Все постсоветские годы не только либеральные, но многие российские СМИ утверждали, что советский человек — это миф, пропагандистский штамп, «совок». Многие из причисляющих себя к марксистам также согласны с тем, что советский человек не получился. Однако он был закономерным, естественным и необходимым результатом Великой рабоче-крестьянской русской революции 1917 г., которая, в свою очередь, была таким же закономерным, естественным и необходимым результатом всей российской истории [11, 12], в т.ч. развития отечественной культуры.
В подтверждение стоит привести мнение Н. А. Бердяева, в молодости увлекавшегося марксизмом [7. С. 7-13] и затем критиковавшего политику большевиков: «Самый большой парадокс в судьбе России и русской революции в том, что либеральные идеи, идеи права, как и идеи социального реформизма, оказались в России утопическими. Большевизм же оказался наименее утопическим и наиболее реалистическим, наиболее соответствующим всей ситуации, как она сложилась в России в 1917 году, и наиболее верным некоторым исконным русским традициям, и русским исканиям универсальной социальной правды, понятой максималистически, и русским методам управления и властвования насилием. Это было определено всем ходом русской истории… Коммунизм оказался неотвратимой судьбой России, внутренним моментом в судьбе русского народа (здесь и далее курсив мой — М.Б.К.)» [1. С. 92].
Вспоминая споры о русской революции, следует привести еще две цитаты. Первая о соотношении национального и интернационального в ней: «Русская революция универсалистична по своим принципам, как и всякая большая революция, она совершалась под символикой интернационала, но она же и глубоко национальна и национализуется все более и более по своим результатам. Трудность суждений о коммунизме определяется именно его двойственным характером, русским и международным. Только в России могла произойти коммунистическая революция» [1. С. 94]. Вторая, не менее важная: «Бесспорно в русской революции есть родовая черта всякой революции. Но есть также единичная, однажды совершившаяся, оригинальная революция, она порождена своеобразием русского исторического процесса и единственностью русской интеллигенции. Нигде больше такой революции не будет» [1. С. 108)].
Революция имела, по Н.А. Бердяеву, глубокие объективные основания как в народном сознании, а значит во всей жизни простого народа, так и в сознании и деятельности интеллигенции: «И в русском народе и в русской интеллигенции будет искание царства, основанного на правде» [1. С. 11]. «Русская литература XIX века свидетельствует о совершающейся внутренней революции, о надвигающейся революции. Весь русский XIX век, величайший по творческому подъему век русской истории, был веком нарастающей революции» [1. С. 63].
Главным в этой революции был человек, а не богатство, и братство всех людей: «Народники верили в особые пути развития России, в возможность миновать западный капитализм, в предназначение русского народа разрешить социальный вопрос лучше и скорее, чем на Западе. В этом сходятся революционеры-народники с славянофилами. Это идет от Герцена. Одной из главных опор народнического социализма был тот факт, что русскому народу всегда были чужды римские понятия о собственности. Абсолютный характер частной собственности всегда отрицался. Для русского сознания важно не отношение к принципу собственности, а отношение к живому человеку» [1. С. 49-50]. «И Толстой, и Достоевский возможны были лишь в обществе, которое шло к революции, в котором накопились взрывчатые вещества. Достоевский проповедовал духовный коммунизм, ответственность всех за всех… И Толстой, и Достоевский проповедуют всечеловечность, и это русская идея. Интернационализм есть лишь искажение русской идеи всечеловечности, христианской универсальности. Русский народ по Достоевскому есть народ-богоносец именно потому, что он носитель всечеловеческой идеи, идеи всечеловеческого братства» [1. С. 72-73].
Но, быть может, Н.А. Бердяев ошибался в своих суждениях и оценках? Обратимся к им упомянутым Ф.М. Достоевскому и Л.Н. Толстому, а также к вроде бы предельно далекому от политических вопросов и камерному по характеру своего творчества А.П. Чехову.
