Неуверенный подъем
17
 12904
Проблемы и перспективы развития российско-пакистанских отношений в начале XXI века Отношения между Пакистаном и Россией (установленные на дипломатическом уровне между Пакистаном и СССР еще в 1948 году) стали более или менее активно развиваться после 1961 года, в первую очередь в сфере поисков нефти и газа. Вопросы развития этих отношений во второй половине минувшего столетия достаточно подробно исследованы в многочисленных работах отечественных востоковедов1. В меньшей степени изучено в этом плане первое десятилетие XXI века, когда вслед за первоначальной стагнацией происходил некоторый подъем в двусторонних связях. Именно на этом периоде хотелось бы сосредоточить внимание, а также рассмотреть возможные перспективы развития двусторонних связей в ближайшей перспективе. Неминуемые сложности и скромные итоги Говоря о российско-пакистанских отношениях, целесообразно учитывать то обстоятельство, что, хотя двусторонние связи формально носят, казалось бы, характер межгосударственных отношений, их отнюдь не следует рассматривать лишь в такой плоскости. На определенном этапе вступает в силу целый ряд факторов, которые напрямую влияют или могут опосредованно влиять на степень и направленность двусторонних связей. Достаточно сказать, что, например, геополитические интересы России и Индии снижают возможность расширения сотрудничества между Москвой и Исламабадом. Или другой очевидный пример: внутриполитическая ситуация в Афганистане, которая наоборот, объективно обусловливает необходимость более тесного сотрудничества между Россией и Пакистаном. Не случайно пакистанский отставной бригадный генерал Надир Мир (непосредственно участвовавший в боевых действиях против пакистанских талибов) подчеркивает, что «повышение уровня российско-пакистанских отношений будет однозначно способствовать снижению внутриполитиче ской нестабильности в Афганистане»2. В данном случае можно привести конкретные примеры, подтверждающие это. После вывода войск НАТО из Афганистана в 2014 году там останется, тем не менее, определенный контингент войск США, которому так же, как и ранее, будут необходимы поставки в некоторых объемах продовольствия, топлива, других товаров. И пойдут они в Афганистан тоже по уже отработанным маршрутам, то есть через Пакистан и Россию. И в этом случае координация действий Москвы и Исламабада будет позитивно сказываться на процессе сближения наших двух стран. А это, в свою очередь, может оказать определенное (пусть даже косвенное) влияние на улучшение внутриполитической ситуации в Афганистане. И в данном случае важно не столько то, какие суммы за транзит грузов получат «транзитные» государства, сколько то, как это может сказаться на нормализации обстановки в самом Афганистане, на сокращении, в частности, объема наркотрафика. Хотя бы по этой причине улучшение российско-пакистанских отношений может реально оказать позитивное воздействие на ситуацию в Афганистане. А отношения эти пока что оставляют желать лучшего. Состоявшийся в феврале 2003 года официальный визит пакистанского президента Первез Мушаррафа в Россию, его переговоры с В. Путиным дали немногое для реального развития российско-пакистанских отношений. И даже наиболее важный проект двустороннего сотрудничества — модернизация построенного в Пакистане с помощью СССР металлургического завода — так на практике и не сдвинулся с мертвой точки. Был лишь подписан очередной Меморандум о взаимопонимании, в котором обе стороны выразили намерение повысить с помощью России производительность завода первоначально до 1,5 миллиона тонн стали в год, а затем, возможно, и до 3 миллионов тонн3. Подчеркнем, что Карачинский металлургический завод является до сих пор главным результатом советско-пакистанского экономического сотрудничества (был введен в строй в 1985 году и выпускал в год 1,1 миллиона стали, что резко сократило зависимость страны в то время от импорта металла, а также снизило валютные расходы на ввоз этого вида товаров; об этом подробнее речь пойдет ниже).  Кроме того, тогда были подписаны соглашения о сотрудничестве в области науки, культуры и образования (которые выполнялись лишь частично, преимущественно в сфере культуры). Столь же мало было сделано впоследствии для выполнения подписанных меморандумов о сотрудничестве между МВД России и МВД Пакистана, а также между Дипломатической академией МИД Российской Федерации и Академией дипломатической службы МИД Пакистана. Важное Соглашение о возобновлении работы российско-пакистанской Межправительственной комиссии по торгово-экономическому, научно-техническому и культурному сотрудничеству также не было реализовано — реально первое заседание этой комиссии состоялось лишь в сентябре 2010 года. Нельзя здесь не отметить и невнимание России к крайне важному и весьма заманчивому предложению пакистанской стороны о «выходе России к теплым морям». Имелось в виду в первую очередь использование нашей страной пакистанского порта Гвадар на Аравийском море (тогда строительство этого порта находилось в заключительной фазе)4.
