Маркс открыл коммунизм в существовавшем тогда освободительном движении в 1842 г., когда, отказавшись от научной карьеры и преподавания, С января того года издавалась в Кельне, а уже весной 1843-го была закрыта, во многом из-за радикально демократических публикаций Маркса.
Открытие Маркса было одновременно и открытием метода, при помощи которого оно делалось, названным позже материалистическим пониманием истории. Уже в знаменитых «Экономическо-философских рукописях 1844 года» появляется раздел, которому было дано редакционное название – «Коммунизм». Существующие формы коммунизма как освободительных движения и идеологии получают тот анализ, который станет предпосылкой создания в 1847-1848 гг. первой рабочей коммунистической организации - «Союза коммунистов». В этих рукописях коммунизм предстает как процесс возвращения человеку его человеческой сущности. Именно он является содержанием исторического движения от неразвитых к развитым формам обоснования и реализации коммунистического принципа.
Коммунизм и проблема отчуждения: философия и политэкономия
После публикации «Экономическо-философских рукописей» в 1932 г. на языке оригинала стало модно говорить о «раннем» и «позднем» Марксе. Некоторые исследователи противопоставляли друг другу два разных периода жизни великого ученого, утверждая, что «ранний» Маркс был «гуманист» и философ, а «поздний» - антигуманист и экономист. Но уже в предисловии к Рукописям 1844 г. Маркс пишет: «Читателя, знакомого с политической экономией, мне незачем уверять в том, что к своим выводам я пришел путем… эмпирического анализа, основанного на добросовестном критическом изучении политической экономии» [5. С. 43]. Значит, уже здесь Маркс не только «философ», но и «экономист». Хотя Рукописях Маркс действительно оказывается под влиянием Л. Фейербаха: «Только от Фейербаха ведет свое начало положительная гуманистическая и натуралистическая критика. Чем меньше шума он поднимает, тем вернее, глубже, шире и прочнее влияние егосочинений; после “Феноменологии” и “Логики” Гегеля это – единственные сочинения, которые содержат подлинную теоретическую революцию» [5. С. 44].
Под «натурализмом» здесь имеется в виду материализм, который выступил у Фейербаха в форме антропологического материализма, т.е. учения о человеке как целостном, в том числе телесномсуществе. О непоследовательности этого материализма Маркс пока речи не ведет, но в Рукописях 1844 г. у него уже намечена совсем другая форма материализма. Это историческийматериализм, для которого, по словам Маркса, история «есть истинная естественная история человека» [5. С. 164]. И это существенно отличается от позиции Фейербаха, у которого человек обретается не в истории, а в природе.
Начинает Маркс свои рукописи не с «философии», которой он в «Немецкой идеологии» будет давать нелестные характеристики, а с политической экономии. При этом первая рукопись называется «Заработная плата». «Заработная плата, - пишет Маркс, - определяется враждебной борьбой между капиталистом и рабочим» [5. С. 47]. Но борьба эта неравная: «Побеждает непременно капиталист. Капиталист может дольше жить без рабочего, чем рабочий без капиталиста» [Там же]. Капиталист в экономическом отношении имеет все преимущества. Поэтому бороться с ним экономически бесполезно. Здесь нужна политика и реальная борьба, которая должна привести к замене капитализма коммунизмом. Но для этого надо понять систему капиталистической эксплуатации, что связано, прежде всего, как считал Маркс, с экономическим определением зарплаты.
Зарплата - не плата за труд, а стоимость рабочей силы. «Самой низкой и единственно необходимой нормой заработной платы, - пишет он, - является стоимость существования рабочего во время работы и сверх этого столько, чтобы он мог прокормить семью и чтобы рабочая раса не вымерла. По Смиту, обычная заработная плата есть самый низкий минимум, совместимый …с животным уровнем существования» [Там же].
