-общение «свой со своим» снимал угрозу «посторонних ушей» и вносил в разговор элемент доверительности. Специальная военная операция стала фактором реализации потенциала людей. Социальные и профессиональные возможности мирной жизни оказывались для многих респондентов ограничены. СВО отчасти воспринимается как социальный лифт. Здесь интересна даже не постфронтовая реальность, а реальность самого фронта. Именно в ней реализуется возможность проявить себя. М. Э, а я не знаю, что я буду делать потом (после СВО). Мне здесь нравится. Зарплата, адреналин. Да и кто я был там? Г. Ну как кто? Ты же охотился, у тебя была работа. М. Э, э…Это все не то. Вот здесь то (в значении «ты и такие как ты здесь»). (2024 год, военнослужащий с позывным «Магарас», 48 лет, высшее образование, контрактник). Зачастую возможность социальной реализации на СВО становилась критерием подлинной нужности, понятием, связанным с моральным обязательством. Г. Ну ты что? Ты же мог остаться дома? (респондент был после отпуска, в котором у него было выявлено социально значимое заболевание). Ш. Мне стыдно, брат. Я там сидеть буду, а вы тут воевать. Я так не могу. (2024 год, военнослужащий с позывным «Шахматист», 48 лет, среднее образование, погашенная судимость, контрактник). Л. Братишка, знаешь, я немного тебе завидую (в значении «ты там при деле»). Г. Да ладно, что ты. Ты уже свое дело сделал. Л. Да ну, главное, что ты делаешь. (2025 год, военнослужащий с позывным «Леший», 46 лет, среднее образование, контрактник. В переписке по телеграму. Демобилизован после тяжелого ранения). Показательно, что совершенно четко проявляется отношение к тем, кто здесь на фронте сейчас или был здесь когда-то. Это очень важный маркер для выявления свой/чужой. Новое общество, о котором мы говорим, идентифицирует себя через «был или не был». П. Представляешь, позвонила мне и говорит: «А вы не хотели бы подписать контракт»? Г. Ну бывает, а ты ей что? П. Послал ее. Ты сама там была? Что ты меня уговариваешь? (2025 год, военнослужащий с позывным «Пушкин», 24 года, среднее профессиональное образование, демобилизован по ранению, контрактник, разговор по телефону). Раздражение вызывает не предложение идти на фронт или сами разговоры о фронтовой жизни. Представителей нового общества возмущает, что сакральная реальность, «в которой я был», вербализуется людьми, которые не были на линии боевого соприкосновения. Л. Вот знаешь, спрашивает он меня. Ну и как там? Я вот хотел ему сказать, сдержался, но очень хотелось ему ответить: «а ты сам сходи и посмотри». (2025 год, военнослужащий с позывным «Леший», 46 лет, среднее образование, контрактник. В переписке по телеграму. Демобилизован после тяжелого ранения). Обозначая контуры нового общества, исходя из того, как себя понимают его участники, можно вычленить его рамочные границы. Все участники СВО по контракту оказывались не удовлетворены своей жизнью в гражданском мире. К этой категории можно отнести и тех, кому «за державу обидно». Неудовлетворенность здесь не имеет отношения к персональным потребностям человека: это социальная неудовлетворенность. И все же личный конфликт с системой оказывается наиболее типичным обстоятельством прихода на СВО. Сформировавшийся в современном российском обществе штамп «свободы возможностей» с демонстрацией красивой жизни не многим доступен, и, как показывает опыт, не вызывает положительного отклика у собеседников. Реальность красивой жизни, если и не негативно воспринимается, то рассматривается как нечто потустороннее. Только собственная жизнь, которой они в полной мере могут распоряжаться и которая становится предметом торга за «место в истории», «уважение», «социальные гарантии», воспринимается, как подлинная ценность. Здесь же ощущение боевого единства и сакрализация самой экзистенциальной ситуации боя. Очень интересна женская реальность СВО: показательно отношение жен/матерей к поступку родных мужчин. Л. Он пришел на фронт. Я вам его отдала. А вы мне говорите, что не можете мне теперь помочь!? (Мать погибшего военнослужащего). Общая риторика требований обмена жизни близких людей становится показателем разделения на тех, кто потерял, и на тех, кто не потерял близких. Н. Когда он шел на фронт, им (чиновникам) было все равно, что у него нет прописки. А когда нужно получить справку для захоронения, оказывается, что прописка нужна. (Жена погибшего военнослужащего). Здесь следует отметить, что семьи военнослужащих воспринимают поступление от них денег как регулярный доход. Именно семьи контрактников являются финансовыми бенефициарами ситуации. А. Посмотрите, переводили деньги по Мише за прошлый год? Г. Вы же можете сами определить поступления. А. Ну там невестка могла получить, а она может и врать. (Мать военнослужащего. Разговор по телефону) А.А. Я же не для себя эти деньги прошу. У меня дети. Как мне сейчас их получить? (Жена военнослужащего) Итак, можно сделать предварительные выводы:
