Вероятные модели трансформации миропорядка в контексте становления цифровой эпохи
13
6792
Понятие мирового порядка – одно из наиболее распространенных в политической теории и практике. В научный оборот его ввел в 1977 г. классик британской школы международных отношений Хэдли Булл. Ученый описал мировой порядок как «характер (состояние) или направление внешней активности, обеспечивающей незыблемость тех целей сообщества государств, которые являются для него, с одной стороны, необходимыми, с другой – жизненно важными, с третьей – общими для всех» [11]. Мы будем понимать под мировым порядком модель управления международной системой, которая наиболее полно отражает диспозицию сил мировых и региональных держав на конкретном историческом этапе. Относительно стабильный мировой порядок возникает после сильных потрясений, которые создают условия для договоренностей о новых правилах международных отношений. Примеры - Вестфальский договор, Венский конгресс, Парижский мирный договор и сформированный после Второй мировой войны биполярный мир. Последний формат прекратил свое существование с окончанием холодной войны, когда наступила эра глобального доминирования США. С началом нового тысячелетия наметились качественные изменения в превалирующем с 1990–х гг. мироустройстве. Некоторые ученые даже высказывали предположения о разрушении государственно-центристской модели организации власти. Они связывали это не только со спецификой современного этапа развития мировой политики, но также с качественными преобразованиями модели функционирования общества, обусловленными технологическим рывком человечества [1, c. 221–229]. Форсированная цифровизация социально-политической и социально-экономической реальности является важным фактором, который оказывает влияние на переход мирового порядка в новое состояние. Одновременно она является и отличительной чертой современных тенденций трансформации мироустройства, которые проявляются в различных формах межгосударственного соперничества. Зарубежные аналитики сходятся во мнении о том, то нынешние процессы конкуренции во многом обусловлены ожиданиями повышенной эффективности от внедрения инноваций в жизнедеятельность человека [3, c. 88–97]. В последние годы соперничество за обладание цифровыми ресурсами спровоцировало не только новый виток глобализации, но также возвышение одних акторов мировой политики и ослабление других. Следствием развернувшегося противоборства за достижение технологического лидерства уже стало размывание сдерживающих механизмов применения силы при повышении вероятности ее использования нетрадиционными методами, что привело к разбалансировке самого каркаса миросистемы и ослаблению ее устойчивости [10, c. 1–18]. В период распространения COVID-19 для многих государств актуализировалась дилемма обретения так называемого цифрового суверенитета. Западные эксперты даже выдвинули гипотезу, что основным долгосрочным вызовом для человечества может стать «цифровая пандемия» и ее последствия. Подобные суждения обусловлены широким и успешным опытом применения передовых технологий (прежде всего искусственного интеллекта и систем связи 5G) во время распространения нового типа коронавируса. Разрешения указанной дилеммы пока не предвидится, что обусловлено все возрастающими амбициями в мировой технологической иерархии КНР и США, которые базируются на мощном цифровом потенциале [9]. Приведенные выше явления и процессы целесообразно считать маркерами, обнажившими несоответствие формата постбиполярного миропорядка современным политическим реалиям, которые характеризуются обострением межгосударственной конкуренции в условиях всепроникающих процессов цифровизации. В зависимости от различных комбинаций традиционных и относительно новых моментов, обозначим, хотя и весьма условно, наиболее вероятные сценарии перехода мирового порядка в более или менее стабильные «стационарные состояния», которые могут стать фундаментом будущего мироустройства.
