«…Заслуживает имя политического деятеля» (2000)
12
 14917
Сто тридцать лет назад родился человек, имя которого неотрыв-
но от поистине тектонических сдвигов в стране и мире.
Я — не историк, не политик, но, по глубокому моему убеж-
дению, интерес к родной истории и сопричастность судьбам страны
не могут становиться монополией профессионалов. Я, как и многие
мои соотечественники, с интересом слежу за публикациями по рос-
сийской истории XX века, читаю мемуары участников событий, ра-
боты историков — и с удивлением обнаруживаю, насколько расходят-
ся хорошо известные, достоверные и никем не оспариваемые факты
с тем, что сегодня говорят и пишут люди, имеющие доступ к газетам
и телевидению. И если мне приходится браться за перо и выносить
на суд читателей свои сомнения и размышления, то только потому,
что здравый смысл и непредвзятость оценок, как мне кажется, сегодня
в дефиците.
Недавно я натолкнулся на поразительное по своей непреходящей ис-
торической и политической дальновидности ленинское высказывание:
«Нужна правда и о живых политических деятелях, и о мертвых, ибо те,
кто заслуживает имя политического деятеля, не умирают для политики,
когда наступает их физическая смерть». Оглядываясь в прошлое и наблю-
дая жизнь сегодняшнюю, мы видим, что автор процитированных слов не
умер для политики, что идеи его и дела остаются в фокусе общественного
внимания, являются предметом противоречивых, а нередко и конъюнк-
турных — как раньше, так и теперь — оценок. В день ленинской кончины
поэт писал: «Века уж дорисуют, видно, недорисованный портрет». Портрет
остается недорисованным и по сей день. И это неудивительно, ибо Ленин
был и остается титанической фигурой российской и всемирной истории.
Не только единомышленники, но и крупнейшие политические противни-
ки, идейные оппоненты считали его человеком исторического масштаба.
Сегодня мы вновь находимся на одном из переломов нашей истори-
ческой судьбы, на котором утеряны многие нравственные ориентиры,
девальвированы моральные ценности.
Переживая период падения культуры общества, быстрого разрушения
системы среднего и высшего образования, массового отъезда за рубеж специалистов, главным образом молодых, страна превращается в очаг
невежества, мракобесия, разгула первобытных инстинктов. Главной
ценностью объявлено богатство. Уличные транспаранты соблазняют
пить водку и курить. Безнаказанность грабежей и убийств указывает мо-
лодежи возможные легкие пути обогащения. Такой культуре, конечно,
не нужны ни Герцен, ни Чернышевский, ни декабристы, ни народники,
ни Ленин, ни Плеханов. «Живи в свое удовольствие! Лови момент!»
Наверное, предвидя будущее господство Победоносиковых, понимая,
что до царства справедливости еще страшно далеко, В. Маяковский,
«далеко не худший поэт эпохи», пытался сам рассказать «о времени и
о себе». Любые попытки посмотреть на историю со стороны неминуе-
мо приводят к появлению «точек зрения», когда старым меряется день
сегодняшний. Тут ничего не поделать. Но беда, если начинают судить
прошедшее, а особенно войны и революции, с сегодняшних позиций,
прикладывая к прошлому эталон мирного времени. Отсюда один шаг
до морализирования, приобретающего к тому же лицемерный характер.
Приведу только один пример, связанный с применением силы. Сравним
подавление кронштадтского мятежа, о котором в последние годы было
написано столько возмущенных слов, и две военные кампании в Чечне.
В первом случае руководством страны были выявлены социально-эко-
номические причины вооруженного выступления и радикально изме-
нена вся политика (произошел переход к нэпу); в последнем — после
одной кровопролитной кампании через три года последовала вторая…
Замечу к этому такую «частность». Когда осуществлялся переход от прод-
разверстки к продналогу, Ленин потребовал удалить из Наркомпро-
да людей, «одни лица которых стали ненавистны крестьянству». Глава
правительства понимал, что новую политику должны проводить новые
люди, и это одно из необходимых условий, чтобы люди поверили в нее.
Какие отсюда можно сделать выводы, судите сами. А сколько таких со-
поставлений и сравнений можно привести!
