Социальная революция — это глубинные изменения в той или иной формации, постепенные объективные сдвиги в ее базисе — не только в экономических отношениях, но и в других сферах общественной жизни — социальных, правовых, а также культурных ценностях и институтах. Например, появление протестантизма в Европе имело не меньшее значение для складывания буржуазной формации, чем
развитие мануфактур или бирж.
«Избранные тру-
ды» — жанр рискован-
ный, своего рода тест
на прочность. В наших
гуманитарных науках
идеи не живут дол-
го, если, конечно, ты
не Лотман, Лосев или
Бахтин. Сколько было
юбилейных изданий
«маститых» и «заслу-
женных», которые ока-
зывались лишь данью
прошлому и напрочь
не были востребованы
последующим поколе-
нием. Думается, однако,
что книга Н. А. Симо-
ния — не этот случай.
Ее идеи способны вы-
звать и до сих пор вы-
зывают интерес.
В книгу включен
ряд трудов автора за
четыре десятилетия
его академической де-
ятельности — некоторые из них теорети-
ческого (или историко-теоретического)
характера, другие по священы современ-
ным проблемам (часть из которых, кстати,
печаталась в журнале «Свободная Мысль»).
Вместе с тем книге присуща цельность;
другое дело, что сегодня концептуальные
построения автора кому-то могут пока-
заться не вполне понятными или несвое-
временными; но лишь время способно
расставить здесь все точки над i.
Начать с того, что
в книге Н. А. Симония
последовательно про-
водятся взгляды, раз-
вивающиеся в русле
марксистской теорети-
ческой традиции. Это,
наверное, непривычно
для нынешнего читате-
ля, на глазах которого в
последние двадцать лет
десятки авторов (начи-
ная с Ципко) соревно-
вались в обличении или
уничтожении марксиз-
ма, хотя прежде, в со-
ветские годы, исправно
уснащали свои штудии
цитатами из К. Маркса
или В. И. Ленина. Симо-
ния же воспринимает
марксизм не в качестве
некоего «священного
писания», но как дей-
ствительно научную те-
орию. И такой подход
представляется не только нормальным, но
и единственно правильным.
Следуя марксистской теоретической
традиции, Н. А. Симония соотносит реа-
лии стран Востока (и не только Востока) с
формационной теорией. Опять-таки не в
виде пресловутой «пятичленки», которую
«обязаны» проходить все народы и во все
времена. Речь идет о формационном пере-
ходе: от феодализма, добуржуазного обще-
ства, к капитализму, а затем от капитализма
Идеи, живущие во времени
ВЛАДИМИР ХОРОС
ХОРОС Владимир Георгиевич — руководитель Центра проблем развития и модернизации ИМЭМО РАН,
доктор исторических наук.
Ключевые слова: востоковедение, марксизм, политическая наука, политическая революция, бюрократиче-
ский капитализм, Индонезия, постсоветская Россия, Китай, азиатские «тигры», неоколониализм.
Н. А. Симония. Избранное.
М., Изд-во «МГИМО-Университет»,
2012. 762 с.
EX LIBRIS
210
к социализму (или к тому, что идентифи-
цировалось с социализмом). При этом уче-
ный придает большое значение категории
социальной и политиче ской революции
и, уходя от сиюминутных, поверхностных
трактовок, возвращает категории ее нор-
мативный научный смысл.
Социальная революция — это глубин-
ные изменения в той или иной формации,
постепенные объективные сдвиги в ее ба-
зисе — не только в экономических отно-
шениях, но и в других сферах обществен-
ной жизни — социальных, правовых,
а также культурных ценностях и институ-
тах. Например, появление протестантизма
в Европе имело не меньшее значение для
складывания буржуазной формации, чем
развитие мануфактур или бирж. Полити-
ческая же революция есть попытка приве-
дения в соответствие надстройки, прежде
всего структур власти, с накопившимися
изменениями базисного характера.
