Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23666
|
Официальные извинения
970
98811
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80167
Ричард Косолапов: советские политики и их советники 103
16471
25 марта 2020 года Ричарду Ивановичу Косолапову исполняется 90 лет. В 1976–1986 он был главным редактором журнала «Коммунист» и именно с его работой связан рост подписки с 400 тыс. до миллиона с лишним. Его принципиальность, марксистко-ленинские убеждения породили глубокие идейные разногласия с вице-президентом Академии наук П.Н. Федосеевым и будущим Генсеком КПСС М.С. Горбачевым, завершившиеся изгнанием из журнала и из ЦК.
Элиста. Брянск. Москва. Армавир. Москва
Г.Марченко: Вы родом из старинного казачьего рода и являетесь одним из учредителей Союза казаков России (1989). Ричард Косолапов: Мой отец — красный казак, сельский пролетарий — вступил в партию в 1920 году. От родителей ему досталось наследство: сруб, телка, строевой конь, пара овец. В детстве я носил брюки с казачьими лампасами. Любил рисовать, лепил. Научился читать в пять-шесть лет; отец, вернувшись из поездки, положил рядом со мною книгу В. Гюго «Девяносто третий год». В 10 лет меня «прибило» к «Манифесту Коммунистической партии». Очаровал меня дух пролетариата и протест Маркса против эксплуатации. В восьмом классе, в первый же день меня избирают старостой. Отец, побывав в прокуратуре, приходит за какими-то документами, и его арестовывают! Два учителя — по физике и химии — в первой четверти не вызывают меня к доске, и по этим предметам я получаю тройки, хотя до этого постоянно я получал похвальные грамоты. Меня целый год терзало ощущение катастрофы — из-за несправедливой реакции мещан-учителей на арест моего отца. Г.М.: Какие ошибки, по-Вашему, допустили большевики после прихода к власти?
Р.К.: Политика партии после прихода к власти подчинилась задаче защиты революции: «Всякая революция чего-то стоит, если она может себя защитить». Ее руководство реагировало и на угрозы со стороны тех или иных социальных слоев. Опасения были обоснованными, т.к. казачество было военизированным сословием, а от кулаков же зависело снабжение хлебом городов. Но страхи были явно преувеличены. Г.М.: Почему Вы решили поступать именно в МГУ? Р.К.: Семья колесила по стране, школы менялись, лишь с шестого по десятый класс я учился в Брянске. Вначале я подал документы на юридический факультет: сработали пример В.И. Ленина как юриста и мои наблюдения за судебными заседаниями по делу отца. Поскольку поступить туда не удалось, выбрал близкий по характеру философский факультет. Г.М.: Вы поступили в МГУ, закончив школу в Брянске? Р.К.: Не сразу! В марте 1949 г. меня захлестнул тяжелейший плеврит, и год я проболел. Я был первым учеником по успеваемости, но получил не золотую, а серебряную медаль из-за «четверки» по не очень любимой химии. Получив аттестат, поехал в Москву. Собеседование проводилось аспирантами, и мне отказали по причине нехватки мест в общежитии. Но то была отговорка (общежитие МГУ пустовало), скрывавшая реальную причину — осуждение отца по несправедливому обвинению на шесть лет (в начале 1947 года). Пришлось писать апелляции, и с с третьей попытки, в 1950 году я все-таки поступил. Вопрос решался на уровне замминистра, а помогли рядовые сотрудники приемной комиссии Зинаида Яковлевна Ефремова и Евграф Севастьянович Кузьмин. Г.М. Вы учились по специальности «логика», она вас действительно увлекала?
Р.К.: Это было данью необходимости. Из трех специализаций — философской, психологической (тогда еще не было психологического факультета), мне предложили «логику» — её и пришлось осваивать. Г.М.: Каким было Ваше изначальное отношение к Сталину? Р.К.: В раннем детстве сформировалось уважительное отношение к нему, в моей семье его называли «батей». В 13-лет как пионер-отличник во время войны я перечислил тысячу рублей в поддержку «доблестной Красной Армии» и направил ему письмо [22. С. 85]. Учась в МГУ, залпом прочел все тринадцать томов Сталина. Наибольший интерес вызвали «Экономические проблемы социализма в СССР». Но я изучал также Гегеля, Канта, Декарта и прочих мыслителей, стремясь понять их подходы. Лишь позднее пришло понимание величия идей и вклада в мировую и отечественную историю Сталина. Поразила меня судьба Сталина: от мальчишки из низов, нищего и одаренного, до лидера великого социалистического государства. Ленин был значительно лучше материально обеспечен. Ранее знакомство со Сталиным уберегло меня от хрущевской заразы. Г.М.: Место ссылки Ленина – казанское Кокушкино - было родовым имением его матери Бланк. Откуда у Вас неукротимый интерес к Сталину? Р.К.: Возможно, из-за критичности моего ума и недоверия докладу Хрущева на ХХ съезде. Мой руководитель дал мне его с напутствием «не выносить из здания, закончив чтение — запирай в сейф» [23]. Г.М.: Какое впечатление на Вас произвел этот доклад? Р.К.: Меня шокировал стиль поведения Хрущева, который с весны 1953 года стал быстро подгребать под себя ключевые посты. Доклад вызвал у меня бурное несогласие, показался (поскольку я неплохо знал историю КПСС) сведением счетов и местью Сталину. Возник всесветный скандал и многолетнее позорище для страны и партии, ухудшились отношения с братскими партиями. Смутное ощущение произвела расправа над близкими Сталину Молотовым, Кагановичем и Маленковым. Антисоциалистическим решением была ликвидация машинотракторных станций: она уничтожила корневую, технологическую смычку рабочего класса с колхозным крестьянством. Разделение КПСС на городскую и сельскую партию подорвало внутрипартийное единство. Реабилитация охватила как пострадавших без вины, так и преступников. А огульная критика Сталина окрасила едва ли не все советское прошлое в махрово-черный цвет. Замалчивались объективные данные о количестве репрессированных. По точным подсчетам, за 1917–1990 гг. (семьдесят с лишним лет — !!!! Г.М.) было приговорено к смертной казни около 828 тыс.чел. [14. С. 82]. В августе 1961 года при чтении проекта Программы КПСС возникло чувство опошления и дискредитации идеи коммунизма. Стратегическая цель — построить коммунизм к началу 80-х годов — была утопичной, не говоря об идее Куусинена «общенародного государства». А на программном XXII съезде прения велись не столько о Программе, сколько о борьбе с оппозицией 1957 года Хрущев был полуприличным балагуром и ловким аппаратчиком, не владевшим пером и далеким от аналитики. Он оказался отцом мнимой «оттепели» и горби-ельцинской контрреволюции 1991–1993 годов. Г.М.: Завершив в 1955 г. учебу в МГУ, вы возвращаетесь в Брянск для работы в обкоме комсомола.
Р.К.: На факультете не знали, куда нас пристроить, поэтому с сокурсниками мы пошли на прием в ЦК комсомола для подыскания места работы. Можно было пойти в газету, зав. клубом и т.п. Сотрудница Е. Арутюнян стала выспрашивать о моих желаниях, семейном положении — отце, матери, бабушке. Я ничего не просил, но был готов ехать и на целину. Через две недели приходит письмо, направляющее меня в Брянск. Заниматься пришлось политпросвещением, - точнее, изучением бумаг. Пустой кабинет, сотрудников нет и ключ от сейфа. В бумагах — всяческие кружки, история ВЛКСМ и КПСС, биография Ленина и Сталина, текущая политика. Часто выезжал в командировки по районам. Иногда появлялись помощники из числа студентов-заочников. Г.М.: Нравилась ли вам эта работа? Р.К.: Нет. Полная свобода и груда мелочей. Сплошная самодеятельность. Консультирование, инструктирование. Непрерывное оформление документов. В ноябре 1957 года я вступил в КПСС. Душу согревало написание докладов для первых лиц и чтение лекций. Когда надоело, стал рассылать документы в разные институты — на конкурс. Г.М.: На Ваше предложение откликнулся Армавирский педагогический институт. Р.К.: В нем я проработал лишь год ассистентом кафедры общественных наук. Было тяжело — бесконечные проверки шестидесяти контрольных работ, написанных от руки, не на машинке. Читал лекции по философии и истории философии при полном отсутствии литературы. Работа нравилась и мне и моим студентам, но нагрузка была высока — по несколько часов в день. Г.М.: После этого Вы поступаете в аспирантуру философского факультета МГУ, который относительно недавно закончили.
Р.К.: Научным руководителем был декан профессор В.С. Молодцов, который практически не вмешивался в мою работу над диссертацией «Свобода и труд». Основная её идея — труд как форма реальной свободы человека, его превращение при социализме в первую жизненную потребность и потребительную стоимость. Так как еще до аспирантуры я сдал в Краснодаре кандидатские экзамены, то быстро — за два года — написал и защитил в 1962 году кандидатскую диссертацию. Был секретарем комсомольской организации факультета. Коллеги по философскому факультету представляли собою нечто иное, чем сегодня. «Старорежимные» профессоры владели многими языками и поражали глубочайшими знаниями, замешанными на советском и дореволюционном подходах. Типичный пример - выдающийся ученый Валентин Фердинандович Асмус. Старые партийные кадры вносили в учебу классические марксистко-ленинские начала. Молодые и среднего возраста преподаватели прошли войну и давали пример партийного подхода, в чем-то, может быть, и модернового. И, конечно, Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. У нас была солидная классическая школа, мы бредили Гегелем и «Философскими тетрадями» Ленина. В аспирантуре меня вначале избрали заместителем, а затем секретарем комсомольской организации философского факультета, был активным, выступал на конференциях. Меня оставили на кафедре, а семье в доме на улице Лобачевского дали комнату в 15 кв. м. в двухкомнатной квартире. Г.М.: Завершив аспирантуру, Вы перешли на кафедру исторического материализма этого же факультета и работали там с 1962 по 1964 гг. Р.К.: Работа была не очень обременительной: проведение одного курса в понедельник, второго — у вечерников. Плюс немалая общественная нагрузка — парторг кафедры, зам. секретаря парторганизации факультета по идеологической работе. Организация научно-практических конференций, общество «Знание». Г.М.: Спичрайтер многих советских политиков В.А. Печенев в своих книгах с глубоким уважением говорит о Вас. Р.К.: Он был моим студентом, когда и преподавал на философском факультете, коллегой и соавтором. С ним меня связывают длительные дружеские отношения. Я дал ему - комсомольскому активисту, изрядно начитанному, знающему языки, - рекомендацию к поступлению в КПСС, содействовал устройству в журнал «Проблемы мира и социализма» в Праге. Г.М.: Сотрудников упомянутого журнала – их было десятки — А.С. Черняев называет «черенками свободы в дряхлеющем древе советского марксизма-ленинизма». Позднее они участвовали «в демонтаже собственно коммунистической структуры мышления и поведения» [65. С. 234]. Сотрудник этого журнала А. Вебер, работавший в нем 1963–1966 гг., назвал типичным для них критичное отношение к советской действительности и влияние западного образа жизни, который развращающе действовал «на наши “неокрепшие души”» [41].
