В условиях, когда непосредственно военные средства достижения политических целей малоприменимы ввиду наращивания их разрушительного потенциала, набирает силу международная конкуренция по обеспечению превосходства в создании и апробировании инновационных методов информационной борьбы. Этот процесс сопровождается технологической революцией, представляющей разнообразным акторам мировой политики новые возможности по оказанию информационно-психологического воздействия на умонастроения масс.
В отечественной политической науке нередко можно встретить разные трактовки понятий «информационная война» и «информационное противоборство». Прежде всего, это связано с многозначностью термина information warfare, что породило разночтения при его переводах на русский язык («информационная война», «информационное противоборство», «информационно-психологическая война» и пр.).
Контент-анализ используемых российскими учеными дефиниций понятия «информационная война» свидетельствует о том, что этот вневременной термин, явление и деятельность можно исследовать в зависимости от контекста как минимум в следующих плоскостях:
– информационная война как часть военного конфликта [8];
– информационная война как коммуникативная технология [17];
– информационная война как способ психологического воздействия [3; 7];
– информационная война как часть геополитических отношений [16].
Между тем противоборство в информационной сфере, безусловно, охватывает каждую их указанных областей, особенно на современном этапе мирового развития, характеризующемся наращиванием геополитической конкуренции между ослабевающими и усиливающимися акторами мировой политики, а также созданием и внедрением в политическую практику достижений технологической революции.
Комплексность рассматриваемого феномена объемно и конкретно раскрыта в международно-правовом акте - Соглашении между правительствами государств – членов ШОС о сотрудничестве в области обеспечения международной информационной безопасности от 16 июня 2009 г. В нем под информационной войной понимается «противоборство между двумя или более государствами в информационном пространстве с целью нанесения ущерба информационным системам, процессам и ресурсам, критически важным и другим структурам, подрыва политической, экономической и социальной систем, массированной психологической обработки населения для дестабилизации общества и государства, а также принуждения государства к принятию решений в интересах противоборствующей стороны» [19, с. 13-21].
Термин «информационное противоборство» реже применяется российскими политологами, вероятно, ввиду его меньшей ангажированности в информационно-коммуникационном пространстве. Данное понятие было введено в отечественный научный дискурс И.Н. Панариным, который определил информационное противоборство как «форму борьбы сторон, заключающуюся в воздействии на информационную среду противостоящей стороны, и защите собственной от негативных информационных воздействий» [16]. Важно, что основное различие понятий «информационная война» и «информационное противоборство» состоит в том, что «информационная война производится более активно с использованием диверсионных и террористических методов».
Подобной позиции придерживается А.В. Манойло. В частности, он указывает, что «информационная война» и «информационное противоборство» являются смежными понятиями. Специалист также обращает внимание, что категория «информационно-психологическая война» привнесена в отечественную науку из терминологии военных кругов США (information and psychological warfare). Соответственно, она может переводиться как «информационное противоборство», так и «информационная психологическая война», в зависимости от контекста [8].
2
Информационно-психологическое воздействие - одно из двух форм информационного противоборства (информационной войны), интегрирующей совокупность информационных операций, связанных с воздействием на психику человека и общественное сознание. Другой формой является информационно-техническое воздействие, которое предполагает оказание влияния на информационно-технические системы: системы передачи данных, системы защиты информации, радиоэлектронную борьбу. По канонам политических установок большинства современных государств информационно-психологическое воздействие реализуется в тесном взаимодействии с методами информационно-технического воздействия, особенно в период вооруженного конфликта.
С точки зрения обеспечения безопасности информационно-психологическое воздействие предполагает осуществление комплекса массированных, объединенных единой целью мер (операций) давления на систему принятия политических решений противостоящей стороны; психику ее политической элиты; систему формирования общественного мнения; систему формирования массового (общественного) сознания в тесном сочетании с информационно-технической составляющей имплементации такой стратегии.
На современном этапе процессы информационного противоборства интенсифицируются, что связано с концептуальными достижениями в информационно-коммуникационной сфере, которые во многом обусловили своеобразную цифровизацию социально-политической жизни в большинстве регионов мира.
Еще несколько десятилетий назад информационно-коммуникационные технологии являлись периферийным вопросом в осуществлении информационно-психологического воздействия на массовое сознание. Принципиально новый подход к ведению информационного противоборства стал возможен благодаря усилению влияния на развитие политических и социальных процессов достижений в сфере цифровизации, в частности, возможностей интернета. Это базируется на результатах кибернетической революции, повлекшей массовое внедрение различных информационных систем во все сферы жизнедеятельности человека.