Вполне очевидно, что в то время Москва продолжала смотреть на отношения с Пакистаном, как образно выразился один высокопоставленный российский дипломат, «через индийские очки». Неудивительно, что в день приезда президента Пакистана генерала Первеза Мушаррафа в Москву В. Путин позвонил по собственной инициативе тогдашнему премьер-министру Индии Атулу Бихари Ваджпаи и заверил его, что переговоры с пакистанским руководителем не отразятся на тесном характере российско-индийских отношений5. Такую позицию российской стороны хорошо понимал и Первез Мушарраф, который в ходе встречи с Путиным не стал поднимать вопрос о военно-техническом сотрудничестве, осознавая бессмысленность такого шага, поскольку было очевидным, что Индия (которая внимательно следила за развитием российско-пакистанских отношений) может очень болезненно воспринять даже намек на потенциальное развитие подобных связей и отказаться от миллиардных военных контрактов с Россией, что, естественно, неприемлемо для Москвы. Что касается торговых отношений, то в то время обе стороны обозначили объем двустороннего товарооборота в размере 83 миллионов долларов, что было даже меньше этого показателя в 1980-е годы (в среднем около 200 миллионов долларов в год). А ведь это был период резкого охлаждения советско-пакистанских отношений в результате ввода в 1979 году советских войск в Афганистан!6  Малозначимым оказался также визит в Пакистан в том же 2003 году министра иностранных дел России И. С. Иванова. Вновь был подписан ряд меморандумов о взаимопонимании (включая очередной Меморандум о модернизации Карачинского металлургического завода). На политическом уровне обсуждены ситуация в Афганистане и Ираке, индийско-пакистанские отношения, возможности совместной борьбы с терроризмом и наркотрафиком7. Не пошло дальше общих разговоров и общение спикера Национальной ассамблеи Пакистана Чоудхари Амира Хуссейна с российскими парламентариями в ходе визита первого в Москву в октябре 2003 года.
Целесообразно также упомянуть ряд встреч российских руководителей с пакистанскими партнерами в рамках ШОС. В частности — встречу В. Путина с его пакистанским коллегой Первезом Мушаррафом в Шанхае в июне 2006 года, а также глав правительств ШОС в Душанбе в сентябре того же года, где присутствовал пакистанский премьер-министр Шау-кат Азиз. Однако эти встречи, равно как и рабочий визит в Пакистан в ноябре 2006 года министра иностранных дел России С. В. Лаврова, носили скорее протокольный характер, нежели дали конкретные практические результаты. Визит в Пакистан в апреле 2007 года российского премьер-министра М. Фрадкова тоже не принес практических плодов: были подписаны лишь три малозначимых меморандума о взаимопонимании, а также продлено Соглашение от 1997 года о сотрудничестве в борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ и злоупотребления ими8. Одним из других небольших позитивных моментов этого визита стало подтверждение необходимости начала практической деятельности сформированной еще в 2003 году Межправительственной комиссии по торгово-экономическому, научно-техническому и культурному сотрудничеству. Тем не менее за три дня официального визита российского премьера в практической области было сделано крайне мало, несмотря на то, что это был первый после почти 40 лет забвения визит такого высокого уровня — последний раз Пакистан посетил Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин в мае 1969 года. Многие эксперты, включая автора этих строк, вообще не понимали, зачем российский премьер приезжал в Пакистан9. Заметим, что в следующем, 2008 году был все же переведен в практическую