Ориентиры исторического развития стран, народов и культур время от времени трансформируются, нередко самым радикальным образом. Далеко не все социокультурные явления и процессы могут вписаться в очередной исторический разворот или новую доминирующую линию. Они способны перейти (вынужденно, в силу собственного выбора, по воле случая) к скрытым формам развёртывания, чтобы через какое-то время попытаться взорвать «чужой» социальный порядок, пусть даже и ставший привычным. Теневые потоки, в отличие от многих поверхностных и одномерных социальных процессов, существуют на фундаментальных – культурных и мировоззренческих – уровнях общественной жизни.
Современное общество сталкивается с социокультурными формами, как идущими из прошлого, так и связанными с внедряемыми теми или иными политическими силами проектами будущего.
В нашу жизнь вторгаются «призраки прошлого» (распад великих держав, рабовладение, неоязыческие культы, национал-фашизм, уничтожение памятников культуры, претензии к историческому пути целых цивилизаций, великие переселения народов), которых, согласно расхожему мнению, не может и уже не должно быть, поскольку способы восприятия и методы противостояния им давно утеряны, в том числе потому, что были сочтены отжившими и ненужными.
Уход значительной части населения постсоветских стран от активной общественной деятельности означает утрату веры в свою способность открыто повлиять на «верхи», занятые в основном собственными проблемами. Это также означает, что униженные и оскорблённые, но сохранившие живую память люди (или их потомки и последователи) могут вернуться в официальную историю. Проснётся ли «спящий», ещё недавно можно было бы спорить, но после радикально-националистического теневого выброса 2013-2014 гг. на Украине, проблема (в очередной раз) перешла из теоретической в практическую область.
Наиболее сложная задача - увязка разрозненных событий и целевых установок в устойчивый, но скрытый социокультурный поток, способный к воспроизведению за пределами породившей его исторической ситуации [6. С. 174-177]. Такой подход позволяет поставить во главу угла осмысление теневой составляющей российской истории, которая из века в век не вписывается в рамки доминирующей модели модернизационного развития.
Теоретические установки исследования теневых потоков и форм
В научной литературе нет развёрнутой постановки проблемы теневых потоков истории. Теневые – по сути, а не по букве – формы никогда не были предметом целостного исследования; их анализ был, скорее, случайным побочным продуктом теоретических построений. Так, советский философ Г. Г. Шпет подметил момент «выпадения» из свободного общественного развития и перехода в тень, хотя и не оперировал данным понятием, старообрядчества. «И на деле старообрядчество осуществило свою нравственную и свою духовную культуру, истинное значение которой не раскрылось и пропало для истории, потому что культура эта не была принята в государственные формы», – писал он в 1922 году (выделение курсивом – О.В.) [25. С. 231].
«В смутных глубинах народного подсознания, как в каком-то историческом подполье, продолжалась своя уже потаённая жизнь, теперь двусмысленная и двоеверная. И, в сущности, слагались две культуры: дневная и ночная, – указывал на особенности развития культуры времён Киевской Руси российский философ и богослов Г.В. Флоровский. – Носителем ‘дневной’ культуры было, конечно, меньшинство… Заимствованная византийно-христианская культура не стала ‘общенародной’ сразу, а долгое время была достоянием и стяжанием книжного или культурного меньшинства… В подпочвенных слоях развивается ‘вторая культура’, слагается новый и своеобразный синкретизм, в котором местные языческие ‘переживания’ сплавляются с бродячими мотивами древней мифологии и христианского воображения. Эта вторая жизнь протекает под спудом и не часто прорывается на историческую поверхность. Но всегда чувствуется под ней, как кипящая и бурная лава... Грань между этими двумя социально-духовными слоями всегда была подвижной и скорее расплывчатой» [23. С. 3].
Теневые формы (отдельные элементы, явления и потоки) далеко не всегда не обнаружимы. Зачастую они хорошо известны, для многих очевидны и, тем не менее, не воспринимаются рационально, не замечаются на официальном уровне. Постмодерное восприятие апеллирует к «повседневности» и настаивает на отсутствии проблемы, что может, как в случае Украины, обернуться социальными катастрофами.
В рамках теневой истории мы имеем дело с реальными явлениями (вещами-для-нас), а не с чистыми сущностями (вещами-в-себе). В полотне истории теневые явления суть те же исторические явления, но обладающие особыми свойствами и специфическими формами реализации. Теневая составляющая истории – скрытая историческая форма (элемент, явление, процесс), привязанная к гранично-критичным (предельным и неустойчивым) способам процессуальной реализации истории. Она способна длительное время скрываться от взоров доминирующей социальной группы или быть недоступной её разумению.
В тени можно пребывать социально, этнически, политически, экономически и т.д. Далеко не каждая теневая форма способна выйти на свет, но наиболее устойчивые из них обладают для этого наилучшими возможностями. Вырвавшаяся на волю теневая форма может стать опасной для вмещающего её культурного, этнического, социального пространства, отказывающего ей в праве на существование или вовсе не подозревающего о ней.
Теневые потоки устойчивы и выстраиваются в ходе долговременного взаимодействия не слишком стабильных теневых форм; они увязываются воедино посредством теневой культуры, воспроизводящей сходные духовные установки и импульсы, и разворачиваются на фоне периферийных форм социального мировосприятия. Принадлежность различных социокультурных процессов к скрытому потоку может быть установлена по общности заложенных в их основание ценностей, а также соответственно способу и условиям их проявления.
