«Здесь ведь существует определенный человек, определенная палка, которая не допускает никакой критики, никакой коллегиальности. Есть политика: "моему нраву не препятствуй" и "чего моя нога хочет ". Мы телеграфировали Ленину и спрашивали, неужели мы заслужили такое отношение за то, что мы остались меньшинстве.
Пока здесь есть полицейская палка, пока здесь "бьют по мордам ", как любит выражаться Орджоникидзе, никакого примирения быть не может. Нас может быть надо снять, но и состав нового Цека, которому не доверяют, надо очистить, надо дать сюда товарища, которого мы можем уважать и любить».
Сергей Кавтарадзе, председатель СНК Грузии [15, лл.32-33 ].
1
Включение Грузии в состав СССР сопровождалось серией политических конфликтов внутри РКП(б), носящих комплексный и сложный характер. Все они так или иначе упирались в границы автономии Коммунистической партии Грузии и самой Грузии от ЦК РКП(б) и РСФСР. Эта тема широко освещалась, так как «грузинское дело» вызвало столкновение ведущих фигур советского государства — В.И. Ленина и И.В. Сталина. Однако значительная часть источников, связанных с борьбой Закавказского краевого комитета РКП(б) и ЦК КПГ (Коммунистическая партия Грузии), до сих пор не проанализирована историками в полной мере. Так, автором была найдена в российских архивах жалоба А.В. Кобахидзе на рукоприкладство со стороны Г.К. Орджоникидзе, которая считалась утерянной.
Данная статья посвящена анализу одного из ключевых источников «грузинского дела» — протоколам Комиссии ЦК РКП(б) во главе с Ф.Э. Дзержинским, сохранившимся в архивном фонде М.Д. Орахелашвили, хранящемся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). Помимо протоколов, в дело входят также доклад Дзержинского, заключение комиссии по делу ЦК Грузии старого состава и Заккрайкома РКП, выписка из протокола заседания Политбюро ЦК РКП от 25 января 1923 года. При анализе работы комиссии историками обычно рассматривается итоговое заключение, но ему предшествуют многостраничные протоколы, заслуживающие отдельного изучения. Сами протоколы цитируются исследователями лишь отрывками, будучи взятыми из «вторых рук» — материалов комиссии Совнаркома [9], состоявшей из секретарей Ленина (Н.П. Горбунова, Л.А. Фотиевой, М.И. Гляссер). Данная комиссия не выезжала на место событий и работала преимущественно с документами комиссии ЦК РКП(б).
Чтобы лучше понять содержание работы комиссии ЦК РКП(б), ее нужно поместить в исторический контекст. Социал-демократическое правительство во главе с меньшевиками, существовавшее в Грузии в 1917-1921 гг., пользовалось поддержкой местного населения. Сами грузинские большевики признавали, что приход в Грузию Красной Армии не встретил массовой поддержки и даже был воспринят значительной частью интеллигенции, рабочих и крестьянства как оккупация [14, л.1]. После прихода к власти грузинский Ревком оказался в сложном положении, без достаточной социальной базы.
В связи с этим грузинские большевики под влиянием письма Ленина [5] в первые месяцы советизации Грузии проводили осторожную политику, не сопровождавшуюся значимыми репрессиями и упразднением институтов грузинской государственности. Но после стабилизации политической ситуации в Закавказье руководство Кавказского бюро РКП(б) стало настаивать на скорейшем хозяйственном и политическом объединении закавказских республик. Это вызвало резкий протест руководителей Коммунистической партии Грузии, настаивавших на продолжении мягкой советизации первых месяцев. Конфликт достиг пика осенью 1922 года, когда завершался процесс формирования СССР и включения в него Грузии в составе ЗСФСР.
На фоне усиливающегося противостояния группы Б.Г. Мдивани и Ф.И. Махарадзе с Г.К. Орджоникидзе ЦК компартии Грузии (за — 9 человек, против — 3 человека) подал в отставку 22 октября в знак протеста против действий Заккрайкома, который развернул «травлю ЦК КПГ» [6, с.51-52]: «При создавшемся положении ЦК не может в дальнейшем нести ответственность за плодотворность работы, и единственным выходом ... считает сложить свои полномочия, довести об этом до сведения Заккрайкома ЦК РКП и просить санкцию» [3, с.138]. В тот же день, когда было подано заявление об уходе со своих постов большей части членов ЦК КПГ, Заккрайком принял отставку и направил запрос в Москву об утверждении этого решения. 26 октября Оргбюро ЦК РКП(б) приняло отставку старого ЦК КПГ и утвердило его новый состав [1, с.458].
Этим борьба с грузинской оппозицией не ограничилась. Ф.И. Махарадзе (председатель ЦИК Грузии), С.И. Кавтарадзе (председатель СНК Грузии), С.Я. Тодрия (наркомзем), Е.А. Эшба (нарком юстиции), К.М. Цинцадзе (председатель ЧК) были сняты со своих постов, как и секретари Сигнахского, Шоропанского, Лечхумского, Телавского уездных комитетов компартии Грузии [17, с.358].