Р.К.: Я содействовал и переходу Печенева в группу консультантов ЦK КПСС. Некоторое время он был заместителем главного редактора журнала «Политическое самообразование», стал помощником Суслова и затем Черненко. В одном из разговоров (1993–94) он сказал, что меня обсуждали как кандидатуру на пост секретаря ЦК по идеологии вместо недолго пробывшего на этом посту М.В. Зимянина. До определённого времени мы с ним сотрудничали, написали в соавторстве книги «С чего начинается личность?», «Развитой социализм» и др.. Мало того, он советовался со мной чуть ли не по всем вопросам, При его поддержке я ввел в Отчетный доклад Л.И. Брежнева на XXVI съезде идею формирования бесклассового трудового общества [26. С. 153]. В доклад Андропова (весна 1982), посвященный годовщине Ленина, вставил мысль о противоречивости и исторической длительности социализма [24. С. 344]. Вначале я полной душой поверил в Печенева: он казался идейным, преданным идеям марксизма. Был лучшим студентом курса и всегда заверял меня в своем уважении. Но я, к сожалению, лишь в конце 1984 года, накануне Нового года, понял его чиновную суть: он всегда служил только себе. Печенев был спичрайтером Черненко, хотя менее близким к нему, чем опытный Прибытков. Г.М.: Один из консультантов ЦК А. Козлов сочинил едкое стихотворение о нем, подчеркивая переменчивость его убеждений, не забыв при этом и Вас. «Он вместе с другом косолапым // Кроил народы и этапы, // Но уберечь от эскулапов // Не смог патрона своего. // Он стер коленки при Черненко, // Снимал со всех варений пенки, // Но вдруг большие переменки... // Прохожий, всхлипни за него» [7. С. 227]. Печенев и в своих книгах пишет об уважении к Вам как человеку, «неоднозначному, но в целом честному и порядочному». Но подчеркнул, что Вы никогда не руководили единолично группами, работавшими на Генсека [49 . С. 57, 63, 113].
Р.К.: Он прав. Предчувствуя кончину Черненко, я попытался обсудить приближающиеся перемены, от чего он уклонился. Сказались недомыслие, поверхностность. Его переход в аппарат Ельцина вызвал у меня крайнее неодобрение, и я порвал с ним отношения. Г.М.: Типичные для политики очарования и разочарования. Но вернемся к Вашей кафедре.
Р.К.: На кафедре сложилась сложная обстановка. Сказалась смена лидера страны, кампания против Сталина, в которой и нам как работникам идеологического фронта пришлось участвовать. Возникла борьба за пост заведующего кафедрой, которую затеял перешедший из «Коммуниста» Х.Н. Момджян, а также разногласия между ним и молодыми преподавателями (мною и Г.М. Андреевой) в части Хрущева и его политики. К тому же наш почасовик А.П. Бутенко, заведующий отделом международных отношений Института экономики мировой социалистической системы Академии наук предложил перейти к нему. Поэтому я решил уйти из МГУ, т.к. мне захотелось постичь сложившиеся в мире научные подходы к социализму. Но руководство факультета воспротивилось и «впаяло» выговор безо всяких нарушений с моей стороны. Г.М.: На юбилее Бутенко его стиль был обозначен как «административный гуманизм». Р.К.: По сути это была нечуткость к людям и надменность, парение над людьми, бескультурье. Его отличало приспособленчество, а идейно он был антикоммунистом. Его главное требование к сотруднику, - чтобы быстро писал, а все прочее не важно. В общении только пересказывал слухи и новости, в основном из Международного отдела ЦК. Когда меня пригласили в отдел пропаганды ЦК, он попытался помешать, ссылаясь на выговор, объявленный мне в МГУ. Но руководство сочло это мелочью. Интересно, что в ЦК меня принимали даже без характеристик. Пребывание в этом академическом институте меня крайне разочаровало. Никаких дебатов ни о мире социализма, ни о подходах к его изучению. Единственная заслуга – издание на русском языке статистических отчетов о развитии той или иной социалистической страны. Г.М.: Бутенко как исследователь социализма был сторонником «теории» тоталитаризма. Отвергал социалистический характер Октябрьской революции, противопоставлял некий идеальный «научный социализм» «реальному социализму» СССР, который он называл «казарменным».
Р.К.: Да, Бутенко не был высокого ума человек. Вся деятельность его отдела была связана с Отделом ЦК КПСС по социалистическим странам, возглавляемым Ю.В. Андроповым. В нем сотрудники Ф. Бурлацкий, А. Бовин занимались по заказу Хрущева разработкой Декларации о взаимоотношениях социалистических стран. В 1964 г. передо мною была поставлена серьезная задача: сформулировать основные принципы отношений между партиями братских стран. Ни содержание, ни направленность, ни цель этого документа четко не были определены. Бовин утверждал, что это должна быть «Декларация независимости». Г.М.: Независимости компартий соцстран от КПСС?
Р.К.: Наверное… Г.М.: Вы ввели в Ваш раздел важные принципы. Невмешательство во внутренние дела друг друга. Равноправие, исключающее привилегии какой-либо страны по отношению к другой. Предотвращение канонизации опыта строительства социализма в любой из стран и навязывания его другим странам. Взаимная выгода. Совместная защита. [29. С. 54]. Мне кажется, что в нем преувеличиваются либеральные требования свободы и независимости отдельной компартии, недооценивается советский опыт строительства социализма.
Р.К.: Пожалуй. Однако я подчеркнул значимость для межпартийных отношений генерального принципа пролетарского, социалистического интернационализма. Общая задача - борьба за социализм и коммунизм, преодоление неравенства, солидарность. Но отставка Хрущева остановила работу над этой «Декларацией». Кроме того в 1965 г. я сделал экспертную оценку тезисов ЦК компартии Чехословакии, связанных с ее очередным съездом, критически оценив внутриполитическую линию руководства партии. Г.М.: В этом документе отмечена тенденция абсолютизации рыночных отношений и разочарования в плановом руководстве экономикой, дана сдержанная оценка опыта СССР. Социалистическое соревнование уподобляется рыночной конкуренции за потребителя. Ставится вопрос о необходимости баланса между производством и потреблением, фондом накопления. Применительно к культуре Вы призываете не забывать принцип «социалистического реализма». Компартию Чехословакии упрекаете за «национальный эгоизм» во внешнеторговой сфере [32. С.56-62]. В то же время отсутствует даже мягкая критика излишнего либерализма, который позднее подтолкнул массы к разрушительному протесту. Ваш текст вызвал критику либеральных коллег из Отдела соцстран ЦК: Арбатова, Бовина и др.
Р.К.: В этом вы правы, тогда на меня оказал влияние либеральный морок, каюсь. Г.М.: Сказано Христом, пусть бросит камень, кто не грешен. В те годы я, будучи автором учебников по политологии и аналитиком, подпадал под обаяние «общечеловеческих ценностей», «тоталитаризма» и «административно-командной системы». Увлекся теориями «ненасилия» и прочими идеологическими мифами, подрывающими советский социализм и марксизм-ленинизм.
Р.К.: Убежден, что было возможно предотвратить драматические события 1968 года в Чехословакии. Г.М.: Интересна Ваша записка 1973 г., связанная с совершенствованием идеологической работы [30 . С. 67–70].
Р.К.: Мне её заказал член Политбюро, секретарь А.П. Кириленко (1906–1990), грубоватый и не очень образованный работяга.
Г.М.: Он курировал промышленность и как земляк Брежнева считался возможным преемником. В узком кругу обращался к нему «Лёня». Обладал высоким аппаратным влиянием, выполняя «роль наблюдателя и контролёра» [58. С. 244]. Генсек же следовал вечному принципу «разделяй и властвуй», противопоставляя Кириленко Суслову. Стремясь подорвать позиции второго секретаря М.А. Суслова, Кириленко решил реформировать идеологический аппарат ЦК. Летом 1968 г. он внес в Политбюро записку об улучшении работы идеологической работы ЦК, которая была разработана специальной комиссией [47]. Спустя годы такая же история повторилась Горбачевым, который стравил на одном и том же идеологическом поприще Лигачева и Яковлева. Кириленко представил руководству КГБ нового председателя Ю.В. Андропова, когда Семичастного сместили и отправили на Украину [1. C. 189]. Брежнев подключал его к разным вопросам – внешнеполитическим, сельскохозяйственным, в том числе он курировал весь ВПК [54. С. 130–132]. Кириленко сорвал назначение Горбачева генпрокурором СССР вместо Руденко, но не смог предотвратить его перевод из Ставрополя в секретари ЦК по сельскому хозяйству. В итоге отношения с ним, по словам самого Горбачева, «переросли в противостояние, а затем и в политическое противоборство» [11. С. 26]. Отражением этого стали слухи о его маразме, самоубийстве, политическом убежище сына, его охоте в Африке. А.Яковлев назвал его человеком «полуграмотным, бульдозерного типа» [67. C. 553]. Но крайне жестоким был и вывоз его в тяжелобольном состоянии с казенной дачи. В личном общении руководитель идеологического отдела ЦК по РСФСР М. Халдеев и помощник Кириленко первый замзав оргпартотдела ЦК КПСС Е.З. Разумов характеризовали его как глупого и злобного [61].