3
Одной из первых зарубежных исследователей грядущие социально-политические трансформации в свете распространения сетевых технологий описала в конце 1990-х гг. американский политолог, президент фонда «Новая Америка» Анна-Мари Слотер [26]. Ученый отмечала, что под воздействием глобализации государства хотя и останутся наиболее важными акторами мировой политики, но существующие в них институты, вступая во взаимодействие с аналогичными институтами других стран, постепенно выйдут из-под государственного контроля и обретут относительную или полную самостоятельность. Она прогнозировала, что в будущем такие функциональные правительственные сети (governmental networks) станут ключевой чертой международной политики, поскольку они многообразны и гибки по своему происхождению, структуре, функциям, масштабам, характеру, числу участников. Двадцатилетие спустя установление «сетевой» реальности состоялось, и человечество вступило в новую технологическую революцию, ознаменованную в том числе прорывными разработками в информационно-коммуникационной сфере [27].
Российские ученые упоминали о так называемой информационной геополитике (или геополитики эпохи информатизации), которая в условиях становления информационного общества потребует обновления стратегии геополитического развития России, задолго до широкого распространения интернета [14]. Их прогнозы оправдались: с накоплением массивов информации в глобальной сети, своего рода огромном поведенческом архиве, мир столкнулся с принципиально новой социально-политической реальностью, последствия которой пока мало прогнозируемы. Соответственно, существенные преимущества в достижении поставленных целей имеют участники мировой политики, реализующие собственные задачи в том числе путем использования цифровых технологий.
Современные достижения в указанной сфере открывают возможности управления социальными массами на принципиально новом уровне. Если классические информационные противоборства предполагают убеждение аудитории, то с учетом технологического прорыва, обусловившего фрагментарное восприятие личностью информации, при формировании современных стратегий невоенного противоборства специалисты предлагают учитывать и другие аспекты социологии и психологии управления. Бывший директор по технологиям ЦРУ, а ныне – представитель хедж-фонда Bridgewater Associates Айра Гас Хант отметил: «С точки зрения национальной безопасности США, большие данные – это все данные. Они должны быть у нас. И нас не устраивает, что они будут в базах данных – нам нужно, чтобы они были в оперативной памяти» [28].
В настоящее время усиливается использование информационно-коммуникационных технологий в военных и политических целях, что расценивается большинством государств в качестве угроз безопасности, а международно-правовые принципы и нормы поведения в этой сфере складываются с отставанием. Практики формирования общественного мнения и манипулирования массовым сознанием посредством таких современных инструментов воздействия, как социальные сети, групповые чаты и специализированные интернет-порталы ломают шаблонные схемы, присущие прежде политической динамике. Это ведет к усложнению полиакторных взаимодействий в малорегулируемой среде, функционирующей, помимо прочего, вне пространственных и временных границ, традиционно присущих политико-дипломатической практике.
С учетом изложенного представляется целесообразным обратиться к Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, где отмечается: «Все большее влияние на характер международной обстановки оказывает усиливающееся противоборство в глобальном информационном пространстве, обусловленное стремлением некоторых стран использовать информационные и коммуникационные технологии для достижения своих геополитических целей, в том числе путем манипулирования общественным сознанием и фальсификации истории» [20].
Соответственно, если при анализе и прогнозировании форм и способов осуществления информационно-психологического воздействия на массовое сознание учитывать динамику достижения прорывов в области искусственного интеллекта и машинного обучения, то вероятно, можно рассуждать и о новом качестве протекания военных конфликтов будущего. Таким образом, если в логике прединформационной эпохи дилемма обеспечения безопасности была связана с военной силой и угрозой ее применения, то возможности цифровой среды разрушили привычные шаблоны восприятия проблем безопасности, в том числе на международном уровне [22, с.1-18].
Специалисты из Великобритании указывают на высокую вероятность гибридизации военных конфликтов будущего. По их мнению, в среднесрочной перспективе использование дезинформации и пропаганды в СМИ и социальных сетях станет главной особенностью ведения гибридных войн. Такие методы противоборства будут более частым явлением в мировой политике, чему поспособствуют отсутствие физических границ в информационно-коммуникационном пространстве и недостаточная международно-правовая регламентация протекающих там процессов [23].
