Война и Голгофа гуманизма
19
 13327
Время рождаться, и время умирать; …время разрушать, и время строить;..…Время плакать, и время смеяться; …время разбрасывать камни, и времясобирать камни; …время войне, и время миру.ЕкклесиастНепрерывные ужасы войны… отняли веру в человека и человечность.И. В. ГетеОказывается, можно уничтожать людей, свято соблюдая заповеди гуманизма.А. де Токвиль«Время войне и время миру»Мы, дети абстрактного гуманизма, безоглядно убеждены, что чело-век — либо «венец творения», либо «мера всех вещей», но не задумыва-емся о судьбе библейского Авеля, которого лишил жизни его брат Каин.Труднее всего признать отрезвляющую мысль Ф. Энгельса: «Уже самыйфакт происхождения человека из животного царства обусловливает со-бой то, что человек никогда не освободится полностью от свойств, при-сущих животному, и… речь может идти только о том, имеются ли этисвойства в большей или меньшей степени, речь может идти только оразличной степени животности и человечности». Русский ЕкклесиастФ. Достоевский также полагал, что человек — это «бездна над нами ибездна под нами».Война и мир — это квинтэссенция отмеченного кричащего проти-воречия. Грандиозна и устрашающа дурная бесконечность жертв «bellumomnium contra omnes» (лат. «войны всех против всех») только запоследнее столетие. В международных и гражданских войнах ХХ векапогибло от 110 до 140 миллионов человек. Соотношение потерь в этихвойнах имело устойчивую тенденцию к превышению числа косвенных(гражданских) жертв над прямыми (военными). Это относится также и к другим непосредственным и сопутствующим последствиям войн.На их фронтах за 100 лет погибло не менее 70 миллионов человек, в товремя как общие прямые и косвенные жертвы всех международных игражданских войн, по разным оценкам, превышают их более чем в двараза. Если в Первой мировой войне удельный вес жертв среди мирногонаселения составил 5 процентов, во Второй мировой — 50 процентов,то в Корей ской (1950—1953) и Вьетнамской (1964—1973) войнах — со-ответственно 84 и 90 процентов. Белоруссия в годы Великой Отечест-венной войны потеряла треть своего населения.С культурфилософских позиций такая мрачная и подавляющая ста-тистика побуждает к постановке вопроса о соотношении войны и гума-низма. Однако контент-анализ культурологической классики показы-вает, что благородный абстрактный гуманизм обнаруживает весьмапротиворечивое отношение к процессу очеловечивания человека.Вопреки стойкой традиции видения античной культуры как родиныгуманизма и его визитной карточке — формуле Протагора «Человек —мера всех вещей», лейтмотив античной мысли, тем более — практики,далек от идиллии. «Должно знать, — утверждал Гераклит, — что войнаобщепринята, что вражда — обычный порядок вещей, что все возни-кает через вражду и взаимообразно.. . Враждебное ладит. . . наилучшаягармония — из разнящихся звуков.. . все происходит через распрю».И уже вовсе апофеоз: «Война является отцом всего и царем всего, иодних она сделала богатыми, других — людьми, одних — рабами, дру-гих — свободными».Более умеренный Аристотель сознавал, что «никто ведь не собираетсяготовить войну ради нее самой». Война — это скорее «род хозяйственнойдеятельности, искусство приобретения, так как часть войны составляетохота». Но смысл в том, что «охотиться необходимо не только на зверей,но и на тех людей, которые по природе предначертаны к подчинению,но не желают подчиняться». Ученик великого мыслителя Александр Ма-кедонский, разрубая гордиев узел, создал прецедент безоглядного мыш-ления: «Что развязать, что разрубить — все едино». Знаменитого же ЮлияЦезаря, как свидетельствуют его мемуары, не смущало, что в битвах засвободу галлы «поддерживали свою жизнь трупами людей, признанныхнегодными для войны».Средневековье во многом вошло в историю как мрачное, «ночноевремя». Оно буквально захлебывалось в дурной бесконечности мани-хейской войны полпредов Небесного Града против Земного, крова-вых авантюр за «освобождение Гроба Господня», изнурительных тяжбкоронованных и провинциальных монтекки и капулетти. Эта «войнавсех против всех» систематически разрушала производительные силы,устойчивый образ жизни и была основной, после дикой антисанита рии, причиной циклических вспышек чумы, которые уносили жизнимиллионов людей.Гимн человеку как высшей ценности на земле, созданный творцамиВозрождения, оказался быстротечным и буквально потонул в яде дурнопонятого макиавеллизма, в звуках победных фанфар династических войни межконфессиональных ристалищ «рыцарей плаща и кинжала» всех мас-тей. Во время Тридцатилетней войны (1618—1648) — последней в эпохуСредневековья — австрийский император так определил свои приорите-ты: «Лучше царствовать над опустошенной землей, чем над проклятой».Между тем население Германии всего за тридцать лет войны уменьшилосьвтрое.Казалось бы, Вестфальский мир (1648) провозгласил, что отнынемеждународная (европейская) система образуется исключительно пра-вительствами суверенных государств, которые обладают монополиейна насилие, полнотой власти и управления в соответствующих NationState — нациях-государствах (от лат. natio — народ). Однако эти госу-дарства не менее классических империй оказались, в терминах Ф. Ниц-ше, агрессивными особями «крупного рогатого скота».Великий гуманист начала Нового времени И. В. Гете с высоты своегогения обозрел эту нескончаемую «войну всех против всех». Он вспомнилодного генерала Тридцатилетней войны, сказавшего в ответ на жалобыо бесчинствах его солдат: «Не могу же я носить в мешке свою армию!»Мыслитель ясно видел, что «законы войны могущественнее королей»,и констатировал: «Ты нам войну приносишь вместо мира, / Как будтоты из лагеря пришел, / Где сила и кулак решают дело». Гете воссоздал«картины отвратительных ужасов, …жестокие нравы войны», развенчалмилитаристскую истерию и главное преступление усматривал в раз-рушении личности воина. «Так вот мы и жили, наводя порядки и бес-порядки, <…> грабя что попадется под руку. Такой образ поведения все-го губительнее для воина в военное время. Он играет роль то дерзкогонасильника, то кроткого миротворца, привыкает к пышной фразе, дер-зает внушать людям, находящимся в безвыходном положении, лживыенадежды и неоправданную бодрость. Отсюда возникает совсем особыйвид лицемерия, отличный от поповского, царедворческого и всякогоиного… Война! Война! Вы сами не понимаете, что кричите… сколько тамнароду полегло… взяли какой-то город, перебили всех мужчин и замучи-ли несчастных женщин и невинных младенцев… Подумай об опустоше-нии страны, о кровопролитии! Солдат остается спокойным… Но когдарека понесет вниз по течению тела горожан, детей, девушек, а ты, объ-ятый ужасом, будешь стоять на берегу, уже не понимая, за чье дело тывступился, ибо гибнут те, кого ты хотел защитить, достанет ли у тебя силтихо промолвить: я защищал себя?»Мыслитель возвысил свой голос не только против душевной дегра-дации и распада человека, вовлеченного в милитаристский омут, но ипытался защитить его как труженика, творца общественного богатства. Он был возмущен тем, что немецкие солдаты «под предлогом поисковприпрятанного фуража начали мародерствовать, и притом наиглупей-шим образом: отобрали у ткача орудия его ремесла — …дурной примерзаразителен».