Перечисленное очерчивает границы реальности нового общества. Люди находились в обстоятельствах, которые можно было бы определить как латентный протест против социальной реальности. Очень важно, что мы не увидим здесь политических мотивов смены власти и недовольства государством. Скорее, наоборот, изменения к лучшему стали основанием для контракта на СВО. Новое общество, как нам представляется, имеет четкие контуры, лежащие в «несправедливости» системы. Участники группы поставили на кон свою жизнь для того, чтобы поменять эту систему. * * * Задача вторая: дать определение новому обществу. Его контуры очень схематичны. Мы можем говорить об особых условиях его появления, которые позволяют рассматривать новое общество как уникальное социальное явление. Уникальность и незаметность его лежит в плоскости исторической реальности. Сегодняшняя история развивается таким образом, что изменение геополитических систем приводит к переосмыслению долго выстраиваемых норм толерантной морали. Затяжной мировой экономический кризис [10] стал толчком к внутренним изменениям и перетряске привычных культурных штампов. Но, самое важное, принципы морали ломаются, а пределов этого слома не видно. Говоря сленговым языком современной молодежи, не понятны заводские настройки этических норм и норм морали [35], на которых мы остановимся. Война в медийной сфере блогеров с блогерами, так называемой общественности с «деятелями культуры», всех вместе с чиновниками и мигрантами становится результатом этой трансформации ценностей. В этом смысле установление новых настроек в виде принятой идеологии может положить конец этой войне «всех против всех». Разовьем идею о факторах, позволяющих определить новое общество именно сейчас, а не раньше. Что дало возможность ему проявиться? Во-первых, масштабность боевых действий. За всю мировую историю после Второй мировой войны человечество переживает первый такой опыт ведения боевых действий. Во-вторых, задействованы десятки стран, театр военных действий растянут почти на две тысячи километров. В-третьих, участвует порядка двух миллионов человек по обе стороны конфликта. Все это увеличивает медийный эффект происходящего и делает региональное событие СВО явлением мировым. При этом очень важно, что это событие в условиях нашей страны, несмотря на его масштабы и общемедийную знаковость, оставляет выбор: участвовать в нем или нет. То, что имеет отношение только к нашей стране — экзистенциальная ситуация — основана именно на выборе потенциальных и реальных участников СВО. Ну и главное: условия, при которых появлялась возможность для рекрутирования на СВО, сами по себе не уникальны и не ограничиваются Россией. Основанием для такого суждения становится использование наемников со стороны Украины. У таких людей нет претензии на нравственный выбор борьбы за свои убеждения, но точно есть потребность поменять свою реальность, что они и пытаются делать в условиях боевых действий. Как промежуточный итог обозначим: 1) в условиях человеческой истории сложились обстоятельства, при которых социальный эксперимент такого масштаба оказался возможным; 2) в заданных условиях проявилось, катализировалось новое общество, признаки которого не были видны при других обстоятельствах. Все предпосылки и все условия для дифференциации его отдельных элементов уже сложились к 24 февраля 2022 года; 3) требовался только толчок, позволивший выделить эти элементы в обособленное новое общество, которое становится социальным новообразованием российского общества. Необходимо остановиться на сложности в обнаружении этого нового общества. Современные социальные науки не видели его по ряду причин. Изучение групп/обществ всегда строилось на выявлении генеральных совокупностей и их признаков: пол, возраст, профессия, образование и т.