Р.К.: Поставленная передо мною задача оказалась сложной. Нужно было осмыслить новые угрозы, связанные с усилением мелкобуржуазной психологии, развитием контактов с Западом, активизацией сил, стремящихся подорвать духовное здоровье нашего общества и его стабильность. Я обнаружил ведомственную разобщенность отделов ЦК КПСС и предложил создать специализированный Отдел идеологической работы и действующий при нем Общественный совет. Как «программу-минимум» — изменение структуры уже работающего Отдела пропаганды, добавив к нему экспертизу проектов партийных и государственных решений, которые угрожают идеологической обстановке в стране. Предложенные меры, к сожалению, отложили. Кроме того, я получил задание написать мотивированный ответ на намерение руководства Болгарии войти в состав СССР, против которого категорично возразил.
Г.М.: Поскольку Болгария во время войны встала на сторону Гитлера, то должна была платить репарации, компенсирующие нанесенный Греции ущерб. Болгарское руководство дважды просило о приеме в СССР — при Хрущеве и Брежневе, но тогда СССР должен был принять на себя выплату этих репараций. Об этом Хрущев прямо сказал болгарскому лидеру Т. Живковым [50].
ЦК и консультанты
Г.М.: После работы в Московском университете и Академии наук Вы перешли в отдел пропаганды ЦК КПСС. Как сложилась карьера?
Р.К.: В целом успешно. Вначале — лектор, свыше года выступал с лекциями по мировой социалистической системе и критике маоизма, пришлось непрерывно мотаться по командировкам. Занятие это мне нравилось, но постепенно стало усиливаться ощущение повтора тем и аудиторий (партхозактивы). На следующей ступени – консультанта - проработал два года. Это было очень престижное занятие, дающее доступ к известным советским политикам и всей, в том числе негативной, информации (что отличало от простых инструкторов). Консультант был более значимой фигурой, чем инструктор, равен по уровню замзаву или заведующему. Зарплата на сто рублей больше (у лектора — 300), наполовину бесплатные обеды в кремлевской столовой, отдых в полузакрытых домах отдыха, бесплатная дорога. От ЦК я получил и неплохую квартиру. Объехал тридцать стран, каждая хороша по-своему. Спустя пять лет, в 1971 году написал докторскую диссертацию, развивая научную проблему «Свобода и труд». Защитил её в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Г.М.: Чем приходилось заниматься? Р.К.: Сочинительством текстов выступлений, статей, и даже Постановлений ЦК и Секретариата по заданиям замзава или заведующего отделом Пропаганды. Первое мое задание после прихода в ЦК в 1966 году было написать статью для завотделом В.И. Степакова для «Правды». Стандартными были два доклада: в апреле — ко дню рождения Ленина, в ноябре — Октябрьской революции, но и много прочих, да и заказчики были разные. Заведующим отделом пропаганды до 1970 г. был В.И. Степаков, в 1970–1973 А.Н. Яковлев, далее Г.Л. Смирнов. Каждый определял общую картину, проблему, но далее приходилось действовать самому. Г.М.: И сколько же времени занимали эти задания? Р.К.: Чаще всего два-три дня, нередко ночами, иногда — неделя, реже — месяц или месяцы. Эта работа совершалась в группе. Затем меня выдвинули на более высокую должность руководителя группы консультантов с зарплатой 450 рублей, на ней проработал четыре года. Завершением службы в ЦК стала работа менее года замзавотделом (без права подписи документов), но с участием в заседаниях Секретариата, Пленумах и даже Политбюро. Г.М.: Замзавотделом пропаганды М. Ненашев (работал в ЦК в 1975–1978) считал необходимыми для работников аппарата следующие качества. Исполнительность. Следование жестким нормам и правилам: в одежде — белая рубашка и галстук. Серьезность без смешливости. Сдержанность в высказываниях без излишней откровенности [46. С. 72] и в походке. Хороший почерк и аккуратность [2. 74–75]. Костюм серый (летом) и синий (зимой). Домино как обязательная игра [8. С. 201]. Соблюдение секретности документов. Своевременность сдачи документа руководству. «Работать к сроку было признаком хорошего тона. Излишнее рвение возбуждало чувство ревности у коллег и раздражение у начальства» [38. С. 354]. Работники были обеспечены особой системой питания, продуктами и дефицитными товарами — одеждой, обувью, книгами, грампластинками, хорошим образованием для детей [20. С. 277–300] [16. C. 53].
Во время работы в отделе пропаганды Вы часто пересекались с Н.Б. Биккениным. Каково Ваше мнение о нем? Р.К.: Яркая, остроумная афористическая речь. Ум. Крайняя завистливость и лень, постоянно играл роль дитяти. В написании текстов лучше всего был зачинателем и завершителем. На междусобойчиках блистал анекдотами, былями, особенно в присутствии начальства — какого-либо Секретаря ЦК. И непрерывная борьба за авторитет. Г.М.: Будучи консультантом, он быстро осознал ценность прямого «контакта с высшим руководством, отчасти с генсеком, при подготовке различных текстов. Это дорогого стоило и при царях, и при генсеках, и при президентах». Он же четко определил: советник должен «четко формулировать то, что смутно чувствует и предполагает начальство» [5. С. 27]. Когда Биккенин пришел в ЦК, его на второй день вызвал Яковлев и «посоветовал не увлекаться афористичностью суждений и шутками». А какие в целом у Вас возникли впечатления от коллег по аппарату?
Р.К.: Кратко — смятение, колебания и разочарование. Никаких обсуждений теории, ситуации в стране, проблем и перспектив. Работники были далеки от подходов социально-гуманитарных наук. Опыт местных парторганизаций не обобщался и не распространялся. Это были люди высокого образования — кандидаты или доктора наук, среди них было много хороших, честных и самоотверженных людей. Но характерен и узкий круг внеслужебных интересов — футбол и хоккей, домино, реже шахматы и весьма редко театр. Г.М.: К 1985 гг. в аппарате ЦК КПСС работало около двух тысяч «ответственных сотрудников». Опрос бывших работников аппарата (120 чел.), работавших в ЦК в 1960–1985 гг., проведенный историком Н. Митрохиным [42], подтверждает Ваши наблюдения. Более половины закончили наиболее престижные вузы — МГУ, МГУ и ЛГУ, заведующие отделами, секторами и их замы – кандидаты или доктора наук. Удивительная бедность культурных предпочтений и источников информации. Научные журналы, в том числе теоретический «Коммунист», читали единицы. На книги не хватало времени и сил. В телевидении — предпочтение спорту и детективам [39. С. 409–440]. А ведь многие политики высокого полета увлекались шахматами. В частности, В.И. Ленин.
Р.К.: Так то Ленин. Я же нередко приходил к кому-то из аппарата с тем или иным вопросом, а глаза у него мутные, равнодушные. Обсуждения сводились к кадровым перестановкам. За этими увлечениями скрывалось и нежелание затрагивать острые темы. Поскольку Брежнев любил футбол и хоккей и приезжал на тот или иной матч, то А. Н. Яковлев, будущий «архитектор перестройки», а тогда руководитель отдела пропаганды (до 1973 г.), чтобы оказаться замеченным, эти матчи аккуратно также посещал. Между представителями этого сословия всегда велась малозаметная борьба. Одним словом, «умственная» челядь, которую я книге «Сталин и Ленин» назвал «однообразно-пестрыми аппаратными безголовцами». Г.М.: Но такое было в политике всегда. Так, Иоанн Креститель, будучи советником царя Ирода, критиковал его за то, что он отнял у своего брата жену и женился на ней, за что поплатился головой, которую отрубили по навету жены царя Иродиады.
Р.К.: Придя в отдел, я обнаружил в советском обществе мелкобуржуазные секторы, не учтенные официальной статистикой и не осмысленные теорией. Несколько процентов населения составляли крестьяне-единоличники. В подполье действовали возникшие при Сталине теневики. Не учитывались и кустари-ремесленники, отнесенные затем к индивидуальной трудовой деятельности. Позднее появились кооперативы с наемными работниками, подвергавшимися классической эксплуатации. В них львиную долю прибыли присваивали организаторы и владельцы. Я увидел механизм высшей партийной власти - аппарат, разрабатывающий решения и документы для членов Политбюро и секретарей ЦК, определяющий состав избираемых в ЦК КПСС. Он был закостеневший и загнивший, оторвавшийся от своего класса, разучившийся различать свои и государственные задачи. Были, конечно, и бескорыстные романтики, просвещенные, идейные и самоотверженные, во многом с не сложившейся карьерой. В частности, мой друг Эмиль Лисавцев курировал Совет по делам религий и Институт научного атеизма АОН, с иными работниками ЦК просто пересекались по работе. Познакомился с Е.З. Разумовым, очень умный, внимательный, опытный, тщательный партработник, всякое общение с ним создавало атмосферу чистоты. Г.М.: Вы работали в аппарате восемь лет, что можете сказать о нем как о механизме, управляющим партией? Можно ли сказать, что страна была заложницей аппарата? Р.К.: Отчасти. Я понял, что аппарат был, мягко сказать, недостаточно информирован. Ожидание перемен было у всех. Большее внимание уделялось дипломатической борьбе и международным переговорам, чем внутренним проблемам. Аппарат, у которого нет обратной связи с народом, который не подвергается контролю, дает такие вот плоды. К тому же в «мозговые центры» советской политической системы проникли мелкобуржуазные элементы. Г.М.: А требовательность к нему? А чистка его? В Китае проворовавшихся чиновников и даже политиков расстреливают. Так было и при Сталине. Был ли однородным состав аппарата ЦК КПСС?
