Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23659
|
Официальные извинения
970
98617
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80121
Советский Спиноза: вера в поисках разумения 36
27290
Барух-Предтеча Основоположники марксизма объявили философию покойницей. Слово «философия» в их лексиконе — синоним спекулятивного, оторванного от практической жизни мышления. Свое учение они именовали не иначе как «положительная наука». От всего прежнего «философского скарба» в ней сохранялся только метод мышления — диалектика. Сведя счеты со своей «философской совестью», К. Маркс с головой погрузился в изучение экономических отношений между людьми. В философии же, наряду с «юридическими, политическими, религиозными, короче — идеологическими формами», он видел лишь искривленное, перевернутое с ног на голову отражение этих отношений — духовные «испарения» материального бытия людей. Стараниями его последователей, однако, «ныне покойная философия» очень скоро воскресла для новой жизни, и на ее благодатной почве выросло древо марксистской идеологии. «Первым русским крестоносцем марксизма» стал Г. В. Плеханов. Поскольку у зрелого Маркса никакой философии не нашлось, Плеханов обратил свой взор к «старику Спинозе». Правда, сам Маркс никогда не числил Спинозу в ряду своих предтеч наряду с Гегелем или Рикардо. Он вообще ни разу не помянул Спинозу добрым словом. Напротив, в «Святом семействе» Маркс горячо приветствовал критику, которую обрушили на Спинозу и прочих «метафизиков» сенсуалисты Бейль и Кондильяк. А спинозовскую субстанцию Маркс квалифицировал как «метафизически переряженную природу в ее оторванности от человека». Об этой убийственной оценке Плеханов предпочел не вспоминать. Намного доброжелательнее относился к Спинозе друг и соавтор К. Маркса. Однажды при встрече Плеханов не упустил случая спросить Ф. Энгельса, согласен ли он с тем, как Спиноза решил «великий основной вопрос философии» — проблему отношения мышления и материи. На что Ф. Энгельс в присутствии двух свидетелей ответил: «Конечно, старик Спиноза был вполне прав». Вдохновленный таким ответом, Плеханов провозгласил метафизику Спинозы философским первоистоком марксизма. «Современный материализм представляет собой только более или менее осознавший себя спинозизм» . И даже более того: «Материализм Маркса и Энгельса был родом спинозизма» . Сам Плеханов, однако, не стал слишком углубляться в философию Спинозы. Осветить темные места спинозовской системы фонарем диамата возьмутся два лучших ученика Плеханова — А. М. Деборин (Иоффе) и Л. И. Аксельрод. После Октябрьской революции они окажутся главными авторитетами в советской философии. Причины и ход дискуссии 1920-х годов о философии Спинозы невозможно понять вне идеологического контекста. Как справедливо отмечал Исайя Берлин, те споры представляют больший интерес для исследователей советской идеологии, чем для читателей Спинозы. Философия задолго до Октября превратилась у русских марксистов в служанку политики. Революция же сделала ее рабыней политики, загнав философов в ГУЛАГ пролетарской идеологии. В советской философии, как и в средневековой схоластике, отправным пунктом и последним доводом был текст, принятый за абсолютную истину. При этом неминуемо возникает масса разночтений, ослабляющих веру и питающих ереси. Лучшие советские философы, все до единого, имели репутацию еретиков. Некоторые — такие, как А. Ф. Лосев и Мих. Лифшиц, - лишь чудом спаслись от аутодафе. Вина их состояла лишь в том, что простой веры им было мало. Как некогда у св. Ансельма, их вера жаждала разумения. Стремясь докопаться до первоистоков марксистской доктрины, философы обращались к Гегелю и Спинозе. С первым дело ясное: в послесловии к «Капиталу» сам К. Маркс «открыто объявил себя учеником этого великого мыслителя» . А вот Спиноза оказался в эпицентре жестокой распри между «механистами» и «диалектиками». Каждая из партий рисовала свою философскую «картину мира»: механистическая ориентировалась на естествознание, диалектическая — на вычитанные у Гегеля и Энгельса «всеобщие законы развития» бытия и мышления. Так складывалась философская дисциплина, за которой Плеханов закрепил имя «диалектический материализм», или короче — диамат. Несмотря на то, что К. Маркс и Ф. Энгельс «плохо думали о философии», они все же дали некий «общий синтетический взгляд на природу и жизнь», настаивает Плеханов. «Философия есть синтез познанного бытия данной эпохи» . Поэтому, что бы там они сами ни говорили, Маркс и Энгельс бълитаки философами — как и «старик Спиноза». Начало дебатам о Спинозе положила статья «механистки» Л. И. Аксельрод «Спиноза и материализм», написанная как комментарий к плехановской оценке учения Спинозы. Плеханов же в свою очередь апеллировал к формуле