И здесь Н. А. Симония обосновывает важ-
ную идею о том, как устанавливается (или
не устанавливается) это соответ ствие, —
концепцию о волнообразном характере
политической революции. А именно: ре-
волюция сначала совершает своеобразное
«забегание вперед», превышающее объек-
тивные границы достигнутых базисных
изменений. В силу этого ей приходится
совершать «откат», также, как правило,
заходящий «далеко назад» от начальной
точки революции, но все же не заканчи-
вающейся реставрацией. Наконец, третий
«такт» революции: установление «нового
центра тяжести», в котором политическая
надстройка более или менее соответствует
базисным сдвигам (см. С. 96—166).
Этот механизм просматривается авто-
ром как в европейских, так и в российских
революциях1. Применительно же к Ок-
тябрьской революции (попытке перехода
от буржуазной к социалистической форма-
ции) наблюдается более сложная схема: за-
бегание вперед («военный коммунизм») —
попытка контролируемого отката через
госкапитализм (нэп) — новое забегание
(сталинизм) — новый откат в «реальный
социализм» — наконец дальнейший от-
кат, «срыв» в «дикий» капитализм с конца
1980-х — начала 1990-х годов. «Нового
центра тяжести» пока не видно…
Тема волнообразности политической
революции была впервые развернута авто-
ром в книге «Страны Востока: пути разви-
тия» (1975), за которую ему пришлось не-
мало претерпеть от тогдашних ревнителей
идеологической чистоты. Тем не менее тео-
ретические поиски в русле формационно-
го подхода были продолжены в коллектив-
ном труде «Эволюция восточных обществ:
синтез традиционного и современного»
(1984), в котором вклад Н. А. Симония был
самым крупным. Эта книга оказала значи-
тельное влияние на отечественное восто-
коведение (и не только востоковедение).
Я остановлюсь лишь на двух идеях авто-
ра, обоснованных в данной работе. Первая,
как это явствует из заголовка самой кни-
ги, — проблема синтеза традиционного и
современного в формационном развитии.
Новая формация возникает из прежней,
она не только ликвидирует отжившие ин-
ституты старого общества, но и использует
некоторые из них, «обволакивает» тради-
ционные формы новым содержанием. Так
происходит синтез в становлении новой
формации — сначала формальный, час-
тичный, а затем и сущностный, когда но-
вая формация достигает зрелости.
Н. А. Симония рассматривает главным
образом становление форм государст-
венности при переходе от феодальной
формации к буржуазной или шире — от
традиционного, доиндустриального об-
щества к капиталистическому. При этом
он выделяет варианты осуществления
синтеза в политической сфере, соответ-
ствующие различным типам и стадиям ста-
новления и распространения капитализма
в мире. Это, прежде всего, «первичная мо-
дель» — страны, которые не только рань-
ше других осуществляли строительство
буржуазной формации (Англия, Франция),
но и в полной мере прошли все фазы ста-
новления буржуазной государственности:
политические революции, государствен-
ность бонопартистского типа, буржуаз-
ную демократию в контексте зрелого част-
1 Представляется, что конструкция «забегания—отката» отражает не только зигзаги политических революций, но
имеет и более универсальное, в том числе психологическое, обоснование. Я называю это «законом повышения планки»:
совершение какой-либо крупной инициативы, «прорыва» в общественной жизни предполагает повышенную мотивацию
и ожидания, значительно превосходящие достигнутый результат. Например, первый капиталистический банк долгосроч-
ного кредита (что имело большое значение для промышленных инвестиций) – «Credit Lionnais» — был основан в 1863
году учеником А. Сен-Симона А. Жерменом и создавался в расчете на социалистическую перспективу.
EX LIBRIS
211
нохозяйственного капитализма, наконец,
монополистическую государственность.
«Вторичную модель» представляют
страны (Германия, Италия, Россия), где,
во-первых, исторически позже стран
«первичной модели» началось становле-
ние буржуазной формации и возникла
необходимость «догоняющего развития».
Во-вторых, в силу этого, а также того об-
стоятельства, что формационные предпо-
сылки капитализма были выражены здесь
слабее, чем в странах «первичной» моде-
ли, полноценный синтез оказывался бо-
лее затрудненным, развитие приобретало
убыстренный и неравномерный харак-
тер, а все фазы становления буржуазной
формации были как бы неполными, пе-
реходными: незавершенность политиче-
ской революции, сосуществование в той
или иной мере элементов бонопартизма,
демократии и монополизма и пр. Стано-
вилась необходимой
повышенная роль госу-
дарства, насаждавшего
капитализм «сверху»
(см. С. 201—246).