Трансграничный и вневременной характер цифровой геополитики способствует более активному включению в процессы информационного противоборства новых, нередко нелегитимных политических акторов, список которых постоянно расширяется. Так, участниками политических процессов сегодня являются не только государства, но и «акторы вне суверенитета»: военно-политические блоки, спонтанно организованные социальные движения, террористические и экстремистские группировки, хакеры и пр. В своей деятельности они активно пользуются всевозможными преимуществами информационно-коммуникационного пространства.
В этом плане целесообразно обратиться к концепции «парадокса участия», сформулированной британским ученым-международником Майклом Николсоном: рост открытости международной системы, увеличение числа и многообразия ее участников, выражающихся в том числе в свободе передвижений, обменов и взаимодействий частных лиц различных государств являются причиной усиления нестабильности международной системы, провоцируя в конечном итоге ее дисбаланс.«Впечатляющие изменения, которые вносит сегодня в характер и состояние международных отношений все более широкое участие в них различного рода временных объединений и “неорганизованных” частных лиц, связаны прежде всего с тем, что такое участие становится источником абсолютной случайности в этой сфере» [15].
4
Проанализируем деятельность основных субъектов мировой политики, которые связаны с формированием и обработкой информации, развитием и использованием названных технологий, обеспечением информационной безопасности.
Как свидетельствуют российские нормативные правовые акты, к таковым целесообразно относить прежде всего террористические и экстремистские организации. Они активно используют возможности современных информационно-коммуникационных технологий «для ведения пропагандистской и вербовочной деятельности, для информационного воздействия на индивидуальное, групповое и общественное сознание в целях нагнетания межнациональной и социальной напряженности, разжигания этнической и религиозной ненависти либо вражды, пропаганды экстремистской идеологии, а также привлечения к террористической деятельности новых сторонников» [6].
В этом отношении особенно выделяется запрещенная в России международная террористическая организация «Исламское государство» (ИГИЛ), которая организовала широкую деятельность по информационно-психологическому воздействию в интернете. В структуре данной организации функционирует медиахолдинг, который производит практически все элементы мультимедийной продукции (видеофильмы, агитационные ролики, аудиозаписи проповедей, журналы, буклеты, постеры и т. п.) [21, с. 208-218].
Ситуация усугубляется тем, что в саму деятельность ИГИЛ вовлечен широкий круг участников: «незаконные организованные формирования, мафия, представители наркобизнеса, военизированные или полувоенные повстанческие организации, частные военные компании; а также отдельные индивиды: лидеры племенных кланов, воротилы теневого бизнеса, полевые командиры, наемники» [11]. Используя аккаунты в социальных сетях, чаты и каналы в мессенджерах, они в свою очередь выступают ретрансляторами экстремистской идеологии ИГИЛ на низовом уровне отдельных сообществ, вступая в активные дискуссии между собой в цифровой среде, нередко используя собственные интернет-ресурсы, аккаунты в популярных соцсетях, чаты массового посещения в таких сервисах мгновенных сообщений, как «Телеграм» (Telegram).
В последние годы увеличивается количество неправительственных организаций, различающихся по своей направленности, но имеющие мощный потенциал оказания информационно-психологического воздействия на социальные массы. К таковым относятся: правозащитные организации, фонды политической направленности научно-исследовательские и экспертные учреждения и др. Например, в фокусе внимания данных зарубежных аналитических структур оказались выступления российской оппозиции в Москве летом 2019 г., где эксперты анализировали потенциал протестных настроений с точки зрения социально-демографического состава (пол, возраст, уровень образования, место жительства и пр.) и политических взглядов участников шествий, их персональной активности в социальных сетях, знания волнующих население социально-экономических проблем и т.д. [29].
Все большее влияние на принятие политических решений и на формирование мирового общественного мнения ввиду утверждения цифровой реальности приобретают такие участники политических процессов как хакеры, хактивисты и блогеры. Отличие данных политических акторов заключается в том, что хактивистские группировки отклоняются от хакерских ориентированностью на достижение политических целей. Поэтому формами их деятельности в области информационно-психологического воздействия преимущественно выступают публичное опубликование массивов перехваченной конфиденциальной информации и проведение пропагандистских информационных акций. В этом контексте необходимо упомянуть проект «Викиликс» (WikiLeaks), который с момента своего образования в 2006 г. опубликовал свыше 10 млн. документов [29].