Л. Фейербаха: спинозизм — это материализм в теологической оболочке. Дело тут не только в слове «Бог». Умопостигаемая Natura, о которой писал Спиноза, — это вовсе не чувственно созерцаемая Природа Фейербаха. Спинозовская Природа есть всеобщий закон бытия, каузальный «порядок и связь вещей»; а Фейербах и французские просветители толковали Природу как чувственно-телесный, физический мир. На их сторону и встает Плеханов. Очистить учение Спинозы от «теологического привеска» значит не просто избавиться от словечка «Бог», но и, так сказать, приземлить абстракцию Природы-субстанции. Отнять это понятие у чистого разума в пользу наших человеческих чувств. Отчего и почему живая, чувствен-о-конкретная Природа превратилась у Спинозы в некое «отвлеченное существо» — в Бога? Аксельрод объясняет это душевным складом Спинозы. В детстве он благоговел перед Иеговой, а после, став философом, «перенес это религиозное чувство преклонения на мировой порядок. Следствием этого религиозного преклонения явилась изоляция и отрыв мирового порядка, т. е. закономерности вселенной, от самой вселенной. <...> Этот роковой отрыв, вылившийся в гипостазирование и превращение закономерности в субстанцию, или "бога", разлучил материю и мышление, превратив их в самостоятельные и обособленные атрибуты и лишив их таким образом внутренней причинной живой связи. ...Учение Спинозы в основных предпосылках являет собою неподвижный и безысходный параллелизм» . Выходит, столь высоко ценимый Плехановым монизм спинозовской философии — это химера, фикция. Вывод Аксельрод о «безысходном параллелизме» не является ее личным открытием — об этом давно и немало писали позитивисты и неокантианцы, как европейские, так и отечественные. Статья Аксельрод вызвала шквал возражений со стороны Деборина и его учеников-«диалектиков». Апеллируя к авторитету Плеханова, они провозгласили марксизм «неоспинозизмом XX века» (И. К. Луппол). Полемические страсти достигают невиданного накала. Цитаты из «Этики» враждующие плехановцы швыряют друг в друга, словно булыжники — «оружие пролетариата». Массив публикаций о Спинозе растет, в то время как их научный уровень стремится к нулю. Под видом историко-философской дискуссии шла схватка за власть между «попами марксистского прихода», как в шутку иногда называли себя диаматчики. Наследники Плеханова в области философии действовали столь же энергично и безжалостно, как и наследники Ленина в большой политике. Фракции Деборина удалось взять под контроль ключевые позиции — Институт красной профессуры, Институт философии и журнал «Под знаменем марксизма». «Механисты» были повержены и унижены, а в рядах «диалектиков» началась смена поколений: молодые питомцы Института красной профессуры П. Ф. Юдин, М. Б. Митин и др., заручившись поддержкой Сталина, изгнали с «философского фронта» своего учителя Деборина и его спинозистско-гегельянскую гвардию. Большинство деборинцев вскоре погибнет в сталинских лагерях. Писать о Спинозе стало небезопасно, и река публикаций резко обмелела. «Моисей для материалистов» Коль скоро Спиноза — материалист, то как быть с его «интеллектуальной любовью к Богу»? Плеханов трактовал спинозовские разговоры о Боге как «теологический наряд», который надлежит снять. На место Бога подставляем в уме Природу-материю, и вуаля — перед нами чистой воды материалист. В то же время если у Плеханова речь шла о материалистическом исправлении слов Спинозы, то Деборин с учениками доказывали, что Спиноза фактически был материалистом, сознательно переодевшимся в «теологический наряд». Костюм боголюбца спасал Спинозу от нападок теологов и позволял привлечь симпатии религиозно настроенных масс. Самое первое «правило жизни», читаем мы в «Трактате об усовершенствовании интеллекта», — «говорить сообразно с разумением толпы» и «уступать ее разумению, насколько будет возможно», с тем чтобы та «благосклонно прислушалась к голосу истины» Слово «Бог» и стало одной из уступок Спинозы разумению толпы, считает Деборин. Предположение резонное и вполне правдоподобное, но отсюда никак не следует, что Спиноза был материалистом. Разумеется, можно исправить спинозовские понятия субстанции, Бога, Природы — истолковать их в материалистическом смысле, но при этом нельзя выдавать Спинозу исправленного за аутентичного. Многие, впрочем, считали Спинозу материалистом непоследовательным. Так, Аксельрод постаралась избавиться от спинозовского понятия мышления как необходимого, вечного и бесконечного атрибута субстанции, Природы как таковой. Верным она считает суждение Ламетри, согласно которому «мышление есть не более как случайная модификация нашего чувственного начала» . Способность мыслить принадлежит лишь человеческому телу, а не самой Природе. Вот настоящий, стопроцентный материализм, не