Наконец, «третичная
модель», к которой автор
относит страны Востока.
Здесь синтез традици-
онного и современного
обладает значительны-
ми особенностями даже
по сравнению со «вто-
ричной» моделью. На
Востоке предпосылки
перехода к модерниза-
ции буржуазного типа выражены еще сла-
бее, тем более в странах, принадлежащих
к иным, незападным цивилизациям. На
начальном этапе этот переход совершался
через «колониальный синтез», когда роль
внешнего фактора была фактически опре-
деляющей. Но и после завоевания незави-
симости в результате национально-осво-
бодительных революций роль государства
как демиурга модернизации оставалась ве-
дущей, исключительно важной, ибо власть
должна была не только организовывать
и «пришпоривать» процессы социально-
экономического развития, но и обеспечи-
вать национально-государственную ин-
теграцию в многоукладных и этнически
фрагментированных обществах.
Читатель имеет возможность ознако-
миться с подробным, детальным и нетри-
виальным анализом «третичной модели»,
предпринятым Н. А. Симония (см. С. 247—
397). Акцентирую внимание лишь на одном
моменте, связанном именно с проблемой
синтеза традиционного и современного.
После политического освобождения коло-
ниальных и зависимых стран в середине
XX века были созданы многочисленные те-
ории их развития, модернизации мировой
Периферии, объединяемые общим поняти-
ем «догоняющего развития». Модернизация
в этих странах во многих работах (особен-
но западных авторов) отождествлялась с
«вестернизацией». Но сегодня, как справед-
ливо констатирует Н. А. Симония, вестер-
низация как теория и практика «потерпела
полное поражение» (см. С. 708).
Отчасти этому способствовал сам За-
пад, вернее, недальновидная политика за-
падных стран, в частности и в особенно сти
США, по отношению к так называемому
третьему миру, которые навязывали не-
западному миру те или иные модели вес-
тернизации, под которые предоставлялась
помощь (Official Development Assistance).
Однако эта помощь была незначительной
и, кроме того, не предполагала подлинно
взаимовыгодного сотрудничества. «Рас-
чет… был на то, что повторение капиталис-
тического развития по западному варианту
потребует огромного времени, в течение
которого развитые индустриальные стра-
ны, пользуясь своим существующим эко-
номическим превосходством и продолжа-
ющейся научно-технической революцией,
будут доминировать над третьим миром и
экономически эксплуатировать его. Такая
стратегия справедливо была названа… нео-
колониализмом» (С. 758). И хотя эта линия
на «принуждение к вестернизации» в це-
Модернизация в бывших коло-
ниальных и зависимых странах
во многих работах (особенно
западных авторов) отождест-
влялась с «вестернизацией». Но
сегодня, как справедливо конста-
тирует Н. А. Симония, вестерни-
зация как теория и практика
«потерпела полное поражение».
EX LIBRIS
212
лом может считаться скомпрометирован-
ной, до сих пор не прекращаются попытки
стран Запада внедрить на Востоке и в дру-
гих регионах «соблюдение прав человека»,
«демократии» и т. п. — в том числе насиль-
ственными, военными средствами.
Но дело не только в неадекватной поли-
тике стран Центра по отношению к стра-
нам Периферии. В принципе успешная мо-
дернизация в странах «третичной» модели
(так же, как, впрочем, и «вторичной» и даже
«первичной» модели) предполагает именно
синтез — не формальный, а сущностный —
традиционных (добуржуазных) и совре-
менных форм. В странах так называемого
исторически запоздалого развития (Азия,
Латинская Америка, Африка) модерниза-
ция — при всем заимствовании технико-
организационного и иного опыта более
развитых стран — должна быть «посажена»
на собственную социокультурную почву, на-
циональные и цивилизационные традиции.