д. В нашем случае из генеральных признаков сохраняется только, пожалуй, половая принадлежность. Но и это с поправками на то, что мы говорим только об участниках СВО. Если рассматривать эту группу шире, как и следует, то в нее необходимо включать жен участников СВО, матерей, сестер и дочерей. В этом смысле и половой признак оказывается комплементарным. Он только облегчает задачу рассмотреть признаки нового общества, но не его самого во всем многообразии. В проводимых привычных исследованиях в основе всегда была функциональная задача оценки, например: электората [15], покупательского спроса [32], социально-профессиональных групп [30]. В ходе таких исследований от внимания ускользало то невидимое, что показывало в этих людях единство (помимо принадлежности к стране, конечно). Именно функциональность оценок прятала группы от наблюдателя. Новое общество не функционально. До СВО оно и не общество даже, поскольку в нем не было признаков идентичности и связей между социальными элементами. В общем, социальные элементы в фокусе принадлежности к потенциальному новому обществу были не заметны для исследователей. При этом отношение этих акторов, гипотетического нового общества времен до СВО, как мы говорили выше, четко прослеживается в медийном пространстве. Негативная реакция в отношении к выборам, выражение протеста или несогласие с тем, что собой представляет власть и политическая система страны — это проявления социального единства и будущего социального новообразования. Все это: и отсутствие исторических событий, и ограниченность исследовательских площадок, — делало новое общество незаметным. Поскольку оценка нового общества не может отталкиваться от уже исследованных социальных групп и общностей, отмеченных в рамках макросоциологии и социальной философии, мы по-прежнему предлагаем искать его определение от «противного». Искать это новое общество можно в общей оценке каких-то событий медийной сферы. Мы предложили рабочее название для этого общества «неизвестный народ» [12]: совокупность людей, объединенных краткосрочной целью и задачами, обладающими некими детерминирующими признаками, незаметными для наблюдателя. Подчеркнем, что эти признаки становятся настолько существенными, что оказываются основанием для подписания контракта и ухода на фронт. В рамках исследовательской программы общество как объект выявления совершенно точно может быть «неизвестным народом». Однако, будучи выявленным, оно уже не является неизвестным. Поэтому предлагаем на этом этапе остановиться на понятии «общество перемен». Появление нового общества выстраивается на ожидании изменений, перемен. Сами перемены оказываются главным фактором консолидации общества, вплоть до разрушения собственной жизни человека — представителя этого общества. Существование общества, в силу детерминантных несовместимостей, ожидаемо ограничивается периодом этих самых перемен. В этом смысле перемены становятся главным лейтмотивом объединения разных людей. По существу можно говорить, используя пафос ленинской риторики, о предреволюционной ситуации. С той лишь поправкой, что эти перемены ожидаемы не только снизу, но и сверху [31]. Ожидания изменений здесь важнее проводимых мер по их внедрению. Опираясь на идеи М. Арчер [1; 20], можно обозначить это так: созданным обществом всегда недовольны, потому что оно формировалось под себя людьми, уже умершими. Это недовольство, возведенное в степень массового саморазрушения и героизма, становится причиной для возникновения общества перемен. Ну и мы в полной мере можем говорить, с учетом принадлежности к задачам СВО, что все эти люди, ожидающие перемен, включая участников СВО (бывших и действующих), добровольно заключивших контракт, а также их родные и вовлеченные в их судьбу близкие, являются обществом перемен. Мы видим единство этих людей в выполнении конкретных задач так же точно, как и то, что теперь эти люди, вышедшие из разных социальных групп, представляют собой некую совокупность. Таким образом, говоря о социальном новообразовании, мы можем ясно видеть его ожидание того, что наконец все поменяется. Мы можем все поменять: и это делает всю новую совокупность людей обществом перемен. Уверены, что это не единственный обобщающий признак всех, кто входит в это общество, но мы думаем, что он наиболее выпукло определяет массовый посыл всех, кто шел на СВО. * * * Задача третья: выявление рисков деформации существующего общества новым обществом (обществом перемен): проговорим еще раз, что условием возникновения общества перемен становятся ожидания изменений социальной системы. Порядок отношений, сложившийся в стране, в понимании идущих на СВО не позволяет им нормально реализовывать свои потребности. Мы сознательно употребляем нейтральное слово «нормально», поскольку под «нормой» респондентами понимается что угодно. Для кого-то это норма социального порядка, для кого-то нормальные жилищные условия, для кого-то норма — это семейные отношения, которые разрушаются в том числе из-за бытовых неурядиц. Достичь этой нормы естественным путем гражданской жизни не получалось (в том числе из-за отсутствия желания). Напомним, что