Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
24343
|
Официальные извинения
971
100008
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
239
81400
Ярмо и стрелы Испанской фаланги: идеологическая концепция национал-синдикализма Хосе Антонио Примо де Риверы 0
333
Успехи Советского Союза, угроза нарастающей волны социального напряжения и понимание неспособности либеральной капиталистической системы решить комплекс социально-экономических проблем превращали СССР как уникальную альтернативу западному пути развития в угрозу сложившемуся мировому экономическому и политическому порядку. В этих условиях при попустительстве, а иногда и поддержке либеральных и консервативных кругов началось поступательное развитие мирового фашизма. История становления фашистской идеологии в Испании важна не только для понимания общих тенденций развития правого тоталитаризма, но и для выяснения мотивации антисоветской политики коллективного Запада. Актуальность изучения заложенного Хосе Антонио Примо де Риверой идеологического фундамента фалангизма имеет значение и для лучшего понимания мотивации и действий Голубой дивизии[1], воевавшей в составе войск Третьего рейха в СССР[2]. Доктринальные документы Испанской фаланги в первой четверти XXI века интересны тем, что очерченный в них круг социально-экономических и политических проблем обретает в наше время новую актуальность. Сегодня мир, как и в 1930-е годы XX века, сталкивается с ломкой сложившегося экономического и политического порядка, необходимостью поиска новых ответов на проблемы, связанные с кризисными явлениями в экономике, безработицей, угрозами научно-технического прогресса занятости населения и, как следствие, подрывом социально-политической стабильности. Партия и её лидерАдвокат Хосе Антонио Примо де Ривера-и-Саэнс де Эредиа происходил из знатной семьи, многие поколения которой прославились на службе Испании. С ноября 1933 г. депутат кортесов. В марте 1936 г. в связи с террористической деятельностью Фаланги и контактами с готовившими вооружённый мятеж против Республики военными арестован по распоряжению правительства М. Асаньи. Расстрелян в возрасте 33 лет в ноябре того же года по приговору республиканского суда спустя несколько месяцев после начала гражданской войны в Испании. Культ Х.А. Примо де Риверы, имя которого как «мученика крестового похода против коммунистической угрозы» носили сотни улиц, площадей и школ по всей Испании, последовательно насаждался франкистским режимом [30. P. 200]. В период правления Франсиско Франко про основателя Фаланги писали стихи, ставили мюзиклы, создавали из его личности образцовый пример для молодого поколения. Мифологизированный герой в ходе и после гражданской войны был «приватизирован» и переформатирован под нужды каудильо так же, как и его детище – Испанская фаланга [30. P. 286–289]. Приватизация Франко наследия Х.А. Примо де Риверы тем более примечательна, что в июне 1936 г. появилась инструкция основателя партии соратникам, гласившая, что Фаланга не будет выполнять роль инструмента прихода к власти очередного консервативного буржуазного правительства, не готового к практической реализации всех пунктов программы движения [13. 360–363]. Генералу Франко повезло, что Х.А. Примо де Риверу расстреляли. Приходу к власти каудильо поспособствовал и ряд других благоприятных для него обстоятельств, связанных со смертью возможных политических соперников. Франко использовал Испанскую фалангу во многом именно в той форме, которой прозорливо опасался её основатель. Испанская фаланга была основана в октябре 1933 г. В 1934 г. партия объединилась с Хунтами национал-синдикалистского наступления (ХОНС)[3], а Х.А. Примо де Ривера был провозглашён национальным вождём Фаланги. В 1937 г. организация была трансформирована Франко в ещё более широкое объединение политических сил, получившее название Испанская фаланга традиционалистов и хунт национал-синдикалистского наступления (Falange Española Tradicionalista y de las Juntas de Ofensiva Nacional Sindicalista) [3]. Во второй половине 1950-х годов Фаланга стала постепенно отмежёвываться от фашистского идейно-политического наследия, в связи с чем была переименована в Национальное движение. После победы франкистов в Гражданской войне и до 1975 г.[4] Фаланга являлась правящей и единственной законной партией Испании. Генералу Франко удалось ввести партию в русло традиционной ультраправой политики, нивелировав проявлявшиеся среди части её сторонников устремления к масштабным революционным социальным реформам. На мировоззренческое и политическое становление Х.А. Примо де Риверы значительное влияние оказал опыт политической деятельности его отца. Генерал Мигель Примо де Ривера-и-Орбанеха, маркиз де Эстелья был потомственным военным, участвовал в боевых действиях в Марокко, на Кубе и Филиппинах, в разные годы занимал должности губернатора Кадиса, командующего военными округами Валенсии, Мадрида, Каталонии. 13 сентября 1923 г. генералом по согласованию с королём Альфонсо XIII был совершён государственный переворот, в результате которого М. Примо де Ривера возглавил правительство и до 28 января 1930 г. являлся фактическим диктатором Испании. В период диктатуры М. Примо де Риверы был распущен парламент, приостановлено действие конституции, введена цензура [4]. Переворот и начало периода диктатуры в Испании напоминает случившийся годом ранее захват власти фашистами в Италии, в которой действия Муссолини были поддержаны королём Виктором Эммануилом III. Хронологически близкие и похожие по формам реализации процессы радикализации монархических режимов в Италии и Испании привели к тому, что в мировом коммунистическом движении диктатура М. Примо де Риверы, равно как и созданная им партия «Патриотический союз», практически сразу стали оцениваться в качестве фашистских [8. С. 17, 221, 222; 12. С. 214–216][5]. На фоне социально-экономического кризиса, межклассовой напряжённости и недовольства в испанском обществе в январе 1930 г. М. Примо де Ривера был вынужден уйти в отставку. Партийное строительство, которым пытался заниматься генерал для упрочения своего политического положения, оказалось малоуспешным. Современники и историки, как и сын диктатора – Х.А. Примо де Ривера, - считали эти неудачи следствием отсутствия внятной и понятной массам идеологии. Ошибки отца Примо де Ривера-младший анализировал в том числе и в предисловии к книге «Диктатура Примо де Риверы в зарубежных оценках», вышедшей в 1931 г. [13. C. 24]. В сугубо комплиментарном по отношению к генералу и язвительно-уничижительном в отношении «интеллектуалов» стиле основатель Фаланги признал отсутствие у диктатора идеологии и какой-либо поддержки в кругах испанской интеллигенции, в силу чего он был вынужден поддерживать режим, полагаясь исключительно на собственную интуицию: «интеллектуалы могли бы поднять волну энтузиазма вокруг того, чего не хватало диктатуре: великой и главной идеи, элегантного и сильного учения» [13. C. 24]. Однако этого не произошло. Диктатуру генерала Примо де Риверы идеолог Фаланги характеризует в качестве революционной, что характерно: в тот исторический период не только левые, но и правые политические движения усиленно формировали свой «революционный» имидж. И действительная революция, и контрреволюция усиленно рядились в революционные одежды, поскольку эпоха диктовала стремление к изменениям, радикальным преобразованиям жизни, а революция находилась в социальной и политической повестке дня вне зависимости от содержания, вкладывавшегося в это понятие.
