Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23491
|
Официальные извинения
968
98257
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
236
79643
Александр Бузгалин и его время. Советская/российская трагедия 0
159
Минуло полгода с того трагического дня, как скоропостижно ушел из жизни выдающийся ученый-марксист, талантливый публицист, главный редактор журнала «Альтернативы» Александр Бузгалин. Мы познакомились во времена перестройки, когда я начал работать корреспондентом в Москве. Написать строки прощания с моим покойным другом я задумал сразу после его кончины. Но очень скоро понял, что невозможно говорить о его деятельности, роли и значимости, оставляя в стороне драматические события, которые пережила его страна и он сам и которые с 1980 - 1990-х годов оказывали влияние на весь мир. Именно это я и попытался сделать в предлагаемой читателям статье. Надеюсь, по крайней мере, отдать ему должное и подробнее рассказать о человеке, каким он был и останется в нашей памяти. В конце концов, эти драматические события определили не только судьбу России, но и всего мира, завершив тот «Короткий двадцатый век», о котором писал английский историк Э. Хобсбаум [3]. События эти все еще остаются не до конца известными, изученными и осознанными как в России, так и за рубежом. Последний раз я виделся с Александром в июне прошлого года в уютном московском кафе на бывшей улице Горького ( «реставрация» переименовала ее в Тверскую), недалеко от Пушкинской площади и станции метро «Пушкинская» и по пути к станции метро «Маяковская». Даже просто слыша одни эти имена, невольно возникает впечатление, что до меня доходят лучи света из «золотого века» России (лично я помещаю его между 1825 и 1932 годами). По моему мнению, это - один из немногих «наилучших моментов» истории, которые создали нашу цивилизацию и продолжают придавать смысл человеческой жизни и самой истории. В число других подобных «моментов» следует отнести период 50-летнего расцвета Афинской республики, Ренессанс, эпоху Просвещения и Великую Французскую революцию. Летом 2023 года я приехал в российскую столицу на ежегодную конференцию Московского экономического форума, вице-президентом которого был Александр Бузгалин. Во время нашей беседы я подумал, что можно было бы попросить его написать краткий отчет о работе этой конференции, на сей раз посвященной Новой экономической политике (НЭП). Мы действительно были бы рады опубликовать его. Он устало посмотрел на меня и спросил: "А кого это волнует?" Он не мог не чувствовать усталости. Вся его жизнь была отдана академической, теоретической и политической, организационной работе. Мне тогда показалось, что он выглядел разочарованным. Но, в конце концов, какой человек, который не хочет обманывать себя и осознает нынешнее положение в мире, глубокий упадок цивилизации, может избежать разочарования? Я настаивал, потому что считаю вопрос о НЭПе и спорах, которые он вызывал в СССР в 1920-х гг., и до сих пор остаются в значительной степени незавершенными и в России, на Западе, важнейшими для любого, кто заинтересован в переходе к иной системе организации экономики. Наш мир погружается сейчас в своего рода «Великую неразбериху». Это происходит, с одной стороны, из-за «переизбытка мусорной информации», а с другой - в результате отказа от требований проведения радикальной реорганизации общества. По этой причине новым поколениям когда-нибудь придется проводить археологические раскопки, чтобы открыть для себя то, что было самоочевидным несколько десятилетий назад. Наша обязанность - оставить им те знания, которые мы приобрели в результате осмысления происходивших процессов и приобретенного опыта. Делясь с ним размышлениями по этому поводу, я стал по привычке ворчать насчет того, что должен был бы давно написать, но так и не написал, и продолжаю откладывать. Внезапно я увидел, как он изменился в лице и неожиданно повелительным тоном сказал мне: «Я хочу, чтобы вы выбрали и принесли мне свои тридцать лучших статей к 1 июля, чтобы мы могли их опубликовать. Если вы этого не сделаете, я больше не буду с вами разговаривать». А когда я, в свою очередь, поинтересовался, кому они нужны, он ответил несколькими очень трогательными словами. Я не понимал, что на него нашло, но все происходящее выглядело так, словно он вдруг столкнулся лицом к лицу с вечностью, и было ясно, что не шутит. Он рассказал мне о своей первой книге, полной раздумий о коммунистическом обществе, о шести докторских диссертациях, подготовкой которых руководит, и высказал различные советы, в которых я, по его мнению, нуждался. «Мы все делаем то, что можно, а не то, что нужно». Таков был его вывод. Мы решили перенести встречу, и я готовился обсудить все вопросы в октябре, когда вновь отправился в Москву. К сожалению, увидеть его в намеченный день встречи я не смог. Он уже находился в больнице. Его смерть по многим причинам оставляет зияющую пустоту. Он постоянно служил ориентиром для критически настроенных интеллектуалов-марксистов в России. Ему удалось провести целый ряд очень важных конференций. У него очень хорошо получалось собирать вместе лучших российских мыслителей-марксистов и известных интеллектуалов из зарубежных стран. Он старался получить от них знания, которыми каждый из них обладал и мог с ним поделиться. Ни перед кем не закрывал двери, не прекращал диалог, не считал, как это делают некоторые левые лидеры, что именно он является обладателем абсолютной истины. Эта работа по объединению приверженцев идей марксизма, занятых изучением общественных наук, представляла собой