Гете был категоричен в своем отрицании войны как способа разреше-ния человеческих проблем. Для него вообще «война — преддверие смер-ти — уравнивает всех людей, упраздняет все различия и порой грозитбедами и гибелью даже самому венценосцу». Один из первых пророковНового времени, он предвидел, что это будет милитаристская эпоха:ему «довелось впервые ощутить приближение нескончаемых войн»6.И действительно, встреча его, уже известного в Европе «властителя дум»,с Наполеоном развеяла последние иллюзии мыслителя и ничего не из-менила в воле императора к безмерной власти. Великий гуманист хоро-шо знал библейское «взывай, если есть отвечающий тебе», но его уни-версалистский призыв к «миру во языцех» остался гласом вопиющегов пустыне.На этом фоне гораздо более импонировал «сильным мира сего» со-временник Гете Г. В. Ф. Гегель. Оценивая крестовые походы, он писал:«У этого гроба христианские народы получили тот ответ, который ус-лышали апостолы, когда они искали тело Христа: “Что вы ищете живо-го между мертвыми? ...он воскрес”. ...Христианство нашло пустой гроб,а не связь мирского и вечного.. . человек должен искать духовного нача-ла, которое по своей природе божественно, в самом себе».Однако Гегель — универсалист в философии «мирового разума», новместе с тем — и один из основоположников Realpolitik. С его точкизрения, насилие — неизбежное средство культивирования человека, и«человечество было освобождено не столько от порабощения, как по-средством порабощения». Оно есть зло, и хотя «момент отрицания необ-ходим в человеке, но теперь он принял форму воспитания, и благодаряэтому исчезают все ужасы.. . В этом пробудившемся в человеке чувствесобственного достоинства проявляется улучшенная субъективность,…направляющая свою деятельность на достижение общих целей разум-ности и красоты». В этом смысле Гегель ставил знак равенства междусредневековым virtus (добродетелью, доблестью) и насилием7. Вслед заГераклитом он верил в то, что война есть «отец и царь вещей». «Всемир-ная история, — по Гегелю, — это всемирный суд».Как всякий суд, полагал мыслитель, война неотделима от права.«Вследствие того, что государства взаимно признают друг друга в каче-стве таковых, так и в войне, в состоянии бесправия, насилия и случайно-сти, сохраняется связь, в которой они значимы друг для друга.., так чтов войне сама война определена как нечто долженствующее быть прехо-дящим. Поэтому война содержит в себе определение международногоправа, устанавливающее, что в войне содержится возможность мира, что, следовательно, …война вообще ведется не против мирных институ-тов и мирной семейной и частной жизни.. . Поэтому войны новейшеговремени ведутся гуманно, и люди не испытывают ненависти по отноше-нию друг к другу… в армии вражда — нечто неопределенное, отступаю-щее перед чувством долга, которое каждый уважает в другом»8.Однако логика Realpolitik привела Гегеля к редукции международно-го права до апологии духа нации, ее «скрытого исторического предна-значения». «Каждая нация.. . должна утвердить свою индивидуальность,или душу, выйдя на “сцену истории”, т. е. борясь с другими народами,и объектом борьбы при этом является мировое господство». Согласнопринципу «нулевой суммы», «война.. . должна установить не истинностьправа той или иной враждующей стороны — ибо истинны права обеихсторон, а прийти к решению, какое право должно уступать. . . другому».«По отношению к этой абсолютной воле, — писал философ, — воля дру-гих отдельных народных духов бесправна, упомянутый же выше народгосподствует над всем миром».Перед нами классический прецедент коллизии отказа Гегеля от объ-ективной по содержанию истины в пользу конвенциальных «правд».Но в таком контексте исчезает не только международное право, но иобщечеловеческая рациональность. По гегелевскому сценарию «по-литическая рациональность.. . вступит в конфликт с другой версиейполитического разума именно вследствие невозможности распо-знать в ином разуме “разумность”. Стоит вспомнить бесчисленныевойны “за счастье всего человечества”… самыми кровопролитнымиоказывались те войны, которые велись во имя переделывания “нера-зумности и нерациональности” одних в “разумность и рациональ-ность” других»10. Гегелевская метафора войны, которая «облагора-живает кровь народов», — это измена принципу универсализма, его«приватизация» как право силы, а не сила права, грубая апология всехжаждущих «абсолютной воли» над миром.Если в постижении сущности войны Гегель шел от универсализмак Realpolitik, то Н. Бердяев проделал обратный путь — от «материи» вой-ны к ее духовной субстанции. Для него война как «передвижение и столк-новение материальных масс, физическое насилие, убийство, калечение,действие чудовищных механических орудий» — это «поверхностныйвзгляд». Глубоко осмыслить войну можно, лишь «увидав в ней символикутого, что происходит в духовной действительности.. . Война не источ-ник зла, а лишь рефлекс на зло, знак существования внутреннего зла иболезни. Природа войны — символическая.. . Зло войны есть знак внут-ренней болезни человечества.. . Когда вскрывается гнойный нарыв, тонельзя видеть зла в самом вскрытии нарыва. Иногда это вскрытие нужносделать насильственно для спасения жизни». С точки зрения мыслителя,в глубине жизни есть «иррациональный источник. Из него рождаютсяглубочайшие трагические противоречия. И человечество, не просветив-шее в себе.. . этой темной древней стихии, неизбежно проходит черезкрестный ужас и смерть войны… Война, конечно, несет с собой опас-ность варваризации и огрубления. Она сдирает покровы культуры иобнажает ветхую человеческую природу».В этом пункте Бердяев приходит к тому, с чего начинается гегелевскаяфилософия войны, — с абстрактно-умозрительной высоты императи-вов духа и любви. Для него «сама любовь иногда обязывает быть твер-дым и жестким.. . Героическое начало — жестокое начало.. . И кто хочетсвершения исторических судеб человечества, его развития ввысь, тотобязан принять жестокость и боль, заковать себя в броню.. . Весь вопросв том, отстаиваются ли в войне какие-нибудь ценности более высокие,чем человеческое благополучие, чем.. . удовлетворенность современно-го поколения? Совершается ли в этой страшной и жестокой войне что-то важное для исторической дали и выси?»Крайности действительно сходятся, во всяком случае — в логикенемецкого и русского мыслителей. На первый взгляд, далекая от Realpolitik,универсалистская мотивация войны Бердяевым поразительносовпадает с апофеозом «войны богов» отнюдь не по критериям доб-ра и зла, справедливости и моральной правоты. «Мировая борьба на-родов в истории определяется не моральными прерогативами. Это —борьба за достойное бытие и исторические задачи, за историческоетворче ство.. . Достойное национальное бытие есть историческое зада-ние, а не простая историческая данность. Задание это осуществляетсяборьбой. Это борьба за национальное бытие.. . она всегда есть борьбаза ценность, за творческую силу, а не. . . за простые интересы.. . Можносказать, что борьба народов за историческое бытие.. . нужна для вы-сших целей мирового процесса». Более того, это «правота творимыхисторических ценностей и красота избирающего Эроса.. . Это скореедело исторической эстетики». И уже по-гегелевски: «Война есть столк-новение судеб, поединок, обращенный в высшему Суду».