Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года    7   22817  | Официальные извинения    958   96204  | Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности    231   77625 

Проблема возникновения Новгорода и варяжская легенда

Согласно летописям, именно Новгород был колыбелью русской государственности, и именно здесь со знаменитого призвания варягов началось становление династии Рюриковичей, правившей на Руси до конца XVI в. И если окажется, что на момент призвания варягов Новгорода еще не существовало, что город возник на сто лет позднее, это не только поставит под вопрос достоверность летописного сказания, но неизбежно потребует заново реконструировать весь начальный период древнерусской государственности.

Начало новгородской истории по русским летописям выглядит довольно запутанным. Самое раннее упоминание о новгородцах содержится в Новгородской первой летописи младшего извода: «люди новгородские» там упомянуты под 6362 (854) годом [34. С. 106]. Помимо того, что летопись эта позднего происхождения (ее создание относят к первой четверти XV в.), она причисляет «людей новгородских» к современникам легендарного Кия и его братьев [21. С. VII]. Очевидно, что летописец сознательно стремился «удревнить» Новгород, следуя заявленному в начале летописи принципу: «преже Новгородчкая волость и потом Кыевская» [34. С. 103].

В Лаврентьевской летописи (1377 г.) не говорится, кто и когда основал Новгород, лишь кратко упоминается, что старший из призванных братьев-варягов, Рюрик, сел в Новгороде, Синеус – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске [27. Стб. 20]. Однако это, принятое в науке, прочтение произвольно, так как в самом тексте летописи слова «седе в Новегороде» отсутствуют. Отсутствует в Лаврентьевской летописи и дата призвания – в лето 6370 (862 г.), ее определяют по Троицкой и Радзивиловской летописям. Однако в конце статьи 6370 (862 г.) после сообщения о смерти братьев Рюрика («спустя два лета») и раздаче городов «мужам», летопись уточняет, что «Рюрику же княжаста в Новегороде» [27. Стб. 21]. Таким образом, по Лаврентьевской летописи неясно, княжил ли Рюрик в Новгороде с самого начала или только спустя «два лета».

В Ипатьевской летописи (нач. XV в.) Рюрик сел на княжение в 6370 (862) году, но не в Новгороде, а в Ладоге. И только через два года, после смерти своих братьев, Рюрик «пришед к Ильмерю и сруби городе над Волховом и прозваша и Новгород» [16. Стб. 14]. Такое же прочтение дается в Радзивиловской и ряде других летописей [43. С. 16]. Таким образом, основание Новгорода Ипатьевская и близкие к ней летописи относят к 864 г. и связывают с деятельностью Рюрика.

В более поздних летописях XVI в. – Никоновской и Воскресенской – основание Новгорода приписывается не Рюрику, а пришедшим на Ильмень с Дуная словенам, которые «создаша град, и нарекоша и Новегород, и посадиша старейшину Гостомысла» [33. С. 3; 29. С. 262]. Этот рассказ содержится в недатированных частях обеих летописей. В Никоновской летописи о дальнейшей судьбе Гостомысла ничего не говорится, а русский князь Рюрик под 6370 (862) годом называется старейшиной в Новгороде [33. С. 9]. В Воскресенской же летописи под 6367 (859) годом сообщается, что умирающий Гостомысл посоветовал новгородцам призвать князей из Прусской земли [29. С. 268]. Именно последняя дата и принята в качестве официальной даты основания Новгорода, хотя она не более обоснована, чем остальные.

При таком разбросе летописных данных – 854, 859, 862, 864 годы – скепсис не только уместен, но и необходим как исходный пункт научной критики источников. Конечно, разброс дат в десять лет – погрешность в исторических масштабах незначительная, которой можно было бы пренебречь, если бы не два важных обстоятельства.

Во-первых, существование Новгорода в IX веке не подтверждается никакими другими письменными источниками, независимыми от летописи. Принято считать, что самое раннее иностранное упоминание о Новгороде – под именем Немогарда (Νεμογαρδάς) – содержится в сочинении византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей» и относится к середине Х века (948 – 952 гг.) [22. С. 44-45]. Учитывая, что Смоленск у него звучит как Милиниска, а Любеч – как Телиуца [22. С. 44/45], отождествление Немогарда с Новгородом выглядит правдоподобно. Однако ряд историков высказывал сомнение в правомерности такого отождествления. В частности, В. А. Пархоменко полагал, что под именем Немогарда скрывается не северный, а другой, южный Новгород, поскольку в славянском мире существовал не один город с таким названием [42. С. 34.].

Иное объяснение дано известным ладожским археологом А. Н. Кирпичниковым: учитывая принятую в современной научной литературе поправку -β- вместо -μ- (т. е. Νεβογαρδάς вместо Νεμογαρδάς), он предположил, что Невогард относится не к Новгороду, а к «городу на озере Нево» – Ладоге (ныне Старая Ладога), которая в середине Х в. была крупнейшим торговым и ремесленным центром Северной Руси [19. С. 55; 22. С. 310]. Впрочем, независимо от того, какой город скрывается под именем Немогарда, сочинение Константина Багрянородного относится к середине Х, а не IX века и поэтому не может свидетельствовать в пользу более раннего существования Новгорода.

Еще серьезнее то, что ни одна из летописных дат не подтверждается археологически. Раскопки в Новгороде систематически ведутся с 1932 г., но за все это время не удалось обнаружить следов городской застройки ранее середины Х в. [58. С. 7, 26, 377]. Наиболее ранние деревянные мостовые на территории Новгорода датируются 953 г. Древнейший деревянный настил на улице Пробойной Людина конца, который датируется 30-ми гг. Х в., представлял собой не городскую мостовую, а так называемый «Русский путь» – главную торгово-транспортную магистраль, которая связывала северные земли с югом, т. е. с Русской землей [58. С. 28]. Еще в первой половине Х в. на месте Новгорода находились три поселка, окруженные пашнями, садами и пустырями [58. С. 27, 378].

Такой результат раскопок был тем неожиданнее, что с самого начала работы новгородской Археологической экспедиции ее руководители А. В. Арциховский и М. К. Каргер ставили задачу отыскать в Новгороде слои, соответствующие древнейшим сообщениям письменных источников [2. С. 62, 64]. Несмотря на масштабность работ, таких слоев отыскать не удалось.

Уже в 1956 г. А. В. Арциховский подвел итоги археологического изучения города. Раскопки доказали, что Новгород возник в начале X в., и слоев VIII и IX вв., вопреки ожиданиям, в нем нет. И не зависимо от того, будет ли где-либо в Новгороде найдено поселение IX в. или более раннее, «ясно одно: города в IX в. еще не было. На нераскопанных участках ему просто негде поместиться. Могло быть небольшое поселение» [1. С. 42-43]. Дальнейшие раскопки в Новгороде, которые с 1962 г. велись под руководством В. Л. Янина, лишь подтвердили этот прогноз.