2 ноября 1922 года Филипп Махарадзе направил письмо Льву Каменеву с просьбой обратить внимание на ненормальную ситуацию в грузинской компартии, которую «хотят обесчестить и уничтожить». По словам Махарадзе, «Орджоникидзе систематически разлагает и развращает все наши организации. До последнего времени мы терпели и молчали, но все имеет свои пределы»[8, л.1].
В качестве комментария к письму Махарадзе Сталин 9 ноября 1922 года написал Каменеву: «Я не возражаю против того, чтобы в целях окончательной ликвидации конфликта в Тифлисе между Заккрайкомом и группой груз[инских] коммунистов назначить комиссию во главе, скажем, с т. Дзержинским (он в отпуске в Сухуми[1]) для срочного обследования конфликта с докладом ЦК РКП. Это даст выход накопившимся чувствам и подорвет разговоры-сплетни, раздувающие конфликт, и поможет нам получить более или менее объективную картину конфликта» [8, лл.2-2 об.].
Судя по форме обращения, идею отправить в Тифлис комиссию выдвинул Каменев, а ее руководителя предложил уже Сталин. Под его предложением сохранились отзывы М.И. Калинина, Л.Б. Каменева, В.М. Молотова, Г.Е. Зиновьева и подпись Л.Д. Троцкого. Почти все члены Политбюро, кроме Ленина, были согласны (позиция Троцкого на тот момент была не вполне ясна) с предложением отправить комиссию на Кавказ во главе с Дзержинским. Ленин 15 ноября 1922 года оставил пометку на письме: «Не возражаю» [8, л.2 об.]. 25 ноября 1922 года Политбюро утвердило предложение Секретариата ЦК РКП(б), выдвинутое 24 ноября, об отправке комиссии в Тифлис. Однозначно против высказался только Троцкий [10, л.30].
Таким образом, отправка ревизоров на Кавказ была вызвана не инцидентом с Кобахидзе, а отставкой ЦК Грузии 21 октября 1922 года и продолжавшимся конфликтом между группой Махарадзе и Заккрайкомом. В решении Политбюро от 25 ноября 1922 года об этом говорится прямо: «Утвердить комиссию в составе т. Дзержинского (председатель) и членов: т.т. Мануильского и Мицкевича-Капсукаса для срочного рассмотрения заявлений, поданных ушедшими в отставку членами ЦК Грузии старого состава (Филиппа Махарадзе и др.) и для намечения мер, необходимых для установления прочного мира в компартии Грузии»[10, л.30].
2
Комиссия начала опрашивать участников конфликта 4 декабря в Тифлисе. Участниками первого заседания были Ф.Э. Дзержинский, Д.З. Мануильский, В.С. Мицкевич-Капсукас, К.М. Цинцадзе и секретарь В. Михайлов. Самым первым опросили видного грузинского большевика, председателя ЧК при СНК Грузии Котэ Максимовича Цинцадзе. Он отметил, что между Заккрайкомом и старым ЦК компартии Грузии не было разногласий по стратегическим вопросам. Споры касались вопросов тактики и того, как лучше проводить политику в местных условиях. Руководство КПГ состояло из людей, хорошо знавших местные условия и учитывавших специфику грузинского крестьянства: «Крестьяне в Грузии не менее революционны, чем рабочие; этому причиной наши местные условия: малоземелье, давнее угнетение и т.д.» [15, л.7].
Цинцадзе охарактеризовал политическую ситуацию в Грузии в 1917-1921 гг., отметив слабость позиций местных большевиков, которые были вынуждены перебраться на Северный Кавказ. Резкая и стремительная советизация вызвала отрицательную реакцию местного населения: «На беспартийную массу, которая была отравлена национализмом, советизация произвела впечатление внешнего завоевания, …насильственного переворота. Это так подействовало на массу, что мы просто не могли узнать ее, когда вернулись в Грузию. Даже на нас, которые давно работали в Грузии, масса смотрела, как на чуждый элемент» [15, л.8].
После письма Ленина и первых действий советского правительства в Грузии ситуация нормализовалась, так как были сохранены атрибуты независимости страны. Цинцадзе указывал и на двойственность вертикали управления — в партийном отношении ЦК КПГ был согласен полностью подчиняться директивам ЦК РКП(б), но по советской линии настаивал на автономии: «Мы говорили тогда: давайте нам какие угодно указания по партийной линии, и мы будем их выполнять, но не нарушайте нашу советскую форму» [15, л.8].
Далее Цинцадзе описывал многочисленные конфликты ЦК КПГ с Кавбюро (впоследствии Заккрайкомом), связанные с объединением железных дорог, взаимоотношениями российской и грузинской ЧК, формированием грузинской Красной Армии и созданием Закавказской федерации.