Поиски «третьего пути»: антикоммунизм, критика либерализма, демократии и капитализмаОснователь Испанской фаланги с самого начала партийного строительства пытался найти свой путь, критично оценивая сложившиеся политические движения и идеологические концепции. Он дистанцировался как от капитализма, так и от социализма, выступал последовательным противником демократии, либерализма, анархизма и коммунизма, подчёркивая имевшиеся, по его мнению, схожие черты последних. Х.А. Примо де Ривера считал либерализм морально индифферентным, безответственным, не накладывающим никаких обязательств, которые политику необходимо исполнять, а поэтому неприемлемым мировоззрением [13. C. 26–30], критиковал лозунги о свободе, равенстве и братстве в либеральном прочтении как проявления крайнего лицемерия, поскольку на практике либеральные «свободы» ведут к самому глубокому – экономическому – неравенству. «Либерализм привёл нас, – писал политик, – к накоплению капитала и пролетаризации народных масс. Для защиты угнетённых от экономической тирании правящих классов по необходимости возникло антилиберальное движение, социализм» [13. C. 29]. Свобода и равенство в либеральном государстве – лживые лозунги, поскольку в странах с самыми блестящими парламентскими традициями свободные рыночные силы приводят к массовому обнищанию: «Либеральное государство навязывает нам экономическое рабство, потому что трудящимся с трагическим сарказмом говорят: «вы вольны выбирать любую работу, какую хотите; никто не может навязывать вам те или иные условия, но, поскольку мы богаче, мы предлагаем вам условия, которые нам выгодны: вы, свободные граждане, если вы не хотите, не обязаны их принимать, но вы, бедные граждане, если не примите условия, которые мы вам предлагаем, умрёте с голода, сохранив своё либеральное достоинство»» [13. C. 40. Ср.: 13. С. 312]. По мнению Х.А. Примо де Риверы, либерализм аморален, поскольку позволяет пропагандировать безнравственность, антипатриотизм и бунт. Вполне обоснованно идеолог Испанской фаланги указывал на тот факт, что либеральное государство идеологически отрицает само себя: «Государство, для которого нет никаких истин, возводит в абсолют как неоспоримую истину лишь эту позицию сомнения» [13. C. 32]. В годы глобальных социально-политических потрясений межвоенного периода людям нужна была психологическая уверенность, опора на ценности. Выражением несоответствия либеральной идеологии чаяниям народных масс и стала победа радикальных групп, провозглашавших конкретные лозунги и цели. До сих пор актуальны оценки Х.А. Примо де Риверы эгоистической социал-дарвинистской сущности либерализма: «Либерализм всегда был идеологией барства, которое насаждало его искусственно, и предназначался исключительно для высших каст... Он родился в XVIII веке, и его учение было введено в моду блестящим барством того времени, петиметрами[6], которые болтали о либерализме и социальном равенстве, проводя досуг с герцогинями в элегантных салонах… Их лозунги свободного труда звучали саркастически, потому что капитализм тем временем накапливал огромные богатства, строил многочисленные фабрики и приводил в отчаяние миллионы человеческих существ, чьим неизбежным концом была либо голодная смерть, либо работа за мизерную подённую плату» [13. C. 71–72]. Либеральный капитализм атомизирует общество, разобщает граждан, дезинтегрирует государство [13. C. 328–329]: «Либерализм – это издевательство над несчастными. Он провозглашает замечательные права: свободу мысли, свободу пропаганды, право на труд… Но эти права просто предметы роскоши для баловней судьбы. Бедняков либеральный режим не заставляет работать из-под палки, но принуждает их к этому голодом» [13. C. 116]. По мнению испанского политика, либерализм как идеология несостоятелен, поскольку не смог решить насущных проблем общества, коренящихся в самом характере капитализма: «Экономический либерализм стал клониться к упадку, потому что произвёл на свет в качестве своего сына, может быть, самое ужасное явление нашей эпохи, которое называется капитализмом» [13. C. 182]. Индифферентность либерализма к общему благу и благополучию социума, эгоистический характер его идеологических установок противоречат интересам населения. Изменить жизнь к лучшему и решить накопившиеся проблемы, по мнению Х.А. Примо де Риверы, было можно только путём гармонизации социальных отношений и межклассовой солидарности: «Все классы и индивидуумы должны стремиться и иметь возможность найти себе подобающее место в жизни государства, которое должно функционировать на основе национальной солидарности, энергичного и братского сотрудничества» [13. C. 30]. Констатируя неспособность либерального государства решать назревшие социальные проблемы, Х.А. Примо де Ривера признавал справедливость требований социалистов, но считал социализм сбившимся с пути из-за ориентации на преобразование общества средствами классовой борьбы и материалистической интерпретации жизни и истории. По мнению основателя Испанской фаланги, либерализм обостряет противоречия развития общества аморальной индифферентностью к несправедливости, однако социализм из-за ориентации на классовую борьбу ведёт к тому же: «распаду, ненависти, расколу, забвению …братских связей и солидарности между людьми» [13. C. 41]. Свою партию Х.А. Примо де Ривера позиционировал в качестве надклассовой, не правой и не левой политической силы, которая станет авторитарным орудием служения Родине. Как и в итальянской «Доктрине фашизма», в программных речах и документах Испанской фаланги заметны проявления политической демагогии: указания на живой характер движения и отсутствие конкретного поэтапного плана действий, много громких не несущих конкретного содержания, но воздействующих на эмоции фраз, призывов к стилю, страстям, поэзии. Как и итальянским фашистам, Х.А. Примо де Ривере было свойственно подчёркивать не только революционность, но и поэтичность движения. Примечательно обоснование им идей вождизма, иерархии и элитизма, связанных с необходимой, по его мнению, ликвидацией всех политических партий как искусственных объединений, мешающих консолидации социума. Антипарламентаризм привёл к тому, что оптимальное решение проблем Испании лидер фалангистов видел в интегральной авторитарной диктатуре, позволяющей избежать перегибов диктатуры как левых, так и правых. Характерным веянием эпохи был антидемократизм и неприятие Х.А. Примо де Риверой выборов, а также милитаризм, заключавшийся в представлениях о войне не только как долге и неизбежности, но и как абсолютной ценности [13. C. 335]. Х.А. Примо де Ривера доказывал, что для спасения духовных ценностей элиты должны пойти на уступки массам, добровольно пожертвовав привилегиями. Интересна созвучная Карлу Марксу критика политиком капитализма, в частности, связанная с осуждением отчуждения труда рабочего капиталистом: «Мы ограничим накопление лишних богатств, вредное для нации, служащее только для удовлетворения пожеланий власть имущих, мы ликвидируем ряд финансовых организмов, которые лишили экономику человечности, и направим усилия всего народа не на защиту прибылей немногих, а на улучшение жизни всех» [13. C. 199]. Несмотря на антикоммунизм, основатель Испанской фаланги полагал, что марксистский анализ социально-политического развития во многом верен: «Ошибаются те, кто думают, что Маркс ошибался. Предсказания Маркса сбываются быстрей или медленней, но неумолимо. Происходит концентрация капитала, пролетаризация масс и в итоге социальная революция, за которой следует тяжелейший период коммунистической диктатуры» [13. C. 207]. И коммунизм, и капитализм в понимании Х.А. Примо де Риверы материалистичны и интернациональны, оба в силу этого неприемлемы для Испании, и потому все силы должны быть сосредоточены на избежании предсказанного Марксом сценария. А это значит необходимость демонтажа капитализма. При этом капитализм и либерализм, по мнению политика, ориентированы на конфликт, дисгармонию социального развития, эгоизм, в силу чего необходим альтернативный путь развития. Х.А. Примо де Ривера позиционировал фалангизм как одновременно антикоммунистическое и антикапиталистическое движение. Политик считал, что, поскольку капиталистическая система агонизирует, пожирая саму себя, сохранять статус-кво, цепляясь за привычные формы либерально-демократической социально-экономической организации общества, далее невозможно: «Настало время, чтобы народ, полный потенциальных возможностей, перестал быть собственностью немногих. Настало …время выбросить ростовщиков и банкиров, врагов как рабочих, так и хозяев» [13. C. 231]. Тоталитарное, абсолютное государство должно было обеспечить гармонизацию отношений индивида и коллектива. В обеспечении этого перехода к социальной гармонии, по мнению Х.А. Примо де Риверы, и могла бы состоять миссия Испании и её молодого поколения. По мнению политика, в социально-экономической отсталости Испании скрывалась её внутренняя сила, возможность сравнительно безболезненного реформирования либерального капитализма. Благодаря неразвитости капитализма страна, считал вождь Фаланги, «может первой спастись от хаоса, который угрожает миру» [13. C. 330]. Органическая, интегральная общность должна основываться на организации государства как средства достижения всеобщей гармонии посредством ликвидации экономического аппарата капиталистической собственности, поглощающего все прибыли, и замены его личной, семейной, общинной и профсоюзной собственностью.