плоскость вопрос о приватизации Карачинского металлургического завода. Еще в 2006 году пакистанская сторона объявила тендер на его продажу в частные руки. Успех на нем сопутствовал консорциуму, где ведущую роль играла российская компания, владевшая тогда Магнитогорским металлургическим заводом. Однако сумма, за которую Карачинский завод был продан, показалась пакистанским экспертам слишком низкой, и Верховный суд страны аннулировал результаты тендера. Оправдывая тогдашние действия пакистанской стороны, министр промышленности страны Миан Манзур Ахмад Ватту заявил, что «мы не допустим приватизации Пакистанского металлургического завода. Это — наша национальная гордость, и он останется в госсекторе». При этом он добавил, что Пакистан способен самостоятельно увеличить мощность предприятия до 10 миллионов тонн стали в год10. В конечном итоге российская компания практически ушла тогда с пакистанского рынка, переключившись на индийский (строительство металлургического завода в штате Орисса), и возможности для налаживания сотрудничества в традиционной для взаимодействия двух стран металлургической сфере были, таким образом, временно упущены. Тем не менее уже в 2009 году и в большей степени в 2010-м у Пакистана вновь появился явный интерес к возможности модернизации этого металлургического завода близ Карачи и расширения его производительной мощности до 1,5 миллиона тонн стали в год. (Незначительная часть российских специалистов оставалась на этом предприятии после 2008 года и помогла пакистанской стороне осуществить капитальный ремонт коксовой печи.) По словам исполнительного директора завода Имтиаза Ахмед-хана Лодхи, явный интерес в модернизации этого предприятия вновь проявила Россия, ряд арабских государств, Китай, некоторые другие страны11. Есть и другие примеры заметных разногласий между Россией и Пакистаном, что, естественно, негативно влияло на возможности расширения реального сотрудничества в самых разных сферах. Речь идет об инициативе российской стороны, озвученной на саммите НАТО в Бухаресте (апрель 2008 года), о предоставлении воздушных транзитных путей для поставки невоенных грузов дислоцированному в то время в Афганистане контингенту коалиционных сил Североатлантического блока в качестве альтернативы действовавшему, но отнюдь небезопасному пакистанскому транспортному коридору. Против этого Исламабад резко возражал, поскольку такая инициатива самым чувствительным образом затрагивала экономические интересы Пакистана. Признаки «оттепели»  Несмотря на сказанное выше, в начале 2000-х годов наметились, однако, и некоторые другие тенденции. Так, заметным прорывом в двусторонних связях стали ежегодные четырехсторонние саммиты — Афганистан, Пакистан, Россия, Таджикистан, в рамках которых проходили двусторонние встречи президентов России и Пакистана. Первоначально (Таджикистан, 2009) расширение двустороннего сотрудничества нашло свое отражение в установлении более доверительных отношений на высшем уровне, подписании ряда новых меморандумов о взаимопонимании. Кроме того, следует отметить, что уже тогда, в Душанбе, стали предметно обсуждаться в рамках двухсторонней встречи президентов России и Пакистана возможности расширения реальной борьбы с наркотрафиком, борьбы с терроризмом и экстремизмом, участие «Газпрома» в пакистанских энергетических проектах, возможности развития региональной торговли, создание благоприятного инвестиционного климата как в Пакистане для российских бизнесменов, так и в России — для пакистанских, а также некоторые другие вопросы. Это уже было конкретным началом расширения двусторонних отношений12.
