Германия и НАТО
60
17307
Вгоды «классической», как ее теперь именуют, «холодной войны» в своей внешней политике ФРГ была «ведомой» США, Великобри- танией и Францией. Это в особенности касалось сферы обороны и безопасности. На территории Боннской республики в статусе оккупационных, а с 1955 г. союзнических, были размещены крупные воинские контин- генты этих государств, а также Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и Канады. Процесс военного строительства в ФРГ шел на основе опыта «западных демократий». При создании бундесвера обеспечивалась его максимальная подчиненность командным структурам с ведущим уча- стием США и их ближайших партнеров. Институциализация встраивания Западной Германии в военно-по- литическую систему Евроатлантического сообщества осуществлялась в рамках НАТО и (значительно меньшей степени) ЗЕС1. Де-факто и де-юре (согласно Основному закону) боевые подразделения и военная техника бундесвера могли использоваться в Европе только для обеспечения тер- риториальной обороны и безопасности Боннской республики и ее пар- тнеров по Альянсу. Исключая силы территориальной обороны (около 100 тыс. военнослужащих), все боевые соединения и части германской армии (хеер), воздушного (люфтваффе) и военно-морского (кригсма- рине) флота (общей численностью до 0,5 млн солдат и офицеров) были интегрированы в состав общевойсковых группировок НАТО. В условиях свертывания противостояния по линии «Восток — Запад», одной из составляющих которого стало объединение Германии, нача- лась глубокая эволюция географической и контекстуальной направлен- ности политики Германии в области международной безопасности. В ее основе лежало перераспределение военно-политических усилий с пери- метра зоны ответственности НАТО на территории вовне ее. Бундесвер, особенно после оформления юридической процедуры его использова- ния вне Альянса (1994), стал привлекаться для выполнения широкого спектра задач: по миротворчеству, восстановлению разрушенной соци- ально-экономической инфраструктуры, участию в реформе сектора без- опасности возвращавшихся на путь безопасного развития государств. В 2001—2013 гг. вооруженные силы ФРГ принимали участие в первой западной антитеррористической коалиции (в фокусе внимания которой была борьба с «Аль-Каидой»2), а с 2015 г. — и второй (главной целью ко- торой являлась борьба с ИГ3). В 1990-е гг. основные военные усилия Гер- мании вне зоны ответственности НАТО прилагались на Балканах, в пер- вой половине 2000-х бундесвер также стал использоваться в Центральной Азии и Магрибе, а с начала 2010-х гг. — в Сахеле. Отличительной чертой данного процесса являлась диверсификация международных структур, под эгидой которых применялись вооруженные силы ФРГ: с 1990-х таковыми являлись не только НАТО, но и ООН (и в значительно меньшей степени ОБСЕ), с 2003 г. к ним прибавился ЕС, а к началу 2010-х — Африканский союз. Таким образом, НАТО стала не единственным, а одним из нескольких ключевых военно-политических механизмов во внешней политике Герма- нии. Иллюстрацией этого служит эволюция места, которое отводилось ею Альянсу в области международной безопасности на доктринальном уровне (см. Табл. 1). В Белой книге 2016 г. НАТО впервые потеряла первую позицию. Вместе с тем практическая значимость блока как структуры, облада- ющей наиболее весомым военно-политическим потенциалом в Евро- атлантическом сообществе, должна возрасти во внешней политике его стран-участниц, в том числе Германии, в условиях нынешнего ухудше- ния отношений Запада и России. Фактически они вернулись к состоянию взаимного сдерживания. И хотя качественные и, что не менее важно, ко- личественные параметры данного процесса сильно отличаются от пе- риода классической «холодной войны», взаимное отчуждение уже вклю- чает масштабную военно-политическую компоненту. На фоне общего наращивания своей мощи Альянс, особенно с 2016 г., стал развертывать крупные войсковые группировки на территории стран Восточной Евро- пы и Прибалтики — вблизи новой границы зоны ответственности, обра- зовавшейся в условиях расширения блока на восток после окончания классической «холодной войны». В этом активно участвуют не только