Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
22829
|
Официальные извинения
962
96264
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
231
77651
«ЗЕМЛЯ… БОЖЬЯ ДА ГОСУДАРЯ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ, А РОСПАШИ И РЖИ НАШИ». Место азиатского способа производства в экономике докапиталистической России 3
5736
Крестьянская экономика, несмотря на свою детерминированность (природой, общиной и государством), играет разную социально-экономическую роль в различных стадиальных и цивилизационных обстоятельствах. Поэтому для ответа на вопрос о специфике отечественной крестьянской экономики надо раскрыть суть проблемы стадиальности применительно к России и выявить формационный статус крестьянского уклада.
Экономический строй Руси Славянская колонизация Северо-Восточной Руси в XII – XIII веках необратимо изменила русское общество. Экстенсивное подсечно-огневое земледелие[1]обеспечило рост эффективности сельхозпроизводства. Л. Милов указывает: «Когда господствовала подсечная система земледелия... урожаи доходили до сам-10, то есть около 15 ц с га и даже больше». В. Петров приводит еще более впечатляющие показатели: при пожоге векового леса крестьянин получал урожай сам-40-75-100, при пожоге леса возраста в 30-50 лет – сам-10-18, возраста до 10 лет – сам-7-10 [25, с. 37; 34, с. 177–179]. Это изменило весь уклад жизни большинства населения. «Славяне, известные в первом тысячелетии нашей эры, как «речные люди», в первой половине второго стали по большей части «лесными людьми» [21, с. 32]. Большинство населения проживало в одно-двух дворках[2], их «кочевая» жизнь слабо контролировалась какой-либо властью, и поэтому большая патриархальная семья стала оптимальной хозяйственной и общественной единицей. Несколько веков на огромных лесных пространствах существовала полная свобода землепользования при отсутствии реальной частной собственности на землю, а упорный труд «лесных людей» обеспечивал их безбедное и вольное существование. К концу XVвека в результате Великой распашки и сведения лесов наблюдается исчерпание возможностей не только классического подсечно-огневого земледелия, как основной сельскохозяйственной технологии, но и переложной системы[3]; происходит вынужденный (природно-климатическими условиями зоны рискованного земледелия) переход к низкоурожайному безнавозному трехполью [41, с. 50, 58; 20, с. 260; 16, с. 165; 29, с. 35]. Так, в Вотской и Шелонской пятинах урожайность ржи колебалась от сам-1,7 до сам-2,3. В Обонежской и Деревской пятинах сборы доходили до сам-3. Лишь иногда встречались земли, дающие урожай в сам-4 и сам-5. Из-за недостаточного количества скота крестьяне не могли тщательно обрабатывать свои поля и вносить необходимый объем удобрений [25, с. 38-39]. Истощение почвы и падение урожайности, обостренное инерционным ростом населения и резким ухудшением климатических условий, вело к неуклонному снижению уровня и качества жизни [21, с.117]. Кроме того, «былая защищенность лесовика от внутренних врагов стала достоянием прошлого, а доступность обложению налогами и повинностями со стороны мелких и крупных феодалов резко возросла, как и доступность идеологическому влиянию церкви...» [21, с. 104]. Именно тогда, на рубеже XV–XVI веков в северо-восточной русской деревне появляются такие фигуры, как холоп на пашне, половник и бобыль[4][13, с. 5, 8, 15, 170; 33, с. 46–47], а также наступает хозяйственный расцвет монастырского землевладения. При столь быстрых переменах человек не мог избежать стрессового состояния и не стремиться к выходу из него. Далее, как считает Э. Кульпин, сработало универсальное правило: если общество не может найти выход из кризиса (его рядовые члены не могут сами остановить падение уровня и качества жизни), оно делегирует свои права государству [21, с. 104]. Поэтому рядовой крестьянин конца XVв. – начала XVI века, в отличие от предков, выбирал не между свободой и зависимостью, а между субъектами подчинения: боярином, монастырем или государем. Центральная власть, несмотря на большое тягло, оказалась предпочтительнее, так как была не в состоянии доходить до каждой семьи [1, с. 64] и к тому же санкционировала в 1497 году обязательное участие в процессе принятия локальных решений представителей местных «миров»[37, с. 6–7]. Государственной централизации способствовала и дискредитация вечевого идеала. Одной частью переселенцев из Киевской Руси он был со временем утрачен, ибо не находил применения в большой патриархальной семье, другой же частью – городской, - по-видимому, был унесен с собой в могилу в ходе татаро-монгольского нашествия и междоусобных войн. В результате власть городского веча переместилась к князю. Этому содействовала натурализация хозяйственной жизни в Северо-Восточной Руси, невозможность быстрого накопления большого капитала городскими жителями. «Это стимулировало, – пишет А. Ахиезер, – не интерпретацию князя в понятиях магдебургского права, а укрепление представления о нем, как о тотеме. Власть главы семьи, дома, локального мира служила почвенным стимулом для авторитаризма. Усиление княжеской власти, воплощавшей авторитаризм, было возможно на основе… уверенности, что без князя невозможно воевать, сражение может быть проиграно лишь в силу отсутствия полководца-князя»[2, с. 110]. Поражение нестяжателей и тенденция к слиянию церкви и государства способствовали формированию культуры, соответствующей воспроизводству авторитаризма. А трудность ведения единоличного крестьянского хозяйства в условиях уменьшения урожайности и размеров запашки на крестьянский двор вынуждала крестьян отдавать себя под покровительство феодала, экстраполировать на него представления об отце и тотеме и видеть в этом предпосылку собственного существования [2, с. 163]. Слабое развитие рыночных отношений, отсутствие в казне денег и больших натурально-продовольственных запасов для содержания армии, церкви и царского аппарата заставили верховную власть обратиться к натуральной оплате служилых людей в форме пожалования за службу землей с крестьянами, обязанными платить оброк и выполнять барщину [27, с. 371–372]. Великокняжеская власть, получив от общества большие полномочия, делегировала значительную часть своей власти над личностью крестьянина и его трудом помещику. Но данный вариант государственной централизации не позволил обществу выйти из кризиса[5]и привел к социальным потрясениям Смутного времени, что стимулировало новую инверсию общественного сознания, то есть стремление перейти к противоположному идеалу, так как катастрофические результаты господства прежнего авторитарного идеала сделали его дискомфортным в глазах значительной части людей. Новый идеал – идеал всеобщего согласия - соединил различные слои общества, наладил диалог между ними, ибо нес идею о том, что долг народа – подчиниться воле царя, а долг царя – прислушаться к голосу «земли» (хотя голос «всей земли» тогда принадлежал лишь служилым людям Руси, в первую очередь поместным [26, с. 82]). В начале XVII века подавляющее большинство населения страны составляли крестьяне-общинники, которые поначалу эксплуатировались государством с помощью повоза, полюдья и других податных систем[6]. С утверждением вассально-сюзеренных отношений одна часть общин все больше прикреплялась к феодалам, а другая продолжала напрямую облагаться податями и повинностями государством. В результате возникло сочетание двух способов производства: феодального и азиатского.
