В силу исторических, социокультурных, языковых, гуманитарных и многих других факторов Ибероамерика достаточно органично включает в себя Испанию и Португалию, а также государства Латинской Америки, или, как нередко обозначают этот район мира – Латино-Карибской Америки (ЛКА). Связи государств Пиренейского полуострова и ЛКА настольно прочны и многогранны, что позволяют ставить вопрос о тенденции к формированию ибероамериканского политического и экономического пространства, своего рода макрорегиона, попыткой создания которого в начале 1990-х годов стал проект Ибероамериканского сообщества наций (ИСН). На первоначальном этапе в нем приняли участие Испания, Португалия и 19 латиноамериканских государств, а затем присоединилась Андорра [11. С. 243-302].
Реальность Ибероамерики соткана из множества экономических и социально-политических нитей, которые будут оказывать существенное влияние на ее будущее. Эта реальность до кроев заполнена исключительно важными, разнонаправленными и одновременно драматическими событиями. В последние десятилетия ибероамериканские страны прошли через этап диверсификации своих международных отношений, беспрецедентно расширили пространство внешнеполитических и внешнеэкономических связей, пережили времена значимого общественного подъема и сильных финансово-экономических и социально-политических потрясений, не раз оказывались в тисках кризисов и в эпицентре «идеального шторма», вплотную столкнулись с жестким императивом проведения структурных и институциональных реформ. Целый ряд ибероамериканских государств вошел в число стран, максимально пострадавших от пандемии COVID-19 [14, 20].
Тернистый путь в ХХI век
Ученым-обществоведам старшего поколения, занимающимся проблемами Ибероамерики, выпал завидный научный жребий быть свидетелями нескольких значимых переломов трендов – исторических поворотов в иберийских и латиноамериканских странах, происходивших на разных уровнях и в различных формах, носивших порой противоположную политико-идеологическую окраску, но всегда кардинально менявших привычный облик этих государств, корректирующих их позиции и роль в мировой экономике и политике, место в процессах глобализации.
Указанные повороты зачастую были настолько значительными, что приковывали к себе всемирное внимание, помещались в фокусе жарких теоретических дискуссий и приоритетного международно-политического дискурса. Они ставили перед отечественными профессионалами научного знания непростые задачи осмысления и интерпретации складывающейся новой реальности, а на этой когнитивной основе – выхода на принципиально важные глобальные вопросы современности, проблемы, непосредственно связанные с продвижением на мировой арене стратегических интересов сначала Советского Союза, а затем – Российской Федерации.
Включив историческую память, расставим вехи в траектории развития ибероамериканских стран, ретроспективно рассмотрим реперные точки их опыта общественных трансформаций и кратко (пунктиром) охарактеризуем основные переломные моменты. Подчеркнем, что во второй половине XX в. ход исторического времени на Пиренейском полуострове и в Латинской Америке резко ускорился, Ибероамерика вступила в эпоху быстрой политики, когда в течение нескольких десятилетий перемены буквально следовали одна за другой [5, 8].
Первый социально-политический поворот в латиноамериканском регионе, прочно запечатленный в общественном сознании, был связан с Кубинской революцией и запуском администрацией Дж. Кеннеди широко разрекламированной программы «Союз ради прогресса». Этот сдвиг произошел в самом начале 1960-х гг., был отмечен лобовым и бескомпромиссным столкновением революционной (с ориентацией на строительство социалистического общества) и буржуазно-реформистской моделей развития и обозначил выход региона из зоны международно-политической полутьмы в бурные воды геополитики. Два десятилетия Латинскую Америку (ее не случайно тогда называли «Пылающим континентом») сотрясали революции и контрреволюции, военные перевороты и партизанские войны, массовые движения протеста и жестокие репрессии властей. Итогом этого бурного исторического отрезка времени явилось закрепление Кубы в роли ключевого военно-политического союзника и экономического партнера СССР в Западном полушарии. Но одновременно последовал разрыв американо-кубинских дипломатических и торгово-экономических отношений, а вслед за этим – почти полная изоляция Острова свободы в ЛКА и проведение в странах региона спонсируемых Соединенными Штатами реформ, оставивших после себя обновленный экономический пейзаж и подготовивших будущие социально-политические трансформации.
С событиями вокруг Кубы был связан и Карибский ракетный кризис (октябрь 1962 г.), ставший кульминацией «холодной войны», апогеем глобального военно-политического противостояния СССР и США, поставивший человечество на грань ядерного Армагеддона. Совместными усилиями Кремля и Белого дома кризис был купирован, но напряженные отношения Вашингтона с Гаваной сохранились, а попытки перекрыть Кубе кислород (с помощью торгово-экономического эмбарго) продолжали отравлять международную атмосферу в Западном полушарии и в течение десятилетий служили той призмой, сквозь которую многие латиноамериканцы оценивали политику Соединенных Штатов в регионе [9]. Можно сказать иначе: противостояние Кубы и США на долгие годы «взломало» межамериканское политическое пространство и стало для вашингтонского истеблишмента вопросом национальной безопасности [30. Р. 268-307].