немалый подвиг в стране, которая от почти теологического «марксизма» резко перешла к чрезвычайно примитивному и яростному антикоммунизму, в стране, иногда не знающей своей истории, а порой даже стесняющейся её. Черта, отличавшая Бузгалина от многих других, это серьезность и ответственность, которые он проявлял во всем, за что брался, - редкость в наше время и в России, и за рубежом. Он был одним из главных собеседников, наводивших мосты между западными левыми радикалами, марксистами и бывшим советским миром. Он говорил на языке марксизма и хорошо владел английским. И то, и другое значительно облегчало наше общение. Для тех, кто интересуется «экспериментом» Горбачева и последующим развитием посткоммунистической России, он всегда оставался бесценным источником информации и оценок, глубокого понимания политических и экономических сил, которые после 1991 г. доминируют в стране.
Нужен ли нам марксизм? На такой вопрос могут возразить, что марксизм умер после распада СССР, и ссылки на него имеют лишь историческое значение. Я не в состоянии в ограниченных рамках статьи исчерпывающе перечислить причины, по которым, на мой взгляд, марксизм сейчас нужен нам даже больше, чем в другие моменты современной истории. Разумеется, я имею в виду марксизм как критический метод подхода к социальной реальности с целью ее изменения, то есть марксизм как экспериментальную науку, подлежащую проверке и опровержению, а не как религию. Несомненно, факт распада СССР поднимает серьезные вопросы о марксизме, несмотря даже на то, что существовавший реальный советский строй, как мне представляется, имел мало общего с тем социализмом, каким его замышляли Маркс и Ленин. Мы не можем назвать строй социалистическим только на основе критерия государственной собственности на средства производства. Для этого необходимо также фактическое осуществление власти рабочими и народом в целом. Социализм - это Советская власть плюс электрификация всей страны, говорил Ленин. Советский Союз действительно добился электрификации, но Советы были очень быстро сведены к пустой фразе. С другой стороны, тот факт, что мы не должны считать существовавший в СССР строй вполне социалистическим, ни в коей мере не означает, что у этого строя не было социалистических элементов. И, конечно, не означает, что это был буржуазный, капиталистический строй, как утверждали некоторые поверхностные теоретики прошлого. Общественное сознание нашего времени крайне отягощено самим фактом банкротства советского «реального социализма». Но возникший в результате него мир служит убедительным свидетельством того, что система победившего капитализма образца 1991 года также терпит банкротство. Не в том смысле, что ее могущество в краткосрочной перспективе находится под угрозой. И не только потому, что в ходе ее развития неизбежно проявляется тенденция к монополизации и тоталитаризму, одерживают верх идеи неолиберализма. Но, прежде всего, потому, что увековечение этой системы ведет к умножению войн и неразрешимых проблем, не просто делая достижение обещанного «лучшего мир» невозможным, но и угрожая самому выживанию человечества. Одного взгляда на нынешнюю ситуацию на Украине или в секторе Газа, на углубляющееся неравенство внутри капиталистических стран и между ними, на трагическое положение, в котором находится половина человечества, на все новые экономические кризисы и быструю деградацию природной среды достаточно для понимания, до какой степени неустойчива и враждебна интересам человечества господствующая в мире капиталистическая система. Повторяю, не в том смысле, что ей угрожает немедленное свержение, а скорее в том, что даже ее выживание может привести к краху всей цивилизации и является прямой угрозой самому существованию рода человеческого. Капитализм все больше напоминает раковую опухоль. Если не обращать на нее внимания и избегать хирургического вмешательства, она погубит организм человечества, в котором и за счет ресурсов которого растет и развивается [1]. Нам срочно нужна новая цивилизация, более совершенная форма организации наших экономик и обществ, иная международная система. Достижение этой цели невозможно без марксизма, потому что это лучший аналитический инструмент, который создала человеческая мысль для осмысления, раскрытия тайн и преобразования нашего социального бытия. Возможно, когда-нибудь нам предстоит пересмотреть и преодолеть его, но для этого сначала мы должны одержать победу в нашей борьбе и затем использовать, опираясь на наследие марксизма, таким же образом, как физика Эйнштейна диалектически использовала и преодолевала физику Ньютона. Различные группировки и течения, которые пытаются не подвергать сомнению капитализм и игнорируют марксизм, видимо, всерьез верят, что смогут противостоять «тоталитарной глобалистской империи» финансового хапитала и вернут утраченный рай самостоятельных государств, восстановят неимпериалистической, нелиберальный, некоррумпированный, просто «хороший» капитализм. Эта вера –опасная химера. Сегодня невозможно даже представить, чтобы какая-либо страна или регион, сколь бы большим и могущественным он ни был, мог в одиночку противостоять гигантским проблемам и опасностям, угрожающим всему человечеству. Нынешний отказ Востока и Юга планеты подчиниться Западу является самым важным, абсолютно необходимым и наиболее позитивным событием нашего времени. Но, если мы хотим выжить как цивилизация, в какой-то момент это движение должно привести к новому философскому, социально-экономическому и политическому синтезу. Результатом может стать только социализм.