Сущность азиатского способа производства Суть этого способа в свое время выявил К. Маркс, рассматривая его в контексте возникновения собственности как таковой. На заре общественного бытия человек относился к объективным условиям своего труда как к своей собственности, находясь в природном единстве труда с его вещными предпосылками. «Собственность, – писал К. Маркс, – означает, следовательно, первоначально не что иное, как отношение человека к его природным условиям производства как к принадлежащим ему, как к своим собственным, как к предпосылкам, данным вместе с его собственным существованием, – отношение к ним как к природным предпосылкам его самого, образующим, так сказать, лишь его удлиненное тело. У человека, собственно говоря, нет отношения к своим условиям производства, а дело обстоит так, что он сам существует двояко: и субъективно в качестве самого себя, и объективно –в этих природных неорганических условиях своего существования» [23, с. 480]. Реализоваться в таком качестве человек мог только как член общины. И его отношение к земле как к своей через посредство общины было отношением двоякого рода – как нерасчлененного коллективного собственника и как личного владельца части общего имущества: «общая земельная собственность и в то же время личное владение для отдельного лица, или же дело обстоит таким образом, что распределяются только плоды земли, сама же земля остается общей и обрабатывают ее сообща. (Но жилища и т. д., будь это даже повозки скифов, всегда находятся все же во владении отдельного лица)» [23, с. 481]. В обеих формах индивиды вели себя и как собственники (причем не только по отношению к природным предпосылкам, но и в известной степени – к другим индивидам), и как члены коллектива, которые в то же время трудятся. Так же они смотрели и друг на друга, обеспечивая устойчивость данной системы. Ее разложение, однако, заключено в ней самой. Будучи «первой великой» производительной силой, община сама развивает производительные силы, создает прибавочный продукт, вступает во взаимодействие с другими общинами. Возникшие вслед за этим такие «внешние раздражители», как товарно-денежный обмен с другими общинами, войны и государственное давление постоянно испытывали на прочность изначальную двойственность общины, ее внутреннее противоречие между общим делом коллектива и личными интересами его членов. И разрешение данного противоречия происходило по-разному: «там, где уже имеется налицо отделение членов общины, как частных собственников, от самих себя, как городской общины и как собственников территории города, там появляются также и такие условия, в силу которых отдельный человек может лишиться своей собственности, т. е. может лишиться того двоякого отношения, которое делает его, с одной стороны, равноправным гражданином, членом общины, а с другой – собственником. В восточной форме такая утрата, если не считать влияний чисто внешнего характера, почти невозможна, так как отдельный член общины никогда не оказывается в таком свободном отношении к ней, в силу которого он мог бы утратить свою связь (объективную, экономическую) с ней. Он прочно прирос к ней. Причина этого заключается также и в соединении промышленности и земледелия, города (села) и земли» [23, с. 484]. При этом К. Маркс указывает на общественные отношения и государственные формы, которые возникают на базе азиатской собственности: «Часть прибавочного труда общины принадлежит более высокой общине, существующей, в конечном счете, в виде одного лица, и этот прибавочный труд дает о себе знать как в виде дани и т. п., так и в совместных работах для прославления единого начала – отчасти действительного деспота, отчасти воображаемого племенного существа, бога» [23, с. 464]. Таким образом, азиатский способ производства основывается напрямой внеэкономической эксплуатации общин докапиталистическим государством. Характеристика «прямая эксплуатация» означает, что она не опосредована частными собственниками, «внеэкономическая» – что состоит во внестоимостном отчуждении прибавочного продукта. Исходя из способа его изъятия, формами азиатского способа производства являлись: данничество, налоговая эксплуатация общин и их трудовая повинность. При этом общинная собственность функционировала «либо таким образом, что… в самой общине отдельный человек трудится со своей семьей независимо от других на отведенном для него наделе, либо таким образом, что единое начало может распространяться на общность в самом процессе труда, могущую выработаться в целую систему, как в Мексике, особенно в Перу, у древних кельтов, у некоторых племен Индии» [23, с. 464].