В 1960 г., с учреждением Центральноамериканского общего рынка, был дан старт интеграционным процессам в регионе. С того момента и до сегодняшнего дня в Латинской Америке возникло порядка 30 различных межгосударственных объединений, ставивших целью расширение торговых обменов, сопряжение экономических усилий латиноамериканских стран и их политико-дипломатическое сближение [27. Р. 65]. Развитие интеграции, по замыслу ее сторонников, должно было вызвать кумулятивный эффект: через наращивание внутрирегионального сотрудничества обеспечить ускорение хозяйственного роста и модернизацию национальных производственных структур. Однако интеграционный процесс протекал вяло, в чем проявилось патологическое отсутствие стратегического видения, которое отличало большинство авторитарных правителей и военные режимы, утвердившиеся во многих странах региона.
Иначе разворачивались события на Пиренейском полуострове. В середине 1970-х годов в иберийских странах произошли коренные политические трансформации, открывшие путь к глубоким социально-экономическим переменам и кардинально изменившие место и роль Мадрида и Лиссабона в системе международных отношений. В апреле 1974 г. «Революция гвоздик» покончила с диктаторским режимом в Португалии и ознаменовала начало мощной волны демократизации, захватившей десятки стран в Европе и Латинской Америке. Встав на траекторию демократического развития, Португальская Республика в исторически короткие сроки из отсталой европейской окраины и одряхлевшей колониальной империи превратилась в современное государство с консолидированными политическими институтами и рядом эффективно функционирующих высокоразвитых отраслей экономики [19. С. 80-83].
В 1975 г., после смерти диктатора Ф. Франко, собственный вариант общественных преобразований выбрала Испания, что приобрело контуры тройного трансформационного перехода: строительство демократической политической структуры; формирование либеральной хозяйственной системы; включение в глобальную экономику на основе открытой макроэкономической модели. Как отмечалось в коллективной монографии сотрудников Института Латинской Америки РАН, «долго сдерживавшийся потенциал перемен стал реализовываться с калейдоскопической быстротой...» [4. С. 13]. Благодаря этому Королевство Испании уже к началу XXI в. стало примером в целом успешно проведенной комплексной национальной модернизации.
В Латинской Америке начало второму переломному периоду (рубеж 1970 – 1980-х гг.) положил процесс либерализации, который смел с политической карты дискредитировавшие себя диктаторские режимы и открыл (впервые в истории региона) эпоху сравнительно устойчивого демократического развития. Позитивное значение имел переход к конституционной форме правления крупнейших южноамериканских стран – Аргентины и Бразилии, имевший демонстрационный эффект в региональном масштабе. Сложнее развивались дела в экономике, ставшей объектом рискованных экспериментов и «нырявшей» из кризиса в кризис. Вслед за «потерянным десятилетием» 1980-х, отмеченным нулевым ростом ВВП, пришли турбулентные 1990-е годы. В хозяйственной сфере этот период ознаменовался жесткими рыночными реформами, открытием ранее закрытых национальных экономик, отходом от десятилетиями проводившейся политики импортозамещения, доминированием концепций и практик неолиберализма, попытками «изгнать» государство из экономической жизни и перекроить производственные структуры региона по лекалам Вашингтонского консенсуса. Именно тогда регион стал интенсивно втягиваться в процессы глобализации [13].
Параллельно в Латинской Америке были предприняты шаги по оживлению региональной интеграции. Впавший в спячку в 1970 – 1980-е годы латиноамериканский регионализм в десятилетие 1990-х заметно активизировался. Ключевым событием явилось создание в 1991 г. Общего рынка юга (МЕРКОСУР), объединившего Аргентину, Бразилию, Парагвай и Уругвай. Другой знаковой новеллой этого периода явилось рождение ибероамериканского объединительного проекта – начало регулярных (долгое время – ежегодных) Ибероамериканских саммитов – встреч глав государств и правительств иберийских и латиноамериканских стран, ставших осью формирования ИСН. И еще один важный «штрих к портрету»: подписание в декабре 1992 г. Североамериканского соглашения о зоне свободной торговле (НАФТА) с участием США, Канады и Мексики. Тем самым Вашингтон непосредственно вмешался в интеграционные процессы в Латинской Америке и не без успеха попытался «оттянуть» на себя экономику одной из крупнейших стран региона, расширив тем самым поле торговой, финансовой и производственной деятельности собственных бизнес-структур [22].