Отсутствие культурного слоя в Новгороде ранее середины Х в. поставило историков перед очевидным противоречием между сообщениями летописей и объективными археологическими данными. Как отмечали В. Л. Янин и М. Х. Алешковский, «естественно возникает вопрос о степени достоверности летописного показания» [59. С. 34]. Если города не было, кто и куда призывал князей? Да и было ли само призвание? Бытование фальшивок, намеренная фальсификация – явления, увы, нередкие в историографии.

***

Отказ от варяжской легенды означал бы крах всей норманнской теории. Поэтому на ее спасение были мобилизованы значительные научные силы. В 1971 г. с большой статьей о происхождении Новгорода выступили ведущие новгородские археологи В. Л. Янин и М. Х. Алешковский. В ней авторы попытались затушевать остроту проблемы, сделав акцент не на конкретных фактах, а на соображениях общего характера.

Не отрицая отсутствия Новгорода в IX в. и в первой половине Х в., авторы попытались связать деятельность Рюрика не с Новгородом, а с расположенным в 2 км от него Городищем, которое в современной литературе фигурирует под названием Рюрикова. Однако в действительности такое название городище получило только в краеведческой литературе XIX – XX вв., явившись «плодом ученых реминисценций дилетантов» [59. С. 35]. Уже в силу этого обстоятельства попытка связать его с Рюриком носит характер умозрительных допущений, основанных на вере в истинность варяжского сказания.

Тем не менее, В. Л. Янин повторял основные выводы статьи 1971 г. в своих последующих публикациях. Констатация отсутствия Новгорода в IX веке сочетается в них с утверждениями о существовании в том же веке самостоятельного государственного образования в Северо-Западной Руси с политическим центром в Новгороде [58. С. 11]. Взаимоисключающий характер этих суждений настолько очевиден, что не нуждается в опровержении.

По мере того, как непригодность еще не существующих Новгорода и новгородцев в качестве участников событий IX в. становилась все более очевидной, возникла потребность в ином обосновании «варяжского сказания». Попытку «спасти Рюрика» предпринял в 1988 г. А. Н. Кирпичников. Настаивая на «исторической достоверности» сказания о варягах как «общепризнанной», он перенес место действия сказания из Новгорода [19. С. 44]. По его мнению, «наиболее вероятным местом, где происходили все эти события, была действительно близкая к «морю» Ладога» [19. С. 45].

Основания для такого переноса как будто имеются: ряд летописей (прежде всего, Ипатьевская) в качестве первого места княжения Рюрика указывает именно Ладогу. Правда, как полагал Кирпичников, в дальнейшем Рюрик «узурпировал власть над всей территорией Северной Руси, включая ее крупнейшие города Ладогу, Новгород, Полоцк, Ростов и Белоозеро» [19. С. 53]. Интересно, что в число «крупнейших городов» IX в. попали возникшие сто лет спустя Новгород, Белоозеро и Ростов. Входил ли расположенный на 380 км южнее Новгорода Полоцк в число городов некой «Северной Руси», и существовала ли сама эта Северная Русь как политическое образование, – эти вопросы автор, видимо, посчитал излишними. Таким образом, замена Новгорода на Ладогу не спасает историков от старых противоречий.

***

В положении князя без княжества оказывается не только Рюрик, но и его летописные братья. В летописи сказано, что Синеус «сел» в Белоозере. Однако археологические исследования, которые ведутся уже более 150 лет, так и не подтвердили существования Белоозера в IX в.

Систематические раскопки в регионе начали проводиться с 1949 г. Белозерской археологической экспедицией под руководством Л. А. Голубевой. С 1981 г. изучение средневековых памятников региона вела Онежско-Сухонская экспедиция ИА РАН под руководством Н. А. Макарова. С 1990 г. на территории древнего Белоозера работает Белозерский отряд Онежско-Сухонской экспедиции (до 2015 г. под руководством С. Д. Захарова) [13. С. 214; 14. С. 15-18]. Все руководители этих экспедиций являлись глубоко верующими норманистами, - и тем ценнее достигнутые ими результаты.

Итоги многолетних археологических трудов были подведены в великолепных работах главы белозерских археологов С. Д. Захарова: в монографии «Древнерусский город Белоозеро» (2004 г.), дополненной в 2011–2013 гг. серией статей, освещавших результаты новейших раскопок. Они оказались крайне неутешительными для сторонников Синеуса. «Совершенно ясно, – констатирует С. Д. Захаров, – что напластований IX и начала X в. на Белоозере нет».

Поселение на истоке Шексны у Белого озера возникло в середине Х века [14. С. 68]. Первоначальные его размеры были крайне незначительны и даже к концу Х в. составляли всего 1,4 га. К тому же «на памятнике отсутствует один из наиболее зримых признаков городского статуса поселения – оборонительные сооружения». Все старания отыскать следы городского вала или хотя бы деревянного тына, окружавшего город, ни к чему не привели [14. С. 92-93].

Неудача с Белоозером заставила сторонников варяжской легенды подыскивать другое место княжения Синеуса. Опираясь на местные легенды, они выдвинули версию о локализации города эпохи Синеуса на северном берегу Белого озера в Киснеме. Но и эта версия не нашла подтверждения.

«Тщательное обследование северного берега Белого озера показало, что находок, относящихся к призванию варягов, в Киснеме нет. Зарождение этого куста селищ, ставшего в XII – XIII вв. одним из крупнейших в регионе, произошло лишь в конце Х в., когда на месте будущей агломерации появилось два миниатюрных селища». Следовательно, «небольшие киснемские селища, возникшие спустя несколько десятилетий после основания поселения в истоке Шексны, не могут рассматриваться ни как предшественники Белоозера, ни как город, в котором «седе» Синеус» [14. С. 108].

После этого в качестве основного претендента на роль раннего Белоозера был выдвинут Крутик, поселение в 25 км южнее Белоозера вниз по течению Шексны, где были обнаружены культурные слои второй половины IX в. [3. С. 22-23; 4. С. 15-16]. Археологические работы на Крутике с 2008 г. ведутся с полной промывкой культурного слоя, что позволило резко увеличить количество находок.