Наиболее общие внешние условия возникновения теневых потоков привязаны к периодам смены и активного взаимодействия цивилизационных систем и внутренних этапов их развития. Условием возникновения теневого потока выступает наличие жизнеспособной культуры в состоянии системного кризиса, расколотой на ряд направлений, представляющей собой открытую переменам, неустойчивую и неоднородную целостность.
Под теневыми потоками российской истории следует понимать, в частности, скрытые социокультурные процессы и социальные течения XVII – начала XXI вв., сопровождавшие доминирующую «модернистскую» и преимущественно европоцентристскую (прозападную) линию отечественной истории, отстаивавшие право на самобытное развитие. Российская история этого периода являет, как минимум, четыре основных «поколения» теневых потоков, имеющих самобытный характер, следующих друг за другом, нередко пересекающихся, свободно действующих на «чужом поле», ненадолго сплавляющихся воедино в огне общенациональных кризисов и масштабных потрясений.
Наличие теневых потоков нельзя считать спецификой российской истории, хотя в ней они проявили себя наиболее рельефно, даже если не все из них (например, локальные теневые формы галицийского типа или же современные движения вестернизаторского толка) имели местное происхождение.
Теневой поток «святорусской» («святоотеческой») культуры
На особое место в истории России вправе претендовать мировоззренческий полюс, утверждавшийся по ходу развития великорусского этноса и ушедший «в тень» в середине XVII столетия. Сложившаяся в XV-XVII вв. совокупность верований, воззрений и стихийных мотиваций, так никогда и не оформившаяся в законченную теоретическую систему, имела духовно-мистический характер и положила начало первому у восточных славян историческому теневому потоку. Он может быть обозначен как «святоотеческий» или «святорусский», – соответственно теме сохранения истинной святости и древнего благочестия «православной Руси», доминировавшей в социальном мировосприятии эпохи.
Данный комплекс укореняется в нравах, привычках и бытовых стереотипах, приобретая огромный запас прочности в отношении внешних воздействий и социальных перемен. В требованиях его носителей звучит не только протест против социального гнета и невыносимых материальных условий жизни – отрицается вся последующая линия исторического развития. До конца XVIII в. связующим звеном данного теневого потока выступало старообрядчество, каноническое православие дониконианской поры, далеко не сразу превратившееся в движение «низов».
Православие, культурная доминанта завершающего этапа ранней истории славян, дало в новых условиях совершенно иные всходы. «Россия начинается не с нуля, – указывал Л.Н. Гумилёв, – а с отрицательных величин выродившейся цивилизации», чьё возрождение поначалу вылилось в отстаивание права на собственное мироощущение, дающее целостность культурной и социальной системе [9. С. 547]. Краеугольным камнем политической идеологии была идея земного устроения «православного царства», ставшая в XV в. достоянием и образованного населения, и массового сознания. Стоглавый собор 1551 г. утвердил сложившийся порядок как незыблемый и окончательный: «Посоветуйте и разсудите и умножте и утвердите, по правилам святых апостол и святых отец и по прежним законам прародителей наших, чтобы всякое дело и всякие обычаи строились по бозе в нашем царствии» [21. С. 218].
В переживании земной истории как «истории небесной», в попытках земного устроения задач сверхисторических заключался особый путь Московской Руси: со второй половины XV и до середины XVII вв. она во многом жила по меркам конца истории. Культурное двуединство старокиевской поры не было преградой историческому развитию – импульс к потрясениям позднего времени шел от мистической линии в православии. Характер «святоотеческого» комплекса великорусской культуры не раскрывался целиком, в XVII в. он совершенно по-разному проявил себя в Смуте и в Расколе. Эта двойственность сохранилась в нём и далее. Всесословная активность Смутного времени не означала разрыва духовной цельности великорусского общества – при всём различии социальных положений и политических позиций источником удовлетворения духовных потребностей была православная вера.
Новое влияние, пришедшее из Речи Посполитой и, позднее, Малороссии, не было принято ни книжниками, ни простым народом. «Отеческое откиня, им же отцы наши, уставом до небес достигоша, да странное богоборчество возлюбиша, – жалуется протопоп Аввакум и восклицает: – Ох, ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелося немецких поступов и обычаев» [17. С. 345-349].
Основная тема раскола была связана с глубокой верой в национальную самобытность великороссов, с верой в то, что конец истории этого мира связан с судьбой России. В.В. Зеньковский в этой связи указывал: «Для старообрядчества решался не местный, не провинциальный вопрос, а вопрос всей мировой истории - и потому тема Антихриста не была случайной или поверхностной в богословском сознании старообрядцев... и в старообрядчестве от православия отходила в сторону не сама теократическая идея, а соблазн ‘натурализма’, т.е. отождествления ‘природного’ исторического порядка, хотя и освящаемого Церковью, но не святого, с мистическим порядком Царства Божия. По существу, со старообрядчеством отходила в сторону и утопия ‘святой Руси’, понимаемой как уже воплощенная в историю реальность» [10. С. 52-53].