Р.К.: Сотрудники делились на работающих в двух международных отделах и близких к ним академических институтах и занимающихся внутриполитическими вопросами. Первые считали себя носителями прогресса, образованности, культуры и лояльности, полагая вторых заскорузлыми догматиками, «орговиками» и консерваторами. Впрочем, появлялись и те, кто изучали Маркса по Марксу, а Ленина по Ленину. Немалая их часть преследовала исключительно личный интерес, и им было все равно на кого ставить — на Хрущева или Сталина. Мировоззрение международников было, как правило, либеральным, нацеленным на социал-демократию и парламентаризм, а не на советское партийное государство. Многие из них, закончив МГИМО, чувствовали себя дома лишь за границей и так же воспитывали своих детей, не говоря об высоких запросах к потреблению. Они стремились выезжать на Запад и не любили ездить в страны третьего мира. Симпатизировали антисталинским положениям доклада Хрущева на ХХ съезде. В отношении них у нас гуляла частушка: «А там все мальчики, румяные и левые. А в глазах у них Тольятти и Торез, и здоровый сексуальный интерес». Г.М.: Один из советников Брежнева, Андропова и Горбачева А.С. Черняев всячески оправдывает сексуальные увлечения международной части аппарата, - и оторванностью от дома и семьи для усердных писаний речей для советских политиков на загородных дачах, и готовностью стенографисток, секретарш, машинисток, буфетчиц и официанток потрафить тому самому «здоровому» (!?) интересу сочинителей речей, что он подробно и бесстыдно описывает в книге «Бесконечность женщины» [64]. Либеральные убеждения «международников» во многом объясняются проникновением в них духа иной культуры. Думается, что другой слой аппаратчиков, занимавшихся делами внутренними, сама сфера занятий погружала в проблемы и успехи Отечества. Но правомерно расширить классификацию высшего слоя партии и государства. В особую категорию должно отнести защитников советской модели социализма, убежденных в правоте марксистко-ленинского учения. Это члены Политбюро Е.К. Лигачев, немало сделавший для прихода к власти Горбачева и ставший вторым секретарем, Н.И. Рыжков, участники ГКЧП и др., которые первоначально поддержали Горбачева и его политический курс. Справедливо добавить «сталинистов» (их иногда именуют консерваторами) и «сторонников социализма с человеческим лицом» [41] – социал-демократов (которых противники называют ревизионистами). С давних времен обособились русские патриоты (русофилы, почвенники), противостоящие западникам (либералам). В.И. Ганичев включил в «русский орден в Политбюро» А.Н. Шелепина, К.Т. Мазурова, П.Н. Машерова, В.И. Воротникова, Д.С. Полянского, Г.В. Романова, А.П. Кириленко. Достижения последнего велики: защита журнала «Наш современник», который намеревались закрыть под фальшивым предлогом «экономии бумаги» (1967); поддержка (с Сусловым) 300-летнего юбилея Донского казачества (1970); предотвращение сноса музея Калинина около Библиотеки Ленина (1962) [47]; борьба против заводов, загрязняющих Байкал. Критика (1968) либеральных публикаций журнала «Журналист». Кириленко требовал увеличения выпуска военно-патриотических картин и книг, протестовал против увлечения детективами литературой, кино и телевидением (1975). Весной 1978 года Шолохов в письме Брежневу назвал положение русской культуры бедственным. Кириленко, влияние которого тогда снизилось, не смог добиться необходимых решений, и аппарат перевел стрелку на самого писателя и вредное его окружение. Упомянутые политики противостояли космополитическому крылу Политбюро и тем, кто отвергали значимость русского начала. Завершил же Ганичев отметил: «русский орден» не сумел победить. Его подмяли ребята из Гарварда: кого — в отставку, кого — под грузовик, кого — послом в дальнюю страну [10]. На более низком уровне партийной власти находились неистовые ревнители аппарата ЦК, отличавшиеся высокой ответственностью, честностью и преданностью социалистической идеи. Это многолетний однорукий помощник Генсека Брежнева В.А. Голиков (1914–1987), помощник Суслова В.И. Воронцов (1906-1980), борец за чистоту имени Маяковского против «еврейской партии». Помощник секретаря по идеологии Демичева Г. Стрельников. Заведующий отделом науки и учебных заведений С.П. Трапезников (1912-1984). Д.А. Поликарпов (1905-1965), работая в ЦК в 1939–44 и 1955–1965 гг., был честен и бескорыстен, резко отличаясь от аппаратчиков новой формации, которым только «урвать, схватить, получить» [19. С. 175–176]. М.В. Назаров и Н. Митрохин насчитали в верхах власти свыше тридцати сторонников одновременно русской и социалистической идей [43, 44]. Нравилось ли Вам писать речи и доклады для политиков?
Р.К.: Не очень! Во-первых, под твоим текстом значится чужая фамилия. Во-вторых, часто у руководства отсутствовало представление, что надо писать. Приходилось улавливать особенности речи и вкусы «заказчиков». И нередко сталкиваться с различием мнений двух руководителей: у завсектором — одно, а у руководителя отделом ЦК — иное. Г.М.: Это значит по старой русской поговорке: иди туда, не зная куда. Р.К.: Именно так! У многих возникало впечатление воздействия на политику через введение в текст публичного выступления тех или иных новаторских мыслей. Это тешило самолюбие, но было иллюзией, потому что все разработки тщательно прочитывались руководителем сектора, заместителем заведующего отделом (замзавом), заведующим отделом. А они эти изобретения аккуратно вычищали. Г.М.: Насколько сложная это была работа? Часто интересная! Но под лавиной своих слов тебя как автора просто нет, тебя не видно. Это болезненно для тщеславных консультантов, работа которых все-таки творческая. Потому типичная их болезнь — пьянство. Таким был Иван Тимофеевич Фролов. Любитель алкоголя и женщин, ленивый, крайне властолюбивый и не умеющий владеть собою. Это скверно проявилось в его участии в праздновании юбилея газеты португальской компартии «Аванти» в конце 1979 года: напившись, он грубо «наехал» на корреспондента газеты, который был к тому и сотрудником посольства. Г.М.: Об этом он честно признался в одном из интервью [60. С. 729]. Р.К.: Я был руководителем советской делегации, на следующий день мне пришлось его удалять из Лиссабона, а по возвращению в Москву писать докладную на него, но я решил это дело замять, все-таки знакомый человек. Мы с ним учились на разных курсах на философском факультете МГУ, но из-за его отталкивающих качеств друзьями или приятелями не были. Но этот человек не только занял занимаемое мною кресло главного редактора «Коммуниста», но не пришелся ко двору и не был принят коллективом. Будучи советником Горбачева, всячески помогал ему разрушать партию и советский строй. Г.М.: Философ И.Т. Фролов, помощник Горбачева в 1987–1989 гг., высокомерно о нем отзывается: «не читал ни Гегеля, ни Фромма» и потому хотел «наполнить политику философским текстом» и нуждался во Фролове, чтобы «наполнить интеллектуализмом его линию» [60. С. 650]. Такую же мысль высказал и другой его помощник А.С. Ципко. «Горбачев ощущал себя на самом деле философом на троне, призванном воплотить истину и добро в жизнь» [63. С. 30].
Р.К.: Если судить профессионально, то Горбачев как философ никакой, а Фролов — хвастун, пьяница и враль. Г.М.: Когда в структуре ЦК КПСС возник институт спичрайтеров? Р.К.: Думаю, с легкой руки Отто Куусинена, который был наставником Андропова. В брежневские времена в Отделе соцстран ЦК КПСС появилась группа консультантов. Их Андропов называл «аристократами духа», а мой друг и сотрудник Эмиль Лисавцев – ««преторианской гвардией». Позднее такие группы возникли и в других отделах ЦК КПСС. Г.М.: Кто входил в такую группу Андропова?
Р.К.: Наиболее талантливым был Федор Бурлацкий, чрезвычайной плодовитостью отличались А. Бовин, Г. Шахназаров, Ф. Петренко. Их характерная черта – несамостоятельность мысли, помноженная на кичливость. Последняя - проявление лакейской психологии, ибо каждый был типичным работником аппарата, обслуживающего власть. В моей книге «Ни тени утопии», вышедшей в 1971 году, неоднократно цитируется Сталин. А. Бовин во время личного общения с Брежневым показал ему соответствующее место. По сути это было донос, но Брежнев, прочтя, спокойно сказал: «Тут все сбалансировано». За двадцать лет (1966–1986) я работал в группах по составлению текстов для всех (! — Г.М.) высоких персон Политбюро и Секретариата. И не помню хотя бы одной странички, вышедшей из-под пера этих «авторов», за исключением скупых заметок. Г.М.: Какие задачи были поставлены перед Вами после перехода в ЦК КПСС? Р.К.: Практически сразу же летом 1968 года, т.е. за три года до XXIV съезда, мне поручили разработку материалов к Пленуму ЦК по проблемам научно-технической революции. Задание давал секретарь ЦК по промышленности М.С. Соломенцев, связь поддерживалась через заведующего Отделом машиностроения В.С. Фролова. Я написал Соломенцеву доклад на этом Пленуме, но его отложили, в конечном счете, на 17 лет, что породило научно-техническую отсталость страны. Г.М.: Вы входили в состав «команды» спичрайтеров Брежнева?
Р.К.: Эта группа была сформирована при участии Ю.В. Андропова задолго до моего перехода в ЦК, в неё входили Ф. Бурлацкий, А. Бовин, Г. Арбатов и др. Только раз я был приглашен на панихиду по матери Брежнева, но не было никаких бесед с ним. Тем не менее, в июне 1979 г. по заказу помощника Брежнева Виктора Андреевича Голикова мы с молодыми журналистами писали статью о критике и самокритике на знакомой мне даче Г.М. Димитрова в Серебряном Бору. Обычный процесс — дискуссии, варианты, и общие читки текста, и только к началу октября он был показан Брежневу, главная претензия — великовата. Для согласования готовый текст должен был прочесть К.У. Черненко как ключевая фигура в ЦК, я ему позвонил и передал набранную статья для «Коммуниста». Через две недели он задал краткий вопрос: «А нужна ли нам эта статья?», убедить его мне не удалось, она и не была тогда напечатана. Но позднее она была опубликована в «Коммунисте». Г.М.: Кому из высших руководителей страны Вы дали бы более высокую оценку?
Р.К.: Суслова по сравнению с коллегами по Политбюро и Секретариату отличали ум, лаконичность, жесткость, начитанность и интеллигентность, но вовсе не мелочность и суетность. Наиболее интеллектуальными членами Политбюро были также Машеров, Романов и Щербицкий. Профессиональные политики более ориентированы на конъюнктурно-аппаратные и карьерные интересы, и менее для них значимы товарищеские, человеческие отношения и идейно-нравственные мотивы. Г.М.: Как сформировались Ваши отношения с Андроповым? Р.К.: Статья о Марксе была предложена Андропову в записке, подписанной мною, первоначально она именовалась «Карл Маркс и опыт реального социализма». Два месяца группа, в которую вошел и Печенев, разрабатывала проект. Затем текст был предоставлен Андропову, и он пригласил меня для разговора наедине спустя месяц после избрания его Генсеком. Его интересовали как теоретические вопросы – проблема отчуждения, антагонистические и неантагонистические противоречия, так и экономические аспекты — соотношение зарплаты и производительности труда, причины дефицита потребительских товаров. Особо он подчеркнул необходимость демократизации советского общества. В целом текст был им одобрен и опубликован в третьем номере «Коммуниста» (1983) [27. С. 38]. Г.М.: Вы также готовили и выступление Андропова на июньском (1983) Пленуме ЦК КПСС.