При освещении всех спорных вопросов Цинцадзе не оспаривал необходимость того или иного решения, а делал акцент именно на форме реализации. В качестве примера можно привести его возражения по поводу создания Закавказской федерации. Ссылаясь на негативную реакцию масс, Цинцадзе указывал на необходимость проведения предварительной партийной работы и формирование Советов на местах. Только после этого можно, по его мнению, переходить к созданию федерации. Кавказское бюро РКП(б) пошло другим путем, навязав объединение сверху в кратчайшие сроки: «Но и теперь мы говорим, что федерация имела бы больше корней, если бы ей предшествовала политическая кампания, если бы эта федерация не проводилась таким искусственным образом. Тогда идея федерации не пострадала бы, тогда мы привлекли бы больше симпатии к этой федерации. А сейчас, откровенно говоря, мы считаем существование Закавказской федерации почти фикцией. Но надо заметить, что мы дрались и боролись, главным образом, по вопросу о способах проведения федерации» [15, л.10].
Цинцадзе также высказал свою позицию по объединению республик в рамках союзного государства. Он подтвердил, что большинство членов грузинского ЦК выступали против сталинского плана автономизации советских республик. Со слов Цинцадзе, встречавшегося с Лениным в конце сентября 1922 года, мы впервые узнаем подробности той беседы: «Мы были у т. Ленина, говорили с ним, и от него узнали, что предполагается новая форма объединения — "Союз Советских Республик". До этого мы ничего об этом не знали, и в первый раз услышали от тов. Ленина. Когда он задал нам вопрос: если автономизация плохо подействует на массы, то как масса отнесется к Союзу советских республик, мы ответили, — это было наше личное мнение, ибо мнение организации нам не было известно, — что этим мы будем козырять перед массой; вот мол, маленькая Грузия входит в союз наряду с РСФСР, и что нам надо опасаться потери облика независимости, ибо иначе от нас отойдет масса» [15, л.11].
Члены партийной комиссии задали Цинцадзе уточняющие вопросы, стараясь выяснить, в какой степени разногласия среди грузинских коммунистов затронули рабочую массу и крестьянство. Отдельные суждения и вопросы Дзержинского свидетельствовали о его негативном отношении к позиции членов старого ЦК КПГ. Комментируя отставку членов ЦК КПГ и организацию нового съезда, Дзержинский заявил: «Вы требуете партсъезда и считаете, что он необходим для того, чтобы новый ЦК был выбран в таком составе, чтоб мог проводить ту линию, которую Вы считаете правильной. Зачем же Вы тогда подавали в отставку, если теперь опять стремитесь к избранию ЦК Вашей группы. Вы или просто завели канитель, или применили отставку, как средство партийного нажима»[15, л.17].
В завершение члены комиссии спросили Цинцадзе о его отношении к постановлению ЦК РКП(б) о создании СССР. Котэ Максимович ответил: «Поскольку имеется такое постановление, мы обязаны его проводить. Союз Совреспублик мы признаем, но по вопросу о вхождении Грузии в него через федерацию вся наша группа не разделяет мнение ЦК» [15, л.17].
3
Второе заседание комиссии состоялось на следующий день, 5 декабря 1922 года. На нем присутствовали Ф.Э. Дзержинский, Д.З. Мануильский, В.С. Мицкевич-Капсукис, Ф.И. Махарадзе, К.М. Цинцадзе, С.И. Кавтарадзе, М.Г. Торошелидзе, С.Я. Тодрия, П.А. Сабашвили, В.Е. Думбадзе и Ф.В. Каландадзе.
Махарадзе, занимавший до своей отставки в октябре 1922 года пост председателя Всегрузинского ЦИК, во многом повторил тезисы Цинцадзе, подчеркнув, что разногласия не носили принципиальный характер, а касались вопросов местного значения и методов подхода к массам [15, л.18]. Филипп Иесеевич кратко описал деятельность грузинских коммунистов в 1917-1920 годах, сославшись на использование Заккрайкомом в Грузии методов Гражданской войны и военного коммунизма в мирной обстановке.
В выступлении Махарадзе чувствовалась личная обида на то, как было проведено свержение меньшевистского правительства Грузии — Махарадзе просто поставили перед фактом, приказав ехать из Москвы в Тифлис, куда он прибыл 5 марта 1922 года. Махарадзе говорил: «В начале [19]20 года я оставался в Москве, ничего не зная о надвигающихся событиях. Я — человек, которого в Грузии очень хорошо знают, знают и в других частях Кавказа, которому доверяют, которого в [19]20-м году наш съезд единогласно потребовал для работы в Грузии, и все же никто ни о чем меня не поставил в известность хотя как раз в то время в Москве был тов. Орджоникидзе. В один прекрасный день тов. Сталин вызвал меня по телефону, рассказывая вкратце, что идет советизация Грузии, и предложил в 18-ти часовой срок выехать туда. В дороге я находился пять-шесть дней, не получая никаких известий. Когда я прибыл в Ростов, меня в Ревсовете поздравили: Тифлис, мол, занят сегодня утром»[15, л.19].