Пушкинская речь Ф.М. Достоевского: русский человек как всеобщий человек
В торжественном заседании Общества любителей российской словесности 8 июня 1980 г. Ф.М. Достоевский произнес речь, посвященную А. С. Пушкину и его значению, которая на собравшуюся многочисленную публику «произвела значительное впечатление» [10. С. 129-149]. В «Объяснительном слове по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине», помещенной Ф. М. Достоевским перед самой речью, напечатанной им в единственном выпуска «Дневника писателя» за 1880 г., Ф. М. Достоевский утверждал: «Народ же наш именно заключает в душе своей эту склонность к всемирной отзывчивости и к всепримирению и уже проявил ее во все двухсотлетие с петровской реформы не раз. Обозначая эту способность народа нашего, я не мог не выставить в то же время, в факте этом, и великого утешения для нас в нашем будущем, великой и, может быть, величайшей надежды нашей, светящей нам впереди» [10, С. 131]).
По Ф. М. Достоевскому, именно благодаря этой способности А.С. Пушкин подлинно народный русский поэт: «В самом деле, в европейских литературах были громадной величины художественные гении — Шекспиры, Сервантесы, Шиллеры. Но укажите хоть на одного из этих великих гениев, который бы обладал такою способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин. И эту-то способность, главнейшую способность нашей национальности, он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт» [10. С. 145]). Более того: «Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите» [10. С. 147]).
В своей речи Ф.М. Достоевский предугадал появление советского человека: «И впоследствии, я верю в это, …будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев, а, в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону! …Что же, разве я про экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о братстве людей и о том, что ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина» [10. С. 148]).
Спор Чехова с Толстым о том, сколько земли нужно человеку
В 1886 г. Л. Н. Толстой написал рассказ «Много ли человеку земли нужно?». Его герой, крестьянин Пахом, одержим страстью к стяжательству и, узнав, что башкиры продают землю за бесценок, отправляется к ним. Те обещают продать ему столько земли, сколько он обежит до захода солнца. В последний момент Пахом успевает добежать до исходного места и… умирает. Его закапывают в могилу ровно в три аршина длины [24. С. 357-369].
Назидательная притча Л. Н. Толстого вызвала решительный протест А. П. Чехова, который в рассказе «Крыжовник» возразил: «Принято говорить, что человеку нужно только три аршина земли. Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку… Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа» [27. С. 58].
Как видим, А. П. Чехов, всем своим творчеством призывавший к признанию ценности человека и человеческой жизни, к нравственной ответственности и обязанности человека перед народом, к счастью и духовной красоте человека, к труду как основе справедливой и честной жизни в справедливом, человечном обществе [2], в главном, в понимании предназначения русского человека и человека вообще, вполне с Ф. М. Достоевским совпадает.
Советский человек как идеал и как действительный индивид
Многие авторы, даже из положительно относящихся к советскому социализму и к Советскому Союзу, соглашаются с тем, что советский человек так и остался идеалом, целью, достичь которой не удалось. Как доказательство несоответствия реального советского человека идеалу задают на первый взгляд убийственный вопрос: «А где хоть кто-нибудь в жизни видел такого советского человека?» Затем с ликованием заявляют, что советского человека как такового вообще не существовало, что он всецело идеологический и пропагандистский миф, фантом.
В основе этих заявлений и обличений лживости «коммунистического тоталитаризма» лежит и неприкрыто выпирает, прежде всего, полное непонимание того, что есть человек, даже как биологический вид. С научной и давно уже общепринятой точки зрения у любых организмов, размножающихся половым путем (а человек именно такой организм), биологический вид представляет собой «совокупность организмов, обладающих сходными особенностями морфологии, физиологии, экологии и поведения, способных к свободному скрещиванию друг с другом (давая плодовитое потомство) и, как правило, не скрещивающихся с особями других групп в естественных условиях» [5. С. 258].
Данное и другие определения биологического вида в той или иной степени воспроизводят определение биологического вида, предложенное нашим соотечественником, русским (советским) и американским генетиком и эволюционистом, Ф.Г. Добржанским: «Вид — это та стадия эволюционного процесса, на которой один фактически или потенциально скрещивающийся ряд форм разделяется на два или более отдельных ряда, которые физиологически не способны к скрещиванию» [31. P. 354]. Это определение в точности повторено в его книге «Генетика и происхождение видов» [32. P. 312], ставшей первой монографией, в которой были заложены основы как «синтетической теории эволюции», так и современной теории биологической эволюции.