США, но и европейские страны—участницы организации, в том числе Германия. Каковы же особенности политики Германии в отношении НАТО и эволюция ее роли в блоке? * ** В 1990-х — начале 2000-х гг. официальный Бонн/Берлин4 активно поддерживал выход НАТО за пределы географической зоны ее ответ- ственности. Так, люфтваффе в 1995 г. выделила боевые самолеты для авиаударов по позициям сербских ополченцев и войск на территории Боснии и Герцеговины в рамках операции НАТО «Обдуманная сила». А в 1999 г. — для военно-воздушной кампании Альянса против Югосла- вии. Бундесвер принял масштабное участие в миссиях Альянса по ми- ротворчеству и поддержанию мира в Боснии (с 1995 г., в 2003 г. про- ведение операции было передано ЕС), Косово (с 1999 г.) и Македонии (2001—2003 гг.) [6. P. 54, 65—66, 70—73]. После 11 сентября 2001 г. Германия поддержала использование воз- можностей НАТО для борьбы с международным терроризмом на гло- бальном уровне. Так, демонстрируя атлантическую солидарность, уже в ноябре 2001 г. правительство Г. Шредера/Й. Фишера с согласия бундес- тага выделило войска (до 3,9 тыс. человек) для операции «Несокрушимая свобода» под руководством США. Германские кригсмарине, части хеера, спецназа и транспортной авиации были направлены в акватории Сре- диземного моря и Аденского залива, в Кувейт [3. P. 3—4]. В Афганистане, в условиях протестов германской общественности, правительство отка- залось от использования бундесвера в рамках операции «Несокрушимая свобода», развернув его части в составе Международных сил содействия безопасности (МССБ/ISAF). Будучи одной из стран—координаторов миссии, Германия одобри- ла передачу командования ею к НАТО 11 августа 2003 г.. После этого бундесвер, чей контингент дотоле базировался лишь в Кабуле, в рамках расширения зоны ответственности МССБ под руководством Альянса выдвинул свои подразделения в североафганские провинции Кундуз, Бадахшан и Мазари-Шариф. В первых двух из них ФРГ были созданы команды реконструкции провинций, т. е. механизмы содействия со сто- роны МССБ воссозданию властных структур на местном (провинциаль- ном и ниже) уровнях [9. S. 6—10]. Уже с 1995 г., после полного свертывания российского военного при- сутствия на территории «новых земель» Германии, ее правительство поддержало расширение НАТО на восток. Эта позиция была конкретизи- рована «черно-желтым» правительством на Мадридском саммите (1997) и «красно-зеленым» — на Пражском (2002), в соответствии с решениями которых в состав НАТО вошли десять стран Восточной Европы и Балтии. Данные примеры показывают наличие широкого межпартийного кон- сенсуса по вопросам расширения и выхода за пределы традиционной зоны ответственности НАТО. В ходе инициированного США военно-политического кризиса вокруг Ирака в феврале — марте 2003 г. Германия впервые с момента своего вступления в Альянс (1955) выступила против военной и даже полити- ческой помощи НАТО официальному Вашингтону. «Красно-зеленое» правительство не считало (в том числе опираясь на данные разведки) доказанным наличие оружия массового поражения у режима С. Хусей- на и тем более целесообразным силовое решение проблемы. В тесной кооперации с Францией (тогда еще остававшейся лишь в политических структурах НАТО) и Россией германская сторона стремилась найти ди- пломатическое решение «иракской проблемы», используя возможности МАГАТЭ и ООН. Это качественно отличало позицию ФРГ в отношении Ирака от ее по- зиции в ходе косовского военно-политического кризиса, когда решения НАТО (региональной организации) были поставлены на ступень выше, чем ООН: в 1999 г. правительство Г. Шредера/Й. Фишера использовало бундесвер в боевой операции без одобрения (в виде резолюции) Совета Безопасности ООН. Означало ли это снижение роли, которая отводи- лась НАТО германским истеблишментом в решении проблем безопас- ности? С точки зрения автора, нет: германское руководство стремилось формально «выключить» механизм Альянса из процесса подготовки и осуществления агрессии, дабы затем избежать критики в отношении правительства (и ФРГ в целом). При этом, стремясь смягчить кризис в отношениях с властями США, «красно-зеленый» кабинет пошел на ока- зание неофициальных