«Революция справа»: тоталитаризм, корпоративизм и формулирование идеологииЛидер Фаланги обещал «правильную», национальную революцию в противовес революции либеральной или коммунистической, писал о необходимости национал-синдикалистской революции, апеллировал к опыту революции (хотя это был санкционированный монархом военный переворот) 13 сентября 1923 г. генерала Примо де Риверы, а также низвергшей монархию и положившей начало Второй Испанской республике революции 14 апреля 1931 г. Показательно, что лидер Фаланги посвятил явной тенденции зачислять самих себя в революционеры отдельную заметку [13. C. 163–164]. Полемика о революции и тоталитаризме входила в политическую повестку эпохи до такой степени, что в определённом смысле утратила содержание: поскольку о революции говорили и левые, и правые[7], и те, и другие могли прославлять тоталитаризм. Другим популярным в это время принципом стал корпоративизм. Революционная риторика в устах правых политиков во многом носила сугубо демагогический характер, была призвана сбить с толку массы и сторонников социалистических течений. Формальными, например, выглядят требования Х.А. Примо де Риверы «полной революции в социальной и экономической сфере» с одновременным указанием на необходимость расследования международных связей и схем финансирования левых партий [13. C. 132]. По мнению Х.А. Примо де Риверы, к началу 1930-х годов альтернативы революции в Испании не существовало, основной вопрос сводился к ее форме: «Наша эпоха – революционная, а ситуация в Испании остро революционная… Надо быть слепым, чтобы не видеть, как рушится вся политическая и экономическая структура капиталистического мира и с каждым днём становится всё более ясно, что есть лишь два решения и оба революционные: диктатура пролетариата или национальное государство, которое обеспечит социальную справедливость и укажет народу коллективную цель… Контрреволюционные пластыри и заплаты … на руку только тем, кто стремится к антинациональной революции» [13. C. 169]. Корпус оставшихся от Х.А. Примо де Риверы документов свидетельствует о напряжённом интеллектуальном поиске форм социально-политической организации Испании, которые позволили бы обеспечить территориальное единство и стабильность и уберечь страну от масштабных социально-экономических потрясений, прежде всего, от повторения событий 1917 г. в России. Х.А. Примо де Риверу не устраивали идеократические формы советской интернациональной классовой идеологии и зарубежные варианты национал-социализма, самым ярким из которых стал пришедший к власти в 1933 г. в Германии нацистский режим. В то же время политическое движение, возглавленное им, соответствовало родовым критериям фашистских политических организаций: антикоммунизм, вождизм, культ силы и милитаризм, ориентация на иерархию и гармонизацию общества посредством корпоративных структур, призванных обеспечивать солидарность, сотрудничество и взаимопонимание классов. Либеральный капитализм межвоенного периода оказался социально несостоятельным, неспособным накормить людей и дать им работу. Революционное же низвержение сложившихся социально-политических институтов в той форме, в которой это произошло в России, рассматривалось правящими классами, традиционалистами и консерваторами как неприемлемое, поскольку при всей справедливости социальных требований предполагало разрыв с историческим прошлым и национальными традициями, а также атеизм, исторический материализм, классовую борьбу, перспективы гражданской войны. Коммунизм рассматривался Х.А. Примо де Риверой как следствие либерализма: «Коммунизм – логическое следствие либерального капитализма. Есть только один способ избежать пришествия коммунизма: иметь мужество разрушить капитализм, и сделать это должны те же самые люди, которых он осыпает своими благодеяниями, если они действительно хотят избежать того, чтобы коммунистическая революция покончила с традиционными религиозными, духовными и национальными ценностями. Если они хотят этого, пусть помогут нам разрушить капитализм и установить новый строй» [13. C. 329]. Идеальное общество по Х.А. Примо де Ривере должно было сочетать в себе традиции Испании с передовой практикой решения социально-экономических проблем, которая в 1930-е годы ассоциировалась с командной экономикой и тоталитарными формами политического устройства. Х.А. Примо де Ривера разделил революции на два типа – позитивные и негативные. Первые направлены на сохранение всего лучшего из уже созданного человечеством и устранение накопившихся в обществе противоречий путём его реформирования. Вторые связаны с тотальным отрицанием прошлого и началом работы по построению нового общества «с нуля». Доктринальные положения Испанской фаланги в основе своей являлись реакцией на опыт и последствия Русской революции 1917 г. [13. C. 135]. Фактически Х.А. Примо де Ривера предлагал осуществить революцию справа, революцию «сверху», предотвратив ещё более радикальные преобразования, которыми грозили революционные потрясения, инициированные слева, «снизу». Национальная революция в понимании Х.А. Примо де Риверы предполагала достижение трёх основных целей:
Наравне с модой на «революцию» в межвоенный период существовала и мода на тоталитаризм, на «объединяющий, тоталитарный национальный принцип» [13. C. 34]. Х.А. Примо де Риверу закономерно интересовала концепция тоталитарного государства, однако политик считал сутью тоталитарного режима не государственный строй, а его персонификацию, вождизм, отождествленин с лидером: «…Тоталитарных государств не существует. Есть нации, у которых появились гениальные диктаторы, подменяющие собой государство. Но подражать этому примеру невозможно. Мы в Испании пока только надеемся, что у нас появится такой же гений. В качестве примеров того, что именуется тоталитарным государством, называют Германию и Италию. Но… они не только не похожи друг на друга, но радикально противоположны… Германия исходит из веры народа в свой расовый инстинкт. Немецкий народ в восторге от самого себя, Германия живёт в условиях супердемократии. Римом, наоборот правит гений с классическим складом ума, он хочет формировать народ сверху» [13. C. 159][8]. Анализируя положение Испании, лидер Фаланги приходил к выводу, что «ни социал-демократия, ни намерение построить тоталитарное государство, не имея гения, не достаточны для того, чтобы избежать катастрофы» [13. C. 159]. Не меньше вопросов вызывал у Х.А. Примо де Риверы и корпоративизм: «Другие блоки объявляют себя корпоративистскими, но это не более чем фраза. Спросим у первого, кто говорит об этом: что вы понимаете под корпоративизмом? Как эта система работает? Как она решает международные проблемы? До сих пор лучший проект разработан в Италии, но и там это лишь придаток к совершенному политическому механизму… Сегодня корпоративное государство не существует, и неизвестно, хорошо оно или плохо. Закон о корпорациях в Италии, по словам самого Муссолини, это исходная точка, а не пункт назначения, как думают наши политики, мнящие себя корпоративистами» [13. C. 160] [9]. Основатель Фаланги пренебрежительно характеризовал корпоративное государство «холодной закуской фабрикантов лжепатриотизма» [13. C. 164]. Поиски гармонии между трудом и капиталом, слова о корпоративной форме сосуществования, по мнению Х.А. Примо де Риверы, оставались риторикой. По сути, политик критиковал левые концепции как радикальные и неприемлемые, а правые – как лишённые содержания. Для вождя Испанской фаланги опыт построения корпоративного государства в Италии был неясным экспериментом с неочевидными результатами. Но сам Х.А. Примо де Ривера так и не смог предложить собственной стройной концепции разрешения социально-экономических противоречий капитализма, кроме общего указания: «Все, кто участвует в выполнении одной задачи, все, кто образует национальную экономику, будут объединены в вертикальные синдикаты», которые «будут функционировать органически, как функционирует, например, армия, где никто не образует паритетных комиссий[10] из солдат и командиров» [13. C. 196]. Вождизм, элитизм и воспевание мистического характера власти, характерные для политических движений фашистского типа, нашли отражение в речи, посвящённой Х.А. Примо де Риверой основанию Испанской фаланги, произнесённой в Мадридском театре комедии 29 октября 1933 г. [13. C. 38–46]. Политик указывал на то, что функция управления является божественной функцией и человек, способный к её выполнению, не должен тратить большую часть своей энергии на убеждение рождённых, чтобы повиноваться.