Развитие российско-пакистанских связей продолжилось и на аналогичном саммите в Сочи в августе 2010 года, хотя тогда пакистанский президент пробыл на саммите лишь несколько часов из-за национальной трагедии в Пакистане (там произошло сильнейшее наводнение). В ходе двусторонней встречи президентов России и Пакистана тогда были обсуждены возможности сотрудничества в финансовой сфере (открытие отделений банков в каждой стране), прием пакистанских студентов на обучение в России и многое другое. Но главное — было решено провести в сентябре 2010 года первое заседание Межправительственной российско-пакистанской комиссии по торгово-экономическому, научно-техническому и культурному сотрудничеству, что и было реализовано. В ходе визита пакистанского президента в Россию в мае 2011 года был подписан ряд меморандумов о взаимопонимании, которые включали вопросы налаживания прямого воздушного сообщения, участия России в модернизации Карачинского металлургического завода, сельского хозяйства, автомобильной промышленности (налаживание производства в Пакистане автомашин «Лада» с объемом двигателя 1,3 литра), производство тракторов для Пакистана на Челябинском тракторном заводе. И вновь, как и в феврале 2003 года, пакистанский президент предложил Д. Медведеву обсудить возможность «выхода России к Южным морям», иными словами — использовать порты Гвадар и Касим13. Касаясь этой темы накануне своего отъезда в Москву, Зардари в своем интервью ИТАР—ТАСС подчеркнул, что «еще царская Россия мечтала о доступе к южным морям. Пакистан приглашает современную Россию воспользоваться имеющимся у него доступом к южным морям, что, безусловно, будет содействовать экономическому процветанию двух стран»14. По официальной информации, вопросы потенциального сотрудничества России и Пакистана в военно-технической области в ходе визита пакистанского президента не поднимались. Однако нельзя не отметить, что в этой поездке президента Зар-дари, помимо госминистра иностранных дел Хины Раббани Хаар, сопровождал также министр обороны Пакистана Чаудхари Ахмад Мухтар, что однозначно свидетельствует о заинтересованности Исламабада в военно-техническом сотрудничестве с Россией. В приватных беседах автора этих строк с бывшим послом Пакистана в России Ифтихар Муршедом последний не раз поднимал вопрос о возможном содействии со стороны Российской Академии наук в обсуждении на разных уровнях с российскими официальными лицами возможного военно-технического сотрудничества. Однако пакистанской стороне было объяснено, что РАН подобными вопросами не занимается, тем более что на официальном уровне эта тема никак не обсуждалась и пока что не обсуждается15. В ходе переговоров российская сторона вновь поддержала в целом проект трансмиссии электроэнергии из Таджикистана и Кыргызстана через территорию Афганистана в Пакистан (с возможным продолжением в Индию) — CASA-1000. Также была высказана поддержка идеи строительства газопровода из Туркменистана через Афганистан в Пакистан и Индию (ТАПИ)16. Афганский излом Однако, как представляется, следует обратить внимание на важный объективный сдерживающий фактор в реализации обоих проектов. Это — чрезвычайно сложная внутриполитическая ситуация непосредственно в Афганистане, где идет гражданская война и не проходит ни дня, чтобы не звучали взрывы в результате терактов. В таких условиях объективно невозможно осуществлять строительство и дальнейшую эксплуатацию наземных энергообъектов, каковыми являются ЛЭП и трубопроводы. Еще в 2005 году движение «Талибан» выступило с угрозами срыва строительства газопровода ТАПИ, если в нем будут участвовать американские и другие западные компании, а также международные финансовые институты, где главенствуют западные банкиры (подразумевался в первую очередь Азиатский банк развития, финансирующий строительство энергетических объектов в Южной и Центральной Азии). Об этом тогда заявил официальный представитель движения «Талибан» муфтий Латифулла Хакими17. Подобные угрозы терактов на газопроводе звучали с завидной регулярностью и в последующие годы, и едва ли есть сомнения в том, что после полного вывода войск НАТО из Афганистана в 2014 году ситуация в стране не только не улучшится, но наоборот — еще больше обострится, включая терроризм. Мы хотели бы привести здесь высказывание одного из ведущих российских экспертов по Афганистану В. Г. Коргуна: «...