Определение биологического вида Ф.Г. Добржанского важно потому, что в нем вид понимается не как механическая неизменная данность, а как стадия развития, исторический момент конкретного эволюционного процесса. Не менее важен и другой, неявный аспект этого понятия, более очевидный в определениях вида, даваемых в современных энциклопедиях: совокупность индивидов. Из этих двух аспектов следует, что вид существует и развивается как органическая целостность и единство составляющих его организмов, и, более того, как целостность их постоянного взаимодействия. Иначе говоря, индивид есть относительное тождество с видом. Он не существует вне вида, т.е. совокупности других индивидов данного вида, но и вид не существует вне составляющих его индивидов.
Это полностью относится к человеку как биологическому виду, Homo sapiens, но также верно и для человека как «социального вида», т.е. общественного существа. Нет индивида без рода, но нет и рода без индивида. В отношении понятия «советский человек» это означает, что советский человек не сводится и не может в принципе сводиться ни к одному конкретному индивиду, но и не существует вне этих конкретных индивидов. Если точнее, он существует и развивается только как их совокупность, причем именно как их целостность и органическое единство, и, таким образом, как относительное динамическое тождество человеческого индивида (индивидов) и человеческого рода. В каждом советском человеке был в той или иной степени советский человек как идеал, как все то лучшее и сущностное в нем, что вполне соответствовало идеалу и воплощалось как идеал в нем. В воспоминаниях о выдающихся советских людях содержится тому подтверждение. При этом каждый был уникальной личностью, со своими индивидуальными чертами, способностями, достоинствами и недостатками.
В разных реальных людях советский человек как идеал проявлялся в разной степени. В советском обществе на разных стадиях его эволюции соотношение советского человека и еще несоветского человека, а также совсем несоветского тоже было разным и менялось по мере изменения общества. В ходе эволюции советского общества менялся и советский человек, причем разнонаправлено. В одних областях он взрослел, развивался, становился разностороннее, мудрее и богаче умственно и нравственно, полифоничнее духовно. В других, наоборот, сокращался и деградировал. В целом советский человек был уникальным и противоречивым соединением, амальгамой всех существовавших в СССР реальных людей, воплощавших в себе разнонаправленные, в т.ч. противоположные и противостоявшие идеи, альтернативы и тенденции развития. В этом отношении все они были не только советскими гражданами, но и советскими людьми: одни как результат Октябрьской революции 1917 г. и созидания нового общества и нового человека, другие как результат предшествующего, еще дореволюционного развития страны, как живое и действующее наследие ее феодально-капиталистического прошлого, третьи как негативный продукт советского социализма, неразрешенных противоречий, нерешенных или решенных неправильно новых проблем, возникших уже в ходе созидания нового общества и его развития.
Такой советский человек как гетерогенное и противоречивое целое запечатлен в художественной литературе, в кино, в воспоминаниях и в переписке, в т. ч. в эмигрантской литературе и в рукописном наследии эмигрантов, в частности, в дневнике Ф.Г. Добржанского, одного из создателей «синтетической теории эволюции» [15], получившей в советской научно-популярной литературе наименование дарвинизма в XX веке [19]. У него было разное отношение к разным советским гражданам, к друзьям и коллегам: к генетикам — одно, к лысенкоистам и функционерам — другое. С первыми он переписывался и сотрудничал, помогал им как мог, ко вторым относился резко отрицательно, считая, что они позорят отечественную, т.е. советскую, науку и страну. Восхищался достижениями советских людей, сопереживал их страданиям, жертвам и потерям, особенно во время Великой Отечественной войны, радовался успехам, и, несмотря на свое неприятие коммунизма, неосознанно гордился родиной, СССР.