Исторический путь азиатского уклада в России до начала XVIIIвека Азиатский способ производства в виде сбора дани, кормления, тягла или податного гнета государства мы находим в истории Древней и Московской Руси. И на каком-то этапе он уравновешивается с феодальной и сменившей ее феодально-крепостнической эксплуатацией, сосуществует с ними несколько веков, а после реформы 1861 года распространяется на все крестьянство и тем самым получает второе дыхание, но уже в буржуазной среде. Каким же был масштаб и особенности азиатского способа производства на Руси и в России? Его социальную основу составляли общины государственных крестьян. Термин «государственные крестьяне» впервые появился в Плакате о сборе подушных денег от 26 июня 1724 г. [35; 17].Он объединил различные сословные группы: черносошных крестьян, сибирских пашенных крестьян, половников, однодворцев, украинцев, ясачных людей и пр. Даже в 1868 г. в группу государственных крестьян входили 23 подгруппы. По подсчетам Я.Е. Водарского, в 1719 г. государственных крестьян насчитывалось 3,4 млн чел. - 26% от всего крестьянского населения. По данным Vревизии (1796 г.), в окладе состояло 6 034 396 душ мужского пола государственных крестьян или около 40%, а в 1857 г. всех государственных крестьян было уже 23,8 млн. чел., или 49% [6, с. 57, 62; 15, с. 45]. По мнению Н.М. Дружинина, причины роста их числа и доли в XVIII– XIXвеках - расформирование военных образований, присоединение территорий, смена статуса населения бывших церковных вотчин и крестьян, вышедших из-под власти частных вотчинников или остававшихся незакрепощенными [15, с. 42]. При этом, как отметил Я.Е. Водарский, принципы учета крестьян по девятой ревизии 1850 г. были иными, чем по восьмой ревизии 1833 г. [6, с. 58], что повлияло на предреформенные показатели численности «свободных сельских обывателей». На основании этого можно сделать вывод либо о том, что количество реально занятых в «государственном секторе» сельской экономики всегда приближалось к половине трудоспособного крестьянского населения, либо о том, что азиатский способ производства в императорский период неуклонно расширялся. Но в любом случае этот хозяйственный уклад всегда был весьма существенным. Основу «свободных сельских обывателей» составляли черносошные крестьяне, чье происхождение было связано с сельскими общинами, которые оставались вне сферы владельческой деятельности и вошли со временем в земли удельных и великих князей, получивших название «черных» [45, с. 43]. Все исследователи данного феномена согласны, что «черная» земля была государственной, крестьяне являлись ее владельцами с правом распоряжения, обязанные с нее нести тягло, что они пользовались большой свободой хозяйственной инициативы, и что их общины проявляли значительную активность в поземельных делах, тяглом обложении и самоуправлении [42, с. 7, 69, 87]. Споры разгорелись лишь по поводу характера черносошного землевладения. В советское время московские ученые (Л.В. Черепнин, А.Д. Горский, С.М. Каштанов, Н.Н. Покровский, А.М. Сахаров, В.Л. Янин) считали черносошное землевладение одним из проявлений феодальной земельной собственности, в рамках которой черносошный крестьянин являлся владельцем, пользователем и частичным распорядителем своей земли при верховной собственности государя. Ленинградские историки (И.И. Смирнов, Г.Е. Кочин, Н.Е. Носов, А.И. Копанев, Ю.Г. Алексеев) рассматривали черносошных крестьян как непривилегированных собственников своих участков при номинальной власти великого князя, так как они свободно распоряжались ими. А.Л. Шапиро и И.Я. Фроянов заявляли о расщепленной собственности государства в лице великокняжеской власти и крестьянской общины. В итоге московская школа настаивала на государственно-феодальном статусе «черных» земель, а ленинградская – на зарождении буржуазных отношений в среде черносошных крестьян[42, с. 75]. Однако никто из спорящих не увидел очевидного: государственная власть опиралась не только на феодализм, но и на прямую внеэкономическую эксплуатацию крестьянских общин, которая и являетсясутью азиатского способа производства. При этом «черные» земли были резервуаром для земельных пожалований феодалам, за их счет содержались государственные органы и получали денежное довольствие от казны некоторые категории служилых людей. Наибольшая часть собранных с черносошных крестьян налогов шла на содержание стрелецкого войска и обеспечение военной службы дворян. Фискальная эффективность черных земель была высокой. Так, в 1680 г. 90 тыс. черносошных крестьян мужского пола Устюжской четверти составляли 2% населения России и при этом давали 3-4% дохода российской казны [42, с. 205]. В ходе становления института «черных» земель крестьяне на них потеряли право собственности, то есть «право иметь что-либо, не вкладывая в объект присвоения ни других потребительных стоимостей, ни собственного труда» [19, с. 174]. Введя поземельный