Ощущение «богооставленности» государства прочно внедрилось в массовое сознание, и хотя до поры не переносилось на правящую династию, уводило от попыток мирного изменения социальных отношений. За «старую» веру, по разным оценкам, держалось от четверти до половины всего населения России.
Смещение «святоотеческого» комплекса культуры в тень совпало по времени с окончательным закрепощением крестьян и переходом от сословно-представительной к абсолютной монархии. Это предопределило его важнейшие направления – поиск высшей правды, борьбу за устранение крепостной зависимости и противостояние лишившемуся благодати государству. Выступления «низов», поначалу стихийные, в дальнейшем, к середине XVII в., обрели собственных организаторов (самозванцев, впервые на Руси) и программы действий и могли опереться на выстраданную традицию. Вышедший за рамки духовно-мистического течения теневой поток, таким образом, получил мощное культурное основание и прочно утвердился в социальной сфере.
Народная масса жила одновременно в двух культурных мирах, не будучи в состоянии прочно утвердиться ни в одном из них. «Петровская императорская Россия не имела единства, не имела своего единого стиля, – отмечал Н.А. Бердяев. – Но в ней стал возможен необыкновенный динамизм… От реформы Петра идёт дуализм, столь характерный для судьбы России и русского народа, в такой степени неведомый народам Запада» [1. С. 55]. Наиболее талантливая часть «низов» на лету схватывала азы учёности, правдами и неправдами прорывалась «наверх», пыталась преуспеть на государственной и военной службе. Но таких было относительно немного.
Через «бунташный» век прокатилась целая волна крупных и малых народных волнений, которые не просто увязываются в теневой поток, но в ряде случаев имели отношение друг к другу на персональном уровне [4]. Крестьянская война, частью которой было восстание под предводительством Ивана Болотникова, охватила практически всю европейскую часть страны и продолжалась с 1603 по 1614 гг. Городские восстания 1648-1650 гг. в Москве, Новгороде и Пскове (наиболее значительным был «Соляной бунт» 1648 г. в Москве) не могли не затронуть участников событий времён Смуты: немалое их число спустя тридцать лет было еще живо. В «Медном бунте» 1662 г. в Москве приняли участие не только стрельцы, посадские и дворовые люди, но и солдаты полков иноземного строя. В Соловецком «сидении» 1668-1676 гг. участвовали монахи, недовольные реформами патриарха Никона, крестьяне, посадские люди, беглые стрельцы и солдаты, а также сподвижники Разина. Вторая крестьянская война 1670-1671 гг. под предводительством Степана Разина была широким движением крестьян, холопов, казаков и городских низов, среди которых оказались и бывшие участники «Медного бунта». Перемены в церковном обряде на тот момент почти не затронули регионы Дона и Волги, а потому защита «старой» веры не была насущной проблемой.
Среди участников стрелецкого бунта 1682 г. в Москве («Хованщина») были стрельцы-разинцы, высланные из Астрахани, а также прибывшие из дальних скитов старообрядцы, которые проповедовали в стрелецких полках возвращение к старой вере. В 1688-м донские казаки-раскольники готовили новое восстание («хотели /…/ воровать, как Стенька Разин»). Стрелецкий бунт 1698 г. в Москве был вызван тяготами службы в пограничных городах, изнурительными походами и притеснениями со стороны полковников. В 1705-м в Астрахани произошел последний из стрелецких бунтов. В нём приняли участие сосланные московские стрельцы и солдаты, а также представители местного духовенства, которые распространяли слухи о том, что царь будто бы хочет «переменить веру, разделить государство и выдать всех русских девиц замуж за немцев».
После подавления восстаний 1682 и 1698 гг. на Дон бежали не только посадские, но и стрельцы, солдаты и раскольники. В 1707-1709 гг. здесь развернулась третья крестьянская война под предводительством Кондратия Булавина и Игната Некрасова, относивших себя к староверам. Булавинский полковник Иван Лоскут в ранней юности состоял при Разине. Преемник Булавина Некрасов вместе со своими сторонниками ушел на Кубань. В 1740 г. казаки-некрасовцы, спасаясь от царских войск, переселились в Османскую империю (на территорию современной Румынии). Их потомки более двухсот лет жили по «заветам Игната», отдельной старообрядческой общиной, а затем частью слились с липованами, а частью (в 1962 г.) вернулись в СССР [14; 20.].
Предводитель четвёртой крестьянской войны 1773-1775 гг. Емельян Пугачёв родился в станице Зимовейской на Дону, на родине Разина. Накануне восстания Пугачёв находился в бегах и жил среди староверов – в Малороссии, Вятке и Поволжье, где и утвердился в мысли постоять «за свободу и волю» и был поддержан старообрядческим игуменом Филаретом. В рядах пугачёвской армии были многие повстанцы прошлых лет, а сам «Пугачёвский бунт» стал вершиной крестьянских восстаний и волнений, шедших на всём протяжении 1760-х гг. после воцарения Екатерины II, отменившей указы Петра III (например, о переводе монастырских крестьян в ведение государства). Одним из своих манифестов «государя Петра Фёдоровича» осени-зимы 1773-1774 гг., помимо освобождения крестьян от крепостной зависимости, отмены помещичьих работ, государственных налогов и повинностей, Пугачев жаловал своих «подданных» «крестом и бородой».