финансовые проблемы многим участникам СВО можно было бы решить с помощью вахтовых заработков, смены работы (для жителей городов), изменением своего образа жизни, но среди всего веера социальных возможностей они выбрали самый радикальный способ — подписание контракта с Минобороны. Здесь мы понимаем под этим только то, что они хотели, ждали и были потенциально готовы к подобному шагу. Шагу, в котором предметом обмена в категориях Дж. Хоманса [37] становится получение социального благополучия ценой собственной жизни. В связи с выше сказанным мы по-прежнему думаем, что причина ухода на фронт не в деньгах. Она состоит в скрытом протесте против сложившейся социальной системы. Скорее всего, это выглядит как-то так: «Я против этого, поэтому участвовать в том, что этим предлагается, не буду, поэтому вариант моего социального благополучия будет лежать за границей привычных социальных лифтов». Как подтверждение, мы видели десятки людей, подписавших контракт, которые выражали свою симпатию к экс-губернатору Хабаровского края С.И. Фургалу. Он рассматривался как воплощенная справедливость и борец с системой. Наиболее типичнее по смыслу интервью: В. Я не буду этого делать. Г. Почему? В. Я Фургальский. Так делать это б… (в значении нечто плохого) не буду никогда (2023-2024 год, военнослужащий с позывным «Веня», 37 лет, высшее образование, контрактник). А. А ты видел Сергея Ивановича? (с восхищенным удивлением). Г. Ну, конечно. А. Ну и как он тебе? (2025 год, военнослужащий Алексей, 29 лет, среднее профессиональное образование, мобилизованный, заключивший контракт). Протест против системы выражается и в общем отношении к формам пропаганды. Мы уже приводили выше пример наиболее типичного объяснения третьим лицом поведения товарища, заключившего контракт: «телевизора насмотрелся». Явно негативно может восприниматься и откровенно прямая военно-политическая работа. А. Опять ты пропаганду ведешь. Г. Конечно я веду, если ты этого не делаешь. А. Ну да, мы их газетами, а они нас мавиками (тип дрона) (2024 год, военнослужащий Александр, 38 лет, высшее образование, мобилизованный, заключивший контракт). Здесь важно отметить, что критическое отношение к прямым пропагандистским формам высказывается всеми собеседниками. Г. Давайте встретим бойцов на полигоне. Поговорим с ними нормально. Расскажем ситуацию на фронте. Э. А что ты им скажешь? Что они не сдохнут? Так они сдохнут. Г. Ну, так сдохнуть тоже можно по-разному. Можно как пьяная собака под забором, а можно как человек, защищая то, что ему важно. Э. Нет, не нужно никого встречать. (2024 год, военнослужащий Эдуард, 42 года, высшее образование, штатный контрактник). Похоже, что отношение к «топорному» применению средств агитации вызывает негатив именно как проявление официоза системы. При этом факт героизации самих людей, совершивших подвиг, воспринимается не просто положительно, а вызывает восхищение. Это четко видно по возрастающему интересу к информационным источникам, транслирующим подвиги солдат. Очевидна поляризация общей государственной официальной системы и военнослужащих СВО. Также скептически воспринимается официальная информация Минобороны. Нельзя сказать, что ее отрицают полностью, но относятся к ней максимально критично. Это также связано с частью отношения к системе, которая, по их представлению, несправедлива. Здесь же явная настороженность и скрытая агрессия по отношению к тем, кто не на СВО или не был там. Л. Ты знаешь, я когда вернусь домой, буду полгода бухать. Г. А потом? Л. И потом буду. Выстрою забор на участке, метра в три, чтобы никого не видеть. Я боюсь, приду куда-нибудь в бар и услышу: «тебе нужно было вот это сделать, а всем остальным вот это». Я его спрошу, а был ли он сам там (в значении линии боевого столкновения)? Если не был, как всеку ему. Боюсь этого. (2023 год, военнослужащий с позывным «Лекарь», 44 года, высшее образование, контрактник). Т. Прихожу в отпуск. Встречаюсь с пацанами. Боюсь с ними пить. Что-нибудь скажут такого. Боюсь не сдержаться. (2024 год, военнослужащий с позывным «Тюрк», 37 лет, среднее образование, погашенная судимость, контрактник). Мотиваторы агрессии вполне понятны: «Мы за вас тут воюем, а вы там…» Но, кроме этого, читается определенная вовлеченность гражданских собеседников в систему, которая несправедлива по мнению участников СВО. Т. Думаю, что, был бы здесь сын какого-нибудь чиновника или депутата, — сразу наладили бы глушилки (РЭБ). С… А так, кому мы нужны. (2024 год, военнослужащий с позывным «Тюрк», 37 лет, среднее образование, погашенная судимость, контрактник). Люди подписали контракт добровольно, но