Однако раскопки Крутика показали: это небольшое поселение (0,4 – 0,6 га), затерянное среди лесов и болот в труднодоступном месте, было не княжеской резиденцией, а промысловой охотничьей базой, поскольку основным остеологическим материалом, обнаруженным на Крутике, были кости собак, свиней, бобров, куниц, белок и других животных. Хотя Крутик отстоит от берега Шексны примерно на 3 км, даже сейчас этот отрезок, покрытый густым лесом и болотами, непроходим. В древности, чтобы попасть туда, надо было преодолеть около 7,5 км по узким извилистым руслам [14. С. 110]. Просуществовало это поселение около 150 лет: со второй половины IX до начала XI в. [14. С. 108 – 110; 13. С. 221-222].

Даже С. Д. Захаров, уверенный в «очевидном присутствии здесь скандинавов» (на основании четырех вещей «скандинавского облика» среди нескольких тысяч найденных предметов), вынужден был признать, что Крутик, «несмотря на его раннюю датировку, не может претендовать на роль Белоозера эпохи Синеуса». Его невозможно считать центром раннегородского типа или даже просто крупным поселением [14. С. 117, 119]. Судя по наличию на Крутике бронзолитейного, косторезного, железообрабатывающего и железоделательного производств, Крутик был составной частью системы ранних торгово-ремесленных поселений, выступая как «одно из начальных звеньев всей цепочки торговых связей», поставлявшее меха на международные рынки [13. С. 232].

Действительно, было бы странно размещать княжескую резиденцию на затерянной среди глухих лесов и болот промысловой базе, в отдалении от каких-либо людских поселений. Здесь просто некем было «володеть» и некого «судить по праву», да и некому содержать князя с дружиной. Даже в период расцвета Крутика на нем одновременно могло разместиться лишь 6–10 жилых построек, в то время как в округе поселения и вовсе отсутствовали, по крайней мере, на ранних этапах [14. С. 108-109].

Отсутствие поселений нельзя списать на плохую археологическую изученность региона. Наоборот, по авторитетному заключению специалиста, Белозерье можно включить в число наиболее детально обследованных областей Руси. Это обследование выявило «существенный спад» в заселенности центрального Белозерья в I тыс. н. э. Количество поселений резко возросло только в середине – второй половине X в. Тогда и появилось Белоозеро, как самый древний город на территории региона, и начала складываться стабильная система расселения, которая формировалась, по археологическим свидетельствам, на свободной, почти не заселённой территории [13. С. 214-215, 339].

К этому следует добавить, что Белое озеро располагалось на значительном расстоянии от Новгорода (около 400 км) и в IX в. еще не могло входить в состав русских земель. Даже более близкие к Новгороду территории по Мсте были включены в состав древнерусского государства только при Ольге, не ранее 947 г., когда она установила там погосты – пункты сбора дани. Таким образом, поиски резиденции Синеуса на Белоозере потерпели полный крах.

Таким же вымышленным персонажем оказывается и Трувор. Изборск, в котором, по летописям, сел княжить третий брат, как городское поселение археологически не фиксируется до середины X в. Крупнейший отечественный археолог В. В. Седов, в течение 20 лет (1971 – 1992 гг.) возглавлявший раскопки Изборского (Труворова) городища, осторожно характеризует Изборское поселение VIII – середины X вв. как «протогород» [48. С. 117; 49. С. 91-92]. «Около середины Х века» оно подверглось «серьезной перестройке», преобразовавшей его в «раннесредневековый город» [48. С. 117].

Седов отмечает, что после появления в рассказе о варягах Изборск не упоминается в русских летописях до 30-х годов XIII в. В это время в Прибалтике образовался Ливонский орден, и Изборск стал крепостью на юго-западной границе новгородских земель, которой неоднократно пришлось отражать натиск врага [47. С. 244].

Не менее важен и другой вывод ученого: в Изборске IX – X вв., в отличие от Ладоги, «ни в особенностях домостроительства, ни среди вещевых материалов не обнаруживается …элементов, которые бы указывали на проживание в нем выходцев из Скандинавии. Нет …следов скандинавов и в курганной погребальной обрядности ближайшей округи Изборска. Микротопонимия его также не фиксирует пребывания здесь норманнских переселенцев... Можно со всей определенностью утверждать, что записанная летописцем легенда о княжении Рюрикова брата Трувора в Изборске не находит подтверждения в археологических материалах» [48. С. 115].

Тем не менее, до сих пор в Изборске существует как местная достопримечательность «могила Трувора», на которой установлен массивный каменный крест. И буквально, и фигурально это окончательный крест на Труворе. Даже рьяные адепты норманизма признают, что Трувор жил за полтораста лет до принятия христианства, и крест никак не мог появиться на свежей могиле язычника [58. С. 24]. То есть и Трувор, и его могила – совместная фантазия летописи и ее читателей.

Даже археологи, которые во что бы то ни стало пытаются отстоять достоверность рассказа о призвании варягов, признают: «сведения легенды об Изборске и Белоозере (в котором археологам не удалось найти города IX в.) явно сочинены в XI в.» [59. С. 54]. Стало быть, братья Рюрика – выдумка, и логично предположить, что и Рюрик – птица того же полета. Следует признать сочиненными и «сведения легенды» о Новгороде, в котором также не удалось отыскать городских слоев ранее середины Х в. Тем более, что «новгородцы» появляются лишь в поздних (новгородских) редакциях легенды, тогда как в более ранней редакции говорится лишь о чуди, кривичах, словенах и мери.

Но если ни Новгорода, ни Белоозера, ни Изборска (как городского поселения) в IX в. не существовало, то где же могли княжить призванные варяги? Здесь к фактическим данным следует добавить теоретические соображения.

***

Для возникновения государства, как известно, требуются объективные предпосылки. Еще недавно, следуя вульгаризованной марксистской схеме, ими считали триаду «частная собственность – социальное неравенство – классы». Появление частной собственности ведет к социальному расслоению; его закрепление за определенными группами приводит к формированию классов; неравенство порождает у господствующего класса потребность в создании госаппарата как средства реализации и охраны своего господства.

Однако исследования в области политической антропологии, изучающей ранние стадии политогенеза, не подтвердили эту схему. С одной стороны, выяснилось, что первобытные общества не были эгалитарными, у многих из них прослеживалось резко выраженное неравенство в социальном статусе лиц и целых «возрастных классов». С другой стороны, оказалось, что государство возникает еще в условиях отсутствия частной собственности на землю (как основного средства производства), и что такая последовательность – скорее норма, чем исключение [23. С. 154-155].

Аналогичным образом выяснилось, что политогенез повсюду обгонял классогенез, то есть возникновение государственных институтов раньше классов – «это универсальный, единственно повсеместно реализовывавшийся путь появления государства» [5. С. 165-166].