Тем не менее, наибольших успехов достигла та часть старообрядчества, что, избегая бунтов, удержалась в посадском сословии и утвердилась на почве периферийного промышленного и торгового капитала. Как отмечал советский историк Н. М. Никольский, «начиная с XVIII в. новые общины раскольников слагаются преимущественно за рубежом. Это была такая же оживлённая эмиграция и по таким же мотивам, как эмиграция из Англии пуритан XVI в. и индепендентов в XVI и XVII вв.» [15. С. 270-271]. На протяжении первой половины XVIII в. миграция была наплавлена от центра к дальним северным, южным и восточным окраинам страны, включая Сибирь, Алтай и Дальний Восток. География Раскола обрела всероссийский характер.
Новые проявления теневого потока были связаны с потрясениями 1812 года. Народные массы проявили подлинное патриотическое чувство и показали себя реальным субъектом истории. «На защиту отечества народ поднимался в 1812 г., как свидетельствовали очевидцы, ‘не по распоряжению начальства’, а ‘сам собою’ с первых же дней войны, – отмечал Н. А. Троицкий. – Хотя царь повелел созывать ополчение только в 16 губерниях (ещё не объятых войной, но достаточно близких к театру войны), простой люд рвался к оружию буквально повсюду, вплоть до Сибири» [22].
В то же время среди крестьян было немало тех, кто пытался отстоять свои права самостоятельно. Правительству со всех сторон доносили, что мужики «ожидают какой-то вольности», что крестьяне, надеясь на приход французов, не слушают уговоров, выходят из повиновения, жгут помещичьи усадьбы и пытаются «добыть себе свободу». Если за 1801-1811 гг. произошло 204 таких выступления, то в одном лишь 1812 – целых 67, причем как минимум в 20 случаях они были подавлены лишь с помощью войск. Такого количества выступлений не было даже в годы наивысшего подъёма крестьянского движения – 1818 и 1822 гг. (40 и 46 волнений соответственно) [22].
И помещики, и крестьяне Минской, Витебской, Смоленской губерний иной раз искали помощи французов. Осенью 1812-го бунтовали московские и саратовские ополченцы, а самым грозным был декабрьский бунт трёх полков пензенского ополчения, в ходе которого повстанцы грозили обидчикам тем, что «это не при Пугачёве: тогда вас не всех перевешали, а нынче уже не вывернетесь» [19. С. 74-113].
После войны крепостные, по словам декабриста Н.И. Тургенева, «вполне справедливо думали, что заслужили себе свободу». Среди крестьян ходили слухи, «что будто прислано, чтоб народ крепостной сделать свободным», а из имений помещикам нередко сообщали, что «некоторые крестьяне совсем бунтуют и в послушание нейдут, ожидая, что будет воля». Но царский манифест от 11 сентября 1814 г., который по случаю победы одаривал милостями и льготами все сословия, сухо возвестил: «Крестьяне, верный наш народ, да получат мзду свою от Бога» [3. С. 48-49].
Народ вытеснялся в тень, идеальным инструментом для этого правительству виделись военные поселения. Для «надлежащего воспитания» поселян правительство организовывало и поддерживало образцовые хозяйства немецких колонистов. Такие выступления масс, как волнения в лейб-гвардии Семёновском полку в октябре 1820-го, были редки и не выходили за рамки теневых явлений. Хотя иной раз подобные явления имели продолжения, позволяющие считать их частью более устойчивых течений. Так, в восстании Черниговского полка в Малороссии (29 декабря 1825 г. – 3 января 1826 г.) активно участвовали бывшие семёновцы (141 человек), разосланные по армейским частям [13. С. 86].
В первой половине XIX в. урбанизация, потребности растущих промышленности и торговли, разрушение помещичьего хозяйства и разложение сельской общины закрепили разрыв со сверхисторической традицией и установили утилитарные и прагматические ценности.
В событиях второй половины XIX в. теневые потоки, опиравшиеся на установки и ценности «святоотеческого» типа, себя не проявили. Накануне освобождения крестьян фасадная система николаевской России была столь монументальной, что военные неудачи Крымской войны 1853-1856 гг. не нашли отклика ни у народных масс, ни у образованных слоев общества. Накануне реформы крестьянство о своих требованиях не заявляло, зная о работе различного рода комиссий и комитетов. И это затишье пугало правящий класс: «главное опасение» императора Александра II, по его признанию, состояло в том, чтобы освобождение крестьян «не началось само собой снизу».
В пореформенный период скрытые социокультурные комплексы не проявляли себя. Зато обнаруживали себя установки более древние, связанные с архетипами социального мировосприятия. Простой народ не принял «Общего положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», полагая этот документ подложным, «ожидая, что им будет предоставлена ‘полная воля’, а это значило в их глазах, что тотчас же падёт всякая власть помещиков и что они получат в собственность без всякого выкупа не только всю ту землю, которой они пользовались при крепостном праве, но даже и помещичью землю, за которую уже царь помещикам будет платить ‘жалованье’» [12. С. 103].