В свою очередь, хакерские группы чаще всего нацелены на осуществление несанкционированного доступа к информационным системам с целью хищения конфиденциальной и иной чувствительной информации и на совершение компьютерных атак на правительственные информационные ресурсы и критически важные объекты информационной инфраструктуры с целью нарушения их работы. В качестве основных хакерских групп, активно действующих в последние годы можно назвать Lazarus, BlackEnergy, The Shadow Brokers и пр.
Блогеры также могут рассматриваться в качестве субъектов информационно-психологического воздействия, причем в условиях развития социальных сетевых ресурсов их роль перманентно возрастает. Так, в серии революционных выступлений в странах Ближнего Востока и Северной Африки в 2011-2012 гг. большую известность получил египетский блогер Ваиль Гоним, который создал в Facebook аккаунт «Куллена Халед Саид» («Каждый из нас Халед Саид»). Этот аккаунт стал одним из главных интернет-ресурсов, на базе которого состоялась организация протестных акций на улицах египетских городов, закончившихся в итоге революцией [5].
Все активнее в процессы информационного противоборства включаются коммерческие структуры, выполняя на основе аутсорсинга отдельные функции в данной сфере. Нередко к ним принадлежат частные военные компании, организации по мониторингу информационного пространства, защите информации и информационных систем, включая критически важные объекты информационной инфраструктуры. В качестве примера таких организаций можно назвать одного из мировых флагманов в области аналитики больших данных – американскую компанию Palantir, которая тесно сотрудничает с американскими специальными службами и выполняет важные проекты государственного масштаба. Например, она участвует в совместной с DARPA программе «Тотальная/контртеррористическая осведомленность» (Total/Terrorism Information Awareness) [24]. Ее дочерние проекты (платформы Gothem и Metropolis) также приспособлены для решения задач, поставленных государственными ведомствами Соединенных Штатов и рядом транснациональных корпораций.
Учитывая тенденцию последних десятилетий по передаче военно-силовых функций государства коммерческим структурам («приватизация безопасности»), наиболее ярко проявившую себя в форме развития частных военных корпораций, специалисты полагают возможным «появление в рассматриваемой нами сфере частных компаний, специализирующихся на проведении наступательных информационных операций как в психологической, так и технической областях [18].
Наконец, влиятельным актором мировой политики можно считать международные средства массовой информации. На современном этапе они продолжают оставаться важным источником информирования общества, а потому неизбежно вовлекаются в механизм информационного противостояния. Их основная функция в данном механизме состоит в трансляции аудиториям определенных идей и ценностей, формировании нужной информационной повестки и соответствующем освещении событий в стране и мире. Так, в США через правительственное агентство Совет управляющих по вопросам вещания (Broadcasting Board of Governors) напрямую осуществляется финансирование и координация известных СМИ, в Великобритании выделяется деятельность Британского совета (British Council), способствующего популярности телерадиовещательной корпорации BBC World Service.
В последнее время благодаря глобальным возможностям интернета формируются независимые группы журналистов, сообщества, объединяющие в своем составе различных гражданских активистов. Наиболее известны среди таковых Bellingcat, Conflict Intelligence Team, «Информнапалм» и др.
5
Деятельность указанных негосударственных акторов мировой политики ставит на повестку дня политологов и правоведов вопрос об их субъектности. Безусловно, эта проблема является частным аспектом более широкого вопроса о функциональной роли современных государств в условиях меняющегося мира, поскольку руководство многих стран старается задействовать весь спектр разнообразных участников информационного противоборства в целях достижения стратегического превосходства над нынешним или вероятным противником. Так, по свидетельству военных экспертов, израильские военные структуры активно используют волонтерские социальные сети гражданских блогеров для оказания информационной поддержки военных операций в секторе Газа. Для подготовки сетевых активистов открыт специальный Междисциплинарный центр в курортном пригороде Тель-Авива Герцлия (Interdisciplinary Center Herzliya, IDC) [4].