Р.К.: Не только я, но и начальник Сводного отдела Госплана СССР Владимир Воробьев, В.П. Карасев и Г.Т. Павлов готовили материал для его выступления. Редактировал текст и бывший помощник Брежнева по международным делам А. Александров-Агентов. Г.М.: Под Вашим началом был и Г.Т. Шуйский, бывший помощник Хрущева, который по распоряжению Хрущева передал текст доклада на ХХ съезде в израильское посольство [9. с. 71]. Чтобы Вы могли бы сказать о нем?
Р.К.: В период борьбы против Хрущева он скрыл от него информацию о заговоре и готовящемся смещении. Г.М.: Видимо, за это сын Хрущева назвал его предателем [62. С. 141]. Р.К.: Невзирая на приличный возраст, его не изгнали из ЦК, но ввели в мою группу консультантов. Он был старше меня на более чем двадцать лет. Неплохой журналист и опытный аппаратчик. Очень серьезный, осторожный и невероятно аккуратный, знающий все тонкости аппаратных отношений. Был награжден орденом «Знак Почета». Г.М.: Н. Хрущев в воспоминаниях отмечает его высокую честность, исполнительность и добропорядочность. Он пришел в Центральный аппарат Компартии Украины в 1941 году, а во время войны познакомился с Хрущевым. В 1950 тот сделал его первым своим помощником, прозвав «боярином» и «хранителем портфеля». Что Вы могли бы сказать о А.Н. Яковлеве? Р.К.: С Яковлевым как завсектором радио и телевидения я познакомился во время работы в ЦК КПСС[1], тогда вещанием на другие страны занимался Павел Московский. Когда его по пустяковому поводу уволили, то Яковлев предложил мне возглавить этот сектор, я же отказался – далекая от моих познаний махина с кучей технических аспектов. Г.М.: Яковлева в статье «Кавалер кабаньей ноги» Вы называете одаренно-азартным и азартно-центростремительным. Как это понять?
Р.К.: Как неукротимое стремление к власти. Это был малообразованный, но очень хитрый и коварный человек, сложный и опасный в общении. В беседе со мною он как-то обронил фразу: «Быть честным политику?... По-моему, это вовсе ни к чему», - и пресекся, похоже, пожалев о сказанном. Г.М.: Вполне в духе Макиавелли. Схожее «высоконравственное» и вульгарное определение политики принадлежит академику, автору учебника «Основы философских знаний» и главному редактору «Правды» В.Г. Афанасьеву: «Политика — дом терпимости, в котором бытует жестокое правило: хочешь — приходи, можешь — плати. А если не хочешь и не можешь, дуй мимо!» [4. С. 196]. Цинизм помог ему досидеть почти до конца правления Горбачева, хотя вытеснил его тот же И.Т. Фролов. В связи с этим, презрев достоинство, в последней беседе с замзавом Идеологическим отделом Н.А. Зеньковичем попытался выпросить «звание Героя Социалистического Труда». Но не вышло [15. С. 111–112].
Р.К.: С Афанасьевым мы были приятелями, а в общении с коллегами его называли «про-афаном». Г.М.: Похоже, академики Фролов и Яковлев были одного поля ягоды!
Р.К.: Мое сотрудничество в ЦК с А.Н. Яковлевым продолжалось шесть лет. Человек это, безусловно, умный, но и вульгарный, шутки-прибаутки, опытный интриган. Но недооценил расстановку сил в Политбюро: его статье с нападками на В. Кожинова, М. Лобанова, писателей-деревенщиков (1978) возразил М.А. Шолохов в письме Брежневу, и его сослали послом в Канаду. Г.М.: Кстати это письмо писателя было спровоцировано разговором с В. Ганичевым. Тогда шло очередное гонение на русофилов-почвенников: сняли руководителей многих изданий, защитников русской культуры. В частности. А. Никонова («Молодая гвардия»), В. Ганичева («Комсомольская правда»), С. Семанова («Человек и закон»), Ю. Прокушева (изд-во «Современник»), Ю. Селезнёва («Наш современник»), В. Захарченко («Техника молодёжи») и др.. В 1971 году Вас наградили орденом Трудового Красного Знамени. Вы тогда были руководителем группы консультантов отдела пропаганды ЦК?
Р.К.: Так были отмечены мои достижения, в частности, работа над тезисами ЦК КПСС к 100-летию рождения В.И. Ленина. Над ними почти безвылазно на даче в Волынском сидела в течение года бригада консультантов. «Знаком Почета» награждали работников нижнего уровня ЦК — инструкторов и консультантов; «Октябрьской революции» и «Трудового Красного знамени» – заместителей заведующих, «Орденом Ленина» — более высоких ступеней Цековской иерархии. Г.М.: Автор мемуаров «Записки счастливого неудачника» Борис Яковлев сообщает, что Вы вместе Г.Т. Шуйским, Н.Б. Биккениным, Э.П. Петровым, Б.Г. Владимировым, а также Г.Л. Смирновым в 1969 году работали над этими тезисами [68. С. 176].
Р.К.: В них мною был написан раздел «Социализм». Г.М.: Когда же возглавили журнал «Коммунист», то Вас награждают орденом Октябрьской революции (1980), а в 1984 — орденом Ленина (1984). Р.К.: В первом случае был мой юбилей — 50 лет, втором — 60-летие журнала.
Г.М.: В 1979 году приближалось 100-летие Сталина, и Вы захотели вторично опубликовать в журнале его статью «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов» (1924), чему ваш шеф М.В. Зимянин воспротивился. Почему? Р.К.: Мне казалось необходимым напомнить о причинах нашей революции, значимости союза пролетариата и крестьянства, критике взглядов Троцкого на «перманентную революцию» и новое социалистическое государство. Зимянин спросил: «Ты что, хочешь показать, какой Сталин умный?» - и предложил опубликовать статью «О роли личности в истории», в написании которой ведущую роль сыграл мой заместитель Л.К. Науменко. Г.М.: 21 декабря 1979 года в «Правде» вышла статья «К 100-летию со дня рождения И.В. Сталина» с претензией на объективность, но все же выдержанная в духе критики культа личности [18. С. 3]. Р.К.: Вы правы в её оценке, автором был мой знакомый Л.А. Оников. Но я уже ушел из газеты, поэтому не мог никак повлиять на неё. Позднее я вступил в публичную полемику с ним об исторической роли Сталина и актуальности его идей. Г.М.: Написанные Вами работы о Сталине Н. Биккенин характеризует как консервативную апологию, которая «замалчивает репрессивную сторону сталинского режима или оправдывает ее».
Р.К.: Репрессии были, но либералы в несколько раз преувеличили их и превратили Сталина в «злодея», «тирана». При этом они совершенно забыли все положительные результаты его правления. Г.М.: Были ли у Сталина советники или консультанты? Р.К.: И немало! Сталин всегда советовался с близкими к нему лицами, хотя среди них были и «потрафляющие» его вкусам и настроениям. Но к советам он, как правило, прислушивался. Г.М.: Вы были лично знакомы со многими советниками высокопоставленных особ и, в частности, с Г.А. Арбатовым, в беседах с ним обращались друг к другу на «ты», на его докторскую диссертацию дали благожелательный отзыв. Он получил научную степень доктора, не выпустив ни одной монографии, - фактически в нарушение закона. Арбатову его однокашники по МГИМО прочили максимум амплуа администратора филармонии (в институте он руководил джаз-оркестром). Но его Вы называете монопольным советником высшего руководства по всем, в том числе идеологическим и внутриэкономическим вопросам. Так ли это? Да, конечно! При мне А.М. Александров-Агентов с осуждением упомянул «конвергенционные»[2] настроения Арбатова. Арбатова не только я, но и американские политологи и политики именовали «главным внешнеполитическим советником Брежнева», чего он сам не опровергал. Работавший под его началом Институт США и Канады всячески доказывал отсталость американской экономики. Но при этом замалчивался факт энергичного развития в США НТР. Многие её достижения могли быть полезными и для советской экономики, к чему призывал В.И. Ленин: «экономист всегда должен смотреть вперед, в сторону прогресса техники, иначе он немедленно окажется отставшим, ибо кто не хочет смотреть вперед, тот поворачивается к истории задом» [35. С. 137]. Г.М.: Этот афоризм Ленина куда лучше отражает направленность экономической политики, чем изречение А. Бовина «Экономика должна быть экономной». Экономия для экономики - не единственный критерий.
Р.К.: А.Е. Бовин не стеснялся называть себя сочинителем брежневского многотомника «Ленинским курсом». Арбатов и окружающие его доктора и профессора, аппаратчики разработали третью утопическую Программу КПСС, обещавшую народу коммунизм через двадцать лет. Их усердие не по разуму объективно сработало как антикоммунистическая акция, политический блеф, который нельзя исполнить. Решение о продаже нефти и газа из казавшихся бездонными тюменских месторождений было принято с его подачи. Как признает сам Арбатов: «Я, и многие мои коллеги в конце 70-х — начале 80-х годов думали, что западносибирская нефть спасла нашу экономику». Его и Н.Н. Иноземцева влияние проявилось в судорожных закупках в 70-х годах иностранного оборудования. Но не было продумано, как оно впишется в отечественную промышленность, когда многие НИИ и КБ изнывали от безделья. Г.М.: Арбатову Вы посвятили обширную статью — прекрасный образец обличения в стиле Ленина, в которой характеризуете его как банального карьериста, борца за «душу» или «ухо» очередного «вождя», прилипалу Хрущева и Брежнева, ушлого царедворца, мозговой протез брежневского руководства. Вы называете его безусловным либералом-западником, сторонником одностороннего разоружения СССР, скрытым защитником американских интересов, несостоятельным мудрецом дивана несостоятельных султанов. Арбатов лишил «страну способности использовать гигантский потенциал гениального народа и научного социализма, поставил на грань краха Отечество и наследие Октября». С Иноземцевым и академической хунтой привел к капитуляции перед монополистическим капитализмом, придали экономике нефтяной и сырьевой характер. Не слишком ли Вы его возвышаете, превращая в демона брежневской политики?
