Природа и характер скандинавской модели социального государства не могут быть поняты без учета влияния лютеранства. Хотя последнее и возникло значительно позже корневой семейной системы, учение Лютера о всемогуществе Бога и вызванном предопределением 1 признании людей неравными хорошо корреспондировало с ее ценностями — властью отца и неравенством сыновей-братьев [31. P. 149].
«Лютеранская вера как форма протестантизма сопрягается с корневой семьей тем, что выражает свою приверженность религиозной и социальной иерархичности и увязывает свою теологию с сознательным послушанием двойной власти — Бога и Государства» [18. P. 67]. Лютеранство социализировало прихожан, верующих в «доверяющее послушание» [24], прививало им доверительное отношение к государству, что было тем легче сделать потому, что на протяжении нескольких веков на местах пасторы выполня- ли функции государственных чиновников.
«Нахождение лютеранских церквей в странах Северной Европы в… тени, — замечали известные местные религиоведы, — может быть причиной того, что мейнстримные исследователи государства всеобщего благосостояния не рассматривают религию в качестве важного фактора развития нордического социального государства» [22. P. 2]. В последние годы этот пробел стал восполняться: серьезные исторические исследова- ния социальных процессов в Скандинавии теперь уже не обходятся без отсылки к особой роли лютеранской религии вообще и церкви в частности. Так, У. Остергаард полагает, что формирование социального государства в Скандинавии было многим обязано лютеранской церкви и по сути пред- ставляет собой секуляризованное лютеранство. Американский экономист Р. Нельсон (1944—2018) даже утверждал, что тамошнее социальное государство представляет собой «новую форму лютеранства, ныне преимуще- ственно секуляризованную, вследствие чего ее основополагающая лютеранская сущность не узнается большинством людей» [25. P. 24].
* * *
Парадоксально, что, хотя сегодня народы Скандинавии внешне нерелигиозны (постоянные прихожане составляют лишь 3—6% населения), лютеранство (в имплицитной и/или остаточной форме) полностью пронизывает их мироощущение. С. Хантингтон приводит в подтверждение этому высказывание некоего анонима: «Шведы… самый нерелигиозный народ в Европе, — заметил один из европейцев, — но вы… не поймете эту страну, если… не осознаете, что наши институты, социальные обычаи, семьи, по- литика и образ жизни зиждутся на фундаменте, сформированном нашим лютеранским наследием»2 [3. С. 546]. Другой современный исследователь замечает, что «никакое описание шведских экономических отношений не может игнорировать унаследованную лютеранскую трудовую этику», и «ни один перечень фундаментальных ценностей не может обойтись без упоминания об упорной приверженности лютеранской Швеции к трудо- вой этике: работа все еще рассматривается как благо сама по себе, атрибут добродетельного человека» [23. P. 43, 53].
У лютеран нет единого мирового центра, обладающего властными и духовными полномочиями, подобного Ватикану, но, в отличие от раздробленных на большие или мелкие группы (секты) других протестантов, они, как и ан- гликане, объединены в национальные, страновые церкви с государственным или полугосударственным статусом. Их церкви являются национальными, т. е. замыкаются в рамках соответствующих стран и по факту этноцентрич- ны. В Дании лютеранская церковь и сейчас все еще остается государственной, в Норвегии (с 2017 г.) и Швеции (с 2000 г.) отделена от государства, но поддерживает с ним тесные отношения 3, тогда как в Финляндии, не будучи государственной, обладает особым статусом. Во всех этих странах церковные организации финансируются властями (из центрального или же из местных бюджетов), везде (кроме Норвегии) действует церковный налог [17]. Прошедшие многовековую школу лютеранства скандинавские народы законопослушны до педантичности 4. Источником этого является и вероучительная доктрина Лютера, которая назидает верующих положительному отношению к феномену власти вообще и к государству в частности, а также многолетняя практика социального дисциплинирования со стороны как светских, так и церковных властей, которые в своих высших эшелонах представляли собой единое целое (главой церкви был монарх). Хотя церковная дисциплина лютеран уступала по интенсивности и строгости кальвинистской, она, тем не менее, могла быть весьма жесткой5 [9.P. 119—120]. Авторитаризм доиндустриальной эпохи (1820-х гг.) в Швеции хорошо задокументирован: сохранились кондуиты пасторов с подробными заметками о поведении прихожан.