налог, власть превратила общинников во владельцев тяглых участков, обязанных для того, чтобы их иметь, вкладывать «в объект присвоения другие потребительные стоимости или собственный труд» [19, с. 174], хотя они могли менять, продавать, сдавать в аренду, закладывать свое владение, а также арендовать оброчные земли, продавать результаты своего труда, заниматься ростовщичеством и вести активную промысловую деятельность как в сфере торговли, так и найма, причем без прямого контроля и вмешательства представителей государственной и общинной власти. Такая хозяйственная инициатива проявлялась и частнофеодальными крестьянами, но только в рамках общины. Напротив, черносошный крестьянин мог реализовать свой участок не только в рамках своей сословной группы, но и посадским людям и даже иногда представителям господствующего сословия. При этом сменялись конкретные владельцы земли, но ее массив оставался прежним, а, следовательно, и количество податного сбора. Отношение государственных органов к этому было неоднозначным, но в целом постепенно росла тенденция запрета поземельных сделок [3, с. 9–10]. Такая относительная свобода достигалась тем, что государство интересовало прикрепление черносошного крестьянина не к конкретному наделу, а к тяглу вообще, в рамках которого он мог варьировать территорию и виды деятельности. Но, владея и частично пользуясь, крестьяне могли распоряжаться своим тяглым участком лишь до определенного предела: над ними всегда висел дамоклов меч феодального отчуждения той земли, которую они считали одновременно своей, государевой и божьей [44]. С этим они на протяжении всего своего существования были не согласны и упорно (и не всегда безуспешно) боролись. Таким образом, тяглые земли черносошных крестьян не являлись частной собственностью ни по римскому, ни по буржуазному праву, так как для первого важна не отчуждаемость имущества, а его гарантированность и свобода от уплаты податей, а для второго – их единство [43, с. 67]. Не являлись владения черносошных крестьян частной собственностью и в политэкономическом смысле (по крайней мере, для их подавляющего большинства) - в силу крайней неразвитости товарно-денежных отношений. Они действительно были владениями, что осознавали и фиксировали в документах сами крестьяне. Земля в литературных выражениях того времени «Божья да государя великого князя, а роспаши и ржи наши», «царева и великого князя, а моего владения», «государева царева вотчина, а мое владение» [42, с. 263–264]. Крестьянский мир на «черных» землях того времени имел большую свободу и относительно высокий социальный статус. Он участвовал в формировании и функционировании местных органов власти. Мир избирал на сходе земскую избу, которая долгое время была единственной низовой властью на местах. После утверждения в XVIIв. воеводского управления земская изба сосуществовала с администрацией съезжей избы воеводы, будучи при этом финансово независимой от воеводы. Это обеспечивалось бесплатной работой избранных голов, целовальников и старост, а также земским наймом писчих дьячков[14, с. 36]. «Общинные власти соучаствуют, – писала Е.Н. Швейковская, – в судебно-полицейских, налогово-финансовых, управленческих делах уезда. Старосты, целовальники, денежные сборщики, посыльщики …собирают налоги, привозят их в уездный город, доставляют в Москву, они ходят, ездят на места… разбойных происшествий, земельных споров, проводят «повальные» обыски, земельные досмотры, свидетельствуют запустевшие угодья… Община выбирала из своей среды таможенных и кабацких голов, нанимала подьячих в съезжую, таможенную избу, а главное, оплачивала их работу» [42, с. 234]. В экстренных случаях и при судебных тяжбах как мир в целом, так и отдельный его представитель имели право прямого обращения даже к самому государю [42, с. 255–257, 268–273], что нередко заканчивалось победой крестьянской общины [5, с. 8, 13; 24, с. 20-27]. Иные взаимоотношения государства и общины установились в Сибири. Здесь к концу XVIIв. сложилась система эксплуатации пашенных крестьян. На каждую десятину обрабатываемой государственной земли они получали четыре десятины для личного пользования. В отдельных случаях крестьяне должны были в качестве дополнительной повинности вносить посошный хлеб[7]и денежный оброк. Для исправного получения податей устанавливалась трехуровневая система надзора. Ее нижнее звено избиралось из самой крестьянской среды. В него включались староста, целовальник и десятник из числа «лучших людей». Местная администрация замыкалась на приказчика, который обязан был следить за исполнением крестьянами и их общинной властью своих обязанностей перед государством, вершить суд и расправу. Приказчики подчинялись высшей власти в уезде – воеводе. Его важной задачей являлось предотвращение крестьянских побегов, поимка и возвращение беглецов. С этой целью на дорогах устанавливались специальные заставы [3, с. 6–7; 5, с. 9, 12].