О существовании «доклассовой государственности» советские историки-востоковеды заговорили еще в конце 60-х гг. ХХ в. Сегодня уже не нужно, как в свое время И. Я. Фроянову, доказывать этот вывод ссылками на «правильное» прочтение Ф. Энгельса [56. С. 8-9]. Однако опровержение традиционных представлений не отменяет проблемы предпосылок политогенеза, а, наоборот, заставляет заново искать решение старой проблемы.

Современная политическая антропология главную роль в возникновении государственной организации отводит демографическим факторам – увеличению численности и плотности населения. Элитарные слои и группы существовали тысячелетия, что не приводило к созданию госаппарата. Потребность в нем возникает только при достижении определенного демографического порога, когда выполнение управленческих функций старыми родовыми институтами, замкнутыми на отдельную родовую общину, становится невозможным. Только «новые объемы населения и территории могут требовать новых уровней иерархии и управления» [8. С. 107].

По подсчетам Х. Классена, «чтобы сформировалось сложное стратифицированное общество, необходимо… население, исчисляемое тысячами. Даже в самых маленьких ранних государствах Таити население достигало, по меньшей мере, 5 000 человек» [20. С. 76]. Л. Е. Гринин уточняет, что пять тысяч человек – это нижний предел для раннего государства. С такой численностью государство может появиться при «особо благоприятных» условиях: скученности (на острове или в речной долине) и при наличии рядом других государств [8. С. 109].

Эти теоретические выкладки опираются на эмпирический материал. Так, население района Ура (площадью 90 км2) в начале III тыс. до н. э. составляло приблизительно 6 тысяч человек, а Шуруппака – 15-20 тысяч [17. С. 167, 174]. Согласно В. И. Гуляеву, типичный город-государство в Центральной Мексике накануне испанского завоевания насчитывал 15-30 тысяч человек [10. С. 84]. Население одного из крупных государств майя I тыс. н. э., города Тикаля, площадью 160 км2 составляло 45 тыс. человек (в том числе 12 тыс. – в самом городе) [9. С. 24]. Население таких городов-государств Греции, как Спарта, Аргос, Фивы, Мегары в V в. до н. э. составляло от 25 до 35 тыс. человек. Одна из греческих колоний в Северном Причерноморье, Ольвия, насчитывала около 15 тыс. человек [8. С. 109 - 110].

Следует обратить внимание, что внешним, зримым признаком достижения критического для возникновения государства демографического порога является появление городов. Не случайно практически во всех регионах Старого и Нового Света ранние государства принимали форму городов-государств.

***

Все без исключения исследователи отмечали крайне незначительное количество городов в Новгородской земле даже в период ее наибольшего расцвета. Еще академик М. Н. Тихомиров, которому принадлежит первая отечественная монография о древнерусских городах, отмечал как «характерную особенность» Новгородской земли «небольшое количество городов, разбросанных к тому же на значительном пространстве». Ближайшая к Новгороду Старая Руса находилась в 70 км, но была отделена от него мощной водной преградой – озером Ильмень. Остальные новгородские города (Ладога, Торжок и Псков) были отделены от стольного города расстоянием в 200 – 250 км [50. С. 276].

Вслед за Тихомировым В. Л. Янин и М. Х. Алешковский признают, что «в пределах Новгородской земли, в отличие от других русских земель, городов очень мало». К числу «несомненно древних», существовавших уже в IX в., относятся лишь Ладога (ныне Старая Ладога) и Городище (2 км от Новгорода) [59. С. 35]. Таким образом, в интересующий нас период IX в. в районе Поволховья на расстоянии 200 км друг от друга существовало только два небольших городка (если их вообще можно отнести к этой категории). Остальное – еще меньшие по размерам деревни-селища.

Даже в начале XII в. на обширных пространствах Новгородской земли существовало всего 8 городов: Новгород, Ладога, Руса, Псков, Изборск, Городок на Ловати, Новый Торг и Волок Ламский, отстоявшие друг от друга на 200-400 км [40. С. 166]. В это время в намного меньших по территории Черниговской, Смоленской или Киевской землях насчитывались десятки больших и малых городов.

Малое количество городов на северо-западе русских земель свидетельствует о незначительной численности и плотности населения. Исходя из известного археологического материала, можно попытаться оценить численность населения Поволховья IX в..

Систематические раскопки Новгородской округи стали проводиться с 1975 г. Здесь работала Новгородская областная экспедиция Ленинградского отделения Института археологии АН СССР (ныне Новгородская областная экспедиция ИИМК РАН) под руководством Е. Н. Носова. Результаты этих раскопок были отражены Е. Н. Носовым в целой серии публикаций и двух монографиях (вторая – в соавторстве с В. М. Горюновой и А. В. Плоховым) [38; 41], в которых обобщен весь материал раскопок Новгородской округи за столетний период с 1901 г. и до конца XX в. Учитывая масштабы исследований, вряд ли можно рассчитывать на новые значительные находки. Даже если и будут обнаружены какие-либо ранее неизвестные поселения и могильники конца I тыс. н. э., они уже не смогут изменить общей картины.

А она такова. Центром Новгородской земли и основным театром действий «варяжской легенды» являлась территория Поозерья и истоков реки Волхов. Е. Н. Носов характеризует ильменское Поозерье, узкую полосу земли в 4–5 км, на 20 км растянувшуюся вдоль северо-западного берега Ильменя, как «один из наиболее населенных и развитых в сельскохозяйственном отношении районов древней Новгородской земли», широко освоенный славянским населением [37. С. 30-31]. К Поозерью, занимающему около 100 км2, примыкает территория вдоль рукава Волхова – Волховца (около 70 км2). На этой территории выявлено 25 селищ, 4 городища, 19 пунктов с синхронными им погребальными памятниками и одно языческое святилище [35. С. 31; 41. С. 7].

Поскольку на пяти из 25-ти селищ (Волотово, Слутка-II, Заболотье, Сергово, Шиловка-I) была найдена только гончарная посуда, их следует исключить из рассмотрения [35. С. 11-23]. Круговая керамика появилась в поселениях Северо-Запада только со второй четверти Х в., а до этого использовалась исключительно лепная посуда [7. С. 39; 32. С. 109]. Следовательно, поселения с гончарной керамикой не могли возникнуть ранее этого времени и в IX в. отсутствовали.

Из двадцати оставшихся селищ только пять имеют площадь от 3 га и выше. Самые крупные – Прость (10 га) и Мыза Сперанского (5 га). Восемь селищ имеют площадь от 0,5 до 1,3 га; семь селищ – от 1,6 до 2,5 га [35. С. 10-23]. Это согласуется с данными о средних размерах поселений северо-запада и северо-востока Руси – 1,5 га [11. С. 99].