Подтверждением тому записи из его дневнике [30], в т.ч. 23 июля 1958 г. в Лондоне, 20 августа 1958 г., в Монреале и 17 января 1960 г. в Дели:
«…Зоологический Конгресс кончился — и для меня он был… не Конгрессом, а свиданием с русскими делегатами. Впервые с тридцатых годов встретил русских ученых, и это была приятная встреча. Много воспоминаний, и оказалось, что с этими учеными у меня нет никакой "перегородки"». «Начался Конгресс… Русские приехали только 6 человек лысенковцев, и я их не видал. Значит, этот кошмар все еще не кончился! Какой позор для русской науки! И какое несчастье для русских генетиков, которые все же стараются что-то сделать!» «Наконец отправились на с.-х. выставку, где собирались посмотреть американский и русский павильоны. Но именно это собирались делать так много других людей, и поэтому стояли столь длинные очереди, что нам пришлось уйти не солоно хлебавши. Или вернее — видели, что в мире остались только 2 великие державы. Остальное — мелюзга, и в их павильоны можно было идти свободно, но мало кто этим интересовался!»
Наверное, многообразие советского человека лучше всего отражено в прекрасных и великих советских фильмах, в частности, в кинофильме «Председатель». На первый взгляд сюжет фильма прост и идеологически выдержан: фронтовик, герой Великой Отечественной войны, ставший инвалидом, отправляется к себе в родную деревню восстанавливать из разрухи колхоз, в котором «большинство колхозников — женщины и вдовы, оставшиеся после страшной войны без мужей» [9]. Сценарист фильма, Ю. М. Нагибин не выдумал своего председателя. Прототипом главного героя, Егора Трубникова был реальный председатель колхоза в белорусском селе Мышковичи К. П. Орловский — герой Великой Отечественной войны, разведчик, партизан [21].
Советский человек в разных ипостасях оказался и в съемочной группе фильма. Самым близким к идеалу советского человека в кино и в жизни был актер М. А. Ульянов [6, 18], а самым противоречивым сам Ю.М. Нагибин, дневник которого, не предназначавшийся для печати [20], послужил одним из документальных оснований для нелицеприятного утверждения, что он «писал часто «правильные» произведения, чтобы сытно и вкусно есть, хорошо одеваться и тратить деньги на жен (всего их был пять, включая Беллу Ахмадулину) и любовниц». При этом, как и многие другие ему подобные, «он не был обделен советской властью, награжден четырьмя орденами» [8]. Но как этот, так и другие авторы признают, что Ю. М. Нагибин был награжден по заслугам: кроме многочисленных произведений, написал около 40 сценариев фильмов, в т.ч. таких, как «Бабье царство» (1967), «Красная палатка» (1969), «Директор» (1970), «Дерсу Узала» (1975) и «Гардемарины, вперед!» (1987). Небесталанным был и кинорежиссер фильма А. А. Салтыков, который поставил 16 фильмов, в т.ч. «Бабье царство» и «Директор». Правда, после фильма «Директор» он снимал лишь маловыразительные, порой откровенно конъюнктурные ленты [23].
В целом объективным и справедливым оказалось суждение Н. А. Бердяева: «Сейчас нет уже старой России времени Гоголя с ее злыми и несправедливыми социальными формами, нет самодержавной монархии, нет крепостного права, нет старых неравенств. Но в более глубоком смысле гоголевская Россия осталась и в России советской, и советская, коммунистическая Россия полна рожами и харями, и в ней искажен человеческий образ. И в советской, коммунистической России есть Хлестаковы, Ноздревы, Чичиковы, и в ней торгуют мертвыми душами, и лжеимянный ревизор наводит на всех страх» [1. С. 68].
Разумеется, у этого разнообразия и противоречивости советского человека, его развития были свои причины. Советский человек во всем его разнообразии и советский гражданин лишь по паспорту были естественным и необходимым, при том противоречивым результатом как предшествующей истории, так и процессом созидания нового мира, по сути совпадавшего с созиданием нового человека. Именно в ходе этого процесса советский человек создавал новый мир в тех обстоятельствах, которые были даны ему предшествующим и текущим развитием страны и всего мира.