«Демократическая контрреволюция» номенклатуры То, что Россия пережила в конце 1980-х - начале 1990-х годов, было огромной «демократической контрреволюцией». Процесс этот проницательно описан Димитриной Петровой, министром в первом посткоммунистическом правительстве Болгарии: «Единственной революцией, которая произошла в Восточной Европе, была революция номенклатуры, благодаря которой она освободила себя от какой-либо моральной ответственности». В результате «коммунистические бюрократы» превратились из управленческого класса в класс собственников с определенными его слоями, служащими, в частности, «мостиком» к быстро укрепляющемуся «миру криминала» в союзе с Западом, его институтами и секретными службами. «”Демократия” служила лозунгом свержения старого режима, но демократия, - как писал Александр Бузгалин, – это греческое слово, означающее власть демоса, народа, собрания граждан. Цель тех, кто руководил контрреволюционным процессом… состояла не в том, чтобы передать какую-либо власть и собственность народу; она состояла в том, чтобы сохранить все для себя». Непродуманный эксперимент по «демократизации» СССР, основанный с самого начала на ложных предпосылках и с преобладанием в нем строго определенных социальных групп пришел к своему драматическому завершению в октябре 1993 года. Тогда при поощрении и восторженной поддержке Запада было совершено нападение на советский парламент - Дом Советов - и открыт путь к разграблению огромной государственной собственности и установлению полновластной «демократии» мафии и сросшейся с ней бюрократии. Все это сопровождалось насильственным разрывом советского «общественного договора», дезорганизацией государства, развалом СССР, насильственным разрушением социальных и межэтнических отношений, на которых основывался Союз, исторически беспрецедентным экономическим, социальным, демографическим и культурным разрушением. За короткий промежуток времени Россия осуществила наихудший из возможных способов фундаментальной трансформации, на проведение которой западному капитализму потребовалось несколько столетий, - отделение экономической сферы от сферы морали. Естественно, такое изменение предполагало и в то же время создавало глубоко упадническую духовную атмосферу. Это началось уже во время перестройки с появлением различных «чудотворцев» типа Кашпировского, со взрывом преступности, с неконтролируемой демагогии Ельцина и его окружения. Она включала в себя обожествление Запада, который большинство лидеров тогдашней России стали именовать «цивилизованным миром», относя тем самым свою страну и самих себя к «нецивилизованным». Либеральные демократы, построившие свою карьеру в Коммунистической партии, спешили приватизировать все подряд и отвергали «преступную» большевистскую революцию, превознося при этом Тэтчер и Пиночета. Дошло до того, что член Политбюро Александр Яковлев с энтузиазмом приветствовал... открытие в Москве McDonald's как символ новой эры, а несколько лет спустя призвал к «Нюрнбергскому процессу» над партией коммунистов, не уточнив, следует ли судить на нем и его самого как одного из руководителей этой партии. Их оппоненты оказались не способны выдвинуть сколько-нибудь серьезную, привлекательную для масс левую альтернативу развития страны и не смогли пойти дальше крайне примитивных методов приукрашивания сталинского и даже царского прошлого. Только принимая во внимание атмосферу интеллектуального мракобесия, морального упадка, социального распада в условиях господства неолиберализма в России и других советских республиках, можно понять и в полной мере оценить, насколько трудно и важно было для таких людей, как А. Бузгалин поддерживать и развивать традиции рационального, критического марксистского мышления и деятельности. Влияние их идей было ограниченным, да иначе и быть не могло в тогдашних неблагоприятных обстоятельствах. Но они никогда не переставали оказывать гораздо более широкое