мер опосредованной их поддержки (в Европе и Афганистане), что позволило тем высвободить значительные силы на иракский театр военных действий (ТВД) [2,. C. 164—166]. В ходе иракских событий 2003 г. впервые проявилось стремление ФРГ играть менее зависимую от США роль в НАТО, в частности, занимая бо- лее взвешенную позицию по вопросам использования силы вне ее зоны ответственности. Насколько эта тенденция шла вразрез с предшествую- щим курсом официального Бонна/Берлина в блоке? Как ни парадоксаль но, действия правительства Г. Шредера/Й. Фишера являлись продолже- нием этой линии. Германская сторона последовательно рассматривала НАТО как военно-политический механизм, предназначенный для ис- пользования в пределах Европы (в том числе вне Евроатлантического сообщества — в первую очередь на Балканах) и (или) в рамках реали- зации права на самооборону, как это было в борьбе с международным терроризмом. При этом демонстрация стремления Германии нести по- вышенную ответственность на мировой арене, участвуя в операциях на Балканах и в Афганистане, в реалиях 1990-х — самого начала 2000-х гг., была невозможна без поддержки США, если учитывать их огромный вес после крушения биполярного миропорядка. В понимании германской стороны НАТО была региональной органи- зацией с возможностью решения отдельных глобальных задач (напри- мер, борьба с «Аль-Каидой» или помощь при природных катастрофах). Это в корне отличалось от восприятия НАТО как механизма с глобаль- ной зоной ответственности США, как это виделось администрации Дж. Буша-мл. Иллюстрацией этого служит изначальное неприятие «кра- сно-зеленым» кабинетом идеи США о создании сил быстрого реагирова- ния Альянса (СБР НАТО; NATO Response Force (NRF)) для превентивных силовых акций в любой точке земного шара. Лишь после внесения кор- ректировок в данную концепцию, предусматривавших использование СБР вне зоны ответственности только при реализации права на само- оборону, ФРГ поддержала создание данной группировки. Кульминацией движения Германии к положению нового, парал- лельного США центра притяжения в НАТО стал доклад Г. Шредера на 41-й Мюнхенской конференции по безопасности, озвученный (из-за болезни докладчика) ближайшим соратником канцлера по военным во- просам министром обороны П. Штруком 12 февраля 2005 г. Документ содержал три основных положения: — превращение Альянса из военно-политической в политико-воен- ную структуру, где европейские страны-участницы обладали бы равны- ми с США возможностями обсуждать интересующие их проблемы без- опасности; — движение к равноправию в отношениях ЕС и НАТО: в соответствии с формулой «Берлин +» (1996) военные операции ЕС должны вестись на базе инфраструктуры НАТО. Плюсы от данной схемы — предотвра- щение расходов на создание дублирующих инструментов и использо- вание опыта Альянса — на практике перекрывались минусами. Под эги- дой ЕС (собственные военные механизмы которого были созданы лишь к 2003 г.) проводились лишь операции, в которых не была заинтересо- вана НАТО: низкой интенсивности (в Боснии с 2003 г.) и (или) в Африке и на Ближнем Востоке. Германия стремилась к расширению возможно- стей ЕС в военно-политической сфере, что означало готовность пере- смотреть формулу «Берлин +»; — максимальное сокращение военного присутствия США в Европе, особенно в Германии на фоне завершенности классической «холодной войны» [14]. Этот проект глубокой реформы НАТО не мог не вызвать жесткой отрицательной реакции США и их ближайших партнеров — в первую очередь Великобритании и новых государств-членов из числа стран Восточной Европы и Прибалтики. Поражение «красно-зеленой» коали- ции на досрочных парламентских выборах (в сентябре 2005 г.) и уход из «большой политики» Г. Шредера негативно сказались на твердости германского руководства в достижении отмеченных целей, но сами они остались без изменения. Это предопределило «балансирование» в вопросах использования бундесвера под эгидой НАТО, характерное для правительств ФРГ, воз- главляемых А. Меркель. С одной стороны, еще с середины 2000-х гг. («эпохи Шредера») Германия наращивала свое присутствие в Афгани- стане: его «потолок» достиг пика в 2011—2012 гг. (5 