Точно так же, как биологический вид у многих животных, в особенности у приматов, сохраняется и развивается посредством своей жизнедеятельности, причем не только через передачу потомкам своей наследственности, т.е. генетической информации, но и через обучение и воспитание потомства, человек как общественное существо сохраняется и развивается посредством своей деятельности: в процессе либо прогрессивной эволюции по восходящей траектории, либо регрессивной эволюции по нисходящей. Советский человек существовал и развивался прогрессивно, совершенствовался благодаря новой, советской (коммунистической) деятельности. Как только эта деятельность ослабевала или прекращалась, а главной в жизни человека и в жизни общества, пусть вначале и незаметно, становилась прежняя досоветская или как отклонение от советской, как ее случайная или неслучайная аберрация, по сути все та же, но в новой форме досоветская деятельность, он как советский человек неизбежно деградировал и, в конце концов, погибал.
Очевидно, что спекуляция, мелкий и крупный «теневой бизнес», и т.п. были лишь разновидностями деятельности «из прошлого». Главное отличие любого вида такой деятельности от советской в том, что индивид преследует лишь свой частный, эгоистический интерес, не считаясь с нуждами и интересами других людей, и часто за их счет. Советская деятельность в любом ее виде и любой форме своей целью имеет общий, даже всеобщий интерес, но при этом этот всеобщий интерес не отрицает и не подавляет личный, индивидуальный интерес, а предполагает его, включает как составную, естественную и необходимую часть общего интереса. Тем самым, развиваются оба интереса, и общий, и личный.
Каждый новый дом строился не для всех, и квартиры в нем получали немногие конкретных люди. Но цель строительства домов заключалась в том, чтобы в конце концов все стали жить в новых благоустроенных домах. Каждый получал бесплатное среднее образование, и при правильном развитии страны почти каждый стал бы получать и бесплатное высшее образование. Цель заключалась в том, чтобы все были всесторонне образованными и нравственными людьми, и таким образом общество в целом как единый организм, как коллективный индивид стало бы высокообразованным и нравственным субъектом. Во всех областях жизни советского общества и во всех основных видах деятельности у каждого человека одновременно с личной целью, в т.ч. такой необходимой и прозаической, как получение зарплаты, имелась и общая цель, которую, осознанно или нет, он вместе с другими достигал в коллективном труде. Первый полет в космос совершил один человек, но его полет в СССР и в других странах был воспринят как полет всего советского народа.
Новый советский человек как результат нового мира
Именно понимание русской революции, ее сути, позволило Н. А. Бердяеву назвать основные черты «русского коммунизма», т.е. советского общества, включая главную черту советского человека. Его характеристика того, что было создано в СССР, может показаться списанной с советского учебника или Большой советской энциклопедии: «Бесспорно часть промышленности, наиболее крупной, должна перейти к государству, но наряду с этим хозяйственным субъектом должна быть признана кооперация людей, трудовой синдикат и отдельный человек, поставленный организацией общества в условия, исключающие возможность эксплуатации своих ближних. Государство при этом будет иметь контрольные и посреднические функции, призванные не допускать угнетения человека человеком» [1, С. 152].
Главная заслуга советского строя по Н. А. Бердяеву в том, что, решая вопрос сугубо материальный, он создает основную предпосылку для решения вопроса духовного: «"Не о хлебе едином жив будет человек", но также и о хлебе, и хлеб должен быть для всех. Общество должно быть организовано так, чтобы хлеб был для всех, и тогда именно духовный вопрос предстанет перед человеком во всей своей глубине» [1. С. 151]. Критически важно по Н. А. Бердяеву то, что в новом обществе человек действительно становится высшей ценностью: «коммунизм претендует не только на создание нового общества, но и на создание нового человека. О новом человеке, о новой душевной структуре много говорят в советской России, об этом любят говорить и иностранцы, посещающие советскую Россию. Но новый человек может явиться лишь в том случае, если человека считают высшей ценностью» [1. С. 148].
При этом Н.А. Бердяев точно определяет и главную культурно-идеологическую или духовную черту этого нового, советского человека: «В России вырастает не только коммунистический, но и советский патриотизм, который есть просто русский патриотизм. Но патриотизм великого народа должен быть верой в великую и мировую миссию этого народа, иначе это будет национализм провинциальный, замкнутый и лишенный мировых перспектив. Миссия русского народа сознается как осуществление социальной правды в человеческом обществе, не только в России, но и во всем мире» [1. С. 120-121].