Реформация повсюду подчинила церковную организацию светской власти — церковь лишилась экономической независимости (ее собственность и доходы отошли короне), а пасторы оказались на положении чиновников, наемных служащих государства. Пронизывающая скандинавские страны сеть церковных приходов оказалась удобной для отправления государством своих функций. В удаленных, часто самоуправляемых местностях именно лютеранские пасторы были единственными представителями государственной власти [2. С. 21]. Это дало основание одному современному наблюдателю утверждать, что Швеция представляла собой уникальный феномен как «управлявшееся пасторами протестантское общество»6 [12. P. 20]. В этой стране на священнослужителей была возложена обязанность вести реестры жителей, выдавать разрешения на их переезд в другую местность и организовывать призыв на военную службу7. И по сей день скандинавские лютеранские церкви исполняют ряд функций, которые в других странах являются прерогативой светских учреждений: ответственны за проведение похорон (в Дании и Швеции безотносительно к вере усопшего), содержание и поддержание в порядке кладбищ, гражданскую регистрацию браков (Дания) и др.
Значительное влияние на население пасторы оказывали в качестве учителей и воспитателей. Они вели преподавание в школах, были государственными экзаменаторами в процессе обязательной для всех конфирмации, а также инспекторами в столь же обязательной для всех общеобразовательной школе [2. С. 20]. Именно лютеранству Скандинавия (как и Германия) обязана ранней победе над неграмотностью. Церкви приучали «верных» произносить молитвы и читать Священное писание на родных языках, а не на латыни (которую мало кто понимал), как это было до Реформации. С XVII в. лютеранские пасторы Швеции стали вести экзаменационные реестры, в которых фиксировалась способность «верных» читать и понимать простые религиозные тексты. Правда, требование уметь писать до поры не предъявлялось — навык письма среди крестьян распространился позже [31. P. 156].
* * *
Лютеранское духовенство в Скандинавии не только соединяло в одном лице духовную и светскую (чиновную) власть, но и являлось своего рода протоинтеллигенцией. Так, в 1810 г. пасторы составляли 40% всех студентов Копенгагенского университета [1]. Пасторы и получившие теологиче- ское образование выходцы из пастырских семей, многие из которых стали поборниками идей Просвещения, принимали активное участие в формировании скандинавских наций. Как замечает норвежский философ Г. Скирбекк, с конца XVIII в. в Датско-норвежской унии лютеранский клир испытывал сильное влияние просвещенческих идей и выступал не только за всеобщую грамотность и обязательное образование для всего населения, но и за развитие науки и практические усовершенствования. Так, именно пасторы были застрельщиками выращивания картофеля (как доступного и полезного продукта питания бедноты), за что были прозваны «картофельными» [2. С. 21].
Пасторы почти повсеместно прилагали немало усилий к разрешению мирских вопросов своих прихожан, активно занимаясь наставничеством в практических делах. Так, в Швеции именно по советам и под надзором клириков свободные крестьяне объединяли свои наделы для совместной обработки [23. P. 50]. В Дании Н. Грундтвиг (1783—1872)8, священник, пи- сатель и философ, сыгравший огромную роль в формировании датского национального характера, обучал паству в том числе освоению пустошей, посадке фруктовых деревьев, улучшению методов обработки земли и т. п. [4. P. 157]. Он помогал крестьянам организовывать кооперативы по сбыту их продукции, которая иначе не смогла бы попасть на рынок. Но особенно известен Грундтвиг стал тем, что стоял у истоков движения народных сред- них школ — самоорганизующихся и самофинансирующихся учреждений для взрослых, преимущественно сельских жителей.
