Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23660
|
Официальные извинения
970
98630
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80128
От расцвета к упадку Ценностное измерение путинской эпохи (2000-2018 гг.) 745
29013
С началом последнего президентского срока В. Путина все чаще стали говорить о начавшемся «транзите» режима и о завершении длившейся почти двадцать лет эпохи. Никто не может предугадать, будет ли сопровождаться этот транзит потрясениями и кризисом государственности, хотя нельзя исключить и такой вариант. Проблемы обнажаются с пугающей скоростью, а позитивных идей режим больше почти не предлагает. Как отмечает М. Делягин, «без форсированного решения... задач сохранение до 2024 г. стабильности и самой российской государственности с учетом внешних и внутренних напряжений представляется невозможным» [16]. Режим, казавшийся прочным в своей безальтернативности, занят только охранительством. Искомый «русский проект» не сформирован и заменен псевдопатриотической имитацией.
Режим в стадии расцвета 18 лет назад, в конце 2000 г., автор в статье «Первые контуры постпереходной эпохи» [12] верно предсказал устойчивость нового режима причем не в силу личных качеств лидера (персоналистский режим) или работающих институтов (которые и тогда были слабы), а в силу сформировавшегося социального и ценностного баланса. Режим воспринимался как компромисс между казавшимися тогда объективной необходимостью рыночными реформами и неприятием их значительной частью общества. В первые его годы сформировалась двухсекторная экономика с успешно развивающимся частным бизнесом и мощными госкорпорациями, выступавшими в качестве локомотивов модернизации. Об этом же недавно писал С. Белановский, называя данный феномен «народным легизмом» и отличая его от «державного легизма». «Народный легизм – …идея о том, что сильный правитель способен устранить любую несправедливость, о которой сможет узнать. Народ понимает, что это непростая задача, но тешит себя надеждой, что когда-нибудь это произойдет. Державный легизм представляет собой явление, основная идея которого – культ военной силы, способной противостоять всему миру, “защитить от любого агрессора” и даже распространять по миру всему свое геополитическое “влияние”» [2]. Эти формы легизма не противоречат друг другу, так как сочетают справедливое внутреннее устройство со справедливым миропорядком. По сути, речь идет о левом и правом популизме, каждый из которых имеет корни в архетипическом сознании народа. В их основании многовековой коллективный опыт, сформировавший то, что называется национальной «матрицей». На момент своего формирования режим опирался скорее на конструкцию державного легизма, тогда как справедливым не считался никогда. Это признают и публицисты либеральной ориентации. Характерна позиция Ю. Самодурова: «вопрос о нелегитимном переходе в начале 1990-х в руки кучки лиц “заводов, газет, пароходов” все равно встанет в политическую повестку дня и будет решаться, как бы ни возражали против этого люди, считающие себя сегодня либералами...» [25]. Но дефицит социальной справедливости компенсировался в «нулевые» годы быстрым ростом доходов срединных, наиболее массовых слоев общества. Сформировался социальный контракт — Вы не мешаете нам жить и зарабатывать, как можем, Мы не вспоминаем про Ваши состояния и их источники. Приход В. Путина был воспринят обществом как долгожданное завершение затянувшегося перманентного перехода. Давно прошли «500 дней», миновало еще несколько лет, а их итог завершился дефолтом 1998 г. Переход («транзит») к западной демократии не удался. И как альтернативу этой мечте общество поддержало власть, которая соответствовала его архетипическим представлениям о том, какой должна быть русская власть. По мнению исследователя архетипов Н. Матросовой, «архетипическое сознание явилось прасознанием человечества, своеобразным синтезом реального и сакрального миров. Оно рождает устойчивые ментальные образования — архетипы, хранящие опыт поколений. Проявления этой исходной универсальной формы сознания человечества могут быть различными» [19]. В данном случае сформировалась власть, воспринимаемая обществом как традиционная, «должная». При этом не столько принятие новых порядков большинством населения, сколько формирование общенационального ценностного синтеза определяло временное приостановление или завершение революционныхпроцессов в обществе. Но само общество оставалось сильно поляризованным, а власть часто действовала вопреки интересам общества и нации, в пользу одной из групп сформировавшегося общественного противостояния. При В. Путине, казалось бы, окончательно атомизированная генерация скорее лишь формально российских граждан стала приобретать черты политической нации, вкусившей от общего успеха «корпорации по имени Россия». Мы бурно радовались, хоть в чем-то «утирая нос» странам Запада, вроде бы далеко ушедшим вперед, выигрывая «тендер» на проведение Олимпийских игр, испытывая современное вооружение, которого «нет у них», а потом присоединяя Крым и защищая «русский мир» в Донбассе. Все это совсем не было похоже на «мрачные девяностые», когда все валилось из рук и каждый норовил скорее «подтолкнуть падающего», чем протянуть ему руку помощи. Но эти изменения не обладали достаточной устойчивостью. Не было или почти не было главного – действенных субъектов национального развития, не назначенных сверху, а произрастающих из недр самого общества. Содержательные оценки того явления, которое сторонники были склонны называть “путинской стабильностью”, а недоброжелатели – «путинским неозастоем», весьма различаются в зависимости от видения общеисторической перспективы. Для ориентированных на универсальную тенденцию формирования демократического общества и экономической модернизации путинский «термидор» – вынужденная остановка. Для сторонников