Настоящая биография В. И. Ленина — в его делах. Эту биографию
стали уродовать сразу после его смерти, превращая человека в икону,
а затем — под лозунгом возвращения к истине — не нашли ничего луч-
шего, чем опустить эту икону в грязь. Наверное, людей такого масштаба,
равно, как Петра Великого, да и других великих — людей с исторической
инициативой, не устранявшихся от схватки с заскорузлыми обычаями,
с традиционной нищетой, с невежеством и гнетом, не следует подгонять
под мещанский трафарет.
Создание российской социал-демократии, партии большевиков, Ок-
тябрьская революция, образование СССР, первые шаги к социализму на
путях нэпа — все это неотделимо от Ленина. И все это — за двадцать пять
лет политической жизни, за семь, а фактически, за пять лет пребывания
у власти. Есть над чем задуматься. Чуть больше одного нынешнего пре-
зидентского срока, а страна была поднята буквально из руин Мировой и
Гражданской войн.
По своей политической целеустремленности, ясности программных
принципов и точности лозунгов партия большевиков равных себе не име-
ла. Как и всякое свободное объединение людей, ее сотрясали разногласия, расколы, но никогда не подвергалась сомнению цель — на развалинах са-
модержавия построить общество социальной справедливости, где права
на труд, на всеобщее равенство перед законом, на 8-часовой рабочий день
при достойной, обеспечивающей жизнь зарплате, на медицинское обес-
печение всем гражданам гарантированы. Эта партия твердо знала, что
завоевать власть может только народ под руковод ством организации —
партийной организации. Благие либеральные пожелания и политиче ские
дебаты были бессильны и бесполезны в самодержавной стране.
Ленин создал аппарат управления государством при сильной власти,
но коллективном руководстве. Обращает на себя внимание, как много
сил тратил этот человек на согласование своих предложений, как часто
он оказывался, будучи главой правительства, в меньшинстве, как вынуж-
ден был соглашаться с большинством или вновь просить вернуться к об-
суждению его предложений.
Когда партия стала правящей, Ленин предупредил о двух главных
грозящих ей опасностях — карьеризме и бюрократизме, которые могут
и погубить. «К нам, — говорил он, — присосались кое-где карьеристы,
авантюристы, которые назвались коммунистами и надувают нас, кото-
рые полезли к нам потому, что коммунисты теперь у власти, потому что
более честные “служилые” элементы не пошли к нам работать вследствие
своих отсталых идей, а у карьеристов нет никаких идей, нет никакой
чест ности. Это люди, которые стремятся только выслужиться». Все сим-
патии Ленина на стороне «служилых» с «отсталыми идеями», но честных.
Насколько проницательными оказались эти предупреждения и оценки,
говорить сегодня не приходится. Как в калейдоскопе, мелькают одни и те
же лица. КПСС, ДВР, НДР, «Медведь».. . И думается, что это не последнее их
пристанище. Неважно, какая партия, важно, что они у власти.
Ленин являл собой редкое сочетание творческого воображения и реа-
лизма, теоретика и политика. До сих пор ничего умнее о национализме
нации угнетающей и национализме нации угнетаемой, о категорической
неприемлемости первого и понимании и сдержанной, несиловой коррек-
тировке второго — никто не сказал. Самое время об этом вспомнить!
Недавно промелькнуло сообщение, что в Финляндии открыт еще
один памятник Ленину. И, насколько я знаю, ни один финн — каких бы
политических взглядов он ни придерживался — не позволит себе пре-
небрежительно отозваться о Ленине: там помнят, кто подписал декрет
о независимости Финляндии. К чему я клоню? Да очень просто: Ленин,
будучи убежденным интернационалистом (у нас даже коммунисты ста-
ли стесняться этого слова, а напрасно), резко выступал — и не только на
словах, но и на деле, — против малейших ущемлений по национальному
признаку, против употребления каких бы то ни было оскорбительных
кличек по адресу евреев, татар, кавказцев и т. д. Неплохо было бы неко-
торым неблагодарным потомкам тех, кого брал под свою защиту Ленин,
поучиться у наших северных соседей.