Вместе с тем сказанное не отменяет того очевидного факта, что негосударственные участники мировой политики иногда выступают относительно самостоятельно, преследуя собственные цели. С учетом широкой практики применения ими различных техник информационно-психологического воздействия (прежде всего политического манипулирования в интернет-пространстве) они нередко становятся провокаторами проблем международного масштаба, и, как показывает практика, способны использовать в том числе военные средства в достижении собственных целей. Об этом свидетельствует деятельность крупных террористических группировок с геополитическими амбициями, существенно затруднивших в последнее пятилетие процессы мирного урегулирования в регионе Ближнего и Среднего Востока [10]. Можно ожидать, что в условиях утверждения цифровой реальности интенсивность вовлечения таких субъектов в механизм геополитического противоборства будет в обозримой перспективе только наращиваться.
Появление в системе мировой политики новых акторов, применяющих в своей деятельности последние достижения кибернетической революции, постепенно ведет к усилению геополитической конкуренции между ослабевающими и возвышающимися центрами силы. Данный процесс сопровождается соперничеством за завоевание технологического лидерства в том числе в деле создания и апробирования на практике инновационных средств и методов информационной борьбы. Такой точки зрения придерживаются многие зарубежные ученые, по мнению которых динамика мировых процессов последних лет спровоцировала качественные изменения в превалирующем с 1990–х гг. «либеральном порядке» во главе с Соединенными Штатами Америки. С учетом накопленной к настоящему времени массы глобальных проблем они полагают невозможным сохранения гегемонии этого государства в прежней форме.
В статье «Самоуничтожение американской сверхдержавы» авторитетный американский политолог Фарид Закария, размышляя, как и когда Вашингтон упустил «момент однополярности», отмечает, что последние годы Америка «неверно распоряжалась своим превосходством и злоупотребляла властью, теряя союзников и ободряя врагов». Он приходит к выводу, что в перспективе США продолжат оказывать влияние на мировые политические процессы более, чем любая другая страна, однако доминированию идей, лежащих в основе созданной американцами современной системы международных отношений, положен конец [30].
6
В качестве альтернативы нынешней постбиполярной системе международных отношений можно рассматривать такие контуры будущего как «обновленная однополярность», «биполярность 2:0», «многополюсность» и «бесполюсный мир». Специалисты указывают на наибольшую вероятность установления в какой либо-вариации многополярного мира в качестве выдвижения на передовые позиции нескольких государств, выступающих как относительно равноправные партнеры международных отношений, демократичность которого обеспечивается ООН и другими международными институтами. Этому способствует растущая настоятельность запроса на справедливое мировое управление взамен жесткому диктату прежнего лидера. Речь идет даже о возможном разрушении государственно-центристской модели мирового порядка, что связано не только со спецификой современных межгосударственных взаимодействий, но также с качественными структурными преобразованиями в модели функционирования мирового социума [2, c.221-229].
По мнению В.Д. Миловидова, текущее усиление межгосударственной конкуренции является следствием уже состоявшихся изменений в мировой политике, связанных с появлением и применением во многих сферах человеческой жизнедеятельности инновационных технологий. Соответственно, преимуществами в достижении поставленных целей обладают участники мировой политики, способные накапливать и применять во всех сферах функционирования социума потенциал инноваций будущего [13].
Наиболее активную деятельность подготовки перехода к новому технологическому укладу ведут США и Китай. В последние годы оба государства исследуют возможности внедрения перспективных разработок в практику ведомств, обеспечивающих национальную безопасность. Предпринимаемые Вашингтоном попытки получения долгосрочных преимуществ на перспективных направлениях демонстрируют давление на китайского производителя Huawei, планировавшего добиться общемирового лидерства во внедрении технологии cвязи 5G, а также соответствующего оборудования и программного обеспечения. Одновременно Белый дом пытается прощупать пути более эффективного противодействия потенциальным противникам (прежде всего, Китаю и России) посредством навязывания национальным технологическим гигантам ограничений на торговлю с зарубежными конкурентами.
Военные специалисты отмечают, что наступательный курс действующего руководства Белого дома на достижение технологического лидерства обусловлен прежде всего нацеленностью США на удержание их доминирующего положения на мировой арене. Между тем подход Вашингтона к укреплению собственных позиций объективно противоречит позиции большей части государств мирового сообщества и представляет собой серьезную угрозу стратегической стабильности. Следствием военной политики США в отдельных регионах уже стало размывание сдерживающих механизмов применения силы при повышении вероятности ее использования нетрадиционными методами, что привело к разбалансировке самого каркаса миросистемы, ослаблению ее устойчивости [1, c. 11-51].