Государственные крестьяне императорской России В течение XVIIIвека происходило становление нового сословия государственных крестьян: государство осознавало себя верховным собственником земли, не занятой частными собственниками, а крестьян, проживавших на ней, лишь ее владельцами и, как следствие, плательщиками добавочного денежного сбора. Правительство продолжило принятие актов, запрещавших крестьянам совершать сделки с земельным наделом. Пресечь их полностью не удавалось; иногда приходилось признавать договоры такого рода действительными [1, с. 18–19]. В отличие от крепотных, государственные крестьяне при сохранении личной свободы от частных собственников становились прикрепленными к государству налогоплательщиками, что и характеризовало их как непривилегированное сословие. Им запрещалось заниматься откупами, подрядами, открывать фабрики и заводы, выдавать векселя и вступать в любые другие обязательные отношения [22, с. 14]. Важнейшее направление правительственной политики в государственной деревне - унификация всех сторон ее жизни. Помимо неуклонного объединения различных категорий «свободных сельских обывателей» в одну группу, вводилась единая государственная повинность. Ее продуктовая и отработочная формы постепенно заменялись денежными платежами государству: оброчной и подушной податью. В 1797 г. подушная подать равнялась для всех крестьян 1 руб. 26 коп., в 1810 г. – 2 руб., в 1812 г. – 3 руб., в 1818 г. – 3 руб. 30 коп. (вместе со сбором на устройство путей сообщения) [15, с. 50]. Для сбора оброчных платежей все губернии делились на разные классы в зависимости от их производительных сил. Так, украинские губернии относились к IIIклассу, который предусматривал следующие платежи: государственные, экономические и однодворческие крестьяне в 1800 г. платили со двора 5 руб. 57 коп., украинские казаки и войсковые обыватели – 2 руб. 81 коп., военные поселенцы – 2 руб. 51 коп., колонисты – 2 руб., татары и ногайцы – 5 руб. 26 коп. [22, с. 65]Собирались эти налоги через механизм общинного самоуправления и на основе круговой поруки. Государственные крестьяне несли и рекрутскую повинность. Рекруты набирались из крестьянских семей в порядке очередности, заранее определенной списком рекрутского старосты. В малонаселенных селениях существовала официальная возможность откупиться от рекрутской службы. Выборные[8], переселенцы и ямщики освобождались от призыва. Для своевременной уплаты государственными крестьянами казенных повинностей потребовалась организация системы управления новой податной категорией. Она была отнесена к ведению Камер-Коллегии, в обязанность которой входило управление государственными доходами, надзор за общинной и местной властью земских комиссаров, управлявших дистриктами [15, с. 44]. До конца XVIIIв. в законодательных актах почти не встречается упоминание о самоуправлении государственных крестьян. Чаще всего мир воспринимался властью в качестве низшей судебной инстанции, решавшей мелкие уголовные и гражданские дела, и податной единицы, связанной круговой порукой в платеже налогов. Вне этих функций мир был предоставлен сам себе, и в нем сохранялось традиционное крестьянское самоуправление [3, с. 27–28]. Для эффективного контроля растущего сословия государственных крестьян потребовалась единообразная система управления, которая и была создана указом Екатерины IIот 7 ноября 1775 года. По нему в каждой губернии вводились контролирующие учреждения: хозяйственная власть осуществлялась Казенной палатой, полицейские функции возлагались на Нижний земский суд, судебная власть включала в себя два уровня и состояла из нижней и верхней земской расправы. Законом от 1787 года «Установление сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, директору домоводства подведомственных» (распространен на всю Российскую империю в 1790 г.) была введена единая система крестьянских органов самоуправления, которая в деревнях, насчитывавших больше тысячи дворов, включала одного сельского старшину, по одному сельскому старосте на каждые пятьсот дворов, двух словесных разборщиков и одного сборщика податей. Тем самым, стремясь к унификации и простоте управления, власть перестала учитывать специфику обычного права, сложившегося в различных крестьянских общинах [40]. Но, несмотря на бюрократический нажим власти, сила общинной самоорганизации государственных крестьян, основанной на обычном праве, была еще весьма высокой [36, с. 48–69]. Новый этап в развитии системы управления государственных крестьян начался в 1797 г., когда была учреждена Экспедиция государственного хозяйства, опекунства и иностранных и сельского домоводства[9]. В ее обязанности входило способствование развитию всех отраслей государственного хозяйства, в том числе и забота о развитии государственной деревни. Указом 1797 г. была создана новая административно-территориальная единица – волость. Она включала порядка 3000 душ. В волостное правление входили: волостной глава и писарь, избиравшиеся на 2 года, один староста или выборный. В каждом селении на один год избирался сельский старшина, а десятские сменялись каждый месяц. Волостной глава не только управлял всей волостью, но вершил правосудие по маловажным делам. По окончании срока полномочий он отчитывался перед крестьянами о произведенных расходах. Кроме того, ежегодно в январе исправник на мирском сходе проверял всю финансовую деятельность волостного главы, и результаты ревизии утверждались двумя третями голосов мирского схода и направлялись в губернское правление [28]. По указу от 27 июня 1818 года казенные палаты отсылали в волостные правления по три учетных книги: по сбору денег, по учету податей и по фиксации мирских приговоров. Губернское правление периодически проверяло их [30]. К крестьянскому самоуправлению начинает применяться система правительственного надзора, осуществляемого губернским правлением через исправников. Хозяйственным управлением государственными крестьянами в губернии занималась казенная палата, а финансово-полицейские функции брал на себя земский уездный суд. В этот период главной задачей власти являлось поддержание платежеспособности государственной деревни. Она достигалась опорой на круговую поруку, помещением неплательщиков и выборных от селения в работные дома, а также энергичной борьбой с малоземельем крестьян. Изменилось положение мира как органа крестьянского самоуправления. Если раньше сельская власть защищала и представляла мнение и волю всей крестьянской общины, то теперь она функционально теряла связь с низовой организацией крестьян и превращалась в ячейку государственной администрации, защитить от которой мог по закону только земский исправник [4, с. 92]. Государственные крестьяне считались лично свободными, и на них налагались лишь некоторые правовые ограничения, в то время как крестьяне частновладельческие являлись объектом права, и помещик мог ими распоряжаться, как вещью. Личная свобода государственных крестьян предопределила их гражданские права. Они были носителями публичного права, привлекались к участию в правительственных комиссиях. Анализ экономических прав государственных крестьян показывает, что по своему объему они соответствовали категории свободных граждан. С 1801 г. они получили право приобретать незаселенные земли, а с 1817 года – их закладывать и переуступать. В 1810 г. государственным крестьянам было разрешено продавать продовольственные товары по всей стране; с 1808 г. они могли открывать в городах торговые заведения, а с 1818 г. – фабрики и заводы. Наделили их и правом вступать в обязательные отношения, строить и покупать дома в городах, кроме столицы. Но законодатель все строже следил за тем, чтобы государственные крестьяне не осуществляли никаких сделок с надельной землей, в отличие от