Дипломатия у святых мест
19
 13831
[М.И. Якушев. Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало ХХ века. – М.: Идрик, 2013. – 536 с.]Книга кандидата исторических наук, историка-востоковеда Михаила Ильича Якушева, о которой пойдет речь ниже, посвящена истории почти столетнего дипломатического присутствия России в Святых местах: со второй трети XIX почти до конца первой четверти ХХ столетий. Для современного российского читателя, даже хорошо знакомого с историей, это понятие едва ли ассоциируется с чем-либо, кроме средневековых Крестовых походов и непосредственной предыстории Крымской войны (1853 – 1856), для которой, как считается со времен появления фундаментальной работы Е.В. Тарле, вопрос о Святых местах являлся лишь предлогом для экспансии против Османской империи (см. Е.В. Тарле. Крымская война. Т. 1. М., Л., 1941. С. 152 – 153). Эпоха Крестовых походов не имеет отношения к дальнейшему разговору, а спор о Святых местах, развернувшийся в канун Крымской войны, это сюжет, на котором стоит остановится.Уже в советский период начался процесс освоения почти безбрежного материала, имеющего отношение к проблеме статуса Святых мест и связанной с этим роли России и ее внешней политики в Сирии и Палестине. Шаг за шагом, по мере появления работ востоковедов (прежде всего – М.Т. Панченковой) (см. например: М.Т. Панченкова. Политика Франции на Ближнем Востоке и сирийская экспансия 1860 – 1861 гг. М., 1966), а также историков внешней политики России, прежде всего – Н.С. Киняпиной (см. Восточный вопрос во внешней политике России, конец XVIII – начало XIX века. /Отв. ред. Н.С. Киняпина. М.: Наука, 1978; Н.С. Киняпина. Внешняя политика России первой половины XIX в. М.: Наука, 1963), сложнейшая проблематика, связанная с дипломатическими усилиями Петербурга в Палестине и Сирии в период османского владычества, переставала быть terra incognita.Однако подлинный прорыв в этой области был совершен уже в постсоветский период с появлением работ К.А. Панченко (см. например: К.А. Панченко. Взаимоотношения Османского правительства и православной общины Арабского Востока в XVI – начале ХХ в. М., 1996; Он же. Османская империя и судьбы православия на Арабском Востоке (XVI – начало ХХ в.). М., 1998) и Н.Н. Лисового (см. Н.Н. Лисовой. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М., 2006). Причины этого прорыва связаны, прежде всего, с изменением места и роли Православной Церкви в жизни постсоветского российского общества начиная с 1990-х годов, а также с активизацией российского присутствия в Святой Земле.К числу ее главных святынь относятся, в первую очередь, расположенные в Иерусалиме большой Храм Гроба Господня, малый храм (кувуклия), Голгофа, Масличная гора, Гефсиманский сад, пещера гробницы Божьей Матери, Преторий, Вифагия, а также базилика и вертеп Рождества Христова (Вифлеем) и др. (С. 275). В более же широком смысле можно говорить о «православном Востоке», понятие, которое, помимо собственно Палестины, включает также Сирию (т.н. «Большую Сирию») в ее древних границах, святыни христианского Египта и даже еще более значительные пространства. Говоря о восприятии этого понятия на Руси с момента ее крещения, М.И. Якушев отмечает: «…Святая Земля начиналась для русских паломников с «Нового Рима» (Константинополя), или Царьграда. Далее их путь пролегал на святую гору Афон, в Анатолию (Малую Азию), Сирию, Палестину и временами в Египет» (С. 287).На земле, где зародилось христианство, многое преисполнено сакрального смысла. Именно поэтому, начиная с эпохи Средневековья, за эту землю шла ожесточенная борьба. В VII в. в результате арабского завоевания Византия утратила власть над Святой Землей. Позднее на смену арабам пришли западные крестоносцы (1099 – 1291), мамлюки (каста профессиональных воинов, из среды которых начиная с 1250 года происходили египетские султаны) (1291 – 1516) и, наконец, Османская империя – одно из величайших и могущественнейших в мировой истории государств. Пик ее политической и военной мощи пришелся на XVI – XVII века, когда владения османов простирались от Аравии до Венгрии, а ее войска стояли под Веной. Однако в XVIII веке, в ходе войн с Австрией и Россией на Западе и Ираном на востоке Османская империя стала слабеть, а в XIX веке она вступила в эпоху глубокого кризиса, попыткой выхода из которого стало проведение комплекса реформ по «европеизации» административной и военной системы, получивших в истории название Танзимата (досл. «упорядочение», «уложение») (1839 – 1876) и завершившихся принятием конституции.Россия вступила в конфликт с Османской империей при царе Федоре Алексеевиче в ходе войны 1677 – 1681 годов, в правление Екатерины II вытеснила ее из Северного Причерноморья. Тогда же, по нормам Кучук-Кайнарджийского мира 1774 года, был впервые поставлен вопрос о праве России на покровительство христианским народам; стали даже поговаривать о воздвижении «креста над Святой Софией», т.