1
В отечественном публицистическом дискурсе последних лет всё активнее начинает звучать т.н. «проблема идеологии», суть которой сводится к тому, что постсоветская Россия в пылу отрицания своего прошлого, пронизанного коммунистической идеологией, вообще отказалась от какой-либо идеологии. Это было закреплено даже на уровне Конституции. Но государство, не имеющее на вооружении идеологии, не имеет потенциала для социальной мобилизации своих граждан и не в состоянии системно выстраивать и последовательно проводить стратегически выверенную политику.
Соответственно, артикулируется запрос на поиск новой (как вариант – хорошо забытой старой) идеологии, которой бы удалось объединить раздираемое противоречиями общество. И подготовить его к историческим свершениям, без которых выживание страны в предельно агрессивном мире является далеко не очевидным.
Поставленная таким образом «проблема идеологии» вызывает необходимость выделить и проанализировать сущностные черты феномена идеологии и вскрыть подводные камни проекта создания новой государственной идеологии.
В настоящей статье не ставится задача дать исчерпывающее описание всего спектра концептуальных трактовок феномена идеологии: такая работа уже проведена [см., например: 12, 4], а сугубо интегративное описание всех трактовок идеологии с учетом их громадной множественности (одних смысловых оттенков в понятии «идеология» насчитывается не менее 27-ми [11. Р. 19]) мало перспективно. Идеология и так получила название «самой неуловимой концепции во всей социальной науке» [13. Р. 1], а исследователи, оперирующие термином «идеология», обвинялись в семантической распущенности [7. С. 7, 10. Р. 957].
Сейчас важно не столько дать академическое (читай – исчерпывающее) описание идеологии, сколько сосредоточиться на атрибутивных чертах этого феномена. Только так, акцентируя внимание не на достаточных, а на необходимых условиях существования соответствующего феномена, можно понять потенциал его использования (в данном случае – потенциал использования феномена идеологии в плане социальной мобилизации широких масс).
Наиболее глубокое проникновение в сущность феномена идеологии было осуществлено в рамках марксистской концептуальной традиции. Ключевыми фигурами этой традиции в плане осмысления всей специфики идеологических форм сознания, помимо основоположников, являются А. Грамши и Л. Альтюссер.
2
Сам термин «идеология» был введен в научный оборот французским мыслителем XVIII в. А. Дестютом де Траси. Идеологией он назвал общее учение об идеях, лежащих в основе форм общественного сознания, которые формируют модель поведения человека в рамках социума, а именно: морали, права и т.н. политического сознания.
Соответствующую (как сказали бы сейчас) научно-исследовательскую программу, которая включала в себя проект разработки основ политического сознания, де Траси совместно с Кондильяком представил Наполеону. Похоже, они надеялись на господдержку и субсидирование. Но император счел, что негоже подменять абстрактным умствованием политическую реальность и уничижительно высказался об идеологии как виде научного знания. Придав тем самым устойчиво отрицательную коннотацию самому понятию «идеология» и надолго заморозив разработку идеологической проблематики.
Новое серьезное обращение к понятию «идеология» происходит только в работах Маркса и Энгельса, которые сохраняют отрицательную коннотацию, но наполняют его уже новым – можно сказать, современным – содержанием и отрицательное отношение к идеологии проводят уже на других основаниях.
Марксистская трактовка идеологии получает исходное оформление в ранней работе Маркса и Энгельса «Немецкая идеология». В ней впервые было сформулировано материалистическое понимание истории и поставлена задача объяснить все идеи общества на основе анализа материальной жизни людей. «…Для нас, – пишут Маркс и Энгельс, – исходной точкой являются действительно деятельные люди, и из их действительного жизненного процесса мы выводим также и развитие идеологических отражений и отзвуков этого жизненного процесса». [6. С. 25]. Так намечается особый – специфически марксистский – подход к пониманию идеологии: «идеология есть иллюзорное представление о реальности, вызванное данной реальностью и включенное в нее» [3. С. 61].
Но, поскольку важнейшей Маркс и Энгельс считали задачу революционного преобразования реальности, не удивительно их отрицательное отношение к идеологическим формам сознания. Будучи иллюзорными и в этом смысле ложными формами сознания, они мало способствуют правильному пониманию реальности и затрудняют ее преобразование.
Но отрицательное отношение к идеологическим формам сознания как к иллюзорным не означает отрицания их действенности, их укорененности в подлежащем преобразованию обществе. Что же делает их таковыми?