уход американских войск из Афганистана начался в сложных условиях. США оставляют при этом массу нерешенных проблем. В частности, не решена главная задача — покончить с терроризмом в Афганистане и регионе. Талибы и их союзники по-прежнему представляют здесь серьезную угрозу миру и безопасности... Никто не может предсказать, что ожидает Афганистан после ухода войск США и НАТО. Всеобщая коррупция, наркотрафик, произвол уорлор-дов, организованная преступность, безработица — все это остается неотъемлемой частью сегодняшнего Афганистана»18. В свое время президент Д. Медведев во время встречи в Кремле с главой Пакистана подчеркнул: «Россия и Пакистан будут координировать усилия и совместно противостоять международному терроризму, который является общей угрозой для двух стран. Мы заинтересованы в координации наших усилий на международной арене. Нам нужно сделать все для того, чтобы совместными усилиями противостоять этому основному злу XXI столетия»19. С другой стороны, по мнению ряда высокопоставленных российских руководителей вовсе не терроризм в Афганистане и Пакистане является основным врагом для международного сообщества, а наркотики. Так, выступая на пресс-конференции в Кабуле в сентябре 2011 года (где прошла встреча глав антинаркотических ведомств Афганистана, Пакистана, России и Таджикистана), директор Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков В. Иванов подчеркнул, что терроризм — это не угроза № 1, это очень слабая угроза. От терроризма — тем более конкретно афганского — за последние десять лет погибли не более 5 тысяч человек, а от афганского героина (по мнению директора Управления по наркотикам и преступности ООН Антонио Марио Косты) за последние десять лет погиб 1 миллион человек20. Поэтому неудивительно, что в ходе четвертого саммита «душанбинской четверки» в начале сентября 2011 года в Душанбе именно вопросы безопасности, борьбы с терроризмом и экстремизмом, наркотрафиком, реализации энергетических проектов были в центре внимания глав государств Афганистана, Пакистана, России и Таджикистана. Президенты этих стран полностью согласились тогда с высказыванием Д. Медведева, что «безопасность в Центральной Азии является предметом ответственности исключительно стран региона... что помощь других стран (имелись в виду страны НАТО. — С. К.) является важной, но не решающей... В конце концов ответственность за то, что происходит в регионе, ложится на наши страны — Россию, Таджикистан, Пакистан и Афганистан»21. Почему Путин не приехал в Исламабад? Возвращаясь к теме Афганистана с учетом российско-пакистанских отношений, следует подчеркнуть, что в повестке дня предполагавшегося четвертого по счету четырехстороннего саммита (2—3 октября 2012 года) на первом месте значилось обсуждение именно внутриполитической ситуации в Афганистане, возможность принятия конкретных мер по ее стабилизации. Однако заседание было отменено буквально за несколько дней до его начала, и произошло это по одной-единственной причине: из-за отказа президента России приехать на саммит «душанбинской четверки» в Исламабад. Результатом стало решение пакистанской стороны отменить непосредственно сам саммит. Проблема здесь заключалась в том, что В. Путин примерно за неделю до саммита направил президенту Пакистана Асиф Али Зардари личное послание, где, в частности, написал, что не может, к сожалению, прибыть на саммит из-за чрезвычайно плотного графика. С другой стороны, в конце своего послания российский президент добавил: «Я уверен, что в будущем мы сможем найти возможности для организации наших личных встреч. Мы будем всегда рады принять вас в России»22.  И все же отказ от визита главы государства за несколько дней до самой поездки — событие экстраординарное. Что-то подобное произошло лишь в 1999 году, когда тогдашний Председатель правительства России Е. М. Примаков развернул над Атлантикой свой самолет обратно в Россию, отказавшись от визита в США в связи с началом бомбардировок Сербии авиацией НАТО.