своего, особого пути – возвращение к политической и социокультурной идентичности. В период кульминации режима в «нулевые» возник «путинский консенсус». Движение к рынку, но не безоглядное, осторожное, с социальными гарантиями для нерыночных секторов. Центристское большинство, имевшее определенные «левые» черты, в основном связанные с патерналистским представлением о государстве как главном организующим общество субъектом, с другой, - национал-патриотические черты, связанные с актуализацией национал-государственнической проблематики и возвращением представлений о тотально враждебном к России внешнем окружении (особенно после 2004 г.). В конце 90-х начался процесс социально-культурной консолидации общества после глубочайшего раскола в начале и середине десятилетия. Сформировался довольно внушительный по объему средний класс, носитель консолидированных ценностей. Многими, в том числе и автору этих строк, за этими процессами виделся «новорусский этногенез», рождение новорусской нации [9]. Если сокращающиеся количественно ядра «западнического» и «традиционалистского» сегментов массового сознания по своей идентификационной ориентации сохраняли черты резко полярных «субкультур», то возникавшие «посередине» группы - социалистической, националистической или центристской ориентации - демонстрировали общенациональный синтез. Несмотря на различные самоназвания, эти типы сознания во многом имели общие характеристики. Образовался мощный центр, в котором присутствовал синтез всех имевших место ранее идеологем. Обществом и властью был принят негласный исторический компромисс между рыночными реформами и укреплением государства, которое до поры было гарантом соблюдения данного компромисса. Власть виделась наименьшим злом — и «рыночникам» (так как движение в сторону рыночной модернизации замедлилось, но не остановилось), и «государственникам», (поскольку многие сектора общественной жизни оказались выведены из-под «всесокрушающей» руки свободного рынка, а страна, выражаясь языком пропагандистских штампов, стала «подниматься с колен»). В этой ситуации власть не нуждалась в общественной любви, в харизме: устойчивая конструкция, основанная на ценностной унификации, держала ее на плаву в любом случае. «Путинская эпоха» в идеологической плоскости в период своей кульминации представляла собой смесь самых разных идейных доктрин. Эту смесь в ряде работ мы назвали «консенсусной метаидеологией» [9, 10]. Как ожидали, «главной задачей Путина станет именно искоренение неофеодальной системы «кормлений», обеспечение равных условий гражданам, регионам, предприятиям, торжество законности и порядка» [4, 12]. Но уже тогда была очевидна институциональная недостаточность режима. «В стремлении повысить административную управляемость политическими и социальными процессами, что предполагает упрощение институциональной сферы, легко теряется устойчивость этих процессов, базирующаяся как раз на институциональной сложности и разнообразии политических и социальных субъектов [12]». Это не мешало видеть прочность и долгосрочную безальтернативность режима. Другой важной стороной консенсуса путинской эпохи стала еще одна «красная линия» - размежевание с Западом. Рост антизападнических, преимущественно антиамериканских настроений в России лавинообразно усилился еще после событий в Югославии в конце 90-х. Именно «Запад» становится в массовом сознании концентрированным воплощением «зла», разного рода страхов и угроз. Утверждение, что «у России свой путь, отличный от стран Запада», поддерживался уже в 2000 году почти 70% опрошенных. 43% называли США в качестве главного источника серьезных угроз для России в ХХIв. Отношение к европейским западным странам все время оставалось намного более сдержанным и нейтральным. Несмотря на широкое распространение патриотических взглядов, лишь немногим менее 5% населения были готовы поддержать на выборах радикально настроенных политиков «национал-патриотической ориентации». Значительное сокращение числа идентифицировавших себя с русской национальной идеей связано с формированием в обществе национал-центристского большинства, «впитавшего в себя» и часть русской националистической идеологии, которая не вызывает у этого большинства отторжения. Эволюция либерального сегмента общества в сторону умеренного государственничества была самым позитивным фактором первых лет путинской эпохи. Ведь речь идет о наиболее активном и просвещенном слое людей, которые чаще всего были «бродилом» общественного недовольства. Несмотря на общее выравнивание социально-политического спектра, смягчение крайностей, в том числе и в недрах коммунистического электората, его представители оставались единственной группой общества, по своим ценностям существенно отличающейся от остальных в направлении консерватизма советского образца. Эволюция ценностей «либерально-демократической» части спектра в направлении как раз к традиционным государственническим ценностям носила значительно более глубокий характер. Если в 1995 г. отношение к либеральным реформам и Западу глубоко раскалывало общество, то к началу «нулевых» эти факторы его скорее объединяли. Именно укрепление положения России на международной арене явилось той ценностью из арсенала «сильного государства», которая в равной мере разделялось тогда всеми группами общества. Подобные эпохи не представляют собой чисто российскую специфику. Все быстрые, революционные процессы изменения общественного строя всегда завершались своими «термидорами» и «реставрациями», так как быстро меняющиеся политические и социальные реалии никогда не сопровождаются столь же быстрыми изменениями сознания, культуры, ценностей. Эти сферы гораздо более консервативны. Если общая тенденция к формированию консервативного большинства возникла не вчера и не сегодня, а еще в середине 90-х гг., и лишь набирала силы последние 15 лет, то в