Опасность реставрации
или «родимые пятна» капитализма
Предугадал Н. А. Бердяев и главную опасность, которая будет угрожать успешному развитию и самому существованию «русского коммунизма», имевшую своей основной предпосылкой то, что основную часть народа составляло общинное крестьянство и молодой рабочий класс, только что вышедший из этого крестьянства: «Русский народ никогда не был буржуазным, он не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржуазным добродетелям и нормам. Но опасность обуржуазивания очень сильна в советской России. На энтузиазм коммунистической молодежи к социалистическому строительству пошла религиозная энергия русского народа. Если эта религиозная энергия иссякнет, то иссякнет и энтузиазм и появится шкурничество, вполне возможное и при коммунизме» [1. С. 120]. Причем эта опасность угрожала не только «русскому коммунизму», но и коммунизму всечеловеческому: «Коммунизм меняется, эволюционирует, он национализируется, делается более культурным, коммунистический быт обуржуазивается, и это обуржуазивание есть большая опасность не для коммунизма только, но и для русской идеи в мире» [1. С. 138].
По Н. А. Бердяеву эта опасность возникает, как только угасает религиозная энергия русского народа, и верх берет шкурническое поведение [29], а шкурник — «тот, кто в первую очередь заботится о … своих личных интересах в ущерб интересов других» [28]. Таким образом, шкурничество — это «склонность заботиться исключительно о собственной выгоде в ущерб другим, ставить собственные интересы превыше всего, не брезговать для достижения своих корыстных целей продажностью, предательством, вымогательством» [14].
У энтузиазма и у эгоизма, у коллективизма и индивидуализма, есть вполне материальные основы и причины, их порождающие. Все они обусловлены особенностями социализма как первой, низшей стадии коммунизма, каковой и был советский социализм. «Средства производства уже вышли из частной собственности отдельных лиц. Средства производства принадлежат всему обществу. Каждый член общества, выполняя известную долю общественно-необходимой работы, получает удостоверение от общества, что он такое-то количество работы отработал. По этому удостоверению он получает из общественных складов предметов потребления соответственное количество продуктов. За вычетом того количества труда, которое идет на общественный фонд, каждый рабочий, следовательно, получает от общества столько же, сколько он ему дал» [16. С. 92].
Соответственно, главная негативная особенность низшей стадии коммунизма в том, что «один еще переход средств производства в общую собственность всего общества («социализм» в обычном словоупотреблении) не устраняет недостатков распределения и неравенства «буржуазного права», которое продолжает господствовать, поскольку продукты делятся «по работе». Это означает, что «буржуазное право» и при социализме «остается в качестве регулятора (определителя) распределения продуктов и распределения труда между членами общества» [16. С. 94]. Тем самым сохраняется предпосылка к стремлению при распределении произведенного продукта получить побольше, а при распределении труда отдать, потратить своего труда поменьше. При определенных условиях, возникших в силу того, что «буржуазное право» в области распределения продуктов труда и самого труда, перестало вытесняться, как предполагалось, иными чем «буржуазное право» регуляторами, а именно общественными, в т.ч. моральными, принципами и нормами, эта предпосылка стала реальной опасностью.
В самом деле, почетное звание «ударник коммунистического труда», название «передовик производства», вымпелы, грамоты, благодарности и многое другое, в т.ч. отношение товарищей в трудовом коллективе, — все это инструменты распределения вне «буржуазного права». Но, что было еще важнее и что было реализовано в советском социализме лишь частично, так это «настоящее, действительно массовое, при участии большинства населения, а затем всего населения, происходящее движение вперед во всех областях общественной и личной жизни» [16. С. 99-100].
Советский человек мог стать и становился общественным человеком как действительным и полноправным субъектом преобразований во всех областях советского общества, но в не полной, в недостаточной мере. Он не стал полноценным субъектом потому, что «буржуазное право» сначала оттеснило на второй план эти внебуржуазные средства, а затем восстановило свое фактическое господство. Произошло это не одномоментно и тогда, когда в реальной жизни следование «буржуазному праву» или нарушение его стали более значимыми, чем звания, грамоты и, главное, отношение товарищей. Когда были поставлены под сомнение и обесценены высокие коммунистические идеалы и ценности, а реальная политика КПСС перестала этим идеалам и ценностям соответствовать.