По Марксу, главной причиной создавшегося положения дел является общественное разделение труда (в первую очередь отделение духовного производства от материального) и – на этой основе – противопоставление общего (государственного) интереса, приобретающего идеологическую форму всеобщего, частному интересу, связанному с местом индивида (или класса) в общественном разделении труда. «…Благодаря этому противоречию между частным и общим интересом последний, в виде государства, принимает самостоятельную форму, оторванную от действительных – как отдельных, так и совместных – интересов, и вместе с тем форму иллюзорной общности…
Отсюда следует, что всякая борьба внутри государства – борьба между демократией, аристократией и монархией, борьба за избирательное право и т. д. и т. д. – представляет собой не что иное, как иллюзорные формы, в которых ведётся действительная борьба различных классов друг с другом…
Именно потому, что индивиды преследуют только свой особый интерес, не совпадающий для них с их общим интересом – всеобщее же вообще является иллюзорной формой общности, – они считают этот общий интерес “чуждым”, “независимым” от них, т. е. опять-таки особым и своеобразным “всеобщим” интересом…» [6. С. 31-33].
При таком понимании иллюзорных форм «мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания» [6. С. 25], хотя и оказываются обманчивыми, и, соответственно, ложными, но не являются злонамеренно созданным обманом, то есть лживыми. Их воздействие на мыслящего индивида репрессивно только в том смысле, что они противостоят частному индивиду как отчужденная от него и оппонирующая ему сила, происхождение которой индивид не может отследить, которую он не понимает и потому принимает некритически.
3
Проблему злонамеренности при создании идеологических конструкций в рамках марксистской парадигмы акцентировал в ХХ в. А. Грамши. Будучи основателем и руководителем Итальянской коммунистической партии, он принимал самое непосредственное участие в европейском революционном движении, развернувшемся после победы большевиков в России. Но все попытки коммунистов захватить государственную власть в Европе (Германия, Венгрия, Италия) не увенчались успехом.
Анализируя причины неудач европейских пролетарских революций, Грамши пришел к выводу, что буржуазия в Европе имела, в отличие от России, не один, а, как минимум, два защитных пояса. Первый пояс – это непосредственно политическая власть, опирающаяся на всю мощь аппарата государства и его репрессивных органов. Второй пояс – это идеологическая гегемония буржуазии, осуществляемая через институты гражданского общества и обеспечивающая буржуазии моральную, культурную и идейно-политическую поддержку народа.
В России, только вступившей на путь капиталистического развития, второй защитный пояс ещё не успел сформироваться, и большевики сумели захватить политическую власть, подавив репрессивный аппарат государства. В Европе же дело обстояло иначе. В частности, поражение итальянских восставших рабочих, которым уже удалось оккупировать свои предприятия, было обусловлено не применением армии и полиции (Дж. Джолитти, в то время премьер Италии, объявил «нейтралитет»), а «дипломатией» лидеров профсоюзов. Им удалось убедить рабочих в том, что надо двигаться не революционным, а реформистским путем.
Концептуальным отражением пережитого явилась сформулированная Грамши теория гегемонии, развивающая намеченное Марксом положение. Соответствующий пассаж из «Немецкой идеологии» звучит так: «Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими... Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила». [6. С. 45].
Развивая это марксистское положение, Грамши пишет: «Можно зафиксировать два крупных надстроечных плана: тот, что можно назвать “гражданским обществом”, то есть совокупностью организмов, обычно называемых “частными”, и тот, который является “политическим обществом”, или государством. Им соответствует функция “гегемонии”, которую доминирующая группа осуществляет во всем обществе, и функция “прямого господства”, или командования, которая выражается в государстве, в “юридическом” правительстве.
Суть гегемонии как морального, интеллектуального и политического господства …состоит в том, что сознание господствующего класса, его мировоззрение, его идеалы воспринимаются обществом как справедливые, истинные, как всеобщий здравый смысл» [5].
Гражданское общество, представляющееся совокупностью самостоятельных институций, на деле – полагает Грамши – зависит от государства или политического общества. Эта зависимость может быть достаточно прозрачной, как, например, в случае государственных школ или университетов, а может быть завуалированной, как в случае профсоюзов или, например, частных медиа. Но эта зависимость существует, и именно она обеспечивает порождаемую гражданским обществом «концентрацию согласия», которая обеспечивает устойчивость политической власти господствующего класса. Именно поэтому, подчеркивает Грамши, важнейшей задачей революционной партии должна быть борьба за идеологическую гегемонию, без успеха которой политическое овладение властью сомнительно.