е. о перспективах полного разгрома Османской империи. Однако в реальности эта тема встала в политическую повестку дня несколькими десятилетиями позднее, после русско-турецкой войны 1828 – 1829 годов, завершившейся Адрианопольским миром. Именно тогда был впервые поставлен вопрос о разделе некогда самого могучего из государств Евразии. Николай I (1825 – 1855) именовал Турцию не иначе, как «тяжело больным человеком» и после 1829 года все более активно вмешивался в ее внутренние дела.Начиная с 1830-х годов эта политическая линия самым непосредственным образом отразилась и на ситуации в Святых местах. В Палестине и «большой Сирии» николаевская Россия стремилась выступать как «третий Рим» – непосредственный преемник некогда разгромленной османами Византийской империи, а ее император на православном Востоке ощущал себя как наследник власти правителей исторической Византии, василевсов ромеев. Пик этой политики пришелся на период между 1830-ми годам и Крымской войной (1853 – 1856), начало которой было прямо связано с конфликтом за влияние в Святых местах (не случайно на Востоке эта война так и именовалась «войной за Святые места»). Как известно, Россия потерпела в этой войне сокрушительное поражение, но не утратила своего статуса как великой державы.Более того, положения Парижского мира 1856 года (в целом – достаточно тяжелые для Петербурга) в той их части, которая касалась присутствия Империи в Палестине и «большой Сирии», в полной мере сохранили значение русского фактора в регионе. В качестве преемника василевсов русские императоры продолжали выступать и далее. Следует напомнить, что Восточный вопрос, касавшийся отношений России с Турцией (и с великими державами по проблеме «османского наследства») и возникший во внешней политике нашей страны в XVIII веке (см. Восточный вопрос во внешней политике России, конец XVIII – начало XIX века.) сохранялся вплоть до Первой мировой войны. Лишь поражение в ней, исчезновение Российской, а вскоре – и Османской, империй окончательно сняли с повестки дня вопрос о «кресте над Святой Софией». Юридическую черту истории покровительства России над Святыми местами подвел Московский договор 1921 года, заключенный Советской Россией с республиканской (кемалистской) Турцией.Эти соображения и предопределили хронологические рамки (1830-е годы – начало ХХ века) исследования М.И. Якушева, которое, таким образом, сфокусировано на наиболее принципиальном (я бы даже сказал – драматическом) этапе истории внешней политики страны в том, что касается проблемы Святых мест. Выше приведено уже достаточно доводов для того, чтобы читатель понял, сколь весомые основания определяют обоснованность указанных хронологических границ. То же можно сказать и о географических рамках исследования, в центре которого оказываются те части Палестины и «большой Сирии», православное население которых в означенный период составляло Иерусалимский и Антиохийский патриархаты. Уже в древности относившиеся (наряду с Александрийской, Константинопольской и Римской) к числу авторитетнейших христианских епархий, эти патриархии, центрами которых в исследуемый период являлись, соответственно, Иерусалим и Дамаск (в который патриаршая резиденция была перенесена в XIII веке, после разрушения древней Антиохии), и в XIX – начале XX столетий продолжали играть огромную роль на православном Востоке. Не случайно именно Иерусалим и Дамаск стали главным объектом политики Петербурга на православном Востоке. С этой точки зрения достаточно обоснованными представляются и географические рамки исследования М.И. Якушева.Если же говорить об этом исследовании в контексте уже довольно обширного круга работ, посвященных политике России в отношении Святых мест, то здесь существенны не только хронологические и географические рамки, но и круг источников, задействованных ученым, прежде всего – архивных, число которых превышает пять с половиной сотен. М.И. Якушев досконально изучил соответствующие материалы Архива внешней политики Российской Империи МИД РФ (г. Москва), а также Санкт-Петербургского главного архива. Речь идет о фондах соответсвующих подразделений императорского МИДа и Святейшего Синода, не только прямо, но и косвенно связанных со сферой взаимоотношений чиновников Министерства (в первую очередь – Азиатского департамента) и Синода с патриархиями не только Иерусалима и Константинополя, но и Константинополя, со всесильным Фанаром (именно в этом стамбульском районе располагалась резиденция вселенского патриарха).Этот впечатляющий корпус дополнен множеством источников опубликованных, в числе которых – сборники официальных документов Порты, мемуары, докладные записки и иные материалы, изложенные как на европейских (русском, английском, французском), так и на восточном (арабском и турецком (османском)) языках. В процессе работы с этими текстами в полной мере проявился высокий уровень профессиональной квалификации М.