Кроме селищ, в округе Новгорода выявлено четыре городища: Рюриково, Сергово, Георгий и Холопий городок. Из этих четырех Сергово городище нужно исключить, поскольку культурный слой на нем практически отсутствует (что говорит о его нежилом характере), а наличие лепной керамики твердо не установлено [35. С. 21]. Из трех оставшихся городищ два имеют незначительные размеры, даже меньшие, чем средняя площадь селищ: Холопий городок – 0, 2 га, городище Георгий – около 1 га. И только Рюриково городище занимает площадь не менее 4 га, а по оценкам Е. Н. Носова, учитывая нераскопанную и разрушенную части городища, даже 6–7 га [38. С. 151].

Исходя из этих данных, можно оценить численность населения региона. По подсчетам М. В. Фехнер, в северо-западных и северо-восточных областях Руси в X – XIII вв. 70 % селищ состояло из 3–6 крестьянских дворов, а 30 % – из 7–12 дворов [11. С. 100], что соответствует археологической картине Поозерья. Учитывая среднюю численность семьи в 6 человек, «средняя населенность большинства древнерусских сельских поселений Х–XIII вв. колебалась от 15 до 50 человек» [11. С. 65, 100]. В отношении новгородской округи это дает в сумме около 800–900 человек, проживавших на 20 селищах, и около 150–200 человек – на трех городищах.

Таким образом, численность населения этого района составляла около 1000 человек на 170 км2. Допустим, археологам известны не все поселения этого времени, - так, их часть могла быть разрушена в ходе хозяйственного освоения территории или затопления прибрежных участков озера Ильмень [41. С. 122]. Эти факторы, будучи учтенными, не дали бы даже двукратного увеличения числа поселений. К тому же в древности заболоченность местности была выше, и пригодных для поселения мест было намного меньше, чем сейчас.

Подсчеты осложняются тем, что «на местах практически всех поселений жизнь продолжалась и в древнерусский период» [35. С. 8]. Находки же позднесредневековой керамики на большинстве поселений Поозерья и Поволховья свидетельствуют, что люди жили там и позднее – в XVI – XVII вв. Это не дает возможности точно установить площадь поселений в IX в.

Однако поскольку есть все основания полагать, что поселения не уменьшались, а увеличивались в размерах, то цифра в тысячу человек может оказаться даже завышенной и отражать более позднюю по сравнению с IX в. Реальность. Впрочем, двукратное, троекратное или даже пятикратное увеличение этой цифры дает показатели, далеко отстоящие от критического демографического порога возникновения государственности (15-20 тыс. человек). При этом «другого, более обширного массива земли, способного удержать на себе такую же, как в северном Приильменье, концентрацию населения, Новгородская земля практически не знала» [18. С. 57]. То есть в других регионах Новгородской земли «концентрация населения» была еще меньше.

Помимо поселений, оценке численности населения могут помочь святилища и кладбища. Значительное население должно оставить после себя обширные могильники и многочисленные святилища. Однако, по признанию Е.Н. Носова, «археологическими материалами подтверждено наличие капища только в Перыни... Суждения о наличии нескольких языческих святилищ на территории самого Новгорода — предположения, основанные пока лишь на общих посылках» [37. С. 30].

Другие исследователи еще более категоричны. Так, А. В. Куза указывал, что ни в городе, ни поблизости от него нет обширного языческого некрополя, подобного открытым вокруг большинства старейших русских городов (Киева, Чернигова, Смоленска, Полоцка, Любеча). Не окружают Новгород и более мелкие городища-крепости и убежища. Факты говорят об отсутствии в этом месте крупного поселения до середины Х века [25. С. 171-172].

Аналогичная картина наблюдается и в Ладоге, с которой в последнее время все больше склонны связывать место действия «варяжской легенды». Размеры и численность населения Ладожского городища исключают возможность ее функционирования в качестве раннегосударственного центра, а тем более (по характеристике А. Н. Кирпичникова) «федеративной столицы» северных племен [19. С. 46].

Хотя, по заключению археологов, определить общую площадь поселения сложно, «ясно, что оценки ее в 12 – 16 га сильно завышены». Даже в Х в. «суммарные размеры поселения составляли не более 6 – 8 га». Древнейший же поселок, возникший на центральном возвышении (площадка Земляного городища), был невелик. Его население, как указывал в своих публикациях С. Л. Кузьмин, во второй половине VIII – начале IX вв. «вряд ли превышало несколько десятков человек и максимально может быть оценено в сотню жителей».

Кузьмин утверждает, что рассматривать Ладогу в это время «как крупный центр нет никаких оснований» [26. С. 73, 75]. До определенного времени, указывает он, Ладога вообще не могла развиваться как город. Находясь на стыке этнокультурных зон в географически ключевой точке региона, Ладога как минимум трижды за сто лет подвергалась нападению и разгрому, которые приводили к полной или частичной смене населения. Лишь с 920-х гг., с приходом в Ладогу значительного по численности нового населения, принесшего новые хозяйственные навыки (прежде всего, гончарную посуду), она начинает приобретать городские черты. До этого …ее можно рассматривать лишь в качестве торжища «при море» [26. С. 91-92].

Что касается ближайших к Ладоге территорий, то, по авторитетному свидетельству одного из ведущих ладожских археологов А. Н. Кирпичникова, в ранний период Ладога не имела «сколько-нибудь значительной сельской округи» [19. С. 43]. Следовательно, ее демографические ресурсы были ничтожны и исключали потребность в княжеской власти. Даже позднее, в период расцвета, в Ладоге никогда не было княжеского стола, только княжеские наместники и посадники.

Интересно, что в многочисленных публикациях на тему славянского расселения на северо-западе Руси не приводится оценок демографических ресурсов Новгородской округи и Ладожской земли [19; 30. С. 7-24; 31. С. 24-29, 35 – 41, 57 – 59]. Вряд ли это случайность. Даже острожный подсчет, исходя из объективных археологических данных, переводит все разговоры о государственном или даже предгосударственном образовании в Северо-Западной Руси в IX в. в разряд беспочвенных спекуляций.

В самом центре будущей Новгородской земли в IX – первой половине X вв. не было городов и даже значительных по численности населенных пунктов, кроме одной торговой фактории (Ладоги) и торгово-ремесленного центра (Городища). Могли ли эти два городища в двухстах километрах друг от друга и 20-30 небольших деревень, разбросанных на 170 км2, стать «центром складывающейся на севере Руси государственности»? Князя приглашали на «стол», а «столы» находились в городах, потому что ни одна деревня и даже несколько деревень не могли содержать князя с дружиной. А поскольку в IX в. на Северо-Западе не было городов, здесь отсутствовало первейшее условие для возникновения государственности.