тыс. военнослужа- щих). С другой — ФРГ ранее других держав НАТО, уже к 2013 г. (осталь- ные — на полтора-два года позже), свернула свое участие в операции «Несокрушимая свобода». В ходе ливийского (2011) и сирийского (2013) военно-политических кризисов Германия не призывала блокировать механизм НАТО для подготовки и проведения (что имело место лишь в первом случае) силовых операций, но и не планировала использовать в них бундесвер. Кроме того, Германия не торопилась присоединяться к созданной по инициативе США в сентябре 2014 г. второй западной антитеррористи- ческой коалиции по борьбе с ИГ5. С начала 2010-х гг., за исключением Афганистана, бундесвер использовался для борьбы со структурами ин- тернационального терроризма преимущественно под эгидой ЕС (Мали, Сомали), ООН (параллельная миссия в Мали) и даже в национальном качестве (Ирак), но не под эгидой НАТО. Присоединение к коалиции произошло только после совершения ИГ актов террора в Париже 13 но- ября 2015 г. При этом основным партнером Германии в борьбе с терро- ризмом в Сирии и Ираке стала Франция, а отнюдь не США. Это же «балансирование», в основе которого лежало стремление укре- пить за ФРГ положение параллельного США центра притяжения в НАТО, касалось и вопросов расширения Альянса. Так, ФРГ последовательно поддерживала «балканизацию» состава НАТО: вхождение в нее Албании (2009), Хорватии (2009), Черногории (2017), видя в этом институциа- лизацию своего стратегического присутствия в важном для внешней политики Германии регионе. При этом официальный Берлин последо- вательно выступал против «азиатизации» НАТО и особенно включения в ее состав Украины и Грузии. Вопреки позиции США, канцлер А. Мер- кель и президент Франции Н. Саркози выступили против этого на Бу- харестском саммите (2008). Во многом эта позиция была обусловлена пониманием провокационности данных действий в отношении России и возможности скатывания к конфронтации с ней с непредсказуемыми последствиями в случае перехода в «горячую фазу» [12. P. 77—78]. Обе державы поддерживали рост влияния Евроатлантического сообщества на постсоветском пространстве — особенно по линии ЕС, не учитывая интересы и опасения России. И, если кризис в отношениях Запада и России в ходе операции РФ по принуждению Грузии как агрессора в от- ношении Южной Осетии (и Абхазии) к миру (2008) удалось достаточно быстро преодолеть, то на фоне украинских событий наблюдается дол- госрочная взаимная потеря доверия. * ** С 2014 г., в условиях возвращения к парадигме новой «холодной вой- ны», на первый план в деятельности НАТО вновь вышло «обеспечение коллективной обороны и безопасности». Ключевыми вехами в ин- ституализации данного процесса стали два саммита блока: Уэльский (4—5 сентября 2014 г.) [15] и Варшавский (8—9 июля 2016 г.) [16]. В ходе первого из них странами-участницами были приняты финан- совые обязательства по увеличению расходов на оборону до 2% ВВП, а также достигнуты договоренности по увеличению численности СБР6НАТО с 15 до 30 тыс. военнослужащих [15]. 24 февраля 2015 г. «потолок» их численности в мирное время был увеличен до 40 тыс. солдат и офи- церов. СБР НАТО могут быть развернуты на любом направлении (пока- зательно их регулярное привлечение к военно-тренировочной деятель- ности в Восточной Европе). Комплектование СБР НАТО происходит за счет контингентов национальных вооруженных сил в рамках 7-летнего цикла: каждые 12 месяцев своих военнослужащих и технику в их со- став предоставляют 3—4 государства, в том числе одно крупное и (или) 1—2 средних. С сентября 2014 г. до сентября 2015-го, т. е. в период увели- чения сил быстрого реагирования, их комплектование было возложено на Германию, Нидерланды и Норвегию. Основу наземной группировки СБР в этот период составлял германо-нидерландский корпус (в первую очередь его 1-я танковая дивизия бундесвера). Решением этой задачи Германия продемонстрировала свою готовность участвовать в обеспе- чении «коллективной безопасности». Это было тем более важно на фоне ограниченного участия ФРГ в учениях в 2014 г. — в период наиболее резкого ухудшения отношений с Россией, которым Германия вносила свою лепту в недопущение скатывания к прямому