у них ясно сформировано понимание, что сама несправедливая социальная система вытолкнула их на СВО. При этом абсолютное большинство уверено, что сам факт СВО справедлив, что противник спровоцировал Россию на ведение военных действий. М. Конечно, политики виноваты. Взяли разорвали страну. Это было все нашим. Посмотри у них (в значении украинцев) везде газовые трубы. Это же наш газ. А у нас вот он не везде проведен. (2024 год, военнослужащий с позывным «Магарас», 48 лет, высшее образование, контрактник). Ш. Вот посмотри, сколько было вложено в страну (в значении СССР). Строили все вместе, а теперь они говорят: это все их. Еще и прыгают на Майдане. Конечно, нужно дать п… (в значении наказать). (2024 год, военнослужащий с позывным «Шахматист», 48 лет, среднее образование, погашенная судимость, контрактник). СВО рассматривается как противостояние всему несправедливому миру, в том числе и внутреннему, идущему против нас. С. Да, конечно, они там совсем о… (в значении обнаглели). Давно нужно было их в… (в значении наказать). (2024 год, военнослужащий с позывным «Савон», 37 лет, среднее образование, контрактник). М. Сколько можно было терпеть? Нужно было давно дать им п… (в значении наказать). И не было бы всего этого. (2024 год, военнослужащий с позывным «Малыш», 36 лет, высшее образование, контрактник). С. …продались пендосам с…и (об украинцах). (2024 год, военнослужащий с позывным «Стив», 29 лет, высшее образование, контрактник). Военнослужащие не выражают несогласия с СВО: они выступают против несправедливости системы, сложившейся в стране. Именно так проявляется их потребность к переменам. Подведем предварительные выводы.
* * * Несогласие с тем, как организована социальная система, — важное условие рекрутирования в военнослужащие СВО. От общества перемен звучит и протест, и способ выхода из реальности. Оно, будучи незаметным для классической социальной науки, законодательной системы (их правонарушения находятся в поле военного ведомства и пока не вырываются в гражданский мир), тем не менее существует и уже вполне заявлено в медийной сфере. Призывы к остракизму и линчеванию представителей отдельных социальных слоев общества, скорее всего, идут от общества перемен либо от тех, кто на него ориентирован. Задача четвертая: предложение способов (в том числе через описание значения идеологии) купирования разрушительных для российского общества процессов, исходящих от общества перемен. Понимая угрозы для целостности социальной системы страны, мы говорим о необходимости купировать возникающие от общества перемен риски. Напомним, что это общество — граждане России, которые, рискуя своей жизнью, защищают страну так, как они это понимают. Они многочисленны, готовы к стрессам и, самое важное, готовы сражаться за свои завоевания в гражданском мире. Они претендуют на статус новой элиты страны, — и очень важно не допустить противостояния «элит». Конфликты, как мы думаем, не просто ожидаемы. Они могут стать частью восстановления справедливости со стороны участников СВО. Вместе с тем люди общества перемен — это люди с достаточно сильной гражданской позицией. Они часть нашего государства, и приобретенные ими качества важны для выстраивания новой социальной системы. Эту пассионарностьважно не расплескать. Нужно направить в правильное русло энергию этих совершенно нормальных, но еще недавно никому не нужных людей. Безусловно, это можно делать через интеграцию их в разные области администрирования. Это правильное решение, но сама интеграция этих людей проходит в обстоятельствах подавления их качеств, сформированных в боевых условиях. Они должны стать частью системы со всеми атрибутами инициации. Это, конечно, расколет общество перемен. В ходе административных инициаций из него будут выбиты отдельные, случайно попавшие в объектив властной системы, активные и энергичные его представители. Они встроятся в систему, от которой бежали на фронт, но это же и убьет пассионарный порыв общества перемен. На бытовом уровне агрессия никуда не уйдет, она спустится вниз, туда, где не будет напрямую касаться политических планов и властной системы. И это будет означать латентную фазу социального взрыва. Как бы то ни было, интеграция общества перемен в систему гражданских институтов необходима, и ее нужно проводить. Но здесь очень важно определить новые границы взаимодействия между членами всего гражданского (в значении российского) общества. Нужно формировать идеологию, главная функция которой будет не запрет, а защита нас от нас же. Главная проблема идеологии и ее запрета в Конституции состоит в том, что у имеющих отношение к