Новая однополярность Эксперты Исследовательской службы Конгресса США отмечают, что в настоящее время монополюсный (американоцентричный) миропорядок, который позиционируется также как «либеральный миропорядок» (liberal order), «открытый миропорядок» (open order) или «миропорядок, основанный на правилах» (rules-based international system), находится в предкризисном состоянии. В американской политической элите превалирует точка зрения, что такая ситуация обусловлена деятельностью Китая и России, а также других «ревизионистских держав» по пересмотру и подрыву основных принципов сложившегося в интересах Вашингтона мироустройства [24]. В начале президентства Д. Трампа в США были приняты Стратегия национальной безопасности (декабрь 2017 г.) и Национальная оборонная стратегия (январь 2018 г.). Авторы документов указывают на «новую геополитическую ситуацию», которую они называют «соперничество великих держав» (great-power competition). При этом американские власти декларируют готовность использовать всевозможные меры (экономические, политические, дипломатические, военные, ресурсы информационного пространства и пр.) для противостояния возможным противникам с целью сохранения США позиций мирового гегемона [26]. Между тем ряд специалистов в области международных отношений указывают, что «точка невозврата» для Америки уже пройдена. Так, автор концепции «мягкой силы» Джозеф Най сомневается, что «либеральный порядок» переживет трудности нынешнего этапа мирового развития. По его мнению, причина современного кризиса заключается в том, что однополярный порядок был ограничен кругом государств-единомышленников, сконцентрированных по обе стороны Атлантики и «не включал в свою орбиту страны незападного мира – Китай, Индию и государства советского блока»[23, c. 10–16]. Не исключено, что по указанной причине в деятельности нынешней администрации США прослеживается стремление трансформировать доминировавшую до недавнего времени модель миросистемы – и не обязательно с упором на либеральные ценности или при поддержке союзников и партнеров. Об этом, в частности, свидетельствует «ломка» учрежденных самим Вашингтоном после Второй мировой войны принципов «мирового общежития». Стратегия американского истеблишмента отражает понимание того, что либеральный миропорядок движется к своему закату и создавать нечто новое необходимо заблаговременно, лишь в интересах Америки, еще обладающей решающим голосом в утверждении международных реалий. Данный внешнеполитический курс вызывает неприятие европейских союзников Вашингтона, вписанных (в отличие от Китая и России) в «миропорядок, основанный на правилах» и честно действующих в его рамках. Это прослеживается в «германском манифесте», опубликованном в 2017 г. группой экспертов по внешней политике, представляющих ФРГ. В публикации отмечается, что действия Д. Трампа «ставят под угрозу мировой порядок, нанося тяжелый удар по нормативным основам западного либерализма». Авторы акцентируют внимание на целесообразности сохранения политического статус-кво во взаимоотношениях трансатлантических партнеров, однако прогнозируют дальнейшее расхождение интересов Германии и США относительно вопросов энергетической, миграционной, климатической политики и пр. [18]. Многие западные эксперты указывают на то, что кризис «либерального мирового порядка» возник задолго до избрания Д. Трампа президентом США. Так, автор критического анализа «германского манифеста» Джош Бэсби указывает, что нынешний глава Белого дома явился лишь порождением такого кризиса. По мнению Дж. Бэсби, основные причины краха либерального миропорядка связаны «с фундаментальными изменениями в мировой политике, в частности, ростом числа негосударственных акторов, фрагментацией глобального управления, появлением новых идей и норм, многие из которых не являются частью либерального проекта управления, расширением глобальной и функциональной взаимозависимости», а возврат к «либеральному порядку» является уже невозможным [12]. Дискуссии относительно будущего американоцентричного мироустройства еще более усилились в свете вспышки нового коронавируса, обострившей социальные, экономические и политические проблемы. В западном сообществе выплеснулось наружу ожидание тектонических сдвигов сложившихся ранее структур миропорядка и формирования новой геополитической расстановки сил. В фокусе внимания зарубежных политиков и экспертов оказался вопрос об ускорении эрозии глобальной мощи США ввиду их неспособности справиться с общей для человечества угрозой. Американские политологи Кёрт Кэмпбелл и Раш Доши указали, что США находятся в преддверии своего «суэцкого момента», намекая на окончательный закат Британской империи по итогам известных событий 1956 года. Аналитики обосновали свой тезис тем, что со времен Второй мировой войны влияние США определялось не только их экономической мощью, но также стабильностью системы госуправления и способностью скоординировать оптимальное распределение ресурсов в условиях кризиса. В 2020 г. Америка продемонстрировала слабость, тогда как Китай, «воспользовавшийся возникшим вакуумом глобальной власти», фактически занял позицию мирового лидера [13]. Таким образом, в западном экспертном сообществе превалирует точка зрения, что американоцентричный миропорядок близится к закату в свете динамичного упадка традиционных и возвышения новых центров силы. Вместе с тем специалисты указывают, что нестабильное и переходное состояние текущей международной ситуации учитывается вашингтонской элитой. Но ее методы становления «обновленной однополярности» слишком радикальны для государств, привыкших следовать букве международного права. Они соответствует видению нынешнего американского руководства, но не традиционных союзников и партнеров США.