Р.К.: Невозможно преувеличить его влияние на Брежнева, оно было очень высоким. Г.М.: Почему он ушел из аппарата в 1967 году и занялся созданием Института США и Канады?
Р.К.: Ушел после того, как Председатель КГБ Ю.В. Андропов сказал ему: «Перспективы в аппарате у Вас нет» [25. С. 5–6, 8]. Аналогичную фразу он произнес и об А.Н.Яковлеве: помощник Брежнева и Андропова А.М. Александров-Агентов обсуждал с ним вопрос назначения А.Н. Яковлева председателем АПН, и Андропов сказал: «Может быть… Но назад, в аппарат ЦК, ему пути нет!» [55. С. 161]. Г.М.: В связи с кончиной Брежнева были сформированы две группы. Одна готовила некролог, другая — Обращение к партии и народу. Во вторую включили Вас, а также Б.И. Стукалина и завотделом международной информации ЦК Л. М. Замятина. Последний был руководителем группы по написанию воспоминаний Брежнева (1977). В неё входили В. Игнатенко, А. Аграновский, В. Загладин и Г. Шахназаров. Кстати, Шахназаров и Загладин были спичрайтеры, перешедшие к Горбачеву, сборник своих речей он подарил Загладину с надписью «соавтору» [57. С. 285–286]. С какими сложностями Вы столкнулись при написании данного текста?
Р.К.: Секретарь ЦК М.В. Зимянин попросил нас достойно, без перехлестов и неуместных преувеличений отразить жизненный путь Брежнева, его заслуги, призвать сплотиться вокруг ЦК, подчеркнуть преемственность последующей внутренней и внешней политики. Это было непросто — в спорах отойти от набивших оскомину слов, раздражающих и порождающих иронию. К тому же мы не знали о возможной реакции членов Политбюро, которые без существенных изменений приняли документы. Г.М.: Для работы над Программой КПСС решением Политбюро ЦК (конец апреля 1984) были образованы две группы. «Внутренняя» под началом Б.И. Стукалина (завотделом пропаганды ЦК КПСС), Р. И. Косолапова и В.А. Печенева) и «международная», которой руководили А.М. Александров-Агентов, В.В. Загладин и О. Б. Рахманин, бывший первый зам. Отдела ЦК по соцстранам [49. С. 57].
Р.К.: Выступая перед Программной комиссией и членами Политбюро в апреле 1984 г., я определил задачу — сформировать к 2000 году бесклассовое общество. В ней не было ничего нового – ее поставил еще XVIII съезд в 1939 году. На этом совещании тройка правящих лиц Черненко, Устинов и Громыко ее одобрила [51. С. 1]. Г.М.: Мне же эта задача представляется утопичной. Кстати, другой участник Вашей команды В.Г. Афанасьев предельно критично возражал против включения в Программу положения о предоставлении каждой семье квартиры [4. С. 77]. Какова, с Вашей точки зрения, роль советников в политике? Р.К.: Немалая! После Сталина вместо «вставных челюстей» появились так называемые «вставные мозги», занимающиеся коллективным написанием для политиков речей, докладов, статей и даже книг. Они были около первых лиц, имея довольно привилегированное положение, и подбирались в основном из научной или журналистской среды. Их деятельность была анонимной и идущей от заказчиков - партийных секретарей разных уровней, министров, академиков и директоров. В аппарате ЦК КПСС такие лица занимали должности советников, консультантов, референтов, помощников. Кто-то из них разрабатывал основной текст, иной добавлял кудрявые афоризмы. Но все мысли проходили через различные фильтры – заместитель заведующего, заведующий и, конечно, — заказчик! Как и всюду, представители этого сословия делились на молчаливых трудяг и говорливых захребетников. Из их числа были и нахальные насмешники, пускающие пыль в глаза эрудицией. И непременные зависть и интриги! Клевету кремлевских коверных шаркунов, «шептунов» или «наушников» часто опровергнуть не было кому. Г.М.: Наверное, в таких временных дачных коллективах складывались особые отношения между участниками?
Р.К.: Наиболее уязвимыми были те, кто не умел себя защитить, отстоять свое достоинство. В дачном поселке Завидово, где собирался этот творческий синклит, обсуждались и кадровые вопросы. Г.М.: Интересно суждение консультанта ЦК КПСС Б. Пядышева (1974–1975) о своих коллегах, которые завоевывали «место поближе к сюзерену» интеллектом, словесным артистизмом и гипнотизирующей способностью влиять. Так Г. Арбатов, В. Загладин, Г. Шахназаров и Н. Шишлин «ярко сверкали своими доспехами и достоинствами, отнюдь не намереваясь уступать своим друзьям-соперникам» [53. С. 104].
Р.К.: Мою эпопею в ЦК завершил в 1974 году звонок секретаря ЦК П.Н. Демичева (он тогда курировал идеологию), сообщившему, что меня назначили первым заместителем главного редактора «Правды». Я оторопел и сказал, что неоднократно публиковался в ней, но газетного дела не знаю, на что прозвучал ответ «Научишься!» До того об этом со мной никто не говорил: ни М.В. Зимянин (он тогда руководил «Правдой»), ни кто-то в ЦК, да и я сам таких разговоров не вел. Возможно, я кому-то из коллег-конкурентов помешал, но бесконечная круговерть в аппарате изрядно надоела.
«Правда» и «Коммунист»
Г.М.: Кратковременную (1,5 года) работу в «Правде» Вы назвали лучшим периодом Вашей жизни, наградив возвышенным словом «счастье». Почему? Р.К.: Переход из ЦК в «Правду» был повышением и в социальном смысле, и в духовном. Было непрерывное чувство крупной и дружной работы, я ощущал внимание и заботу, хотя коллектива абсолютно не знал. Ни одного укола самолюбию. Полтора года – как песню пропел! Совсем не то, что было во время прежней работы в МГУ. Г.М.: Не возникла ли напряженность в отношениях с сотрудниками и Вашим непосредственным руководителем, главным редактором М.В. Зимяниным?
Р.К.: Коллектив «Правды» был немаленький – около двухсот человек. Хотя сотрудники вначале воспринимали меня настороженно, помогла лекция-беседа по международным вопросам. А с главным редактором М.В. Зимяниным было полное единомыслие. Приходилось вести «летучки», что-то писать по заказу. Из числа известных «правдистов» той поры известны авторы многих книг В.С. Кожемяко, В.В. Трушков, В.В. Чикин. Г.М.: В бытность Вашего руководства «Правдой» в редакцию, наверное, приходили письма, авторы которых критически оценивали положение партии и обществе.
Р.К.: Тогда я постоянно следил за редакционной почтой, она четко высвечивала проблемы страны. О них я попытался сообщить в выступлении перед всем аппаратом ЦК на партсобрании накануне XXV съезда, где-то в октябре 1975 года. Свое полуторачасовое выступление я построил на письмах читателей. Вынимал их из папки, зачитывал и в свободном стиле комментировал. Они были чрезвычайно разнородны. Хвалебного в них было мало, были очень дерзкие и ругательные письма, но основная масса — очень сдержанные, культурные, но были и остро ставившие проблему. Конечно, в моем выступлении недоставало социологического, социо-психологического обоснования. Но сказанное с большим вниманием и даже страстно, воспринимались руководством. Г.М.: А как у Вас сложилась работа в журнале «Коммунист», в котором отработали десять лет? А. Бовин его назвал камертоном «для настройки всех идеологических инструментов в Советском Союзе» [6. С. 84].
Р.К.: Публикации в «Коммунисте», как и в «Правде», имели директивный характер, с ними никто не вступал в спор. В редакции работало около 70 сотрудников, которые фактически являлись консультантами ЦК (по уровню и зарплате). От предшественников мне достался тираж около 400 тыс. экз., мне удалось его увеличить до миллиона с лишним. Удалось также решить и вопрос о жилье для работников. Г.М.: Публиковались ли в журнале острополемические статьи, с критикой, в частности, «еврокоммунизма»?
Р.К.: Увы, нет! Причина — позиция влиятельного секретаря ЦК КПСС Б.Н. Пономарева, который сдерживал такие публикации. Он также возглавлял Международный отдел ЦК КПСС, который отличался либерализмом.
Г.М.: Многие признавали у него хорошую подготовку (МГУ), ум, очень сильную «память, которая оставалась ясной до последних дней» [7. С. 190].
Р.К.: У меня непросто складывались отношения с руководством. Во время моей работы в журнале менялись заведующие отделом пропаганды и агитации ЦК: Г.Л. Смирнов, Е.М. Тяжельников, Б.И. Стукалин. Отношения с ними были добрыми, а с Стукалиным – почти приятельскими. Е.М. Тяжельников – робкий в общении – проводил совещание с главными редакторами изданий (1981), ссылаясь на нехватку бумаги, потребовал сократить тиражи и уменьшить до предела поля в газете «Правда» и моем журнале «Коммунист». Но все единодушно возмутились, особенно, директор издательства «Правда», назвавший это намерение безобразием и бескультурьем, я также выступил с критикой. В итоге решение не было принято. Г.М.: С.М. Меньшиков (12.05.1927–13.11.2014) увидел на Вашем столе в редакции телефон для прямой связи с Генсеком так называемую «вертушку». Верно ли это?
Р.К.: Да в моем кабинете стоял телефон для прямой связи с Генсеком, но им никто не пользовался. Г.М.: С Вашим именем связано празднование столетия А. Блока в 1980 году. Вы опубликовали в журнале «Октябрь» статью о нем и убедили секретарей ЦК КПСС в необходимости проведения торжественного заседания в его честь в Большом театре. Почему Вы сочли это необходимым?
Р.К.: Я прочел стихи Блока в шесть лет и несу любовь к нему в душе моей. Он - вторая гениальная фигура русской словесности после Пушкина. Он упрекает интеллигенцию за непонимание Революции и без сомнений встал на сторону большевиков. Хотя поэзия Пушкина более светлая, чем у Блока [34]. Г.М.: Его строки «И вечный бой! Покой нам только снится» можно назвать бессмертным образом России и девизом революционера. В различных публикациях утверждается, что В.М. Молотов был восстановлен в партии в 1984 году по Вашей инициативе. Верно ли?