интеллектуальному и в целом творческому труду на это слово исторически выработалась аллергия. Люди творческих профессий сталкиваются с идеологией в значении цензуры, а значит, запрета. И, конечно, это не может нравиться. Вместе с тем именно люди этих профессий сегодня как раз и нуждаются в идеологии как некоем способе развести противоборствующие группы. Правильно сформулированная идеологическая позиция удержит нас от необходимости бороться и защищаться друг от друга. Чтобы обосновать эту идею значимости идеологии, мы видим необходимость подробнее остановиться на возникновении конфликта между социальными группами современной России и, как следствие, детерминантов возникновения общества перемен. Мы основываемся на субъективности ощущений одного из авторов работы, — атмосферы, которая является смысловым скрепом общества перемен. Реализация четвертой задачи в рамках данного исследования не предполагает пока теоретического анализа проблемы, а построена на описании субъективного восприятия обществом перемен сложившейся ситуации, необходимости идеологии как выражении представлений большинства. Конфликты между группами по своей природе идеологические и связаны с символическим противоречием в российском обществе. Противоречие, если не сказать противоборство внутри общества есть предвестник социальной революции, участниками которой стали социально-профессиональные группы. Мы говорим о социальной революции как изменении отношений внутри общества, смене формаций и внутренней перестройке социальных взаимодействий. По существу, происходит движение классов, участвовавших в конфликте отношений к средствам производства [25]. Только в условиях постпостиндустриального общества основной конфликт классов вращается вокруг влияния на источники информации и самой информации [4; 8]. Речь идет о революции не мягкого варианта внедрения социальных преобразований, описанных Р. Кастелем [17], а революции противоборствующих реальностей. Используя квазимарксисткую трактовку (Р. Дарендорф), определим группы конфликта [13]. С одной стороны, ориентированные на собственный труд — это большинство (в количественном выражении), которое оказывается в символическом основании общества перемен. Как было сказано выше, до СВО самого общества перемен еще нет. Именно боевые действия становятся фактором возникновения этого общества, но обстоятельства места и времени заставило большинство организоваться в социальное новообразование — общество перемен. Большинство в силу ряда причин привязано к территории даже не всей страны, а только своего региона. И в силу этих же причин оказывается воплощением всего национального. С другой стороны, меньшинство, занимающееся интеллектуальной или творческой работой, интегрированное в общий информационный поток мировой цивилизации. Именно последние диктовали вкус к видам профессий, моральным оценкам, правилам поведения, моде, в том числе моде на профессию. Они, вариант лахмановских противоборствующих элит [21] в границах метрополии — всего «цивилизованного мира» и колонии — мира нашего государства, были открыты большому миру, являлись частью его, потому становились привлекательной группой для вовлечения большинства. Меньшинство активно, а потому влиятельно. Они выступали и выступают агентами влияния всего «цивилизованного», «передового» и «прогрессивного». Большинство оказывалось в состоянии необходимости добывать «хлеб свой в поте лица своего», его понимание мира было априори страдательным. Большинство пыталось угнаться за меньшинством. Просматривая современные фильмы, прочитывая истории жизни знаменитых, оно пыталось представить себя в богатых декорациях вилл и яхт, а в итоге вынуждено было ютиться в съемных квартирах и тридцати метрах бюджетной жилплощади. В нашей стране, как и во многих других странах, был выстроен виртуальный мир, в который с легкой руки кинематографа пытаются прорасти абсолютно все желающие, но прорастают только особо талантливые и удачливые — это и было «меньшинство», с гордостью рассказывающее о своих победах. Причем и талант, и удача — очень условные и субъективные понятия, которые с трудом операционизируются. В общем транслировался идеал успеха, основанный не на практическом труде слесаря, тракториста, доярки, учителя (человека, зарабатывающего себе хлеб хоть и не практическим трудом, но лично без привлечения кого-то), а на социальной метафизике случайных социальных лифтов. Просчитать алгоритм и логику такого успеха невозможно, но его предлагают рассматривать как закономерное развитие серии правильных действий. Большинство ждет изменений в государстве, ждет возможности применении