Исходные принципы и программные установки ФалангиВ «Исходных принципах» Испанской фаланги отчётливо зафиксирован традиционный для Испании католический мессианизм, трансформированный в соответствии с требованиями времени. Первый раздел партийной программы «Испания» заключал в себе указание на историческую миссию страны в прошлом и на стоящие перед ней задачи сохранения единства, возрождения внутренней жизнеспособности и участия в качестве одного из ключевых игроков мировой политики в «духовных свершениях мира» [13. C. 47]. Среди разобщающих Испанию сил программа Фаланги выделяла местный сепаратизм, межпартийную и межклассовую борьбу. Надэтническое понимание нации фалангистами было сформулировано так: «Нация – не язык, не раса и не территория. Это единство судьбы в мире. Это единство называлось и называется Испанией» [13. C. 48]. Для Х.А. Примо де Риверы ключевым признаком национальной принадлежности было чувство Родины, единства с её историей и жизнью. Возрождение идеи «вечной Испании» и её высшей миссии отмечалось в пунктах, посвящённых «пути исцеления» и сущности государства [13. C. 49–50]. Примечателен пятый раздел документа, в котором оговаривалась ликвидация политических партий и указывалось, что организация государства, которой добивается движение, не будет опираться на «порочную систему политических партий и породивший их парламент» [13. C. 50–52]. Шестой раздел был посвящён преодолению классовой борьбы. Свобода организации в соответствии с программой «Исходных принципов» должна была быть перенесена на уровень муниципалитета, семьи, предприятия. Местная самоорганизация на микроуровне должна была заменить общенациональную политическую консолидацию на многопартийной основе, в силу самой своей сущности провоцирующей межпартийную рознь и идеологические противоречия. С правовой точки зрения почти каждая строка «Исходных принципов» говорит о сломе любых представлений о существовании легитимного, сформированного демократическими процедурами и институтами госаппарата, изобилует общими благопожелательными фразами, за которыми скрывается узурпация прав и свобод граждан бюрократическим механизмом, ориентированным на самовоспроизводство и самосохранение под прикрытием разнообразных красивых лозунгов и надуманных обоснований. Так, отмечалось: «Профсоюзы и корпорации будут настроены на мирное сотрудничество. Сегодня они отстранены от общественной жизни искусственными перегородками в виде парламента и политических партий, завтра они станут непосредственными органами государства» [13. C. 53]. Важно отметить, что в грядущей корпоративистской Испании каудильо Франко будут созданы вертикальные профсоюзы при вертикальных синдикатах. Много места в работах Х.А. Примо де Риверы и партийных документах Испанской фаланги занимали вопросы личных свобод граждан. Свобода личности и её самореализации, как правило, выступала в виде основного антикоммунистического и антисоветского аргумента. Фалангисты указывали на необходимость защиты прав и свобод личности и подчёркивали их ограниченность в Советском Союзе. Однако свобода личности увязывалась Х.А. Примо де Риверой с интересами и свободой сильного тоталитарного государства, без которых полагалась немыслимой. В фалангистской концепции государства никто не имел права подрывать основы устоявшейся организации общества: «власть, иерархию и порядок» [13. C. 53–54]. Программные документы Испанской фаланги были ориентированы на следование нематериалистическому, духовному пониманию жизни, исторически сложившиеся традиции и уважение католицизма. Идейно-политическое наследие Х.А. Примо де Риверы свидетельствует о его католических симпатиях, тяготении к религиозно-политическому мессианизму Испании, попытках примирить исторические традиции и симпатии с нараставшей в испанском обществе волной секулярных и прямо антиклерикальных настроений. Лидер Фаланги постоянно подчёркивал, что именно благодаря католицизму Испания завоевала «моря и неизвестные варварские континенты», ссылался на католических святых, но при этом регулярно повторял тезис о необходимости отделения церкви от государства. В заключительном разделе «Исходных принципов», посвящённом поведению членов движения, был запечатлён воинственный и мобилизующий этический идеал фалангиста, которого призывали смотреть на жизнь как на военную службу, быть радостным и спортивным, избегать тщеславия, лени и злословия. В одном из заключительных абзацев «Исходных принципов» было написано: «Лгут те, кто заявляет, будто рабочим грозит фашистская тирания» [13. C. 56]. Лидер Фаланги предлагал мобилизационный сценарий развития, модернизационную тоталитарную диктатуру, а это значит, что в её идеологии значительное место должно было отводиться и действительно отводилось рабочим. В ноябре 1934 г. из-под пера Х.А. Примо де Риверы вышли состоявшие из 26 пунктов «Программные установки Фаланги» [13. C. 143–148]. По сравнению с «Исходными принципами», опубликованными в декабре 1933 г. [13. C. 47–56], документ обрёл большую логичность и строгость изложения, стал менее эмоционально насыщенным и более конкретным. При этом сохранились ключевые идеологические ориентиры: милитаризация повседневной жизни, сохранение государственного единства с усилением акцента на имперскую сущность и судьбу Испании, расширительное толкование этой судьбы на весь испаноговорящий мир. Заметно усилилось в программе Фаланги звучание интересов средних классов и мелких собственников, в том числе из сельскохозяйственного сектора. Х.А. Примо де Ривера настаивал на необходимости революционных реформ сверху, в том числе на радикальной аграрной реформе, связанной с принудительным изъятием и перераспределением среди малоимущих крестьян земель крупных собственников. По его мнению, государство должно выступать справедливым арбитром между классами, задачей которого является обеспечение не только экономического, но и морально-нравственного благополучия общества. Религия и патриотическое воспитание должны были обеспечить единство тоталитарного дирижистского и прогрессивного государства, фашизм рассматривался как прагматичная идеология развития [13. C. 149–151]. Реализация этого курса провозглашалась, в соответствии с веяниями времени, национальной революцией.
Концепции единства исторической судьбы и общего дела – основы общеиспанской гражданской национально-государственной идентичностиВ выступлениях, затрагивавших проблемы сепаратизма Каталонии и Страны Басков, Х.А. Примо де Ривера фокусировал внимание на общеимперской мессианской идентичности Испании и указывал, что именно на службе империи каталонцы и баски смогли вписать свои имена в мировую историю: «Испания – это не наша кровь, потому что Испания соединила в одной славе много разных кровей» [13. C. 311]. Лидер Фаланги характеризовал себя как исключительного сторонника имперскости и империализма: «Империя – это историческая полнота народов, и если бы мне выпало родиться в каком-нибудь народе в момент его исторической полноты, я отдал бы все свои силы ради того, чтобы сохранить эту полноту» [13. C. 249]. Основатель Испанской фаланги был убеждён, что в консолидации государственного организма расовое и этническое происхождение не играют ключевой роли: «Народы превращают в нации не …расовые черты, не язык и не климат; народ поднимает по иерархической лестнице на уровень нации выполнение мировой миссии» [13. C. 90]. Предполагалось, что такой подход должен примирить басков и каталонцев с Испанией. В «Эссе о национализме», опубликованном в 1934 г., лидер фалангистов раскритиковал понимание нации в качестве этно-культурной общности, связав его с излишней романтизацией региональной бытовой самобытности: «народ не является нацией только благодаря своим физическим особенностям, местному колориту или особым вкусам, а только потому, что он занимает особое место в мире, потому что его судьба отлична от судеб других наций» [13. C. 107]. Предлагавшаяся Х.А. Примо де Риверой концепция общей судьбы как ключевого признака национально-государственной политической общности должна была нивелировать межэтнические противоречия и эксцессы бунтующих региональных идентичностей: «Носительница единства судьбы – Испания, а не какой-либо из народов, её населяющих. Следовательно, нация – это Испания, а не какой-либо из этих народов. Когда эти народы объединились, они исторически оправдали своё существование в мире. Поэтому Испания стала нацией в совокупности» [13. C. 122]. Такой взгляд на вопросы национального строительства, закономерный для государства с глубокой имперской историей и большим опытом управления разнообразными многонациональными территориями, противоречил внедрявшимся в то время в нацистской Германии биологическим концепциям и пошедшей в идеологическом фарватере Третьего рейха фашистской Италии, руководство которой постепенно отходило от политического гражданско-правового понимания нации, принимая расовые законы и пропагандируя разнообразные биологические концепции, обосновывавшие превосходство одних народов над другими. Важной особенностью идеологической концепции государственной, гражданско-правовой и историко-мессианской надэтнической политической испанской нации Х.А. Примо де Риверы является подчёркивание не только общей судьбы, но и общих деяний: «Родина совершает в мире коллективное дело. Без дела нет Родины» [13. 67–68]. Политик подчёркивал: «мы стараемся вернуть веру в общее дело, сознание общности судьбы» [13. C. 73]. Важнейшим условием консолидации испанского государства лидер Фаланги видел в реализации деятельностной концепции нации [17; 18; 20; 22], заключающейся в объединении разнородных групп общества благодаря вовлечению в решение общенациональных задач: «Надо заинтересовать народ общим делом улучшения жизни, но это не должно выглядеть так, что один класс будет бросать куски мяса другому, голодающему и обозлённому, и смотреть, успокоит ли это его. Надо подходить к этому вопросу глубоко и со всей искренностью, чтобы общее дело государства стало и делом пролетарского класса. А вот чего нельзя делать, так это не допускать пролетарский класс к власти. Это решающее обстоятельство. Пролетарский класс своей борьбой завоевал себе место во власти, и пытаться снова оставить его за воротами системы правления …невозможно. Единственное решение заключается в том, чтобы изменить интернациональную или вненациональную ориентацию пролетарских сил и превратить их в национальную силу, осознающую свою солидарность с национальными судьбами» [13. C. 76]. Идеология общего дела, с одной стороны, позволяла надеяться на укрепление межнационального мира в Испании и консолидацию страны на основе общегосударственной гражданской коллективной идентичности, а с другой – попытаться консолидировать общество и на уровне межклассовых отношений, преодолевая социальное неравенство. Усилиями приблизиться к пролетариату объяснялась и избранная руководством Испанской фаланги стилистика – например, синий цвет формы, который должен был ассоциироваться с синими комбинезонами и воротниками рабочих. Лидер Фаланги выделял три ключевых опасности, грозивших Испании: 1) местный сепаратизм, 2) разделение на политические партии и 3) проблемы рабочего класса, связанные с отсутствием справедливости [13. C. 94–102]. Предотвратить опасности сепаратизма и социально-политической дезинтеграции общества должно было следование принципу единства Испании как страны с общей судьбой, объединяющей всех граждан вне зависимости от их этнической и классовой принадлежности. Единство судьбы представлялось не только в историческом контексте, но и в политическом и социокультурном измерениях как единство испанского государства в окружающем мире. Идея призвания Испании, её имперской исторической миссии занимала ключевое место в концепции общенациональной консолидации Х.