Однако далеко не все мыслители созерцали проблему с отстраненнотрансцендентных высот. Первым из тех, кто среди русских мыслителейпоставил проблему цены войны для человека труда, был Н. Г. Чернышев-ский — по оценке Маркса, «самая крупная политэкономическая головав Европе». Он ввел в теоретический оборот важную, но до сих пор не-дооцененную категорию «народный капитал», и писал о нем не тольков узкоэкономическом, но и в социокультурном смысле. «Народный ка-питал», утверждал Чернышевский, обусловливают, наряду с материаль-ными производительными силами, также «средства для поддержания ра-бочих, ...нравственные качества народонаселения, его образованность,изобретательность, — все это мы называем народным капиталом». Поего подсчетам, смерть мужчины молодых или средних лет уменьшаетнародный капитал в Европе в среднем на 1500 рублей серебром (по кур-су того времени). С учетом трудовых потерь во время войн это означа-ет, что, избавившись от такого бича, Европа была бы вдвое богаче, чемтеперь, то есть скорость ее движения по пути прогресса была бы вдвоебольшей.Эту красноречивую статистику по-своему интерпретировали гениирусского Слова. «Есть нечто высшее, чем драка… между человечест-вом», — писал Ф. М. Достоев ский13. Однако он констатировал, что, во-преки возвышенному эстетическому идеалу красоты, которая спасетмир, в нем «появились новые трихины», распространяется вирус мили-таризма. В годы Первой мировой войны эта метафора стала эпиграфомк одноименному стихотворению М. Волошина:Исполнилось пророчество: трихиныВ тела и дух вселяются людей.И каждый мнит, что нет его правей.Ремесла, земледелия, машиныоставлены. Народы, племенабезумствуют, кричат, идут полками,Но армии себя терзают сами,Казнят и жгут: мор, голод и война.Ваятель душ, воззвавший к жизни племяСтрастных глубин, провидел наше время:Пророчественною тоской объят,Ты говорил, томимый нашей жаждой,Что мир спасется красотой, что каждыйЗа всех, во всем, пред всеми виноват.В начале ХХ века милитаристская апология войны захлестывала мир.Известный итальянский политолог В. Парето сделал гипертрофиро-ванный, с его точки зрения, гуманизм своей излюбленной мишенью.Он утверждал, что «всякая элита, не готовая сражаться в защиту свое-го положения, находится в полном упадке, ей ничего не остается, какуступить свое место другой элите, обладающей мужеством, которого ейне достает. Если элита воображает, будто провозглашенные ею гуман ные принципы применят к ней самой, это чистая мечтательность. “Горепобежденным”». Примечательно, что как раз в Первую мировую войну,когда США еще делали первые пробы своей «богоизбранной миссии»в мире, американский писатель Р. Борн изрек сентенцию: «Война — этоздоровье государства».К сонму милитаристских провокаций того времени относятся преждевсего многочисленные работы идейных предтеч фашизма. Их красно-речивая семантика: «На стальных ветрах» (1920), «Война как внутреннеепереживание» (1922), «Огонь и кровь» (1925), «Тотальная мобилизация»(1931), и выраженное Э. Юнгером кредо: «Война — это мать, она поро-дила нас, новое поколение, в цветущем лоне братских могил, и этим мыгорды».И все же основной в репрезентации нацистской идеологии остаетсякнига А. Розенберга «Миф ХХ века» (к началу войны с СССР она былаиздана тиражом в 900 тысяч экземпляров). В работе о ней С. Булгаковсразу подчеркивал, что здесь универсализм Христа «подвергается кри-тике и исправлению… с точки зрения его соответствия германскомудуху как высшему критерию». Для Розенберга «идея чести — националь-ной — является началом и концом всего нашего мышления и действия.Она не терпит наряду с собой равноценного центра какого бы то нибыло рода». Устарелым объявлялся и символ креста как распятия, и онзаменялся новым: das Hakenkreuz — свастикой. Розенберг писал, что«те, кто его созерцают, думают о народной чести, о жизненном про-странстве».Духовный отец нацизма, Розенберг противоречил себе, объявляя этипостулаты не только началом, но и «концом мышления и действия». Егофинал и лейтмотив — как раз не нация, а нетрадиционно понятая раса.«Душа означает расу, видимую изнутри, а раса — внеш нюю сторонудуши… Жизнь расы — не развивающийся закономерно факт, а образо-вание мистиче ского характера»16. Очевидно, отмечал критик, здесь «ра-зумеется… расовое человекобожие, раса и кровь как высшая ценность».Расовая «кровь» по Розенбергу — это не телесная и даже не духовная,как у Платона и позднее у Гегеля, а душевная субстанция, некое мис-тическое эмоционально-волевое состояние. От признания его уникаль-ности до апологии его исключительности, как всегда, один шаг при оп-ределенных условиях. То обстоятельство, что это произошло именно вГермании, достаточно парадоксально свидетельствует о несводимостигерманской расовой «души» к немецкой национальной «крови», и, какпоказали Ф. Ницше и К. Поппер, генетически далеко не чистопород-ной.Ныне главное в этом уроке — не Deutschland, а «одна, но пламеннаястрасть» — u_ber alles, которой одержимы, по сути, расисты, или «коллек-тивные животные» последнего поколения. Их ментальность неизбывно предполагает дегуманизацию врага/врагов. Она определена известнымэтологом К. Лоренцом как один из «смертных грехов человечества»:«Каждая достаточно четко выраженная группа стремится рассматриватьсебя как замкнутый в себе вид — настолько, что членов других сравнимыхгрупп не считают полноценными людьми. Во многих туземных языкахсобственное племя обозначается словом “Люди”. Тем самым лишениежизни члена соседнего племени не считается настоящим убийством!»17С тех пор мало что изменилось. Если «Люди» — это раса, которая в ус-ловиях глобализации не знает территориальных границ и объявляет об-ветшалым национальный суверенитет, то для этой «породы» большин-ство человечества — untermenschen, или «колорады», и их рок — геноцид,или «цивилизованная» селекция на «право» призрачного бытия в ролиобъектов, или, по А. Платонову, «дубъектов». Нарастающая борьба заальтернативную глобализацию «с человеческим лицом» вызывает у но-вой расы «гнев и ярость» и возвращает мир к «войне всех против всех».О. Колнаи, автор книги «Война против Запада» (1938), пишет: «Принципрасы предназначен воплотить последнее отрицание человеческой сво-боды, отрицание равных прав, вызов перед лицом человека». Расизмстремится «противопоставить свободе — судьбу». Такая социал-дарви-нистская «установка.. . видит в войне скорее благо, чем зло, даже еслиэто опасное благо».Следует признать, что в извечном противостоянии абстрактногогуманизма с «коллективными животными» этнонационализма и расиз-ма первый потерпел сокрушительное поражение. «Gott mit uns» («Богс нами») было начертано на пряжках немецких солдат Первой мировой.Позади Вторая мировая; но садомазохистскому истукану войны понынепоклоняются охотнее, чем Богу, впервые обратившемуся к миру с муд-рым посланием «Не убий!».Реалии угрозы войны и миро- (мифо-?)