чета спинозовскому. Аксель-род уверяет, что такова была и позиция Плеханова. Тогда странно, что тот посчитал марксизм «родом спинозизма», а не родом ламетризма... «И какой абсурд утверждать, что Субстанция Спинозы есть материя» . Неужели amor Dei — это любовь кматерии? Ничего подобного, отвечает Аксельрод. Этот «Бог» — не просто словесная уступка «разумению толпы». Философия Спинозы насквозь пропитана опиумными парами религии. Нет, религиозно озабоченному Спинозе Аксельрод предпочитает «великого и смелого» Ламетри, с его человеком-машиной. В разгоревшихся прениях позицию Аксельрод поддержали А. А. Богданов, А. И. Варьяш, А. И. Рубин и др. Однако партия Деборина была все же более многочисленной, энергичной и намного более ядовитой. В конце концов Аксель-род сочла за лучшее умолкнуть, а ее соратникам-механистам пришлось публично каяться в допущенных ими «идеологических ошибках». Впрочем не пройдет и трех лет, как по их стопам проследует и сам Деборин сото-варищи. Конечно, если понимать материю как «объективную реальность, данную нам в ощущениях», то Аксельрод права: у такой реальности нет ничего общего с субстанцией Спинозы, постигаемой исключительно разумом, «интеллектом». Чувствам доступны лишь некоторые модусы субстанции, да и те ощущаются нами смутно и неадекватно. Ленинская дефиниция материи — эхо старого философского материализма, который Маркс в свое время окрестил «созерцательным» за то, что действительность берется им «только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как чувственно-человеческая деятельность, практика; не субъективно» . Вполне по ленински, как ощущаемый объект, понимали материю и английские эмпирики, и французские просветители, и Фейербах — «весь предшествующий материализм», критикуемый в тезисах Маркса. В послевоенные годы «материализация» Спинозы продолжилась. Механистическое толкование его учения подхватил профессор МГУ В. В. Соколов, сделавшийся главным в стране экспертом по Спинозе. Но если механисты разыскивали иудейские корни спинозизма, то Соколов предпочитает вести речь о «пантеистической форме спинозовского материализма» . В своем Предисловии к сочинениям Спинозы Соколов относит спинозовский пантеизм на счет «недостаточной зрелости буржуазной идеологии XVII в. и ее зависимости от феодально-теологической идеологии», следствием чего оказалась «неспособность мыслителя провести последовательно материалистическую точку зрения в воззрениях на природу» . Должно быть, с целью ослабить «феодально-теологическую» окраску спинозовского учения Соколов удалил из русского перевода «Богословско-политического трактата» библейский эпиграф: «Мы пребываем в Боге, и Бог пребывает в нас» (1-е посл. Иоанна, 4:13). Со стороны диалектиков за Спинозу вступился Э. В. Ильенков. Будучи сам выдающимся философом, он нарисовал необычайно привлекательный образ Спинозы — «убежденного материалиста с сильнейшим стремлением к диалектике» . Образ этот, однако, был так мало похож на оригинал, что даже преданные ученики Ильенкова остались в недоумении . Термин «вещь мыслящая» (res cogi-tans), доставшийся Спинозе по на следству от Декарта, Ильенков перевел как «мыслящее тело», тем самым превратив Спинозу в материалиста — единомышленника Гоббса и Гассенди. «Мыслит не особая "душа", ... а самое тело человека. Мышление — такое же свойство, такой же способ существования тела, как и его протяженность, т. е. как его пространственная конфигурация и положение среди других тел»18. Двигаясь «по контурам внешних предметов», мыслящее тело создает «адекватную идею» о них. Ниже это «телесное» понятие мышления иллюстрируется при помощи (почерпнутой у Гоббса) аналогии между мышлением и ходьбой. Мышление — свойство модуса протяжения (тела), — трудно вообразить себе что-либо менее приемлемое для Спинозы. Мысль и тело суть модусы двух «реально различных» атрибутов субстанции, которые надлежит мыс-лить строго по отдельности — «один без помощи другого», говорится в «Этике» (I, схолия теоремы 10). Мыслящее тело — это такая же химера, как и телесная мысль. Между телом и духом, между мышлением и протя-жением вообще, нет ни формального отношения «субъект — предикат», ни причинно-следственной связи. Есть диалектическое отношение тождества различенного: тождество двух абсолютно разных — идеальной и материальной (телесной) форм деятельности человека или самой Природы. У Спинозы монизм не «телесный», а сугубо деятельностный. Поразительнее всего в этой истории то, что сам Ильенков всю жизнь, споря до хрипоты, доказывал, что мышление не является свойством тела, что это — социальная функция человека, личности, понятой как «ансамбль общественных отношений» (К. Маркс). Наряду с откровенными недоразумениями мы находим у Ильенкова образцы глубокого понимания