Полицентричный миропорядок В странах Запада идея многополярности пока не сложилась в целостную теоретическую концепцию из-за сложности проблемы, усугубляющейся слабо прогнозируемыми последствиями динамичных геополитических, технологических и социально-экономических изменений. Однако зарубежные аналитики признают, что актуальные тенденции международной жизни не исключают установления многополярного мира в каком-либо из форматов. Они называют это по-разному: «кооперативная многополярность», «новая Вестфальская система», «многоплановый миропорядок». Вместе с тем большая часть специалистов связывает возможность полицентричности с достаточно усеченным историческим периодом. Генри Киссинджер в книге «Мировой порядок», опубликованной в 2014 г., указал на уязвимость однополярности. Он связывал это с растущей несогласованностью деятельности многосторонних институтов в условиях форсированной глобализации, а также отсутствием эффективного механизма экстренного реагирования на глобальные проблемы. Соответственно, он усмотрел возможность эволюционной (невоенной) адаптации однополюсного миропорядка в четырехстороннюю модель, которая учитывала бы базовые цивилизационные ценности и исторические традиции государств: 1. Европейская система – основанная на Вестфальской модели суверенных государств с наделением равным статусом внутри системы; 2. Исламская система – идея об общем мире на основе законов исламской религии; 3. Китайская система – традиционные идеи «срединного царства»; 4. Американоцентричная система – с привлечением сторонников напористой политики США и под их началом [2]. В 2017 г. в киссинджеровском духе сформулировал концепцию «мультиплексного мира» американский политолог индийского происхождения Амитава Ачария. Ученый описал нынешний этап мирового развития как «мультиплексный мир», в котором «элементы либерального порядка выживают, но включаются в комплекс множества пересекающихся международных порядков». Он подчеркивал, что речь идет именно о многосоставном, а не многополярном миропорядке, понимая под этим «систему с множеством модернов, где западная либеральная современность (и ее предпочтительные пути к экономическому развитию и управлению) является лишь частью того, что предлагается международному сообществу». Ученый не исключал, что мир скоро трансформируется в комплекс перекрестных, если не конкурирующих «глобализмов». Между тем на данном этапе развития возвышающиеся державы, по мнению А. Ачария, не способны форсировать переход мира в полицентричный, поэтому единственным средством для них останется сохранение действующих международных институтов [6, с. 271–285]. Современные труды американского ученого неореалиста Джона Джозефа Миршаймера также сводятся к движению к многополюсности. В статье «Обреченный на неудачу. Подъем и падение либерального международного порядка» Дж. Миршаймер выдвигает тезис о том, что в новом многополярном мире проявятся различные типы «подчиненных и взаимозависимых порядков»[22, с. 7–50]. Ученый прогнозирует, что в обозримом будущем в мире утвердится три реалистических порядка: «слабый» (thin) международный порядок и два «жестко ограниченных» (thick bounded) порядка: один во главе с Китаем, другой – с США. Формирующийся «слабый» порядок будет касаться главным образом вопросов стратегической стабильности, функционирования мировой экономики, изменений климата. Между двумя «жестко ограниченными» порядками Дж. Миршаймер полагает вероятным экономическое и даже военное противостояние. Он не исключает сохранение переплетения международных экономических связей между США и Китаем, хотя последний и «будет стремиться к чрезмерному наращиванию своей мощи». Пекин, по его взглядам, попытается создать новые институты, соответствующие его интересам, и вовлечь в свою орбиту азиатских и европейских партнеров. Главным финансовым инструментом сотворения китайского «жесткого ограниченного» порядка станет Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (Asian Infrastructure Development Bank), от участия в деятельности которого Вашингтон отказался. Соперничество между блоками Китая и США будет напоминать биполярный мир периода холодной войны, но с существенно большей автономией государств, примыкающих к полюсам. Россия попытается остаться в стороне от присоединения к проектам США и Китая и попытается создать свой порядок на основе региональных институтов под ее влиянием. При серьезном экономическом ослаблении не исключается возможность интеграции (хотя и незначительной) РФ в «жесткий миропорядок» США. Если Москва выберет сторону Пекина, то ее степень вовлеченности