последние годы она получила качественное развитие. В ней отразилась ценностная переконфигурация общества, но наметилась и ценностная поляризация за счет полураспада политического центра и усиления влияния флангов. Если в начале «нулевых» феномен неоконсервативной волны [10] связывался с ценностной унификацией, преодолением идеологического раскола, формированием ценностного синтеза, то спустя десятилетие наиболее существенным представляется противопоставление «консервативного большинства» «либеральному меньшинству». Может быть, даже подавляющего консервативного большинства. Но это не меняет идеологической повестки, прозвучавшей и в избирательной кампании 2018 г. Эксперты уже давно называют В. Путина лидером новых консерваторов, и в одном из своих посланий ФС президент сам это обозначил(«Владимир Путин решительно выступил в защиту консервативных ценностей, благодаря которым Россия сможет противостоять идущему с Запада размыванию норм морали и "хаотической тьме средневековья" [24]). Осознание причастности к великой державе позволяет многим не обращать внимание на убожество частной жизни, произвол чиновников, грубость нравов и неработающие институты. Среди части интеллектуальной элиты страны все сильнее укрепляется мнение, что опорой нынешней власти является консервативная часть общества, численно в разы превосходящая его либеральное городское ядро. Согласно исследованиям ВЦИОМ, в 2011-2012 гг. к власти в целом относились лояльно и консерваторы (в большей степени), и либералы (в меньшей степени) [22]. Социал-консерваторы — то, что мы сегодня называем «консервативным большинством», - составляли 68% (сейчас больше 70%). из них треть была настроена скорее оппозиционно, а 2/3 — скорее лояльно. Либералы составляли 23%, как правые (сторонники рынка), так и левые (сторонники социальных приоритетов), -и их численность с того времени не изменилась. Консерваторы поддерживают традиционный образ России – могучего государства, державы с твердой властью, способной обеспечить социальную справедливость, противостоящей Западу. В то же время они мечтали о стабильном, спокойном развитии, аналогичном последнему периоду Советской власти, а не о революциях и смутах. Либералы, напротив, были ориентированы на минимизацию государства, снижение его влияния, формирование правового общества, в котором бы выше ценились демократические права и свободы. При этом внутри «консервативного большинства» с его двумя «подпартиями» - национал-государственников и левых государственников, вторые постепенно берут верх. То же намечается и среди либерального меньшинства, которое быстро левеет, дрейфуя к социал-демократической идеологии. В результате все большую популярность приобретала модель социально-ориентированного капитализма с госрегулированием определяющих сфер жизни и широкой экономической свободой на его "нижних" этажах - в мелком и среднем бизнесе, торговле и сфере обслуживания. Так, 69% россиян еще в марте 2007 г. выступали за пересмотр итогов приватизации, восстановление ведущего положения госсектора; 72% - за расширение круга регулируемых цен; 70% - за восстановление элементов государственного планирования; 54% - за запрещение свободной купли-продажи земли; 67% - за усиление госконтроля за предпринимательской деятельностью. Лишь 1% поддерживал сохранение контроля над природными богатствами страны за теми, кто «стал их официальным собственником в результате реформ последних лет» [21]. События 2014 г. внесли коррективы в содержание неформального общественного договора. Власть предложила стране мобилизационную модель, дав мечту (или иллюзию мечты) о «великой державе» взамен на право все активнее вторгаться в сферу личной жизни и индивидуальных свобод (например, через контроль соцсетей) и резко снизила социальные гарантии. Значительная часть среднего класса, поднявшая голову в «нулевые», снова оказалась на пороге бедности. И, что, вероятно, главное, - власть стала отождествляться с определенной идеологией, общество в соответствии с этим делиться на «правильное» и «неправильное». А это значило, что «красные линии» нового консенсуса сильно сдвинулись в одну сторону и раскололи общество на два неравных по размерам сегмента. В то же время данные ВЦИОМ в марте 2018 г. свидетельствовали, что значительного количественного роста самого консервативного большинства в последнее время не произошло, скорее, повысился «градус» его настроений. У людей появилось и укрепилось ощущение «единой нации» (по данным ВЦИОМ, с 2012-го по 2017 г. доля согласных с лозунгом «Мы — единая нация» выросла с 23% до 54% [8]). События 2014 г. пока еще только становятся предметом профессионального обсуждения. И с точки зрения не только внешней политики, но и их влияния на состояние российского общества. Мы наблюдаем атомизированное посттрадиционное общество, живущее в соответствии с индивидуальными стратегиями выживания и ориентированное на ценности массового потребления, с во многом разрушенными семейными традициями, низким уровнем солидаризма и самоорганизации. Это тот случай, когда матрица общественного автостереотипа (представлений общества и нации о самих себе) резко противоречит объективным оценкам состояния общественной морали и правосознания. Но сфера политического выбора, формирования массового сознания в государственно-политической сфере во многом относится также к сфере «идеального»¸ декларативного, и, как результат, на практике в большей степени воспроизводит архетипические пласты сознания, чем реальные интересы и мотивации. На уровне официальных ценностей сплочение безусловно присутствует. По данным ВЦИОМ за 2016 г., начиная с 2014-го примерно с 55-60% до 70% выросла доля тех россиян, которые гордятся своей страной. По данным Левада-центра, за то же время с 55-58% до 75-78% выросла доля тех, кто гордится символами России — ее флагом, гимном и т. д. [14, 15].