Грамши внес серьезный вклад в дело развития марксистского понимания специфики и роли идеологических форм общественного сознания. Но в силу субъективных обстоятельств, а именно тюремного заключения и смерти в фашистских застенках Грамши не удалось систематически развить и детализировать свою теорию идеологии.
4
Т.н. западный марксизм в лице своих основных представителей (Д. Лукач, Ж.-П. Сартр, Г. Маркузе и др.) многократно обращался к идеологической проблематике [2]. Наиболее значительный шаг в направлении развития марксистской трактовки идеологии сделал Луи Альтюссер – французский неомарксист, написавший на стыке 1960-1970-х гг. программную статью «Идеология и идеологические аппараты государства» [1].
Разговор о специфике идеологии Альтюссер начинает с напоминания ключевого положения марксизма: любая общественно-экономическая формация должна воспроизводить условия своего производства. Соответственно, должно осуществляться воспроизводство и такого фактора производства, как рабочая сила.
При этом «воспроизводство рабочей силы требует не только воспроизводства рабочей квалификации, но и воспроизводства ее подчинения правилам установленного порядка». А это значит, что институты капиталистического общества, которые де факто реализуют воспроизводство рабочей силы, делают «это в тех формах, которые обеспечивают подчинение господствующей идеологии или овладение “практикой” такого подчинения… Таким образом, …воспроизводство квалифицированной рабочей силы обеспечивается именно в формах идеологического подчинения».
Последнее положение ключевое. Именно оно, как подчеркивает Альтюссер, выводит нас на «признание действенного существования новой реальности – идеологии». И именно оно обеспечивает понимание идеологии как специфической силы, обеспечивающей «консенсус согласия» в капиталистическом обществе.
Взглянув на феномен идеологии в таком ракурсе, мы понимаем, почему господствующие в рамках капитализма идеологические формы с необходимостью должны быть иллюзорны, то есть обманчивы. Дело тут не только и не столько в феномене отчуждения (на чем делал акцент ранний Маркс). Дело в том, что реальность капитализма как классово антагонистического общества, основанного на эксплуатации человека человеком, настолько неприглядна и неприемлема, по крайней мере, для эксплуатируемого класса, что ее понимание не может привести к социальному порядку и спокойствию. «Консенсус согласия» при капитализме выстраивается только на условиях глубинного лицемерия и, соответственно, иллюзорности господствующих идеологических форм.
И хотя за воспроизводство, за оформление и содержательное наполнение, – а, следовательно, за иллюзорность! – доминирующей в капиталистическом обществе идеологии отвечает господствующий класс, класс эксплуататоров, сама иллюзорность общепризнанной идеологии крайне важна именно для класса эксплуатируемых и потому крайне востребована именно им. Идеологическая индоктринация эксплуатируемых позволяет им впасть в своего рода «стокгольмский синдром», обеспечивающий не только лояльность, но и даже уважение к своим эксплуататорам.
Разбирая процесс идеологического индоктринирования, Альтюссер во многом воспроизводит схему Грамши, различая сферы репрессивного и идеологического влияния господствующего класса. Но (в отличие от Грамши) обе эти сферы Альтюссер относит к структурам государства, разделяя его репрессивный аппарат (правительство, администрацию, армию, полицию, суды, тюрьмы) и т.н. идеологические аппараты государства (ИАГ).
«Под идеологическими аппаратами государства мы понимаем, – пишет Альтюссер, – некоторое количество таких реальных явлений, которые предстают …наблюдателю в форме различных специализированных общественных институтов». К ним он относит: религиозный ИАГ (система различных церквей), школьный ИАГ (система различных “школ”, государственных и частных), семейный, юридический, политический ИАГ (политическая система, в которую входят и различные политические партии),профсоюзный ИАГ, информационный ИАГ (пресса, телевидение, радио и так далее), культурный ИАГ (изящная словесность, искусства, спорт и так далее).
«Репрессивный госаппарат “функционирует с применением насилия”, тогда как идеологические аппараты государства функционируют “с применением идеологии”. Точнее: (репрессивный) госаппарат функционирует в первую очередь репрессивным образом (в том числе и с применением физического насилия), а уж потом идеологически. (Чисто репрессивного аппарата не существует.)