А. Примо де Риверы. Решить социально-экономические проблемы предполагалось созданием корпоративного государства - общенациональной структуры, представляющей собой гигантский синдикат производителей и трудящихся. Национал-синдикализм как политическое движение должен был объединить социально-экономическую политику, ориентированную на рост благосостояния, развитие на базе приверженности историческому и культурному наследию с традициями Испании как государства общей судьбы. Концепции общей судьбы и общенационального дела, положенные в основание идеологии Испанской фаланги, должны были связать мировоззренческие установки масс с конкретной деятельностью. Особенность фашистской идеологии Х.А. Примо де Ривера видел именно в этом предполагавшемся синтезе: «Фашизм говорит о национальном величии, но одно из звеньев этого величия – материальное улучшение жизни народа» [13. C. 81]. Ярмо Изабеллы Католической в эмблеме Фаланги подчёркивало ориентацию движения на тяжкий труд для блага страны. Ярмо и пучок стрел представляли собой соединение геральдических символов католических правителей-собирателей Испании, – Изабеллы I Кастильской и Фердинанда II Арагонского. В свойственной ему возвышенной поэтической манере Х.А. Примо де Ривера так выразился об эмблеме: «ясный имперский символ ярма и пучка стрел» символизирует «совершенное равновесие пасторали и эпопеи» [13. C. 83], ярмо труда и стрелы власти, символы долга, единства и непобедимости. Учитывая внимание основателя Испанской фаланги к трудовой этике и деятельностной консолидации общества, не удивительно, что после прихода к власти победивших в гражданской войне франкистов среди членов правительства и бюрократической верхушки Испании заметное место заняли члены католического ордена Opus Dei[11], основанного 2 октября 1928 г. в Мадриде причисленным впоследствии к лику святых священником Хосемарией Эскривой де Балагером. Ключевая особенность Opus Dei – идея служения на благо общества, освящение профессиональной работы и повседневной деятельности. Самоотверженное исполнение обязанностей в рамках этой религиозно-этической концепции способствует обретению верующими святости [1; 2; 27]. Писавший под псевдонимом Хакин Бор статьи о тлетворном влиянии масонов, олицетворявших для Франко все мерзости либерализма, «божьей милостью каудильо Испании» (как чеканилось вокруг портрета генералиссимуса на монетах) высоко ценил значение этического кодекса Opus Dei для государства [23]. И в этом отношении сформированный после гражданской войны политический режим сохранил преемственность с доктринальными положениями Х.А. Примо де Риверы, связанными с ориентацией на деятельностное сплочение общества. Мессианизм с притязаниями на роль одной из мировых держав, утверждавшийся лидером Фаланги как один из пунктов политической программы движения, предназначался для внутренней испанской аудитории. Аспект международного престижа в работах Х.А. Примо де Риверы звучит не уверенно, скорее формально, в то время как пиетет и подчёркнутое уважение к вооружённым силам закономерны и естественны, учитывая прошлое его предков. Так, он писал: «Нет больше земель, которые можно завоевать, но мы можем завоевать для Испании руководящую роль в духовной жизни всего мира» [13. C. 87]. В работах Х.А. Примо де Риверы нередки проявления клерикально-католических симпатий, приобретающие подчас анахронические и даже, по меркам ХХ века, экзотические формы, понятные для идеолога корпоративных моделей социально-политической организации, вдохновлявшихся средневековым опытом гильдий и внутрицеховых взаимоотношений. Так, лидер Фаланги называет XIII век, век Фомы Аквинского самой высокой эпохой, достигнутой Европой [13. C. 173–174]. По мнению политика, с XIII по XVI век «мир жил сильной, надёжной жизнью, в полной гармонии; мир вращался вокруг одной оси» [13. C. 176]. Одну из своих лекций Х.А. Примо де Ривера завершил аллюзией на титул римского папы, заявив: «высшая должность на земле – быть «слугой слуг Божьих»» [13. C. 174]. Политика привлекал идеал служения великой идее, свойственный средневековым воинам-монахам.
Социальная природа Испанской фалангиВ социал-демократическом и советском обществоведении анализ фашистских политических движений обоснованно связывался с мелкобуржуазной социальной природой фашизма, за внешней стороной которого предполагалась поддержка олигархических и монархических кругов. Речь Х.А. Примо де Риверы, посвящённая образованию Испанской фаланги, как и социальное происхождение самого оратора, подтверждают верность этой интерпретации: «Да, мы носим галстуки, да, могут сказать, что мы барчуки. Но мы одержимы духом борьбы за то, что не интересует нас как барчуков…, мы будем сражаться за то, чтобы тоталитарное государство принесло благо и сильным мира сего, и простым труженикам» [13. C. 45]. Х.А. Примо де Ривера - последовательный враг финансового капитала и выразитель интересов буржуазных классов, мелких и средних собственников, реального сектора экономики – производителей и торговцев. Небезынтересны в данной связи его взгляды на частную собственность как противоположность капиталистической логике развития, фокусирующейся на приращении и обезличивании капитала, становящегося орудием крупного бизнеса, существующего по собственной логике: «Частная собственность – это противоположность капитализма, это прямая проекция человека на его вещи, элементарный человеческий атрибут. Капитализм подменил эту собственность человека собственностью капитала, технического орудия экономического господства… Рабочие, предприниматели, техники, организаторы образуют костяк производства, а капиталистическая система с её дорогими кредитами, привилегиями акционеров и владельцев облигаций забирает себе, не работая, лучшую часть продукции. Она погружает в нищету всех: хозяев, предпринимателей, организаторов и рабочих» [13. C. 206]. Традиционная собственность издревле одухотворена конкретным трудом своих создателей. Однако финансовый капитал уничтожил внутреннюю логику и морально-этическое содержание труда: «Когда капитализм достиг вершины совершенства, истинным обладателем древней собственности стал уже не человек и не человеческий коллектив, а абстракция, представленная листками бумаги, то, что называется акционерным обществом. Оно истинный обладатель совокупности прав, и оно до такой степени обесчеловечено, ему до такой степени безразличен человек – обладатель этих прав, что смена держателей ничего не меняет в юридической организации, в работе всего общества… Крупный капитал, технический капитал, достигший огромных размеров, не только не имеет ничего общего… с собственностью в элементарном человеческом смысле, но является её врагом» [13. C. 183]. В борьбе с обезличенным техническим финансовым капиталом должны объединиться и хозяева, и рабочие, поскольку процентное банковское рабство вредит интересам и тех, и других. Обличая монополистический капитализм и диктат огромных производственных синдикатов, Х.А. Примо де Ривера выступал защитником малого и среднего бизнеса, а также отечественных производителей. Социальный крах капитализма лидер Фаланги видел в процессе разорения мелких предпринимателей, пролетаризации средних слоёв населения и росте безработицы. По его мнению, механизация производства неизбежно снижала количество рабочих мест, причем «машины в действительности не уменьшили рабочий день, …они только вытеснили лишних людей» [13. C. 186]. Эту апокалиптическую картину Х.А. Примо де Ривера иллюстрировал зарубежными примерами – сокращением количества занятых в отдельных отраслях в 8 раз за предшествовавшие 15 лет и тем, что в эпоху процветания США с 1922 по 1929 гг. общий объём зарплат рабочих увеличился только на 5%, в то время как дивиденды капитала выросли на 86%. Несправедливость капиталистической системы тем более очевидна, чем чаще в эпоху кризисов мощные предприятия обращаются за помощью к обществу и государству, требуют протекционистских пошлин либо прямого финансирования. При этом капиталистическая система противится возможной национализации прибылей частных концернов, но требует национализации своих убытков [13. C. 187–188]. Радикальная антикапиталистическая риторика Х.А. Примо де Риверы затрагивала даже спонсоров партии: «Мы против контрреволюционеров, потому что они надеются, что мы будем рисковать, защищая их интересы; они покровительствуют нам, помогают нам, даже дают кое-какие деньги, а потом безумно злятся от отчаяния, видя, что те, кого они считали своим авангардом, превратились в независимую армию» [13. C. 215]. Политик выступал с осуждением того, что издержки кризиса преимущественно несёт на себе общество, а не бизнес: «Мы живём в эпоху кризиса. Но не уменьшились прибыли ни крупных промышленных предприятий, ни банков» [13. C. 212]. В 1923 г., задолго до основания Испанской фаланги, каталонский коммунист, деятель Коминтерна, революционер и будущий лидер Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ) Андреу Нин, анализируя предпосылки развития фашизма в Испании, писал: «Если понимать под фашизмом насильственное и организованное действие мелкой буржуазии и деклассированных элементов, имеющее целью разгромить в интересах капитализма революционное движение, то следует сказать, что фашизма в Испании … ещё нет. С другой стороны, …в этой стране имеются налицо составные элементы фашизма, выжидающие лишь благоприятного случая, чтобы сорганизоваться и координировать свои силы в широком наступательном движении на пролетариат» [10. C. 135]. А. Нин рассматривал в качестве основы фашизма проявления белого террора, направленного на подавление рабочего движения и соответствующие радикальные молодёжные, монархические и военизированные общественно-политические организации [10. C. 135–141 и др.]