Режим клонится к упадку Сейчас снова возникает вопрос о недостаточной легитимности режима с точки зрения модели «народного легизма». Начал подвергаться сомнению и «державный легизм» власти. Для людей главным приоритетом становятся социально-экономические вопросы. По данным «Левада-центра», внешнюю политику президента России поддерживают 16% опрошенных в июле 2018 г. россиян. Два года назад 22% респондентов одобряли внешнеполитический курс Путина и называли его одним из главных плюсов главы государства [18]. Оставим показатели на совести интерпретаторов опроса, в ходе которого, судя по всему, вопросы задавались в открытой форме, без подсказки, что фиксирует лишь «ядерную» часть поддерживающих внешнеполитический курс, но в данном случае важна выявленная тенденция. Общественное мнение России вступило в фазу высокой турбулентности, когда одновременно действуют несколько разнонаправленных тенденций. Первая состоит в медленном, постепенном нарастании чувства усталости от власти и недовольства работой государственных и политических институтов. Это чувство усталости проявилось еще зимой 2011-2012 гг., когда в Москве и других городах страны прошли многочисленные протесты. Формально они были вызваны непрозрачностью подсчета голосов на думских выборах, но фактически за ними стояло недовольство решением В. Путина баллотироваться на третий срок в 2012 г. Рейтинг верховной власти в лице президента продолжал снижаться и в 2012-2013 гг. Это снижение не носило критического характера и позволяло осуществлять краткосрочные мобилизации «периферийной» части сторонников В. Путина за счет эффективной пропаганды и безальтернативности. Эта тенденция плавного снижения была сломана весной 2014 г. второй важнейшей тенденцией — долгосрочной мобилизации российского общества вокруг внешнеполитического курса президента и стоящей за этим курсом идеи «русского мира», нашедшей среди россиян множество сторонников. Ощущение «осажденной крепости», «кольца врагов», пытающихся задушить Россию санкциями, усиливало поддержку власти, так как переключала внимание с внутриполитической повестки, где дела шли далеко не столь успешно, на внешнеполитическую. Можно вспомнить конец 2014 г. с обвалом курса рубля в два раза и скачком цен. Это никак не сказалось на рейтинге президента страны. Более того, россияне в массе своей поддержали и контрсанкции против западных товаров, хотя они еще сильнее ограничивали ставшие привычными в «сытные» нулевые потребительские стандарты. Мобилизация продолжалась около трех лет, но в 2017 г. стали снова появляться признаки усталости от власти, а все больше россиян начали переключать свое внимание с внешней политики на внутреннюю и социально-экономические проблемы. Усталость эта оказалась не настолько серьезной, чтобы помешать новой краткосрочной мобилизации россиян вкруг президента перед выборами в марте 2018 г. Как известно, В. Путин выиграл их с беспрецедентно высоким результатом. Это была оценка, в первую очередь, его роли в присоединении Крыма. Сформировался своего рода «крымский консенсус», которой доминировал на этих выборах. Но сразу после них проявилась уже третья тенденция, связанная с резким недовольством россиян социальным курсом власти. Особенно - изменениями пенсионного законодательства, за которое ответственность на себя взял, хотя и не сразу, сам В. Путин. Наибольшие имиджевые потери понесли правительство и партия «Единая Россия». Интересно, что на фоне такого «звездопада» остаются относительно стабильными рейтинги региональных лидеров: падение с 43% до 36% не столь ощутимо, а в 2018 г. даже наблюдается незначительный рост. Это означает, что в сентябре 2018 г. в ряде регионов начинает проявляться феномен «снижения локуса контроля», то есть в качестве настоящей, реальной власти начинают восприниматься главы регионов и местного самоуправления. Это еще слабая, маловыразительная тенденция, но она может проявить себя в будущем, если центр в силу экономических трудностей и неэффективной работы «вертикали» управления начнет терять контроль за ходом событий. Судя по всему, что-то похожее происходит на Дальнем Востоке, где дает себя знать кризис доверия Москве, а не персональному региональному лидеру, и это своего рода «ассиметричный ответ» на потерю управленческой эффективности. Политические партии, суды, профсоюзы давно находятся на самом «дне» общественного доверия. Реформа политической системы, начатая в конце 2011 г., забуксовала, сама эта система сделала все, чтобы отсечь партии, представленные в Госдуме, от «неформальной мелочевки». При этом явно злоупотребила административным ресурсом. Всем потенциальным новым силам были поставлены непреодолимые административные барьеры. Как результат, в условиях обвального падения авторитета «партии власти» голосование становится все более протестным. По принципу — «кто угодно, только не...». Естественно, кровообращение в политическом организме страны забивается тромбами и шлаками. Снизилось доля считающих, что президент защищает интересы страны. С марта по октябрь 2018 г. (ИС РАН) доля таковых снизилась с 25 до 17%. Это означает, что нынешний политический режим все больше легитимируется силой инерции, чем активной поддержкой общества. Такова судьба всех персоналистских режимов, они длятся долго, переживают кульминацию, а потом начинают подвергаться эрозии. Иногда медленной, порой - стремительной. Но «бессмертных» рейтингов не существует: по данным ВЦИОМ, в течение всего нескольких месяцев после мартовских выборов нынешнего года В. Путин потерял почти 10 пунктов своего рейтинга, особенно в крупных городах [8]. Брожение, пусть не на улицах, но в соцсетях, нарастает, а обещаниям власти мало кто верит. Эпоха Путина пережила кульминацию и медленно клонится к своему завершению. Режим становится все более персоналистским, а баланс, лежавший в его фундаменте, оказывается разрушенным. Его неизбежное завершение несет огромные риски для страны и общества. Все больше людей хотят перемен — часто неосознанных, непродуманных, основанных на эмоциональном неприятии статус-кво. «Авторитет власти стремительно падает и в будущем уже не восстановится. Негативизм будет только усиливаться, новый экономический кризис или смена лидера резко усилят этот процесс. Власти придется работать в новых условиях, к которым пока никто не готов» [1]. Люди устали от отсутствия перемен, как 20 лет назад они устали от слишком быстрых перемен. Недавно в Москве, Владимире и депрессивном Гусь-Хрустальном С. Белановским были проведены фокус-группы [3]. По его мнению, эти исследования выявили исчерпание поддержки режима со стороны общества, хотя к протестным действиям люди не готовы, а сила инерции