После отмены в срочном порядке четырехстороннего саммита в Исламабаде 2—3 октября 2012 года пакистанское руководство дипломатично выразило надежду, что у президента России все же появится возможность посетить Пакистан. Но все СМИ страны однозначно заявили тогда, что это — явное неуважение не столько к пакистанскому руководству, сколько к народу Пакистана (в основных городах Пакистана, в первую очередь в столице — в Исламабаде, были уже развешаны портреты В. Путина; при этом портреты других глав государств «душанбинской четверки» были вывешены в неизмеримо меньшем количестве)23. Ссылки на плотный график поездок, по мнению пакистанских СМИ, были явно несостоятельны хотя бы потому, что общеизвестно, что график зарубежных поездок главы любого государства составляется за много месяцев вперед. В данном случае вопрос заключается в ином: что же реально заставило В. Путина в срочном порядке отказаться от поездки в Пакистан? Здесь могли сыграть свою роль несколько факторов. Наиболее реальный фактор — так называемый «индийский». По некоторым данным, премьер Индии Ман-мохан Сингх лично попросил Путина отложить визит в Пакистан до его поездки в Дели, и, судя по всему, российский президент к этой просьбе отнесся положительно. Хотя, с другой стороны, российское руководство уже не раз подтверждало свое понимание того, что мы давно живем в многополярном мире, и нельзя «класть яйца в одну корзину». В связи с этим едва ли возможно игнорировать ядерную державу с населением почти в 200 миллионов человек, занимающую по этому параметру 6-е место в мире — после Китая, Индии, США, Индонезии, Бразилии (по оценкам индийских экспертов, Пакистан обладает 90—110 ядерными боеголовками24; однако, по нашему мнению, скорее всего эта цифра завышена — проведенный российскими экспертами анализ, основанный на данных шведского Института СИПРИ, свидетельствует, что число ядерных боеголовок у Пакистана колеблется на уровне 70—8025). Есть и другая версия, однако, менее вероятная — неподготовленность к подписанию важных двусторонних соглашений — по модернизации Карачинского металлургического завода и по участию «Газпрома» в сооружении газопровода из Ирана. Предположительно «Газпром» был недоволен тем, что Пакистан предложил российскому энергетическому гиганту участвовать в тендере на общих основаниях. Еще один вариант, хотя и совсем уж маловероятный, связан с тем, что в 2012 году пакистанский президент широко обвинялся (вместе с его погибшей в результате теракта женой и экс-премьером Беназир Бхутто26) в отмывании в середине первого десятилетия XXI века «черных» денег через швейцарские банки, то есть Асиф Али Зардари находился в какой-то степени под дамокловым мечом пакистанского правосудия в лице главного судьи Пакистана Иф-тихара Мухаммада Чоудхри27. Нельзя исключать того, что были и иные причины отмены визита российского президента в Исламабад, однако мы не считаем возможным их здесь рассматривать. В связи с обсуждаемым вопросом следует оговорить и тот факт, что и российско-индийские отношения нельзя рассматривать исключительно сквозь розовые очки. Достаточно сказать, что строительство 3-го и 4-го энергоблоков атомной электростанции Куданкулам (сооруженной с помощью России — в частности, 1-й и 2-й энергоблоки) индийская сторона предполагает вести в дальнейшем в соответствии с законом от 2010 года (по нему ответственность за возможные атомные инциденты несет не только оператор, но и строитель АЭС), что вызывает, мягко говоря, непонимание у российского руководства28. С другой стороны, и у индийской стороны вызывают недоумение некоторые действия российских руководителей. Например, чрезмерное затягивание с передачей Индии авианосца «Адмирал Горшков» (в индийском варианте «Викрамадитья»), который должен был быть на вооружении ВМФ Индии уже в декабре 2012 года, не говоря уже о том, что его стоимость по сравнению с первоначальной (750 миллионов долларов в 2004 году) возросла до 2,3 миллиарда долларов к 2013 году29. С надеждой на будущее Тем не менее мы полагаем, что в перспективе российско-пакистанские отношения будут развиваться по нарастающей, что несомненно позитивно скажется (в том числе) и на внутриполитической ситуации в Афганистане — как с учетом взаимодействия трех сторон, так и в рамках четырехсторонних саммитов, которые могут реально принимать конструктивные решения, в частности по афганской проблеме. Неудивительно в связи с этим, что в начале октября 2012 года состоялся визит в Москву практически главного военного лица в Пакистане генерала Аш-фака Парвеза Кайани, занимающего пост начальника объединенных штабов сухопутных