Хочу сказать и о патриотизме, о котором так много наговорено как
в «положительном», так и «отрицательном» смысле. Ленину принадле-
жат известные слова «о национальной гордости великороссов». Кстати,
они не были в свое время поняты даже отдельными единомышленниками, усмотревшими в них уступку великодержавному шовинизму. Но это
было не так. Конечно, патриотизм Ленина не был ни «профессией», ни
«политическим промыслом». У него было естественное чувство Родины,
присущее русскому интеллигенту, с его бережным отношением к русско-
му языку, истории, культуре, традициям, обычаям и т. д.
Ленин, большевики шли к революции не потому, что жаждали крови,
а потому, что никакие изменения к лучшему для рабочих, для вымираю-
щих от периодического голода крестьян «правящая элита», как сказали
бы сейчас, проводить не желала. Партия была засекреченной не потому,
что ее цели были неприемлемы для людей, а потому, что власть боролась
с ней, засылала провокаторов и т. д. Методы борьбы с самодержавием
были им самим и продиктованы.
Ленин и революция неразделимы. Действительно, если мы говорим
о Ленине, мы говорим об Октябре; если говорим об Октябре — говорим
о Ленине.
Об Октябрьской революции написаны горы книг. В первые годы ее
называли Октябрьским переворотом. Переворот или революция? Ответ
надо искать в последующих событиях — в стране, в мире.
Взятие Бастилии могло остаться бунтом в Париже, если бы Людо-
вик XVI сумел разглядеть в надвигающихся событиях революцию. Не
разглядел — и потерял корону, а заодно и голову. Почти сто лет Францию,
другие страны Европы будут сотрясать революционные взрывы, пока
Парижская коммуна 1870 года не приведет к окончательному свержению
монархии, уничтожению остатков феодализма, выходу на политическую
арену демократических форм государственного правления — парламен-
таризма и свободного развития капитализма. Хотя королей оставалось
(и остается) много, абсолютная монархия — «самодержавие» — на циви-
лизованной части планеты сохранялась только в России.
Старый вопрос: а могло ли не быть революции (любой)? В нашей
стране, насыщенной учениями о «закономерностях», сильно попахи-
вающими фатальной верой в судьбу, ответ всегда звучал отрицательно.
Ну что ж.. . Если ничего изменить в будущем нельзя, если все неизбеж-
но — и революция, и распад СССР, — то человеческое общество стано-
вится подобным стаду. Это и нужно всякого рода тиранам-пастухам. Но
ответ на поставленный вопрос должен быть определенно положитель-
ным, так как революции всегда свершаются по вине властителей, не же-
лающих поступиться присвоенными привилегиями, неспособными на
социальный и политический компромисс.
Колониальная страна, грабившая Индию, Китай, Африку, переживав-
шая у себя дома развитие беспощадного капитализма (в начале XIX века
был принят закон, запрещавший более чем 12-часовой (!) рабочий день
для детей), — Великобритания, помня о Великой французской револю-
ции, путем множества компромиссов, усовершенствований парламен-
таризма, уступок бывшим колониям вплоть до их отделения не допус-
тила у себя ни одной революции по сей день. Став президентом США
в период тяжелейшего кризиса, Франклин Делано Рузвельт в 1933 году
в течение знаменитых своих ста дней начала президентства пошел на
небывалые уступки рабочим, оказал поддержку безработным, существенно ограничил власть капитала и буквально вырвал страну из разра-
зившегося и небывалого до сих пор кризиса. Совершить эту «револю-
цию сверху» он смог только потому, что мир уже был знаком с Октябрем
России, который угрожал прийти на американский континент, если не
будет найден выход из кризиса, если не начнет осуществляться действи-
тельно сильная социальная политика.
Только бездарные политики не усваивают уроков прошлого. Рево-
люцию надо изучать, ее нельзя похлопывать по плечу или поучать, ее
надо предупреждать. И самое последнее дело — ругать революционеров.
Они — далеко, они — не услышат. Революции всегда убивали своих сы-
новей. Но не надо забывать, что на баррикады выходили лучшие, самые
чистые сыны народа. Они хотели родине добра, оглядываясь назад, на
зло, которое надо было свергнуть. Им всегда было трудно заглянуть в
будущее, увидеть тех, кто воспользуется плодами их побед. Зачем далеко
ходить в поисках примеров? Оборонявшим «Белый дом» в августе 1991
года разве мыслилось, что они закладывают фундамент никчемного
капитализма, расслоения общества на полунищих и «новых русских»,
разве они думали, что уже через несколько месяцев начнется кровавый
передел собственности и сфер влияния разных мафий?