Р.К.: Да, так было. В ноябре 1977 года в журнал «Коммунист» пришло письмо Молотова, имеющее теоретический характер, - его отклик на статью в «Правде» А. Косичева «Ленин и революция». Прочтя, я пригласил его на беседу. Его внешность резко изменилась — постарел. Но его реакция в разговоре со мною была мгновенной и жестковатой. Он сказал, что читает «Правду», «Коммуниста, «Новый мир» и прочел мою недавно вышедшую книгу «Социализм. К вопросу теории». Молотов посетовал на «ограниченность своих контактов и возможностей компетентно обменяться мнениями по актуальным теоретическим вопросам». Тогда же он «сурово заметил: Я по-прежнему считаю правильной политику 30-х годов. Если бы её не было, то мы проиграли бы войну». Он затронул вопрос о возможном восстановлении в партии. На вопрос о Хрущеве и избрании его первым секретарем партии, он лишь признался: «Мы себя наказали…». Г.М.: Не только «себя» наказали, но и всю страну, весь мир! Р.К.: В письме в Секретариат ЦК я сообщил, что Молотов заинтересован в «приеме его одним из представителей высшего руководства ЦК» [31. С. 483, 485]. Я был убежден ошибочности исключения его из партии за «довоенные репрессии и участие в “антипартийной группе”». Считал необходимым использовать интеллект и опыт Молотова и вернуть его из политического небытия. Но лишь с приходом к власти Черненко благодаря усилиям его помощников В. Прибыткова и В. Печенева Молотову вручили партийный билет. Я это считал и считаю это «актом исторической справедливости» [37. С. 113–115]. Г.М.: Согласно стенограмме заседания Политбюро 12 июля 1984 года, Черненко сообщил о беседе с Молотовым, что он, невзирая на 93 года, читает прессу и журналы. Первый секретарь МГК В.В. Гришин в горкоме вручил ему партийный билет. Устинов, Громыко, Чебриков и Тихонов одобрили это решение. Одновременно Черненко сказал и о поступивших в ЦК письмах Маленкова, Шелепина, прочел письмо Кагановича. Устинов сказал о необходимости восстановлении в партии Маленкова и Кагановича, резко осудил действия Хрущева и назвал осуждение Сталина безобразиями и бедой, ударом по истории страны. Громыко добавил — и по международному имиджу СССР, а Тихонов — Хрущев «нашу политику запачкал и очернил в глазах всего мира». К этому выступавшие прибавили рождение «еврокоммунизма», совнархозы и разделение партии на сельскую и городскую. Устинов предложил переименовать Волгоград в Сталинград. На это Горбачев сказал: «в этом предложении есть и положительные и отрицательные моменты» [13], ловко уходя от темы и переложив решение на неопределенный срок.
Интрига и изгнание
Г.М.: Как складывались Ваши отношения с Горбачевым? Р.К.: Горбачев резко выделялся молодостью, умением ярко выступать, хотя и не всегда грамотно. Но была надежда — научится. Был помощником комбайнера. Имеет два высших образования, включая МГУ. В послевоенной кадровой политике отбор во многом диктовался наличием у кандидата ущемленных родственников и возможными разочарованиями в советской власти. Так, у Горбачева и Ельцина были раскулачены оба деда. Дед Ельцина имел две мельницы, дюжину лошадей, несколько коров. Я присмотрелся к Горбачеву, когда он приехал на служебную дачу для ознакомления с новой Программой КПСС. Этот документ мы ему показали, но быстро положили под сукно. На совещании Политбюро и Программной комиссии с обсуждением этой программы летом 1984 года выступал Горбачев, а я вслед за ним. Меня поразила пустота его суждений. Главная его рекомендация — насытить Программу цитатами Ленина - была непутевой: с ленинского времени прошло 60 лет. Г.М.: Один из упреков Горбачева состоял в том, что «”образ социализма”… получился не очень яркий...» и «мало коммунизма» [48. С. 192]. Один из ближних советников Горбачева того времени, многолетний работник аппарата ЦК Н. Биккенин, уже после И.Т. Фролова возглавивший «Коммунист»[3], сказал, что Вы не опубликовали его доклад, тем «замостили дорогу к своему увольнению. Горбачев не забывал свои обиды» [45].
Р.К.: С близким коллегой не могу согласиться. Из журнала ему были направлены мелкие стилистические замечания, но он сам отказался от публикации, видимо, во время болезни Черненко не хотел высовываться. Г.М.: Биккенин также сообщает, что затеяли «скандальную полемику» и с влиятельным вице-президентом Академии наук с П.Н. Федосеевым [5. С. 240], который был к тому же и руководителем Сектора общественных наук академии.
Р.К.: Отчасти согласен, но полемика вовсе не была скандальной. Г.М.: В 1979 г. Вы написали и опубликовали в «Коммунисте» статью «К вопросу о предмете научного коммунизма», которая резко осложнила Ваши отношения с вице-президентом Академии наук П.Н. Федосеевым.
Р.К.: Федосеев возглавлял коллектив учебника по научному коммунизму, на который я откликнулся, что и стало поводом для дальнейших его действий. В статье я провел мысль об усилении предметных связей этой дисциплины с марксистско-ленинской философией и политической экономией. Но Федосеев почему-то крепко озлился, пожаловался секретарю ЦК М.А. Суслову, который и отбил атаку на меня. Я в свою очередь дважды звонил Суслову, а он сказал, что не увидел ничего крамольного в моей статье. Во второй половине 1984 г. я направил секретарю ЦК М.В. Зимянину записку, в которой обвинил Федосеева в болезненной реакции на критику, давлении на журнал, в диктате и монополии в теоретических вопросах и отсутствии делового сотрудничества [33. С. 80–82]. Когда было принято решение о награждении меня орденом Октябрьской революции, он попытался воспрепятствовать этому в Верховном Совете СССР, о чем мне сказал А.И. Лукьянов. Наконец, мои попытки стать членкором Академии дважды были безосновательно отклонены не без его участия. Также проваливали — 16 раз! — другого марксиста и приятеля по службе в ЦК, выдающегося экономиста и соавтора Дж. Гэлбрейта Ст. Меньшикова. Выборы в Академию наук не очень честная «кухня». Г.М.: Где бы найти честные выборы. Почему Федосеев так озлобился на Вас? Р.К.: Дело в его властолюбии и преследовании меня за критику, но он, зная также и о предубеждениях против меня Горбачева, угодливо выполнял его волю. Дело дошло до клеветнического письма, сочиненного приемной Федосеева. Оно было якобы подписано работниками Института марксизма-ленинизма ЦК КПСС М.П. Мчедлова и К.Н. Орловой, которые возмущенно отрицали свое «авторство». Г.М.: Ваш уход из «Коммуниста» В. Печенев связал с «мощным давлением горбачевских советников А. Яковлева и И. Фролова» [48. С. 43]. Но и Горбачев в книге «Понять перестройку» присваивает Вам титул ««теоретического» глашатая антиперестроечной реакции с позиций неосталинизма» [12. С. 28].
Р.К.: Не только он! Не сложились личные отношения с женой Горбачева. С ней я познакомился во время общего отдыха в санатории, находясь там с женой. Общались с ней ежедневно и на пляже, но что-то не сладилось в наших отношениях. Она была слишком категорична, прямолинейна и вульгарно кокетлива. Г.М.: В письме Горбачеву в январе 1986 года Вы критикуете лично П.Н. Федосеева. Критика лично Горбачева целиком отсутствует, и Вы, отдавая дань традиции, приводите цитату из его киевской речи. Мало того, Вы выражаете готовность расстаться с должностью главного редактора «Коммуниста».
Р.К.: Эту записку я написал спустя девять месяцев его пребывания у власти, этот период позднее я сравнивал с периодом беременности. Мне приходилось встречаться с ним на различных совещаниях. Главная проблема элиты — увлечение сменовеховством, вещами, связанными с рынком. Но они могут дать эффект тактический, но не стратегический. Я был убежден, что подход к рынку надо менять, но как? Переходные ступени и формы не были проработаны вовсе. Старались вернуться к концепции нэпа и не более того. В старой литературе я встретил выражение, что мы перенэпили. В итоге старые академики Аганбегян, Абалкин и др. ушли. А все наследие Сталина, - все, над чем он работал с 20-х по начало 50-х годов, было целиком позабыто и показалось неактуальным. Г.М.: Некоторые комментаторы утверждают, что Вы якобы предсказали провал «перестройки». Но Ваше письмо говорит лишь о критике тревожных явлений в идейно-теоретической сфере. Неужели Вы не осознавали все губительные для Вас лично последствия этого? В частности, снятие Вас с должности главного редактора ведущего теоретического журнала «Коммунист»?