Итак, в 1844 г. Маркс уже знает работы Адама Смита и его определение зарплаты, которое нынешние апологеты буржуазной экономики старательно «забывают». Самые острые моменты классической политической экономии Смита и Рикардо теперь сглаживаются, а Маркс уже в Рукописях подчеркивает противоположность интересов рабочих и капиталистов, которая вытекает из классической политической экономии: «При выигрыше капиталиста рабочий не обязательно выигрывает, при убытке же капиталиста рабочий обязательно вместе с ним теряет. Так…, рабочий ничего не выигрывает…, когда капиталист – благодаря фабричной или торговой войне, …монополии или …благоприятному местоположению своего земельного участка – держит рыночную цену выше естественной цены» [5. С. 48]. Последнее мы воочию наблюдаем в современной России! Значит, у нас все идет по Марксу. А говорят, что он устарел …
«Естественная цена» - термин А. Смита. Ее он отличал от рыночной. Но это по сути «цена», выражающая необходимые затраты труда, или, во всяком случае, издержки, неизменная при всех колебаниях рыночной цены. «По словам политэкономов, - пишет Маркс, - труд есть единственная неизменная цена вещей» [5. С. 52]. Но главное в том, что капиталист подчиняет рабочего духовно. «Повышение заработной платы, - отмечает Маркс, - порождает в рабочем капиталистическую жажду обогащения, но утолить эту жажду он может лишь путем принесения в жертву своего духа и тела» [5. С. 51].
Вот оно, отчуждение человеческой сущности! И это отчуждение есть, прежде всего, отчуждение труда. «Труд фигурирует в политической экономии лишь в виде деятельности для заработка» [5. С. 54]. Поэтому труд при капитализме является для человека чем-то внешним и вынужденным, а не выражением человеческой сущности, что мы находим уже у Гегеля. И в данном случае Маркс остается гегельянцем не потому, что усваивает диалектику в абстрактном виде, как писали наши казенные марксисты. Маркс в 1844 г. - гегельянец, прежде всего, в понимании труда как основы не только физического, но и духовного существования человека. И в игнорировании этого Маркс видит недостаток английской политической экономии: «Она не рассматривает его в безработное для него время, не рассматривает его как человека; это она предоставляет уголовной юстиции, врачам, религии, …политике и надзирателю за нищими» [5. С. 54].
В Рукописях 1844 г. у Маркса есть большие экономические разделы «Прибыль на капитал» и «Земельная рента», что важно в свете будущего «Капиталу». А далее идет глава «Отчужденный труд». Это название дано редакцией, но вполне соответствует сути дела: основа всякого отчуждения, по Марксу, есть отчуждение труда. И это вопреки всем экзистенциалистам, «антропологам» и фрейдистам, которые толкуют отчуждение как выражение вечной и неизменной «антропологической» сущности человека.
Отчуждение труда для Маркса заключается, «во-первых, в том, что труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя, в силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это – принудительный труд. Это не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения …других потребностей, но не потребности в труде. Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут как от чумы» [5. С. 90-91].
Юридически свободный человек, таким образом, чувствует себя несвободным, поскольку вынужден заниматься деятельностью, которая ему абсолютно чужда, исключительно ради заработка, ради физического существования. Поэтому он утрачивает свои моральные, духовные качества, если они у него и были. «В результате, - пишет Маркс, - …человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций – при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., а в своих человеческих функциях он чувствует себя …лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному» [5. С. 91].
Человек, по сути, превращается в животное. Но это, так сказать, вторичная животность, которую «антропологи» и прочие «человековеды» принимают за остатки той первичной животности, с которой вообще началось историческое развитие человека и которая, как они считают, неистребима в человеке и потому составляет часть его сущности. Выходит, вся культура, и материальная, и духовная – лишь камуфляж, прикрывающий животную сущность человека. Но, если человек стесняется и прикрывает свою животность, то это как раз означает, что, по сути, он все-таки не животное. Стыд есть начало человечности, начало человеческого сознания.«Животное, - пишет Маркс в Рукописях 1844 г., - непосредственно тождественно со своей жизнедеятельностью. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность. Человек же делает самое свою жизнедеятельность предметом своей воли и своего сознания» [5. С. 93].