Почему произошла Февральская революция? Вот только несколько эски-
зов, характерных для общественной атмосферы того времени и показыва-
ющих, что было бы удивительным, если бы революция не «случилась».
«Как известно, вскоре после начала военных действий в армии не
хватило снарядов.. . Генерал Янушкевич, называвший вопрос патронов и
ружей “кровавым”, писал в это время Сухомлинову (тогдашний военный
министр. — А. В.) из ставки верховного главнокомандующего.. . “Волосы
дыбом становятся при мысли, что по недостатку патронов и винтовок
придется покориться Вильгельму. . .”». «Раздражение России, вызванное
страшным отступлением 1915 года, действительно удалось направить
в отдушину, именуемую Государственной думой. Удалось перевести наки-
певшую революционную энергию в слова.. . Удалось подменить “револю-
цию” “резолюцией”, то есть кровь и разрушение словесным выговором
правительству». В Петрограде кончается хлеб. На фронте нет снарядов,
винтовок, патронов. «20 января (2 февраля) 1916 года председателем Со-
вета министров назначают гофмейстера Бориса Владимировича Штюр-
мера, о котором столица выражалась так: “Абсолютно беспринципный
человек и полное ничтожество”…» (В. В. Шульгин).
Страна ведет смертельную войну. И в это время с 16 сентября 1916
года по 1 марта 1917-го сменилось три премьера правительства, ни один из которых не имел ни сил, ни ума, ни опыта для выполнения своих
обязанностей.
Запись последней беседы царя с председателем Думы М. В. Родзянко:
«— Ваше величество, спасайте себя. Мы накануне огромных событий,
исхода которых предвидеть нельзя. То, что делает ваше правительство
и вы сами, до такой степени раздражает население, что все возможно.
…Что же вы хотите, во время войны потрясти страну революцией?
— Я сделаю то, что мне бог на душу положит.
— …Я убежден, что не пройдет и трех недель, как вспыхнет такая
революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать.
— Откуда вы это берете?
— Из всех обстоятельств, как они складываются. Нельзя так шутить
с народным самолюбием, с народной волей, с народным самосознани-
ем, как шутят те лица, которых вы ставите».
«Родзянко как в воду глядел. …Через девятнадцать дней после этого
разговора я уже во Пскове принял из рук несчастного самодержца акт
его отречения от престола» (В. В. Шульгин).
«. ..В терновом венце революций грядет шестнадцатый год...» — в 1915
году в поэме «Облако в штанах» писал В. В. Маяковский.
За несколько дней до революции монархист, черносотенец Пуришке-
вич произнес яркую речь против правительства.
Хватит, наверное. В этих условиях Февральской революции не могло не
быть. Николай II довел дело до того, что сложившееся в стране положение
вызывало полное неприятие у всех: от ярых монархистов до солдат.
А что же с Октябрем? Действительно ли все дело в заговоре большевиков?
После февраля 1917-го Россия — самая демократическая страна в мире.
Но власть принадлежит двум противоположным лагерям: Советам орга-
низованных рабочих и солдат — с одной стороны, и Временному прави-
тельству, образованному остатками Государственной думы, — с другой.
