Преамбула
Перефразируя Гераклита, можно сказаь, что в философии много людей знающих, но знание не делает их мыслящими. Но повторение известного, движение в рамках стереотипа, с давних пор и по сей день считают мышлением. Известное, говорит Гегель, еще не есть понятое. Понятие же, как форма, постигающая (выражающая) истину, воссоздает любое содержание в его собственной истории – в движении от начала до конца, с момента возникновения до завершающей прехождение точки - точки сущности человеческого бытия.
Философия делает предметом своего мышления само понятие, понимающую способность, и делает его формальным и содержательным критерием своего собственного логического мышления по пути его к истине. Это так потому, что мышление в любой, казалось бы, даже частной, проблеме вычерчивает предельные возможности предмета – так, как предмет есть и как возможен. Как возможен, а не только как эмпирически он есть. Философия требует воссоздания известной ей действительности в универсально-всеобщих формах всего ее содержательного богатства. Требует построить систему развернутого понятия.
Система - атрибутивная характеристика научного знания, т.е. знания, содержащего в себе понятие. Система, по Гегелю, – имманентная форма науки. Через полтора столетия после Гегеля систему сделают отвлеченным предметом анализа, найдут в этом специфический методологический ход.
За мышлением человека лежат представления масштабно-мировоззренческого характера – скорее бессознательно-неотчетливые, чем сознательно-представляемые. Способ мышления и содержательная его направленность определяются далеко не только сознанием с им определенными целями, но и мало определяемой мотивацией. Это субъективное содержание живет в той сфере, которую психология называет то бессознательной, то подсознательной и т.д. В сознании проявляются отчетливо только те формы, которые объективно представлены в предметно-преобразовательной практической деятельности человечества и непосредственно соотнесены с его потребностями. Но входить сознанием туда – это входить в философию: определяющая позиция жизни без ума не может быть выбрана.
Измерение философии, ее истинности как мыслящей формы, осуществляется ее собственной мерой, т.е. существом ее дела. А это существо дела требуется соотнести с исторической мерой развития философии. Если она, философия, выражает внутреннюю логику исторического развития, то она этим избавляет себя от всяческого случайного содержания, от устоявшихся отчужденных, ложных и превращенных форм. В таком, случайном, лишенном необходимости мышлении отсутствует его собственная чистая форма. Чистая форма, объективно руководящая делом и сохраняющая бытие сознания в определяющем содержании действительности.
Иначе говоря, действительность определяет сознание, но сознание остается бессильным без чистых мыслительных форм в своем составе. Сознание, мыслящее предмет через чистую форму своих категориальных определений, достигает своей адекватности бытию, тем самым его истинность определяется логикой мышления, сформированного внутри предметно-преобразовательной деятельности. Мышление, нашедшее свою чистую форму, исключает метание сознания.
А истинная жизненная позиция без способности логико-философского мышления невозможна. Без истины она бессильна. Философия мировым масштабом своим раздвигает пределы мыслящей способности и в любую эпоху, в любом моменте исторического бытия, погружается во всеобще-историческое содержание действительности. История и современность здесь сходятся в точке сущности человеческого бытия.
Историческое дело философии Ильенкова
Мысль Ильенкова, несущая на себе глубокий след прошедшей истории, сохраняла себя в его размышлениях – ищущих, напряженных, много оставляющих недосказанным, утаивших в себе прорывающийся смысл; мысль, каждый раз и во всех деталях тонко проработанная, однозначно-определенная в попытках сдвинуть мысль воспринимающей способности. В живом устном выражении эта мысль была исполнена энергией – то негодующей, то спокойно-внимательной, сосредоточенной в точке смысла, погружая туда сознание общественное. Из чистой логической формы мышление Ильенкова легко переходит в форму метафорическую, и художественно-образную, и даже как будто в наглядную форму – столь отчетливо, объемно-выпукло разворачивается перед нашими глазами его мысль. Схематизм этой формы воспроизводится и в письменных текстах. Поскольку в этих текстах автор сохраняет устную интонацию, они кажутся прозрачно-понятными.
Ильенков о том, что сделал и что делает, говорит с некоторой небрежностью, с естественной скромностью, - как всякий нормальный человек. Ведь и на защиту докторской диссертации его затягивали силой. Это тоже естественно для человека, который живет общечеловеческими смыслами, которые не продаются и не покупаются. В философии, ее истории он видит биение исторической мысли, и мыслью и чувством своим он живет в унисон с ее напряжением. Он эту историческую мысль втягивает в сегодняшний день и сам в сегодняшнем своем бытии уходит в этот мировой философский контекст. История и современность сходятся в точке сущности человеческого бытия.