все еще велика. Вера во всесильную «сильную руку» («легистская» утопия), которая в начале «нулевых» обеспечила народную любовь к Путину, а позднее частично поддерживала его рейтинг, безвозвратно ушла в прошлое. Власть не справилась с обещанием навести порядок. Хоть порядок и понимается по-разному, всенародный консенсус состоит в том, что порядка в стране нет. Есть беззаконие. Следовательно, легизм утратил свою привлекательность и моральное обоснование. Зачем нужна сильная власть, если она не может навести порядок? А отсутствие порядка порождает множество самых разных несправедливостей. Люди воспринимают это крайне болезненно. Для решения этой проблемы нужны правовые институты, которые быстро не создашь. Кроме того, это настолько сложная задача, что на ее решение в лучшем случае потребуются годы. Минувшие полтора десятилетия стабильности (с дефолта 1998 г. до воссоединения с Крымом в марте 2014) заставили многих экспертов, да и простых граждан, поверить, что страна наконец-то преодолела вековую политическую смуту. Большинство опросов демонстрировали приоритет ценности стабильности над ценностью развития, связанного с риском (от 65% против 35% в 2014 г. до 54% против 46% в октябре 2017-го). По данным Института социологии РАН [5], сейчас доля сторонников стабильности уже несколько меньше доли сторонников перемен. За последние полтора года последняя выросла с 39% до 52%, а в наиболее «продвинутых» группах, в том числе и среди молодежи, превысила 60%. По данным ВЦИОМ, еще в апреле 2017 г. сторонники перемен получили поддержку более 50% россиян: «Запрос общества на стабильность в России ушел на периферию и сменился запросом на перемены» [8, 23]. По данным за март 2018 г. 45% полагают, что стране нужны быстрые, решительные перемены, 43% - что медленные, постепенные; и только 8% уверены, что серьезные перемены не нужны. Опрос, проведенный ИС РАН в апреле 2018 г., продемонстрировал развитие этого важнейшего тренда. Уже 55% опрошенных высказываются за быстрые перемены [6, 14, 15]. Запрос на перемены связан с массовыми общественными настроениями в отношении базовых принципов социальной справедливости («левый популизм»), и его ни в коем случае нельзя трактовать как желание вернуться в 90-е, к продолжению либеральных экономических и политических реформ. По данным ИС РАН, общество стремится к социальной справедливости, к борьбе с коррупцией, к преодолению нефтегазовой зависимости (51% и 41%, соответственно), к усилению обороноспособности (28%) и в гораздо меньшей степени — к усилению экономических и политических свобод и сближению со странами Запада (по 10%), к смене власти (12%). Одновременно левый запрос, связанный с идеями социальной справедливости, стал заметно преобладать над право-националистическим («правый популизм»), резко активизировавшимся после 2014 г. При «мягком рейтинге» проблем левая составляющая «путинского большинства» - социальная справедливость - примерно вдвое превышает правую составляющую — державу, традиции и порядок. Будущее россиянам видится в восстановлении базовых принципов социальной справедливости. Впервые за многие годы запрос на права человека, демократию, свободу вышел с 37% на второе место, сформировав вместе с запросом на социальную справедливость лево-демократический вектор, напоминающий конец 80-х в СССР. Дефицит «народного легизма» и левый образ будущего В чем же причины левой направленности «образа будущего»? Несмотря на годы стабильности и относительного достатка, общество так и не смирилось с ситуацией глубокого общественного неравенства, вызванного реформами начала 90-х гг.. Опросы рисуют картину классового, глубоко стратифицированного общества, наполненного агрессией, более разобщенного, чем когда-либо в своей новейшей истории. Налицо тотальное недоверие наших граждан и друг к другу, и к власти. Сегодняшний магистральный запрос на социализм носит ярко выраженный социал-патриотический характер. Но это запрос старшего поколения, который гораздо слабее поддерживается молодежью. На наш взгляд, приведенные данные не позволяют говорить о «левом повороте», о «левой альтернативе». "Левый поворот" - это определенная переоценка реальности. Чтобы говорить о нем в настроениях избирателей, нужно зафиксировать, по меньшей мере, запрос на солидарность - готовность к коллективным действиям в отстаивании прав на труд и достойное вознаграждение труда. Этот запрос предполагает активистскую установку - порыв, ищущий выхода в коллективных протестных действиях. И не просто порыв, а спонтанную организацию в форме профсоюзов и комитетов прямого действия. Наблюдается ли что-то похожее? Нет. Фиксируются только отдельные протесты, в основном, ущемлённых частных предпринимателей (малый бизнес) и зависимых от них наёмных работников. Тем не менее, настроения избирателей демонстрируют выраженный негативизм в отношении сложившегося в стране положения. Только этот негативизм и формирующийся вокруг него запрос - отнюдь не «левый поворот». Нынешний запрос предполагает пассивную установку - кто-то, а не сам переживающий субъект, должен придти и исправить неприятную ситуацию. Кто-то, а не сам субъект, должен взять на себя ответственность за действия по исправлению положения. Отсутствие массовых коллективных протестов при сильном негативизме говорит о том, что атомизация избирателей не преодолена и даже определяет логику их поведения. Большинство людей хотят, чтобы кто-то пришёл и решил их проблемы, и готово держаться за эту сильную руку, так как выживание при пассивной установке осуществляется путём поиска субъекта, которому люди выражают согласие подчиниться. Не случайно никакие «левые фронты» и тем более профсоюзы не пользуются в современной России массовой поддержкой, а КПРФ, по крайней мере, в период четвертьвекового руководства партией «вечным» Г. Зюгановым, гораздо больше отражала государственнические и даже клерикальные идеи, чем собственно левые. Впрочем, политический кризис, вызванный крайне непопулярной пенсионной реформой, может снова «надуть паруса» КПРФ, особенно если внутри партии произойдет смена поколений, и к руководству придут политики, готовые заниматься политической борьбой, а не ее имитацией. Справедливость, равенство, советский человек вкупе со свободой — вот основной вектор нынешнего общественного мейнстрима. В определенной степени его можно охарактеризовать как социал-демократический с большой поправкой на российские реалии, совсем не похожий на европейскую социал-демократию, так как отношение к «западному пути» в России остается чрезвычайно негативным. Какие из перечисленных ниже слов (понятий) вызывают у Вас скорее положительные чувства, а какие – скорее отрицательные?