Крестьянская масса не проявила интереса к идеям народнического социализма («хождение в народ» середины 1870-х гг.). Но народ вовсе не «безмолвствовал»: время от времени он пробуждался к активности и вновь замыкался в себе, ибо текущие процессы не отвечали привычным мотивациям носителей «святорусских» ценностей, не «узнавались» ими. Поэтому в ходе Первой русской революции, самого крупного из общественных потрясений пореформенного периода, народные массы не растворились в иных социально-политических движениях. Крестьяне действовали самостоятельно, их активность принимала самые нецивилизованные формы (грабежи, убийства, погромы, поджоги, разрушение производственной и транспортной инфраструктуры, уничтожение делопроизводства), а их целью являлся не столько захват собственности частных лиц (такие требования чаще встречались в западных и юго-западных губерниях), сколько полное вытеснение их из деревни (в центральных регионах страны в основном ожидали «чёрного передела»).
«Пугачёвское» остервенение крестьянства не было секретом для современников. Согласно корреспонденту журнала «Труды вольного экономического общества» (за 1908 г.), в Бобровском уезде Воронежской губернии наблюдалось следующее: «Ход погромов почти во всём уезде одинаков: сначала шли ребятишки, девки и бабы, бросались в сад на фрукты, а затем уже подходили взрослые и начинали грабёж, причём большинство владельцев уходили или уезжали из хуторов при первом появлении грабителей, которые говорили, что за ними идут ‘600 стюдентов с пушкой’ и ‘всё равно всё сожгут’. Уже от ‘600 стюдентов с пушкой’ веет на нас чем-то очень архаическим: но соседняя Курская губерния видела картину ещё более… ‘стильную’: парень из соседней деревни… явился в полушубке, поверх которого были надеты синие и красные ленты. Он сидел на кресле и распоряжался погромом». Позже М. Н. Покровский писал: «Едва ли этот парень видел картину Перова и соблазнился случаем воспроизвести её в такой подходящей обстановке. Если в борьбе с паровыми молотилками перед нами Англия начала XIX века, то здесь мы видим русский XVIII век, подлинный, без всякой примеси» [18. С. 327].
Радикально-революционный теневой поток пореформенного периода
Теневой поток революционно-радикального типа (теневой поток «второго поколения») развивался по ходу включения России в модернизационный процесс середины XIX – первой трети ХХ вв., тяготел к активному вмешательству в историю и носил выраженный духовно-идеологический, а на последних стадиях и социально-политический характер. Он был связан со служилой интеллигенцией и проявился в разнородных течениях общественной мысли, ориентированных на поиск новых направлений развития, скорейшее преодоление отставания от Западной Европы и решение проблемы культурной самобытности России. «От всех этих порывов, колебаний из стороны в сторону... в общественном сознании отразилось, кажется только одно... историческое представление, – что русская жизнь сошла со своих прежних основ и пробует стать на новые, – указывал В.О. Ключевский. – Русская история опять разделилась на две неравные половины периода, дореформенную и пореформенную, как прежде делилась на допетровскую и петровскую, или древнюю и новую, как они еще назывались» [11. С. 182].
Неустановившееся положение российского общества относительно «традиционного» и «модернистского» полюсов культуры сохраняло общую радикальную устремленность общественной мысли, постоянно будоражило основные темы прошлого, не давало утихнуть многовековому спору «западников» и «славянофилов» и вело к постоянным колебаниям между реформами и контрреформами. «Когда вглядываешься теперь в прошлое, наученный настоящим, – писал в 1923 г. С. Л. Франк, – становится ясным: русская революция началась не в 17-ом и не в 1905 году. Идеологически она идёт по меньшей мере от декабристов и уж совсем явственно от Белинского и Бакунина. Как общественное движение, как выступление и продвижение вперед нового общественного строя, с резко оппозиционным настроением и разрушительными в отношении старого порядка тенденциями, она начинается /…/ уже в начале второй половины XIX века, в конце 50-х и начале 60-х годов» [24. С. 211-212].
Беспочвенная радикальная интеллигенция, подчинила всё многообразие доступных ей общественных сфер – науку, искусство, философию, религию, частную жизнь – абстрактному «идеалу политической свободы» (С.Л. Франк). Народные массы, напротив, не были в состоянии отказаться от традиций и включались в течение новейших процессов лишь в периоды величайших потрясений, отмеченных временной утратой (или «затемнением») этой основополагающей связи. Но и тогда духовные искания оставались достоянием одной только образованной части общества. Н. А. Бердяев указывал на «разрыв между интересами высшего культурного слоя ренессанса и интересами революционного социального движения в народе и в левой интеллигенции, не пережившей еще умственного и духовного кризиса. Жили в разных этажах культуры, почти что в разных веках» [2. С.260].
Слияние радикальных (антибуржуазных, антифеодальных, антивоенных, национально-освободительных, чисто деструктивных) потоков и форм впервые произошло в годы Первой мировой войны, в условиях структурного кризиса модернистской системы буржуазного типа. Революция могла бы свершиться и без войны, но была бы иной. Народ пробудился к активности не только из-за своего патриотического порыва, но и под влиянием правительственной пропаганды, призывавшей к «священной войне» и называвшей ее «Второй Отечественной». Народ («человек с ружьём») не просто перестал повиноваться и направил штыки против власти, сдавшей немецким войскам значительную часть территории страны и отодвинувшей решение десятилетиями зревших социально-экономических проблем: он пошел по пути «чёрного передела» земли и собственности.