Можно предположить, что такой курс Вашингтона усиливает риски и для самих США. Ввиду крайней зависимости Америки от интернета она гораздо более уязвима для угроз, вытекающих из информационного пространства, по сравнению с другими государствами. Кроме того, крен в сторону развития наступательных возможностей может привести к отвлечению людских и финансовых ресурсов Вашингтона от решения реальных задач киберзащиты, что в нынешней ситуации, характеризующейся стратегическим соперничеством между США и КНР, может отразиться на безопасности Америки самым критичным образом.
Соответственно, применяемые США агрессивные методы обеспечения своего технологического превосходства с целью удержания позиций мирового лидера, вероятно, встретят жесткий отпор отдельных членов мирового сообщества. По всей видимости, в авангарде противостояния окажется Пекин, не намеревающийся уступать Вашингтону в развертывающейся глобальной геополитической схватке. Скорее всего, конфронтационному развитию событий будут способствовать и накапливающиеся противоречия между США и их европейскими союзниками. Последние в условиях ухудшения собственных экономических перспектив и ужесточения торгово-политического курса администрации Д. Трампа столкнутся с необходимостью активного изыскания возможностей для минимизации потерь и рисков.
Однако пока ситуация благоприятствует американцам, прежде всего ввиду выстроенной ими на государственном уровне продуманной системы приоритетов инновационного технологического развития, а также двоякости толкования или отсутствия четкого международно-правового регулирования предпринимаемых США действий. Нельзя исключать, что в перспективе избранная ими стратегия позволит им выйти на принципиально новый уровень обеспечения национальной безопасности и навязать международному сообществу соответствующую их видению новую модель миропорядка.
7
В целом отсутствие критической массы предпосылок для успешной кооперации наиболее вероятных претендентов на активное участие в глобальном управлении делают комфортную для всех среду международного общения все менее возможной, заставляя государства выбирать в пользу одного центра силы – ослабленного, но близкого или возвышающегося, а не чуждого. Данный выбор, видимо, будет сложным, поскольку, вопреки теории, ключевым разрушителем постбиполярного порядка сегодня выступает не новый претендент с глобальными геополитическими амбициями, а еще действующий гегемон, который, по идее, должен бы стремиться сохранить статус-кво нынешнего миропорядка, однако сам провоцирует его ломку.
Нелинейность развития современных мирополитических процессов, выражающаяся в их растущей турбулентности и ускорении под влиянием изложенных выше факторов, может еще более усилиться. С позиции обеспечения безопасности государства основная проблема такой нелинейности состоит в существенно более низкой степени прогнозируемости явлений политической сферы, не исключая и последующее утверждение «обществ риска», когда процессы трансформации мирового порядка могут приобрести существенно более скоротечный характер, а цена таких изменений может оказаться крайне высокой (вплоть до перетекания в «динамический хаос»), несмотря на использование участниками мировой политики прежде всего невоенных методов противоборства.
Литература
- Боровков И.И., Косарев В.А., Виловатых А.В., Глазова А.В., Михайлов С.А., Алхименков М.А, Кравченко И.А. Политика администрации Д. Трампа на Ближнем Востоке как отражение лозунга «Америка прежде всего» // Проблемы национальной стратегии – 2019. – № 2 (53). – c. 11-51.
- Брега А.В. Политический риск в сетевом обществе: новая конфигурация // Социально-гуманитарные знания. 2018. № 3. – С. 221-229.
- Волкогонов Д. А. Психологическая война. М.: Воениздат, 1984.
- Газетов В.И., Ветров М.Н. Сетевые бои на Ближнем Востоке // Независимое военное обозрение. 2013. № 27.
- Гоним В. Революция 2.0: Документальный роман / Пер. с англ. Т.Даниловой. СПб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2012.; Политическое цунами. Аналитика событий в Северной Африке и на Ближнем Востоке / Под редакцией С.Кургиняна. М.: ЭТЦ, 2011.
- Доктрина информационной безопасности Российской Федерации (Указ Президента РФ от 05.12.2016 №646).
- Живейнов Н. И. Операция «PW»: «психологическая война» американских империалистов. М., 1996.
- Комов С. Л. Информационная борьба в современной войне: вопросы теории // Военная мысль, 1996. № 3.
- Конвенция об обеспечении международной информационной безопасности (концепция) // Совет Безопасности РФ. URL: http://www.scrf.gov.ru/documents/6/112.html (дата обращения: 14.03.2019).