Сознаниетормозит животные функции организма, сдерживает нас в проявлении животности. Поэтому оно «репрессивно», как считают фрейдисты, по отношению, прежде всего, к «сексуальности». Но если человечность усматривается в этой последней, то вся человеческая культура оказывается «репрессивной» по отношению к понятой так человечности. Все это вырастает на почве полного извращения и человечности, и самой человеческой культуры. И это будет продолжаться, согласно Марксу, пока не будет снято отчуждение труда.
Именно оно - основа всех форм отчуждения, в том числе и религиозного. Л. Фейербах в «Сущности христианства» понял религию как отчуждение человеческой сущности, что проявляется в ее удвоении: все религиозные образы, в том числе Бог, есть тот же земной человек, только превращенный в сверхъестественное существо. Именно за это Фейербаха высоко оценили Маркс, Энгельс и другие демократы. Но утверждать, что в Рукописях 1844 г. Маркс в понимании религии был фейербахианцем, - значит не схватывать суть. Фейербах понял механизм религиозного отчуждения: все, что мы ценим в себе, мы приписываем Богу в качестве его атрибутов. Отчужденная общественность, которая довлеет над человеком как чуждая сила, мистифицируется и принимается как сверхъестественная сила. «Не боги и не природа, - замечает в связи с этим Маркс, - а только сам человек может быть этой чуждой силой, властвующей над человеком» [5. С. 96].
Важно, что власть человека над человеком при капитализме, в особенности современном, анонимна. Механизм экономического господства, капиталистической эксплуатации и угнетения так сложен, что угнетенный нуждой человек не знает человека, который загоняет его в нужду и тоску. И тогда он начинает бунтовать против любых форм общественности, становится индивидуалистом-ницшеанцем. Это отличает капиталистическую эксплуатацию от рабства и феодализма, когда каждый знал своего эксплуататора. Именно поэтому отчуждение в буржуазном обществе достигает своего апогея.
Дело здесь не в материальной нужде: при современном развитом капитализме материально в целом обеспечены все. Но отчуждение тоже испытывают все. И потому в самых благополучных странах происходят эксцессы необъяснимой агрессии, когда как будто бы нормальный человек убивает невинных людей. Обычно говорят: не все в порядке с головой. На самом же деле не с головой, а с душой.А душой для человека является другой человек. Потому отчуждение проявляется в отчуждении человека от человека, иначе говоря, в индивидуализме.Индивидуализм стал господствующей формой буржуазной идеологии, при помощи которой буржуазия исторически стремилась освободить человека от феодальной регламентации, которая была корпоративной и в этом смысле общественной. Но тем самым индивид был противопоставлен обществу и, следовательно, своей общественной сущности.
Отчуждение человеческой сущности - превращение человека в товар, что ведет к аморализму, вырождению и отупению и рабочих, и капиталистов [5. С. 101]. «Частная собственность сделала нас столь глупыми и односторонними, что …предмет являетсянашим лишь тогда, когда мы им обладаем, т.е. когда он существует для нас как капитал или когда мы им непосредственно владеем, едим его, пьем, носим на своем теле, живем в нем и т.д., - одним словом, когда мы его потребляем…» [5. С. 120]. Но в том-то и дело, считает Маркс, что не в потреблении, а в производстве развивается человек. А отчужденный труд не развивает, а калечит человека. Поэтому задача состоит в том, чтобы освободить труд. Развивает человека именно свободный труд. И первый шаг к освобождению труда - ликвидация частной собственности. Здесь, как считал Маркс уже в 1844 г., начало коммунизма.