войск. Следует подчеркнуть, что переговоры пакистанского военного прошли не только с его российским коллегой — главкомом российскими сухопутными войсками генерал-полковником А. Н. Постниковым, но и с тогдашним Начальником генштаба Н. Е. Макаровым (в данном случае не имеет значения, что теперь он уже в отставке, поскольку важным был и остается уровень переговоров, особенно учитывая то обстоятельство, что начальник Генерального штаба является одновременно первым заместителем министра обороны)30. Кроме того, состоялась встреча пакистанского военачальника с председателем Комитета Государственной Думы по обороне В. П. Комоедовым. Несмотря на то, что переговоры проходили за закрытыми дверями, едва ли можно сомневаться в том, что их основной темой стала ситуация в Афганистане и возможные пути решения афганской проблемы. И здесь вполне можно было бы ожидать некоторых конкретных шагов со стороны России в деле установления более тесных отношений с Пакистаном, который объективно станет едва ли не главной фигурой в отношениях с Афганистаном в рамках Центрально-Азиатского региона после окончательного ухода оттуда в 2014 году войск НАТО. Вряд ли какое-либо государство будет мириться, например, с ситуацией, аналогичной той, которая сложилась в Афганистане после вывода оттуда в 1989 году советских войск. Нельзя забывать и о том, что произошло в Центрально-Азиатском регионе в 1990-е годы, когда образовался прочный и регулярный наркотрафик через государства Средней Азии в Россию. Не следует также забывать, что ортодоксальные афганские исламисты сыграли далеко не последнюю роль в гражданских столкновениях уже в XXI веке в ряде централь-ноазиатских стран, в первую очередь в Киргизии, Таджикистане и Узбекистане. Именно по этим (и ряду других) причинам многие российские и международные эксперты, включая автора этих строк, недоумевали относительно отказа В. Путина прибыть в Пакистан на саммит «душанбинской четверки», когда была возможность немного продвинуться по пути решения афганской проблемы. И все же, с нашей точки зрения, военно-техническое сотрудничество (ВТС) с Пакистаном может стать в той или иной мере реальностью, о чем, например, свидетельствует также и приезд в Москву в августе 2012 года главкома ВВС Пакистана, маршала авиации Тахира Рафика Батты — хотя формально он прилетел на празднование 100-летия ВВС России.  Нам представляется, что скорее всего на первом этапе ВТС с Пакистаном будет развиваться в рамках поставок техники двойного назначения, например тяжелых грузовиков (которые и грунт могут перевозить, и войска в случае необходимости по труднопроходимой местности) — что уже было в истории российско-пакистанских отношений. Или гражданские вертолеты, которые сравнительно легко можно переоборудовать в военно-транспортные. Так что едва ли стоило заместителю Председателя Правительства Российской Федерации Д. О. Рогозину бросать (находясь в Индии на 12-м заседании Межправительственной российско-индийской комиссии по двустороннему сотрудничеству) не подобающую руководителю столь высокого уровня фразу о необходимости плевать в лицо тому, кто заикнется о поставках российского вооружения в Пакистан. В связи с этим одна из центральных индийских газет, «The Hindu», писала, дословно цитируя высказывание российского вице-премьера: «Мы всегда сотрудничали с Индией для обеспечения безопасности региона. Мы никогда не создавали Индии проблем в отличие от других стран. И не намерены продавать оружие Пакистану. Если кто-то говорит по-другому, плюньте ему в лицо»31.
Визит С. В. Лаврова в Пакистан в начале октября 2012 года в некоторой степени способствовал развитию двусторонних отношений. С нашей точки зрения, эта поездка не была результатом сделанного ранее формального приглашения главе российского МИД посетить Пакистан со стороны пакистанского министра Хины Раббани Хар, которая побывала в Москве в феврале 2012 года. Есть все основания полагать, что российский министр и не планировал лететь в Пакистан в октябре 2012-го, но был вынужден это сделать, чтобы как-то сгладить неприятное впечатление от отказа В. Путина от поездки в Исламабад. Тем не менее в ходе визита были все же подписаны три меморандума о взаимопонимании, неизвестно который по счету в области металлургии, а также энергетики и железнодорожного транспорта32. Очевидно, что в не меньшей степени будут способствовать развитию российско-пакистанского сотрудничества и переговоры российского премьера Д. А. Медведева с пакистанским премьером Раджой Первез Аш-рафом, состоявшиеся в начале ноября 2012 года в Лаосе в рамках саммита «Азия—Европа». По итогам встречи был подписан