приобретенной ими на правах частной собственности [7]. Кроме того, если в экономической сфере государственным крестьянам был предоставлен широкий круг возможностей, то в сфере личных прав закон устанавливал серьезные ограничения или вообще их не регулировал. Крупным событием в жизни государственной деревни стало принятие 26 декабря 1837 г. закона об учреждении Министерства государственных имуществ. Его важнейшей задачей являлось попечительство над свободными сельскими обывателями для защиты государственной земельной собственности, восстановления платежеспособности государственной деревни и улучшения быта ее крестьян. Тем самым от чисто фискальных устремлений правительство перешло к стратегии развития государственного сектора экономики на селе. Для ее реализации на губернском уровне была создана четырехуровневая система управления государственными крестьянами: палата государственных имуществ, окружное управление государственными имуществами, волостное управление и сельское управление. Права и обязанности каждого уровня были детально регламентированы для повышения их эффективности и пресечения произвола и коррупции на местах, как казалось законодателю [8]. Результатом стал полный полицейский контроль за общинным и волостным самоуправлением крестьян. Так, закон начал опекать не только отдельного крестьянина, но и целые семьи, которые теперь не могли производить раздел имущества без разрешения начальника губернии. Ни сельские общества, ни селения не имели права самостоятельно вступать в обязательные юридические отношения с посторонними лицами и учреждениями, минуя заключение палаты и согласие начальника губернии. Избранные органы волостного и сельского управления во многом утрачивали связь с крестьянским населением, они больше не зависели от решения схода и не отчитывались перед ним. Закон предусматривал, что на каждую должность волостной сход избирал трех кандидатов, о которых отправлял свое заключение в палату окружной начальник. И уже палата утверждала одного из кандидатов на должность. А волостного голову утверждал своим постановлением сам губернатор. Несмотря на такую бюрократическую процедуру «выборов» волостного правления, оно все же оставалось коллегиальным органом в отличие от господства выбранных единоначальников сельского уровня управления. Судебная власть в волости сосредотачивалась в волостной расправе во главе с тем же волостным головой и с двумя избранными заседателями. Решения, принимаемые на сельском сходе, в большинстве случаев не были окончательными. Они поступали на рассмотрение волостного правления и утверждались окружным начальником, а иногда направлялись за санкцией в губернскую палату. Кроме того, реформа П.Д. Киселева увеличивала число должностей в новом сельском управлении, содержание которых ложилось лишним бременем на крестьянские плечи. Она также сковывала хозяйственную инициативу мелких товаропроизводителей, не позволяя им обходить феодальное законодательство: производить нелегальные отлучки, нанимать нелегальных работников, уходить от уплаты долгов [39, с. 79]. Универсальными регуляторами жизни в государственной деревне явились принятые в 1839 г. Сельский полицейский устав [10]и Сельский судебный устав [11]. Первый регулировал общественные отношения в личной и имущественной сферах, обеспечивал меры против общественных бедствий и охранял морально-нравственные устои крестьян. Второй документ регулировал судопроизводство по спорам государственных крестьян и определял наказания за проступки, сведения о которых фиксировались сельской расправой в особой штрафной книге, что влияло на дальнейшую судьбу крестьянина. Государство стремилось заменить крестьянскую правосубъектность своей и взять под контроль все сферы жизни «свободных сельских обывателей». Важнейшую роль в решении этой задачи играла реформа податного обложения государственных крестьян. 20 марта 1840 г. был введен «общественный сбор», который унифицировал все крестьянские взносы, предназначенные для местных волостных и сельских расходов. Для пресечения злоупотреблений собранный общественный сбор вначале поступал в уездное казначейство и оттуда уже распределялся между ведомствами и частично направлялся волостным правлениям. То есть теперь местные органы крестьянской власти в своем материальном содержании были полностью независимы от общины и становились административным звеном Министерства государственных имуществ [38]. В 1844 г. процедура взимания сборов была еще более зарегулирована. На каждое селение составлялись окладные листы, на основании которых мирской сход производил раскладку между отдельными крестьянами. Сборщик все платежи заносил в податную тетрадь, а плательщик – в платежную книжку. Недоимки раскладывались на все сельское общество [9]. С 1844 по 1848 гг. IIIДепартамент министерства осуществил переложение оброка с души на землю. Для этого были произведены сложные расчеты и эксперименты по вычислению чистого дохода от обработки государственной земли и чистого дохода от промысловой деятельности. Итоги реформы оброчного обложения были признаны успешными, и в результате она приблизила крестьян к статусу арендаторов государственной земли [31; 32; 18, с. 44–75]. Но позже выяснилось, что данная система ведет к резкой дифференциации в обложении государственных крестьян в разных губерниях, и в 1859 г. был возвращен огульный принцип классификации губерний по разрядам. В результате окладные платежи государственных крестьян составили: в Харьковской губернии – 2 руб. 86,5 коп. серебром, в Екатеринославской, Херсонской и Таврической – 2 руб. 58 коп., в Полтавской, Черниговской и Правобережных губерниях и для татар – 2 руб. 29 коп. [22, с. 68] Накануне реформы 1861 г. были расширены экономические права государственных крестьян. Им разрешили отлучаться для торговли в Финляндию, сняли пошлины на отдельные виды промыслов, облегчили выдачу паспортов в неурожайные годы для выезда на заработки. Но в сфере личных прав они продолжали оставаться в неустойчивом и противоречивом положении. Их могли в любой момент перевести в другое сословие, приписать к заводам, сослать в Сибирь по приговору сельского общества, а по своему желанию перейти в другое сословие им было очень непросто. Так, для перехода в купечество требовалось разрешение губернских органов и правительствующего сената (с 1824 г. санкция Сената уже не требовалась), оплатить все подати и внести залог в размере трехлетней подати, найти преемника, доказать свою связь с городскими промыслами. Но для некоторых категорий государственных крестьян действовали существенные льготы. Так, однодворцам в 1804 г. было предоставлено право «отыскивать дворянство», и они до 1849 г. могли иметь своих крепостных. Таким образом, государственный азиатский уклад, несмотря на давление дворянского землевладения, не только не угас, но, наоборот, укрепился, получил развитие и бюрократическое оформление. Опека феодального, а затем абсолютистского государства над казенной деревней была обусловлена его фискальными, военными и инфраструктурными потребностями. За полтора века императорского правления в России была осуществлена правовая сословная регламентация всех сторон жизни государственных крестьян, пройдя вначале этап сужения, а затем расширения той сферы гражданского права, которая регулировала имущественные, а также связанные с ними личные неимущественные отношения. За это же время была проведена почти полная монетизация изымаемого властью прибавочного продукта государственных крестьян, что подготовило почву для последующей трансформации азиатского уклада в неоазиатский, то есть в такой, при котором классический азиатский способ производства деформировался и использовался уже не феодальным и феодально-крепостническим, а буржуазным способом производства.