в «сильный ограниченный» порядок Китая будет незначительной. По мнению Дж. Миршаймера, США должны приложить усилия к тому, чтобы «вытянуть» Россию из орбиты влияния КНР и интегрировать ее в американский порядок. В подобном ключе желательную для англосаксов расстановку сил в треугольнике США – Россия – Китай анализирует британский историк Нил Фергюсон. Он обращает внимание мирового сообщества на ожидаемую в 2021 г. 50-летнюю годовщину тайной поездки Генри Киссинджера в Пекин, ставшей «ключевым моментом холодной войны»: тогда раскол в отношениях между КНР и СССР был использован, чтобы объединить Вашингтон и Пекин против Москвы. По мнению Н. Фергюсона, Д. Трампу и его преемнику необходимо заново освоить уроки дипломатии конца XX века. Окончательная цель американской стратегии 2020-х гг. должна состоять в том, чтобы зеркальным отражением маневра Г. Киссинджера разобщить российского и китайского лидеров и подтолкнуть Россию в западную конфигурацию, якобы «спасая ее от поглощения динамичным Китаем». Пока же указанные державы, наряду с Индией и ЕС, будут выступать в качестве полюсов формирующейся полицентричности[17]. Зарубежные эксперты не исключают утверждения какой-либо проекции многополюсного мира. Отмечается, что государства и международные объединения, которые смогут предложить конкурентоспособную концепцию экономического и общественно-политического развития, гарантирующую взаимоприемлемую базу для интеграции ее потенциальных участников при сохранении их национальной безопасности и цивилизационного своеобразия, смогут претендовать на роль ядра интеграции в каждом из центров многополярного мира. Однако ряд политологов опровергают жизнеспособность такой системы, утверждая, что она может стать лишь неким «переходным состоянием» к более стабильному устройству – одно– или двухполюсному порядку.
Биполярная система Авторитеты зарубежной политологической мысли признают возможность возврата мира к двухполюсному антагонизму в международных отношениях, центрами которого выступят США и Китай. Такой сценарий вряд ли повторится в его исконной форме ввиду отсутствия явного американо-китайского идеологического противостояния, присущего конфликтности СССР и США. Не меньшую роль в развитии антагонизма двух держав играет и экономическая взаимозависимость Вашингтона и Пекина, обусловленная их сильной вовлеченностью в глобальные торговые и инвестиционные процессы. Кроме того, утверждение новой биполярности может осложниться присутствием в мировой экономике и политике других центров силы, обладающих значительным геополитическим потенциалом (Евросоюз, Россия, Индия и пр.), которые не всегда будут готовы следовать моделям, предлагаемым США или Китаем. Одними из первых перспективы двухполюсного мира, основанного на американо-китайском противостоянии, описали упомянутые выше британский историк Нил Фергюсон (Chimerica = China + America, 2008 г.) и Збигнев Бжезинский («Большая двойка» – G2, 2009 г.). Хотя еще в 1997 г. Бжезинский указывал, что наиболее серьезной и долгосрочной угрозой мировой гегемонии США может стать «великая коалиция» Китая и России, «объединенная не идеологией, а взаимодополняющими обидами». Он вернулся к этому тезису двадцать лет спустя, в 2017 г.[7]. Однако вскоре его концепцию раскритиковал крупный американский китаист Орвилл Шелл. В статье «Позорный крах Кимерики», опубликованной в апреле 2020 г. в американском журнале «Форейн полиси», аналитик указал на тектонические сдвиги, вызванные коронавирусом. В качестве движущих сил этих сдвигов ученый назвал американо-китайское противоборство, - точнее, то, что Пекин вышел из кризиса коронавируса «еще более самовластным, агрессивным и склонным к конфликтам с либерально-демократическим, «основанным на правилах» порядком, тогда как Америка продемонстрировала лишь …слабость» [29]. В книге бывшего замминистра обороны США Грэма Эллисона под названием «Обреченные на войну: смогут ли Америка и Китай избежать ловушки Фукидида?» проанализированы 16 конфликтов между новой, находящейся на подъеме державой и уже существующей, которые имели место в мировой истории. В 12 случаях такое соперничество приводило к военным конфликтам, а применительно к современному противостоянию США и Китая «риски Фукидида» существенно возрастают в связи с «цивилизационной несовместимостью», усугубляющей конкуренцию держав. Подобное несоответствие якобы проявляется в глубоких разногласиях американцев и китайцев в оценке роли государства, экономики, личности, отношений между странами и даже сущностной природы времени [8]. Повышенное внимание перспективам американо-китайского