влияние одним своим примером, являясь своего рода элементом «гомеостаза» в социальном и интеллектуальном организме, который находился в состоянии хаотического водоворота. Существование даже небольшого, но серьезного марксистско-социалистического течения служило образцом и заставляло другие идеологические течения не выходить за определенные рамки. В то же время это была передача будущим поколениям ряда важных, судьбоносных идей, которые русскому народу и любому левому движению, безусловно, понадобятся в их будущих битвах. На протяжении нескольких последних лет в российской молодежи наметилась важная тенденция интереса к марксизму и левым идеям. Александр Бузгалин возлагал на молодых людей надежды и успел оставить им ценные уроки. В то же время он и его товарищи оставались «мостом» к советскому прошлому, к верности рабочих и интеллигенции страны элементам социализма, которые были присущи советскому бюрократическому режиму. Они отвергли экстремистское неприятие советской традиции; это было чуждо их менталитету. Александр глубоко понимал сосуществование очень противоречивых элементов в советском строе, видел огромный энтузиазм, который он вызывал, равно как негативные аспекты его деятельности, и анализировал и то, и другое в своих книгах, статьях и интервью. Он критически, а не пренебрежительно, относился к «советскому человеку», глубоко чувствовал его. Да он и был, до конца сам оставался им. Тем не менее тяжесть неоднократных поражений, пережитых русским народом, и распад страны привели значительную часть народа к апатии и оживили давние традиции смирения с авторитаризмом и худшими страницами российской истории. Помню, как где-то в середине 1990-х я с возмущением спрашивал Александра: «Ну почему никто не реагирует на эти ужасные вещи?» А он, едва сдерживая горечь и спокойно воспринимая происходящее, отвечал: «Все, что может сейчас сделать гражданин России, – это пойти и проголосовать». Тогда я был далек от мысли, что позже судьба забросит меня в моей собственной стране, после нескольких поражений народа, в такую же атмосферу смирения и пассивности, которая в то время казалась мне немыслимой в Греции. Народы, как и отдельные люди, могут легко переходить от величия к упадку и обратно. Чтобы судить о ком-то, кто продолжает действовать подобно Александру, неправильно использовать только критерий прямой и ощутимой эффективности или немедленного широкого признания со стороны масс. Мы не можем абстрагироваться от того, что он и подобные ему люди в России и других странах выступали «против течения», сопротивляясь огромной российской и глобальной «контрреволюционной волне». Она поднялась во времена натиска неолиберализма Рейгана и Тэтчер, а кульминацией стал распад Восточного блока и самого СССР. Эту волну следует назвать «контрреволюционной» в том смысле, что она была вызовом главному требованию всех революций современности - что человек должен стать свободным субъектом своей собственной истории. Нельзя не увидеть аналогий между этим периодом и волной реакции, царившей в Европе на протяжении почти тридцати лет после поражения Наполеона. Возможно, не случайно, что спустя именно 30 лет после пика этой «контрреволюции» мы видим сегодня Россию, Китай, глобальный Юг, то есть большинство человечества бросающими вызов господству глобализованного капитализма и «гиперимпериализму». Подтверждается пророчество Ленина, который сто лет назад говорил, что победа социализма неизбежна уже потому, что поднявшиеся народы намного превосходят по численности жителей Запада. Мы еще не стоим на пороге победы социализма, но уже являемся свидетелями значительного ослабления мирового капитала и его геополитического воплощения – государств «коллективного Запада», НАТО и ЕС. Ценность и значимость Александра и других подобных ему борцов заключается в том, что они поддерживали горение свечи в ужасных условиях, когда все ветры истории бушевали, стремясь задуть ее.