После прибытия в Грузию Махарадзе был поражен тем, что нигде Красной Армии не было оказано никакой поддержки со стороны масс. С момента советизации Грузии в республике возникло двоевластие: формально власть принадлежала Ревкому во главе с Махарадзе и Кавтарадзе, фактически «все делал кто-то другой». Махарадзе тут явно имел в виду Кавбюро во главе с Серго Орджоникидзе. Далее Махарадзе перечислил примеры столкновений между ЦК КПГ и Кавбюро, уже названные Цинцадзе.
Выступление Махарадзе содержало больше деталей и персональных оценок. Так, он обвинил Шалву Элиаву — народного комиссара по военным и морским делам Советской Грузии — в том, что его действия привели к растрате многочисленного военного имущества. По мнению Махарадзе, чтобы скрыть «следы своих преступлений», Элиава пошел на проведение Закавказской федерации и полное слияние грузинских частей с Красной Армией РСФСР [15, л.20].
Для Махарадзе главным камнем преткновения был вопрос о создании Закавказской федерации. Воспринимая его как полное упразднение независимости Грузии, Махарадзе с соратниками настаивали на непосредственном вхождении Грузии в состав СССР: «Тезисы тов. Сталина мы разбирали и признали, что автономизация — это значит администрирование из Москвы, значит повторятся царистские времена, значит, подорвется основа советской власти. Для такой системы время еще не настало. Мы понимаем, что Союз советских республик — это будет та же РСФСР, но мы хотим сохранить такую форму, что, мы, мол, все равноправны. В конце концов, все мелкие национальности сольются вместе, но насильственно это делать не нужно, а у нас национальный вопрос разрешается в порядке партийной дисциплины, а не в порядке партийного обсуждения»[15, л.19].
Обвинения со стороны Орджоникидзе Махарадзе воспринимал как личное оскорбление: «Последний инцидент с тов. Орджоникидзе был инцидентом прямо историческим. Я много унижений и оскорблений перенес от наших врагов, но никогда не считал это оскорблением. А здесь в первый раз в моей жизни на официальном заседании было нанесено мне лично и всему составу ЦК неслыханное оскорбление. Я отвечал тогда: судите нас, но Вы не смеете нас шельмовать…» [15, л.21].
Особое место в выступление лидера грузинской оппозиции занимали обвинения в притеснении грузинского языка. Махарадзе перечислил несколько конфликтов на железной дороге в Закавказье. Их причиной он считал усиление позиций русского языка и политику русификации. Махарадзе объяснял происшедшее перенесением методов военного коммунизма на грузинскую почву: «Мне пришлось несколько раз упомянуть слово "народ", это слово подхватили и спрашивали меня: «Какой такой народ, а где же классовая борьба?» Для этих товарищей гражданская война является системой. Я представляю гражданскую войну для завоевания власти. Но когда власть у нас в руках, мы не должны разжигать борьбу. Это есть сохранение военного коммунизма в худшем его смысле, его извращение, перенесение в мирную обстановку» [15, л.22].
После Махарадзе выступили Цинцадзе, Кавтарадзе и Торошелидзе, которые подтвердили его слова новыми примерами и фактами. Цинцадзе заключил свое выступление словами: «Единство партии при таких условиях невозможно. Пришлите нам новых руководителей, которые не занимаются фракционной борьбой, которые не принимают участия в травле, а которые будут действительно "уговаривающим" органом, будут действительными организаторами. А нас перебрасывайте, куда хотите. Мы себя не жалеем; жаль, что громится и уничтожается целая партия» [15, л.25].
Сергей Кавтарадзе, занимавший пост председателя СНК Грузии, еще сильнее персонализировал конфликт, высказав претензии к Орджоникидзе от лица «стариков»: «В наших разногласиях есть другая подкладка — чисто психологическая. Здесь я позволю себе несколько персонализировать дело. Здесь собралась группа старых товарищей, кое-что знающих, кое-что читавших из Маркса и Энгельса, которые не всему слепо верят, которых не так-то сразу слопаешь. И вот по отношению к ним применяется система военного коммунизма, не допускающего никакой полемики, никаких возражений. Тов. Орджоникидзе, присланный сюда быть руководителем всех народов, населяющих Кавказ, товарищ немножко младше нас по своему партийному стажу, но главное, абсолютно не расставшийся с военным духом. Он, вероятно, многое сделал в Красной Армии, но, попав в мирную обстановку, …не может расстаться с прежними военными методами» [15, лл.25-26]. Также Кавтарадзе дал отрицательные характеристики новым кандидатам и членам ЦК КПГ, таким, как Вашакидзе и Элиава.
Тодрия, народный комиссар земледелия Грузии, отметил поколенческий разрыв в грузинской компартии. По его данным, основная часть старых кадров поддерживала линию Махарадзе в противовес Заккрайкому, опирающемуся на молодых и неустойчивых членов организации, вступивших в нее после 1917 года и прибывших в Грузию из РСФСР [15, л.30]. Для Тодрии, как и других представителей оппозиции, была очевидна разница между «местными» и «приезжими» кадрами. Приоритет должен был отдаваться, по его мнению, первым.