Литература 1.Алексеев Ю.Г.Государь Всея Руси. Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1991. 2.Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. Т. 1. 3. Ачмизов А.А.Государственные крестьяне в России: трансформация правового статуса, управления и сословного самоуправления (XVIII– XIXвв.). Монография.Ростов-на-Дону: ЮРИУ РАНХиГС, 2015. 4. Богословский М.Земское самоуправление на русском севере в XVII веке. М.: Издание Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете, 1909 Ч. 1. 24 с. [Отт. из «Журн. М-ва нар. прос.» 1910 г., Ч. 26, Авг., Отд. 2, С. 395–419]. 5. Вершинин Е.В.Государственные крестьяне Среднего Зауралья в первой половине XVIIв. // Государственные крестьяне Урала в эпоху феодализма. Сборник статей. Екатеринбург, 1992. С. 8–14. 6. Водарский Я.Е.Население России за 400 лет (XVI– начало ХХ в.). М: Просвещение, 1973. 7. Высочайше утвержденный проект учреждения управления государственными имуществами в губерниях // ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т. XIII. Отд. I. № 11189. 8. Высочайше утвержденное Учреждение Министерства государственных имуществ // ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т. XII. № 10834. 9. Высочайше утвержденный проект правил о порядке взимания денежных сборов с государственных крестьян // ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т. XIX. № 18519. 10. Высочайше утвержденный Сельский полицейский устав для государственных крестьян // ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т. XIV. № 12165. 11. Высочайше утвержденный Сельский судебный устав для государственных крестьян // ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т. XIV. № 12166. 12. Готье Ю.В.Замосковский край в XVII веке. Опыт исследования по истории экономического быта Московской Руси. М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1937. 13. Дегтярев А.А. Русская деревня в XV– XVII веках. Очерки истории сельского расселения. Л: Изд-во ЛГУ, 1980. 14. Демидова Н.Ф.Служилая бюрократия в России XVIIв. и ее роль в формировании абсолютизма. М.: Наука, 1987. 15. Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. М.; Л.: Изд-во и 2-я тип. Изд-ва Акад. наук в Москве, 1946.Т. I. 16. Ильинская С.А.Леса южного Подмосковья. М.: Наука, 1985. 17. Именной указ о сформировании на Украйну армии и о положении подушной подати на Украинцев // ПСЗ РИ. Собр. 1-е. Т. VII. № 4191. 18. Историческое обозрение пятидесятилетней деятельности Министерства государственных имуществ 1837–1887. СПб., 1888. Ч. 2. Попечительство; Поземельное устройство. 19. Каштанов С.М.Феодальный иммунитет в свете марксистско-ленинского учения о земельной ренте // Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. М., 1970. С. 148–199. 20.Кочин Г.Е.Сельское хозяйство на Руси в период образования русского централизованного государства. Конец XIII – начало XVI в. М.; Л.: Наука. [Ленингр. отд-ние], 1965. 21.Кульпин Э.С.Путь России. М.: Московский лицей,1995. 2 22.Лазанская Т.И.Государственные крестьяне Украины в период кризиса феодально-крепостнической системы. Киев: Наукова думка, 1989. 23.Маркс К. Экономические рукописи 1857 – 1859 годов. Критика политической экономии (черновой набросок 1857–1858 годов) // МарксК., Энгельс Ф.Сочинения, Изд. 2-е. М., 1968. Т. 46. Ч. I. 24. Мацук М.А.Некоторые аспекты политики правительства по повышению тяглоспособности черносошных крестьян Поморья и Приуралья в XVIIв. // Государственные крестьяне Урала в эпоху феодализма. Сборник статей. Екатеринбург, 1992. С. 20–27. 25. Милов Л.В.Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. № 4–5. С. 37–56. 26.Милюков П.Н.Очерки по истории русской культуры. М., 1995. Т. 3. 477 с. 27.Миронов Б.Н.Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. Т. 1. 28. Об обязанностях Экспедиции государственного хозяйства, опекунства и иностранных и сельского домоводства// ПСЗ РИ. Собр. 1-е. Т. XXIV. № 17866. 29.Онищук С.В.Исторические типы общественного воспроизводства: политэкономия мирового исторического процесса.М.: Восточная литература, 1995. 30. О правилах для пресечения злоупотреблений в денежных сборах по казенным волостям // ПСЗ РИ. Собр. 1-е. Т. XXXV. № 27395. 31. О произведении в губерниях С.-Петербургской и Воронежской опыта оценки земель и раскладки податей // ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т. XVII. № 15656. 32. О предположениях по уравнению государственных крестьян некоторых губерний в денежные сборы // ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т. XIX. № 17837. 33. Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XVв. – начало XVI в. / Под ред. А. Насонова, Л. Черепнина, А. Зимина. М.: Издательство Академии наук СССР, 1955. 34. Петров В.П.Подсечное земледелие. Киев: Наукова думка, 1968. 