логического метода Спинозы — теории абстракции, понятий истины и заблуждения и особенно — проблемы свободы воли. Фатализм или гимн свободе? Философам, трактующим свободу как произвольное решение души или «целевую причинность», спинозовское понятие свободы представляется поддельным — не более чем словесной маскировкой фатализма. Такого мнения держались русские профессора-неокантианцы, читавшие лекции о Спинозе в Санкт-Петербургском (А. Введенский) и Московском (Л. Лопатин) университетах. «Нигде в мире нет свободы, ни в сфере божественного и вечного, ни в области человеческих действий; над всем царит неумолимый рок. Философия Спинозы есть фатализм, распространенный на все сущее без исключения, что неоднократно указывали его критики»19. «Механисты» приняли эту оценку, однако доказывали, что фатализм Спинозы проистекал не из детерминизма, а из «религиозного чувства» (Л. Аксельрод). По мнению В. В. Соколова, в решении проблемы свободы Спиноза не продвинулся дальше стоиков с их представлениями о фатуме: «согласного судьба ведет, противящегося — тащит». А в предыдущей главе Соколов не менее категорично заявлял, что «детерминизм Спинозы... своим главным острием был направлен именно против всех разновидностей фатализма». Среди советских философов нашлись, впрочем, и те, кто усматривал новаторское, глубоко диалектическое решение проблемы свободы у Спинозы. Так, В. Ф. Асмус обращает внимание на то, что «сам Спиноза — в энергичных, ясных и недвусмысленных выражениях — решительно отвергал все фаталистические истолкования его доктрины» . Анализируя ответы Спинозы на письма Блейен-берга и Вельтгюйзена, Асмус просле-живает «изумительный диалектический переход» к понятию свободной необходимости (libera necessitas). Вся новизна спинозовского решения проблемы состоит в том, что он уходит от абстрактного противопоставления категорий свободы и необходимости. Свобода противостоит лишь принуждению (coactus), то есть исключительно внешней необходимости, указывает Асмус. Сакраментальная формула «свобода есть познанная необходимость» верна, однако не достаточна — требует конкретизации. Быть свободным значит разумно действовать (ex ra-tione agere), то есть «делать то, что вытекает из необходимости нашей природы, рассматриваемой в себе самой» (Этика IV, доказательство теоремы). Свобода каждого прямо пропорциональна его «способности к действованию» (agendi potentia). Стремление действовать (agere co-natus) есть не что иное, как «актуальная сущность» всякой вещи (Этика III, доказательство теоремы 7). Спиноза любил повторять старую житейскую истину: «мы можем узнать всякого только по делам (ex operibus)» и предлагал руководствоваться ею в вопросах веры и нравственности, правосудия и науки. Спинозизм с головы до пят есть философия Дела. «Не метафизической отвлеченностью проникнуто это учение, но живым духом практики и деятельности» , — настаивал Асмус. Эту деятельностную сторону учения Спинозы многие упускают из виду. Video meliora proboque (вижу и одобряю лучшее) есть необходимое условие свободы, но еще не сама свобода как таковая. Мало познать природу вещи; суть в том, чтобы на деле руководствоваться своими познаниями, — вот в чем конкретно состоит наша свобода и добродетель. Свобода есть «наивысшая активность человека, безусловно не зависящая ни от каких внешних сил и побуждений» . Действование из необходимости своей природы у Спинозы оказывается субстанцией и познания, и моральности — основой и критерием как истины, так и блага. Наше совершенство есть не что иное, как действование, — и обратно: действование есть совершенство (Этика V, теорема 40). В той мере, в какой мы действуем, мы свободны и вечны; а в той мере, в какой бездействуем — «пассивно претерпеваем» (patimur) действие внешних причин, — мы смертны, принуждаемы (coacti) и бессильны. «Учение Спинозы — то же, что полотно живописца: оно требует, чтобы была найдена та единственно правильная точка зрения, стоя на которой возможно увидеть в полотне не размалеванный холст, но картину, уразуметь диалектическое сопряжение ее образов и элементов. Такую точку в системе Спинозы образует новое, выдвинутое им понятие свободы. ...