Единство истории и современности есть факт реальной жизни мыслящего человека. Считают, что это особенность творческого человека. Ильенков, можно сказать, - необычный, исключительный случай. Человек, в котором мысль и бытие совпадают. Личность, как идеал, выражает принцип общественно-исторического действия. Трагический путь человека – это как раз есть путь этого принципа, этого начала, ищущего своего полного осуществления.
Тайна человеческого бытия заключается в том, что оно не знает полноты своего содержания, что его исторический процесс и есть как раз познание этих тайн, познание человеческого смысла и сущности бытия, познание исторически меняющихся способов его осуществления. В этом живет мысль Ильенкова.
Может показаться, что им решается более узкая, определенная философской наукой, задача, задача развернуть узловые проблемы человеческого бытия, универсальные его способности, возникновение и развитие идеальных форм, логика познания и т.д. Философский труд Ильенкова, однако, не измеряется наличной практикой, масштаб его меры всеобще-исторический. Проблема личности, личностное бытие, давно проявившееся как смысл истории, для Ильенкова становится проблемой центральной. Вокруг нее вся остальная проблематика – и идеальное, и формы мышления, и психика, и воображение, и художественная деятельность, и нравственное бытие.
Позиция человека - в действительности обнажить себя. Сократовская позиция присуща каждому, кто живет вне отчужденных и отчуждающих форм, кто, будучи человеком, остается человеком. Не будучи в методе похожим на Сократа, Ильенков делает то же самое – позволяет, помогает любому увидеть истину. Точнее – искать. Ведь и все творчество Ильенкова - в поиске.
Исследовательские пути Ильенкова
Кажется, все его исследования содержат в себе два, присущих поиску, момента – движение к завершенности мысли и порождаемые этим движение новые вопросы. Вопросы там, где мысль как будто уже завершена, и там, где истина, явившись, движение мысли остановила. Ясно, однако, что восприятие того, что поисково-творческая деятельность делает, всегда создает и удовлетворенность, и муки. Для творческо-ищущей деятельности здесь ничего нового нет, мысль и душа всегда в напряжении. В сопровождении внимательной рефлексии осуществления общественно-человеческого бытия. Там, где нет творческого мотива, где наука, философия и искусство в отчуждаемых формах, там умственный труд и душа живут внешним интересом, выстраивают себя внешним порядком, теряя субъектность в стандартно-принудительных формах. Здесь отвлеченно-отчужденное, умертвленное бытие осуществившейся случайной жизни.
Его первая классическая работа о диалектике абстрактного и конкретного выполнена в ясном стиле, далеком от пугающе-ходульных текстов, составленных из формул. Мысль Ильенкова прощупывает действительные связи содержания бытия, идет, находя «по пути» сам путь действительного движения, по которому шел Маркс, этот путь рефлексирующий и этой рефлексией демонстрирующий, какими зигзагами шла история поисков смысла человеческой производящей себя действительности, – и ведет этой своей мыслью читателя за собой, за этим поиском. Попробуйте остановиться на любом найденном и утверждаемом определении! Почти тут же, очень скоро, вы обнаружите себя в другом смысле, в смыслах и значениях, прямо противоположных выраженному только что.
И вместо прямого, ясно прокладываемого наукой пути, почувствуете путаницу в своем сознании, - и много ума не надо, чтобы увидеть, что это не ваша путаница и даже не авторская, не Ильенкова, а он совершенно сознательно и откровенно выводит вас на сложные, «коварные», как говорит он, диалектические проблемы. Выводит на пути человеческой истории, внутренняя логика которой превращает все так называемые «факты» в сгоревший материал исторического бытия. В исторических событиях как будто сгущаются некие, в собственной слепоте лишь нутром ощущаемые, тени, подталкивающие и влекущие в те или иные смыслы исторических действий.
Эти исторические силы ощущаются так, как животное ощущает приближающееся землетрясение – и бежит, прячется, замирает, теряет ориентиры, забывает содержание своего действия. Человек ищет причины социальных потрясений, разными мерами измеряет, - и сознание человеческое мечется от одного к другому измерению, нигде не обретая устойчивых представлений, тем более научных понятий. Позитивизм выходит из теней исторического бытия и определенностью своих представлений успокаивает сознание, предлагая ему устойчивость и прочность. И животные смыслы человеческого бытия, четко и навеки определенные природой, тревожат предощущениями и обрекают на большие миграции. Они не считают миллионы погибших, они настороженно, с испугом, ждут, ждут исхода, - как буйволы ждут, когда львы добьют отбитую от их большого стада одну особь. И гибелью в львиных лапах разрешается проблема, - и «публика», бессилием отдав жертву, предательски-грустно делает выдох, испускает страх за себя и в тихой печали уходит на свои места.