. Коммунист предупреждал: «Как в Италии, современное положение вещей в Испании должно привести или к фашизму, или к революции» [10. C. 146]. Сбылись оба прогноза: сначала произошла революция, а затем, после победы в гражданской войне, к власти пришёл фашистский режим. Фашизм, претендующий на самобытностьФашизм сразу и закономерно попал в поле зрения Х.А. Примо де Риверы. Политик указывал на то, что для него в фашизме и самоорганизации населения на основе «фаший» важна не привлекающая внимание тактика насилия, а идейная составляющая. По мнению идеолога Фаланги «фашизм – не тактика насилия, а идея единства. В противовес марксизму, который утверждает как догму классовую борьбу, и либерализму, механизм которого – борьба между партиями, фашизм считает, что есть нечто более высокое, чем классы и партии, имеющее вечную, трансцендентную, высшую природу: это историческое единство, именуемое Родиной» [13. C. 31]. Х.А. Примо де Ривера даёт предельно идеологизированную характеристику фашизма и предлагает его в качестве новой гражданской веры, «способной сделать Испанию сильной, трудолюбивой и великой» [13. C. 33]. В фашистском государстве в понимании идеолога Фаланги его привлекали торжество принципов национальной идеи, органом воплощения которой выступало всё государство, а также идейно мотивированный ответ на безыдейность и моральную беспомощность либерализма: «Когда государство убеждено, что нет ни добра, ни зла, и осуществляет только полицейские функции, оно исчезает при первом дуновении веры уже после каких-нибудь муниципальных выборов. Разжечь эту веру не могут ни правые (которые, по сути, стремятся сохранить всё, как есть, даже то, что несправедливо), ни левые (которые хотят разрушить всё, даже то, что хорошо), а только коллективная объединяющая национальная вера; она и породила фашизм» [13. C. 32–33]. Впоследствии Х.А. Примо де Ривера стал осторожнее относиться к ассоциациям с политическими движениями фашистского типа и даже прямо отвергал принадлежность Испанской фаланги к фашизму. Так, 19 декабря 1934 г. в испанской прессе была опубликована заметка-опровержение «Испанская фаланга ХОНС – не фашистское движение» [13. C. 152]. Объявление стало реакцией на слухи о том, что Х.А. Примо де Ривера принял участие в Международном фашистском съезде, проходившем в швейцарском Монтрё 16–17 декабря того года[12]. В опровержении отмечалось, что приглашённый на мероприятие «Вождь Фаланги… решительно отверг это предложение, чтобы дать понять, что подлинно национальный характер Движения, которое он возглавляет, исключает даже видимость какого-либо международного руководства… Испанская Фаланга ХОНС не является фашистским движением; она имеет с фашизмом некоторые точки соприкосновения в важных вопросах, касающихся универсальных ценностей, но она каждый день подчёркивает свой особый характер и убеждена, что, идя именно по этому пути, она получит самые плодотворные возможности для своей деятельности» [13. C. 152]. Несмотря на подобные заявления, имеется достаточно свидетельств именно фашистской самоидентификации Х.А. Примо де Риверы. Так, он проговорился в интервью газете «Ahora» в начале 1934 г.: «Единственная тактика, которая используется против нашего движения, это искажение его идей. Никто не идёт на нас в лобовую атаку, ни одна антифашистская газета не сражается с фашизмом честно, а искажает его цели, заявляя, что это движение имеет целью угнетение рабочих» [13. C. 77]. Примечателен и ответ политика на вопрос корреспондента, считает ли он правильным распространённое мнение о невозможности реализации в Испании фашистского сценария социально-политического развития: «В данный момент наша способность к дисциплине и организации очень ослабла, но никто не говорит о том, что мы не в силах найти средство снова её обрести. Фашизм – это универсальный способ возвращения народа к самому себе» [13. C. 80]. В речи об испанской революции, произнесённой в кинотеатре «Мадрид» 19 мая 1935 г., фашизм снова прославлялся Х.А. Примой де Риверой в качестве универсального, в том числе и испанского явления [13. C. 213–214]. Теоретики марксизма и аналитики Коминтерна именно так оценивали фашизм, быстро увидев в нём универсальный политический и идеологический инструмент противодействия мировому коммунистическому движению. Приняв итальянский образец, Х.А. Примо де Ривера ревностно относился к обвинениям в неоригинальности и подражательности фалангизма: «Нам говорят, будто мы подражаем Италии. Это верно в том отношении, что мы ищем смысл нашего существования в самих себе. Но эта позиция, скопированная, если хотите, в то же время вечная, и она даёт самые положительные результаты. Италия обрела Италию. Мы, вернувшись к самим себе, обретём Испанию» [13. C. 80]. В речи, посвящённой объединению Испанской фаланги и ХОНС политик снова затронул заимствование идейно-политических форм и влияние на движение опыта нацистской Германии и фашистской Италии: «В фашизме, как и в массовых движениях всех эпох, наряду с местными чертами, есть постоянные ориентиры, которые являются наследием человеческого духа вообще» [13. C. 100]. Несмотря на попытки отмежеваться от зарубежных фашистских движений, Х.А. Примо де Ривера использовал аргументы и принципы строительства государственно-национальной общности, отстаивавшиеся Муссолини на раннем этапе его политической деятельности, - до момента, когда Италия стала младшим идейно-политическим партнёром гитлеровской Германии. Как и ранний Муссолини [19; 31], онсчитал важнейшим фактором национальной консолидации политическое, национально-государственное самоопределение индивидов и групп, чувство сопричастности государству. В рамках этой концепции государство как политический организм среди прочего и в качестве актора мировой политики создавало нацию. В межвоенный период внятной идейно-политической альтернативой коммунистической революции и интернациональному социализму выступал только фашизм. И как бы не пытался отрицать фашистские истоки и суть Испанской фаланги её основатель, изучение его политического интеллектуального наследия подтверждает: Х.А. Примо де Ривера – фашист. Его письма и полемика доказывают, что уже на заре своей политической деятельности он оценивался и рассматривался как фашист, основатель «фашио». «Эль Фасио» назывался и еженедельник, единственный номер которого был конфискован полицией 16 марта 1933 г., в редакцию которого должен был войти Х.А. Примо де Ривера. Именно опыт захвата власти фашистами изучался политиком и характеризовался как неизбежный для Испании. Отвечая на клерикальные упрёки фашизма в его враждебности религии, Х.А. Примо де Ривера ссылался на Конкордат, заключённый фашистской Италией с Ватиканом: «В Риме заключён Латеранский договор – как после этого говорить об антикатолицизме фашизма? Фашизм в Италии после девяноста лет господства либерального масонства вернул в школы распятия и религиозное обучение» [13. C. 37]. Лидер фаланги находился под обаянием итальянского фашизма и рассматривал его в качестве образца: «Италия меньше, чем Испания, а её население больше нашего. Она находилась в полном упадке, в беспомощном состоянии, но благодаря энтузиазму, энергии и вере итальянцы сделали свою страну славной и сильной, долетев до самых дальних точек мира на крыльях своих побед. Они достигли этого благодаря тому, что объединились под властью сильной и крепкой руки, которая держит в кулаке сноп колосьев, символизирующий единство… Это нужно и нам, но, когда мы слышим обвинения в том, что мы подражатели, мы отвечаем, что это неправда» [13. C. 73–74]. Одним из очевидных свидетельств именно фашистского идейно-политического направления Фаланги и соответствующих симпатий её лидера является написанная в мае 1934 г. для выходившего в Сарагосе еженедельника «Эспанья Синдикалиста», но так и не опубликованная статья Х.А. Примо де Риверы под говорящим названием «Новый свет в Испании» [13. C. 116–118]. «Новым светом» автор называл пришедший из Италии фашизм. Политик отмечал в этой статье, что при всей праведности гнева социалистов по отношению к капитализму предлагаемые ими рецепты чреваты заменой буржуазной тирании диктатурой пролетариата и пропастью, в которую низвергнет общество классовая борьба, которая неизбежно будет сопровождаться утратой традиционных ценностей – религиозности, семейных отношений, патриотизма. По мнению основателя Фаланги, в этих условиях в Италии возник «свет новой веры», позволяющий избежать опасностей и либерализма, и социализма. По-видимому, данный текст так и не был опубликован в силу боровшихся тенденций в умонастроениях автора – явных личных мировоззренческих и эмоциональных симпатиях к итальянскому фашизму при прагматичном понимании, что для политического движения полезнее, переняв все эффективные в политической и идеологической борьбе внешние формы и приёмы итальянского и других зарубежных разновидностей фашизма, позиционировать Испанскую фалангу как самобытное социально-политическое явление. При каждой попытке отмежевания Х.