Спиноза первый из мыслителей Нового времени уразумел, что понятия необходимости и свободы, которые до него всеми рассматривались как полярно-противоположные, исключающие друг друга, образуют на самом деле диалектическое единство, являются не только взаимными отрицаниями, но в то же время суть члены диалектического отношения. Диалектика необходимости и свободы — важнейший ключ к пониманию спинозизма, так как только в ней разрешаются видимые противоречия системы, а также получает завершение ее исходная — практическая — установка» . Исследуя «практические корни» спинозизма, Асмус обнаруживает и его ахиллесову пяту: «человек» Спинозы вырван из истории — он есть «человек абстрактный, взятый вне исторического процесса». Понятие свободы у Спинозы лишено конкретного исторического содержания. История для Спинозы — поставщица фактов, пища для ума, но никак не «прогресс в сознании свободы» (Гегель) и уж тем более не восхождение человека в «царство свободы» по ступеням общественных формаций (К. Маркс). Еще Вл. Соловьев отмечал, что спинозовский Бог геометрии должен стать Богом истории. С этим не поспоришь. И все же нельзя забывать, что Спиноза был пионером исторической критики Библии и в основу своего метода познания он положил «историю природы» . Конечно, у Спинозы нет еще того рафинированного историзма, который мы находим у Гегеля или Маркса, но в основании алтаря «Бога истории», несомненно, есть камни, заложенные Спинозой. Примечателен и тот факт, что спинозовская теория души стала истоком культурно-исторической школы в психологии. Л. С. Выготский мечтал «оживить спинозизм в марксистской психологии», и ему это блистательно удалось. Внимание Выготского с самого начала было приковано к спинозовскому принципу деятельности. В его работе «Исторический смысл психологического кризиса» высоко оценивается спинозовская аналогия между мышлением и трудом. Как и труд, мышление нуждается в орудиях (методах). Деятельность разума Спиноза сравнивает с кованием железа при помощи молота, причем качество наших «интеллектуальных работ» напрямую зависит от совершенства имеющихся в нашем распоряжении идей-орудий. Свободу Выготский понимал строго в духе Спинозы — как активное состояние тела и духа, господство разума над страстями. В «Истории развития высших психических функций» Выготский дал психологический анализ «свободного выбора» у ребенка, на основе спинозовского понятия свободы как внутренней, имманентной детерминации поведения и действия. Глава XII «Овладение собственным поведением» завершается знаменательным признанием автора: «Мы не можем не отметить, что мы пришли к тому же пониманию свободы и господства над собой, которое в своей "Этике" развил Спиноза» . К сожалению, Выготскому не удалось увлечь спинозизмом своих прямых учеников. После войны единственным, кто понимал и ценил спинозовскую философию Дела, оказался Э. В. Ильенков. В 1970-е годы он встанет на сторону Спинозы против Декарта и Фихте, для которых свобода есть первичный «факт сознания». Адресуемый Спинозе упрек в фатализме Ильенков находит «совершенно несправедливым и неосновательным». Спиноза отвергает не свободу вообще, а лишь психологическую иллюзию свободной воли, и связывает достижение свободы с «реальной деятельностью», с телесной активностью. Не кто иной, как Спиноза первым из философов увидел в мышлении форму предметной деятельности, согласующуюся с формами внешних вещей, утверждал Ильенков. «А это и есть свобода. Чем человек активнее, чем большее количество внешних тел он вовлекает в свою деятельность, подвергаясь в силу их противодействия ответным воздействиям с их стороны, тем больше мера его свободы». Во всей огромной мировой литературе, посвященной философии Спинозы, трудно найти столь же верное и тонкое понимание проблемы свободы, какого удалось достичь В. Ф. Асмусу, Л. С. Выготскому, Э. В. Ильенкову. Общественное животное: битва аффектов О спинозовской теории общественной жизни советские философы отзывались, как правило, с похвалой. Им не могли не прийтись по нраву материалистически звучащие постулаты, вроде «причин и естественных основ государства следует искать не в предписаниях Разума, но выводить из общей природы или устройства людей» (Политический трактат, гл. I, § 7). Вопреки мнению всех прежних философов, кроме разве что киников, «общую природу» людей Спиноза усматривал не в разуме, не в способности мыслить, а в естественных влечениях, присущих людям наравне с прочими живыми существами и заставляющих действовать ради сохранения своего существования. Дыхание, питание, половое влечение и прочие «аппетиты» — таковы движущие нами силы. Appetitus, писал он, «есть не что иное, как самая сущность человека» (Этика III, схолия теоремы 9). Душою эти влечения осознаются как аффекты «желаний». В части понимания человеческой природы Спиноза, как правило, причислялся к последователям Гоббса. Эти два философа действительно сходятся во мнении, что человеком движет стремление к сохранению себя29. Из стремления к самосохранению Гоббс выводит знаменитый принцип «войны всех против всех». В. Ф. Асмус, вслед за дореволюционными комментаторами «Политического трактата» Б. Н. Чичериным, Е. Н. Трубецким, Л. М. Лопатиным и др., приписывает Спинозе тезис Гоб-бса: люди по природе — враги. Оставляя без внимания важную оговорку Спинозы: люди враждуют лишь постольку, «поскольку терзаются гневом, завистью или иным враждебным аффектом». Цитируя это место в оригинале: «...sunt <ergo> homines ех natura hostes», — Асмус опускает слово «ergo» (следовательно) и начало фразы, разъясняющее причину вражды: «...