- Кочубей М.А. Современные практики деструктивного воздействия на сознание как политическая технология // Российская ассоциация международных исследований. URL: http://www.risa.ru/ru/sections/359-1-3 (дата обращения: 07.10.2019).
- Малинчук В.В. Негосударственные субъекты в контексте международных и национальных стратегий противодействия транснациональной преступности / В. Малинчук // Вестник Военного университета. - 2011. - № 4. – С. 85.
- Манойло А. В. К вопросу о содержании понятия «Информационная война» // AШПИ. URL: http://ashpi.asu.ru/ic/?p=1552 (дата обращения: 23.08.2019).
- Миловидов В.Д. Симметрия заблуждений: факторы неопределенности финансового рынка в условиях технологической революции / Владимир Миловидов. – Москва: Магистр, 2019 – 335 с.
- Модестов С.А. Информационное противоборство как фактор геополитической конкуренции. – Москва: Московский общественный научный фонд: Издательский центр научных и учебных программ, 1999. – 64 с.
- Николсон М. Влияние индивида на международную систему. Размышления о структурах / Жирар М. (рук. авт. колл.) // Индивиды в международной политике. М., 1996 – С. 133-136.
- Панарин И. Н. СМИ, пропаганда и информационные войны // Либрус. URL: http://lib.rus.ec/b/358612/read#t32 (дата обращения: 20.08.2019).
- Почепцов Г. Г. Информационные войны. М.: Рефл–бук, Киев: Ваклер, 2000.
- Смирнов А.А. Негосударственные акторы в современных информационных войнах // Международная жизнь. – 2018. – № 5. URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/2020 (дата обращения: 04.10.2019).
- Соглашение между правительствами государств – членов ШОС о сотрудничестве в области обеспечения международной информационной безопасности от 16 июня 2009 г. // Бюллетень международных договоров. 2012. №1. С. 13-21.
- Стратегия национальной безопасности Российской Федерации (Указ Президента РФ от 31.12.2015 №683).
- Сундиев И.Ю., Смирнов А.А., Костин В.Н. Информационно-пропагандистская деятельность террористической организации «Исламское государство Ирака и Леванта» // Библиотека криминалиста. 2015. №1. С. 208-218.
- Booth K., Wheeler N. The Security Dilemma: Fear, Cooperation and Trust in World Politics. – N.Y.: Palgrave McMillan, 2008. – P. 1–18.
- Countering Hybrid Warfare Project: Understanding Hybrid Warfare // GOV.UK. 2017. 28 September. URL: https://www.gov.uk/government/publications/countering-hybrid-warfare-project-understanding-hybrid-warfare (дата обращения: 20.09.2019).
- Palantir Technologies, 2019. URL: http://www.palantir.com/ (дата обращения 21.04.2019).
- Petrov N. Understanding Methods of Elite Repression in Russia // Chatham House. 2019. 4 June. URL: https://www.chathamhouse.org/expert/comment/understanding-methods-elite-repression-russia (дата обращения: 19.09.2019).
- Slaughter Anne-Marie. The real new world order // Foreign Affairs. 1997. September. URL: http://www.columbia.edu/itc/sipa/S6800/courseworks/real_new_slaughter.pdf (дата обращения: 23.09.2019).
- Slaughter Anne-Marie. Connections, not armies, make countries powerful // Financial Times. 2016. April. URL: https://www.ft.com/content/21973144-0544-11e6-9b51-0fb5e65703ce (дата обращения: 23.07.2019).
- Society’s Nervous System: Building Effective Government, Energy, and Public Health Systems. A. Pentland in Computer, 2012. Vol. 45, No. 1, pp. 31–38.
- What is WikiLeaks // WikiLeaks. 03.11.2015. URL: https://wikileaks.org/What-is-Wikileaks.html (дата обращения: 10.12.2018).
- Zakaria Fareed. The Self-Destruction of American Power // Foreign Affairs. 2019.July/August. URL: https://www.foreignaffairs.com/articles/2019-06-11/self-destruction- american-power (дата обращения: 09.07.2019).
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
Brand Name Cialis For Sale Online [url=http://apcialisle.com/#]Buy Cialis[/url] Amoxicillin Appearance <a href=http://apcialisle.com/#>Cialis</a> Propecia Length For Results