Таблица 1. Использованы базы мониторингового исследования Института социологии ФНИСЦ РАН «Динамика социальной трансформации современной России в социально-экономическом, политическом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах»". Опрос проводился дважды в год, 9 волн по 4000 опрошенных в период 2014-2018 гг.
Правый легизм как основа посткрымского консенсуса и его спад
Вопрос о развитии экономики и росте благосостояния граждан становится центральным в представлениях россиян о будущем своей страны. На вопрос, что должна делать Россия, чтобы снова стать великой державой, 67% указывает на необходимость развитой современной экономики, а 66% - высокого уровня благосостояния граждан. Достаточно много, но все же только 41% полагают, что статус державы могут обеспечить мощные вооруженные силы. А очень популярный в 2014 г. вопрос о важности получить контроль над территориями, ранее входившими в состав России и СССР, выявляет всего 7% сторонников (причем в мягком рейтинге, позволяющем выбрать до 3 ответов). Это подтверждает ранее сделанный вывод о том, что внимание россиян переносится с внешней политики на внутреннюю, и представление о России как о державе переживает значительную трансформацию. Экономически процветающая держава с мощными вооруженными силами — такова теперь «мечта» российских граждан. Другим важнейшим маркером трансформации настроений россиян в отношении внешней политики стал их взгляд на события в Крыму, на Украине и в Сирии. «Крымский консенсус» не потерял силы. Как и раньше, подавляющее большинство россиян видит в воссоединении с Крымом больше позитива. Россияне считали и считают Крым исконно российским, а русские жители Крыма всегда считали себя россиянами, оказавшимися на Украине в силу исторического недоразумения. Позитивное отношение к присоединению Крыма - не свидетельство имперских амбиций россиян. «Крымский консенсус» останется внешнеполитической константой вне зависимости от того, кто будет руководить страной. Но существенно изменилось отношение к событиям на Донбассе. В 2017 г. доля противников участия России в конфликте составляла 30%, ныне — уже 50%[1]. В продолжении военного противостояния россияне больше не видят смысла. Меньше симпатий стали вызывать ДНР и ЛНР. Немалое раздражение вызывают потоки гуманитарной помощи, направляемые Россией в Донбасс, в условиях, когда их в пору направлять в Хакасию или Туву. Если отношение россиян к западным санкциям остается неизменно негативным (67%), то в полтора раза, с почти 80% до 47%, снизилась доля сторонников введенных Россией контрсанкций против западных товаров. Все с меньшим пониманием наблюдают наши сограждане за сырами и фруктами, которые давят гусеницами бульдозеров, тогда как аналогичные российские деликатесы подорожали в разы в условиях контрсанкций при сохраняющемся невысоком их качестве. Наконец, поддержка действий России в Сирии сократилась с 63%, когда Россия успешно громила ИГИЛ, до 26%, когда ИГИЛ уже был разгромлен, а Россия «подписалась» экономически и вооруженным путем поддерживать режим Башира Асада в Дамаске. Война, которая уже неоднократно объявлялась законченной (по крайней мере, со стороны России), продолжается. Россия прокладывает там дороги, строит детские садики, раздает гуманитарную помощь. Это вызывает все большее раздражение нищающей российской глубинки. Такие перемены в общественном мнении представляются очень значительными и важными. Не случайно после президентских выборов в марте 2018 г. общественное мнение начало выходить за «красные линии» прежнего консенсуса, стала снижаться оценка внешнеполитической деятельности руководства РФ. Понизились рейтинги С. Лаврова, Д. Рогозина и С. Шойгу. Эти перемены свидетельствуют о том, что россияне устали от Украины и Сирии, их все больше раздражает бесконечная трата денег и ресурсов. У современного патриотизма также проявляются свои опасные черты, на которые, в частности, обратил внимание А. Ципко: «Меня пугает …тот факт, что значительная часть населения современной России довольно спокойно реагирует на разговоры о …гибели человечества. Это говорит о том, что сложившаяся за четыре года привычка к жизни в осажденной крепости подрывает и без того слабый у нас инстинкт самосохранения» [27]. Не вдаваясь в суть поднятой А. Ципко проблемы, отметим, что части населения России в последние четыре года стало свойственно настроение экзальтации. Оно контрастирует со спокойной эпохой «нулевых», когда россияне наслаждались начавшимся приобщением к «потребительскому раю» и обустройством частной жизни. Будущее в тумане В России уже начался политический транзит. Он идет в условиях чрезвычайно углубившегося социального раскола, доходящего до взаимной ненависти. «Они все там одна банда!»