«Экономическое чудо» в Японии (начиная
с эпохи Мэйдзи и особенно во второй по-
ловине XX века) совершалось по принципу
«вакон есай» — «японская этика + западная
техника». Примерно так же происходило
развитие восточноазиатских «тигров» (Юж-
ная Корея, Тайвань, Сингапур и др.), а сего дня
по этому пути идет Китай. Напротив, имита-
ционные псевдореформы постсоветского
периода под лозунгом «стать Европой» дали
очевидные деструктивные результаты.
Плодотворности теоретических поис-
ков Н. А. Симония как профессионального
востоковеда, возможно, способствовало то
обстоятельство, что в последние десятиле-
тия советского периода в востоковедческой
отрасли все же было относительно меньше
идеологической жесткости, нежели, к при-
меру, в изучении отечественной истории
или истории КПСС. Не случайно некоторые
его идеи начинались с изучения восточ-
ных реалий. Таково, в частно сти, понятие
«бюрократического капитализма», которое
первоначально возникло на материале Ин-
донезии времен Сукарно, а далее Сухарто.
Затем это понятие вошло в качестве элемен-
та его трактовки формационной теории.
Бюрократический капитализм — это
«специфическая форма генезиса капита-
лизма в условиях “догоняющего развития”»,
«особый вариант “первоначального на-
копления”, осуществляемый при активном
участии и по инициативе государственной
бюрократии» (С. 586). Симония указывает
на наиболее заметные проявления этого
феномена в современную эпоху — гоминь-
дановский Китай, а затем Тайвань, Южная
Корея (с середины 1960-х), Индонезия (с се-
редины 1950-х), постсоветская Россия (хотя
зачатки «бюрократического капитализма»
стали складываться еще в конце «перестрой-
ки»). Добавлю от себя: некоторые элементы
данного феномена, похоже, появляются и
в континентальном Китае. Симония спра-
ведливо замечает, что указанный вид капи-
тализма особенно характерен для стран
с богатыми историческими традициями
бюрократического правления (см. там же).
Вместе с тем «бюрократический капи-
тализм» может приводить к различным ре-
зультатам. На Тайване и в Южной Корее он
в конечном счете способствовал успешной
экономической, а затем и политической
модернизации. Даже в Индонезии, в кото-
рой имели место некоторые достаточно
одиозные формы сращивания военной
верхушки и местного китайского бизнеса,
общая оценка не может быть однозначной,
ибо значительный сектор индонезийского
бюрократического капитала все же работал
на экономическое развитие страны. Наибо-
лее очевидны деструктивные черты «бю-
рократического капитализма» в постсовет-
ской России, хотя и здесь, наверное, было
бы чрезмерным ограничиваться лишь кон-
статацией одних негативных последствий.
История складывания и утверждения
«бюрократического капитализма» в Рос-
сийской Федерации еще не написана, и
суммарная его оценка впереди. Но две
статьи Н. А. Симония, помещенные в ре-
цензируемой книге («Становление бю-
рократического капитализма в России»
и «Особенности национальной корруп-
ции» — те, что как раз были впервые опуб-
ликованы в журнале «Свободная Мысль»),
вполне могут быть использованы буду-
щими историками для понимания «лихих
девяностых». Автор, в частности, отмечает
значение «гайдаровской либерализации»
для формирования российского бюро-
кратического капитала — ибо «в условиях
фактического отсутствия сколько-нибудь
значительной предпринимательской про-
слойки возможностями, предоставленны-
ми политикой безграничного либерализ-
ма… на практике могли воспользоваться
только две социальные группировки. Глав-
ная из них — это хозяйственная номен-
клатура, экипированная необходимыми
EX LIBRIS
213
связями и соответствующим ноу-хау. Вспо-
могательная — представители нелегально-
го бизнеса, то есть “теневой экономики”,
обильно взращивающейся еще в период
брежнев ского правления» (С. 587).