К единовластию стремятся и те, и другие. К этому времени на фронтах
убито более 2 миллионов человек. Таких потерь Россия не знала за всю
свою историю. Как объяснить народу, почему пушки остались без снаря-
дов, почему у солдат не хватало винтовок, почему в Петро граде выдавали
меньше 400 граммов хлеба на человека, почему в деревне у крестьян на-
сильственно отбирали хлеб (продразверстку ввело царское правитель-
ство 29 ноября 1916 года, вооруженные продотряды направило в дерев-
ню Временное правительство; другого выхода тогда не было, и осуждать
никого не стоит, но и большевикам не надо приписывать чужие заслу-
ги)? Слова бесполезны. Надо действовать. После Октября чиновник Ми-
нистерства иностранных дел разговаривает с Л. Д. Троцким (которого
про себя сравнивает с чертом, готов стереть в порошок, но которому
вынужден передавать дела). Разговор идет о причинах такого быстро-
го свержения власти — переворот-то был практически бескровным,
никакого штурма Зимнего и не было, погибло при его обороне 1 или
2 человека. И оба приходят к выводу: если бы Временное правительство
заключило сепаратный мир с немцами, оно власть могло удержать. Мы
от себя добавим: и Россия пошла бы по пути европейской демократии
с продолжением после какого-то перерыва бурного развития промышленности, дальнейшего кооперирования сельского хозяйства (к этому
времени оно уже было на 50 процентов кооперировано; все старые до-
революционные кооперативы ликвидировал Сталин, сгрудив на их раз-
валинах беспаспортных закрепощенных крестьян).
Плохо организованная российская дворянская аристократия в сентяб-
ре 1917 года пыталась отобрать власть у слабого Временного правитель-
ства с помощью героя войны генерала Лавра Корнилова. Смелый, умный
генерал встретил отпор вооруженных рабочих отрядов, поддержанных
Временным правительством, натолкнулся на неповиновение собствен-
ных солдат и вынужден был от Петрограда уйти. Но корниловский мя-
теж изменил соотношение сил в пользу Советов: сплоченные обороной
рабочие выпустили из тюрьмы Троцкого, возглавившего Петроградский
Совет. Ленин оставался в подполье. Большевики и левые эсеры начали
энергично готовиться к захвату власти. После взятия Зимнего дворца и
ареста Временного правительства Ленин покинул подпольную квартиру
и пришел в штаб восстания в Смольном.
Вожди большевиков были гораздо лучше образованы в политике: они
прошли эмиграцию, многие были лично знакомы с коммунарами Пари-
жа, знали от них, что означал синдром, получивший название «версаль-
ский». Версальцы чинили дикие расправы над коммунарами, добивали
раненых, расстреливали на улицах города тысячи рабочих. Революция
или контрреволюция — так стоял вопрос.
Будучи самым авторитетным человеком в партии, Ленин не обладал
никакими особыми полномочиями, тем более — диктаторскими. Накану-
не восстания за выбалтывание даты переворота он предложил исключить
из партии Зиновьева и Каменева. С ним не согласились. После победы
восстания в Петрограде во время боев в Москве он потребовал исключить
из партии Луначарского за противодействие военным методам борьбы.
Не прошло. Во время Гражданской войны Ленин не мог отдавать прика-
зов Председателю РВС Троцкому без решения Политбюро. Думаю, что
именно для возвеличивания Сталина надо было придумать другого Лени-
на — якобы единоличного руководителя партии, ее идеолога, теоретика
и практика, продолжателем которого был расписан Сталин, всего лишь
унаследовавший будто бы необозримую власть покойного вождя.
Сейчас экономический уклад, доставшийся стране от первых лет
революции, изуродованный под тиранию, называвшийся у нас социа-
лизмом, а в других местах — казарменным социализмом, государствен-
ным капитализмом, именуют «коммунистическим режимом». Происхо-
дит полнейшая путаница: экономический уклад объединяют с формой
правления. Но ведь тирания, как и республика, возможна и при рабовла-
дельческом строе, и при феодализме, и при капитализме. Сейчас в мире
крупнейшими странами руководят социалисты, там многие идеалы со-
циализма, о котором мечтали создатели РСДРП, осуществлены, но фор-
мы правления — республиканские. Социализм «с человеческим лицом»
был в период короткого правления А. Дубчека в Чехословакии, многие
венгры положительно оценивают режим в стране времен Я. Кадара.
Россия всегда была богата талантами, и нет оснований предаваться уны-
лому пессимизму. Но в стране не существует организованной политической силы, которая имела бы программу строительства нового общества (пусть
по примеру Швеции, Германии или Франции). Недовольство народа, ог-
рабленного небольшой кучкой шустрых партактивистов, быстро перекра-
сившихся в антикоммунистов, велико. Кстати, еще в 1934 году Троцким был
предсказан возможный переход от казарменного социализма к капитализ-
му, переход, во время которого основные посты в возродившемся капита-
листическом государстве захватят бывшие партийные функционеры.