творчествопацифизмаМир давно балансирует на грани зыбкого равновесия сил основныхмеждународных игроков. Если даже Realpolitik пока «разумно» сдержи-вает их страхом взаимного возмездия, каковы гарантии, что не объявит-ся новый Герострат или его близнец — персонаж Ф. Достоевского, одер-жимый страстью «всех уничтожить — правых и неправых, виноватых иневиноватых»? Известно, что из стратегических войск США ежегодноувольняют 1—2 процента психически неуравновешенных людей. Всехли держат подальше от роковой кнопки, включая тех, кто решает, бытьили не быть?Апокалипсис как гибель и возрождение в любой момент обратимв библейском небе, но необратим на земле. Тогда массовому сознаниюи поведению будет уже поздно сознавать, что человек, вопреки своим достоинствам, не только homo sapiens. Как Род он уникален тем, что ужедавно не только созрел, но и перезрел для самоуничтожения. Еще в 1820году Ж. Ламарк, во многом сопричастный к триумфам научного знания,с тревогой писал: «Можно, пожалуй, сказать, что назначение человеказаключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделавземной шар непригодным для обитания». Через полтора столетия А. Эйн-штейн предупредил, что «существует опасность полного самоуничтоже-ния человечества, которую нельзя сбрасывать со счетов». Дж. Гэлбрейтв годы «холодной войны» позволил себе мрачную иронию: «После ядер-ной войны никто не отличит пепел социалистический от капиталисти-ческого»; а на Форуме мира в Москве в 1987 году поэт А. Вознесенскийобыграл цифры этого года: 10, 9, 8, 7.. . и так до нуля?Тем не менее в мире остаются силы, которые исходят из того, что«есть вещи поважнее, чем мир». Ныне, правда, эти «вещи» обряжаютв тогу «справедливых войн» и «гуманитарных интервенций», и латино-американский социолог М. Грондом в орвелловском духе констатирует:«Война всегда с нами. Война — это новое имя мира». Более прямолинеенидеолог фундаменталистского геополитического направления в РоссииА. Дугин: «Кто говорит геополитика, тот говорит война».Мир в целом по-прежнему основан на праве силы, а не на силе права.Логика развития, писал К. Ясперс, привела к тому, что на смену эпохеумиротворения и прогресса пришла эпоха «уничтожения гуманности икруговерти, в которой распад явит себя господствующим фактором». Этакруговерть, отмеченная «знаком беды», — зловещая примета политиче-ского отчуждения рода человеческого.Такие «перспективы» находятся в фундаментальном противоре-чии с провозглашенной ООН «Всеобщей декларацией прав челове-ка». В ее тексте, принимая во внимание, что достоинство, присущеевсем членам человеческой семьи, и их равные и неотъемлемые праваявляются основой свободы, справедливости и всеобщего мира, про-возглашена благородная «благая весть»: «Все люди рождаются сво-бодными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделеныразумом и совестью и должны поступать в отношении друг другав духе братства».Как заметил Ф. Ницше, «легко думать, но трудно быть». Приходит-ся констатировать, что прекраснодушный ооновский текст еще менееблизок к реалиям, чем накануне Первой мировой войны, — от нулевойсамоценности человеческой личности до угрозы тотального самоунич-тожения. В этом ракурсе глобализация пока принципиально ничегоне изменила в том, что человек остается по преимуществу средством,а не целью. Но парадокс в том, что в условиях единого и неделимогомира зреет предчувствие, что таким средством может стать и становитсялюбой из нас, и это придает новое дыхание известному «золотому пра-вилу» не творить другому того, чего не желаешь себе. В сухом остатке,без упований на швейцеровское «благоговение перед жизнью», совре-менный человек руководствуется соображениями «разумного эгоизма»:причаст ность к тушению пожара даже вдали от своего дома резко по вышает шансы спасения последнего. В глобальном мире это «золотоеправило» становится прагматически необходимым.Отмеченный сдвиг происходит как на уровне сознания, так и пове-дения, но между ними заметна асимметрия. К сожалению, на первомуровне речь идет не столько о ясном понимании, сколько о подсозна-нии, ментальном комплексе неприятия войны. Тысячелетиями отступаяот библейского «Не убий!», гоббсовского «Должно быть миру» и кантов-ского «вечного мира», человечество, взглянув в ужасающий лик милита-ристской Горгоны современности, мечтает о том, что «время, когда людине будут убивать друг друга и животных, рано или поздно настанет, ина-че и быть не может», но замечает, что при этом «вдруг в голове опять всеперепуталось и все стало неясно».В таком состоянии нет дефицита в «правильных» сентенциях и им-перативах, но очевиден дефицит альтернативных концепций и глав-ное — действенных решений. Вопреки благим призывам, колесницаДжаггернаута по-прежнему мчится, подавляя своим роковым всемо-гуществом. Под ее впечатлением один из отцов европейской соци-ологии ХХ века Р. Арон воскликнул: «Лжепророк тот, кто возвестило мире в век войны!»С учетом сказанного, возникают естественные вопросы: насколькоадекватны объективным реалиям современности концептуальные ос-нования пацифистского неприятия войны? что сделано практически,каковы поучительные прецеденты веры и надежды на окончательноеторжество дела мира?Никто лучше М. Цветаевой не постиг суть своего друга и наставни-ка Максимилиана Волошина: «Человек и его враг для Макса составлялицелое: мой враг для него был частью меня. Вражду он ощущал союзом…Макс на вражду своего согласия не давал и этим человека разоружал…В этом смысле он был настоящим просветителем, гениальным окулис-том. Зло — бельмо, под ним — добро.. . Миротворчество входило в егомифотворчество: мифа о великом, мудром и добром человеке… Макс —…шар универсума».Ныне нет споров о том, какую трагическую цену Россия заплатила забеспощадное противостояние «белых» и «красных», атеистической дик-татуры и церкви. Такие неординарные личности, как Волошин — не ти-пичные для своего времени, оказываются непризнанными пророками,отечество которых — мифотворчество возможного будущего всеобщегопримирения.Другие яркие представители пацифизма уже при своей жизнидобивались впечатляющих результатов, порой кардинально меняяоблик не только своих стран, но и во многом — мира. Такой лично-стью был и, в качестве масштабного урока, остается основоположниксовременного индийского государства Р. Ганди. Вопреки насилию британских властей, вплоть до террора (незабываем расстрел сипа-ев — индийских повстанцев, которых для устрашения привязывалик жерлам пушек и разрывали на части картечью), этот мудрый и не-сгибаемый человек добился того, что огромная страна была букваль-но парализована стачкой невооруженного противления британскойадминистрации, и она оказалась вынужденной предоставить Индиинезависимость.Поучителен опыт ненасильственного сопротивления чехословаковпосле подавления «Пражской весны» (гавеловская «Хартия-77»). В ГДРво время массовых манифестаций за демонтаж Берлинской стены шефвосточногерманской «Штази» сказал В. Ульбрихту: «Вальтер, на площади100 тысяч человек. Мы не можем их всех расстрелять!»