Н. А. Симония выявляет структуру рос-
сийского варианта «бюрократического ка-
питализма» (экспортно-сырьевая, финан-
сово-торговая, промышленная и военная
фракции), а также этапы развертывания
данной системы, которые в основном со-
стояли в «перетягивании каната» между эк-
спортно-сырьевой и финансово-торговой
фракциями. Подробно рассматриваются
события 1990-х, включая дефолт 1998 года,
всплывают названия различных организа-
ций и фирм, а также фамилии фигурантов,
поглощенных в то время разделом обще-
ственного пирога. Многое из этого уже
подзабыто или вспоминается весьма редко.
Поэтому анализ исследователя представ-
ляет несомненный интерес. Можно отме-
тить также его обоснованный вывод, что
коррупция в современной России «служит
главным механизмом генерирования бю-
рократического капитала» (С. 634).
В работах последних лет, опублико-
ванных в настоящей книге, мы находим
размышления о современной мировой
экономике и международных отношени-
ях. Н. А. Симония указывает на серьезные
изменения в характере капитализма — на
примере США, где растет социальная поля-
ризация общества и создается «государство
сверхбогачей». Об этом свидетельствуют
такие тенденции, как «изменение приро-
ды акционерных обществ» (доминиро-
вание менеджеров над акционерами), а
также эрозия института биржи, которая
из полезного механизма оптовой торгов-
ли превращается в непрозрачную систему
сделок преимущественно по виртуальным
товарам, где «главные фигуранты, обладая
инсайдерской информацией (которую
они сами же корректируют, если не фор-
мируют), превращают биржу в эффектив-
ный механизм собственного обогащения»
(С. 752—754). Он констатирует откровенно
«двойные стандарты» в политике Запада по
отношению к развивающимся странам и
неадекватность неолиберальных рекомен-
даций для стран Азии, Африки и Латинской
Америки. Что же касается России, то для
нее в этой ситуации чрезвычайно важно
выстроить самостоятельный внешнеполи-
тический и экономический курс. Так, в ста-
тье «Россия между Европой и Китаем» автор
приходит к выводу, что «Россия просто об-
речена превратиться в самостоятельный
полюс формирующегося многополюсного
мира, так как альтернативой этому будет ее
фрагментация и превращение в сырьевой
придаток и ЕС, и Китая» (С. 704—705).
В коротком отзыве невозможно (да и
не нужно) коснуться всех идей, выдвину-
тых в разные годы Н. А. Симония и в це-
лом выдержавших испытание временем.
Как результаты научной мысли они могут
обсуждаться, а в чем-то и оспариваться.
И в книге ученого такие сюжеты для дис-
куссии, разумеется, есть. Остановлюсь
лишь на одном. Рассматривая вопрос,
была ли реальная альтернатива сталин-
ской модели в конце 1920-х — начале
1930-х годов, он утверждает, что реальная
альтернатива была, и она состояла в про-
должении нэпа как регулируемого гос-
капитализма, но Сталин «сознательно не
захотел, да и вследствие своего слабого
интеллектуального потенциала не смог
бы следовать сложным, трудным путем
госкапитализма, предпочитая “прямой”
путь “кавалерийского” натиска…» (С. 731).
Думается, что дело здесь не только в том,
что «не захотел», и не только в уровне ин-
теллекта Сталина. В конце 1920-х — начале
1930-х годов страна стояла перед объектив-
ной необходимостью мобилизационной
модели в силу нараставшей угрозы внешней
опасности, о чем советское руководство не-
однократно предупреждало, — достаточно
заглянуть в стенограммы тогдашних пар-
тийных съездов. Отсюда императивы фор-
сированной индустриализации, с которой
была связана и коллективизация, — это
ведь звенья одной цепи. Можно допустить,
в качестве альтернативы, что методы мо-
билизационной политики могли быть не
столь жесткими, насильственных действий
и репрессий могло быть меньше и т. п. Но
опять-таки репрессивный характер режима
был связан, как представляется, не только с
личностью Сталина, но и с инерцией того
раскола общества, который столь очевидно
проявился в годы революций и Граждан-
ской войны, а последующие эксцессы были
своеобразным продолжением этого раско-
ла, социальной «смуты», которая стимули-
ровалась не только «сверху», но и «снизу».
Полагаю, что эта тема еще будет обсуждать-
ся в научной литературе — как отечествен-
ной, так и зарубежной.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