так как люди по природе большей частью подвержены этим аффектам, то люди, следовательно, от природы враги» . Врагами нас делают такие аффекты, как гнев, зависть и т. п. Все эти страсти души, а значит, и все конфликты в общественной жизни, возникают не из природы людей, но всегда из внешних причин. Природа же человека — общественная, считал Спиноза. В этой прописной истине люди давно убедились на опыте. «Почти у всех сложилась пословица: человек человеку бог» и «многим весьма нравится известное определение человека как животного общественного» (Этика IV, схолия теоремы). Противостояние общей природы людей и «могущества внешних причин» — таков лейтмотив учения Спинозы о человеке. Оба вида влечений, внешние и внутренние, вызывают аффекты, одни из которых разъединяют людей, другие, напротив, сплачивают «как бы в один Дух и одно Тело». К числу аффектов солидарности Спиноза относит общую надежду или страх, или желание отомстить за общую обиду. Асмус видит лишь одну сторону дела — «индивидуализм спинозовской этики», упуская из виду другой, более высокий мотив: стремление к общему благу, к умножению своей личной силы через объединение с силами ближнего. Именно в этом Спиноза усматривал соль и смысл общественной жизни. Индивидуалист вряд ли стал бы призывать «всех во всем согласоваться друг с другом, чтобы души и тела всех составляли как бы один Дух и одно Тело» и «силы всех направить на одно как бы тело, а именно общество» . Эти строки наверняка мог бы одобрить Платон или Томас Мор. Сплотитесь так, чтобы души и тела ваши слились воедино, — императив радикального коллективизма... В общем и целом, политическая жизнь рисуется Спинозе как противоборство сил солидарности и враждебности, активных аффектов и страстей души. Примерно так Эмпедокл представлял себе космос: им движут Любовь и Распря. Подобные взгляды плохо вяжутся с марксизмом, поэтому советские историки философии уделяли им мало внимания. Попытку сблизить общественно-политические воззрения Спинозы и Маркса предпринял один из отцов школьного «истмата» И. П. Разумовский: «Переведем эти идеи Спинозы на язык исторического материализма. И мы получим зачатки учения о приспособлении общественного человека к внешней среде и к орудиям труда, зачатки теории вещного и товарного фетишизма, зачатки, наконец, реалистического учения Маркса о задачах, которые возникают и ставятся, лишь когда созреют материальные условия их осуществления» . Различия между Спинозой и Марксом в статье Разумовского всячески затушевываются, зато подробно освещаются расхождения Спинозы с «современными течениями буржуазной теории права». Л. И. Аксельрод усматривает в «Политическом трактате» Спинозы эмбрион материалистического понимания истории: «Несмотря на общую рационалистическую концепцию, Спиноза строит все свое государственное законодательство, исходя из материальных интересов. Так, например, везде, где речь идет о создании того или другого важного и ответственного государственною института, философ рекомендует класть в его основу экономическую заинтересованность членов данного института. .Переведенное на марксистский язык, это означает, что правовое сознание индивидуума обуславливается имущественным бытием». Спустя полвека в западной историко-философской литературе, с подачи Л. Альтюссера, опыты перевода Спинозы на язык исторического материализма станут чрезвычайно модными. Влияние этой традиции распространилось даже на радикальных критиков марксизма, вроде Дж. Агасси. Не отрицая некоторых знаменательных сходств и даже идейного родства учений Спинозы и Маркса, следует все же отметить их в высшей мере существенные отличия. Спиноза смотрит на общество глазами психолога, Маркс — глазами экономиста: для первого общественная жизнь являет собой битву аффектов, для второго — борьбу классов. Спиноза совершенно абстрагируется от классовых различий людей, даже тех, очевидных, над которыми размышлял еще Платон в своей «Политии». Все эти различия растворяются в спинозовском понятии «множества» (multitudo), которое так полюбилось неомарксистам. Спиноза учитывает всего два различия внутри «множества»: правители — народ и «толпа» — «философы» (толпа руководствуется страстями, философы стремятся жить в согласии с разумом). У Спинозы отсутствует краеугольный камень материалистического понимания истории — понятие труда. Да и само понятие истории, как уже отмечалось, у Спинозы еще не успело как следует откристаллизоваться. С кем ты, Спиноза? Едва ли не каждого советского исследователя философии Спинозы волновал