Казарменный коммунизм
и раннебуржуазная частная собственность
Позже Ф. Энгельс в работе «Развитие социализма от утопии к науке» напишет о том, что, хотя буржуазия в своей борьбе с феодальным дворянством выступала от имени всего народа, она с самого начала была «обременена своей собственной противоположностью» - наемным рабочим, интересы которого и выражали первые коммунисты. «Таково было движение анабаптистов и Томаса Мюнцера, - пишет Энгельс, - во время Реформации и Крестьянской войны в Германии, левеллеров – во время великой английской революции, Бабёфа – во время великой французской революции. Эти революционные вооруженные выступления еще не созревшего класса сопровождались соответствующими теоретическими выступлениями; таковы в XVIи XVIIвеках утопические изображения идеального общественного строя, а в XVIIIвеке – уже прямо коммунистические теории (Морелли и Мабли). Требование равенства не ограничивалось уже областью политических прав, а распространялось на общественное положение каждой отдельной личности; доказывалась необходимость уничтожения не только классовых привилегий, но и самих классовых различий. Аскетически суровый, спартанский коммунизм, запрещавший всякое наслаждение жизнью, был первой формой этого учения» [10. С. 191].
Речь шла не о юридическом равенстве, а о равенстве фактическом, имущественном, материальном. Но, поскольку первые теоретики коммунизма исходили из современного им уровня развития материального производства, то всем поровну означало бы каждому понемногу. Отсюда и аскетизм. Ситуация меняется к началу XIXв., в особенности в связи с первой промышленной революцией, но буржуазное общество не только не избавилось от своих пороков, но и приобрело новые. «Право первой ночи, - пишет Энгельс, - перешло от феодалов к буржуа-фабрикантам. Проституция выросла до неслыханных размеров. Самый брак остался, как и прежде, признанной законом формой проституции, ее официальным прикрытием, дополняясь к тому же многочисленными нарушениями супружеской верности» [10. С. 193]. Речь шла не только о материальной стороне, но и о моральной деградации, которая усугубляется по мере роста капиталистического богатства. Это мы наблюдаем и в сегодняшней России.
Маркс не принял всерьез казарменный, как его стали называть, коммунизм. Но он увидел ту социальную почву, на которой тот вырастает и которой не видели даже сами создатели первых коммунистических утопий. Опыт ХХ в. показал, что Маркс был прав уже в «Экономическо-философских рукописях 1844 года»: неразвитая частная собственность рождает неразвитые формы коммунистической идеологии и практики, каким был казарменный и уравнительный коммунизм, отрицающий личность.
Э. В. Ильенков в статье «Маркс и западный мир» отмечает причины непризнания Марксом теории и «практических опытов» этого коммунизма. «И Маркс, и Энгельс начинали свою биографию именно в качестве наиболее радикальных теоретиков буржуазной демократии, в качестве наиболее решительных защитников принципа “частной собственности”, которая сливалась тогда в их глазах с принципом полной и безоговорочной свободы личной инициативы» [1. С. 159]. «Союз коммунистов» был преобразован Марксом и Энгельсом из «Союза отверженных» - коммунистической организации немецких ремесленников во главе со столяром В. Вейтлингом. Но в том виде, в каком коммунизм был представлен Вейтлингом, он расценивался Марксом как движение не вперед, а назад. Маркс понимал, что современный ему коммунизм был лишь повторением ошибок прошлого. «Именно поэтому он и отвергает коммунизм как теоретическую доктрину, – отмечает Ильенков, имея в виду взгляды Маркса 1842 г., - которая кажется ему реакционной попыткой гальванизировать «корпоративный принцип», идеал Платона» [1. С. 159].
Но Маркс понимал и то, что, в отличие от идеального государства Платона, уравнительный коммунизм его эпохи родился не в голове философа, а в народных низах. Маркс выступает здесь как спинозист: не браниться надо, а исследовать. А исследование показало, что коммунистическая идеология в ее раннебуржуазной форме есть выражение того же принципа «частной собственности», поборником которого он выступал в своих ранних работах. Маркс начинал как буржуазный демократ, но, в отличие от многих современных «демократов», поведение которых определяется политической конъюнктурой, руководствовался истиной и справедливостью.
Общий вывод из исследования, которое Маркс осуществил в 1843-1844 гг.: основанием всех форм «отчуждения» является частная собственность. Пока она не разовьет и не исчерпает все свои положительные стороны, ее практическое отрицание не даст ничего хорошего. Отрицание неразвитой частной собственности не может вывести за пределы частной собственности, которая в данном случае только по форме будет «коммунистической». А по существу эта собственность останется частной, а именновсеобщей частной собственностью, т.к. остается отчужденной от непосредственного производителя.