У них нет ума рассудить эти противоречия, чуть ли не Богом заданные, и кажется, что эти противоречия неустранимы. Но в своей относительной форме они всегда будут разрешаться. Религиозно-глубинные ощущения тонут в предчувствиях мировой истории, и сознание порывается в знание устойчивых представлений.
Но что от того, что теоретическая наука рассказывает нам о трагическом пути человеческой истории? Миллионы на этом пути гибнут и миллионы с облегченным вздохом расходятся по своим домам после того, как адское пламя истории гаснет. Печаль из глаз животных никуда не уходит, даже потеряв память пережитого, - человек с оптимизмом и песней начинает восстанавливать разрушенное – на земле и в душе. Именно этот путь истории, исполненный антагонизмами и трагедиями, является предметом философского анализа, его доступного для нас смысла.
История мышления показала, что противоречие есть имманентная форма логического познания. Элейская школа и Гераклит, Николай Кузанский и Кант, Гегель и Маркс так или иначе заняты логическим содержанием этой проблемы, исследуют ее с разных сторон и в разном материале, высвечивают противоречие в чистой форме - и теоретические столкновения внутри философского знания вынуждены сохранять свои позиции в строгих логических рамках.
И основным вопросом здесь является природа противоречия и его статус внутри логической формы. Ильенков утверждает мысль, что формальная логика не может претендовать на знание истины именно потому, что она исключает противоречие из содержания логического движения. И потому же формальную логику нельзя считать логикой познающего мышления.
Это позиция Канта, позиция, выведенная им из анализа чистого разума. Отказав формальной логике в достоинстве познающей способности и почувствовав активную роль в познавательной деятельности априорных категориальных форм, Кант в их анализе натолкнулся на антиномии внутри чистого разума [4]. Гегель первым открыто заявляет и доказывает, что противоречие есть форма истины, форма движения познающего мышления. Диалектическая логика, которая была способом движения мысли Маркса, давно пробивавшаяся в жизнь, в «Капитале» ясно показала себя, и Ильенков сделал мысль Маркса предметом тщательного изучения. Диалектика – форма универсальности, она универсальна не только потому, что живет в любом содержании, а, ближайшим образом, потому что ее жизнь, как жизнь логики, проявляется в чистых мыслительных формах. По Ильенкову, во всеобщих идеальных формах общественно-человеческой предметно-преобразовательной деятельности. Ильенков анализирует идеальные формы как категории мышления. А категорию противоречия – как категорию центральную.
Ильенков и метод Сократа
Конечно, стиль и метод движения ильенковской мысли в тексте, в слове, в языке отличается и от Марксовой, и от Гегеля, и от Спинозы, и от сократовской методы. «…Наша задача не может состоять в том, чтобы еще раз пересказать те теоретические основания, из которых Спиноза исходит в построении своего основного труда – «Этики», и те следствия, которые он из них извлекает с помощью доказательства своим знаменитым «геометрическим способом». В таком случае было бы правильнее просто еще раз переписать самый текст «Этики». Наша задача – помочь читателю понять «действительное внутреннее строение его (Спинозы – Г.Л.) системы», - пишет Ильенков, - отнюдь не совпадающее с формальным его изложением, т.е. увидеть подлинный «краеугольный камень» его размышлений и показать, какие действительные и по сей день сохраняющие всю свою актуальность выводы из них следуют или могут следовать.
Сделать это можно лишь одним-единственным путем. А именно: показать ту реальную проблему, в которую уперлась мысль Спинозы, совершенно независимо от того, как он сам ее осознавал и в каких терминах выражал для себя и для других (т.е. прояснить проблему на языке нашего ХХ века), а уже затем проследить, какие действительные принципы (опять-таки независимо от собственных формулировок Спинозы) он кладет в основу решения проблемы. Тогда становится ясным, что Спинозе удалось найти единственно точную для своего века формулировку той действительной проблемы, которая остается огромной проблемой и в наши дни, только в другой формулировке» [1. С. 21].