В условиях распыленности населения не могли возникнуть внутренние импульсы к установлению княжеской власти. Она и пришла извне – с юга, из Русской земли, которая в своей территориальной экспансии дотянулась в Х в. и до своих северо-западных окраин.

***

Исследователи уже давно связывают появление городской застройки в Новгороде с деятельностью княгини Ольги и предполагают, что город был основан в середине Х в. как главный погост (пункт сбора дани) северо-западных земель [57. С. 129; 58. С. 378; 30. С. 13; 12]. Не случайно поход Ольги в район Приильменья на Мсту и Лугу состоялся в 947 г. – после древлянского восстания 945 г. Восстание показало исчерпанность источников дани южных регионов. Это подхлестнуло экспансию русов на север, в районы, богатые пушниной, солью и рыбой. Летописное свидетельство о походе Ольги и установлении «погостов и даней» по Мсте и Луге согласуется с археологическим материалом новгородских земель [57. С. 129; 58. С. 377, 378].

Предположение, что Новгород возник как главный погост региона, подтверждают многочисленные находки государственных пломб-печатей на местах расположения боярских усадеб. Эти деревянные пломбы служили для опечатывания мешков с собранной пушниной. К настоящему времени, по сообщению главы новгородских археологов В. Янина, обнаружена 51 такая пломба [58. С. 376–377].

Анализ этих находок, а также изучение структуры боярских усадеб Новгорода, которые жили за счет собранной дани и переработки продуктов сельского хозяйства, привело Янина к выводу, что «новгородское боярство с самого начала и составляло аппарат сборщиков государственного дохода» [58. С. 10–11]. Следовательно, Новгород возник не как ремесленный, а как административно-военный и торговый центр северо-западного региона, международная торговля которого основывалась на сбыте пушнины и других видов дани.

Говоря о времени и обстоятельствах возникновения Новгорода, следует учитывать, что в середине Х века во всем северном регионе Руси начался переход от системы торгово-ремесленных центров (городищ) к системе собственно городских поселений [39. С. 68, 72; 14. С. 122]. Типичный раннесредневековый город представлял собой укрепленное поселение с трехчленной социально-топографической структурой: детинец, окольный город, посады [24. С. 131; 47. С. 252].

Именно с этим переходом исследователи связывают появление таких городских центров, как Новгород, Белоозеро и Ростов, возникших практически одновременно [14. С. 122]. К ним следует добавить и ряд других городов Новгородской земли, в частности, Городец под Лугой и Городок на Ловати, которые тоже возникли около середины Х в. [28. С. 37; 40. С. 167-168].

Исследователи отмечают характерную деталь этих городов и городков: они появляются «вне сгустков местных поселений» и вне связи с предшествующим культурным материалом [40. С. 167-168]. Так, установлено «отсутствие прямых генетических связей» ранних слоев Ладоги и «Рюрикова» Городища с «ранними новгородскими древностями» [59. С. 35].

Разрыв с местной традицией, синхронность и быстрота смены техники строительства и системы поселений  свидетельствует о приходе какого-то иного общества, обладавшего иными навыками хозяйствования и традициями градостроительства. Учитывая бесспорно славянские названия новых населенных пунктов (Новгород, Белоозеро, Городок, Ростов), это население могло быть только славянским.

Откуда оно пришло? Вся совокупность известных нам археологических, антропологических, лингвистических и этнографических данных об особенностях Новгорода, его политических институтах и диалекте свидетельствует, что переселенцы пришли с Южной Балтики. В этом наиболее экономически развитом в VIII – XI вв. регионе славянского мира имелись многочисленные города, в том числе и такие крупные, как Старигард, Велиград, Волин, Колобрег, Щецин и т. д. [55. С. 208, 209]. Следовательно, имелся и длительный опыт градостроительства, который был перенесен в середине Х в. с запада на восток Балтики.

В связи с пересмотром взглядов на время возникновения Новгорода следует внимательнее присмотреться к показаниям летописи, которые не согласуются с утверждением, что Рюрик «сел» в Новгороде. Они уже давно привлекали внимание исследователей.

Так, в статье о 907 г. в рассказе об успешном походе князя Олега «на греков», летопись перечисляет дань, взятую с Константинополя. Как часть дани Олег требовал «укладов» на русские города, где сидели «велиции князи под Олегом суще» [27. Стб. 31]. Как пояснял С. А. Гедеонов, «этими укладами, как частью военной добычи, он вознаграждал словено-русских князей за полученную от них военную помощь» [6. С. 150]. В числе этих городов летопись называет Киев, Полоцк, Чернигов, Любеч и Ростов, оставляя «прочие» непоименованными [27. Стб. 31]. Как видим, Новгорода среди них нет.

Совершенно невероятно, чтобы город, куда призывался предшественник Олега Рюрик, не был включен в список городов-получателей укладов. Тем более, что, согласно летописи, в походе Олега участвовали и кривичи, и ильменские словене. Почему же Новгород не назван в этой росписи? Гедеонов, удивляясь этому факту, полагал, будто Олег «мстил новогородцам» [6. С. 402]. В свете современных данных ответ проще: Новгорода в начале Х в. еще не существовало.

Еще одна летописная статья от 970 г. сообщает о новгородском посольстве в Киев к Святославу с требованием «дать им князя». Святослав предоставил своим сыновьям решать, кто из них будет княжить в Новгороде. Однако старшие сыновья Святослава, Ярополк и Олег, по выражению летописи, «отперлись» [27. Стб. 69]. Новгородский «стол» достался младшему – шестилетнему Владимиру.

Как известно, младшим сыновьям доставались самые непрестижные и захудалые столы. Значит, в 970 г. Новгород был еще столь незначительным, что княжеские сыновья предпочли более выгодные киевское и древлянское княжения. Этого не могло произойти, если бы Новгород существовал к тому времени уже более ста лет.

***

Подведем итоги. Археологически доказанное отсутствие городских поселений в районе Приильменья и Поволховья в IX в. выбивает всякую почву из-под летописного рассказа о призвании варяжских князей. Для создания на этой территории института государственной власти не было главной из предпосылок государствогенеза – наличия значительного по численности и плотности населения. Отсутствие в IX в. трех упомянутых в сказании городов, где якобы княжили приглашенные братья, – Новгорода, Белоозера и Изборска – лишает его всякой исторической достоверности.