Конечно, от переворота до революции — дистанция в годы. Надо было
так легко доставшуюся власть удержать, организовать хозяйственную
жизнь страны при национализированной промышленности, надо было
победить в Гражданской войне. И вот когда «разгромили атаманов, разо-
гнали воевод», выбили английский экспедиционный корпус из Архангель-
ска, заставили уйти японцев с Дальнего Востока, а французов — из Одессы,
когда привели в чувство украинских политиканов, объявивших России
войну на стороне немцев в 1918 году, восстановили границы страны, сде-
лали конвертируемым рубль, отдали землю крестьянам, накормили страну
и возобновили экспорт пшеницы за рубеж, создали новую армию, стали
открывать научно-исследовательские институты, стремительно поднимать
промышленность и ликвидировать неграмотность, — вот тогда миру стало
ясно, что в России был не переворот, а революция, и притом — Великая.
Обычно, предвзято цитируя вождей революции, приводят их проти-
воречащие друг другу высказывания. Политика — это реальность, точно
сказано когда-то. Лозунги большевиков соответствовали задачам мо-
мента и накануне свержения Временного правительства были одними,
в период Гражданской войны — другими, а в период мирного строитель-
ства, никому неведомого при национализированной промышленности,
ликвидированном старом аппарате управления, — третьими. Большеви-
ки крупно ошибались в своих первоначальных планах, рассчитывая на
стихийное становление равноправного труда свободных работников,
но они умели быстро исправлять свои ошибки.
Очень много говорится о жестокостях большевиков в Гражданской
войне. Законы войны всегда были предельно жестоки, а гражданской —
в особенности. Гражданская война — это всегда террор, и террор взаим-
ный. «Жиды и коммунисты, выходи на расстрел!» — хорошо известный
приказ, отдававшийся без суда и следствия пленным красноармейцам.
Заложников брали и те, и другие (почитайте хотя бы «Очерки русской
смуты» А. И. Деникина, считавшего важнейшим недостатком своей ар-
мии ее классовый характер, поголовные расстрелы пленных, включая
раненых). Порка крестьян, возвращение хозяевам розданных больше-
виками помещичьих земель лежали в основе поражения белых армий.
Но потери в той войне были не столь уж велики. Цифры, приводимые
А. И. Деникиным по первому кубанскому походу: 400 убитых и 1,5 ты-
сячи раненых. Потери мирного населения не считал никто. Дж. Неру
приводит слова генерала Гревса, представителя Соединенных Штатов,
помогавших Колчаку: «Совершались чудовищные убийства, но их совер-
шали не большевики, как думает мир. Я нисколько не погрешу против
истины, заявив, что на каждого убитого большевиками приходилось в
Восточной Сибири сто человек убитых противниками большевиков». По своему образованию, культуре белые должны были быть гуманнее
красных, но законы борьбы все меняли. И дело тут не столько в лицах,
сколько в обстоятельствах: адмирал Колчак — талантливый флотоводец,
выдающийся географ, исследователь Арктики; генералы Корнилов, Де-
никин лично — глубоко порядочные люди, а Корнилов предупреждал,
что при попытках восстановления монархии он уйдет в отставку. Но ла-
вина революции смела всех и покатилась по одной ей ведомому пути.
Наступившая после революции жизнь вся была соткана из противоре-
чий: героизм и трагедия, энтузиазм миллионов и массовые репрессии,
вера людей и цинизм власти. Но страна жила. Рожали детей, воспитыва-
ли их в любви к своей богатой несчастной стране («...я все-таки горд был
за самую милую, за горькую землю, где я родился», — писал К. Симонов),
учили их в школах в эпоху не только культа личности, но и — культа
образования, а учителями были те, кто кончал классические гимназии
(хорошо учили!). Писали стихи — поразительной глубины. Сочиняли
музыку — классическую (лучшую в мире) и популярную — мелодичную,
человечную. Спросят: а Сталин? А он — сбоку.
В традиционной советской литературе царь, его окружение изо-
бражались в черных тонах. Первым стали «отбеливать» П. А Столыпи-
на — реформатора-неудачника, пытавшегося навязать России хуторской
сельский уклад. Затем исподволь стали выплывать и доблести Николая II,
хотя между черным и белым цветами не было ничего.