классический вопрос: qui bono? Ленинский «принцип партийности философии» требовал определить, какому общественному классу выгодно данное учение. Чей экономический и политический интерес нашел свое идеальное отражение в спинозизме? Абсолютное большинство комментаторов — как «диалектики», так и «механисты», — с редким для них единодушием доказывали, что Спиноза выражал классовые интересы буржуазии. Дальше начинались вариации, так как буржуазия бывает разной — крупной и мелкой, революционной и консервативной и т. д. А главное, если Спиноза буржуазен, зачем он нужен пролетариату? Специальный анализ данного круга проблем проводит А. В. Луначарский. Материализм и рационализм — два «основных принципа буржуазного мира», нашедших гениальное воплощение в учении Спинозы. Философ со всей ясностью и твердостью сформулировал кредо нового мира: «Все — природа, общество, личное поведение — должно было стать светским и рациональным». Однако буржуазия не отважилась довести эти принципы до логического завершения. Спиноза остался в одиночестве — «оказался практически отщепенцем своего класса». Усвоить и развить революционные идеи Спинозы суждено рабочему классу. «Именно в этом смысле пролетариат является не только наследником, но и душеприказчиком великих мыслителей буржуазии» . В подобном ключе рассуждали и другие советские историки философии. Спиноза — идеолог передовых, революционных слоев буржуазии. Однако его учение появилось на свет, когда голландская буржуазия уже завоевала политическое господство и превратилась в консервативную силу, вступив в союз с церковью. Идеи Спинозы казались ей теперь чересчур смелыми, подрывающими устои общества. Потому буржуазия и отторгла своего лучшего сына-мыслителя. Эту идеологическую формулу мы находим во Вступлении к книге «Бенедикт Спиноза» (1940) Я. А. Мильнера и во втором томе скандально знаменитой «Серой лошади» (1941) . Любопытно, что фактическим редактором семитомника был тот самый Б. Э. Быховский, который некогда храбро пытался вывести Спинозу с поля боя материалистов с идеалистами. Теперь же Спиноза характеризуется как «величайший материалист и атеист своего времени», а его Бог прямо отождествляется с материей. Впрочем, глава о Спинозе явно писалась Мильнером, чье имя значится в списке рядовых авторов тома. Почти все ключевые тезисы, включая классовую оценку «буржуазно-ограниченного характера воззрений Спинозы», повторяют мильнеровскую книгу, напечатанную всего годом ранее. Двадцать лет спустя Мильнер, добавив к фамилии «Иринин» — в честь жены, издаст свой главный труд «Этика, или Принципы истинной человечности» (М., Академия наук СССР, 1963), в котором предпримет попытку аксиоматического построения теории нравственности. В архиве Мильнера сохранилась также докторская диссертация о понятии субстанции у Спинозы, построчный комментарий к «Этике» и рукопись книги под заглавием «Спиноза и Пушкин. Диалог». В послесталинскую эпоху официальный портрет Спинозы пишется В. В. Соколовым. Под его редакцией выходит и последнее советское издание сочинений Спинозы (1957). Партийная характеристика, выписанная им Спинозе, весьма сложна. На фоне недозрелой буржуазности, осложненной теологическими рецидивами феодализма, отмечаются «мелкобуржуазные радикальные и даже революционные» влияния, включая некоторые идеи утопического коммунизма . Таким образом, у Спинозы уже намечается выход за пределы буржуазного образа мысли. Решительно осуждая кальвинистскую «мораль накопления», Спиноза развивает «пассивно-морализирующую критику современного ему буржуазного общества». Защитить Спинозу от обвинений в буржуазности попытался только Э. В. Ильенков. В его последней статье о Спинозе, приуроченной к 300-летию со дня смерти философа, сквозная мысль — современность Спинозы. Последний предстает в образе нравоучителя «рабочего сословия» и воинствующего атеиста, бросающего вызов «всем видам религиозного мракобесия». «Он предпочел своими руками шлифовать линзы и стекла для очков и приборов. Тем самым он также встал в нравственную и интеллектуальную оппозицию не только к миру религиозной поэзии, но и — что не менее важно — к миру торгашеской прозы, денежного капитала и присвоения чужого труда. ...