И. Якушева не только как историка, но и как лингвиста-востоковеда. Дополнительным свидетельством тому не в последнюю очередь являются обширные приложения (С. 399 – 471), содержащие не только карты и статистические таблицы, но и редкие документы, представленные в переводах с западных и восточных языков, целый ряд которых был переведен М.И. Якушевым. В числе таковых опубликованные в переводе с арабского манифест (маншур) Иерусалимского патриарха Иерофея (С. 425 – 426), петиция (арида) того же патриарха (С. 426 – 428), требования арабской общины к Иерусалимскому патриарху Дамиану (1909 год) (С. 429 – 430), грамота Антиохийского патриарха Мелетия Думани (С. 435 – 436) и нек. др.В опоре на столь обширный круг источников, автор монографии создает впечатляющую картину событий, происходивших в исследуемый период на пространстве от Константинополя (Стамбула) до Египта. Акцент делается на нескольких ключевых сюжетах. Во-первых, на институциональной структуре церковной организации православного Востока (Палестины и большой Сирии) в 1830 – 1900-х годах, социальной структуре православных общин этих регионов и их месте как в ряду других христианских сообщество (католиков, униатов, маронитов и др.), так и в общей массе населения (с учетом роли и места мусульманского большинства) (С. 47 – 157). В частности, тщательно, на основе значительного статистического материала, анализируются социальные основы межконфессиональных отношений, которые (вопреки бытующим (главным образом – в среде непрофессионалов) представлениям отнюдь не носили однозначного характера, а отличались значительной сложностью. Причем в целом доля православного населения не только не сокращалась, но и росла, что указывает на в целом благоприятные условия его существования.Во-вторых, много внимания уделяется истории межэтнических противоречий между греческим клиром (особенно – архиереями) и арабской (в своей основной массе) паствой, что отличало как Иерусалимскую, так и Антиохийскую патриархии, главным образом – начиная с последней трети XIX века (С. 161 – 229). Отмечается, что причины этих противоречий были неоднозначны, однако, главными из них являлся рост этнического и национального самосознания с одной стороны, греческого клира (особенно – высшего), все более ощущавшего себя представителем «Королевства эллинов» со столицей в Афинах, с другой стороны – арабского большинства (в том числе – низшего и среднего клира). Интересно, что в своей политике, начиная с последней трети XIX века российские чиновники все более опирались на сирийских и палестинских православных арабов, видевших в России своего покровителя и заступника и в массе своей с воодушевлением воспринимавших идею, согласно которой российский император должен занять на православном Востоке то место, которое некогда занимал император ромеев.Наконец, третим содержательным акцентом исследования стала проблема собственно политики России в регионе (С. 233 – 380). М.И. Якушев выделяет разные этапы взаимодействия между российскими властями (включая императоров) и православными общинами Востока (прежде всего – палестинскими и сирийскими архиереями). При этом (как уже говорилось выше), подчеркивается, что поражение в Крымской войне отнюдь не привело к устранению русского влияния в Сирии и Палестине. Наоборот, оно лишь усилилось; расширился и спектр средств соответствующей политики. Помимо активизации деятельности российских дипломатов, большую роль сыграло вновь основанное Императорское Православное Палестинское Общество, следствием деятельности которого стало, в частности, формирование Русской духовной миссии в Иерусалиме, т.е. стационарного присутствия не только русских дипломатов и паломников, но и клира, и монашества в Святой Земле. Большую роль сыграли также различные формы экономической помощи палестинским и сирийским архиереям (включая материальное давление на них), которые анализируются автором очень детально, с привлечением колоссального статистического материала.Подводя итоги, следует сказать, что исследование М.И. Якушева несомненно будет высоко оценено специалистами – не только в области внешней политики и востоковедения, но и в сфере истории Русской Церкви, русского православия в более широком смысле. Подчеркну, однако, что оно представляет большой интерес и для широкого читателя. Хочется надеяться, что эти заметки помогут найти путь к рецензируемой книге всем тем, кого интересуют исторические судьбы русского православия и кто несомненно оценит как богатство представленного в книге фактического материала, так и широту научных интересов ее автора.комментарии - 19
|
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
If you want to get read, this is how you shuold write.