Марксизм и сталинизм Чтобы избежать недоразумений, я чувствую необходимость объяснить здесь, что, когда я говорю о марксизме, то, безусловно, имею в виду течение, которое не может иметь ничего общего со сталинизмом, поскольку одно фактически противоположно другому. Я, конечно, понимаю, почему, видя, к чему привели распад СССР и реставрация капитализма, пережив социальную и экономическую катастрофу бывших социалистических стран и наблюдая за глобальными последствиями этих явлений, многие испытывают ностальгию по «сильному советскому государству», по «отцу» в лице Сталина и стремятся вернуть их время. Понимаю, почему в самой России сегодня так широко распространились «народный сталинизм», ностальгия по прежней славе, по эпохе, которая при всех ее огромных противоречиях, безусловно, обладала величием и представляла собой неоспоримый прогресс. Кроме того, не следует забывать, что наш век – это век пугающего и чрезвычайно опасного интеллектуального упадка. Чем меньше книг читают люди, тем упорнее они произносят и защищают всевозможную чепуху. И чем более беспомощными перед лицом обрушившейся трагедии они себя чувствуют, тем больше ищут спасительный круг на небесах или в идеях и действиях прежних Мессий. На протяжении всей истории Россия часто бывала страной крайностей, легко переходившей от одной ее ипостаси к другой, поскольку сталкивалась на своем пути с такими сложнейшими проблемами, которые легко поставили бы на колени любую другую нацию. Я счел очень опасным обожествление Запада, когда оказался свидетелем этого, живя в Москве 30 лет назад. И поэтому сейчас нахожу столь же опасным нынешнее обожествление сталинизма (а порой даже царизма). И надеюсь, что в наши дни Россия найдет в себе силы добиться более успешного, чем в прошлом, синтеза необходимых для ее возрождения элементов и отказа от того, что было ею давно отвергнуто в силу своей исторической традиции. Нет никаких сомнений в том, что распад СССР и внедрение капиталистических отношений производства и распределения, а также сопровождавшей их культурной «надстройки» на постсоветском пространстве, были катастрофой исторических масштабов. Но стоит помнить, что советский строй потерпел крах не в результате победоносной народной революции против него или иностранного вторжения. Он рухнул изнутри и сверху, без сомнения, с помощью иностранных сил, когда значительная часть правящей бюрократии сознательно перестала защищать его, стремясь к капиталистической реставрации, которая превратила бы бюрократов и их потомство в правящий класс собственников. Ведь саму инициативу по развалу СССР взял на себя Борис Ельцин, бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, за которым последовали «коммунистические» лидеры Украины и Белоруссии. Я помню, как один советский дипломат, который одно время работал в аппарате Центрального Комитета КПСС, как-то сказал мне: «В Советском Союзе не было более антикоммунистического места, чем аппарат ЦК». Сам Бузгалин, который в последний период существования партии стал членом Центрального Комитета, однажды заявил в интервью, что не знал ни одного настоящего коммуниста в ее рядах. Что касается аргумента о «сильном государстве», то он тоже довольно поверхностен, как проницательно было замечено еще Алексисом де Токвилем. Кажущаяся сила такого государства, по его словам, на деле отражает трудности в управлении нарастающими противоречиями и делает государство более, а не менее, уязвимым в долгосрочной перспективе. В СССР запрет оппозиции и, в конечном счете, любых критических высказываний о е власти привел к возникновению «контрреволюции» в самом центре системы, в то же время лишив общество – и даже правителей государства – необходимой обратной связи с обществом, оставив властные структуры без антител, необходимых для защиты правящего режима. «Сильному» Советскому государству, как показала практика, сопутствовало совершенно бессильное, слабое общество, которое позволило легко отнять все социальные и иные завоевания трудящихся. На мой взгляд, можно усомниться, оставалось ли в Москве к декабрю 1991 г. более ста или двухсот человек, действительно сопротивлявшихся развалу СССР, за который проголосовали даже коммунисты Зюганова. Насколько же сильным можно считать государство, распадающееся на составные части с такой же легкостью карточного домика?