Русская революция, величайшая в XX столетии, была подготовлена тремя веками раздельного существования самобытных исторических потоков и вызревала в образованном служилом сословии, по меньшей мере, полвека. Она направлялась духовными комплексами, подобными старомосковскому «святоотеческому», но также выступала как чрезвычайно запоздалая реакция на ту модернизационную модель, которая начала утверждаться еще в XVII-XVIII вв. и обрела зримые очертания к началу XX века.
Глубинные истоки революции надо искать в духовных процессах, десятилетиями и столетиями свершавшихся в народной душе. «К 1917 г. народ в массе своей срывается с исторической почвы, теряет веру в Бога, в царя, теряет быт и нравственные устои... В 1917 г. народ максимально беспочвенен, но и максимально безыдеен. Отсюда разинский разгул его стихии», – указывал Г.П. Федотов. По свидетельству французского посла в России Мориса Палеолога, «с московских времен русские не были, быть может, настолько русскими, как теперь» [16. С. 94].
Теневые потоки времён СССР
Теневые потоки времён СССР (теневые потоки «третьего поколения») имели самобытное происхождение и отличались разной идейной и мировоззренческой направленностью; они формировались в ходе исторического «забегания вперед» и утвердились не ранее середины 1950-х – начала 1960-х гг. Теневые потоки советского типа опирались на подавленные и идейно опороченные социокультурные основания, не враждебные социализму, но одинаково (хотя и по разным причинам) неприемлемые и для фасадного «марксизма-ленинизма», и для вытесненного на периферию крестьянского мира. К таким основаниям относились частная собственность, общегражданские ценности, политический плюрализм, социальная стратификация.
Носители теневых потоков поначалу были представлены прагматически мыслящей частью партийно-государственного аппарата и малыми группами интеллигенции, опиравшимися на осколочные ценности предыдущих поколений теневых потоков. А затем – наиболее активной частью всех «несистемных» социальных и, особенно, национально-культурных групп, проявлявших себя в ходе реализации крайне неоднозначной программной установки на национально-государственные автономии в рамках советского государства.
При СССР в тени пребывали не только течения, возникшие в противовес советской системе, но и элементы теневых потоков предшествующих поколений. Поэтому будет правильным различать теневые потоки, возникшие при СССР, и потоки, проявившиеся при СССР. Кроме того, извне были привнесены (например, галичанами-униатами, закарпатскими и прибалтийскими этносами) теневые потоки и формы, присоединённые в готовом виде, без существенного изменения исходного этнокультурного и социального содержания. Наряду с ними существовали также поддержанные или внедрённые извне неустойчивые, достаточно случайные по своему происхождению, порывающие с исходной культурной средой, опирающиеся на заёмный ресурс теневые формы (таковы чисто прозападные движения «правозащитного» толка). Все эти формы не были изолированы друг от друга и находились в рамках общей социальной реальности.
Важной особенностью периода было то, что фасадная система «коммунистического» типа утвердилась раньше, чем противостоящие ей теневые потоки. Поначалу действовали потоки смешанного типа и изменённые теневые потоки прежних «поколений». Партийно-государственный фасад хотя и испытывал трансформации по ходу развития, но по сути оставался неизменным. Развёртывание теневых потоков советского типа было обусловлено внутренними переменами в фасадной системе и её переориентацией на выход за рамки закрытой «сталинской» модели. Поэтому следует различать шаги, направленные на выход из тупиковой зоны «казарменного коммунизма» («десталинизация») и переход к новым путям общественного развития, и их ближайшие и отдалённые последствия.
Курс независимого модернизационного развития никогда не имел внутренней целостности и поэтому обернулся не только величайшими внешнеполитическими победами, огромными позитивными переменами в обществе, подъёмом культуры и выдающимися технологическими прорывами 1960-1980-х годов. Он сопровождался отсутствием действенного общественного контроля над партийно-бюрократическим аппаратом, структурным кризисом социалистической системы хозяйствования, высвобождением скрытой «критической массы» самых разных установок и побуждений. Это, в конечном счете, привело к распаду СССР, череде региональных конфликтов, стремительной и исключительно жестокой стратификации и утрате каких бы то ни было видимых перспектив для подавляющего большинства населения.
Значительная часть партийно-государственной номенклатуры отдавала приоритет стяжанию материальных благ, превратив находившуюся под её управлением «общенародную собственность» в собственность частную, формально запрещённую. Лучшие представители интеллигенции, напротив, пытались восстановить разорванную связь времён, сосредоточившись на преодолении негативного наследия сталинского периода, стараясь наполнить реальным содержанием понятие «советской демократии».
В середине 1980-х гг. известный советский учёный А.П. Бутенко предположил, что сущность реального социализма не может быть сведена к научному социализму, и предложил обратиться к изучению «той реальности, которая иногда хотя и называется социалистической, но в действительности такой не является». Он рассматривал понятие «реальный социализм» в паре с понятием «деформации социализма». «Деформация социализма – это чуждое природе социализма явление, – отмечал философ, – могущее возникнуть в ходе строительства нового общества как …результат отказа от основ научного социализма, как следствие извращения принципов социализма. Оно состоит в замене действительных социалистических основ и механизмов функционирования …общественной жизни иными основами и механизмами (общественной собственности на средства производства групповой или бюрократической; принципа распределения по труду уравниловкой; механизма демократического централизма механизмом бюрократического централизма или анархистского децентрализма; механизма двусторонней связи управляющих и управляемых механизмом одностороннего командования сверху)» [5. С. 88-90].