Социализм и «всеобщая частная собственность»
К. Маркс и Ф. Энгельс до образования IIИнтернационала, который был уже социалистическим, противопоставляли коммунизм социализму. «Чем отличаются коммунисты от социалистов?» - ставит вопрос Энгельс в «Принципах коммунизма», написанных им в октябре-ноябре 1847 г., и отвечает очень интересно: «Так называемые социалисты делятся на три категории... Первая категория состоит из сторонников феодального и патриархального общества, которое уничтожилось и уничтожается с каждым днем крупной промышленностью, мировой торговлей и созданным ими буржуазным обществом» [9. С. 337]. Этот «социализм» тянет назад, в прошлое.
Следующую категорию он характеризует более подробно. «Вторая категория состоит из сторонников нынешнего общества, которых неизбежно порождаемые этим обществом бедствия заставляют опасаться за его существование. Они стремятся… сохранить нынешнее общество, но устранить связанные с ним бедствия. Для этого одни предлагают меры простой благотворительности, другие – грандиозные планы реформ, которые, под предлогом реорганизации общества, имеют целью сохранить устои нынешнего общества и тем самым само нынешнее общество. Против этих буржуазных социалистов коммунисты тоже должны будут вести неустанную борьбу, потому что их деятельность идет на пользу врагам коммунистов, и они защищают тот общественный строй, который коммунисты хотят разрушить» [9. С. 338].
Читатель без труда угадает в этом многих нынешних «социалистов», которые понимают «социализм» как «социальное государство». Понятно, что это лучше безраздельного господства крупной буржуазии. Но и оно не ликвидирует отчуждение: в самых благополучных странах Запада мы имеем те же общественные пороки, что и в более раннем буржуазном обществе. Прежде всего, это общий упадок духовной культуры, который скорее усугубляется материальным благополучием граждан, чем им устраняется.
«Наконец, - пишет Энгельс, - третья категория состоит из демократических социалистов. Идя по пути с коммунистами, они хотят осуществления части мероприятий (имеются в виду мероприятия, связанные с коммунистической революцией), но не в качестве переходных мер… к коммунизму, а в качестве мероприятий, достаточных для уничтожения нищеты и устранения бедствий нынешнего общества» [9. С. 338]. Перед нами опять только реформирование буржуазного общества. В данном случае присутствует возможность превратить социализм в отдельную общественно-экономическую формацию, что мы имели в СССР. В этих условиях определенная часть общества, которая добилась высокого социального положения и материального достатка, уже не хотела ничего менять, и был провозглашен «развитой социализм».
Среди перечисленных Энгельсом видов социализма нет собственно пролетарскогосоциализма. Его и не может быть, потому что пролетариат стремится к коммунизму. Коммунизм - уничтожение частной собственности, а «социализм» ее в той или иной форме допускает. Академик Т. И. Ойзерман возмущался тем, что Маркс и Энгельс не признавали пролетарского социализма. Но Энгельс много лет спустя после написания «Принципов коммунизма» заметит, что «в 1847 г. социализм был буржуазным движением, коммунизм – движением рабочего класса» [8. С. 367]. Не было тогда еще пролетарского социализма. Но это не значит, что позже он не может появиться. И Ленин допускает его: социализм «бывает разный, есть даже на свете поповский социализм, есть социализм мещанский, есть социализм пролетарский» [2. С. 123-124].
Пролетарскийсоциализм так или иначе переходит в коммунизм. И среди социалистов-утопистов Оуэн выражал коммунистическую идею отрицания частной собственности как основы отчуждения. «Частная собственность, - писал он, - отчуждает человеческие умы друг от друга, служит постоянной причиной возникновения вражды в обществе, неизменным источником обмана и мошенничества среди людей и вызывает проституцию... Она служила причиной войн во все предшествующие эпохи известной нам истории человечества и побуждала к бесчисленным убийствам» [6. С. 24]. И здесь Оуэн наиболее близок к Марксу с его критикой частной собственности как основы отчуждения.