Легко заметить, что Ильенков здесь излагает принципиальную позицию философа - исследователя истории философии. Она отражает и гегелевский метод, осуществленный Гегелем в анализах истории философии, и высказывается эта метода, чтобы сосредоточить внимание читателя на действительных задачах философии как деятельной формы. Пустым делом является позитивистский пересказ материала исторического научного знания. Позиция Ильенкова никак не совпадает с господствующей традицией трансляции философского знания так называемой «профессорской философией». Философия должна стать формой, порождающей мысль.
Такой она была у Сократа. Ильенков глубоко входит в дело воспитания, в педагогическую деятельность. С тех пор как наука обозначила себя наукой, педагогика стала формально-отчужденной деятельностью, и в этой же отчуждающей форме учила детей. Казалось бы, ставший известным метод майевтики Сократа опирался на неотчуждаемые формы и ставил целью их развитие, прорастание субъективности в субъектность, - этот метод, казалось бы, должен был лечь в основание будущей образовательной системы. Объективные формы бытия и развития общественно-исторической действительности, однако, не содержали в себе сократовских требований к становлению индивидуальных форм бытия индивида: отчуждающая действительность требовала и отчужденного человека.
Ильенков, рекомендовавший читать Платона [6] «с карандашом», конечно, в тончайших подробностях знает метод Сократа. Но он демонстрирует этот метод реальным поиском, хотя этот поиск кажется лишь демонстрацией поиска, – поскольку почти всегда у Ильенкова строится на известном материале, содержащем в себе открыто-диалектическую форму. Сократовский метод в ХХ веке приобрел интерпретированную модификацию в появившейся диалогике (М. Бахтин, В. Библер) – как будто некой особой и самостоятельной «логической философии».
Ильенков не дал своей мысли выраженной последовательности проанализированных им категорий. Их внутреннюю связь надо искать и видеть в его способе размышлений. Внутренняя целостность его мышления достаточно просто представляется через синтез в единство всех разработанных им тем – от возникновения психического образа до формы общественно-человеческой действительности, до личностной формы бытия.
Казалось, что могли бы взять для себя из работы А. Мещерякова и Э. Ильенкова со слепоглухими ребятами [2. С. 30-43]! Не сама по себе философия была его, Ильенкова, жизненным мотивом, а смысл личностного человеческого бытия. Философия – форма теоретического самосознания. Его мышление тянуло за собой всю историю философии, внимательно всматривалось в чистые (снятые) мыслительные формы. Сама личность исследовалась как индивидуальная форма всеобщих определений бытия, а не как форма сознания, стихийно «вчитавшая» в себя некое знание. Личность - форма бытия свободы и универсальности. Иначе говоря, удерживающая в себе момент абсолютности. Искать в себе абсолютное можно только находя это абсолютное в исторической культуре человечества. Поэтому основанием становления человека (как в филогенезе, так и онтогенезе) может быть только предметно-преобразовательная практика, практика воспроизведения и производства себя.
Логический и педагогический анализ совместно-разделенной предметной деятельности может дать всю полноту категориального состава мышления – как универсальной деятельной идеальной формы. Это было бы осуществлением идеи тождества бытия и мышления. Идея эта, ведущая себя от Парменида, представшая у Гераклита в диалектической форме, у Сократа как единство бытия и сознания, в развитой форме отделилась от бытия у Гегеля и получила выражение в языке в отвлеченно-теоретической форме. Ильенков там и ищет уже найденную историей чистую логическую форму.
Генезис идеального
Войти в философию – это войти в общее поле смыслового бытия. Предметная спецификация мышления – это социально организованное общественное сознание. С возникновением науки внутреннее расчленение знания стало объективным фактом. Знать науку, быть в науке, научно-теоретически мыслить - вещи разные. Производство знания и знание как продукт приобрели объективную отчужденную форму, попали в подчинение рыночным отношениям, и содержательная специфика научного товара определила особенности его бытия и движения внутри экономических отношений.
Экономические отношения буржуазного типа формировали, в свою очередь, особое отношение к знанию - и в сфере производства его, и в сфере его обмена. Потребление знания в материально-производственной сфере ставилось в согласие с задачами производства, в сфере духовной - согласовывалось с политическими установками общественного бытия. Идеальная форма здесь проявляется отчетливее всего. Именно на этом материале показал (не ставя специальной задачи) идеальное Маркс, а с постановкой такой задачи – Ильенков.