И, напротив, можно сказать, что идеологические аппараты государства в первую очередь функционируют с применением идеологии, а уж потом репрессивным образом, то есть на грани репрессии, достаточно незаметной, даже, можно сказать, – символической. (Не существует чисто идеологического аппарата.)»
Таким образом, доминирование господствующего класса в капиталистическом обществе осуществляется на основе двойного «функционирования»: с применением и насилия, и идеологии. Важнейшим среди всех ИАГ капитализма по Альтюссеру является школьный. Именно в школе дети (ещё не обладающие критическим сознанием), многие годы вынужденно подчиняясь дисциплинарным матрицам обучения, не только осуществляют общий процесс своего образования и социализации, но и неизбежно подпадают под пресс идеологической индоктринации.
Рассмотрев вопрос об инфраструктуре идеологического доминирования господствующего класса, Альтюссер обращается к рассмотрению техник идеологической индоктринации. Если по Марксу «идеология – это система идей, представлений, которые владеют умом человека или социальной группы», то каким образом соответствующая система идей (да ещё с учетом их иллюзорности!) овладевает умом человека?
Альтюссер анализирует предметное содержание идеологических форм сознания: «Обычно о религиозной, нравственной, юридической, политической и так далее идеологии говорят, что это “концептуальные представления о мире”».
Даже если допускается, «что идеологии не соответствуют реальности, то есть, что они являются иллюзией, обычно считается, что они намекают на реальность и что достаточно их “истолковать”, чтобы в воображаемом представлении о мире можно было обнаружить настоящую реальность этого мира (идеология = иллюзия/аллюзия).
Но в идеологии представлена не система реальных отношений, которым подчинено существование индивидуумов, а воображаемое отношение этих индивидуумов к реальным отношениям, в которых они живут.
…Именно это отношение находится в самом сердце всякого идеологического, то есть воображаемого, представления о реальном мире. Именно в этом отношении лежит та “причина”, которая должна объяснить воображаемую деформацию идеологического представления о реальном мире».
Тем самым Альтюссер принципиально изменяет ракурс традиционного понимания идеологии как области концептуального знания. Идеология нацелена не столько на отражение (более или менее фантастическое или иллюзорное) реальности, в которой живет человек, сколько на формирование отношения к реальности жизненного мира человека. И именно нацеленностью на выполнение последней задачи объясняются все мировоззренческие построения в рамках соответствующей идеологии.
5
Почему же формируемое идеологией отношение индивида к реальности должно быть «неправильным», иллюзорным, воображаемым? Потому, что в классово антагонистическом обществе, господствующий класс, то есть класс эксплуататоров, не может позволить классу эксплуатируемых «правильно», адекватно оценивать свое отношение к установленным экономическим, социальным и политическим порядкам. Ибо это поставит воспроизводство всех этих порядков под угрозу.
Но идеологическая индоктринация (навязывание неадекватного (воображаемого) отношения индивида к реальности) не будет эффективной при топорных методах её осуществления. Индоктринирование – тонкая работа, успех которой достигается тем сложнее, чем более развито критическое сознание объекта индоктринации. С общим развитием личностного сознания и уровня профессиональной подготовки рабочей силы (что диктуется необходимостью ее участия в технологически все более развитом капиталистическом производстве) производителям идеологии (де факто стоящим на службе у господствующего класса) приходится работать все тоньше.
Альтюссер не готов классифицировать и, тем более, анализировать техники и приёмы идеологической индоктринации, но обращает внимание на ее ключевые моменты, в частности, обстоятельно разбирая то, что он называет материальным существованием идеологии.
Идеологически индоктринированный человек не просто «верит в бога или в долг, справедливость и т.д. Такой индивидуум ведет себя тем или иным образом, то есть выбирает то или иное практическое поведение, а также принимает участие в …установленных практиках, являющихся практиками того идеологического аппарата, от которого “зависят” те идеи, которые он… выбрал в своем сознании в качестве субъекта. Если он верит в бога, он ходит в церковь на мессу, становится на колени, молится, исповедуется, искупает свои грехи, естественно, раскаивается... Если он верит в долг, у него будет и соответствующее поведение, являющееся частью ритуальных практик, “сообразных с добрыми нравами”. Если он верит в справедливость, он будет …подчиняться правовым нормам и может протестовать, если они нарушены, подписывать петиции, участвовать в демонстрациях…»
При этом само участие в …практиках, скроенных по лекалам соответствующего идеологического аппарата, во многом конституирует идеологически индоктринированную веру индивида (Альтюссер здесь вспоминает Паскаля, который говорил: «Встаньте на колени, прошепчите молитву – и вы уверуете»).