В борьбе за левую альтернативу Александр Бузгалин был не только теоретиком. Он оставался политически чрезвычайно активным на протяжении всего периода перестройки с его интенсивными выступлениями рабочих масс и работников умственного труда. Александр оказался во главе крупного движения, которое объединяло коллективы советских трудящихся, выступавшие за самоуправление. Как он рассказывал мне в интервью в 2021 году: «В Советском Союзе существовала демократическая коммунистическая оппозиция. Это было движение за самоуправление в рабочих коллективах и на предприятиях, стоявшее на социалистических принципах». Оно столкнулось с сильной оппозицией со стороны бюрократии, бизнес-менеджеров и не в последнюю очередь со стороны самого Горбачева. Тот вовсе не желал, чтобы его демократические декларации были реализованы в низовых слоях общества. Позже шахтеры объявили потрясшие режим массовые забастовки в Кузбассе, Донбассе, Воркуте и Караганде (Казахстан). Александр принял тогда участие в конгрессе шахтеров Кузбасса. Он работал над формированием «левой альтернативы самоуправления», противостоявшей либеральному, прокапиталистическому и прозападному направлению, которое поддерживало реформы Горбачева. К сожалению, трудящиесяоказались в ловушке из-за царившей в стране обстановки неописуемой неразберихи. Вот как описал сложившуюся в то время ситуацию Бузгалин: «На съезде забастовочных комитетов Кузбасса большинство делегатов заявили, что хотят “демократического рыночного общества”, где рабочие были бы хозяевами заводов и шахт, где всем платили бы высокую заработную плату, действовали сильные профсоюзы, независимые рабочие организации и не было никакой номенклатуры, где государством управляли бы граждане и т.д.». То есть верх одержали иллюзии. Всякий раз, когда я в то время говорил с советскими рабочими, у меня складывалось впечатление об их превратных представлениях относительно реформ. Они верили, что приватизация означает, будто сами рабочие возьмут в свои руки заводы и фабрики, сохранив при этом все те огромные привилегии, которые у них были на советских предприятиях, а перемены сведутся к дополнительному росту зарплаты. Между тем, напомню, что в распоряжении советских рабочих имелись тогда бесплатные детские сады и школы, столовые, где они питались три раза в день и могли брать еду с собой домой, медицинские центры, где оказывалась первичная помощь врачей, санатории и детские лагеря отдыха, учреждения культуры. В малонаселенных районах, где строились новые предприятия, им бесплатно предоставлялось жилье, а также транспорт для доставки на работу и обратно. И рабочие были уверены, что в процессе приватизации сохранят все это наряду с получением новых преимуществ. Таков был уровень осознания трудящимися грядущей реальности и царивших среди них заблуждений. Столь низкий политический уровень рабочих, как и всего советского общества и особенно правящего класса, позволил такому случайному деятелю как Борис Ельцин, стать президентом России и распустить Советский Союз с помощью крупнейших мошенничеств в истории. «Если уровень жизни сократится, я лягу на рельсы», – клялся он перед тем, как начать рекомендованную американцами «шоковую терапию», то есть провести «экономический эквивалент» атомной бомбы средней мощности. И обнищавшим россиянам пришлось срочно закупать на последние гроши мгновенно взлетевшие в цене продукты, надеясь как-то прожить хоть несколько месяцев, но в душе опасаясь, что их страдания продлятся вечно. Все «действующие лица» в этих обстоятельствах имели крайне ограниченное представление о последствиях уступок Горбачева западному империализму. И о том, как за кулисами готовилось свержение советского строя и развал СССР.
Гласность: уничтожение идеологической основы советского строя Шахтеры, а также представители среднего класса (учителя, врачи, ученые и т.д.) очень скоро и очень дорого заплатили за свои иллюзии. Их уровень жизни рухнул, поскольку было разрушено первое в истории государство столь широкого социального обеспечения. Стоит напомнить, что оно покрывало все основные потребности людей «от рождения до смерти». Я не считаю такой исход неизбежным. Крах советского строя и распад СССР не были предопределены, даже если в этом направлении действовали мощные «объективные» факторы. Многие хорошо осведомленные американские советологи согласны с такой оценкой. Трагическому исходу способствовали такие случайные факторы, как, например, безвременная кончина Андропова. Проживи он подольше, было бы невозможно представить, чтобы СССР встал на тот путь развития, какой избрал Горбачев. Даже крошечная Куба не рухнула по «объективным причинам», так неужели рухнула бы, пусть и проблематичная, сверхдержава, если бы она почему-то сама «не захотела» этого? Ни в коем случае! Само советское руководство не только дестабилизировало ситуацию в стране своими реформами, но и сокрушило, возможно, не сознавая этого, саму основу существования советского строя и СССР. Экономическая политика Горбачева дезорганизовала производство и распределение товаров, а его нежелание применять государственную власть с необходимой жесткостью, особенно в вопросах, касающихся подрыва межнационального мира, столкновения этнических групп или деятельности преступного мира, не имело ничего общего с провозглашенной им борьбой против «бюрократии». Его политика вовсе не способствовала достижению «свободы» и «демократии», которые не могут быть обеспечены без ответственности. Эта политика демонтировала любые