Осуществляемая в XIX в. властями и клиром модернизация «сверху» находила отклик в народе; мало того, в его среде возникали самодеятельные просвещенческие движения — как, например, хаугеанство, получившее название по имени своего инициатора — Х. Н. Хауге (1771—1824). Последний не удовлетворился своим положением сына норвежского крестьянина и на- шел призвание в самоотверженном служении Богу и ближним как в мирской работе, так и в проповедовании евангельских заповедей. Нарушая монопо- лию официальной церкви на ведение проповеди, Хауге увещевал простона- родье достойно исполнять свое божье предназначение быть «домоправителями земных благ». При этом первым подавал пример — активно занимался предпринимательством, постоянно расширяя и меняя области приложения собственных сил, чем вовлекал в орбиту своей деятельности все большее чи- сло соплеменников. Его приверженцы впоследствии активно проявили себя в политике, культуре, религии и хозяйственной деятельности9.
* * *
Существенное влияние на мировоззрение и образ жизни скандинавов, как и других принявших учение Лютера народов, оказала его социальная доктрина. Отсталая, в понимании М. Вебера, этика Лютера была близка населению Европы, «исповедовавшему» крестьянский образ жизни.
«Люди рождены для работы», «как птицы для полета»10 [20. P. 376]. Работа получила статус божьего дела, призвания сродни религиозному. Именно поэтому основополагающим принципом Лютера, условно говоря, стал «все должны есть, все должны работать»11.
В отличие от религиозных, в социально-экономических взглядах Лютера не было ничего радикального. Он признавал, что для поддержания социального порядка необходимо неравенство, — должны существовать властители и подданные. В ходе Крестьянской войны 1524—1525 гг. призывал обе противоборствующие стороны, землевладельцев и крестьян, умерить насилие, но отдельно увещевал крестьян «воздержаться от смуты и мятежа» на том основании, что их действия порочат Священное писание (сказано же: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога…» [Рим. 13:1]).
Резко критически Лютер относился к анабаптистам, которые выступали за крещение только во взрослом (сознательном) возрасте и отрицали централизованную церковную организацию, а в социальном плане отрицали присягу, воинскую службу, выступали за неподчинение властям по религиозным соображениям. Особым нападкам Лютера подверглось их радикальное крыло во главе с Т. Мюнстером, проповедовавшее общность имущества. Таким образом, он санкционировал и экономическое неравенство. При этом он был резко критичен по отношению к рыночной организации общества, основанной на стремлении получать прибыль, считал накопление богатства асоциальным: вместо того, чтобы накапливать деньги, христиане должны работать для сообщества. Собственность и деньги являются божьими дарами, которыми надо делиться с «ближним». По Лютеру, всякий, желающий послужить Богу, может и должен делать это через служение ближним своей мирской деятельностью. Для человека наилучший способ проявить христианскую любовь к ближнему — добросовестно исполнять возложенные на него обязанности (слуги, домохозяйки и т. д.).
Лютер критиковал (иногда яростно и не выбирая выражений) негативные и крайние проявления зарождавшегося капитализма, особенно ростовщичество и инфляцию. В отличие от Кальвина, он резко выступал против того, чтобы деньги выполняли функцию не только средства обращения, но и капитала. По его мнению, деньги не должны отдаваться в рост, но если уж такое по каким-то причинам происходило, то Лютер требовал, чтобы взимаемый процент был мал.
Наиболее ярко и последовательно лютеранская забота о «ближних» нашла свое выражение в его борьбе с нищенством и бедностью. Поскольку по Лютеру спасение даруется только верой, а не, как считали католики, делами, благочестивые дела — такие, как раздача милостыни, — не влияют на перспективы спасения верующего. Но вера может и должна проявляться в благочестивых делах, а помощь беднякам является божьим делом. При этом Лютер требовал перестать рассматривать всякого бедняка как олицетворение образа божьего, ведь под обличием обездоленного может скрываться божий противник [14. P. 271]. Пересмотр Лютером существовавшего до него отношения к феномену бедности произошел, вероятно, в силу того, что при его жизни масштабное распространение получили не вынужденная, а добровольная бедность, попрошайничество и бродяжничество, вследствие чего выросло число профессиональных нищих и нищенствующих монашеских орденов.