Идеальная форма – это форма представленная. Предмет, будучи представлен через предмет, реально созерцаемый нами, есть предмет идеальный, т.е. данный в представлении. Реально его нет, но идеально он есть. Предмета нет, но он мыслится, он дан идеально.
Кажется, что представленный через орудие труда предмет выглядит иначе, чем предмет, данный нам через символ или знак. Или в сфере обмена один предмет представляет другой – и это отношение явно выражает отношение общественное. Орудие труда представляет нам форму деятельности – и это кажется нам другим отношением, нежели идеальное, потому что форма орудия согласована с формой деятельности: в орудии способ деятельности опредмечен, в реальной деятельности орудие разворачивает свой способ, способность. Смысл, свернутый в слове, никак своим содержанием не согласован с материей этого слова. Здесь представляющая материя может быть любой, отношение между смыслом и материей слова функциональное, - орудие, сколь бы оно конструктивно ни менялось, отношение его к предметному содержанию деятельности всегда согласовано, одно светится в другом. И это согласование возникает и осуществляется внутри и силой самой общественной деятельности. Идеальность здесь другая.
Но это первая форма идеального, исходно-всеобщая. Ибо орудие труда с самого начала конституируется в форме всеобщности, - как общественный продукт внутри столь же общественного труда.
Связь орудия и предмета труда имеет место только в деятельности, между ними никакой естественной связи нет, между ними есть отношение только потому, что это отношение «организовано» объективным деятельностным процессом.
Субъект видит, однако, только то, в чем, в каких обстоятельствах и условиях он является активным существом, и мера его активности определяет меру глубины отражения всех окружающих предметных условий. Несложно в этом увидеть парафраз Спинозы, однако ничего необычного в этом нет. Генезис любого понятия втягивает в себя в снятом виде содержание его исторического становления, и осуществляется это даже бессознательно, тексты Ильенкова вбирают в себя богатство исторической мысли, где-то это делается неявно, где-то открыто, а где-то и прямо со ссылками. В его исследованиях немало того, что созвучно с тем или другим представлением в истории философии. Такое созвучие происходит далеко не всегда потому, что автор что-то читал, что-то знает, и понимающая мысль втягивает в себя это знание, - я уже неоднократно описывал ситуацию, в которой пятилетний малыш выразил того же самого Спинозу. Объясняется это без труда, но без предшествующего труда внутри культуры исторического мышления наблюдателю увидеть в малыше Спинозу невозможно.
Деятельностный процесс создается не свойствами, не силами предметных обстоятельств, не они создают форму деятельности. Не ставит такой задачи и субъект этой деятельности, - человек преследует цель, отражающую его потребности, и путь ее осуществления оказывается таков, на каком субъект выстраивает именно такие объективно-предметные отношения, технологическая связь которых обеспечивает достижение цели. Но эти объективно-предметные отношения выстраиваются так, и именно так только потому, что они диктуются проблемами и потребностями самой деятельности, логикой ее развития, определяющей логику действия самого субъекта ее.
В этом заключается ключевая, диалектическая проблема: деятельность субъекта определяет то, что он сам делает. И определяет не конечным продуктом своего дела, а формой, способом этого дела. В деле сознательно выстраиваются силы природы, но выстраиваются логикой деятельности, и эта логика предстает как способность самого субъекта. В начале 60-х годов прошлого века Ильенков определит мышление как всеобщую идеальную форму деятельности.
Внутри этой общественной предметно-практической деятельности и возникает идеальное, оно обеспечивает движение деятельности, распределенной между индивидами, решающими единую задачу. Вот здесь, в этих пространственно-временных распределениях общей деятельности, возникает функциональный момент, как бы выпадающий за естественно-природные взаимосвязи. Функциональная связь реальна и объективна, но она выражает идеальное бытие, бытие, которого нет. Но которое обязательно есть, проявляется и активно функционирует, как только деятельность начинается. Реальные и идеальные определения деятельности представляются (отражаются) в субъекте, в его деятельных формах, и функционируют как формы предметно-активные. Субъект по необходимости находится в позиции удержания полноты всей картины общественной деятельности. И все способы ее осуществления проявляются как способности.
Способности, которые выстраиваются по логике общественных отношений. Идеальные формы возникают как функциональный момент, безразличный к обеспечивающим его объективно-материальным отношениям, - безразличный, поскольку функция, по объективным требованиям деятельности, обязана быть выполненной. И какая материя эту функцию обеспечивает, значения не имеет, указание на язык здесь было бы всего уместнее для пояснения этого положения.