Одного омещанивания населения и одной «теневой экономики» было бы недостаточно для разрушения советского социализма. Критическим для его судьбы стал альянс обывателя, шкурника по Н. А. Бердяеву, включая подпольных дельцов, и партийного функционера, т.е. той части партхозноменклатуры, в особенности верхушки KПCC, которая в августе 1991 г. «передала власть «второй смене» — тоже радикальной антисоветской группировке из рядов своей же номенклатуры, и та выполнила вторую, «грязную», часть работы по уничтожению CCCP и советского государства» [13. С. 5]. Поэтому было бы упрощением представлять дело так, что все сводилось к противостоянию и противоборству двух социально-экономических альтернатив: советского человека «с большой буквы» и советского мещанина и обывателя.
В элиту входила не только партхозноменклатура, но и тесно связанные с ней разные социальные группы, в первую очередь «сливки общества». Само положение этих новых верхов объективно являлось предпосылкой для их отрыва от остального советского общества и превращения в отдельное замкнутое сообщество, новую касту: «В этой кастовой системе главной кастой была сама бюрократия, которая, «укрепив свое господство и начав превращаться в замкнутую наследственную касту, все более обособляла свои интересы от интересов остального общества» [3. С. 100]. Затем, при закреплении этого обособления и особого образа жизни, происходит буржуазное перерождение и возникает стремление поменять власть на собственность [25. С. 209-210].
Это предупреждение часто цитируют, но упускают три прямо и тесно связанных с ним момента. Первый заключается в том, что по Л.Д. Троцкому данная возможность из сначала почти чисто абстрактной, гипотетической, а затем уже и относительно реальной возможности может превратиться в осуществленную возможность, т.е. в реальность при определенном условии, которое сводится к тому, что верхи из пусть и оторвавшихся, но все же слуг народа, окончательно превратятся в «класс для себя», захотят превратить свое особое положение в свою собственную власть и присвоить общенародную, она же государственная, собственность.
Второй момент: это может произойти только если трудящиеся не вернут себя всю власть, т.е. не восстановят диктатуру пролетариата.
В-третьих, верхи ни в 1930-е, ни в последующие годы, включая период «перестройки», не были единым и однородным целом, наиболее очевидной и яркой иллюстрацией чего является известная фраза Е.К. Лигачева «Борис, ты не прав!» Вовсе не вся «элита» стремилась конвертировать «власть по доверенности» в свою собственную власть и собственность, но именно этой части удалось одержать верх.
В качестве главного или одного из главных способов охраны своего особого положения, своих особых интересов и достижения своих особых целей ею была использована борьба с классовыми врагами, антипартийными и антисоветскими настроениями и выступлениями. Максима «всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться» [17. С. 122] стала применяться как обоснование и оправдание пресечения и подавления уже не внутрипартийных уклонов и «ересей», а каких бы то ни было сомнений в правильности ее политики и ее положения: «Правящей и единственной партией была КПСС, причем власть принадлежала даже не партии, а ее верхушке. В результате жесткий политический диктат запрещал любую оппозиционную деятельность. Все, пытавшиеся критиковать действия властей, подвергались репрессиям, их сажали в тюрьмы, расстреливали, в более позднюю эпоху — объявляли сумасшедшими» [4. С. 47].
При этом та ее часть, которая пробивалась в верхи не из идейных, а из карьерных соображений, быстро научилась имитировать единственно верное поведение, не веря ни в провозглашаемые лозунги, ни в коммунистические идеалы. Являясь на словах наиболее верными и яростными борцами за «чистоту» марксизма-ленинизма и партийных рядов, люди именно из этой части партии пресекали любые попытки самостоятельно думать и, тем более, действовать.
Советский человек как феномен отечественной и мировой истории
Советскому обществу не хватило настоящих советских людей и тех условий, при которых они бы определяли развитие советского общества, его восхождение из социализма в коммунизм. Становление и развитие и людей, и условий шло, но не успело достигнуть нужной стадии, когда советские люди смогли бы действовать как действительно единое советское целое, как новый полноценный субъект, которому партийные идеологи даже дали правильное, по сути, название: советский народ. Но это историческое поражение вовсе не означает принципиальной невозможности победы. Скорее наоборот, доказывает последнюю, ее не только реальную возможность, но необходимость и неизбежность в будущем.