военному столкно- вению. В ходе второго саммита, Варшавского, были приняты решения по на- ращиванию присутствия НАТО в Восточной Европе и Прибалтике, что реализовывалось двумя основными комплексами мер. Первый — увели- чение военного присутствия США в Восточной Европе [16]. Практиче- ски все войска США прибывали в регион через порты и аэродромы ФРГ, а значительная часть войск оставалась там для усиления группировки США. Так, в январе 2017 г. в Восточную Европу прибыл полный парк тя- желой техники 3-й танковой бригады 4-й пехотной дивизии США, а ее личный состав был дислоцирован на территории Германии с возмож- ностью переброски к местам дислокации техники в течение двух часов. Для усиления постоянно дислоцированных на территории ФРГ войск США (не менее 50 тыс. военнослужащих) были дополнительно перебро- шены свыше 500 (!) танков [11. S. 1—4]. Впервые с момента окончания классической «холодной войны» США стали наращивать свое военное присутствие в Германии, что уменьшало ее реальный вес в Альянсе. Второй комплекс мер — развертывание новых частей в Восточной Европе из контингентов европейских стран—участниц НАТО. На ФРГ была возложена ответственность за комплектование «рамочной осно- вы» (примерно две трети численности) батальона сил передового раз- вертывания Альянса в Литве. С участием военных Германии происходит развертывание сети штабов в регионе: корпусного («Северо-Восток»), двух дивизионных («Северо-Восток» и «Юго-Восток») и, как минимум, семи бригадных (для управления войсками из состава СБР НАТО) [16]. Создание новых группировок на востоке требует роста военного по- тенциала всех стран-участниц. Как видно из Таблицы 2, до начала укра- инских событий (2014) как «старые» европейские страны—участницы НАТО, так и «новые» (вступившие в 1999 г. и позднее) сокращали чи- сленность вооруженных сил. В условиях стратегического ухудшения отношений с Россией страны Восточной Европы и Прибалтики стали наращивать вооруженные силы: к 2016 г. они возросли в основном от 4 до 30% (лидер — Литва) к уровню 2014 г. В державах же НАТО данная тенденция к 2017 г. еще не наблюдалась. Первая причина этого — инертность «военных машин» «старых» стран-участниц, в том числе ФРГ, которые сокращали вооруженные силы со времен окончания классической «холодной войны», т. е. более 25 лет. Восточноевропейские государства в значительной степени сохранили смешанную (включая призыв) систему комплектования, в то время как западноевропейские перешли исключительно на контрактную основу. Германия сделала это последней из держав НАТО в 2011 г. [5. S. 14]. Сни- жение интереса к военной службе в «старых» странах-участницах услож- няет наращивание численности личного состава. Вторая причина — разная степень болезненности восприятия «рос- сийской угрозы» истеблишментом стран Восточной и Западной Европы. Если в Варшаве, Бухаресте и Вильнюсе ее бездоказательно считают пра- ктически экзистенциональной, то в Берлине и Париже — потенциаль- ной. Это проявляется в серьезных расхождениях внутри Альянса в во- просе о перезапуске Совета «Россия — НАТО», деятельность которого была «заморожена» западной стороной с 1 апреля 2014 г., — позиции разнятся от быстрого положительного решения до демонтажа этого ме- ханизма, изначально (с 2002 г.) планировавшегося как «всепогодный». Наконец, третья причина — частичная роботизация вооруженных сил ведущих стран—участниц НАТО, т. е. насыщение вооруженных сил раз- личными автоматизированными системами. Этот процесс связан с пе- реходом государств Запада к новому технологическому укладу, получив- шему в Германии название «Индустрии 4.0». Однако насыщение войск робототехникой, особенно в ближне- и среднесрочной перспективе, потребует не только технологических прорывов, но и значительных ас- сигнований. На фоне огромной разницы между военными бюджетами членов НАТО «новые» страны-участницы не смогут себе позволить до- стичь такого же качественного уровня оснащения своих войск, что в ка- честве компенсации требует роста численности личного состава. Это не означает, что «старые» государства-члены откажутся от роста количества войск, особенно в среднесрочной перспективе. Германия уже