Противоречивый характер носили макроэкономические последствия рыночных реформ 1990-х годов в Латинской Америке, поэтому их трудно подвести под общий знаменатель. С одной стороны, неолиберальные трансформации стали своего рода шоковой терапией для экономики и бизнеса, заставили их перестроиться, стать более конкурентоспособными. ЛКА на ряде направлений ощутимо продвинулась вперед, в регионе окрепли новые перспективные отрасли промышленности и сельского хозяйства, повысилось качество местной продукции, вырос экспорт. В известной мере произошло то, что Йозеф Шумпетер называл «созидательным разрушением». Вместе с тем, процесс модернизации возглавили транснациональные корпорации и банки (ТНК и ТНБ) США, Западной Европы и Японии, которые извлекли максимальные выгоды из проведенных структурных преобразований и укрепили свои позиции в латиноамериканской экономике, приняв активное участие в приватизации государственных предприятий и выдавливая частный национальный капитал из наиболее рентабельных отраслей. Латиноамериканским народам пришлось заплатить высокую социальную цену за неолиберальную передозировку и «приобщение» к глобальным правилам игры [7. С. 22-24].
Третий переломный период (пожалуй, самый короткий) родился на рубеже тысячелетий. Его «повивальной бабкой» стал фактический провал рыночно ориентированной модели развития в ее латиноамериканской версии, самым ярким проявлением чего явился крупнейший в мировой истории аргентинский дефолт по суверенным долгам 2001 г., разделивший экономическую траекторию региона на «до» и «после». В данной связи заметим, что мясорубка кризиса качнула общественные настроения и стала отрезвляющим моментом, развеявшим неолиберальные иллюзии, заставила правящие круги и бизнес-сообщество латиноамериканских стран пересмотреть устаревшие догмы, отказаться от не оправдавших себя макроэкономических рецептов. Неолиберальная модель «сломалась» на кризисе 2001-2002 годов. В Латинской Америке произошел почти тотальный пересмотр стратегической перспективы, начался поиск альтернативных вариантов подъема национальных экономик, новых схем региональной интеграционной архитектуры и отношений с окружающим миром [1].
В значительной степени по другому сценарию развивалась ситуация в иберийских странах. Начало XXI столетия Испания и Португалия встретили на волне хозяйственных и социально-политических успехов. Вплоть до мирового воспроизводственного кризиса 2008-2009 гг. иберийские экономики демонстрировали устойчивый рост, сопровождавшийся ощутимым повышением жизненного уровня основной массы населения. Особенно впечатляющих результатов добилась Испания, которая в 2000-2007 гг. по темпам прироста ВВП опережала подавляющее большинство развитых государств. Как образно писал лондонский еженедельник «Economist», «Больше десятилетия попутный ветер наполнял паруса испанского экономического галеона» [15. С. 6].
Таким образом, ибероамериканские страны вступили в XXI век с различным хозяйственным багажом: Испания и Португалия «оседлали» социально-экономический подъем, тогда как большинство латиноамериканских государств столкнулись с серьезными трудностями. Однако бурные события первых десятилетий текущего столетия вызвали к жизни новые внутренне противоречивые явления, «спутали все карты», и Ибероамерика в очередной раз пережила весьма болезненный перелом трендов общественного развития.
Ибероамериканские страны в кризисных тисках
В первые десятилетия XXI века, отмеченные разрушительными эффектами кризиса 2008-2009 гг. и последовавшей мировой рецессии, иберийские страны перешли на понижательную траекторию хозяйственного роста, а Латинская Америка в попытках преодолеть глубокие внутренние кризисные явления встала на путь интенсивной диверсификации внешних политических и торгово-экономических связей [6]. В результате латиноамериканские государства беспрецедентно расширили и углубили сотрудничество с новым глобальным игроком – Китаем, ставшим сильным конкурентом США к югу от Рио-Гранде.
Знаковые подвижки произошли и в отношениях ибероамериканских стран с Российской Федерацией. Можно констатировать, что Россия и государства Ибероамерики (в первую очередь, ЛКА) по многим политико-дипломатическим, торгово-экономическим и военно-техническим вопросам «нашли общий язык», расширили диапазон взаимодействия в самых разных форматах и в целом ряде случаев вышли на уровень стратегического партнерства. Позитивный опыт этого сближения, несмотря на все сложности, проблемы и препятствия, можно характеризовать как «большую игру», в которой результат зависит не только от уже сделанных ходов, но и от тех, которые партнерам еще предстоит сделать в настоящем и будущем [16].