средства управления страной, поощряя хаос и неуправляемость. Но особенно дестабилизации режима способствовала кампания гласности. И не потому, что она допускала необходимую свободу высказывания мнений и проведения дискуссий, а из-за того, как, каким способом поднимала и трактовала важнейшие проблемы советского прошлого. Эта кампания оказала мощное разрушающее воздействие на массовую психологию населения, которое не имело ни малейшего опыта сопротивления телевизионной пропаганде, проводившейся в агрессивном западном стиле. СМИ, всегда находившиеся под полным контролем партии и не допускавшие ни критики, ни свободного обсуждения истории советского общества, внезапно поставили население перед выбором, довольно ли оно своим прошлым и хочет ли таких перемен, за которые выступает Запад? Это было откровенным мошенничеством, равносильным тому, как если бы советским гражданам предлагалось взять билет до Стокгольма, хотя самолет на самом деле направлялся в Буркина-Фасо. Но разоблачить мошенничество было некому. Правящая верхушка в массе своей сама всерьез уверовала в тезисы западной пропаганды, не замечая, что своим острием та направлена против нее, на подрыв ее власти. На миллионы людей в СССР обрушился вал информации о преступлениях Сталина, преподносившейся не иначе, как доказательство провала социализма. Тем самым на советских граждан взваливалось чувство коллективной вины, а партийные и государственные чиновники обрекались на полную неопределенность и незащищенность. Любое государство, возникшее в результате революции, чтобы утвердиться у власти и продолжать свое существование, обязано проявлять память и уважение к ней. Французы, например, независимо от того, насколько далеко они отошли от идеалов своей революции, все еще празднуют день взятия Бастилии и сохраняют эмблему революции даже в полицейских участках. И не оплакивают казнь Людовика и Марии-Антуанетты. Как только Советское государство начало подвергать сомнению саму Русскую революцию, которая создала его, и социализм, во имя которого и было основано, оно потеряло смысл своего существования, и распад СССР оставался лишь вопросом времени. Вряд ли кто-то в широких массах советского народа ожидал такого конца. Александр Бузгалин был одним из немногих, кто предупреждал о подобной возможности за год до того, как это произошло. Все видели, как страна разваливалась, но не верили, что такое может произойти. Думаю, что даже в Вашингтоне, где за кулисами очень усердно работали, чтобы добиться этого, на самом деле не ожидали того, что это случится. Если и имелся стратегический план по свержению советского строя, то не в СССР, а на Западе. Вашингтон начал действовать в этом направлении еще с октября 1917 года и никогда, даже во время Второй мировой войны, не прекращал своих усилий. Пожалуй, в истории не было большей иллюзии, чем ожидание советских реформаторов, что Запад может стать их союзником в усилиях по демократизации и модернизации страны. Нет более страшной ошибки, чем принимать врага за друга. Факты не оставляют сомнений в роли американских ведомств и институтов в заговоре с целью добиться развала СССР, включая его заключительную фазу, начавшуюся с «фальшивого путча» в августе 1991 года. Заговора нельзя было избежать, потому что он был составным элементом всей антисоветской политики Запада, политики, продиктованной самим характером западной капиталистической и империалистической системы. Но заговоры работают, как микробы, как вирусы, добиваясь успеха только тогда, когда организм уже ослаблен изнутри. Оглядываясь назад, можно сказать, что СССР остро нуждался тогда в организованном рабочем движении, чтобы защитить себя от своего собственного руководства. Но его, к сожалению, не существовало…
После краха Нехватка места не позволяет подробно рассказать о многочисленных попытках Александра Бузгалина создать левую партию после распада СССР и запрета КПСС, на последнем съезде которой он был избран членом ЦК, представляя в нем «марксистскую платформу». В августе 2001 года он говорил о причинах своих неудач, так описывая ситуацию: «Экономический кризис начала 1990-х был настолько глубоким, что единственный социальный слой, на который могла опереться левая оппозиция, – рядовые работники умственного труда. Но инженеры, учителя, врачи, работники госсектора, квалифицированные рабочие крупных предприятий были обречены в то время на крайнюю бедность. Чтобы выжить, им приходилось работать по 14 часов в день без перерыва, а это делало самоорганизацию невозможной». ЦРУ опасалось тогда социального взрыва из-за шоковой терапии. Этого не произошло, во-первых, потому, что многие заводы и фабрики были закрыты, а рабочий класс, который мог бы восстать, просто исчез. Рабочие вынуждены были заниматься чем угодно, чтобы спасти себя и свои семьи, например, доставкой на продажу товаров из Турции. Во-вторых, не было никакого плана их сплочения. Только к 1993 г. начала появляться массовая оппозиция из неосталинистских течений, вдохновляемых «советской ностальгией». В ходе проходивших тогда выступлений Съезд народных депутатов вступил в конфликт с Ельциным и его неолиберальной политикой. При поддержке американцев Ельцин совершил госпереворот, распустил и подверг бомбардировке российский парламент, убив при этом не менее 1500 человек под одобрительные возгласы торжествующих западных правительств. Это положило конец эксперименту по демократизации СССР, начатому Горбачевым, и проложило путь к величайшему мародерству всех времен.