Таким образом, обнаруживается, что связь идеи, владеющей человеком, с совершаемым им действием (эта связь работает и в прямом, и в обратном направлениях), позволяет влиять на идеологическую индоктринацию контролем за действиями индивида.
«Идеология, – подчеркивает Альтюссер, – предписывает… материальную практическую деятельность, регулируемую материальными ритуалами, и эта практическая деятельность существует в материальных поступках субъекта, действующего в полном сознании и в согласии со своими верованиями».
Действительно, совершение любого действия (даже ритуального) имеет для индивида свою «цену». В эту цену входят как прямые издержки данного действия, так и альтернативные издержки, обусловленные несовершением индивидом других (возможных в данной ситуации) действий. Соответственно, можно скрыто управлять идеологической индоктринацией, если есть возможность влиять на цену действий совершаемых/несовершаемых индивидом в силу принятия/не-принятия им соответствующей идеологии. Поощряя (уменьшая цену) действия, вытекающего из принятия данной идеологии, и наказывая за (увеличивая цену) действие, несовместимого с ней, ее промоутер повышает эффективность идеологической индоктринации.
Господствующий класс (именно в силу господства) может устанавливать (и устанавливает!) социально значимые правила и порядки, формируя тем самым определенную «систему цен», задающую для индивида «ценовой ландшафт» его деятельности. И индивид, принимая (зачастую бессознательно) решение о своих действиях (например, участвовать или не участвовать в публичной акции), не может не учитывать имеющуюся ценовую диспозицию, решающее влияние на которую оказывает именно господствующий класс.
Вовлечение индивида в идеологическую реальность или его идеологическое индоктринирование через проведение господствующим классом соответствующей «ценовой политики» опирается также и на эффект, названный Фрейдом «рационализацией». Бессознательно выбранное действие обычно находит на уровне сознательной рефлексии индивида, хотя и ложное, но вполне правдоподобное и достойно звучащее объяснение. А господствующая идеология всегда готова подсказать его.
Кроме того, объяснение индивидом своих действий в рамках эффекта рационализации может носить сублимированный характер [9]. Сублимация во многом и ответственна за то, что для объяснения причин своих действий индивид зачастую апеллирует к абстрактным (идеалистическим) конструктам, - таким, как Благо, Справедливость, Свобода, Бог, Нация и др.
Задавая (воображаемое) отношение индивидов к реальным условиям их существования, идеология призвана конституировать индивида как субъекта, которому предписывается соответствующее функционирование. «Идеология, – пишет Альтюссер, – “действует”, или “функционирует” так, что “вербует” субъектов в среде индивидуумов (она вербует их всех) или “трансформирует” индивидуумов в субъектов (она трансформирует их всех)…»
Такая «вербовка» индивидов как субъектов рассматривается Альтюссером в модусе обращения (в качестве иллюстрации Альтюссер приводит пример религиозной идеологии христианства). «Но, – замечает он, – …обращение к индивидуумам как субъектам предполагает “существование” Другого Субъекта, единственного и самого главного, во Имя которого религиозная идеология обращается ко всем индивидуумам как к субъектам».
Действительно, само Обращение к индивидам, вербующим их как субъектов, призванных совершать соответствующие действия, также есть действие, которое может осуществить только некий субъект действия. Последний и определяется Альтюссером как Субъект.
Вербовка индивидов как субъектов может быть эффективной, только если по ее результатам происходит Воздаяние (как для завербованных, так и для не поддавшихся вербовке). Воздаяние также есть действие, предполагающее наличие субъекта. И в силу непосредственной корреляции между действием Обращения и действием Воздаяния надо признать, что конечный субъект обоих типов действия един – это и есть Субъект (в терминологии Альтюссера).
Альтюссера пишет единого Субъекта, ответственного как за действие Обращения, так и за действие Воздаяния по отношению ко всей массе индивидов, вербуемых как субъекты, с заглавной буквы потому, что Он в своём всеобщем Обращении един и тотален для всей этой массы вербуемых. Более того, Он, будучи в состоянии осуществить Воздаяние, обнаруживает себя (по крайней мере, презентует себя) как всемогущего. Все эти смыслы и призвано отразить Его определение как Субъекта с большой буквы.
В рамках религиозной идеологии христианства им может быть только Бог.