А. Примо де Риверы от подражания фашизму его можно уличить в лукавстве. Соображения политического прагматизма, а также, быть может, личная гордость и притязания политического вождя не позволяли ему прямо называть фалангистов испанскими фашистами, как, например, поступил Освальд Мосли, основавший в 1932 г. Британский союз фашистов. Но весь контекст идеологического вызревания Испанской фаланги был отмечен профашистскими оговорками, прямым выражением симпатии и преклонением перед «гением» Муссолини, портрет которого с дарственной надписью висел на видном месте в кабинете Х.А. Примо де Риверы. Таким образом, именно фашизм вдохновлял и служил политической, эстетической и идеологической моделью для фалангистов. Именно как модель он и воспринимался правыми политиками Европы межвоенного периода, вследствие чего быстро перерос собственно итальянские формы и границы. О восприятии Испанской фаланги именно в качестве фашистского движения свидетельствует статья Х.А. Примо де Риверы «Пока Испания почивает во сне», опубликованная в июле 1935 г. [13. C. 223–224] Большую роль в формировании идейно-политического мышления основателя Фаланги, в становлении фашистской идеологии, а затем и соответствующего политического режима в Испании, несомненно, играл опыт его отца – генерала Мигеля Примо де Риверы, которому после санкционированного королём захвата власти пришлось импровизировать, создавать по сути фиктивную партийную структуру и намечать черты так и не ставшей внятной и проработанной идеологии. Часть «достижений» фашистской Италии в деле решения стоящих перед властью социально-экономических проблем начал применять на практике именно генерал М. Примо де Ривера. Открыто и недвусмысленно признать идейное родство с фашизмом лидер фалангистов так и не решился. Признание этого факта умаляло политический престиж, претензию на уникальность и самодовлеющую идеологическую ценность насаждавшегося Испанской фалангой мировоззрения. В апреле 1936 г. в одном из своих последних текстов – запрещённой цензурой к публикации статье «Шум и стиль», вышедшей посмертно в 1940 г., Х.А. Примо де Ривера открещивался от восприятия Фаланги в качестве фашистского движения: «Именно этим словом мы себя не называем и никогда не называли: никогда мы не называли себя фашистами, ни в забытых теперь разделах второстепенных официальных документов, ни в самых мелких пропагандистских листовках… Нас ужасало, что наше появление сопровождал невнятный лепет о фашизме или чём-то похожем из-за наших приветствий, паролей и наличия у нас нескольких десятков пистолетов» [13. C. 350–351]. Хотя Х.А. Примо де Ривера указывал на необходимость отделения церкви от государства [13. C. 44], испанская разновидность фашизма характеризовалась клерикальным традиционализмом. В работах основателя Фаланги обращают на себя внимание католические интерпретации мистики, совести и свободы. Испанский фашизм отличался от биологизированной нацистской идеологии, был чужд расизму и «зоологическому» пониманию нации. Корпус работ Х.А. Примо де Риверы даёт основания говорить о безразличном отношении лидера Фаланги к расовым вопросам. Отдельные антисемитские мотивы по отношению к Марксу, неуверенно возникающие в отдельных работах политика [13. C. 72, 97, 98][13], по-видимому, свидетельствуют о подспудной идеологической сверке часов с лидерами условного фашистского интернационала – Германией и Италией, опыт которых постоянно довлел над идеологами испанской Фаланги, однако принимался во внимание критически и с оговорками. В мае 1934 г. Х.А. Примо де Ривера встретился с Гитлером, но, хотя он политик изучал опыт Италии и Германии в качестве образцов для подражания, это было протокольное знакомство, имевшее лишь символическое значение [29. P. 16–22]. В германском нацизме лидера Фаланги отталкивали одержимость вопросами «расы и крови», а также антихристианский дух идеологии Гитлера-Розенберга и их последователей. Антиинтеллектуализм и вульгарность нацизма, сами его представители, многие из которых являлись выходцами из низов общества, не могли импонировать интеллектуалу и аристократу Х.А. Примо де Ривере, особенно учитывая извечное, возникавшее после общения с представителями «нордической светловолосой расы господ», ощущение собственной «неполноценности» и неуместности в рамках биологизированного расистского мировоззрения. После поездок в Рим и Берлин – мировые столицы восторжествовавшего фашизма – скорее усилились попытки лидера Фаланги, направленные на поиск самостоятельного пути. Идейно-политическое наследие Х.А. Примо де Риверы даёт убедительный ответ современным любителям споров о терминах и понятиях, в частности, о правомерности причислять к фашистским неитальянские политические движения и режимы. Основатель Испанской фаланги не раз отмежёвывался от фашизма, но часто и прямо, и косвенно подтверждал свою фашистскую принадлежность. За свою недолгую жизнь политик словом и делом подтвердил свою фашистскую политическую и идеологическую идентичность. Разработанная Х.А. Примо де Риверой фашистская политическая и идеологическая модель в основе своей предстаёт универсальным средством антикоммунизма с местной спецификой. Такая интерпретация фашизма на широком фоне других режимов фашистского типа даёт основания говорить о многочисленных точках соприкосновения в его различных течениях. Особняком на этом фоне стоит нацистская Германия, зоологический радикализм и человеконенавистническая идеология которой затмила разнообразие доктринальных концепций других политических режимов фашистского типа. В то же время нельзя не отметить, что массовое индустриальное общество периода глубочайшего социально-экономического кризиса 1930-х годов идеально подходило для формирования радикальных идеологий. Как заметил вождь Испанской фаланги: «Сегодня все превратились в фашистов. Это похоже на бег наперегонки кандидатов в диктаторы» [13. C. 352]. Это высказывание отражало характер социально-политических трансформаций межвоенного периода.
«Рука Москвы»По мере обострения внутриполитического и социально-экономического кризиса в Испании в идеологии Фаланги и риторике её вождя всё настойчивее проявлялось негативное отношение к внешнеполитической и идеологической линии международного коммунистического движения и ассоциировавшейся с ним Советской России. Если в начале общественно-политической деятельности основателя Фаланги в риторике Х.А. Примо де Риверы Советский Союз[14] в качестве одного из ведущих игроков международных отношений практически не фигурировал, и политика интересовали исключительно опыт и последствия Русской революции 1917 г., то со второй половины 1934 г. и с каждым месяцем, приближавшим Испанию к гражданской войне, а лидера Фаланги к расстрелу, в его речах, письмах и документах всё настойчивее звучали указания на подрывную деятельность Коминтерна и «руку Москвы», вмешивающуюся во внутрииспанские дела[15]. Победа в Испании социалистов рассматривалась как победа Коминтерна, воспринимавшегося в качестве агента СССР. Исходя из этого, получалось, что любое социалистическое выступление, тем более формирование Народного фронта объединённых левых сил можно было расценивать как недружественный акт иностранной державы. Задачей «национальной революции» в этих условиях было противостояние «русской диктатуре» [13. C. 208]. Именно такое мнение о сложившемся к концу 1934 г. положении высказал лидер Фаланги в письме генералу Франко [13. C. 126–129] и в серии публикаций, обращённых к испанским военным. В этот период наблюдается интенсификация обращений Х.А. Примо де Риверы к армейским кругам Испании как единственным возможным «спасителям отечества». Он пугал свою аудиторию примером предлагавшейся миру Россией (так политик называл СССР) альтернативной модели социально-экономического развития. Этот выбор идеолог Фаланги считал гибельным, поскольку, по его мнению, он означал бы «капитуляцию Европы перед Азией», легализацию анархизма Бакунина и Кропоткина [13. C. 188–189], диктат материалистического мировоззрения [13. C. 346], который разорвал бы узы Испании с её историческим наследием и культурой [13. C. 240–241]. Он повторял традиционные для Европы антироссийские штампы, идентифицируя Испанию с коллективным Западом, а Россию с угрозой азиатчины, «во всём противоречащей западному, христианскому и испанскому образу жизни» [13. C. 285. См. также с. 273, 315]. Стремясь к построению в Испании антидемократического тоталитарного государства, основанного на долге и служении граждан, идеолог Фаланги осуждал подавление личной свободы государством в «России» [13. C. 171]. В выступлении на втором пленуме национального совета Фаланги в ноябре 1935 г. антироссийская и антисоветская риторика Х.А. Примо де Риверы достигла апогея, всё больше вписываясь в логику и аргументы таких «классиков» радикального крыла международного фашистского движения, как Адольф Гитлер, Альфред Розенберг или Видкун Квислинг, представляя собой характерный пример патетики антибольшевизма [13. 282–299]. В этой модели Москва выступала символом вторжения «новых варваров». По мере приближения гражданской войны «русский вопрос» становился всё более актуальным. Агитаторы Фаланги запугивали граждан угрозой превращения Испании в колонию СССР, а её внешней политики – в придаток внешнеполитического курса Москвы и Третьего Интернационала [13. C. 300–304, 342–343]. Интернационализм же, по мнению Х.