- так, по сведениям профессора МГИМО В. Соловья, считают многие россияне [26]. По мнению цитировавшихся выше С. Белановского и М. Дмитриева, в России сложилось шаткое равновесие, которое может продлиться долго [3]. Замешано это равновесие на отказе от будущего. Россияне его не видят и не жаждут видеть. Есть консенсус в отношении того, что жизнь станет еще хуже, но никаких коллективно-практических действий он не подразумевает. Получается, что условный Путин поступил мудро, не предложив населению за 19 лет никакого четкого образа будущего. Сложился паритет: россияне этого образа не взыскуют, а власть его и не предлагает. Перечисленные тенденции хорошо укладываются в типичную картину нарастания контрэлитного популизма в массовом сознании. Основная причина – самый длительный кризис за весь период перехода к рыночной экономике, негативно сказавшийся на уровне жизни и постепенно усиливающий неудовлетворенность сложившейся ситуацией внутри страны. Смещение в сторону внутреннего локуса контроля в этом контексте служит признаком усиления контрэлитных настроений, возможного ослабления влияния власти на массовое сознание, - особенно с помощью центральных телеканалов, - и формирования запроса на более конкурентную электоральную политику с возможностью выбирать внесистемных кандидатов, не поддерживаемых властью. Готовность к переменам, в том числе к быстрым, непроверенным и рискованным, польза от которых может быть весьма сомнительна, указывает на стремление искать ускоренный выход из создавшегося положения, даже если он мнимый и только усугубит ситуацию. Проект пенсионной реформы, сырой, необдуманный, больше похожий на авантюру, - яркое подтверждение сказанному. Шанс на успешную самоорганизацию общества, объединенного в «нулевые» на негласном договоре с властью, оказался упущен, причем не только в политической, но и в экономической сфере. Страна стоит перед неопределенным будущим, снова не имея ни подходящих для перемен институтов, ни иных социальных инструментов. Все чаще раздаются предсказания катастроф и потрясений. Социолог Л. Блехер предполагает, например, что «наступит время ослабления российского государства настолько, что встанет вопрос о его существовании на нашей земле в централизованной форме. Об этом… могут говорить некоторые социологические признаки. Например, когда в нулевых годах стало заметно, что люди предпочитают идентифицировать себя сперва с конкретным регионом, а потому уже с Россией. И, когда это время наступит, государство придется переучреждать и решать, каким быть и ему, и нам всем» [20]. Основания для таких пророчеств есть, это характерно для закатных стадий исторических эпох [17]. Общество в состоянии постмобилизационной ломки снова вступает в свои исторические, много раз пройденные круги русской смуты. Постмобилизационная ломка очень опасна, особенно в условиях, когда ни у одной политической силы, у всех слоев общества, нет конкретного видения будущего. Все ресурсы общества бросаются в топку сегодняшнего выживания, а выживать при этом все труднее и труднее. Пассионарные личности, возбужденные призраком «русской весны», при крутых разворотах власти могут стать ее наиболее непримиримыми и опасными противниками. Когда этот материал был уже подготовлен, дискуссию вызвала статья В. Суркова, некогда «вершителя судеб» во внутренней политике России, о «долгом государстве Путина». Отвлечемся от явно художественных преувеличений и выделим в ней здравое зерно. Когда 20 лет назад формировалось «путинское государство», неожиданно оказавшееся для многих, и правда, долгим, в его основе лежал новый общественный консенсус, что обеспечивало власти безальтернативность (независимо от личностей во главе его). Сегодня это государство перестало быть безальтернативным, а исходный консенсус — разрушен. И теперь оно уже не сможет быть долгим, его глубокое переформатирование — вопрос скорого времени.
ЛИТЕРАТУРА 1) Белановский С. Опрос показал отношение россиян к власти. // «МК», 17 июня 2018 г. 2) Белановский С. Стратегическая альтернатива.https://belan.livejournal.com /269083.htmlДата обращения 6 августа 2018 г. 3) Белановский С. Тренды общественного мнения. Личный сайт http://www.sbelan.ru/index.php/ru/index.html. Дата обращения 6 ноября 2018 г. 4) Бельский Дм. Чего мы ждем от нового Президента. // «Комсомольская Правда», 16 марта 2000 5) Бызов Л.Г.Анатомия консервативного большинства [Электронный ресурс] // Сетевое издание центра исследований и аналитики Фонда исторической перспективы «Перспективы». URL: http://www.perspektivy.info/rus/gos/anatomija_konservativnogo_bolshinstva_ 2014-03-12.htm. (Дата обращения 19.02. 2017) 6) Бызов Л.Г. Взгляд в будущее и прошлое через призму современных общественных противоречий. // «Общественные науки и современность», №3, 2018 г. С. 66–80 7) Бызов Л. Идейные расколы и президентские выборы. // «Россия-ХХ1 век», № 3, 2018 г. сс.4-22. 8) Бызов Л. Идейные рубежи крымского консенсуса. Глава в кн. Выборы на фоне Крыма: электоральный цикл 2016—2018 гг. и перспективы политического транзита. Научный редактор: В. В. Фёдоров. М., 2018 г. 9) Бызов Л. Контуры новорусской трансформации. М., РОСППЭН, 2013. 10)Бызов Л. «Неоконсервативная волна в современной России- фаза очередного цикла или стабильное состояние?»«Мир России», 2010; том 19, №1. 11)Бызов Л. Новое консервативное большинство как социально-политический феномен. «Мир России», 2014, №4. сс. 3-35. 12)Бызов Л. Первые контуры постпереходной эпохи. СОЦИС, 2001, №4, сс 3-15. 