Нетерпимость Лютера к нищете не означала, что он предлагал бросить на произвол судьбы тех, кто от нее страдал. Напротив, ссылаясь на слова Библии «Разве только не будет у тебя нищего...» (Втор. 15:4), Лютер постулировал, что среди его последователей нищих быть не должно. Но, будучи ярым поборником ликвидации нищеты, резко порицал практику индивидуального подаяния. Взамен этого он предложил организовать коллективную раздачу вспомоществования, ответственность за которую должна была на себя взять прежде всего церковь, но в тесном сотрудничестве с властями. В ареале распространения лютеранства (прежде всего в городах) его адептами создавались особые кассы, пополнявшиеся из добровольных пожертвований и целевых налогов. Вспомоществование должно было предоставляться не кому попало, а только проверенным и достойным, о которых известно, что они действительно нуждаются и не злоупотребят полученным. Помощь оказывалась прежде всего тем, кто не мог трудиться по состоянию здоровья — инвалидам и больным, а также находившимся в тяжелых материальных условиях бедным рабочим семьям. Но ее могли получить и временно оказавшиеся в стесненных обстоятельствах дееспособные лица; в этих случаях после поправления своих дел (или здоровья) от них ожидали возмещения предоставленных им сумм [26].
По мере завоевания учением Лютера позиций в качестве государственной церкви борьба с бедностью поднималась с локального (местного) уровня на центральный (правительственный) [15]. По примеру реформатских 12 Голландии, Англии и США в лютеранских странах кое-где создавались работные дома; но такого распространения, как в указанных странах, они не получили.
Заслуга того, что в лютеранских странах (Скандинавии и Германии) стало принято рассматривать бедность в качестве предмета заботы и ответственности общества и государства, принадлежит Лютеру13. Впрочем, с течением времени в соответствии с общемировой тенденцией к секуляризации социальные полномочия лютеранских церквей Скандинавии (по образованию, уходу за больными и немощными и т. д.) утрачивались. Захват государством сфер образования и социального обеспечения, в которых прежде доминировала церковь, не привел к острым конфликтам с лютеранской государственной церковью.
* * *
Правда, он не всем был по душе. В первой половине XIX в. в Швеции церковь поддерживала усилия властей по узаконению помощи бедным, но в конце столетия перешла на резко консервативные позиции, указывая, что различия в доходах (в том числе и бедность) есть проявление божьей воли и потому должны безропотно приниматься. Имелось в виду, что государству не следует вмешиваться в социально-экономические процессы, а борьба с бедностью должна оставаться исключительной прерогативой церкви. Это легитимизировало неравенство (отталкивая от церкви рабочий и средний класс) [5. P. 213].
И позже руководители церкви высказывали возражения в адрес нарождающегося государства всеобщего благосостояния. Самой яркой была критика норвежского епископа Э. Бергграва (1884—1959). В 1940—1950-х гг. он резко критиковал государство всеобщего благосостояния за политический тоталитаризм и игнорирование роли церкви и семьи как основных источников социального обеспечения [32]. В конце 1950-х его идеи получили распространение и среди финского духовенства [21. P.100].
Бергграв осуждал государство всеобщего благосостояния как явление, чуждое лютеранской традиции. Он находил, что нацистское государство и государство всеобщего благосостояния имели больше общего, нежели различного 14. Государство всеобщего благосостояния было светским, не признающим Бога, но претендовало на вмешательство во все сферы жизни, тем самым присваивая роль Бога. В понимании Бергграва оно же- лало стать своего рода «Всеотцом», пыталось занять место Бога, заменяя его и веру благосостоянием [32. P. 28—29].
И все же если не впрямую, то косвенно лютеранская церковь и ее пред- ставители сыграли активную роль в формировании идеологии и практики государства всеобщего благосостояния. «Принятое на национальном уров- не в Северном регионе протестантское вероучение продвигает строгую этику, эгалитаризм, единство и гражданский долг» [19. P. 2].
Итак, лютеранство как религиозная доктрина, как духовный институт и как этика, практика мирских дел на протяжении нескольких веков способствовало формированию у скандинавских народов нравственности [11], социальности (общинности)15 и индивидуальной ответственности (индивидуализма)16. Исторически наследовавшие лютеранству светские доктрины и идеологии (в том числе и такие, как социал-демократия) во многом воспроизводили те же ценности, а потому его влияние со временем оказалось несколько затушеванным и не столь очевидным [35. P. 115]. Но не во всем и не для всех: высказывается мнение, что население Северной Европы проявляет готовность платить высокие налоги именно потому, что «находит христианскую этику во все более “секуляризирующемся” социальном государстве» [6. P. 149].