Николай обладал, по общему признанию, исключительным личным
обаянием. Он был мужественным человеком, добрым семьянином, ис-
кренне и глубоко верил в Бога. Женился (редкий случай у монархов)
по любви, жена оставалась его близким другом до конца. Даже в самой
скверной печати не писалось ничего плохого об их детях. Восточная
политика Николая заслуживает не только уважения, но и всенародного
признания: именно он энергичнейшим образом осваивал Восточную
Сибирь, протянул железную дорогу в Хабаровск и Владивосток.
Наставник последнего царя К. П. Победоносцев обладал отнюдь не
слабым литературным даром, был безусловным патриотом, до глубины
души преданным идее самодержавия. Он, по свидетельству С. С. Ольден-
бурга, так высказался о царствовании Александра III (отца Николая II):
«Все знали, что не уступит он Русского, историей завещанного интере-
са ни на Польской, ни на иных окраинах инородческого элемента, что
глубоко хранит он в душе своей одну с народом веру и любовь к Церкви
Православной; наконец, что он заодно с народом верует в непоколеби-
мое значение власти самодержавной в России, и не допустит для нее,
в призраке свободы, гибельного смешения языков и мнений».
Все это могло сойти веке в XVIII, а на переходе к XX столетию, ко-
гда с огромными скоростями понеслись поезда, взлетели аэропланы,
а в Англии видный политический деятель бросил фразу: «Все мы теперь
социалисты...», выходить на политическую арену с насильственным
обрусением литовцев, украинцев, лишать их права учить собственный
язык — значило заготавливать хворост для революционного костра.
Разговор в верхах о недопустимости образования «кухаркиных детей»
шел в XX веке в той стране, где двумя веками ранее «архангельский мужик, по своей и Божьей воле стал разумен и велик», где плебей Д. И. Менделеев
возглавил химическую науку, где жил простолюдин А. А. Богданов, один из
организаторов РСДРП, автор самого популярного тогда учебника полит-
экономии и научно-фантастического романа о социализме на Марсе,
куда землянин летал на аппарате с атомным двигателем, — словом, тот са-
мый врач А. А. Богданов, которому еще предстоит создать первый в мире
Институт переливания крови! Надо ли удивляться, что корона с головы
Николая так легко слетела. Кстати, охотников подобрать ее не нашлось.
Николай свято выполнял заветы отца, шел по дороге К. П. Победонос-
цева. И личные качества правителей не имеют значения в историческом
споре народа и власти. В самом начале царствования, обращаясь к зем-
ским депутациям, Николай сказал: «Мне известно, что в последнее время
слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавших-
ся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства
в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все
силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твер-
до и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель».
Молодой монарх бросил вызов своему народу, его сословиям. Перчатку
подняли. Через три года была создана Российская социал-демократи-
ческая рабочая партия.
При всей личной мягкости Николай II и без войны пролил больше кро-
ви, чем все Романовы вместе взятые. Как известно, Елизавета Петровна
смертную казнь отменила. Екатерина II казнила офицера В. Мировича,
пытавшегося освободить заточенного Ивана Антоновича, и руководи-
телей пугачевского восстания, но тут была война. Павел I и Александр I
казнями себя не запятнали. Николай I вошел в историю как палач де-
кабристов, и, по сути дела, его можно считать основателем страшной
русской тюрьмы, которая к всемирному стыду нашему сохранилась в не-
улучшенном виде до сего дня. За весь XIX век в России было казнено (за
исключением повешенных в Польше при подавлении восстаний) менее
100 человек: одна казнь в год. А Николай II в 1907—1909 годах, когда
уже стали забывать о стачках и беспорядках революции 1905-го, казнил
около 7,5 тысячи человек, в основном рабочих, как-то причастных к
революционным событиям. Есть собственноручная приписка Николая
к документу о казнях, требующая приведения приговора в исполнение
не позже 48 часов после его вынесения. (Возможно, соображения были
гуманными, но что же это за суд?)
Все правление Николая II — с первых шагов до последних дней — сви-
детельствовало о глубокой пропасти между властью и народом. Царь на-
рода своего не знал, хотя Россию по-своему любил.