Наличие других анахронизмов, возникших в процессе бытования легенды, таких как христианский крест на могиле язычника Трувора или выдуманное приверженцами норманизма в XIX в. «Рюриково» городище, лишь демонстрирует механизм создания подобного рода вымыслов. Эти анахронизмы позволяют с уверенностью утверждать, что варяжское сказание создавалось не ранее XI – XII вв., когда указанные в нем города уже существовали.

Немаловажно и то, что, кроме летописи, ни один другой известный письменный памятник дотатарской эпохи не упоминает о призвании варягов и не знает Рюрика как родоначальника русских князей. На это неоднократно указывал в своих работах еще в 70-е годы XIX в. Д. И. Иловайский [15. С. 225, 276 - 277]. «Замечательно это систематическое умолчание о призвании Рюрика и необычайных завоеваниях Олега во всех памятниках, которые, несомненно, древнее летописного свода» [15. С. 226]. Однако эти здравые замечания Д. И. Иловайского почти 150 лет игнорируются профессиональным сообществом.

Ни одно сочинение XI – XII вв., к числу которых относятся «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона, «Похвала Владимиру» Иакова-мниха, «Чтение о Борисе и Глебе» Нестора Печерского или «Сказание» об этих общерусских святых, не упоминает князей ранее Игоря.

Если к этому добавить полное молчание о варягах всех категорий источников (как древнерусских, так иностранных) до 30-х гг. XI в., то вывод напрашивается однозначный[54. С. 171-180]. Рассказ о призвании варягов – не просто поздняя вставка начала XII в. (с чем согласны почти все современные историки). Это продукт творчества монахов, выполнявших политический заказ светских и духовных владык.

И,  хотя академик Б. А. Рыбаков назвал варяжскую легенду «грубоватой и неумелой фальсификацией» [45. С. 226], надо отдать должное виртуозности монахов. Они сумели так скомпилировать южные предания об Игоре, Олеге, Аскольде и Дире с новгородскими и ладожскими легендами X в., поместив их в IX в., что уже триста лет ученые не могут распутать этот клубок летописных хитросплетений.

Причины такого переноса понятны: возникновение княжеской династии хотели приурочить к Новгородской земле и согласовать с известным по греческой хронике Георгия Амартола нападением русов на Константинополь в 866 г. Однако эта дата не верна. По современным данным, нападение произошло 18 – 25 июня 860 г. [46. С. 557, 559]. В результате этой ошибки и появились на Руси в 862 г. Рюрик с братьями, и началась 900-летняя варяжская эпопея.

Наивные представления монахов XII в. о процессе русского политогенеза давно требуют пересмотра. Невероятно, чтобы в географических условиях Восточной Европы на громадной территории в 700 тыс. км2, где густонаселенные районы были отделены друг от друга почти безлюдными и сильно залесенными территориями, образование государства заняло всего 20 лет (согласно летописи – с 862 по 882 гг., от вокняжения Рюрика до похода на Киев Олега).

Становление древнерусского государства было длительным и асинхронным. На юге институты государственной власти возникли как минимум на полвека раньше (а если учитывать, как предлагают некоторые историки, так называемый Русский каганат, – то более чем на столетие). На севере в силу малочисленности и распыленности населения предпосылки государственности складывались медленнее. При этом втягивание северных регионов в орбиту южной – русской – государственности совпало по времени с массовой миграцией западнославянского населения с Южной Балтики. Непростые взаимоотношения местных и пришлых славянских групп, хотя и в искаженном виде, нашли отражение в летописях. Таким образом, создание древнерусского государства происходило не так, как об этом говорит Начальная летопись. Оно шло не с севера на юг, а с юга на север. Правы оказались историки, которые отдавали предпочтение Киеву перед Новгородом, усматривая в летописном рассказе нарушение «общего хода истории» [42. С. 81; 44. С. 193-194; 51. С. 14-15, 18; 52. С. 154]. Именно с Киевской земли, по обоснованному суждению академика О. Н. Трубачева, шли первичные импульсы политического и культурного развития [53. С. 15-16, 51]. Как справедливо полагают современные исследователи, говорить о Новгороде как самостоятельном центре («столице» Северной Руси) можно не ранее рубежа X – XI вв. [12].

И вовсе не Рюрик, этот персонаж народной легенды и усердия монахов, стал родоначальником древнерусской государственности и княжеской династии. Поиски исторической основы варяжской легенды в Новгороде, Ладоге, Белоозере и в целом на Руси потерпели полный крах. Вопрос об историчности этого сказания и его истоках остается открытым. Начало русской истории все еще окутано туманом, и задача современных историков – рассеять этот туман.

 

Принятые сокращения

ПСРЛ – Полное собрание русских летописей

 