противоборства уделил Нуриэль Рубини в статье «Глобальные последствия китайско-американской холодной войны». По его мнению, в обозримом будущем соперничество между США и КНР неизбежно, но обе стороны могли бы управлять этим соперничеством конструктивно, допуская сотрудничество по одним вопросам и конкуренцию по другим. Пока же в Вашингтоне отсутствует осознание того обстоятельства, что новой державе, которая находится на подъеме, должна быть предоставлена «определенная роль в формировании глобальных институтов и правил международного общения». В будущем мир разделится на два несовместимых между собой экономических блока – проамериканский и прокитайский. Исход борьбы за привлечение на свою сторону союзников (прежде всего России и Евросоюза) повлияет на то, кто в конечном итоге – США или КНР – станет мировым гегемоном [30]. Представитель китайской геополитической мысли, декан Института международных отношений в Университете Циньхуа Янь Сюэтун в статье «Эпоха непростого мира. Китайская сила в разделенном мире» также прогнозирует утверждение биполярного американо-китайского порядка. Для такого альянса будут характерны временные союзы государств, нацеленные на решение насущных проблем, а не устойчивые противостоящие друг другу блоки, разделенные несовместимой идеологией. Он полагает, что риск прямого военного столкновения между США и Китаем «ничтожно мал», соответственно, ни одна из сторон не будет выстраивать или поддерживать обширную и дорогостоящую сеть альянсов, которым ни Пекин, ни Вашингтон не способны предложить объединяющую привлекательную идею. Я. Сюэтун приходит к выводу, что в перспективе американо-китайская биполярность вряд ли будет выглядеть как «идеологический экзистенциальный конфликт по поводу фундаментального характера мирового порядка». Скорее, это примет форму конкуренции за потребительские рынки и технологические преимущества, которая выплеснется наружу в спорах о нормах и правилах торговли, инвестиций, трудоустройства, обменных курсов и интеллектуальной собственности. Взамен образования военно-экономических блоков большинство стран возьмет на вооружение «внешнюю политику двух путей», занимая сторону Америки по одним вопросам, КНР – по другим. Причем такой итог предопределен военно-экономической мощью двух государств и не зависит от того, «восстановятся ли США от лихорадки эпохи Д. Трампа и возглавят ли они новый виток устремлений к либерализму» [32]. Все чаще перспективы становления биполярности находятся в фокусе интересов американских специалистов. Надеж Роллан из Национального бюро азиатских исследований США обращает особое внимание на усиливающуюся из КНР критику современного мироустройства, что свидетельствует о попытках выстраивания Китаем фундамента новой мировой системы, которая будет функционировать в интересах этой страны, а не действующего глобального гегемона [27]. Н. Роллан отмечает, что руководство Китая не стремится взять на себя чрезмерные обязательства и якобы намерено выстроить порядок, в которой Китай пользовался бы частичной гегемонией, но в преференциальных для него сферах, прежде всего экономической. Даже при таких «усеченных» амбициях КНР путь к становлению новой системы международных отношений будет ознаменован борьбой между действующим и возвышающимся гегемонами и примыкающим к ним «лагерями». Таким образом, в обозримой перспективе не только развивающиеся, но и развитые страны станут «полем битвы» между Вашингтоном и Пекином. Соответственно, можно ожидать долговременного процесса становления двухполюсной системы, где наиболее продвинутые в отдельных областях государства постепенно разделятся на проамериканский и прокитайский блоки. С учетом выделенных китайскими властями ресурсов на изменение мировой архитектуры в отдаленном будущем можно прогнозировать не только потерю США роли глобального гегемона, но также эрозию основных «демократических» прав и свобод человека и международного права в целом. Таким образом, в последние несколько лет проявления новой биполярности усилились. К ним относится растущее давление администрации Д. Трампа на Пекин, в том числе выражающееся в попытках затруднить реализацию жизненно важной для Китая инициативы геополитического масштаба «Пояс и путь». В качестве рубежа, после пересечения которого противоречия между США с Китаем будут только нарастать, можно рассматривать распространение COVID-19. Соответственно, тенденция усиления противостояния между теряющими силу США и укрепляющей мощь КНР, даже вне зависимости от результатов президентских выборов в Америке в 2020 и 2024 гг., выглядит необратимой.