В своих вопросах во второй день заседания комиссии Дзержинский постарался выяснить планы и цели членов старого ЦК, решившего объявить о своей отставке: почему мотивировка, данная при выходе в отставку, не совпадала с мотивировкой, данной впоследствии, в которой ослаблялось принципиальное значение этого шага и выдвигались персональные моменты [15, л.34]?
В ответ на этот вопрос В.Е. Думбадзе (он же Ладо Думбадзе), народный комиссар труда Грузии, заявил, что, решившись на отставку, ЦК КПГ хотел докричаться и обратить внимание ЦК РКП(б) в условиях полного отстранения грузинского руководства от политической работы. По его словам, отставка была не частью продуманной стратегии, а скорее жестом отчаяния в безвыходной ситуации. Махарадзе и Цинцадзе подтвердили слова Думбадзе.
4
6 декабря на заседании комиссии присутствовали Ф.Э. Дзержинский, Д.З. Мануильский, В.С. Мицкевич-Капсукас, Г.К. Орджоникидзе, М.Д. Орахелашвили, Ш.З. Элиава и А.Ф. Мясников. Теперь слово предоставлялось представителям Заккрайкома.
Первым выступил Мамия Орахелашвили, заместитель председателя СНК Грузии. Он обвинил Махарадзе в том, что конфликт вызван его обостренным самолюбием и желанием играть первую роль [15, л.37]. В первые месяцы после советизации Грузии Махарадзе, по словам Орахелашвили, занимал радикальные позиции, поддерживая линию военного коммунизма и налаживание полной связи с Советской Россией. Кавбюро, а впоследствии Заккрайком, последовательно интегрировали железные дороги Грузии, финансовую систему и другие институты в систему общего народного хозяйства. Группа во главе с Буду Мдивани выступала против, настаивая на сохранение за Грузией максимального количества атрибутов независимости, которые позволили бы развернуться местной инициативе. В ходе проведения решения о формировании Закавказской федерации противоречия обострились до крайней степени, что привело к отставке ЦК КПГ.
Орджоникидзе остановился на вопросе об упразднении Грузинской Красной армии. Он подчеркнул, что объединение армий Грузии и РСФСР произошло на основе постановления ЦК РКП(б). После падения меньшевистского правительства рядовой и офицерский состав грузинских воинских частей были влиты в ряды Грузинской Красной Армии. Орджоникидзе так оценил сложившуюся ситуацию : «Грузинская армия была банда с белогвардейским комсоставом»[15, л.40]. На персональные обвинения в свой адрес в резкости и грубости Орджоникидзе ответил: «Я человек резкий, особенно, когда надо проводить политическую линию ЦК РКП, нервы мои выдержали здесь много… Я несколько раз пытался их примирить. Ссылка на то, что я все время создавал здесь драки — неверна, — я все время старался примирить их» [15, л.53]. Далее он описывал внутрипартийную борьбу в ЦК КПГ в 1921-1922 гг.
Элиава заявил, что Грузинская Красная армия разлагалась, солдаты массово дезертировали. Он предлагал полностью распустить армию, подготовив комсостав в ходе работы курсов. Однако Орджоникидзе до конца сопротивлялся этой мере, считая ее «неудобной».
Орахелашвили обвинил старый ЦК в медленной и неправильной реализации земельной реформы: «Земельная политика шла вразрез с интересами крестьянства, поддерживались феодалы» [15,л.44], из-за чего в восточной Грузии не были до конца ликвидированы остатки феодализма. После назначения нового ЦК был развернут новый этап земельной реформы, которая нацелена на передачу земли крестьянам в восточной Грузии до весны 1923 года [15, л.45].
С отдельным докладом выступил Александр Мясников, назначенный незадолго до этого первым секретарем Заккрайкома РКП(б). Он с ходу заявил, что в оскорблениях со стороны Орджоникидзе виноваты сами члены старого ЦК: «…позволяли ему это делать» [15, л.45]. Подержав формально создание федерации, на деле Махарадзе с соратниками противодействовали ее формированию: «Они мыслят Грузию суверенной республикой. Грузинскую нацию считают культурной нацией, которая не может и не хочет иметь дело с татарвой и другими» [15, л.47].
По словам Мясникова, из-за финансовой политики старого ЦК Грузия в торговом плане оказалась оторванной от России. Следуя словам Мдивани об ориентации на дешевый товар, местные власти установили тесные торговые связи с Константинополем через батумский порт. Одно из самых серьезных обвинений, озвученный Мясниковым, касалось претензии КПГ на независимость от РКП(б). Это проявлялось в непризнании постановлений Заккрайкома и попытке добиться включения грузинской компартии напрямую в Коминтерн, минуя РКП(б): «Грузинская партия самостоятельна, авторитарна по отношению к РКП. Хотя этого и официально нигде не записано, но они проговаривались. Уполномоченных из Заккрайкома, проводящих линию РКП, не должно быть» [15, л.49].