Нередко пишут о прошедшем к моменту революции перевооружении
армии, о том, что Россия, продержись она еще немного, могла стяжать
со всеми своими союзниками славу победительницы. Все это так. Нико-
лаю действительно очень не повезло, но, прислушайся он к Родзянко,
не было бы и февральского бунта солдат в Петрограде, не было бы и Ок-
тября. Николай учился у родителя своего, а надо было — у европейцев, да
именно тех, которые с помощью компромиссов избегали революций, —
у англичан, шведов, норвежцев и многих других.В одной из своих книг Шульгин (монархист, с оружием в руках сра-
жавшийся в белой армии) вспоминает разговор в Стамбуле в среде своих
единомышленников: самодержавие могло быть лучшей формой правле-
ния, если бы не ошибки при рождении. Но в том-то и дело, что в усло-
виях многоукладной жизни общества самодержавие при любых удачах
«рождения» обречено на гибель. Наши генеральные секретари, мало чем
отличавшиеся от самодержцев по объему власти, никак не могли шагать
в ногу со временем: бессмысленный террор, разгром командного со-
става армии перед войной, разгром музыкальной культуры, живописи,
литературы после войны, воцарение в биологии безграмотного мрако-
беса Лысенко, дикий геноцид в отношении целого ряда малых народов,
борьба с кибернетикой.. . пока не докатились до разложения брежнев-
ских времен.
Оценивая причины поражения белой армии в Гражданской войне, тот
же Шульгин писал, что потому она и проиграла войну, что оказалась не
«белой», а «грязной». К этому выводу он пришел, в частности, сравнивая
человечное обращение с ним — пленным у Г. И. Котовского — с одной
стороны, и соратников своих с пленными красноармейцами — с другой.
Уже говорилось: иной Гражданская война быть не могла. Сейчас с со-
жалением вспоминают утраченные культурные богатства дворянского и
купеческого прошлого страны. А вот англичане палату лордов сохрани-
ли, не громили земельных магнатов, не сносили дворцов и храмов, хотя
сейчас их экономический уклад — во многом социалистический. И все
потому, что решительно, любой ценой избегали революций, устраняя
их экономические, политические причины, отлично понимая, что не
революционеров надо вешать и сажать, а власть, экономику менять.
Немало хорошего было в России перед революцией, но прежде всего —
многопартийность. Строго говоря, сегодня в нашей стране есть лишь одна
политическая партия — КПРФ. Она разношерстная: и сталини сты, и де-
мократы-социалисты, и националисты, и державники-государ ственники.
Партия по нынешним временам хорошо организована. Можно по-разно-
му относиться к лидерам и идеологам КПРФ, но рядовые члены вступали
не в партию власти, не из-за каких бы то ни было льгот и привилегий — и
это заслуживает уважения. Что касается других партий, то они представля-
ют собой какие-то временные сообщества, образовавшиеся для участия в
выборах, со странными названиями, без ясных программ, без партийных
структур. Одни из них — подобие клуба по интересам, другие напоминают
коммерческую организацию с весьма ограниченной ответственностью,
третьи — ассоциацию служилых людей, чиновничий орден и т. п. Навер-
ное, в ближайшее время, может быть к столетию прежней, возродится и
встанет на ноги Российская социал-демократическая партия (теперь ей
уже не надо называться «рабочей», хотя роль рабочего класса сбрасывать
со счетов не стоит!), сходная с социалистическими партиями западного
мира. Тогда можно будет думать, что мы действительно вступили на путь
необратимых демократических преобразований.
Пора междоусобиц заканчивается. Необходимо крепко подумать о
будущем своей страны. Она — не княжество Лихтенштейн, слабости ей
соседи не простят, в этом в последние годы убедились все.комментарии - 12
|
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
До тех пор, пока КПРФ (или та, в которую она трансформируется) не поймет, что традиционные лозунги большевиков ХХ века уже изгажены и не работают, пока не предложит новую народную идею, она не сумеет восстановить своего революционно-организационного значения.
Нужна не просто митинговая "движуха", а, как говорил Ленин, "широкая агитация" и продвижение в массы понятных лозунгов.