Бесполюсный мир Некоторые зарубежные специалисты придерживаются позиции о несостоятельности формирования нового мироустройства с рельефно выделяющимися полюсами, хотя фактически эпоха однополярности завершилась. Они обосновывают вероятность формирования мира без полюсов новым качеством международной жизни, которое характеризуется потерей глобального управления. Данному предположению поспособствовало распространение коронавируса. В 2008 г. президент американского Совета по международным отношениям Ричард Хаас предложил теорию неполярного мира. Он объяснил наступление новой эпохи тремя факторами: 1) естественными процессами подъема и упадка государств и появлением в мировой политике «акторов вне суверенитета»; 2) провалами политики США, ослабивших свои позиции и ускоривших появление альтернативных центров силы (в 2019 г. данный тезис стал ведущим и в обосновании смены миропорядка американского политолога Фарида Закария); 3) глобализацией (и даже гиперглобализацией), которая, создав трансграничный мир, привела к разрушению миропорядка [5]. В 2011 г. Нуриэль Рубини также предположил, что мир движется к бесполюсности. Его идея «мира большого нуля» проистекает из тезиса о том, что международные форумы и организации (в частности, G20) стали неэффективными. Соответственно, любые попытки решить в их рамках глобальные проблемы являются «результатом с нулевой суммой»[28]. Несмотря на внешнюю реакционность концепций бесполюсного мира, распространение в 2020 г. новой для человечества болезни – COVID-19 –приблизило именно такой тип мироустройства. Акцентируя внимание на перспективах трансформации миропорядка после вспышки коронавируса, Г. Киссинджер назвал ее «рубежным событием», последствия которого будут иметь «колоссальный и разрушительный эффект» для всего международного сообщества. Дипломат призвал ведущих зарубежных лидеров прекратить «споры о прошлом», объединить усилия и приступить к формулированию принципов мироустройства будущего, а США – извлечь уроки из опыта плана Маршалла и Манхеттенского проекта. По мнению Г. Киссинджера, политическим элитам следует предпринять усилия в трех направлениях: 1) выйти на передовые рубежи науки и создать адекватные современности технологии планирования действий в чрезвычайных ситуациях; 2) сконцентрироваться на восстановлении мировой экономики; 3) сохранить незыблемость принципов «либерального мирового порядка» [19]. Вероятное следствие распространения коронавирусна - повышенная турбулентность в зонах латентной нестабильности и открытых военных конфликтов. В марте 2020 г. министр обороны США Марк Эспер и председатель Объединенного комитета начальников штабов Марк Милли отметили, что распространение коронавируса, вероятно, негативно скажется на устойчивости госуправления в ряде стран мира и породит «дефицит безопасности», который создаст существенную угрозу национальным интересам США. При этом коронавирус может вызвать «спиралевидное погружение некоторых стран в состояние глубокой дестабилизации, которая выйдет далеко за рамки проблем здравоохранения и …приведет к политическому хаосу» [15]. В качестве наиболее вероятных сценариев дестабилизации мировой политической системы зарубежные аналитики называют: •Военный инцидент с участием американских и китайских / американских и российских военных. Вероятным местом подобных инцидентов называется Сирия, а также регионы Черного и Балтийского морей (Россия / США) либо акватория Южно-Китайского моря (КНР / США) [14]. Вероятность эскалации американо-китайского военного конфликта выше американо-российского столкновения [31]. •Кибератаку против одной из крупных держав (США, Китай, Россия, Иран), перерастающую в военный конфликт. Следствием этого может стать масштабная техногенная катастрофа [16]. • Неверную и/или скоропалительную интерпретацию намерений и планов одной из крупных держав с последующим перетеканием в военный конфликт (по подобию сценария 1983 г., когда проведение военных учений НАТО было понято в СССР как начало агрессии и резко повысило риск конфликта) [25]. Тревожным сигналом в данном контексте является отсутствие (в киберсфере), разрушение (в области контроля над вооружениями и режима нераспространения) или игнорирование (в экономической сфере) международно-правовых норм, формирующих механизмы стратегического сдерживания. Таким образом, распространение коронавируса поставило под вопрос возможность сохранения прежних моделей в мировой экономике и политике. Видимо, новая социально-политическая и экономическая реальность будет оформляться с активным использованием политических, а возможно, и