«Лихие 90-е» стали во многом итогом «социалистического» периода развития. Тотальному погрому подверглись сложившиеся в советский период общественные формы и их экономические, научные и культурные основания. Если вспомнить, как утверждалась «власть Советов», сколько лжи сопровождало извилистые пути советской истории, то станет понятна отстранённость граждан от пустых лозунгов официальных лиц разваливающегося государства.
Теневые потоки постсоветского периода
Теневые потоки постсоветского типа (теневые потоки «четвёртого поколения») находятся на этапе становления; они не могут быть строго привязаны к одним лишь текущим событиям и являются социокультурными процессами с открытым финалом. Поэтому знание о них будет неизбежно носить вероятностный характер. К культурно, ментально и социально расколотой постсоветской реальности, содержащей значительное число (но далеко не «критическую массу») теневых форм, примешивается часть теневых потоков прежних поколений или их остаточных элементов и многочисленных переходных форм.
Современные социальные процессы испытывают не только усиленное давление агрессивной информационной среды, но и гораздо чаще, чем во времена прежних трансформаций, подвергаются воздействию архаических и периферийных комплексов мировосприятия.
Современные теневые потоки зачастую обретают протестную окраску и могут быть быстротечными и весьма поверхностными. Они слабо связаны с культурой, ориентированы на разрушение традиционных социокультурных оснований, историоборчество, подвержены внешним (как правило, подрывным) воздействиям. Современные фасадные структуры уже не просто несут в себе теневые начала («теневая политика»), но, по большей части, постоянно пребывают на теневой стороне. Они лишены идейного содержания и почти целиком скрыты за «дымовой завесой» примитивных симулякров и PR-акций.
К важнейшим проявлениям теневых потоков «четвёртого поколения» относятся цветные революции, возникающие на местной почве как выстраданная реакция на тотальную коррупцию и чиновничий произвол. Их направляют внедрённые теневые течения и локальные агрессивные теневые формы этнокультурного типа (например, из среды инкорпорированных в СССР после Второй мировой войны жителей бывшей польской Галиции или из переформатированных по ходу цивилизационного дрейфа этнических русских и русскоязычных граждан независимой Украины), получающие негативную мотивационную, организационную и материальную подпитку извне [7. С. 30-35; 8. С. 185-199].
Преемственность и культурные эстафеты хорошо просматриваются у теневых потоков «третьего» и «второго поколений» – в кругу традиционной служилой интеллигенции (стремительно сокращающейся, искусственно маргинализируемой новыми «хозяевами жизни», но всё ещё располагающей мощным культурным потенциалом) и внутри закрытых этнонациональных групп (сильных своей сплочённостью, использующих методы выживания домодернизационного периода). В постсоветских странах отложенные теневые формы сфокусированы вокруг проблемы социальной справедливости, а также этнокультурных и межцивилизационных отношений.
«Молчаливое большинство», прежде всего, многомиллионная масса русских и русскоязычных граждан бывшего СССР и их потомков, предоставленная самой себе и ставшая объектом многолетнего тотального идеологического и антикультурного подавления, раскалывается между самыми разными тенденциями. Между готовностью к теневому прорыву в историю в традиции «чёрного передела», тупым и покорным подключением к навязанному извне цивилизационному «выбору» (по типу «с чистого листа») и жестким неприятием государственных стратегий вестернизаторского типа.
* * *
Изложенное позволяет сделать следующие выводы:
1. Теневые потоки российской истории несут собственное представление о месте и роли России в мире и предлагают особое решение проблемы «догоняющего» развития. Они лишены институционального наполнения и опираются на культурно-мировоззренческие комплексы, реализация которых отодвинута во времени. Их полное подавление не было завершено или невозможно, они сохранили ресурс для выхода из тени.
2. Многовековое балансирование на грани различных цивилизационных систем порождает массу скрытых ценностных ориентаций, не связанных ни с одним открыто развивающимся течением российской истории. Они способны выйти наружу во времена структурных кризисов и могут обернуться стихийными радикально-оппозиционными движениями, которые не признают принятых норм и правил поведения и сметают на своем пути всё чуждое им.
3. Исчерпание отдельной теневой линии-«поколения» не означает прекращения развития всего теневого поля. На месте одного потока проявляются другие, ориентированные на решение того же или сходного круга задач. Теневые потоки редко непрерывны, но зато возобновляемы и обладают способностью к восстановлению утраченных позиций и форм.
4. Теневые потоки способны существенно скорректировать ход развития исторической «линии», «цикла» и истории в целом, привнося дополнительный социокультурный ресурс или, напротив, избавляя от излишнего ресурса. В теневых потоках и формах накапливается весомый потенциал грядущих социальных трансформаций. Влияние теневых течений становится устойчивым, зачастую решающим, крайне неожиданным и неоднозначным фактором отечественной истории.
Литература
- Бердяев Н. А. Духи русской революции // Из глубины: Сборник статей о русской революции / С.А. Аскольдов, Н.А. Бердяев, С.А. Булгаков и др. М.: Изд-во Моск. ун-та. 1990.