Общественной деятельностью полагаются отношения, которые имеют только функциональную роль. Они существуют только внутри деятельности и не для самой деятельности в ее реально-онтологическом бытии, а определяются ее смыслом, ее целью как целью субъекта. Без субъекта и его цели деятельности нет, а общественная форма этой деятельности не может не породить внутри себя отношения идеальные.
Это объективное возникновение функциональных отношений, отношений идеальных, возникают не из свойств предметности, а из формирующихся отношений между индивидами в их общественном взаимодействии в условиях осуществления своих практических смыслов. Классическая философия давно понимает, что человек, преобразуя форму предмета, преобразует и себя. «Все, что имеет прочную форму, как, например, продукт и т.д., выступает в этом движении лишь как… мимолетный момент… Условия и предметные воплощения процесса производства сами в одинаковой мере являются его моментами, а в качестве его субъектов выступают только индивиды, но индивиды в их взаимоотношениях, которые они как воспроизводят, так и производят заново. Здесь перед нами – их постоянный процесс движения, в котором они обновляют себя в такой же мере, в какой они обновляют создаваемый ими мир богатства» [5. С. 222]. Чтобы выразить суть диалектики этого взаимодействия, необходимо понять природу идеального, которое проявляется в самосознании как будто его собственное свойство. Точно так же смысловая сторона предмета мыслится как его собственное свойство. И мышление по необходимости наталкивается здесь на целый ряд проблем. Многие из них даже по своей постановке оказываются псевдопроблемами.
Мышление древнего мира уже натолкнулось на странные явления человеческой действительности и тем на само себя, - на странную противоречивость своих собственных утверждений, относить которые на счет внутримозговых процессов никому в голову не приходило. Примитивное мышление, пытаясь утвердить истину своей примитивности, проникает в философию и там себя философией «утверждает». Не умнее дело пытаться показать эту противоречивость как проявление ошибок индивидуального сознания.
Классическая философия со времен античности процесс мышления видела как процесс объективный, от формы индивидуального сознания не зависящий, но способный в этом сознании проявиться. Мышление задавало все больше загадок, приходя к тупику противоречий. Через проблему мышления выворачивалась проблема идеального, и рука об руку они прошествовали всю историю. Хотя остановки случались, со времен Платона идеальное приобрело статус субстанции, и идеальное стало мыслиться порождающим бытие началом. В качестве порождающего оно не требовало объяснения, исключало поиски его природы, но как объективная форма не исключало в себе интенцию разумного обоснования своего собственного бытия. Эта проблема стала центральной в философии и определила собой одно из главных, ведущих направлений философско-теоретических исканий. Здесь лежит и масштаб оценки всей деятельности Э. В. Ильенкова.
Идеальное как представленное
Форма представления в психологии толкуется как образ, возникающий на основе самых простых психических форм – раздражения, ощущения и восприятия. Представление как категориальная форма, как понятие философии появляется вообще вне психических способностей индивида, внутри его общественной предметно-практической деятельности. Возникая здесь, представление становится и формой работы субъективно-психической способности. Способность индивида представлять есть функция вторичная, а исследование ее психологического бытия вне трудовой предметно-преобразовательной деятельности - вопрос тонкий и интересный, но здесь неуместный.
Диалектическая логика под понятием мыслит такое субъективное образование, которое отражает, представляет собой суть, сущность предмета, трактует понятие как единство всеобщего, особенного и единичного. Как форму, содержащую в себе всю полноту снятых определений, как форму, отражающую объективный генезис предмета.
Понятие представляет предмет; в понятии представлен предмет. Любой предмет содержит в себе определения всеобщие, особенные и единичные. В понятии, следовательно, выражен с античного мира известный принцип тождества бытия и мышления. Субъективное понятие совпадает с объективным предметом, с его бытием. Что чего представляет – это определяется предметной деятельностью, а если точнее, то их, предмета и понятия, диалектикой. Эта диалектика показана молодым Марксом единством опредмечивания и распредмечивания в предметно-преобразовательной деятельности.
Тождество предмета и понятия раздвигается внутренними условиями предметно-преобразовательной деятельности. Их тождество обнаруживает себя на обоих полюсах: с субъективной стороны как тождество понятия предмету, с объективной – как тождество предмета своей сущности. Предметно-преобразовательная деятельность не только раздвигает пространственные и временные определения деятельностного содержания, но различает и отождествляет идеальное и реальное.