Однако глубокая встроенность стран Ибероамерики в процессы неолиберальной глобализации принесла не только ощутимые дивиденды (увеличение притока иностранных инвестиций, расширение рынков сбыта, технико-технологическое обновление местных производств и т. д.), но и определенные издержки, усугубила риски внешних шоков. В частности, латиноамериканские и иберийские экономики стали крайне восприимчивыми к перепадам международной финансово-экономической и торговой конъюнктуры. Вследствие этого, начавшееся в конце 2010-х годов глобальное замедление экономического роста распространилось и на ибероамериканские страны. Это, прежде всего, выразилось в торможении прироста ВВП, что отчетливо проявилось в 2018-2019 годах (см. таблицу 1).
Таблица 1
Динамика изменения объема ВВП (%)
Страны | 2013 | 2014 | 2015 | 2016 | 2017 | 2018 | 2019 |
Мировой ВВП | 3,5 | 3,5 | 3,4 | 3,3 | 3,8 | 3,5 | 2,8 |
Развитые государства | 1,4 | 2,1 | 2,4 | 1,8 | 2,5 | 2,2 | 1,7 |
Испания | -1,4 | 1,4 | 3,8 | 3,0 | 2,9 | 2,4 | 2,0 |
Португалия | -0,9 | 0,8 | 1,8 | 2,0 | 3,5 | 2,6 | 2,2 |
Развивающиеся страны | 5,1 | 4,7 | 4,3 | 4,5 | 4,8 | 4,5 | 3,7 |
Латинская Америка | 2,9 | 1,3 | 0,4 | -0,6 | 1,4 | 1,1 | 0,0 |
Аргентина | 2,4 | -2,5 | 2,7 | -2,1 | 2,8 | -2,6 | -2,1 |
Бразилия | 3,0 | 0,5 | -3,5 | -3,3 | 1,3 | 1,3 | 1,1 |
Венесуэла | 1,3 | -3,9 | -6,2 | -17,0 | -15,7 | -19,6 | -35,0 |
Колумбия | 5,1 | 4,5 | 3,0 | 2,1 | 1,4 | 2,5 | 3,3 |
Мексика | 1,4 | 2,8 | 3,3 | 2,6 | 2,1 | 2,2 | -0,3 |
Перу | 5,8 | 2,4 | 3,3 | 4,1 | 2,5 | 4,0 | 2,2 |
Чили | 4,0 | 1,8 | 2,3 | 1,7 | 1,2 | 4,0 | 1,1 |
Источник: [25. Р. 141-146].
Особенно тяжелое положение сложилось в Латинской Америке, где на региональном уровне в 2019 г. был зафиксирован нулевой рост, а такие крупные экономики как Аргентина и Мексика продемонстрировали снижение объема ВВП.
Следующим сильнейшим ударом явилась пандемия COVID-19. С уверенностью можно констатировать, что в условиях эпидемии коронавируса в большинстве государств Ибероамерики кризисные явления, уже ставшие печальной банальностью, приобрели новый, временами зловещий характер. Наглядной иллюстрацией явилось обвальное падение ВВП в 2020 г.: в Португалии – на 10%, Испании – на 12,8%, в регионе ЛКА – на 8,1% [2. Р. 142-145]. В этом, на наш взгляд, также проявился глобальный подтекст экономических и социально-политических процессов, протекающих в иберийских и латиноамериканских странах.
Эпидемия коронавируса, буквально захлестнувшая крупнейшие ибероамериканские государства, до предела обострила имеющиеся противоречия, усугубив и без того непростые проблемы их экономического и социально-политического развития.
Для иберийских и (особенно) латиноамериканских государств коронакризис стал своего рода «кризисом внутри кризиса» – синтетической и многогранной угрозой. Прежде всего, это, безусловно, был санитарный кризис. В таком смысле он явился как бы внешним (экстернальным) по отношению к социально-экономической сфере. Но, однажды начавшись, коронакризис «перешагнул» через границы здравоохранения и стремительно приобрел макроэкономическую коннотацию, стал одновременно кризисом спроса и предложения: спрос упал в связи с сокращением доходов большой части населения практически всех ибероамериканских стран, а предложение – в результате временного закрытия тысяч предприятий и остановки многочисленных производств (lockdown) [23].
Пандемия COVID-19, выявив в странах Ибероамерики серьезные структурные и организационные слабости национальных систем здравоохранения, послужила катализатором негативных трендов, явилась суровым экономическим и социальным испытанием для обеих иберийских и большинства латиноамериканских стран, включая все наиболее крупные и развитые в хозяйственном отношении. Подчеркнем, что даже по официальным данным ибероамериканские государства плотно сконцентрировались в списке стран мира, в максимальной степени пораженных COVID-19. В частности, по данным на 1 января 2021 г., в списке топ-20 «государств-жертв коронавируса» фигурировали Испания, Бразилия, Аргентина, Колумбия, Мексика и Перу по числу инфицированных (около 15,4 млн человек или свыше 18% общемирового показателя), а также – по количеству умерших (суммарно почти 500 тыс. человек или более 27% общемирового показателя). И это при том, что на всю Ибероамерику приходится порядка 8% населения Земли.