Когда США впервые навязывали Польше и Чехии размещение эле-ментов ПРО со всеми вытекающими последствиями, социологи дружнозаявили, что 70—80 процентов населения в этих странах — против опас-ной авантюры. Такое понимание есть и в США. Президент старейшейпацифистской организации «Международное бюро мира», американкаК. Вайс говорит: «Теперь стало очевидным для всех, что любой антира-кетный щит полон зияющих дыр, и все гигантские военные расходыбесполезны, что ядерные арсеналы лишь угрожают жизни на Земле». Но,видимо, еще многие американские обыватели так и не поняли, какимимогли быть последствия Карибского кризиса, и полагают, что сегодняпожар —рядом не с их домом.Размах и интенсивность протестов в Европе не «дотягивают» доситуации накануне падения Берлинской стены, но поучительныйпрецедент уже есть. Массовые протесты возымели свое действие напринятие правительствами Франции и Германии решения о неуча-стии в ирак ской войне. Влиятельная американская газета заметилав связи с этим: «Раскол по Ираку в Атлантическом альянсе и гигант-ские антивоенные демонстрации по всему миру. . . напоминают, чтона планете осталась не одна, а две сверхдержавы: США и мировоеобщественное мнение»22. Но природа не терпит вакуума. Когда СШАв обход Устава ООН совершили агрессию на Балканах, сила сопро-тивления этой акции в Европе и мире в целом оказалась недоста-точной, чтобы остановить разбой под предлогом «гуманитарных»натовских аргументов.Апелляция к международному праву вполне легитимна. Если с самогоначала оно еще трактовало войну как один из способов решения меж-дународных проблем, то сегодня Устав ООН, подписанный всеми госу-дарствами, провозглашает, что неприменение силы в международныхотношениях является основой международного права. О чем свидетель-ствуют результаты пацифистского движения? В чем, вопреки успехамв определенных ситуациях, его недостаточность, неспособность окон-чательно переломить соотношение сил между войной и миром? Ахил лесова пята движения — в элементах утопии о «чистом» мире без войн,торжестве universalis без Realpolitik, «души прекрасных порывах» безпризнания необходимости и права на «добро с кулаками», практиче-ской способности принуждения к миру как фундаментального условия«трезвления» сил войны. Перефразируя слова Конфуция о «благородноммуже», который нуждается в мече для торжества человеколюбия, сред-невековый мыслитель Галеви писал, что «без угрозы оружием диплома-тия — не более, чем лай моськи».Пацифизм был всегда, но он никогда не был решающей силой, и обэтом убедительно свидетельствуют и стремительная девальвация ан-тиимпериалистической политики II Интернационала, и неспособ-ность предотвратить Первую и Вторую мировые войны, и нынешний«долгий мир», более напоминающий новое издание «холодной вой-ны» с ее смертельными рисками, трагедии Югославии, Ирака и Аф-ганистана, дурная бесконечность «ни войны, ни мира» в Палестине,лязгание оружием на Кавказе и теперь — уже гражданская бойня наУкраине.Разгадка остро- или вялотекущих «локальных» войн конца прошло-го—начала нашего века лежит «по ту сторону» феноменологии этихпроцессов. Стойкое воспроизводство архетипического принципа«если врага нет, его следует выдумать» обязывает расставить все точкинад і в благодушной версии «конца тоталитаризма». Ф. Ницше полагал«философствование молотом» архетипической потребностью и ха-рактерным признаком соперничества мировоззрений. В нашем поня-тийном ряду это символический «молот» не культурного мессианизма,а доведенного до «железа и крови» цивилизационного миссионерстваи его неизбежного оборотня — техногенного и все более разрушитель-ного варварства.Понимание глубинных оснований современной войны требуетиного масштаба и новой глобальной стратегии. Характерно, чтоони рождаются прежде всего в Европе, на континенте, выстрадав-шем основную тяжесть двух мировых трагедий. Э. Бар, директорГамбургского института изучения проблем мира, бывший госсекре-тарь в правительстве В. Брандта, в статье с риторическим названием«Сила ничего не решает» пишет о европейском характере этой идеи.Она обрела статус концепции в Хельсинки 1975 года, Парижскойхартии 1990 года. Согласно им отказ от применения силы и ста-бильность — это близнецы-братья. Без отказа от применения силыне может быть стабильности, а без стабильности — порядка с пер-спективной мирного внутреннего развития государств. Отказ отприменения силы — это предпосылка мирной трансформации кон-фликтов. Этот основной закон стабильности действителен и послеконца биполярного мира. Все государства должны быть включеныв си стему упорядоченного отказа от применения силы независимоот того, насколько они демократические, есть ли у них рыночнаяэкономика и хотят ли они следовать американскому образу жизниили нет. Э. Бар подчеркивал, что «философия отказа от применения силы ставит целью заменить право сильного силой права. Она явля-ется средством эмансипации более слабого по отношению к болеесильному, а точнее — хочет использовать экономические и полити-ческие возможности, потому что не может опереться на военные.“Глобальной державе” (США) договорный отказ от силы должен ка-заться непонятным. Но для Европы он представляет собой принципее самоопределения»23.События последних лет, связанные, с одной стороны, с анемичнымсостоянием военной организации Евросоюза — ЗЕС, стремлением «опе-реться на военные возможности» НАТО, а с другой — вовлеченностью ЕСв проамериканский курс в отношении Украины как козырной антирос-сийской карты, — это симбиоз официального европейского пацифизмакак бессилия слабых и «мюнхенского синдрома» поощрения «глобальнойдержавы», предпочитающей право силы силе права. Именно ее неоим-перские амбиции препятствуют также формированию эффективной ко-алиции исламистскому радикализму, который угрожает варваризациеймиропорядка.Однако человечество ХХI столетия заведомо не выдержит новой кру-говерти «войны всех против всех». Суть проблемы в том, какой мир икакая война? во имя чего и как она ведется? Безмерно усложнившийсяи предкатастрофный мир вызывает такое перенапряжение, что назрелапотребность в кардинальном пересмотре отношений между народамии государствами, то есть в принципиально новой парадигме. Высшийсмысл и ориентации мирового сообщества уже не могут быть обуслов-лены ни быстротечной эффективностью «реализма», ни абстрактнымгуманизмом «универсализма» и тем более — новейшими технологиями«гуманитарной интервенции». Настоятельна потребность в нестандарт-ных, масштабных и творческих решениях, способных нейтрализоватькорневую систему опаснейшего процесса новой поляризации мира, ре-шениях на основе примата силы культурного авторитета над авторите-том цивилизационной силы. Только в согласии с принципом талиона«И аз воздам» — его «золотое правило» самоцельности и, следовательно,самоценности каждой жизни проложит себе путь в международных от-ношениях.Во имя этой, по сути, безальтернативной перспективы назрела то-тальная война войне — во всем многообразии инструментария, начинаяот ненасильственного, в духе Ганди, противления злу и демократиче скилегитимных акций протеста всех разновидностей альтерглобализмадо практической способности государств и их альянсов обуздать вой-ну путем создания и поддержания потенциала, который гарантирован-но может, говоря языком Realpolitik, нанести геростратам «непопра-вимый ущерб». «Насилие, — подчеркивал Гете, — можно одолеть лишьнасилием».