35. Плакат о сборе подушных денег, о повинностях земских обывателей в пользу квартирующих войск и о наблюдении полковым начальством благочиния и порядка в селениях, войсками занимаемых // ПСЗ РИ. Собр. 1-е. Т. VII. № 4533. 36. Побережников И.В.Роль общинной организации в крестьянских выступлениях на Урале в середине XVIIIв. // Государственные крестьяне Урала в эпоху феодализма. Сборник статей. Екатеринбург, 1992. С. 48–69. 37. Покровский М.Н.Русская история с древнейших времен. М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1933. Т. 1. 38. Положение об общественном сборе с государственных крестьян // ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т. XV. № 13275. 39. Пундани В.В.Классовая борьба государственных крестьян Урала и Западной Сибири во второй половине XVIII– первой половинеXIXв. // Государственные крестьяне Урала в эпоху феодализма. Сборник статей. Екатеринбург, 1992. С. 70–84. 40. Установление сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, директору домоводства подведомственных// ПСЗ РИ. Собр. 1-е. Т. XXII. № 16603. 41. Шапиро А.Л.Проблемы социально-экономической истории Руси XIV– XVI вв. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1977. 42. Швейковская Е.Н.Государство и крестьяне России. Поморье в XVIIвеке. М.: Археографический центр, 1997. 43. Штаерман Е.М.Древний Рим: проблемы экономического развития. М.: Наука, 1978. 44. Черепнин Л. В.Образование Русского централизованного государства в XIV – XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси. М., 1960. Гл. II. § 11. // https://www.e-reading.club/book.php?book=1022820 45.Чичерин Б.Н.Опыты по истории русского права. М.: К. Солдатенков и Н. Щепкин, 1858.
[1]Примитивная система земледелия, при которой поле для посева расчищается с помощью вырубки и сжигания леса и кустарника. [2]Поселение, состоящее из одного или двух дворов, в которых хозяйство вели большие патриархальные семьи. [3]Перелог – примитивная система земледелия, при которой после нескольких урожаев землю оставляли без обработки на 8-15 лет для восстановления плодородия почвы и переходили на новый участок. [4]Половники – категория зависимыхкрестьян, работающих на своих лошадяхисполу, т.е. зачастьпродукта, нагосподскойземле. В половники шли вольные люди, лишенные средств производства, либо обедневшие, но не окончательно разоренные крестьяне. Как правило, половник тягла не имел, но в отдельных случаях его заставляли платить государству небольшую подать. Бобыль – одинокий крестьянин, не имеющий земельного надела (бестягольный, нетяглый, то есть не несущий государственных повинностей). [5]К концу XVI – началу XVII столетий деревня опускается ниже черты бедности и нищеты. Подворная пашня доходит до 2,6 десятины, что при безнавозном пахотном земледелии позволяет получать 26-65 пудов, в то время, как для семья нужно 75 пудов. А государственное тягло становится гораздо тяжелее, чем в начале XVI века. Доля бобылей в зависимом населении выросла до 25% [12, 363–364; 13, с. 170]. [6]Система налогообложения Древней Руси разделялась на три вида доходов: судебные, торговые и податные. Подати (дань, истужница, полюдье, урок или оброк, вено, почестье и повоз) – налоги, взимаемые с зависимого населения. Полюдье – способ сбора дани с восточнославянских племён, практиковавшийся в IX–XII веках на Руси. Он состоял в ежегодном объезде князя с дружиной подвластных земель. Полюдье изначально было подарком князю при его объезде областей, и поэтому оно не было нормировано. Позже полюдье приняло форму дани, что позволило заранее определять его размер (для ее сбора использовалась племенная верхушка). Повоз – изначально в Древней Руси повинность, а не подать. Жители уездов должны были доставлять подводы и проводников для нужд государства. Эту повинность можно было отдать деньгами, и она постепенно стала податью. Поначалу название «повоз»сохранялось, а после подать стала именоваться «ямскими деньгами». [7]Посошный хлеб (посошное обложение) – государственныйпоземельныйналогвРоссииXVI– XVII вв., приисчислении которого за единицу обложения бралась соха, до серединыXVIв.измеряемая количеством рабочей силы, а позже (большая соха) – количеством четвертей земли. [8]Выборные – избранные голосованием представители общины. [9]8 сентября 1802 г. передана в Департамент внутренних дел МВД; с 18 июля 1803 г. она стала называться Экспедицией государственного хозяйства. комментарии - 3
Zqofpk Viagra Ho Provato [url=https://newfasttadalafil.com/]Cialis[/url] <a href=https://newfasttadalafil.com/>Cialis</a> Jrcfaw https://newfasttadalafil.com/ - Cialis In my work at San Francisco General a public hospital I see many IV intravenous drug abusers. Abikng <a href=http://clomida.com/>ovulating with clomid</a> The lowest external dose that had an effect 62. Мой комментарий
|
Подписка
|
[url=https://hcialischeapc.com/]where to buy cialis cheap[/url]