объявила об увеличении численности личного состава бундесвера на 14 тыс. к 2025 г., а также повышении числа «активных штыков» в бун- десвере за счет сокращения числа тыловых и вспомогательных подра- зделений. Одна причина этого — стремление германского руководства на фоне растущих обязательств по наращиванию участия бундесвера в создава- емых Альянсом группировках (СБР и в Восточной Европе) не только со- хранить, но и увеличивать объемы использования бундесвера вне зоны ответственности блока — в частности, под эгидой ЕС/PESCO7, ООН и др. Тем самым Германия одновременно пытается обеспечить весомые по- зиции и внутри НАТО, и как державы, несущей ответственность в сфе- ре международной безопасности на глобальном уровне. Численность бундесвера к 2017 г. была меньше не только вооруженных сил Франции (активно участвующих в стабилизации обстановки в Африке), но даже Италии, не стремящейся сейчас к сопоставимому с Германией участию в решении широкого спектра проблем безопасности за пределами Ев- ропы. Другая причина — стремление компенсировать ростом численности вооруженных сил (впервые с 1990 г.) неготовность (и даже неспособ- ность) выполнить принятые Германией на Уэльском саммите НАТО обя- зательства по росту расходов на оборону до 2% от ВВП (см. Табл. 3, 4). Даже в абсолютном измерении Германия, являющаяся экономиче- ским лидером ЕС, тратит на оборону меньше Франции и тем более Великобритании. При этом, вопреки обязательствам, в 2015—2016 гг. ФРГ даже сократила (!) ассигнования на военные цели: около 1,2% против почти 1,8% у Франции и более чем 2% у Великобритании. Даже декла- рируемое правительством ФРГ увеличение расходов на оборону на 1,5—2 млрд евро ежегодно не увеличит их доли на фоне роста ВВП [10. S. 1—2]. К 2024 г. при имеющейся динамике Германия вряд ли сможет перевалить за отметку доли расходов в 1,3%, скорее всего оставаясь на уровне 1,17—1,21% ВВП. Во избежание жесткой критики возможно крат- ковременное (два-три года) увеличение доли расходов на военные цели до 2% от ВВП к 2024 г. с их последующим возвращением на уровень су- щественно ниже 1,5% [10. S. 1—2]. При невыполнении Германией своих обязательств главными крити- ками станут США и Великобритания. Позиция администрации Д. Трам- па в отношении блока двойственна. С одной стороны, он, хотя и отошел от высказанного в ходе предвыборной кампании тезиса о ненужности Альянса, все же продолжает настаивать на перекладывании чрезмерного финансового бремени США в НАТО на европейских участников. Осо- бенно это положение актуально в отношении ФРГ, обладающей мощной экономикой (и в этом смысле являющей собой весомого конкурента США) и растущим политическим влиянием в Евроатлантическом сооб- ществе и на мировой арене. С другой стороны, США последовательно увеличивают свое военное присутствие в Европе и особенно Германии (на ее территории даже в больших масштабах, чем в Восточной Европе). Обе эти линии, начатые еще администрацией Б. Обамы, должны вести к восстановлению доминирования США в НАТО (как это было в годы классической «холодной войны») за счет уменьшения веса при приня- тии решений другими странами-участницами — в первую очередь ФРГ. Глава Белого дома будет стремиться получить максимальные диви- денды (в виде роста расходов на оборону и предоставления войск в со- став сил НАТО) со стороны европейских партнеров за каждый дополни- тельный батальон, переброшенный в Европу, вместо его использования в периметре сдерживания КНР в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Подобная направленность политики США в НАТО не может отвечать интересам Германии. Она может как выполнить обязательства, приня- тые в 2014—2016 гг., так и активизировать действия в рамках нового формата PESCO на базе ЕС, без участия США (и Великобритании), во многом параллельного НАТО и являющегося выражением стремления пересмотра формулы «Берлин +». * ** 13 ноября 2017 г. на заседании министров иностранных дел и глав оборонных ведомств 23 из 28 государств—членов ЕС (включая ФРГ и Францию, но исключая Великобританию) было объявлено о создании механизма Постоянного структурированного сотрудничества (PESCO). Его основные цели: — повышение