Перспективы войны и мира в ХХI столетииВ самой общей форме новизна проблематики войны и мира в но-вом столетии может быть представлена как потребность в кореннойинверсии в структуре человеческого архетипа. В русле такой традициибиблейский принцип «Не убий!» и пророчество Ковчега мира остаютсяценно стными установками, но им недостает деятельностного, акти-вистского фермента, способного «сказку сделать былью». Не случайноГете, переводя библейское «В начале было Слово», переформулировалего как «В начале было Дело». Пафос этого Дела ясно определил И. Кант:«Состояние мира между людьми, живущими по соседству, не есть ес-тественное состояние (status naturalis); последнее, наоборот, есть со-стояние войны, то есть если не беспрерывные враждебные действия,то постоянная их угроза. Следовательно, состояние мира должно бытьустановлено».Главную проблему философ усматривал в том, чтобы от войны как«естественного», то есть характерного для животного мира, стихийногосостояния перейти к сознательному конструированию основанных намире человеческих взаимоотношений. Кант еще не мог знать, что егоперсонажи — «люди, живущие по соседству», в современном глобальномпростран стве окажутся в буквальном соседстве. Сегодня все народы безисключения — соседи в едином и неделимом мире, и отныне наша кре-пость — это не только мой, но и наш, общечеловеческий, глобальныйДом.Уже интуитивно понятно, что архитектоника этого Дома-Ковчегадолжна во многом принципиально отличаться от тех ненадежных кон-струкций, в которых одна часть человечества еще проходит реабилита-цию после очередного военного лихолетья, а другая — уже озабоченаинтенсивными приготовлениями к новой бойне. Новому Ковчегу пре-жде всего необходим такой способ сосуществования и интеграции егообитателей, который исключал бы мутацию всей конструкции в «плаву-чую крепость», и ему нужна лоция, которая позволит избежать роковойвстречи глобального «Титаника» с термоядерным (любым иным «сверх-оружным») айсбергом. Размышления над такой перспективой нередкоприводят к заключению, что, поскольку «мир основан на взаимномстрахе, возможности катастрофы, потеряло всякий смысл использова-ние силы как последнего средства политики (Клаузевиц).. . Вооружениепроизводится не для победы в войне, а как орудие устрашения с цельюотказа от применения силы».В таких на первый взгляд рациональных рассуждениях недооцени-вается известный парадокс «неразумности Разума». По словам адмира-ла С. О. Макарова, «каждая новая война ведется не по правилам, а поисключениям войны предыдущей». Хиросима предыдущей войны былатотально устрашающим исключением из «правил войны», но оно не избавило мир от качественных сдвигов и неклассических форм подго-товки и ведения войн нашего времени, а по некоторым оценкам — ихмногообразных проявлений как необъявленной и «ползучей» Третьеймировой войны. Эти фундаментальные сдвиги прослеживаются по тремвзаимосвязанным направлениям.Во-первых, это сочетание традиционных технологий «грязной»войны с новейшими вооружениями последних поколений. Экспертыотмечают, что важнейшим для политиков и военных остается во прос:возрастает ли в связи с фундаментальными переменами в мире ве-роятность войны, и если это так, какой характер она будет иметь?Однозначного ответа нет ввиду борьбы двух противоположных тен-денций.Первая стимулирует применение вооруженных сил, прежде всегоблока НАТО, поскольку, как полагают его стратеги, резко сократилсяриск адекватного ответа на такой шаг со стороны противостоящихвоенно-политических сил. Велик неоимперский синдром разрубаниягордиева узла — соблазн за несколько недель или месяцев военнымпутем решить проблему, которая в мирных условиях будет законсер-вирована на десятилетия. В этом смысле происходит возвращениек традиционной сущности войн. В истории человечества война в абсо-лютном большин стве случаев была в конечном счете экономическиммероприятием в пределах рациональной логики, и только ядерноепротивостояние придало ей известную степень запредельной ирраци-ональности.Вторая тенденция связана с ростом взаимозависимости мира и интег-рацией абсолютного большинства стран в единую систему экономиче-ских отношений. Злонамеренно поставленная пляска мировых цен науглеводороды при малейшем обострении ситуаций (даже еще не войны,а ее угрозы) — это индикатор высокой чувствительности экономик ин-дустриальных стран и наднациональных корпораций к этим сигналам,и они стремятся сохранить пусть неустойчивый, но относительно мир-ный статус-кво.Налицо парадокс: применять силу стремятся там, где под угрозой ин-тересы (недаром гуманитарными проблемами Центральной Африкиникто по большому счету не интересуется, даже когда там гибнут сотнитысяч мирных жителей), однако вмешиваться надо так, чтобы от этихинтересов после войны осталось что-то существенное. Этот парадокс За-пад и прежде всего США пытаются разрешить несколькими способами:ведется поиск нетрадиционных форм применения военной силы (на-пример, «миротворческие» операции); разрабатывается теория и прак-тика ограниченной войны, в которой поражается лишь то, что самомуЗападу без надобности; ударными темпами создаются высокоточныесредства поражения; ведутся исследования в области «чистого» оружия,не разрушающего материальные объекты.Последняя Балканская война продемонстрировала, что США далекопродвинулись по пути к войнам будущего, — но не настолько, чтобы го-ворить о наступлении новой эры в военном деле. «Союзническая сила» задумывалась как бескровная операция по выведению из строя системыуправления страной и армией. Предполагалось, что демонстрация воз-можностей западного оружия сломит желание народа и режима сопро-тивляться. И первый месяц она действительно была таковой. Высоко-точное оружие (ВТО) составляло 95 процентов от примененных средствпоражения. Никогда раньше в истории человечества такие масштабыущерба не сопровождались, говоря далеким от гуманизма военным язы-ком, столь «малыми жертвами».Тенденция последних лет — неуклонное увеличение роли ВТО (вы-сокоточного оружия): 2 процента во Вьетнаме, 8 процентов в войнес Ираком, 35 процентов в Югославии. Второе поколение ВТО, оказав-шееся намного эффективнее первого, применяется в любых погодныхусловиях и не требует входа в зоны ПВО. Это означает, что по мере до-стижения успехов в «гуманизации» оружия вероятность войн, в которых«победитель получает все», будет возрастать, и произойдет коренноекардинальное изменение характера боевых действий.С другой стороны, воздержание от применения ядерного оружия иодновременно искушение добиться «нулевой суммы» — поражения жи-вой силы противника и одновременно сохранения материальных цен-ностей — провоцируют к реанимации и умножению другого известногомонстра — биологического оружия. Япония частично использовала егово Второй мировой войне, США прибегли к этому оружию в войнах воВьетнаме и Корее. Существующие конвенциальные режимы нераспро-странения бактериологического оружия, подчеркивает ведущий рос-сийский эксперт по вооружениям А. Кокошин, далеко не адекватны мас-штабам угрозы, но угроза безопасности, инициируемая биологиче скиморужием, должна рассматриваться столь же серьезно, как и угрозаядерной войны.