Борьба с коронавирусом потребовала от ибероамериканских стран колоссального напряжения сил и значительных дополнительных расходов из государственного бюджета. Например, в 2020 г. Испания для смягчения только прямых негативных социальных последствий от COVID-19 (создание так называемого «социального щита») затратила свыше 35 млрд евро. Кроме того, крупные суммы были предназначены на поддержку бизнеса [28]. Суммарные ресурсы, направленные на борьбу с коронакризисом в Аргентине, составили порядка 6% ВВП этой страны, а в Бразилии, где сложилась особенно тяжелая ситуация, данный показатель достиг 12% [24].
Указанные выше факторы, как представляется, будут определять и значительную растянутость во времени процесса выхода ибероамериканских государств из коронакризиса и состояния общей депрессии. Вряд ли стоит ожидать скорого экономического отскока по сценарию V. Более вероятен длительный и сложный восстановительный период (сценарий U или L), способный подготовить очередной перелом трендов общественного развития на пути приспособления Ибероамерики к жестким правилам геоэкономической и геополитической игры в XXI веке. Но нельзя исключать и гистерезисную модель с частичным, а не полным восстановлением экономической и социальной сферы. Это именно тот вызов, на который должна ответить меняющаяся Ибероамерика в обозримом будущем.
Возможности Ибероамерики в постковидном мире
В последние годы в режиме реального времени в мире почти повсеместно радикально трансформируется внутриполитическая обстановка, то тут, то там вспыхивают острые социальные конфликты, с завидной регулярностью лихорадит товарные и финансовые рынки. Резкие перепады характеризуют цены на сырье и продовольствие, интенсивно форматируются альтернативные направления внешних связей, строятся и параллельно распадаются стратегические и ситуативные альянсы, множатся очаги международной напряженности, вспыхивают вооруженные трансграничные столкновения. Государственные органы и социумы вынуждены противостоять новым вызовам, главным из которых в начале третьего десятилетия XXI в. явился бич человечества – пандемия коронавируса COVID-19.
Ибероамерика не стала исключением, она изменялась и изменяется вместе с меняющимся миром как неотъемлемая часть огромного пазла – глобальной геоэкономической и геополитической головоломки. При этом далеко не всегда скорость и точность реакции правящих кругов иберийских и латиноамериканских государств на возникавшие вызовы были адекватными. За примерами далеко ходить не надо. Это и мировой кризис 2008-2009 гг., резко затормозивший хозяйственный рост, и широкая волна массовых протестных выступлений, прокатившаяся в 2019 г. по Латинской Америке, и эпидемия коронавируса, до предела обострившая имеющиеся противоречия, усугубившая проблемы экономического и социально-политического развития ибероамериканских стран [18].
На Пиренейском полуострове пандемия однозначно акцентировала историческую значимость интенсивного хозяйственного и научно-технического сближения Испании и Португалии, усиления взаимосвязанности их экономик, прежде всего, в отраслях, определяющих магистральный путь инноватизации и цифровизации. В Латинской Америке коронакризис во главу угла поставил задачу активизации региональных интеграционных процессов, решительного преодоления существующих политико-идеологических разногласий, которые стали препятствием на пути латиноамериканского сотрудничества, а на фоне нынешних глобальных вызовов кажутся откровенно второстепенными и контрпродуктивными. И, разумеется, сверхзадачей выступает качественное развитие межрегионального ибероамериканского проекта, преодоление возникшей в кризисные годы паузы, запуск очередного, более продвинутого этапа ибероамериканского взаимодействия.
Есть ли для этого нового старта фундаментальные условия и необходимые предпосылки? Представляется, что есть. В последнее десятилетие исследователи все чаще обращают внимание на такой перспективный феномен международной жизни, как динамичное складывание транснациональных пространств – обширных регионов (мегарегионов), характеризуемых наличием развитых политических и экономических связей, а также институтов и механизмов, обеспечивающих широкое взаимодействие на различных уровнях и в разных областях [10]. Со многих точек зрения, указанный тренд – своего рода ответ на кризис, переживаемый неолиберальной глобализацией.
На наш взгляд, Ибероамерика вполне подпадает под определение транснационального пространства в стадии формирования и вплоть до мировых кризисных потрясений в целом эволюционировала в направлении образования особой ибероамериканской подсистемы международных отношений [12]. Из числа факторов, детерминировавших ее конфигурацию и архитектуру, можно выделить следующие:
- § История. Будущую межрегиональную трансатлантическую подсистему могут образовать государства, связанные между собой тесными историческими узами. На это указывают, в частности, отношения в рамках Ибероамериканского сообщества наций, которые накладывались на глубокие пласты вековых взаимодействий между бывшими метрополиями (Испанией и Португалией) и колониями (латиноамериканскими нациями).