Мясников объяснял ошибки верхушки грузинской компартии тем, что она не прошла школы Гражданской войны. Учеба в этой «школе» способствовала расслоению внутри партии и отходу от активной деятельности части руководства РКП(б). Грузинские большевики, с его точки зрения, не прошли практическую школу марксизма: «Хотя Грузинская партия… сильнее других по партстажу, но по качественному составу партия слаба, поскольку верхушка не отслоилась, следствием чего и явился кризис…» [15, л.51].
5
На заседании комиссии 7 декабря присутствовали Ф.Э. Дзержинский, Д.З. Мануильский, В.С. Мицкевич-Капсукас, Г.К. Орджоникидзе, Г.Д. Курулашвили, М.Д. Орахелашвили, А.Ф. Мясников, Ш.З. Элиава и А.М. Гинзбург. Техническим секретарем была В.К. Адамская. Члены комиссии продолжали выслушивать ответы сторонников Заккрайкома на претензии оппозиции по поводу ограничений, введенных на уездных съездах советов. Орахелашвили отверг эти обвинения, сославшись на нарушение некоторыми районными советами правила по числу делегатов [15, л.59].
Г.Д. Курулашвили сделал доклад о дискуссии по вопросу развития грузинских профсоюзов. Н.Р. Кикнадзе и Ш.Н. Одилавадзе[2] выступили за непосредственное вхождение грузинских профсоюзов в Профинтерн, а Курулашвили и Думбадзе настаивали на объединении с российским профессиональным движением. В феврале 1922 года на съезде профсоюзов Грузии возобладала вторая точка зрении. В знак протеста Одилавадзе и Кикнадзе отказались войти в состав Закавказского бюро ВЦСПС. После этого борьба внутри грузинских профсоюзов продолжилась: «Несмотря на постановление Заккрайкома о вхождении Грузинского профдвижения составной частью в российское профдвижение — были СПСГ составлены тезисы, противоречащие постановлению Заккрайкома, и они распространялись и выдвигались на съездах отдельных союзов» [15, л.60]. Фракционная борьба привела к снятию Одилавадзе и избранию нового руководства СПСГ (Совет профессиональных союзов Грузии).
Заключительная часть заседания комиссии посвящена разбору обвинений против отдельных членов грузинской компартии: Н.И. Бахтадзе, Вашикидзе[3], А.А. Гегечкори, И.Ф. Станского, С.М. Ханояна. Также членов комиссии интересовала вероятность начала в Грузии антибольшевистского восстания на фоне раскола в компартии.Мясников и Орахелашвили гарантировали невозможность массовых вооруженных выступлений: «…основные предпосылки исключают вспышки. Наше крестьянство не поднять на этой почве. Меньшевистская масса будет реагировать слегка. Денежная реформа вызовет ухудшение. Да, денежная позиция ухудшает несколько наше положение… Есть факты, что ведется провокационная политика, но нажимать в политическом отношении будем через Госиздат, — проводить линию поддержки национальной культуры. Мы издаем учебники, книги, журнал на грузинском языке, все это не дает возможности говорить, что ведется русификация края» [15, л.68].
Орджоникидзе также исключил возможность восстания: «Тов. Мануильский напрасно боится Кронштадта. Я объехал западную Грузию, — там нет националистических настроений. Крестьянство даже возражает против независимости. По всем селам Грузии выносятся резолюции приветствия Правительству за активную борьбу с бандитизмом. Грузинский крестьянин не терпит, когда власть якшается с бандитами. Провокация и сгущение красок той группы делается с целью попугать вас и Москву» [15, л.68].
В завершение заседания выступил Дзержинский, который однозначно поддержал Орджоникидзе и его сторонников. Стоит отметить, что 6 декабря 1922 года членов комиссии посетила делегация от 500 старых грузинских рабочих, высказывавших поддержку старому ЦК КПГ во главе с Махарадзе. Точные подробности этой встречи не приводятся в протоколах, но по оценкам Дзержинского очевидно, что этот эпизод произвел на него крайне негативное впечатление: «Отчуждение верхушки партии от масс и желание господствовать в Грузии явно проявляется. Они не коммунисты до мозга костей. Проиграв в рабочих массах, они поняли это и ссылаются на крестьянство — необходим осторожный подход к крестьянским массам. Масса националистична. Но обосновать это наличие национализма в крестьянстве они не умеют и фактов не дали. Условия национализма создают они сами, а потому они очень опасны для партии. Если оставить их здесь с этим уклоном, мелкие инциденты будут продолжаться» [15, л.68].
Дзержинский отверг аналогии с Кронштадтским восстанием, подчеркнув, что оно возникло на фоне продразверстки и по причине отсутствия смычки города с деревней. В Грузии ситуация иная. Городская интеллигенция, пропитанная национализмом, влияет на крестьян: «Массу на восстание они не поднимут. Но они будут мешать работе» [15, л.68]. КПГ должна выступить с поддержкой грузинской национальной культуры и переломить ситуацию. Партийные работники, выступающие против линии нового ЦК, должны быть сняты со своих постов, «головку партии» необходимо заменить. Мануильский и Мицкевич-Капсукас поддержали выводы Дзержинского, настояв на необходимости вести борьбу против «культа личности» Махарадзе путем замены руководства компартии Грузии.