Далеко не академический характер таких оценок и предупрежденийподтвердила атака мафиозно-террористической организация «Аум-Сен-рике» в японском метро. Потенциально такого рода акции указывают нареальность угрозы тотальной войны. Не случайно Дж. Буш, выступая последам трагедии 11 сентября 2001 года, заявил, что это событие возвес-тило о начале «новой войны». То, что произошло в этот день, не подвелоокончательную черту под ядерной эпохой, но открыло новые, «асиммет-ричные» возможности «силы слабых». Это еще не было сравнимо с воз-можностями биооружия, но эффект приближался к ситуации, которуюв сценариях ядерного конфликта называют «потенциалом первого уда-ра». Акцию совершила небольшая группа террористов без применениямежконтинентальных баллистических ракет и усилий по преодолениюпротиворакетной обороны. И то и другое оказалось не только не задей-ствованным, но и просто бесполезным.В связи с этим американская трагедия дает основание для выводов.Чем выше уровень информационно-технологического развития об-щества, тем уязвимее оно с точки зрения последствий неклассическойвойны. Не исключено, что терроризм и диверсии могут стать новым ви-дом оружия, особенно для бедных стран — и не только для них. «Все это заставляет ставить вопрос о серьезном переосмыслении парамет-ров и критериев понятия силы в современной системе международныхотношений».Во-вторых, современные войны, особенно две мировых, «грубо, зри-мо» обнаружили стирание граней между военными и невоенными сред-ствами борьбы. Речь идет не только о все более значительных, вопре-ки многочисленным международным конвенциям о «правилах войны»,жертвах среди мирного населения и разрушении его материальной икультурной среды, а о новом качестве войны как продолжения полити-ки государств, где, с одной стороны, социальное, в том числе и револю-ционное, перенапряжение искушает к разрешению конфликтов за счетмилитаристской практики вовне, а с другой — такая практика приводитк совершенно иной политике внутри воюющей страны, вплоть до на-сильственного изменения типа и политического режима.В этом смысле человечество, к сожалению, вернулось к временамварварства, когда завоеватели вообще не признавали границ междуво оруженными врагами и мирным населением. Европейское Просве-щение позволило иначе взглянуть на эту проблему, по крайней мере вЕвропе, — но это длилось недолго. Возврат к отказу признавать эту граньсвязан в первую очередь с распространением малых войн, то есть кон-фликтов не между государствами, а внутри них, войн «низкой интенсив-ности» типа партизанской борьбы, городской герильи, военно-полити-ческих переворотов и т. д. По наблюдениям немецкого ученого М. Гоха,«малая война по определению не имеет границ, все средства пускаютсяв ход, и с характерной для нее брутальностью, в особенности по отно-шению к некомбатантам, женщинам и детям, она приобретает черты,сближающие ее с феноменом тотальной войны, а именно: в качествеврага рассматривается и становится объектом боевых действий весь со-вокупный противник».Бывший начальник Генштаба вооруженных сил России генералВ. Самсонов также полагает, что наступило время «внести коррективыв классическую формулу Карла фон Клаузевица». По его определению,современная война — «это способ достижения политических целей пу-тем разрешения противоречий между государствами (группами или ко-алициями государств) с применением политических, экономических,финансовых, дипломатических, информационных, технологических идругих средств в сочетании с угрозой использования или прямым ис-пользованием вооруженных сил… Произошло стирание граней не толькомежду военными и невоенными средствами достижения политиче скихцелей, но и между внешней и внутренней безопасностью страны».В-третьих, кардинальные изменения в характере, способах и тем-поральности современной войны ныне во многом кумулируются,а нередко и определяются, так называемой информационной войной.В ней остаются вполне узнаваемые традиционные черты, но вместес тем интенсивно формируются компоненты инновационного ха-рактера.Успевшие стать традиционными, но гораздо более востребованны-ми, информационные черты войны — это конструирование и массоваямультипликация наглядных и убедительных «обликов», с одной сторо-ны, мифологемы воинствующего и сакрализованного «сверхчеловека»голливудского типа — носителя высшей идеи «спасения» нации и дажемира, воителя за нее; а с другой — «образа врага», отвратительного ипотому достойного только небытия untermensch. «Борющийся, — пи-сал Ф. Ницше, — старается превратить своего противника в свою про-тивоположность, — конечно, только мысленно. Он старается внушитьсебе веру в себя самого в такой мере, чтобы иметь мужество “добро-го дела” (как будто он и есть доброе дело); как будто его противникборется против разума, добродетели.. . Не следует думать о полезныхрезультатах победы, а всегда только о победе ради победы, как “победеБога”».Еще в начале Первой мировой войны германский кайзер Вильгельм IIв речи, произнесенной перед немецкими солдатами, объяснил вступле-ние Германии в войну как необходимость противостояния западной ци-вилизации восточному варварству и призвал: «Ведите себя как гунны!»Не случайно М. Цветаевой, которая в начале аншлюса Чехословакииувидела на пражской площади огромный портрет Гитлера, было доста-точно одного слова: «Гунны!»Нацистская (геббельсовская) пропаганда и агитация остается хрес-томатийным прецедентом конструирования «образа врага». К приме-ру, славянство в нацистской «табели о рангах» (untermensch) былообъектом отчасти геноцида, отчасти — превращения в илотов Тре-тьего рейха; но на пути стояла другая сверхдержава — СССР, а дляЗапада — по сути, Россия. Грандиозная авантюра блицкрига противнее требовала как психологического самовозвышения «расы господ»,так и уничижения самых многочисленных представителей славян-ской «расы», и Гитлер буквально гипнотизировал себя и своих «гун-нов»: «Русские — ниже нас… Если нанести удар, то Советский Союзлопнет как мыльный пузырь». Руководитель отдела Главного развед-центра Кинцель дал такую оценку Красной Армии: «В численном от-ношении мощный военный инструмент. Основной акцент падает намассу войск». Однако «качество войск в сложной боевой обстановкесо мнительно». Русская «масса», по убеждению полковника, «не дости-гает уровня армии, оснащенной современным оружием и руковод-ством более высокого класса».Поневоле напрашивается параллель между нацистским агитпропоми методами психологической мобилизации и реабилитации амери-канских войн в Югославии и Ираке, в которых С. Милошевич выступал«последним диктатором Европы», а Саддам Хусейн — вдохновителем испонсором «Аль-Каиды». Предмет отдельного разговора — были ли ониангелами; но их беда не в соответствии этим оценкам, а в том, что они,в отличие от никарагуанского диктатора Сомосы, были для США не их«сукиными сынами».Отмеченные приемы агитпропа в условиях развертывания инфор-мационной революции обретают неизвестный ранее масштаб, а глав-ное — новое всепроникающее качество. Дж. Оруэлл определил егоэвфемизмом-оборотнем: «Война — это мир, мир — это война». Ширеговоря, происходит тотальная эвфемизация и цинизация языка войны.