Но если рассмотреть Субъекта, который просвечивает через доминирующую идеологию в классово антагонистическом обществе, следует признать: таким Субъектом может быть – и на самом деле является! – его величество Господствующий класс.
6
Марксистская трактовка идеологии как концептуально выстроенной и ценностно окрашенной системы представлений, обеспечивающей «консенсус согласия» в классово антагонистическом обществе, позволила понятийно обосновать целый ряд важнейших характеристик идеологии:
1) неизбежную иллюзорность или ложность (нечестность) идеологии, призванной камуфлировать под справедливое на самом деле далекое от справедливости устройство классового общества;
2) коммуникативный модус идеологии, целью которой является не построение «истинной» картины мира, но прикрываемая заверениями во владении «истинной» картиной мира вербовка индивидов как субъектов деятельности, которую желает «вменить» этим индивидам скрывающийся за идеологией, но неизбежно в ней просвечивающийся Субъект – проводник и бенефициар данной идеологии;
3) идеологическая индоктринация индивидов (их вербовка как субъектов определенного – желаемого Субъектом – типа деятельности) обеспечивается за счет выстраивания не только и не столько соответствующего дискурса (модус Обращения), но и вполне определенного праксиса, конституирующего для «цены» возможных действий для поощрения «идеологически правильных» действий и наказания за действия «идеологически неправильные» (модус Воздаяния);
4) Субъектом, то есть проводником и бенефициаром доминирующей в классовом обществе идеологии является господствующий класс, поэтому борьба за власть, то есть свержение господствующего в данный момент класса предполагает и разоблачение, деконструкцию, дискредитацию доминирующей идеологии.
В той мере, в какой в сегодняшнем миропорядке существуют эксплуататорские общества, для них по-прежнему актуален классический марксистский анализ. Другое дело, что современный миропорядок отнюдь не есть единое – и в этом смысле замкнутое – капиталистическое общество, на анализ которого был нацелен классический марксизм. Это мир-система, которая вбирает в себя множество различных государственно организованных сообществ. Большинство из них вынуждены решать не только внутренне-классовые, но и внешние задачи, обусловленные их местом и ролью в составе мир-системы (ядро, полу-периферия, периферия). Соответственно, возникают геоэкономические и геополитические интересы, которые также находят идеологическую аранжировку.
Но сущностные черты идеологии, выявленные классическим марксизмом, при этом не меняются. Идеология по-прежнему выстраивается как коммуникативно направленная форма общественного сознания, вербующая субъектов действия для решения задач в интересах некоего главного Субъекта, стоящего за этой идеологией и имеющего материальные и информационные ресурсы, направляемые им на ее поддержку.
В то же время выстраивание стратегического – долгосрочного и действенного – общественного согласия (обеспечивающего и соответствующий мобилизационный потенциал) должно базироваться только на принципе честных договорных процедур [8], принципе, отвергающем любой обман, даже сулящий тактические выгоды.
Литература
- Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства // Неприкосновенный запас. 2011, 3(77). – http://www.zh-zal.ru/nz/2011/3/al3.html (дата обращения 05.03.2019)
- Андерсон П. Размышления о западном марксизме. На путях исторического материализма. М.: Интер-Версо, 1991.
- Баллаев А. Б. Проблема идеологии в творчестве Карла Маркса // История философии. М.: ИФ РАН, 1998. Вып. 3.
- Жукоцкая А. В. Проблема идеологии (социально-философский анализ). – Дис. д.филос. н. М.: МПГУ, 1998.
- Маев Г. Грамши о гегемонии. – https://avtonom.org/old/lib/theory/gramsci.html (дата обращения 05.03.2019)
- Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. // Маркс К. , Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. Т. 3.
- Мусихин Г. И. Очерки теории идеологии. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2013.
- Сергеев В. М. Демократия как переговорный процесс. М.: МОНФ, 1999.
- Фрейд 3. Остроумие и его отношение к бессознательному. СПб. – М.: Университетская книга ACT, 1997.
10.Gerring J. Ideology: A Definitional Analysis // Political Research Quarterly. 1997. № 4.
11.Hamilton M. The Elements of the Concept of Ideology // Political Studies. 1987. № 35 (1).
12.Lane R. Political Ideology. Oxford: Free Press, 1962.
13.McLellan D. Ideology. Minneapolis: University Minneapolis Press, 1986.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
[url=http://fcialisj.com/]cialis 40 mg[/url]