После опубликования так называемых «Экономическо-философских рукописей» 1844 г. они были восприняты буржуазными философами как манифест «раннего» Маркса - гуманиста, из которого следует, что всякая форма человеческой общественности связана с отчуждением и что отчуждение - «экзистенциал», который принадлежит сущности человека и от которого избавиться невозможно.
Советские марксисты, в свою очередь, увидели здесь проявление непоследовательности Маркса в 1844 г. поскольку тогда он еще не освободился от влияния Гегеля и Фейербаха, а Ленин считал первым сочинением зрелого марксизма работу Маркса «Нищета философии» 1847 г. Совместную работу Маркса и Энгельса «Немецкая идеология» 1845-1846 гг., как и «Экономическо-философские рукописи» 1844 г., Ленин не знал, хотя именно в «Немецкой идеологии» были четко сформулированы основы материалистического понимания истории. Но, как говорят в таких случаях, и те, и другие неправы: марксизм в 1843-1844 гг. еще находился в процессе становления.
Итак, «ранний» коммунизм закономерно оказывается уравнительным коммунизмом, а социализм может существовать лишь как «всеобщая частная собственность» [5. С. 114]. Если частная собственность в ее обычной форме является собственностью одного, то всеобщая частная собственность выступает как собственность всех, не являясь собственностью никого в отдельности. Соответственно, если частная собственность есть то, что отделяет (отчуждает) одного индивида от другого, то всеобщая частная собственность оказывается отчужденной от всех. Исторически всеобщая частная собственность выступает как собственность государства - т.е. отчужденной от общества общественной силы.
Та общественная собственность в государственной форме, которая была у нас при социализме, считал Ильенков, как раз являлась всеобщей частной собственностью. И поскольку она по сути своей была частной собственностью, то и стала в итоге добычей бюрократии, которую принято именовать «номенклатурой». Номенклатурно-бюрократическая приватизация, как она произошла у нас в 90-х гг. ХХ века, о юридическиоформила то, что существовало фактически.Потому-то она произошла тихой сапой, без особых революционных потрясений и за спиной непосредственного производителя, который вчера знал, что Иван Иваныч — директор завода, на котором он работает, а теперь узнал, что Иван Иваныч еще и владеет контрольным пакетом акций этого же завода.
Социализм, реализованный в СССР, концентрируя и обобществляя производство, как ни странно, создавал почву для номенклатурно-бюрократической приватизации. Такая приватизация невозможна на базе мелкой собственности. Для этого необходима экспроприация. Специфика номенклатурно-бюрократической приватизации состоит в том, что это приватизация без экспроприации, т.е. присвоение того, что с точки зрения отчуждения было «ничьим». Это, конечно, если не считать экспроприации «гробовых» денег старушек, которые были у них отняты простым росчерком пера Е. Гайдара, отпустившего цены и развязавшего колоссальную инфляцию. Такой отъём денег не снился даже Остапу Бендеру: приватизация крупной собственности произошла путем экспроприации мелкой.
Как мы видим, развернутая критика идеологии и практики ранних форм коммунизма, которую Маркс дает в «Экономическо-философских рукописях 1844 года», способна объяснить как рождение советского общества, так и причины его трагического конца. Главное - отсутствие фундаментальных оснований для преодоления отчуждения труда.
Коммунизм как преодоление отчуждения во всеобщем труде
Общая историческая траектория возвращения человека к себе уже была прописана до Маркса. Эта идея, прежде всего, присутствует у Ж.-Ж. Руссо, по которому человек сначала жил в «естественном состоянии». Затем он это состояние утратил, организовавшись в «гражданское общество» и государство, -и должен снова вернуться в «естественное состояние». Только теперь это состояние не дикости, а равенства не только в правах и обязанностях, но и в имущественном отношении. Но такое равенство у Руссо есть равенство частных собственников.