своих сил и, как следствие, изменения устоявшихся за последние 30 лет социальных правил. Они ждут перемен в стране, чтобы встроиться в нее, быть ее частью. В современных условиях СВО, когда социальное большинство не просто руками зарабатывает себе на жизнь, а отдает жизнь, у него возникает осознание своей значимости, которую можно определить как изменение нравственных знаков. Какова роль в истории современной России когда-то судимого человека, который сейчас на фронте выполняет свой гражданский долг и, например, среднестатистического мужчины призывного возраста без медицинских ограничений, не судимого, занимающегося поиском работы в гражданской жизни? На какой чаше весов взвесить поступки прошлого и нынешнего периода каждого человека? Какой образ рассмотреть в качестве правильной модели поведения? Во фронтовой реальности переплелись в единые социальные сети люди, как их называют, со сложной биографией, имеющие путь судимости, и те, кто не сидел. И сложность биографии не имеет значения в окопе. В данном случае речь идет о тех, у кого судимость уже погашена. Во взаимоотношениях рядового состава не важно, кем ты был до войны: оценивается, кто ты сейчас. И человек со сложной биографией понимает также, что он такой же и равный среди равных. Он является участником исторических событий, при этом ему доступны зарплаты среднего менеджера крупного города, и он сам, и его семья теперь вполне могут приобщиться к топ-культуре (ну, или то, как они ее понимают), еще два года назад им не доступной. Этот человек рискует жизнью каждый день и знает ей цену. Его семья поняла вкус жизни в достатке, активно реализует новые возможности (платная медицина, кружки для детей, погашение ипотек, курорты, салоны красоты, машины и т.д.) и не хочет знать, что когда-нибудь, когда с фронта придет глава, семье придется уйти в реальность съемной квартиры (для них перемены уже наступили). А те, кто пошел на фронт, полагает, что получил шанс движения вверх, своеобразный социальный лифт возвышения через жертву. В этом лифте все правильно: человек уверен, что он сам это заработал, заработал по-настоящему мужским трудом, и точно не хочет понимать, что его жизнь после должна быть хуже жизни того, кто здесь не был. Это серьезное внутреннее убеждение, которое вызовет противоречие между социальными группами. Мы уже видим это противоречие, которое проявляется в осуждении поступков всех, задействованных в этом конфликте. И основанием становится глубокое внутреннее недовольство и обида общества перемен, а вот толчком станет необдуманно высказанное мнение, анекдот, просто слово. Юридически оно будет согласовываться с буквой закона, а вот «по-человечески» может вызвать бурю. Теперь снова об идеологии. Слишком много событий прошло в современной России. Эти события разные социальные группы прошли различным образом, с разной степенью их оценки и адаптации к ним. Система образования призвана согласовать эти различия [16], привести их к общему знаменателю, но образование в нашей стране, особенно социально-гуманитарное, болеет разномыслием и на данном этапе не может объединить людей и предложить общую оценку историческим событиям. Осознать перспективы страны и гражданской позиции человека оно тоже не способно. Однако проблема образования — следствие, а причина все та же: отсутствие понимания общности интересов жителей страны. Формирование идеологии должно строиться на единстве общества и уже потом на формулировании сути интересов этого единства. Идеология и должна защищать интересы единого общества. Мы уже не можем себе позволить не обращать внимание на базовые противоречия в социальных группах. Общество перемен не позволит нам это сделать, оно не даст нам времени на раскачку. Это общество противоречиво, оно и хрупко в своей идентичности, и сильно в своем единстве. Распавшись, оно высвободит агрессивных акторов, но не сможет участвовать в созидании нашей страны. Мы должны подготовиться к приходу этих людей, выработав систему идей и принципов, которые лягут в основу мирного сосуществования борющихся социальных групп. В основу этих принципов должно быть положено уважение к стране как единому месту жительства всех со всеми и уважения к жертвенности за страну. Еще раз повторим: МЫ ждем изменений в стране, а от себя (авторов) добавим, что ждем мирного решения долгих конфликтов. Нам нужна идеология, дожить бы только. Литература 1. Арчер М. Реализм и морфогенез // ФНИСЦ РАН https://www.jour.fnisc.ru/upload/journals/1/articles/105/submission/original/105-200-1-SM.pdf [Дата последнего обращения: 04.07.2025]. комментарии - 0
Мой комментарий
|
Подписка
|