Хотя оформившееся в XX в. социальное государство стало результатом усилий прежде всего левых секулярных политиков17, это не помешало некоторым религиозным лидерам, например бывшему епископу Копенгагена В. Вестергард Мэдсену (1907—1995), считать, что оно являет собой божественный общественный порядок для земных людей [27. P. 19]. Похоже, прав шведский историк Трэгорд, утверждающий, что «современное государство всеобщего благосостояния может рассматриваться в качестве секулярного продолжения лютеранского государства» [33. P. 192]. В свою очередь, по мнению немецкого теолога Г. Вегнера, «дух Лютера» находит светское выражение в «лютеранском социализме» государств всеобщего благосостояния Скандинавии и Германии [7. P.178; 36].
Но не следует обольщаться: хотя многие социал-демократы в личном плане были религиозны и считали, что социальное государство основано на любви к ближнему и отношениях братства [27], в целом социал-демократическое движение этих воззрений, идущих от Евангелия, не разделяло. Эта политическая сила была и остается безрелигиозной, если не антирели- гиозной18. И кстати, опасения Бергграва, похоже, подтвердились: развитие светского государства всеобщего благосостояния способствовало дальнейшей секуляризации общества.
Литература
- Витошек Н. Христиане и модернизаторы: «пасторальное Просвещение» в Норвегии : Изобретение нации // Иностранная литература. 2005. № 11.
2. Скирбекк Г. Норвежский менталитет и модерность. М. : Политическая энциклопедия, 2017.
3. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М. : Издательство АСТ, 2017.
4. Allchin A. M. N. F. S. Grundtvig. An Introduction to His Life and Work / afterword by Nicholas Lossky. Aarhus : Aarhus University Press, 2015.
5. Anderson K. M. The Church as Nation? The Role of Religion in the Development of the Swedish Welfare State // Religion, Class Coalitions, and Welfare States / K. van Kersbergen, P. Manow (eds.). Cambridge : Cambridge University Press, 2009.
6. Borioni P. Danish Welfare Reform and Lutheran Background in the Mid-Twentieth Century // Journal of Church and State. 2014. Vol. 56. № 1.
7.Eichel C. Deutschland, Lutherland: Warum uns die Reformation bis heute Prågt. Mu¨nchen : Karl Blessing Verlag, 2015.
8. Eloranta J. Review of A. Chydenius Selected Works // EH.net. 2012. November. — https://eh.net/book_ reviews/anticipating-the-wealth-of-nations-the-selected-works-of-anders-chydenius-1729-1803/ (дата обраще- ния: 18.10.2021).
9. Gorski P. S. The Disciplinary Revolution: Calvinism and the Rise of the State in Early Modern Europe. Chicago: University of Chicago Press, 2010.
10. Hauge H. Nordic Sameness and Difference // Law and Justice in Literature, Film and Theater. Nordic Perspectives / K.-M. Simonsen (ed.). Berlin : De Gruyter, 2013.
11. Helkama R., Portman A. Protestant Roots of Honesty and Other Finnish Values // On the Legacy of Lutheranism in Finland. Societal Perspectives / K. Sinnemāki, A. Portman, J. Tilli, R. Nelson (eds.). Helsinki : Finnish Literature Society. 2019.
12. Huntford R. The New Totalitarians. L. : Allen Lane, 1972.
13. Jonassen C. T. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism in Norway // American Sociological Review. 1947. Vol. 12. № 6.
14. Kahl S. Religious Doctrines and Poor Relief: A Different Causal Pathway // Religion, Class Coalitions, and Welfare States / K. van Kersbergen, P. Manow (eds.). Cambridge : Cambridge University Press, 2009.
15 Kahl S. The Religious Roots of Modern Poverty Policy: Catholic, Lutheran and Reformed Protestant Traditions Compared // European Journal of Sociology. 2005. Vol. 46. № 1.
16. Kasselstrand I. Nonbelievers in the Church: A Study of Cultural Religion in Sweden // Sociology of Religion. 2015. Vol. 76. № 3.