- § Культура. В культурном отношении иберийские и латиноамериканские государства чрезвычайно близки, можно сказать, родственны. Это – моноцивилизационный район мира. Культурная однородность подсистемы существенно облегчает стилистику общения первых лиц стран ибероамериканского мира и представителей бизнес-сообществ, делает ее менее формальной и более свободной.
- § География. С географической точки зрения ибероамериканское транснациональное экономическое и политическое пространство представляет собой сложную континентально-океаническую структуру, занимающую огромные территории и расположенную в двух важнейших мировых регионах – атлантическом и тихоокеанском.
- § Экономика. В большинстве своем Ибероамерику составляют страны, чей экономический потенциал еще далеко не реализован. Вместе с тем, этот мегарегион располагает всем необходимым, чтобы не только удерживать, но и расширять свои позиции в мировой экономике: растущую и сравнительно квалифицированную рабочую силу; разнообразные природные ресурсы, включая критически важные энергоносители и продовольственные товары; емкие и расширяющиеся рынки; уникальные технологии. Уже сегодня на пространстве Ибероамерики созданы крупные трансграничные производственно-экономические комплексы: иберийский (Испания – Португалия), североамериканский (Мексика – США), южноамериканские (государств-членов МЕРКОСУР и Тихоокеанского Альянса), открылись новые возможности для ускорения инновационного развития [3],
- § Глобализация. В силу сложившихся исторических условий иберийские страны, благодаря сделанным географическим открытиям, сыграли выдающуюся роль в развертывании процессов интернационализации экономики государств Европы, «втянули» в международные торгово-экономические обмены громадные пространства в Азии, Африке и Западном полушарии. При этом в конце XX в. Испания и Португалия вошли в число бенефициаров неолиберального этапа глобализации, тем самым наверстав упущенные в годы правления диктаторских режимов экономические возможности. Намного сложнее дело обстояло в ЛКА, где сформировалась такая модель участия стран региона в системе мирохозяйственных связей, которая (в обобщенном виде) предполагает сохранение роли латиноамериканских государств как поставщиков на мировой рынок преимущественно сырьевых и продовольственных товаров, реципиентов капиталов иностранных компаний, младших партнеров развитых держав. В целом речь идет о пассивной роли латиноамериканского региона в процессах глобализации [21].
- § Геополитика. Для складывающейся ибероамериканской подсистемы международных отношений характерна асимметричная региональная биполярность, которая во многом определяет взгляд ибероамериканских государств на окружающий мир. Отсюда – отличия в подходах к ряду мировых проблем Испании и Португалии, с одной стороны, и большинства латиноамериканских стран, с другой. Но и в самой Латинской Америке просматриваются различные геополитические ориентации, отражающие разнонаправленность векторов внутреннего экономического и политического развития, а также уровень и характер отношений с главной державой Западного полушария – Соединенными Штатами и новыми центрами силы, прежде всего, с Китаем.
С учетом сказанного можно констатировать, что Ибероамериканское сообщество наций (как оно мыслилось на начальном этапе) – это потенциальное межрегиональное пространство многовекторных связей и разноуровневого партнерства, которое в состоянии концептуально и практически выражать и подпитывать тенденцию к сближению иберийских и латиноамериканских государств.
До настоящего времени ибероамериканский мегарегионализм воплотился преимущественно в экономико-финансовых (через интенсивные межкорпоративные связи) и культурно-образовательных формах. Актуальной задачей остается вовлечение максимального количества стран в процессы динамичной, устойчивой и целенаправленной модернизации, смещение центра тяжести происходящих на данном пространстве процессов в сферу комплексного инновационного развития, основанного на национальных и зарубежных технических достижениях. Для этого необходимо теснее соединить ибероамериканские государства плотной сетью торгово-экономических, инвестиционных, научных, технологических и политических связей, двинуть вперед евро-латиноамериканское сотрудничество. Стратегической целью может быть завершение процесса формирования ИСН, превращение Ибероамерики в одну из несущих конструкций формирующегося полицентричного миропорядка. В этом случае Испания и Португалия будут одновременно представлены в двух центрах новой мировой системы – в ЕС и ИСН. Как отмечал директор института Ибероамерики университета Саламанки Франсиско Санчес, данное обстоятельство в исторической перспективе может дать Мадриду и Лиссабону важные геоэкономические и геополитические шансы [29].