Поэтому "Этика", которую он, не торопясь, писал в тиши, без расчета на литературный успех и славу, и смогла сделаться подлинным сводом нравственной аксиоматики лучшей фракции нарождавшегося в муках общества — его трудящейся фракции, его рабочего сословия, и никак не фракции (класса) дельцов, торгашей и банкиров. Отсюда ее неподдельный демократизм — демократизм и логики, и чувства» . Тот факт, что в кругу друзей—учеников Спинозы почему-то преобладали «дельцы и торгаши», Ильенков предпочел не вспоминать. Рассуждения Спинозы о пользе религии для поддержания общественного порядка и как «великого утешения для тех, кто не так богат умом», Ильенков также обошел вниманием — должно быть, не счел их достаточно современными. При желании у Спинозы нетрудно вычитать не одну и не две разных идеологии. Сам же он считал себя идеологом ученого сословия — «людей духа» (les gens d'esprit), как выразился его биограф М. Люка. Всех прочих, кто живет страстями, а не умом, Спиноза причислял к «толпе» (plebs, vulgus), не делая различия между пролетариями и буржуа. Никто из советских философов не сумел, да обычно и не стремился, взглянуть на философию Спинозы изнутри. Конечно, при помощи логической «оптики» Маркса в ней можно увидеть много ценного, но при этом совершенно невозможно разглядеть то, в чем Спиноза разобрался лучше, чем Маркс. В итоге спинозизм превращался в недозрелый марксизм, интересный лишь с «археологической» точки зрения. Ильенков сделал попытку воскресить «старика Спинозу», однако мало в том преуспел. Он и мысли не допускал, что Спиноза может быть хоть в чем-то на йоту прав против Маркса. Все их различие сводилось к тому, чего Спиноза «не понимал». В таком случае зачем нам сегодня звать на подмогу Спинозу? Ответить на этот вопрос можно, лишь вычитав в книгах Спинозы нечто, чему могли бы у него поучиться потомки, включая К. Маркса и всю нашу «современность». комментарии - 36
Автором статьи движет общая цель - критиковать марксизм, советское прошлое. Что не такая уж новость. Буржуазная Россия не может оставлять свое советское прошлым не оклеветанным. Тут есть психологическая подоплека. Но кажется, что противопоставление спинозовских аффектов и экономики Маркса ловкая увертка. Ведь нескольками строками выше сам автор пишет: "все эти страсти души, а значит, и все конфликты в общественной жизни, возникают не из природы людей, но всегда из внешних причин". То есть для Спинозы аффекты не повисают в воздухе, они не сами по себе, а аффекты как следствие воздействия на человека внешних причин. Каких причин? Спиноза еще не видит их и толком вскрыть причины не в состоянии. Но зато они подробно рассмотрены материалистом Марксом. Это "экономические" причины, то есть аффекты вырастают из человеческой практики, основу которой составляет экономическая практика. Зачем противопоставлять "чистые" аффекты Спинозы и экономику Маркса? Быть может потому, что в противном случае стоит признать разумность марксизма, диалектического материализма, снимающего противоречие философии Спинозы? Нашему объективному автору это вряд ли понравится. Ну почему, разумность марксизма я признаю, это мне понравится :) Субстанция Спинозы может быть рационально истолкована как первоначало, сущность, а таковым первоначалом следует признать тело. Мыслящее тело-это не организм биологический, а организм социальный, суперорганизм. Нет ничего кроме тел различных видов, находящихся во взаимодействии. Таков ответ на главный вопрос философии, вопрос о первоначале. <a href=http://budemir.ru>Любовный приворот <a href=http://budemir.ru>Любовный приворот <a href=http://www.serafim-koldun.ru/>заговор на яблоко</a> <a href=http://parapraktik.ru/>как вернуть любимого человека молитвами на расстоянии</a> Как вернуть любимую женщину <a href=http://budemir.ru>Пожизненная гарантия wh0cd221572 [url=http://tetracycline.us.com/]tetracycline[/url] [url=http://roxithromycin.party/]roxithromycin[/url] [url=http://anafranil.us.com/]Anafranil Online[/url] [url=http://inderal.us.com/]Buy Inderal[/url] <a href=http://parapraktik.ru/>приворот на кладбище</a> <a href=http://parapraktik.ru/>новогодние привороты</a> <a href=http://parapraktik.ru/>приворот на женатого мужчину самостоятельно</a> <a href=http://detirossy.ru/>Как начать сниматься в кино детям</a> <a href=http://detirossy.ru/>Кинокастиг для детей</a> wh0cd738114 [url=http://revia.systems/]revia[/url] [url=http://sildenafil.zone/]sildenafil tablets 100 mg[/url] [url=http://hydrochlorothiazide.shop/]hydrochlorothiazide[/url] [url=http://effexor.directory/]effexor[/url] [url=http://duphaston.reisen/]site[/url] fe1xq9kfln5qvumpno jkdmoir54gch1ex0x3 6pqcgiz7rukxmqa407 Мой комментарий
|
Подписка
|
Автор, будучи профессиональным спинозистом современной русской философии, с завидным постоянством занимается очисткой "авгиевых конюшен" советской историко-философской науки, главный тезис которой о наличии некоего "основного вопроса " философии как таковой в корне ошибочен, так как у каждого настоящего философа есть свой основной вопрос именно его личной философии. У Спинозы это вопрос о свободе человека. Философия Спинозы - это гимн подлинной свободе человека. Именно поэтому Ж.Делёз и Ф.Гваттари в книге "Что такое философия?" назвали Спинозу настоящим королём философов. Спсибо автору за его честную работу.