Литература
1. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. Москва: Наука, 1990.
2. Бердников Г. П. А.П. Чехов. Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.
3. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Сталин и распад СССР. М.: Едиториал УРСС, 2003.
4. Бузгалин А.В., Славин Б.Ф., Пантин И. К. СССР. Незавершенный проект. М.: URSS: ЛЕНАНД, 2012.
5. Вид биологический // Большая российская энциклопедия. М., 2006. Т. 5.
6. Вишневская И. Л. Артист Михаил Ульянов. М.: Советская Россия, 1987.
7. Волкогонова О. Д. Н. А. Бердяев: Интеллектуальная биография: учебное пособие. М.: Изд-во МГУ, 2001.
8. Дергачев В. Зона коммунизма. Шедевр советской кинематографии фильм «Председатель» // https://dergachev-va.livejournal.com/422952.html 16.11.2022 [Дата обращения 21.05.2025].
9. Добровольский А. 60 лет назад появился один из самых драматичных фильмов «про войну после войны» // Московский комсомолец, 29.12.2024.
10. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений, т. 26. Л.: Наука, 1984.
11. Калашников В. В. Октябрьская революция: предпосылки, причины и механизмы падения капитализма в России // Альтернативы. 2013. № 1.
12. Калашников В. В. Русская революция: ключевые решения. История и историография. СПб.: Изд-во СПбГЭТУ «ЛЭТИ», 2021.
13. Кара-Мурза С.Г. Kpax CCCP. М.: Алгоритм, 2013.
14. Ковалев П. Шкурничество // https://podskazki.info/shkurnichestvo/ [Дата обращения 29.11.2024].
15. Конашев М. Б. «Нет, очевидно, не такова моя натура». К 125-летию со дня рождения Ф.Г. Добржанского // Вестник РАН. 2025 № 3.
16. Ленин В. И. Государство и революция // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. М.: Политиздат, 1969. Т. 33.
17. Ленин В.И. Объединенное заседание ВЦИК, Московского Совета, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов 22 октября 1918 г. Доклад. // Полное собрание сочинений. 5-е изд. М.: Политиздат, 1969. Т. 37.
18. Марков С. А. Михаил Ульянов. М.: Молодая гвардия, 2009.
19. Медников Б.М. Дарвинизм в XX веке. М.: Сов. Россия, 1975.
20. Нагибин Ю. М. Дневник. М.: Книжный сад, 1996.
21. Пономарев В. Г. Мятежное сердце. Повесть о К. П. Орловском. М.: Политиздат, 1970.
22. «Председатель»: фильм, сделавший Михаила Ульянова звездой экрана // https://dzen.ru/a/Y1V6MZDWSh4LLXVI [Дата обращения: 24.11.2024].
23. Председатель (1964). Информация о фильме // https://www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/5576/annot [Дата обращения: 24.11.2024].
24. Толстой Л. Н. Много ли человеку земли нужно? // Толстой Л. Н. Собр. Соч. в 22-х тт. М.: Худ. лит-ра, 1985. Т. 10.
25. Троцкий Л. Д. Преданная революция. М.: НИИ культуры, 1991.
26. Федоров А. "Председатель" (СССР, 1965): спор о фильме // https://dzen.ru/a/XpxFLQZz7jiT2e9n [Дата обращения: 21.05.2025]
27. Чехов А. П. Крыжовник // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Т. 10. М.: Наука, 1977.
28. Шкурник // https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1092578 [Дата обращения: 21.05.2025].29. Шкурничество // https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1092590 [Дата обращения: 21.05.2025].
30. American Philosophical Society Library (APSL). B:D 65. Th. Dobzhansky Papers. Notebooks. 1934-1975.
31. Dobzhansky Th. A critique of the species concept in biology. Philos. Sci. 1935. 2.
32. Dobzhansky Th. Genetics and the Origin of Species. New York: Columbia University Press. 1937.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