Стихийный характер процесса глобализации дает повод для навязы-вания миру международного «полицейского-жандарма-шерифа». Языквойны не только отделяется от ее сущности, но и подменяет ее имиджа-ми и во многом определяет неадекватное отношение к ней. Словен-ский мыслитель С. Жижек писал об информационном прикрытиивойны в Персидском заливе: «С одной стороны, новый образ войныкак события, которое разворачивается исключительно в сфере техно-логий, на экранах радаров и компьютеров, …а с другой — крайняя фи-зическая жестокость, которую было бы невыносимо видеть в средствахмассовой информации.. . Когда Бодрийяр заявил, что войны в Заливене было, это означало, что картину, которая отвечает ее реальному об-лику, запретили полностью».В целом современная война остается реальной тенденцией на трехосновных уровнях в зависимости от характера, масштаба и послед-ствий.На первом уровне угроза перерастания войны с применением обыч-ных вооружений в ядерную по-прежнему сохраняется для стран, обла-дающих ядерным оружием или способных в короткий срок вступитьв ядерный клуб. Но, вероятно, эффективность «нулевой суммы», илиспособность достижения целей войны только путем разгрома противо-борствующей стороны и захвата ее территории, будет снижаться. Ход иисход такой войны в значительной мере определяют системы и сред-ства, позволяющие в самом начале конфликта резко снизить потенциалгосударства и вооруженных сил противника, поставив его на грань не-отвратимого военного поражения.Для второго уровня, отмечает бывший зам. министра обороны РФН. Михайлов, характерны крупные геополитические изменения, про-изошедшие в мире в связи с бурным развитием ряда новейших тех-нологий как военного, так и экономического назначения. Это обусло-вило радикальное переосмысление взглядов на характер возможныхвойн в ХХI веке. Ожидаемые изменения в целом сводятся к переходув 2010—2020 годах от войн разрушительного характера к войнам фун кционального избирательного воздействия. Будет нарастать роль си-стем и средств информационного противоборства, высокоточногооружия с неядерными боеприпасами, средств нелетального пораже-ния, а также оружия, основанного на новых физических принципахи с новыми свойствами. Комплексное применение нетрадиционныхсредств вооруженной борьбы создаст предпосылки к быстрому до-стижению решающего превосход ства и завоеванию стратегическойинициативы в начальный период войны путем неядерного пораженияключевых объектов государственного управления, энергетики, страте-гических военных объектов с минимальным физическим воздействи-ем на гражданское население. С этой целью развертывается радикаль-ное реформирование вооруженных сил, военной инфраструктуры ивоенных секторов экономики.Наконец, третий уровень — это масштабы современной войны. УжеПервая и Вторая мировые войны, которые начинались с локальных кон-фликтов, показали, что и они, включая искусственно спровоцированныеситуации, являются лишь верхушкой айсберга непримиримых мировыхпротиворечий. Противоречие между глобализацией в интересах миро-вого шерифа и противостоящим ему альтерглобализмом не гарантируетмира, потому что, говоря метафорически, «для танго нужны двое». Междутем подготовленная Комитетом начальников штабов США «Единая пер-спектива» свидетельствует о том, что в рамках этой программы ставитсянеизбывная задача воплотить в жизнь оперативно-стратегическую кон-цепцию, по-прежнему сформулированную в хорошо узнаваемых терми-нах «всеохватывающего господства».Когда Римская империя уже агонизировала, к ее последнему им-ператору обращались со словами «Ваша вечность!». Одна из осо-бенностей имперской ментальности заключается в ее инерцион-ности, устойчивом воспроизведении себя вне конкретно-историческоговремени. Но оно необратимо — и это бесспорно и для современности.После завершения двухполярного мира США уверовали, что «то, что непозволено быку, позволено Юпитеру», и отныне и вовеки мир америка-ноцентричен — ценой долларовой диктатуры, взлома международногоправа и национальных суверенитетов, «управляемого хаоса» «цветныхреволюций» и кровавых «гуманитарных интервенций».США пытаются извлечь материальный, стратегический и символиче-ский капитал из некритически воспринятой нами версии так называе-мого многополярного мира. В нем, буквально по Дж. Оруэллу, «все равны,но некоторые равнее», разумея под «некоторыми» именно себя. И следу-ет признать, что тактически это Большому брату пока удается — по край-ней мере в Европе. НАТО у границ России и Беларуси и особенно кровьгражданского братоубийства, проливаемая на Украине, и «мерзость за пустения» на ее востоке — это следствие их стратегии «всеобъемлющегогосподства».Однако в целом буквально за полстолетие мир неузнаваемо изменил-ся. На смену миру однополярному пришел не «многополярный», а мно-гомерный мир, в котором многообразные культурно-цивилизационныецентры заявляют о своем легитимной, с точки зрения международногоправа и исторической справедливости, претензии на реальную субъек-тность в международных отношениях, и не в последнюю очередь —праве «русского медведя» быть «хозяином своей тайги»33 или, говоря по-белорусски, «людзьмi звацца», стоять, по словам А. Лукашенко, «плечомк плечу» с российским братом и союзником, как мы стояли и выстоялиперед мировым злом нацизма.Сегодня вновь происходит коренная ревизия глобальной безопасно-сти, и ее хрупкая архитектоника сталкивается с чреватой войной стра-тегией «управляемого хаоса». Угроза войны и даже война, уже развя-занная в пределах «славянского треугольника», — это последний доводамериканского «короля». Перефразируя известное присловье, он не всевидел, но ничему не научился. Именно он повинен в том, что на прак-тике происходит ре-банализация войны34, и человечество фактическивовлечено в «ползучую» Третью мировую, с очевидностью замечая лишьее «грязную» экстрему. Известный мыслитель современности У. Эко дажеполагает, что война не только не противоречит эре глобализации, нопредполагает ее.Фатально ли такое обобщение? В современных условиях основныетенденции развития глобального общества равновероятны. Все зави-сит, выражаясь ленинским термином, от соотношения сил: «Кто — кого?»Перефразируя Л. Аннинского, бог войны Марс — существо кроваво-ре-альное, но вовсе не «что-то загадочно-мистическое», не «что-то фаталь-ное, отдающее геополитикой, перед которой бессильны и географы,и политики»35. Если курс мнящих себя всемогущими маньяков на «все-охватывающее господство» не удастся нейтрализовать, это будет «конецвремен и исполненье дней», и «manet omnes una nox» (лат. «всех ожида-ет одна ночь»). Однако сегодня речь идет не о полном избавлении от злавойны, а его минимизации. В противостоянии абсолютному злу войныабсолютное добро мира должно быть (и лучше рано, чем поздно) с на-дежными «кулаками». «Мир, — заметил Б. Шоу, — не только лучше, нобесконечно труднее войны»36. Если силы альтерглобализма переломятдеформацию глобализации и придадут ей действительно человеческое,демократическое «лицо», Ковчег мира в конечном счете станет объек-тивной реальностью.комментарии - 19
|
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
I did'nt know where to find this info then kaboom it was here.