оперативной совместимости и слаженности действий вооруженных сил стран-участниц; — наращивание совместных группировок под командованием штаб- ных структур ЕС (потенциал которых в реальности до последнего вре мени использовался весьма ограниченно) — в частности, повышение числа и боеспособности батальонных тактических групп ЕС; — углубление кооперации в военно-промышленной сфере, в том чи- сле в области новейших технологий (в частности, робототехники); — кооперация в области борьбы с киберугрозами (данное направле- ние получило активное развитие с конца 2000-х гг. в рамках НАТО) [8]. Вслед за решением Уэльского саммита Альянса страны-участницы со- гласились в необходимости доведения расходов на военные цели до 2% от ВВП [8]. Германия в тесном взаимодействии с Францией исследовала возмож- ности запуска такого формата как минимум с начала 2010-х гг. Несмотря на противоречия, тандем двух наиболее мощных континентальных дер- жав ЕС и НАТО показывает свою эффективность — в частности, в рамках борьбы с международным терроризмом в Магрибе и особенно Африке. С англосаксонскими державами в понимании континентальных евро- пейских держав ассоциируется ослабление атлантических связей. С од- ной стороны, это связано с феноменом Брексита, начавшегося с июня 2016 г., с другой — с победой Д. Трампа на выборах президента США в ноябре 2016 г., который воспринимается в континентальной Европе как «чужой». Оба этих факта стали стратегической внезапностью для ру- ководств Германии и Франции. Несмотря на сохранение за США огром- ного преимущества перед ФРГ по совокупному ресурсному потенциалу (в том числе военной мощи), в политическом и особенно идеологиче- ском плане Германия и США частично поменялись местами по сравне- нию с периодом классической «холодной войны». Тогда Вашингтон был главным и безальтернативным оплотом запад- ной демократии. В реалиях 2017 г. уже Германия позиционирует себя как бастион защиты западных демократических ценностей, стараясь с этой позиции вести диалог с США. Показательно заявление А. Мер- кель 9 ноября 2017 г., сразу после победы Д. Трампа, о готовности вести диалог с новым президентом, только опираясь на признание незыбле- мости западных демократических ценностей [13]. А активная роль МИД ФРГ в деле защиты парламентских свобод в ходе внутриполитического кризиса в Венесуэле (2017 г.) [4] показала: Германия позиционировала себя как новый центр охраны демократических ценностей в Латинской Америке, которую Вашингтон считает своей исключительной зоной влияния. Запуск инициативы PESCO открывает для ФРГ возможности уравнове- шивания попыток США к укреплению своих и, соответственно, ослабле- нию германских позиций в НАТО. Создание данного формата позволяет тандему двух держав (совместно с Францией) и их ближайшим партне- рам осуществлять военно-политические акции за пределами Евроат- лантического сообщества не только без США, но и без Великобритании, воспринимавшейся как «троянский конь» Вашингтона в ЕС. В реалиях XXI в. бундесвер продолжает быть наиболее (в процентном отношении) сильно интегрированными под командные структуры НАТО вооруженными силами из всех ее стран-участниц, что обуслов лено наследием классической «холодной войны». Инициатива PESCO позволяет переподчинить часть германских частей ЕС, расширяя поле маневра германской стороны. Наконец, инициатива PESCO важна и с точки зрения интересов гер- манского ВПК и сохранения его экспортных позиций. Лишь глубокая кооперация с партнерами по ЕС позволит германской боевой и вспомо- гательной технике соответствовать уровню производимой в условиях запуска «Третьей стратегии компенсации» оборонной продукции США. * ** Германский подход к НАТО будут определять два основных проти- воречащих друг другу тренда. С одной стороны, в условиях очевидной заинтересованности в развитии альтернативных Альянсу форматов зна- чение блока во внешней политике ФРГ (как на доктринальном, так и на практическом уровнях) уменьшается. С другой стороны, Германия будет стремиться к увеличению или, как минимум, сохранению имеющегося политического веса в НАТО. «Перемножение» этих двух факторов будет означать сохранение на сегодняшнем уровне военно-политических усилий, которые прилагает ФРГ в НАТО, на долгосрочную перспективу. Литература 1. Кокошин А. А. Реальный суверенитет. М. : Европа, 2006. 