Р.К.: Оправдывая само письмо, в первом же предложении я подчеркнул его характер — обсуждение характера и направленности журнала в новых условиях, связанных с приходом к руководству страной Горбачева. Я подчеркнул, что обычно в этих целях главного редактора приглашал новый Генеральный секретарь. Я трезво осознавал, что руководитель Секции общественных наук Академии Наук СССР П.Н. Федосеев хотел моего отстранения от руководства журналом, и в ту пору он играл большую идеологическую роль в КПСС. В заботе о созданном коллективе редакции я хотел бы его сохранения, но руководствовался в первую очередь идейно-политическими соображениями. Во вторжении рынка и покушении на плановые основы экономики я увидел подрыв самой основы нашего общества — социализма. Развитие экономики до этого недостаточно ориентировано на «всестороннее изучение и прогнозирование общественных потребностей» — материальных и духовных. «Существующая система изучения спроса носит ведомственный характер», «слабо» учитывает «наличные производственные мощности и ресурсы». В письме протестовал против ломки теоретического фундамента — марксизма-ленинизма, его нужно укреплять и наращивать. Но у меня сохранялась вера в молодого руководителя Горбачева, который пришел к власти лишь девять месяцев назад. У меня, как и у многих, было ожидание перемен. Примерно тогда же на одной из конференций первый секретарь Смоленского обкома заявил: «Горбачев – это Ленин сегодня!». В глубине сердца я надеялся, что Горбачев сможет объективно разобраться с давлением Федосеева, который был постоянным оппонентом и заскорузлым фарисеем, и встанет на мою сторону. Но этого не произошло, и мне пришлось уйти из журнала. Г.М.: Тогда же Горбачев стал поручать подготовку речей, докладов, проектов постановлений ЦК КПСС не Отделу пропаганды, как было до того, а А.Н. Яковлеву, который вернулся из Канады и стал директором Института мировой экономики. Предвидя свое смещение, руководитель Отдела пропаганды ЦК Б. Стукалин предпочел сам уйти из ЦК послом в Венгрию. На освободившееся место назначается А.Н. Яковлев, которого работники встретили «сдержанно». Стукалин аттестует его как ярого антикоммуниста и «агента влияния» [57. С. 302–303]. Спустя месяц после вытеснения Вас из журнала И.Т. Фролову позвонил А.Н. Яковлев и, сославшись на М.С. Горбачева, предложил перейти в «Коммунист» в качестве главного редактора [59 . С. 736]. Думается, главный мотив участия Фролова в этой интриге был связан с устремлением к занимаемой Вами должности главного редактора «Коммуниста». Он её оседлал, но проработал на ней всего год, ноша оказалась для него неподъемной, – он не журналист, не смог выстроить нормальных отношений с реакцией. Именно с Вас началась кампания по изгнанию убежденных марксистов. Так, в январе 1986 года из ЦК убрали видного экономиста С. Меньшикова. А отвечающий за СМИ Яковлев начал идеологическую чистку руководителей ведущих СМИ, отвечающих за воздействие на души людей.
Возвращение в МГУ
Г.М.: И как далее сложилась судьба? Р.К.: После разговора с Зимяниным я договорился с ректором Логуновым о возвращении в родной университет. Г.М.: Кто из теоретиков того времени остался на марксистских позициях?
Р.К.: Многие перековались из лениноведов в ленино-едов. На родной кафедре исторического материализма из десятка-полутора преподавателей лишь Гомозов И.А. сохранял верность марксизму-ленинизму, остальные перешли на другие идейные рельсы. Я вначале возглавил кафедру международного рабочего и коммунистического движения, позднее перешел на кафедру исторического материализма (ныне — исторического процесса). После Всесоюзного совещания в октябре 1986 года, на котором Е. Лигачев резко критиковал декана А.Д. Косичева, вечером прозвучал звонок от ректора Логунова с предложением стать деканом. Вначале и.о., а затем, пройдя выборы, — деканом на пятилетний срок. До этого и сам Косичев рекомендовал меня на пост декана. Г.М.: Влиятельный тогда секретарь ЦК Е.К. Лигачев сообщает, что ему позвонил ректор МГУ Логунов и попросил совета в связи требованием ЦК не допускать Вас к руководству факультетом. Лигачев сделал вывод, что за изгнанием Вас из «Коммуниста» скрываются «какие-то личные счеты», хотя признает, что за назначениями «остальных радикальных редакторов прессы стоял А.Н. Яковлев». Ректору Лигачев посоветовал назначить Вас исполняющим обязанности декана, что могло долго продолжаться [36. С. 81–82].
Р.К.: Ровно год я был исполняющим обязанности декана философского факультета: обновил состав заведующих кафедрами, новаторски ввел в ученый совет студентов. Затем подошел срок выборов, но заседание большого университетского совета трижды срывалось из-за «телефонного звонка из ЦК» [21]. А.Н. Яковлев позвонил секретарю парткома И.И. Мельникову и категорично заявил: «Хватит возиться с этой кандидатурой!». Так я стал рядовым профессором, лишь относительно недавно покинув стены родного МГУ. Г.М.: Одновременно Вы активно действовали на общественно-политическом фронте.
Р.К.: В КПСС организовал «Движение коммунистической инициативы». В 1987 г. основал антиперестроечную «Ассоциацию научного коммунизма». Как член Комитета в защиту Ленина выступал в защиту Мавзолея. В 1993 г. основал Рабочий университет, в котором был научным руководителем. Был заместителем председателя СКП — КПСС. В 1996 г. обвинил Зюганова в отходе от марксизма и правом оппортунизме, призвал его к отставке. В КПРФ создал «марксистско-ленинскую платформу». Публиковал и публикую статьи, книги, продолжаю издавать труды Сталина. * * * Г.М.: Вокруг Вашего имени возникла определенная мифология. Не могли Вы пояснить сообщения современных и знакомых Вам лиц? Так, говорят, что Вы участвовали в борьбе Гришина за пост генсека, когда приблизилась кончина Черненко. Как будто бы Вы готовили для него программу как будущего главы партии и даже возглавляли его предвыборный штаб.
Р.К.: Фантастика. Отмечу единственный момент, говорящий о добром отношении Гришина ко мне. Когда в Доме Союзов накануне XXVII съезда обсуждалась новая Программа КПСС, Гришин предоставил мне первое слово, перед ее другими маститыми разработчиками [28. С. 83–91]. Г.М.: Г.А. Арбатов сообщил о Вас как близком советнике Черненко. В частности, что Вы разрабатывали текст для его выступления на грядущем XХVII съезде.
Полная неправда! Не довелось мне быть, как в старину говорили, «ученым евреем при губернаторе». С Черненко я познакомился в 1978 году, потребовалось согласовать с ним макет обложки моего журнала «Коммунист». Дважды участвовал в коллективной читке и обсуждении проекта его доклада на июньском (1983) Пленуме ЦК. Весной 1984 года два раза я встречался с ним в связи с разработкой Программы КПСС (точнее, новой её редакции) [3. С. 336–337]. В редких встречах никаких советов ему как Генеральному секретарю я не давал. Г.М.: Ваш коллега по аппарату В.М. Иванов воспроизвел некую аппаратную легенду о Вас [17]. В начале работы в аппарате Вы написали записку руководству, в которой прямо выступили «против „кремлёвки“, пайков и элиты». Журналист А.П. Шаповалов добавил к этому резолюцию Суслова: «Тов. Косолапов страдает политическим романтизмом» [66].
Р.К.: Я действительно написал записку о доходах аппаратчиков, но анонимную, и никому из руководства не передавал. Единственно показал моему приятелю Л.А. Оникову, его реакция была — «это твой смертный приговор». Все остальное – выдумки. Г.М.: «Полный курс истории России» (Е. Спицын, 2015) сообщает, что помощники Черненко В.А. Печенев, В.В. Прибытков и Вы как главный редактор «Коммуниста» — Вас он называет «истинным партийцем-патриотом» — задумали интригу по переносу XXVII съезда с февраля 1986 на 1984 год. Цель — воспрепятствовать приходу к власти «реформаторов» во главе с Горбачевым [56. С. 328]. Это верно? Р.К.: Верно! Хотя Печенев не осознал угрозу, связанную с Горбачевым. Г.М.: Этот же замысел отражен и в биографии Черненко [52. С. 191–192]. Второй участник интриги — В.А. Печенев - сообщает, что решение Политбюро о переносе съезда было принято в сентябре 1984 года. Соответствующая записка «Обращение к Политбюро» была написана в октябре 1984 года. Собственно XXVII съезд был намечен на конец ноября 1985 года, но проведен после кончины Черненко в конце февраля-начале марта 1986. [49. С. 114]. Смерть Генсека сломала Ваш замысел. А Горбачев с командой энергично устремился к похоронам первого в мире социалистического государства.
Литература
42. Митрохин Н. Революция как семейная история: из интервью и мемуаров работников аппарата ЦК КПСС 1960–1980-х годов // Антропология революции. М., Новое литературное обозрение. 2009. 50. Почему Болгария не вошла в состав СССР. — https://moiarussia.ru/pochemu-bolgariya-ne-voshla-v-sostav-sssr/ (Дата обращения: 22.11.2019). 56. Спицын Е.Ю. Полный курс истории России: для учителей, преподавателей и студентов. В 4 кн. Кн. 4: Россия — Советский Союз, 1946-1991 гг. Москва. 2015. 66. Шаповалов А. П. «Не забудьте прошлый свет...» // Экономическая и философская газета. 29.03.2013. № 011-012-013. [1] ЦК КПСС состоял из 20 отделов из 10-12 секторов каждый. Они охватывали идеологию, отрасли народного хозяйства, внешнюю политику, кадры и документы. В них работало около двух тысяч «ответственных сотрудников». В основном мужчины, славяне, до 40 лет, с высшим образованием, опыт и стаж комсомольской и партийной работы в школе и институте, большинство выпускники гуманитарных факультетов вузов – МГУ, МГИМО, ЛГУ и пр. [40][2] Теория конвергенции доказывает совместимость социализма и капитализма. [3] После ухода Р.И. Косолапова главным редактором журнала стал И..И. Фролов, а спустя год – Н. Биккенин. комментарии - 103
Мне кажется, вы ошибаетесь Я извиняюсь, но, по-моему, Вы ошибаетесь. Могу отстоять свою позицию. Вы попали в самую точку. Мне кажется это очень хорошая мысль. Полностью с Вами соглашусь. [url=https://topgamb.xyz/]игры джойказино[/url] https://topgamb.xyz/ По моему мнению Вы не правы. Я уверен. Могу отстоять свою позицию. Пишите мне в PM, обсудим. Сегодня я много читал на эту тему. Детские развивающие коврики полезны для развития логического мышления ребёнка. В этом что-то есть. Спасибо за объяснение. Очень хорошо. афигеть!!! АФФТАРУ ЗАЧОТ! Я удалил это вопрос Могу предложить Вам посетить сайт, на котором есть много статей по этому вопросу. согласен но как видиш на тавар есть спрос)) а мне нравится... классно... hydroxychloroqine [url=https://hydroxychloroquinex.com/#]hydroxychloroquine sulfate oral[/url] hcq drug erectile damage [url=https://plaquenilx.com/#]plaquenil eye[/url] best erectile dysfunction supplement azomycin wikipedia [url=https://zithromaxes.com/]zithromax antibiotics[/url] zenquell medicine электронная сигарета в тельмане - https://hqd.wiki price generic sildenafil https://eunicesildenafilcitrate.com/ sildenafil canada otc Мой комментарий
|
Подписка
|
У Вас телефон все время занят, перезвоните как будет время. 8(906)726-65-05 Алексей