нестандартный документ — Декрет о готовности подписать Меморандум о взаимопонимании модернизировать Пакистанский металлургический завод. Но главное все же в ином. В ходе беседы впервые оба премьера четко назвали цифру товарооборота, достигнутого в 2011 году — 349 миллионов долларов, и выразили сожаление, что это на 40 процентов ниже, чем до экономического кризиса33. Наивысшего уровня двусторонний товарооборот достиг в 2008 году — 615,6 миллиона долларов (при этом объем российского экспорта в Пакистан составил 461,3 миллиона, а пакистанский экспорт в Россию — 154,3 миллиона долларов). Однако в 2009 году в связи с экономическим кризисом показатель товарооборота снизился до отметки в 382,3 миллиона долларов. Тем не менее на состоявшемся в Москве в конце декабря 2012 года заседании Делового совета по сотрудничеству с Пакистаном было отмечено, что, по предварительным данным, объем российско-пакистанского товарооборота имеет устойчивую в целом тенденцию к росту и достиг в указанном году 660 миллионов долла-ров34. Хотя, по нашему мнению, и эта цифра весьма далека от существующих возможностей в двусторонней торговле. Определенный вклад в развитие российско-пакистанских отношений внес визит в Пакистан в феврале 2013 года Председателя Совета Федерации Федерального Собрания РФ В. И. Матвиенко — хотя с нашей точки зрения, он носил в большей степени протокольный характер, нежели преследовал конкретные практические цели. К тому же те личные контакты, которые были установлены с пакистанскими парламентариями, были почти сразу разрушены в марте после роспуска пакистанского парламента в связи с предстоявшими новыми выборами в мае нынешнего года. В то же время есть надежда, что состоявшиеся также встречи с руководством ведущих политических партий Пакистана помогут закрепить связи с будущим парламентом страны. Подводя итоги, нельзя не отметить определенный прогресс в российско-пакистанских отношениях в первое десятилетие 2013 года (в частности, в его второй половине) по сравнению с 1990-ми годами. Если в тот период двусторонние политические связи были осложнены чеченским фактором, а также поддержкой Исламабадом режима талибов в Афганистане, то уже к концу первой декады XXI века явно наступили иные времена. Контуры геополитической ситуации в Азии меняются буквально на глазах, формируются большие пространства взаимодействия региональных государств. Концептуально это выражается в представлениях о Большой Восточной Азии и Центрально-Восточноазиат-ском макрорегионе. Организационно это находит отражение в активизации деятельности Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). И если здесь партию первой скрипки однозначно ведет Китай, то России в лучшем случае достается пока что второстепенная роль. Нам хотелось бы привести здесь слова одного из ведущих российских экспертов по Центральной и Южной Азии В. Я. Белокреницкого, который еще в 2008 году отмечал, что, во-первых, «укрепление российско-пакистанских отношений позволило бы Москве уравнять свои шансы с китайскими в многостороннем диалоге на просторах Центрально-Восточной Азии. Во-вторых, это позволило бы ей дать понять Индии, что время учета прежде всего ее интересов в системе российских приоритетов на Южноазиатском направлении миновало. Если Нью-Дели идет на усиление стратегического партнерства с Соединенными Штатами, заключая с ними исключительное по долгосрочным последствиям соглашение о сотрудничестве в мирной ядерной области и открывая себе путь для взаимодействия с Западом в военно-технической сфере, то может ли он рассчитывать на то, что Россия будет по-прежнему воздерживаться от выгодного для нее военного сотрудничества с Пакистаном? Речь, разумеется, не идет о том, чтобы изменить сам вектор военно-технических связей Москвы, но осуществление определенной коррекции возможно и даже необходимо»35. И все же нам представляется, что причины медленного развития российско-пакистанских отношений лежат скорее не в политической, а преимущественно в правовой области, поэтому дорога для обдумывания и осуществления новых проектов открыта. А с точки зрения дальнейшего развития российско-пакистанского торгово-экономического сотрудничества полагаем наиболее целесообразным уделить внимание нашему участию в инфраструктурных отраслях — в энергетике, в том числе атомной, связи и телекоммуникациях, ирригации и мелиорации, а также металлургии. Это позволит Москве расширить свое присутствие не просто в Пакистане, но в Южной Азии в целом. ♦ комментарии - 17
|
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
It's always a pleasure to hear from someone with exepritse.