силовых инструментов. В период трансформации можно ожидать повышенной вероятности возникновения новых «случайностей», более характерных для мира без полюсов. *** В свете накопленных проблем общемирового значения зарубежные ученые полагают невозможным сохранения гегемонии США в прежней форме. По их оценкам, так называемый либеральный порядок нестабилен и близок к состоянию кризиса. В качестве альтернативы аналитики нередко видят многополярность, которая воспринимается ими как сообщество относительно равноправных международных партнеров, принципы взаимодействия между которыми обеспечивает ООН, а в более отдаленной перспективе, возможно, и другие, новые международные институты. Утверждению такого сценария способствует растущая настоятельность запроса населения многих государств на некое «справедливое» мировое управление взамен жесткого диктата Вашингтона. Вместе с тем отсутствие критической массы предпосылок для успешной кооперации вероятных претендентов на активное участие в решении глобальных проблем делают комфортную среду международного общения все менее возможной, заставляя государства выбирать в пользу «меньшего из зол» – ослабленного, но близкого гегемона или возвышающегося, но пока еще чуждого. Данный выбор будет сложным, поскольку, вопреки теории, ключевым разрушителем постбиполярного мироустройства сегодня выступает не новый претендент с собственными геополитическими амбициями, а нынешний «мировой полицейский», который, по идее, должен бы стремиться сохранить статус-кво нынешнего порядка, однако сам провоцирует его ломку. Можно предположить, что характерной чертой геополитической реконфигурации станет переход мира в состояние конкуренции за пространственное влияние в противовес конкуренции за технологическое лидерство, характерной для ситуации 2018–2019 гг. Скорее всего, развитые государства мира будут соперничать за создание управляемого кризисно-устойчивого, технологически и промышленно самодостаточного пространства с обеспечением приоритета на этом пространстве их собственных норм взаимодействия. Не исключено, что в более отдаленной перспективе борьба за технологическое лидерство вновь выступит в качестве ведущего фактора межгосударственного противоборства, но только после того, как новая пространственная конфигурация примет относительно устоявшиеся формы. Агрессивные методы обеспечения доминирования, все чаще применяемые США, могут встретить жесткий отпор отдельных членов мирового сообщества. Скорее всего, в авангарде противостояния окажется Пекин, не намеревающийся уступать Вашингтону в развертывающейся геополитической схватке. Конфронтационному сценарию будут, видимо, способствовать накапливающиеся противоречия между американцами и их европейскими союзниками. В условиях ухудшения экономических перспектив ЕС входящие в него государства столкнутся с необходимостью изыскания новых возможностей для минимизации рисков европроекта [4,c. 121–139]. Вероятно, что это подтолкнет их к укрепляющему свои позиции Китаю. Однако это не исключает, что в более отдаленной перспективе протекционистская стратегия Д. Трампа на «самоизоляцию» страны позволит вашингтонскому руководству вывести США на новый уровень национальной безопасности, навязав международному сообществу обновленную модель американоцентричного мирового устройства.
Литература
комментарии - 13
[url=https://stromectolgf.com/#]stromectol for sale[/url] stromectol 3 mg tablet stromectol tablets for humans <a href=" https://stromectolgf.com/# ">stromectol</a> https://stromectolgf.online/# oral ivermectin cost cialis online canada paypal <a href=" https://tadalafilusi.com/# ">tadalafil without a doctor's prescription</a> https://stromectolgf.com/# can you buy stromectol over the counter ivermectin lice <a href=" https://stromectolgf.online/# ">ivermectin syrup</a> [url=https://stromectolgf.com/#]ivermectin brand name[/url] ivermectin lotion Скоро возводимые здания: коммерческая выгода в каждой части! Быстромонтажные здания: коммерческий результат в каждой детали! Моментально возводимые здания: экономический доход в каждом строительном блоке! Наша группа искусных мастеров предоставлена предъявить вам передовые подходы, которые не только подарят устойчивую защиту от холодных воздействий, но и преподнесут вашему дому стильный вид. Наша группа квалифицированных мастеров приготовлена предъявить вам перспективные методы, которые не только ассигнуруют надежную защиту от холода, но и дарят вашему жилищу трендовый вид. Мой комментарий
|
cialis professional <a href=" https://tadalafilusi.com/# ">side effects of cialis</a>