13)ВЦИОМ: Рейтинг доверия Путину начал падение сразу после выборов. https://www.business-gazeta.ru/news/379562. Дата обращения 8 августа 2018 г.14)Гудков Л. «Сейчас Россия живет в эпоху безвременья». Интервью сетевому изданию «Русская сила». rusila.su›2014/11/02/sejchas-rossiya-zhivet…epohu…Дата обращения 15.09.2017 г. 15)Гудков Л. Общество патриотов. Россия удивляет. Интервью сетевому изданию «Русское ревю». thttps://russia-review.ru/index.php?id=92. Дата обращения 18.03.2018 г. 16)Делягин М. Стратегические требования к России: пора подумать о своих интересах. // «Свободная мысль», 2018, №4 17)Кагарлицкий Б. Революционная ситуация без революции. Сетевое издание «Вести региона». http://vestiregion.ru/2018/04/20/revolyucionnaya-situaciya-bez-revolyucii-nizy-zastyli-zhdut-otmashki-sverxu/Датаобращения 20.04.2018 г. 18)Кузнецов Дм. Снизилась поддержка внешней политики Владимира Путина. https://dailystorm.ru/news/v-rossii-snizilas-podderzhka-vneshney-politiki-vladimira-putina. Дата обращения 9.08.2018 г. 19)Матросова Н.К. Архетип как форма ориентирующего сознания. Вестник СПбгу, сер.17. 2013. вып.1. с.38. 20) Напреенко И. Обустроивший Россию. К 100-летию Александра Солженицына. Горький-медиа. 1 https://gorky.media/context/obustroivshij-rossiyu/?fbclid=IwAR1ct5u3-mdHA1SPerZjnPnPRkfQki83tOYeT4-rP73W7QcC2dC8kTiyqY8. Дата обращения 10.12.2018 г. 21)От Ельцина до Путина. Монография под редакцией Валерия Федорова, Москва, изд. и консалтинговая группа «Праксис», 2007 г.. 22)От плебисцита – к выборам: Как и почему россияне голосовали на выборах 2011-2012 гг. Под редакцией Валерия Федорова. Москва, изд. и консалтинговая группа «Праксис», 2013.23)Половина страны хочет перемен. Институт социологии РАН опросил россиян. http://profculturarb.ru/novosti/257-polovina-strany-khochet-peremen-institut-sotsiologii-ran-oprosil-rossiyan. Дата обращения 25.04.2018 г. 24)Путин противопоставил российский консерватизм западному хаосу. Послание Президента Федеральному собранию. Апрель 2018 г. ПитерТВ. http://piter.tv/event/Putin_protivopostavil_rossijskij_konservatizm_zapadnomu_haosu/Датаобращения 19.04.2018 г. 25)Самодуров Ю. Блог Ю. Самодурова на «Эхе Москвы», г. echo.msk.ru›Блоги›Юрий Самодуров›archive/2.html. Дата обращения 3.08.2018 г. 26)Соловей В. Блог на «Эхе Москвы».
https://echo.msk.ru/blog/vsolovej/2361943-echo/…Дата обращения 1 февраля 2019 г.
27)Ципко А.С. Хочет ли Россия уничтожить человеческую цивилизацию? Независимая газета, 5 апреля 2018 г. 916-963-6050. [1] Здесь и далее по тексту приводятся сравнительные данные 7 и 9 «волн» мониторинга ИС РАН в 2017-м и в 2018 гг., ссылка на которые уже давалась выше по тексту комментарии - 745
buy furosemide 20 mg <a href="https://lasixujm.com/ ">spironolactone and furosemide in heart failure</a> where can i buy furosemide 40 mg uk topical tamoxifen keloids <a href="https://nolvadexolf.com/ ">clomid oder nolvadex</a> nolvadex yu fitness bactrim side effects in guinea pigs <a href="https://bactrimzeb.com/ ">can you take bactrim with yogurt</a> bactrim 400mg 80mg bula probiotics while taking metronidazole <a href="https://flagylztu.com/ ">does metronidazole affect plan b</a> effects of metronidazole for dogs max daily dose of valacyclovir <a href="https://valtrexrfg.com/ ">alcohol while taking valacyclovir</a> how many valtrex per day pregabalin dosage <a href="https://lyricasxt.com/ ">lyrica for anxiety long term</a> what is the difference between lyrica and gabapentin pregabalin dosage <a href="https://lyricaecf.com/ ">pregabalin reviews</a> lyrica 75 mg capsules gabapentin sizes <a href="https://gabapentinsdf.com/ ">can you take prednisone with gabapentin</a> seponering av neurontin trazodone mayo clinic <a href="https://trazodonenui.com/ ">does trazodone help you sleep</a> trazodone and headaches medicamento glucophage 500 <a href="https://glucophagedvj.com/ ">levaquin metformin</a> glucophage etken madde nolvadex skin rash <a href="https://tamoxifenycs.com/ ">tamoxifen zoloft drug interaction</a> is there a generic tamoxifen prescription medication neurontin <a href="https://gabapentinaec.com/ ">neurontin 300 mg price in india</a> neurontin brand name 800mg lisinopril moa <a href="https://hydrochlorothiazidegvr.com/ ">hydrochlorothiazide interactions with ibuprofen</a> lisinopril mayo clinic ofloxacin metronidazole <a href="https://metronidazoleecv.com/ ">metronidazole neutropenia</a> thick white discharge after metronidazole gel what is atorvastatin calcium tablets <a href="https://atorvastatinexg.com/ ">why take lipitor at night</a> atorvastatin 10 mg reviews how long does it take for trazodone to make you sleepy <a href="https://trazodonetjc.com/ ">trazodone as sleeping aid</a> brand name for trazodone valacyclovir for sale <a href="https://valacyclovirsvt.com/ ">is there a difference between acyclovir and valacyclovir</a> apo-valacyclovir shingles [url=https://wm-lend.ru]https://wm-lend.ru[/url] [url=http://slkjfdf.net/]Oyacev[/url] <a href="http://slkjfdf.net/">Eixowibuj</a> icj.crqn.23pulse.runwww.23pulse.ru.llo.he http://slkjfdf.net/ Мой комментарий
|
Подписка
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
hydrochlorothiazide and hyponatremia <a href="https://lisinopriltgj.com/ ">hydrochlorothiazide vertigo</a> hydrochlorothiazide and potassium loss