6
Выступления членов комиссии не оставляли сомнений в ее оценках политического конфликта в Закавказье. После возвращения в Москву Дзержинский подготовил двадцатистраничный доклад Комиссии по делу ЦК КПГ старого состава и Заккрайкома. В начале доклада он перечислил жалобы членов старого состава ЦК, которые были изложены в протоколах заседания комиссии от 4 и 5 декабря 1922 года. Далее Дзержинский подробно изложил суть конфликтов по вопросу об учреждении в Тифлисе Закавказского представительства ВЧК, объединения железных дорог и внешторга, экономическом объединении закавказских республик, вопросы о федерации закавказских республик и едином денежном знаке, грузинской Красной армии, земельной реформе, грузинским профсоюзам, путях вхождения Грузии в состав СССР.
Феликс Эдмундович приводил в докладе развернутые цитаты представителей обеих сторон, содержащиеся в протоколах, снабжая их своими комментариями и выводами. По всем спорным вопросам комиссия поддержала сторону Заккрайкома. В качестве примера категоричности оценок стоит привести заключение по поводу отставки ЦК КПГ. Дзержинский отмечал, что она была вызвана принципиальными разногласиями сторонников двух разных политических линий, а не личными оскорблениями и обидами: «Сторонники ЦКГ старого состава …, действовали под давлением той мелко-буржуазной стихии, из которой вышел и меньшевизм. Тов. Махарадзе на расширенном заседании Тифлисского Комитета от 2/XI — 22 г. открыто это признал… Последний (ЦК старого состава — прим. М.Л.) … поддался влиянию мелко-буржуазной, националистической интеллигенции. Отсюда пошел его националистический уклон и сепаратизм от Совреспублик Закавказья и Совроссии, отсюда его противодействие федерации Закавказких Совреспублик, объединению Профсоюзов в Закавказском и российском масштабе, введению единого дензнака и проч., отсюда его отставка» [15, л.85-86].
Дзержинский полностью обошел вниманием оскорбления и рукоприкладство (пощечина А. Кобахидзе, угрозы Н. Окуджаве), которые позволил себе Орджоникидзе осенью 1922 года. Всю свою критику он сконцентрировал на Махарадзе и его сторонниках. Он также обвинил противников Заккрайкома в попытке дискредитации членов нового ЦК КПГ с помощью обвинений в растрате государственных денег, пьянстве и других прегрешениях: «Товарищи из Заккрайкома с полным основанием указывали, что в этом отношении, пожалуй более грешны некоторые обвинители члены старого ЦКГ, например, т. Кавтарадзе. В виду этого на этих обвинениях останавливаться не приходится. Все они имеют ретроспективный характер» [15, л.88].
Дзержинский обвинил членов старого ЦК в том, что они льют воду на мельницу меньшевиков: «Установление советской власти принесло национальный мир среди народов Кавказа, в частности мир среди различных национальностей, населяющих Грузию. Националистический уклон сторонников старого состава ЦК, всюду и везде отстаивающих грузинские интересы, может нарушить этот мир. Против этого Заккрайком неусыпно боролся» [15, л.90]. Дзержинский возлагал надежды на новый ЦК, который сможет проводить твердый курс и предотвратить развал партийной организации в Грузии.
Заключение комиссии в 12 пунктах содержало краткие выводы и оценки конфликта старого состава ЦК КПГ и Заккрайкома. Так же, как и в докладе Дзержинского, в заключении отсутствует какая-либо критика деятельности Заккрайкома и Орджоникидзе: «Что касается тов. Орджоникидзе, то комиссия находит его вполне подходящим для той ответственной работы, которую ему приходится в Закавказье вести. Обвинения т. Орджоникидзе в интриганстве, авантюризме, карьеризме, сведении личных счетов и пр., комиссия отвергает со всей решительностью» [15, л.95]. Поскольку данное заключение уже не раз анализировалось в работах различных историков [4,17], мы не считаем нужным повторно его разбирать, учитывая, что его содержание лишь обобщает ранее проанализированный материал.
7
В течение четырех дней члены комиссии получили исчерпывающие данные о содержании и ходе конфликта между старым составом ЦК КПГ и Заккрайкомом. Анализ протоколов позволяет уточнить нюансы политической линии сторонников Махарадзе, постоянно настаивавших на наличии тактических, а не стратегических разногласий. Хотя все дискуссионные вопросы — от введения единого денежного знака до создания Закавказской федерации — упирались именно в расхождения о стратегии советизации Грузии и методах ее интеграции в состав единого советского государства. Сторонники «мягкой советизации», видимо, не могли или не хотели открыто возражать против решений ЦК РКП(б), пытаясь постоянно апеллировать к Ленину, который мог лишь урывками знакомиться с ходом «грузинского дела».