Внешним образом перед нами закон отрицания отрицания. Маркс говорит о нем: «Коммунизм есть позиция как отрицание отрицания, поэтому он является действительным, для ближайшего этапа исторического развития необходимым моментом эмансипации и обратного отвоевания человека. Коммунизм есть необходимая форма и энергический принцип ближайшего будущего, но как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества» [5. С. 127].
Руссо не называет общество будущего коммунизмом, хотя перед нами его предтеча. Идеологи буржуазии в общем правильно видят во всяком освободительном движении «коммунизм». Более конкретные контуры будущего общества прорисовываются у Маркса в «Капитале» и в подготовительных рукописях к нему. Именно через обобществление труда, через превращение частичного труда во всеобщий должен исторически лежать путь к коммунизму. С уничтожением частичного труда исчезнет и частичный человек как уродливое создание уродливого разделения труда, а значит, произойдет возвращение человеку его социальной сущности. Что касается всеобщего труда, то, по Марксу, это «всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение» [4. С. 116]. И в такой форме это труд, продукт которого не может быть частной собственностью: он сразу и непосредственно становится достоянием всего общества. Закон всемирного тяготения, открытый Ньютоном, не может быть частной собственностью даже самого Ньютона. Но именно этот труд и продукты такого труда создают общественное богатство, которое уже не поддается измерению рабочим временем, а потому и «стоимостью».
«Грубый коммунизм», считал Ильенков, - и это самый интересный пункт его воззрений, - «верно осознающий свою ближайшую цель — отрицание частной собственности, сочетается с иллюзией, будто эта чисто негативная акция и есть «позитивное разрешение» …проблем современной цивилизации» [1. С. 162]. Так Ильенков обозначает разницу между формальным и реальным обобществлением, формальным и реальным упразднением частной собственности.
Последнее, как считал он вслед за Марксом, происходит не в результате политической революции, хотя последняя может привести к уничтожению существующих форм эксплуатации. Коммунизм, суть которого в реальном обобществлении, связан с историческим развитием всеобщего труда, вытеснением им отчужденного труда во всех его формах. Сегодня решение этой проблемы связывают с информационными технологиями. Хотя чем дальше, тем отчетливее мы видим новые формы отчуждения и эксплуатации, соответствующие им.
Литература
- Ильенков Э.В. Философия и культура. - Москва : Политиздат. - 1991. 464 с.
- Ленин В. И.Вопрос о земле и борьба за свободу / Ленин В. И.Полное собрание сочинений: в 55 т. - 5-е изд. - Москва : издательство политической литературы. - 1972. - Т.13.
- Мареев С. Н.Конкретный историзм. - Москва : Современная гуманитарная академия. - 2016. – 353 с.
- Маркс К.Капитал. Критика политической экономии. Том третий. Книга III: Процесс капиталистического производства, взятый в целом // Маркс К. и Энгельс Ф.Сочинения. 2-е изд. Москва : Государственное издательство политической литературы. 1961. Т. 25 Ч. 1.
- Маркс К.Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К. и Энгельс Ф.Сочинения. 2-е изд. Москва : Издательство политической литературы. 1974. Т. 42, С. 43-174.
- Оуэн Р.Общее устройство населения. // Оуэн Р.Избранные сочинения: в 2 т. Москва-Ленинград : Издательство Академии наук СССР. 1950. Т. II. С. 20- 49.
- Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты // Пер. с фр. – Москва : КАНОН-пресс, Кучково поле. / 1998. - 416 с.
- Энгельс Ф.Предисловие к английскому изданию «Манифеста коммунистической партии» 1888 года // Маркс К. и Энгельс Ф.Сочинения. 2-е изд. Москва : Государственное издательство политической литературы. 1961. Т. 21. С. 363-369.
- Энгельс Ф.Принципы коммунизма // Маркс К. и Энгельс Ф.Сочинения. 2-е изд. Москва : Государственное издательство политической литературы. 1955. Т. 4. С. 332 – 339.
- Энгельс Ф.Развитие социализма от утопии к науке // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Москва : Государственное издательство политической литературы. 1961. Т. 19. С. 185-230.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