2. Трунов Ф. О. Особенности использования бундесвера в зонах военных конфликтов: концеп- ция «разгрузки» и ее практическое значение // Клио. 2016. No 7. 3. Antrag der Bundesregierung. Einsatz bewaffneter deutscher Streitkrafte bei der Unterstutzung der gemeinsamen Reaktion auf terroristische Angriffe gegen die USA auf Grundlage des Artikels 51 der Satzung der Vereinten Nationen und des Artikel 5 des Nordatlantikvertrags sowie der Resolution 1368 (2001) und 1373 (2001) des Sicherheitsrats der Vereinten Nationen. Deutscher Bundestag, 14. Wahlperiode. Drucksache 14/7296, 07.11.2001. 4. Außenminister Gabriel zum Angriff auf die venezolanische Nationalversammlung, 06.07.2017. — http://www.auswaertiges-amt.de/DE/Infoservice/Presse/Meldungen/2017/170706_BM_Venezuela_ Angriff_Nationalversammlung.html (дата обращения: 01.11.2017). 5. Bredow W. von. Sicherheit, Sicherheitspolitik und Militar. Germany, Wiesbaden : Springer Fachmedien, 2015. 6. The Bundeswehr on Operations: Publication to Mark the 15th Anniversary of the First Parliamentary Mandate for Armed Bundeswehr Missions Abroad. Berlin : Federal Ministry of Defense, 2009. 7. Defence Expenditures of NATO Countries (2009—2016). Communiqué PR/CP (2016) 116. 04.07.2016. — https://www.nato.int/nato_static_fl2014/assets/pdf/pdf_2016_07/20160704_160704- pr2016-116.pdf (дата обращения: 01.11.2017). 8. Europaische Union-Staaten melden PESCO (Permanent Structured Cooperation) — Teilnahme. 13.11.2017. — https://www.bmvg.de/de/aktuelles/eu-staaten-melden-pesco-teilnahme-19568 (дата обра- щения: 01.11.2017). 9. Hett J. Provincial Reconstruction Teams in Afghanistan. Das amerikanische, britische und deutsche Modell. Berlin : Zentrum fur Internationale Friedenseinsatze, 2005. 10. Kamp K.-H. Verpflichtungen in der NATO. Mehr Geld fur die Bundeswehr. Arbeitspapier Sicherheitspolitik. No 12/2016. Berlin : Bundesakademie fur Sicherheitspolitik, 2016. 11. Kleine Anfrage der Abgeordneten Andrej Hunko, Eva Bulling-Schroter, Dr. Alexander S. Neu, Wolfgang Gehrcke, Christine Buchholz, Annette Groth, Ulla Jelpke, Niema Movassat, Jorn Wunderlich und der Fraktion DIE LINKE. Verlegung von Ausrustung, Fahrzeugen und Panzern fur eine schwere US-Brigade nach Grafenwohr und Mannheim. Deutscher Bundestag, 18. Wahlperiode. Drucksache 18/5604. 14.07.2015. 12. Menon R., Rumer Eu. Conflict in Ukraine. The Unwinding of the Post-Cold War Order. Boston ; L. : A Boston Review Book : The MIT Press, 2015. 13. Pressestatement von Bundeskanzlerin Merkel zum Ausgang der US-Prasidentschaftswahl am 09.11.2016. — https://www.bundesregieurung.de/Content/DE/Mitschrift/Pressekonferenzen/2016/11/ 2016-11-09-statement-merkel-us-wahlen.html (дата обращения: 01.11.2017). 14. Rede von Kanzler Gerhard Schroder auf der XLI. Munchner Konferenz fur Sicherheitspolitik, 12.02.2005. — http://www.ag-friedensforschung.de/themen/Sicherheitskonferenz/2005-schroeder.html (дата обращения: 01.11.2017). 15. Wales Summit Declaration, 05.09.2014. — http://www.nato.int/cps/en/natohq/official_ texts_112964.htm (дата обращения: 01.11.2017). 16. Warsaw Summit Communiqué, 08—09.07.2016. — http://www.nato.int/cps/en/natohq/official_ texts_133169.htm (дата обращения: 01.11.2017). 17. Weissbuch zur Sicherheit der Bundesrepublik Deutschland und zur Lage und Zukunft der Bundeswehr (1994). Bonn : Bundesministerium der Verteidigung, 1994. 18. Weissbuch zur Sicherheitspolitik Deutschlands und zur Zukunft der Bundeswehr (2006). Berlin : Bundesministerium der Verteidigung, 2006. 19. Weissbuch zur Sicherheitspolitik und zur Zukunft der Bundeswehr (2016). Berlin : Bundesregierung, 2016.
комментарии - 60
|
Results Laser Clinic Chatswood, specialises in a range of skin treatments including permanent laser hair removal. Book your complementary consultation today
[url=https://chemicalpeel.in/category/chemical-peel-results]chemical peel results[/url]
Covalent Attachment of Diamondoid Phosphonic Acid Dichlorides to Tungsten Oxide Surfaces - Langmuir (ACS PublicClinics