Члены комиссии ЦК РКП(б) смотрели на конфликт в Грузии с точки зрения общегосударственных интересов, как они их понимали. Поэтому Заккрайком в их глазах не выступал самостоятельным центром принятия политических решений, а был лишь проводником политики ЦК РКП(б). В сфере компетенции Заккрайкома лежала интерпретация и конкретное воплощение директив ЦК РКП(б). Осудить Заккрайком во главе с Орджоникидзе означало для членов комиссии нанести удар по авторитету по ЦК РКП(б), на что они не могли пойти ни при каких обстоятельствах.
Завершение Гражданской войны в России и стабилизация экономической ситуации создали у части верхушки большевистской партии представление о том, что период уступок национальным движениям закончился. На первый план вышла борьба с различными «национальными уклонами», которые пустили корни в республиканских партийных организациях. Несмотря на наличие старых и опытных кадров, большевистская организация Грузии, с точки зрения членов комиссии, должна была подвергнуться чистке, в ходе которой на смену «национальным коммунистам» придут большевики, понимающие и умеющие проводить директивы центра.
Удивление вызывает лишь безапелляционность поддержки действий Орджоникидзе, который допустил в ходе борьбы против Махарадзе и Мдивани оскорбления, рукоприкладство и угрозы физической расправы. По этим фактам комиссия могла высказать критику действий Серго, но и этого сделано не было. Мало того, жертвы оскорбления и насилия оказались сами виновными в том, что позволяли Орджоникидзе осуществлять подобные действия.
В связи с изложенным оценки комиссии Совнаркома были вполне обоснованными: «Тактика каленого железа скатывается в крайних своих проявлениях до площадной ругани на партийных собраниях, шельмования, травли и запугиваний. Комиссия (имеется в виду комиссия ЦК РКП(б) во главе с Дзержинским — прим. М.Л.) не занялась проверкой и рассмотрением имеющихся в ее материалах многочисленных заявлений по этому поводу и не придала им надлежащего значения. Комиссия не ответила на вопрос, правильным ли были эти приемы борьбы и не они ли сыграли решающую роль в доведении компартии Грузии до ее современного положения» [9, л.72].
Выводы комиссии ЦК РКП(б) вызвали негативную реакцию со стороны Ленина, который посчитал подход Дзержинским проявлением «великодержавного шовинизма». Болезнь не позволила Ленину выступить на XII съезде РКП(б) с поддержкой грузинских оппозиционеров, хотя в своей последней записке он выразил им полную поддержку: «Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь» [7, л.1].
Сложно предполагать, как развивалась бы ситуация в случае выступления Ленина на XII съезде РКП(б). Казалось, что после отставки членов старого состава ЦК КПГ ситуация в Грузии нормализовалась, однако восстание в августе 1924 года подтвердило часть тезисов грузинской оппозиции, хотя их битва к тому моменту была уже проиграна.
Литература
1. Галоян Г. Рабочее движение и национальный вопрос в Закавказье 1900-1922 гг. Ереван, 1969
2. ГАРФ. Ф.533. Оп.3. Д.3182.
3. Доклад группы бывших членов ЦК КПГ — ЦК РКП (б) 9 ноября 1922 //Несостоявшийся юбилей: Почему СССР не отпраздновал своего 70-летия.М.,1992.С.138.
4. Жуков Ю. Оборотная сторона НЭПа. 1923-1925. Экономика и политическая борьба в СССР. М., 2022.
5. Ленин В. Товарищам коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана, Горской республики // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М.,1974. Т. 43.
6. Письма в ЦК РКП (б) // «Коммунист Грузии», № 9, 1990.
7. РГАСПИ. Ф. 2. Оп.1. Д. 25738.
8. РГАСПИ. Ф.2. Оп.1. Д.26422.
9. РГАСПИ. Ф.5. Оп.2. Д.32.
10. РГАСПИ. Ф.17. Оп.163. Д.307.
11. РГАСПИ. Ф. 71. Оп.54. Д.28.
12. РГАСПИ. Ф.71. Оп.54. Д.36.
13. РГАСПИ. Ф.85. Оп.32. Д.34.
14. РГАСПИ. Ф.298. Оп.1. Д.80.
15. РГАСПИ. Ф. 298. Оп.1. Д.144.
16. РГАСПИ. Ф. 421. Оп.1. Д.513.
17. Сахаров В. «Политическое завещание» Ленина: Реальность истории и мифы политики. М., 2003.
18. Хармандарян С.В. Ленин и становление Закавказской федерации, 1921-1923. Ереван, 1969.
[1] С конца сентября 1922 г. Дзержинский отдыхал в Сухуми, на даче князя Н.Н. Смецкого.
[2] В протоколах он значится без инициалов как Оделавадзе, однако информации о советском политическом деятелям с подобной фамилией нам не удалось отыскать. Скорее всего, речь идет о Шалве Несторовиче Одилавадзе.
[3] Информацию, о каком именно Вашикидзе идет речь в протоколах, отыскать не удалось.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