Литература

  1. Арциховский А. В. Археологическое изучение Новгорода // Материалы и исследования по археологии. 1956. № 55.
  2. Арциховский А. В., Каргер М. К. Раскопки 1932 г. в Новгороде Великом. // Проблемы истории материальной культуры. 1933. № 1-2.
  3. Башенькин А. Н. Вологодская область в древности и средневековье // Вологда. Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда. 1997.
  4. Белецкий С. В. Начало Пскова. СПб. 1996.
  5. Бондаренко Д. М. Привилегированные категории населения Бенина накануне первых контактов с европейцами. К вопросу о возникновении классов и государства // Ранние формы социальной стратификации: генезис, историческая динамика, потестарно-политические функции. М. 1993.
  6. Гедеонов С. А. Варяги и Русь. М. 2004.
  7. Горюнова В. М. О раннекруговой керамике на Северо-Западе Руси // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л. 1982.
  8. Гринин Л. Е. Раннее государство и его аналоги // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. Волгоград. 2006.
  9. Гуляев В. И. Города-государства древних майя // Древние города. Материалы к Всесоюзной конференции «Культура Средней Азии и Казахстана в эпоху раннего средневековья». Л. 1977.
  10. Гуляев В. И. Типология древних государств: Месопотамия и Мезоамерика //Древние цивилизации Востока (Материалы 2-го Советско-американского симпозиума). Ташкент. 1986.
  11. Древняя Русь. Город. Замок. Село. М. 1985.
  12. Жих М. И. О происхождении Новгорода и начале новгородской государственности // Русская народная линия. – http://ruskline.ru/ analitika/2010/06/21/o_proishozdenii_novgoroda_i_nachale_novgorodskoj_gosudarstvennosti (дата обращения 28. 01. 2016).
  13. Захаров С. Д. Белоозеро // Русь в IX – X веках: археологическая панорама / Ин-т археологии РАН; отв. ред. Н. А. Макаров. Москва; Вологда. 2012.
  14. Захаров С. Д. Древнерусский город Белоозеро. М. 2004.
  15. Иловайский Д. И. Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю. М. 2015.
  16. Ипатьевская летопись // ПСРЛ. Т. II. М. 1962.
  17. История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой формации. Т. 1. Месопотамия / Под ред. И. М. Дьяконова. М. 1983.
  18. Кизилов Ю. А. Географический фактор в истории средневековой Руси // Вопросы истории. 1973. № 3.
  19. Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская земля VIII – XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы. Славяно-русские древности. Вып. I. Под ред. проф. И. В. Дубова. Л. 1988.
  20. Классен Х. Дж. М. Было ли неизбежным появление государства? // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. Волгоград. 2006.
  21. Клосс Б. М. Предисловие к изданию 2000 г. // Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // ПСРЛ. Т. III. М. 2000.
  22. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М. 1991.
  23. Кочакова Н. Б. Размышления по поводу раннего государства // Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности. М. 1995.
  24. Куза А. В. Малые города Древней Руси. М. 1989.
  25. Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества Х – ХIII вв. / Под ред. Л. Г. Бескровного. М. 1975.
  26. Кузьмин С. Л. Ладога в эпоху раннего средневековья (середина VIII – начало XII в.) // Исследование археологических памятников эпохи средневековья. СПб. 2008.
  27. Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. Т. I. M. 1997.
  28. Лебедев Г. С. О времени появления славян на Северо-Западе // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л. 1982.
  29. Летопись по Воскресенскому списку // ПСРЛ. Т. VII. М. 2001.
  30. Мачинский Д. А. О времени и обстоятельствах первого появления славян на Северо-Западе Восточной Европы по данным письменных источников // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л. 1982.
  31. Минасян Р. С. Проблема славянского заселения лесной зоны Восточной Европы в свете археологических данных // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л. 1982.
  32. Михайлова Е. Р. Некоторые находки с Труворова городища и финальный этап культуры длинных курганов // Изборск и его округа (материалы II Международной научно-практической конференции). Изборск. 2006.
  33. Никоновская летопись // ПСРЛ. Т. IX – X. – М., 1965.
  34. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // ПСРЛ. Т. III. М. 2000.
  35. Носов Е. Н. Археологические памятники верховьев Волхова и ильменского Поозерья конца тыс. н. э. (каталог памятников) // Материалы по археологии Новгородской земли. 1990. М. 1991.
  36. Носов Е. Н. Некоторые общие проблемы славянского расселения в лесной зоне Восточной Европы в свете истории хозяйства // Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы. Славяно-русские древности. Вып. I. / Под ред. проф. И. В. Дубова. Л. 1988.
  37. Носов Е. Н. Новгород и новгородская округа IX—X вв. в свете новейших археологических данных (к вопросу о возникновении Новгорода) // Новгородский исторический сборник. 1984. Вып. 2 (12).
  38. Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л. 1990.
  39. Носов Е. Н. Проблема происхождения первых городов Северной Руси // Древности Северо-Запада России (славяно-финно-угорское взаимодействие, русские города Балтики) / Под ред. В. М. Масона, Е. Н. Носова, Е. А. Рябининой. СПб. 1993.
  40. Носов Е. Н. Речная сеть Восточной Европы и ее роль в образовании городских центров Северной Руси // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию В. Л. Янина. М. 1999.
  41. Носов Е. Н., Горюнова В. М., Плохов А. В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья (Новые материалы и исследования). СПб. 2005.
  42. Пархоменко В. Л. У истоков русской государственности (VIII – XI вв.). Л. 1924.
  43. Радзивиловская летопись // ПСРЛ. Т. 38. Л. 1989.
  44. Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М. 1963.
  45. Рыбаков Б. А. Рождение Руси. М. 2012.
  46. Сахаров А. Н. 860 год: начало Руси // Варяго-русский вопрос в историографии. М. 2010.
  47. Седов В. В. Изборск в конце Х – начале XI вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию В. Л. Янина. М. 1999.
  48.  Седов В. В. Изборск в раннем Средневековье. М. 2007.
  49.  Седов В. В. Изборск – протогород. М. 2002.
  50. Тихомиров М. Н. Древнерусские города. – СПб., 2008.
  51. Толочко П. П. Древняя Русь: Очерки социально-политической истории. Киев. 1987.
  52. Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности. Л. 1970..
  53. Трубачев О. Н. В поисках единства: взгляд филолога на проблему истоков Руси. М.: Наука. 2005.
  54. Федотова П. И. Варяжский миф русской истории // Экономический вектор. 2016. № 2 (5).
  55. Фомин В. В. Начальная история Руси. М. 2008.
  56. Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца XI – начала XIII столетия. СПб. 1992.
  57. Янин В. Л. Княгиня Ольга и проблема становления Новгорода // Янин В. Л. Средневековый Новгород. Очерки археологии и истории. М. 2004.
  58. Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода. М. 2008.
  59. Янин В. Л., Алешковский М. Х. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // Ист
комментарии - 10
Jailene 25 апреля 2017 г. 21:46

Kngwledoe wants to be free, just like these articles!

Matilda 26 апреля 2017 г. 3:27

Heck yeah <a href="http://ocwmkzocqbc.com">ba-yebe</a> keep them coming!

Carrie 27 апреля 2017 г. 17:53

I am forever indebted to you for this inioomatfrn. http://jfhjgqkf.com [url=http://xcllctvw.com]xcllctvw[/url] [link=http://krbjadzz.com]krbjadzz[/link]

GeorgeBrumb 19 ноября 2017 г. 17:34

[url=http://progonrumarket.ru ]прогон сайта[/url]

Антон 13 октября 2019 г. 16:28

Перезвоните мне пожалуйста 8 (495) 248-01-88 Антон.

Ігор Мицько 29 ноября 2019 г. 11:01

Шановна Пані Фєдотова! Добре було, коли б Ви проставили пагінації у цих статтях та закинули їх на Academia.edu. Потрібно для посилання.

CharlesByday 31 октября 2020 г. 17:28

[url=https://megaremont.pro/nizhniy-novgorod-restavratsiya-vann]Обновление поверхности ванн в Орехово-Зуево[/url]

RalphTwede 6 июня 2022 г. 2:01

viagraorcialis <a href=" https://tadalafilusi.com/# ">tadalafil 20mg</a>

Chesterwaymn 7 июня 2022 г. 8:25

https://stromectolgf.online/# stromectol xr

IverMog 7 июня 2022 г. 8:25

ivermectin human <a href=" https://stromectolgf.online/# ">ivermectin human</a>


Мой комментарий
captcha