Действующий человек в определениях своей деятельности находит то, чего не ставил целью создавать, но что объективно возникает в его деятельности - как ее условие и возможность ее осуществления. Идеальное, чувственно не данное, представлено в активных формах субъекта и объективно обособляется как самостоятельный мыслительный процесс. Эти идеальные формы есть формы представления, и без представленности их в активности человека, они как отношения функциональные вообще не существуют. Ильенков настойчиво говорит, что идеальные отношения, обособляемые нашей мыслью как отношения представленности между двумя предметами, на самом деле предполагают субъекта. Нет никакого отношения между золотом и холстом, если нет субъекта, деятельность которого приводит в движение это идеальное соотношение.
Представленное есть идеальное. Человек представляет то, чего в качестве ощущаемого нет, но представляет только потому, что объективно в контексте общественного производства человеком самого себя, вне сознания человека, как форма взаимоотношения вещей, представленность одного через другое стала обязательно-необходимой формой бытия человеческой действительности. Здесь материализм в понимании идеального. И логически это объективное отношение первично, ибо предметно-объективная содержательная деятельность как реальный процесс порождает и содержит в себе идеальное отношение. Но идеальное как всеобщая форма, как форма, многообразно опосредствующая деятельностный процесс, осуществляющий человеческие цели, как форма, представляемая знаково-символической, языковой деятельностью – это идеальное, уже выраженное в своей внутренней логической форме, обособляется от реальной деятельности и становится всеобщей, отделившейся от труда, формой мышления.
Первое фундаментальное разделение труда, умственного и физического, мышления и бытия, и породило иллюзию господствующей позиции мышления. Философский идеализм возникает потому, что идеальное (мышление) оказалось непонятым ни по своей природе, ни по своей действительной роли в общественно-человеческом бытии. Нет кого-либо другого, кроме Маркса и Ильенкова, ясно объяснивших идеальное. И мало есть кого-либо, кто бы понял, и тем самым включил в свои философские и психолого-педагогические исследования идеальную форму, разработанную Ильенковым.
Абсолютно необходимым моментом в содержании деятельности является самосознание человека, способного удержать собой любую представляемую форму. Самосознание как отношение к себе есть условие полагания любого своего отношения к внешнему миру. Чего не может сделать никакой предмет сам по себе. Роль любого элемента в бытии и движении целого мы можем представить как функцию, но эта функция не выражает идеального отношения, все отношения внутри естественно-природного образования имеют естественно-природные определения.
Идеальное отношение задается деятельностью и выражает общественные связи человека. Но эта функция кажется принадлежащей субъекту. На самом деле эта функционально-идеальная связь возникает внутри деятельности, и возникает, и существует как необходимая форма, необходимое отношение. Вне этой идеальной формы деятельность вообще неосуществима. Самой этой формы нет, когда нет деятельности, когда нет реального предметно-преобразовательного процесса.
Но деятельность есть только как деятельность человека, человек – субъект этой деятельности. Субъектность – форма активности человека, выстраивающая и удерживающая весь содержательный состав деятельностного процесса, знает его с момента целеполагания до момента завершения в осуществлении цели. Здесь нет ничего, что не имело бы идеального образа. Но идеальное не проявляет себя субъекту как объективно существующее, человек воспринимает действительность в реальных предметных формах, и смыслы, живущие там, для воспринимающего сознания срослись с предметностью.
Это наглядно проявляется в языческой культуре и в культуре языка. Чтобы понять идеальное как объективную форму, надо предпринять усилие и его, это идеальное, отделить от реального. А «процедура» этого отделения завершается убеждением, что идеальное принадлежит индивидуальной человеческой душе. Тут не надо объяснять, что это иллюзия. Но к утверждению А. Ф. Лосева, что мир человека - сплошной миф, надо прислушаться. Идеальный образ в деятельностном процессе всегда «тонет» в реальных предметных формах, один предмет обнаруживает себя через другой, и не обязательно через их реальную природно-физическую связь, а через связь, отношение идеальное: предмета в поле чувственного восприятия нет, а он есть, есть идеально, о его бытии говорит другой воспринимаемый нами предмет. Деньги представляют мир товаров, в товаре я вижу золото. Невидимая вещь становится видимой только через форму мышления, т.е. через логически выстроенную идеальную, представляющую форму. Это логическое выстраивание осуществляется формой самой деятельности, самого материального процесса, так или иначе осуществляющего практическую жизнь человека. Потому Ильенков и дает определение мышления как всеобщей идеальной формы деятельности.