Следует также отметить тренд, направленный на расширение ибероамериканского цивилизационного пространства, в частности, за счет массовой латиноамериканской эмиграции в США, где так называемые «латинос» (выходцы из Испании и стран ЛКА), образуют самое многочисленное этническое меньшинство, превышающее 60 млн человек, из которых свыше 32 млн имеют право голоса. Разумеется, возрастает и их роль в политической жизни Соединенных Штатов, примером чему стали последние президентские выборы. На них 68% проголосовавших «латинос» поддержали Джозефа Байдена, по существу, обеспечив победу демократического кандидата [31]. Далеко не случайно на пост вице-президента Дж. Байден выбрал сенатора от Калифорнии Камалу Харрис, имеющую не только индийские, но и карибские корни (в скобках заметим, что ее место в сенате занял сын иммигрантов из Мексики Алекс Падилья).
В современном мире формируется новый глобализм, в контексте которого Ибероамерика может (и должна) попытаться расширить свое присутствие в международной экономике и политике. Но для этого необходимо придать ибероамериканскому сотрудничеству эффективность и жесткость третьего десятилетия XXI века, что позволит иберийским и латиноамериканским странам успешнее конкурировать на мировых рынках и в глобальном масштабе добиваться продвижения собственных интересов.
Можно утверждать, что кризис 2008-2009 гг., а затем и негативные эффекты пандемии COVID-19 подвели черту под первоначальным периодом в целом успешной реализации ибероамериканского проекта и стали точкой отсчета нового политического времени, началом более сложного и противоречивого этапа в развитии сотрудничества в рамках ИСН, протекающего на фоне экономической турбулентности и коронакризиса. Но констатация возникших проблем и трудностей – не повод для пессимизма, а стимул для продуманных и активных действий, нацеленных на очищение элит, инноватизацию производственных структур, возрождение и модернизацию региональных и межрегиональных институтов и механизмов.
Все названные факторы оказали свое воздействие на отношение к ибероамериканским странам со стороны Российской Федерации, в той или иной степени повлияли на взаимодействие России с государствами Ибероамерики: старые правила все хуже работали в новых реалиях. Например, несмотря на политическую поддержку со стороны государства, российскому бизнесу в первые десятилетия XXI в. далеко не полностью удалось реализовать имевшиеся возможности для продвижения своей технологической продукции на латиноамериканские рынки [17].
В настоящий период фундаментальное значение приобретет, на наш взгляд, интенсификация всего комплекса связей РФ с иберийскими и латиноамериканскими государствами. Критически важно окончательно преодолеть тот спад, который был детерминироваан глобальными потрясениями и внутренними проблемами середины и конца 2010-х годов.
Пандемия коронавируса, вызвавшая исключительно широкий по географическому охвату и беспрецедентный по глубине коронакризис, дала повод взглянуть на реалии российско-латиноамериканского взаимодействия под новым углом зрения. Главное – для стран латиноамериканского региона ощутимо повысилась значимость сотрудничества с теми государствами, которые стали пионерами в разработке вакцин от коронавируса COVID-19. В данном контексте следует упомянуть тот интерес, который вызвала в Латинской Америке регистрация в Российской Федерации первой отечественной вакцины Спутник V. Об этом уведомили официальные представители Аргентины, Бразилии, Венесуэлы, Кубы, Мексики и других стран региона. И дело не ограничилось декларациями. Как заявила замминистра здравоохранения Карла Виссотти, уже к началу 2021 г. Аргентина вакцинировала свыше 200 тыс. человек российской вакциной [2].
Таким образом, в отношениях Российской Федерации со странами Латинской Америки в постковидный период могут открыться новые и многообещающие горизонты сотрудничества в той области, которая в наши дни (без каких-либо преувеличений) приобретает первостепенное значение.
С Испанией и Португалией акцент должен быть сделан на общей заинтересованности вывести из глухого тупика отношения России с Европейским союзом, «изгнать» политику из сферы торгово-экономического взаимодействия, закончить непрекращающуюся «войну санкций», открыть дополнительный спектр возможностей для деловых кругов, в первую очередь – занятых в высокотехнологичных отраслях. Только так можно в полной мере реализовать имеющийся огромный потенциал взаимодополняемости экономик РФ и ЕС и преодолеть их растущее отставание от мирового хозяйственного авангарда. Мадрид и Лиссабон, будучи заинтересованы в российском рынке, могут сыграть заметную роль в достижении этой стратегической цели [32].
* * *
Пример Ибероамерики говорит о том, что в последние десятилетия окружающий нас мир стремительно меняется, темп политических и социально-экономических перемен в большинстве стран всех континентов заметно возрос, уровень предсказуемости международных процессов ощутимо снизился, а коридор геостратегических возможностей национальных государств в глобальной экономике и мировой политике во многих случаях становится более узким. Страны Ибероамерики не остались в стороне от этих процессов, они изменялись в русле глобальных перемен, практически всегда находились в водовороте мировых потрясений.