Марксизм, нация и национализм Что отличало политику Ленина и сделало возможной Октябрьскую революцию, так это то, что он никогда не отказывался пересматривать формулы, которые более не соответствовали изменившейся действительности. И действовал в постоянной обратной связи с реальностью и общественным сознанием, не упуская из виду главную, объективную и стратегическую цель. Ленин и Октябрьская революция знаменуют переход от марксизма XIX века, основанного на чисто европейской модели примерно равных по уровню развития европейских держав, к марксизму, который в гораздо большей степени учитывает роль империализма и наций в истории. Потому что империализм сделал невозможным для менее развитых стран считавшееся прежде нормой «постепенное» продвижение вперед, к социализму. Это было главной причиной, сделавшей возможной и необходимой победу российской и китайской революции. С самого начала российский (как и китайский) социалистический эксперимент имел геополитическое измерение. Завоевание социальных прав русским народом предполагало независимость страны от империалистического Запада и наоборот: завоевание независимости предполагало наличие народа, преисполненного решимости защищать свою страну, ее суверенитет и независимость. Но для этого им требовалось иметь что-то важное, вдохновляющее на такую защиту. Еще во времена Наполеона Клаузевиц понимал, что за победами французов стояла универсальная привлекательность триптиха Французской революции «Свобода, равенство, братство». Точно так же за победами Красной Армии в Гражданской войне, против иностранной интервенции и во Второй мировой войне стоял энтузиазм советских людей, сформированный великими завоеваниями и всемирным значением Октябрьской революции и строительства нового общества в СССР. Хотя они и не сформулировали это подробно и четко, ведущим вкладом Ленина и его товарищей в революционную политику, вдохновленную марксизмом, было то, что они рассматривали «классовую борьбу» не только как узко ограниченную рамками государства, в котором она ведется, но и как борьбу международную. Не только как борьбу угнетенных против угнетающего класса своей страны, но и как борьбу угнетенных против угнетающих наций в мировом масштабе. Начиная с 1921 года Коммунистический Интернационал обращался к народам Востока, а не только Запада, опаздывающим на долгожданную встречу с революцией и социализмом. Если левые хотят когда-либо действовать эффективно, их долг - сочетать защиту общества с защитой нации. Чтобы претендовать на «гегемонию», о которой мечтал Грамши, левые должны выступать как национальная сила, оставаясь при этом силой интернационалистской. Ход истории подтверждает, что освобождение народа не может быть завершено в рамках одной национальной структуры. С другой стороны, те, кто в первую очередь защищает свою нацию, не могут быть эффективными в долгосрочной перспективе, если не защищают интересы всего общества. Вот почему традиционный национализм правящих классов обычно приводит в наше время к провалу. Конечно, марксизм не может иметь ничего общего с примитивным и реакционным национализмом, который больше подходит антикоммунистам, чем силам, выступающим за социализм. Но это не означает, что российские левые марксисты не должны играть ведущую роль в борьбе в защиту российской нации от западного империализма. В конце концов, разве не Ленин, самый последовательный интернационалист среди большевиков, начал свою статью в "Известиях" в 1918 г. стихотворением Некрасова, обращенным к «Матушке Руси»[2]? Хотя большевики призывали к борьбе за освобождение всего человечества, они, тем не менее, никогда не забывали, что их корни неизбежно уходят в народ, из которого они сами вышли и глубочайшие потребности которого они выражали. Требуется большое искусство, глубокие знания и громадная преданность делу, а также умение переходить от общего к частному, если мы стремимся на основе национальных реалий разработать эффективную политику, открывающую путь к «гегемонии». Александр Бузгалин, обладавший широчайшими теоретическими знаниями и огромным политическим опытом, до конца дней продолжал тщательно исследовать в своих трудах весь комплекс сложных проблем, с которыми в наши дни столкнулась Россия. Много занимался он и поиском ответа на вопрос, каким должно быть правильное отношение к национализму вообще и русскому национализму в частности. Этот вопрос вызывал особенно много споров среди его друзей и единомышленников. Казалось, он обращался к новым поколениям марксистов всего мира за помощью и политической поддержкой, как бы призывая их предложить новые теоретические разработки по столь важному вопросу, как отношения между нацией и левыми силами. Он считал это крайне необходимым. К сожалению, мы пока не справились с этой задачей. Для всех, кто знал Александра Бузгалина, работал рядом с ним и разделял его взгляды, он был и навсегда останется в памяти образцом борца за демократический социализм. И, что исключительно важно, - оставил ценнейшее теоретическое наследие приходящим нам на смену поколениям.
Литература 1. Бузгалин А., Колганов А. Глобальный капитал. М.: Едиториал УРСС, 2007. комментарии - 0
Мой комментарий
|
Подписка
|