Особенность всеобщей формы деятельности как мышления в том, что мышление тогда только осознается как мышление, когда оно абстрагировалось и противоположило себя реальному процессу. И здесь оно, мышление, идеально. Потому что оно представлено, представлено всеобщей формой предметно-преобразовательной деятельности. И мышление своей формой, существующей через культурно-историческую предметность, отражает, выражает, представляет своим специфическим логическим движением объективную действительность в любом ее содержании.
Человеческая предметно-практическая деятельность, преобразуя объект, выявляет такие характеристики, такие определения действительности, которые не лежат на поверхности, доступной чувственности, но которые определяют характер и способ самой этой деятельности. Вещь поэтому дается человеку не просто в чувствах, а в формах его предметно-практической деятельности. Всеобщие, универсальные способы этой деятельности и выступают как формы мышления, содержащие в себе момент абсолютной истины - абсолютные пределы самой действительности. Но познание здесь всегда имеет дело с явлением идеального, исходная суть которого – представленность одного через другое. Оптика глаза дает не то, что видит мышление. Созерцание золота в прямом смысле осуществимо только в физике и химии, в общественной практике – это нечто совершенно другое. Нам дано не просто стоимостное соотношение меры золота и меры холста – в этом и сквозь этот общественно-экономический факт нам развернулся объективный процесс диалектики материального и идеального.
Заключение
Форма деятельности, отделившись от деятельности реальной и представ в ее чистой идеальной форме как форма мыслящего движения, в этом мышлении видит сама себя, видит свою ограниченность, свои потенции, и понимает свои реальные начала и концы. И сознает свое превосходство над любым преходящим явлением-процессом, сохраняет себя в форме всеобщности, – потому что опору видит не в случайной единичности, а в своей собственной истории, соотносимой с общественно-исторической действительностью в ее развитии.
Путь в эти пласты мировой культуры мышления – это большая дорога по полям исторических событий. События эти не только в масштабных социальных сдвигах, но и в сдвигах внутри мыслящей способности человечества. Эти сдвиги случаются в формах удивляющих взлетов, но много лет пройдет, пока круги от упавшей в мир мысли достигнут периферии. Пульсирующими толчками история продвигается вперед, не всегда сознавая, что впереди, что сзади. Путающееся в своих противоречиях человечество разрывает живую ткань бытия и потом пытается тщательно эти дыры зашить новыми нитками. Случаются провалы до доисторических времен, до голодной смерти, но цивилизирующий себя мир сознательно ум умнее не делает.
Мышление сдвигается туда, куда сдвигается форма человеческой жизни. По всему пространству исторического бытия горят огоньки мысли, кажется, что сегодня технический прогресс сделал культуру всеобщей, но бытие, организующее мысль, сохраняет «периферию» в развитии индивидуально-личностных форм. Школа должна учить мыслить [3], говорит Ильенков шестьдесят лет назад. Но в школе, в сфере мышления, относительно самого этого мышления представления остаются периферийно-доисторическими.
Иллюзией будет считать, что Ильенков пишет понятным языком. Выраженный словом образ предмета столь же сложен, сколь сложен предмет, говорит Ильенков. «Понятные слова» совсем не гарантия того, что понимаема мысль. Попробуйте понять Спинозу с его «геометрическим способом», поймите Гегеля с четко отработанной философской терминологией – по поводу гегелевского языка анекдоты ходят. Гераклит оказался «темным» на всю последующую историю. А об Ильенкове за каждым углом слышишь, что он пишет прекрасным, ясным, доступным, увлекающим вашу мысль языком. И как будто нет там никакой философской терминологии, гераклитовской парадоксальности, все понятно. Попросите математика понятным вам языком изложить математические теоремы и уравнения. Тут у вас даже иллюзий не возникнет – возникнет ясное понимание, что понять, увы, ничего нельзя. А в философии уверенно идут по пути самообмана как по истине. Пока не найдут сил ума войти в истины ильенковской философии.
Истина в философии Ильенкова схвачена принципом тождества бытия и мышления, который он называл паролем на вход в философию.
Литература
1. Ильенков Э. В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. М., Политиздат, 1974.
2. Ильенков Э. В. Философия и культура. М., Политиздат, 1991.
3. Ильенков Э. В. Школа должна учить мыслить // Народное образование, № 1, 1964. Приложение.
4. Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994.
5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II. М., Политиздат, 1969.
6. Платон. Соч., в 3-х томах, М.: Мысль, 1968-1972.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