- Бердяев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX века // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. Сб. ст. М.: Наука. 1990.
- Бестужев А. А. Письмо к Николаю I из Петропавловской крепости // Декабристы: к столетию заговора. 1825-1925. Сб. статей и материалов / Под ред. С.Я. Штрайха. М.: Молодая гвардия. 1925.
- Буганов В.И. Крестьянские войны в России XVII—XVIII вв. М.: Наука. 1975.
- Бутенко А. П. Социализм как мировая система. М.: Политиздат. 1984.
- Вусатюк О. А. Теневые потоки российской истории // Наука. Политика. Предпринимательство. 1999. №1-2.
- Вусатюк О. Цивилизационные дрейфы и цивилизационная безопасность восточноевропейского мира // Экономические стратегии. № 5-6. 2005.
- Вусатюк О.А. Мифологема «цивилизационного выбора» и её роль в размывании современной восточнославянской идентичности // Восточнославянская цивилизация: история и современность. Сб. материалов международной научно-общественной конференции (Киев, 22-23 ноября 2012 г.) / Отв. ред. П.П. Толочко. Киев – Минск – Москва: Изд. дом «Русское слово». 2013.
- Гумилёв Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. М.: Мысль. 1993.
- Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 1. Ч. 1. Л.: МП «ЭГО». 1991.
- Ключевский В. О. Русская историография 1861-1893 гг. // В.О. Ключевский. Неопубликованные произведения / Сост., археографич. послесл. и коммент. Р.А. Киреева, А.А. Зимин. М.: Наука. 1983.
- Корнилов А.А. Курс истории России XIX века / А.А. Корнилов; Вступ. ст. А.А. Левандовского. М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ». 2004.
- Лапин В.В. Семёновская история: 16–18 октября 1820 года. Л.: Лениздат. 1991.
- Лебедев В.И. Булавинское восстание (1707-1708). М.: Просвещение. 1967.
- Никольский Н. М. История русской церкви. М.: ООО «Изд-во АСТ». 2004.
- Палеолог М. Царская Россия накануне революции / Пер. с фр. 2-е изд. М.: Международные отношения. 1991.
- Петров А. Челобитная царю Федору Алексеевичу; Об иконном писании // Древняя русская литература. Хрестоматия. Учебное пособие для студентов пед. ин-тов по спец. №2101 «Рус. яз. и лит.» / Сост. Н.И. Прокофьев. М.: Просвещение. 1980.
- Покровский М. Н. Русская история. Т. 3. СПб.: ООО «Издательство «Полигон». 2002.
- Семевский В.И. Волнения крестьян в 1812 г. и связанные с отечественной войной // Отечественная война и Русское общество. 1812-1912. Ред. А.К. Дживелегова, С.П. Мельгунова, В.И. Пичета. Т. V. Война и русское общество. Отражение войны в литературе и искусстве. М.: Изд. Т-ва И.Д. Сытина. 1911.
- Сень Д.В. Войско Кубанское Игнатово Кавказское: исторические пути казаков-некрасовцев (1708 г. - конец 1920-х гг.). Краснодар: Изд-во КубГУ. 2001.
- Стоглав (1551 г.) // Хрестоматия по истории СССР. Т. I. С древнейших времен до конца XVII в. / Сост. В.И. Лебедев, В.Е. Сыроечковский, М.Н. Тихомиров. М.: Учпедгиз. 1937.
- Троицкий Н. А. 1812. Великий год России. М.: Мысль. 1988.
- Флоровский Г. В. Пути Русского Богословия. 3-е изд. . Париж: репринт YMCA-PRESS. 1983.
- Франк С. Л. Из размышлений о русской революции // Новый мир. 1990. № 4.
- Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии // Введенский А.И., Лосев А.Ф., Радлов Э.Л., Шпет Г.Г. Очерки истории русской философии / Сост., вступ. ст., примеч. Б.В. Емельянова, К.Н. Любутина. Свердловск: Изд-во Урал. ун-та. 1991.
Thanks for the good writeup. It if truth be told used to be a leisure account it. Look complex to more added agreeable from you! However, how can we be in contact?
look also at my pages and give a rating
XEvil is a straightforward, fast and convenient application for thoroughly automatic recognition and bypass in the overwhelming majority of captchas (CAPTCHAs), with no need to attach any 3rd-get together products and services.
This system Nearly fully replaces services including AntiGate (Anti-Captcha), RuCaptcha, DeCaptcher and Other individuals. Simultaneously, it appreciably exceeds them in recognition speed (10 periods or more) and is completely free of charge.
https://socials360.com/story7324136/index-your-site-in-google-quickly fast indexing windows download
https://affiliates.trustgdpa.com/mass-posting-62/ how to speed up google indexing
https://affiliates.trustgdpa.com/captcha-service-62/ Xevil
http://forum.changeducation.cn/forum.php?mod=viewthread&tid=77628 Xrumer
https://seo-noindex20975.bloguetechno.com/check-page-indexing-in-google-62815882 SpeedyIndex google play
https://wik.co.kr/master4/559848 how to speed up indexing
http://ultfoms.ru/user/LashayY667263/ captcha service
https://affiliates.trustgdpa.com/autoposting-25/ solving captcha
@rref@=44r