Литература
- Бобровников А. В., Теперман В. А., Шереметьев И. К. Латиноамериканский опыт модернизации: итоги экономических реформ первого поколения. М.: ИЛА РАН, 2002.
- Более 200 тысяч аргентинцев привились «Спутником V». 15.01.2021. – https://ria.ru/20210115/vaktsina-1593267028.html (accessed 16.01.2020).
- Возможности и пределы инновационного развития Латинской Америки (отв. ред. Л. Н. Симонова). М.: ИЛА РАН, 2017.
- Испания: траектория модернизации на исходе двадцатого века (под ред. В. М. Давыдова). М.: ИЛА РАН, 2006.
- Испания и Португалия в эпоху глобальных трансформаций (отв. ред. Н. М. Яковлева). М.: ИЛА РАН, 2017.
- Латино-Карибская Америка в контексте глобального кризиса (под ред. В. М. Давыдова). М.: ИЛА РАН, 2012.
- Латинская Америка на пути экономической модернизации (отв. ред. Л. Н. Симонова). М.: ИЛА РАН, 2013.
- Мартынов Б. Ф. История международных отношений стран Латинской Америки (XX-начало XXI вв.). М.: НАВОНА, 2008.
- Микоян С. А. Анатомия Карибского кризиса. М.: Academia, 2006.
10. Транснациональные политические пространства: явление и практика (отв. ред. М. В. Стрежнева). М.: Весь Мир, 2011.
11. Яковлев П. П. Глобальные головоломки: Ибероамерика в меняющемся мире. М.: ИЛА РАН, 2020.
12. Яковлев П. П. Иберо-Американское сообщество наций в формирующемся миропорядке // Латинская Америка, 2016, № 8.
13. Яковлев П. П. Импортозамещение в Аргентине // Мировая экономика и международные отношения, 2016, т. 60, № 5.
14. Яковлев П. П. Испания в «красной зоне». Политическая перезагрузка в условиях пандемии // Свободная мысль, 2020, № 4 (1682).
15. Яковлев П.П. Испания: период экономического кризиса и политических испытаний. М.: ИЛА РАН, 2009.
16. Яковлев П.П. Россия и Латинская Америка в контексте глобального напряжения // Мировая экономика и международные отношения, 2016, т. 60, № 11.
17. Яковлев П.П. Россия – Латинская Америка: стратегия прорыва на рынки несырьевой продукции // Латинская Америка, 2017, № 12.
18. Яковлев П.П., Яковлева Н.М. Протестный потенциал Латинской Америки: региональный срез глобального феномена // Мировая экономика и международные отношения, 2020, т. 64, № 7.
19. Яковлева Н.М. Португалия: история политической модернизации. М.: ИЛА РАН, 2016.
20. Яковлева Н.М., Яковлев П.П. Латинская Америка: дорога к коронакризису // Контуры глобальных трансформаций: экономика, политика, право, 2020, т. 13, № 5.
21. Ocampo J. Una historia económica de América Latina desde la independencia. Desarollo, vaivenes y desigualdad. Madrid: Secretaría General Iberoamericana, 2011.
22. Desarrollo e integración en América Latina. Santiago: CEPAL, 2016.
23. El-Erian M. Las cuatro etapas del impacto económico del coronavirus // Cinco Días. Madrid, 29.02.2020.
24. IMF. Policy Responses to COVID-19. October 24, 2020. – https://www.imf.org/en/Topics/imf-and-covid19/Policy-Responses-to-COVID-19 (accessed 29.10.2020).
25. IMF. World Economic Outlook. A Long and Difficult Ascent. October 2020. Washington: International Monetary Fund, 2020.
26. Johns Hopkins University. Coronavirus Resource Center. Available at: https://coronavirus.jhu.edu/ (accessed 02.01.2021).
27. Los desafíos del desarrollo en América Latina. Dinámicas socioeconómicas y políticas públicas. Paris, Institut des Amériques, enero de 2014.
28. Pascual Cortés R. Un escudo sin precedentes de más de 35.000 millones para evitar el derribo social // Cinco Días,.01.2021.
29. Sánchez F. Iberoamérica y Asuntos Exteriores: una cuestión de fondo y no de forma // El País, Madrid, 03.05.2020.
30. Schoultz L. National Security and United States Policy Toward Latin America. Princeton: Princeton University Press, 1987.
31. Sulbarán Lovera P. Joe Biden: como los latinos beneficiaron y perjudicaron al presidente electo al mismo tiempo. 6.11.2020. – https://www.bbc.com/mundo/noticias-internacional-54833629 (accessed 10.01.2020).
32. Yákovlev P.P. Rusia – España: las relaciones económico-comerciales // Iberoamérica, 2020, № 3.
<a href="https://fmgcnc.ru/">https://fmgcnc.ru/</a>