17. Kasselstrand I., Eltanani M. K. Church Affiliation and Trust in the State: Survey Data Evidence from Four Nordic Countries // Nordic Journal of Religion and Society. 2013. Vol. 26. № 2.
18. Knudsen J. P. Un cas d’ecclesiolae in ecclesia en Norve`ge a la lumie`re de la the´orie culturelle d’Emmanuel Todd // Social Compass. 2016. Vol. 53. № 1.
19. Larsen M. The Lutheran Imaginary That Underpins Social Democracy // Frontiers in Psychology. 2021.
10.09. — https://www.frontiersin.org/articles/10.3389/fpsyg.2021.746406/full (дата обращения: 18.10.2021).
20. Lindberg C. Luther on a Market Economy // Lutheran Quarterly. 2016. Vol. 30. № 4.
21. Lindberg H. Lutheranism and Welfare State Expertise: The Example of Heikki Waris // Perichoresis. 2015. Vol. 13. № 2.
22. Markkola P., Naumann I. K. Lutheranism and the Nordic Welfare States in Comparison // Journal of Church and State. 2014. Vol. 56. № 1.
23. Milner H. Sweden: Social Democracy in Practice. N. Y. : Oxford University Press, 1990.
24. Naumann I. K., Patterson L. Why Swedes Trust the State and Scots Do Not: An Explanation of the Diverse Protestant Roots of Modern Welfare Systems // Journal of Historical Sociology. 2020. Vol. 33. № 4.
25. Nelson R. H. Lutheranism and the Nordic Spirit of Social Democracy: A Different Protestant Ethic. Aarhus : Aarhus University Press, 2017.
26. Ozment S. German Austerity’s Lutheran Core // The New York Times. 2012. 11.08.
27. Petersen J. H. Martin Luther and the Danish Welfare State // Lutheran Quarterly. 2018. Vol. 32. № 1.
28. Schro¨der M. Welfare States and Their Inequality as a Result of Cultural Differences Instead of Varieties of Capitalism // Understanding Inequality: Social Costs and Benefits / A. Machin, N. Stehr (eds.). Wiesbaden : Springer. 2016.
29. Tilton T. The Political Theory of Swedish Social Democracy: Through the Welfare State to Socialism. Oxford : Clarendon Press, 1990.
30. Tingsten H. The Swedish Social Democrats: Their Ideological Development. Totowa (NJ) : Bedminster Press, 1973.
31. Todd E. Ou´ en Sommes Nous? L’une Esquisse de l’Histoire Humaine. P. : E´ditions du Seuls, 2017.
32. Tønnessen A. V. The Church and the Welfare State in Postwar Norway: Political Conflicts and Conceptual Ambiguities // Journal of Church and State. 2014. Vol. 56. № 1.
33. Tra¨gårdh L. The Historical Incubators of Trust in Sweden: From the Rule of Blood to the Rule of Law // Trust and Organizations: Confidence across the Borders / M. Reuter, F. Wijkstro¨m, B. Kristensson Uggla (eds.). N. Y.: Palgrave Macmillan, 2013.
34. Trotter S. R. Breaking The Law of Jante // Myth and Nation. 2015. № 23. — https://www.gla.ac.uk/research/ az/esharp/issues/23spring2015-mythandnation/ (дата обращения: 18.10.2021).
35. Wallman Lundåsen, Tra¨gårdh L. Social Trust and Religion in Sweden: Theological Belief Versus Social Organization // Religion and Civil Society in Europe / J. de Hart, J. P. Dekker, L. Halman (eds.). Dordreht : Springer, 2013.
36. Wegner G. Wer sorgt sich um die die Armen? Der moderne Sozialstaat ist auch Luther Geist erwachsen. — https://www.reformation-und-politik.de/reformation/sozialstaat_aus_luthers_geist.html (дата обращения: 28.10.2021).
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
Le bonus de casino virtuel le plus populaire, le plus prisé et
le plus apprécié des joueurs est le bonus de tours gratuits ou bonus free spins.
leur explication Le choix du graphique, des couleurs et du
cadre est le meilleur qui se fait en matière de customisation de casino virtuel et de simplicité d'utilisation. infodin.com.br De
plus, vous pourrez au cours de l’année, participer à des tournois sur ce casino.
trouvez