А. Примо де Риверы, должен был превратить испанцев в наёмников иностранной державы. Участвовавший в гражданской войне в Испании Джордж Оруэлл писал: «Единственный пропагандистский трюк, который мог удаться нацистам и фашистам, заключался в том, чтобы изобразить себя христианами и патриотами, спасающими Испанию от диктатуры русских…, а кроме того, до крайности преувеличивать масштабы вмешательства русских… Об этом трубили все преданные приверженцы Франко, причём говорилось, что численность советских частей чуть не полмиллиона. А на деле никакой русской армии в Испании не было. Были лётчики и другие специалисты-техники, может быть, несколько сот человек, но не было армии… Зато этим пропагандистам хватало наглости отрицать факт немецкой и итальянской интервенции, хотя итальянские и немецкие газеты открыто воспевали подвиги своих «легионеров»» [11. C. 126–127]. Говоря о международных оценках испанского фашизма в связи с «русским фактором», нельзя не вспомнить о роли «демократических» великих держав, позиция которых отличалась как минимум благожелательным нейтралитетом по отношению к любым антикоммунистическим и антисоветским политическим движениям и режимам. «Самое непостижимое в испанской войне, – вспоминал Дж. Оруэлл, – это позиция великих держав… Войну выиграли для Франко немцы и итальянцы, чьи мотивы ясны. Труднее осознать мотивы, которыми руководствовались Франция и Англия. Кто в 1936 году не понимал, что, достаточно было Англии оказать испанскому правительству помощь, хотя бы поставив оружия на несколько миллионов фунтов, Франко был бы разгромлен, а по немцам нанесён мощный удар» [11. C. 137–138]. Наиболее очевидный для Оруэлла вывод состоял в том, что правящие круги ведущих «демократических» держав были настроены профашистски. Примечательна речь Х.А. Примо де Риверы «Испания и варварство», произнесённая в театре Кальдерона в Вальядолиде 3 марта 1935 г. [13. C. 156–162]. В ней отразились и возрастающее идеологическое и военно-политическое напряжение эпохи, и родственные другим политическим движениям фашистского типа идейные основы Испанской фаланги, и поиск собственного мировоззрения, осуществлявшийся на базе сравнительного анализа итальянского фашизма, немецкого нацизма, социал-демократии и советского коммунизма. Под «варварством» в речи лидера Фаланги подразумевались опасности повторения в Испании Русской революции 1917 г.[16]: «Если бы социалистическая революция сводилась к установлению нового экономического строя, мы бы не тревожились. Но социалистическая революция есть нечто гораздо более глубокое. Это победа материалистического понимания жизни и истории, насильственная замена религии атеизмом, Родины – замкнутым в себе и озлобленным классом, деление людей на классы, а не объединение их в рамках общей Родины; это замена индивидуальной свободы железной дисциплиной государства, регулирующего не только наш труд, как в муравейнике, но и наш досуг. Это разрушение западной, христианской цивилизации. Мы, воспитанные в духе её основных ценностей, не согласны с тем, что она устарела» [13. C. 324, 364]. В речи «Испания и варварство» Х.А. Примо де Ривера охарактеризовал динамику вызревания идеологии Фаланги [13. C. 156]. Путь Советской России рассматривался как варварство, социал-демократия – как форма безумия, поскольку «по сути сохраняет капитализм, но …сыплет песок в его шестерни» [13. C. 159]. Риторика, связанная с разнообразными вариациями ассоциирования России с варварством, оказалась в общем русле антироссийских традиций коллективного Запада и в целом близкой мышлению других политических движений фашистского того времени – работам теоретиков нацистской Германии и, например, лидера норвежских фашистов – В. Квислинга [6; 21]. Запугивание примером Русской революции, в том числе перспективой разделения Испании на самостоятельные советские республики, было закономерным и пропагандистски эффективным, тем более при обращении к традиционалистам, монархистам и, прежде всего, военным [13. С. 356–358].
* * *Работы Х.А. Примо де Риверы несут на себе отпечаток предметно-юридического стиля мышления, в них видно стремление к рациональному, даже научно-практическому поиску, которое то и дело перекрывается политически эффектными, но часто бессмысленными содержательно лозунгами. Его идейно-политическое наследие– интересный памятник эпохи, характерный пример вызревания идеологии европейского периферийного фашизма в условиях неопределённости глобального социально-экономического и политического развития 1930-х годов. Тогда правые партии прибегали к левой риторике, либеральные догмы, казавшиеся незыблемыми, опровергались жизнью и подвергались сомнению, нарастала конкуренция идеологий, причём доминировать стали преимущественно тоталитарные идеологии. Невозможность определить, кто «правый», а кто «левый», отмечавшаяся политиком [13. C. 172], заставляли искать формы «третьего пути», который многие видели в различных вариациях фашизма. «Правые, левые… эти слова имеют мало смысла», свидетельствуя о неустойчивости своего времени, утверждал лидер Испанской фаланги, считавший, что «Русское государство самое правое в Европе, а советский народ идеологически – самый левый» [13. C. 334]. Работы главного идеолога и основоположника испанского фалангизма - важный исторический источник, заключающий в себе доктринальные подходы национал-синдикализма к вопросам госстроительства и социально-экономического развития. Особый интерес работам Хосе Антонио Примо де Риверы придаёт тот факт, что, хотя идеолог испанской разновидности фашизма прожил короткую жизнь и не был активным участником политических процессов, связанных с претворением его идей в жизнь, именно они легли в основу идеологии испанского государства в годы правления Франко. В первой четверти XXI века работы Х.А. Примо де Риверы актуальны потому, что в современном мире, как и в 30-е годы ХХ века, растет влияние радикальных, в том числе правых политических движений, обусловленный системным социально-экономическим и политическим кризисом, сопровождающимся очевидным упадком привлекательности, авторитета и эффективности либеральной демократии, идеологии либерализма и мультикультурализма. Глобальный запрос на социальную справедливость и равенство экономических возможностей сегодня растёт так же быстро, как и в кризисный межвоенный период 1930-х годов, актуализируя поиск путей, идейно-политических и идеологических концепций социально-экономического и политического развития.
Литература1. Агамбен Дж. Opus Dei. Археология службы. М.–СПб.: Издательство Института Гайдара; Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2022.
[1] В советской и российской литературе прижилось название Голубая дивизия (исп. División Azul, нем. Blaue Division). Фактически же цвет партийной формы испанской фаланги был синим. В войсках вермахта испанские фашисты носили немецкое обмундирование, однако сохранили синие рубашки [5; 7]. [2] Формально солдаты испанских подразделений вермахта – 250-й дивизии испанских добровольцев - считались выступающими в войне на стороне Германии по собственной инициативе. Однако на практике военнослужащие Голубой дивизии состояли как из кадровых военных, так и из добровольцев – идейных антикоммунистов. При этом военнослужащие получали двойное жалование – от испанского правительства и Третьего рейха. Отправка войск на Восточный фронт позволила обязанному победой в Гражданской войне Италии и Германии генералу Франко принять посильное участие в антикоммунистической борьбе, не втягиваясь во Вторую мировую войну. Правительство фашистской Испании смогло сохранить нейтралитет, при этом в целом малой кровью удовлетворив требования союзников по фашистскому интернационалу, сложившемуся в межвоенный период. Для отправки войск на Восточный фронт были и внутриполитические причины. Отличавшийся прагматизмом диктатор Испании отправил на фронт самых радикальных, идейных и опасных для нового режима членов иИспанской фаланги, желавших более тесного сближения с Третьим рейхом и реализации всех пунктов партийной программы, разработанной основателем партии Х.А. Примо де Риверой. [3] Слово «хунта» (исп. junta) можно перевести на русский язык как совет, комитет, союз. Название партии на русский язык можно также перевести как Советы национал-синдикалистского наступления (исп. Juntas de Ofensiva Nacional-Sindicalista, JONS) [13. С. 82–84; 30. C. 80–81]. [4] Года смерти Франко, по стечению обстоятельств ушедшего из жизни 20 ноября – в тот же день, когда почти сорок лет назад, в 1936 г. был расстрелян Х.А. Примо де Ривера – событие, в котором представители франкистского режима видели особое мистическое значение. [5] Примечательно, что в статье «Фашизм» в Малой советской энциклопедии диктатура М. Примо де Риверы характеризуется в качестве «военно-фашистской» [9. Т. 9. ст. 891–892; 28]. [6] Петиметр (франц. petite maitre) – «маленький господин», молодой светский щёголь, франт, рабски подражающий всему французскому. [7] Уместно отметить, что на протяжении сорока лет диктатуры генерала Франко в стране каждый год отмечали День национальной революции – военного путча 18 июля 1936 г. Торжества, включая традиционный военный парад по этому случаю, знаменовали собой победу франкистов в гражданской войне и были отменены после смерти каудильо с началом процесса демократизации Испании в 1977 г. [8] В начале 1935 г., когда Х.А. Примо де Ривера произносил свою речь, ещё было неочевидно насколько радикальный государственный переворот будет осуществлён в Германии партией и правительством Гитлера, в кратчайший срок ликвидировавших Веймарскую демократию. Представить, во что превратит Германию демократическими путями пришедший к власти Гитлер, не могли даже немцы; до чего доведёт Италию «гений» Муссолини, также было ещё неизвестно. [9] Обобщённые характеристики корпоративизма см. [14; 15; 16; 24; 25; 26]. [10] Паритетные комиссии – механизм урегулирования трудовых споров посредством равного представительства работников и работодателей. В разных государствах формы их организации отличались. Эти комиссии считались характерной особенностью корпоративного государства. [11] Opus Dei (лат.) – Дело Божие. [12] Конференция была организована КАУР (CAUR итал. Comitati d'Azione per l'Universalità di Roma – Комитетом действия за универсальность Рима), созданной с целью придания итальянскому фашизму международного характера. КАУР претендовал на то, чтобы стать фашистским интернационалом, и существовал в 1933‒1939 гг. по образцу Коминтерна. В 1934 г. в мероприятии приняли участие представители румынской Железной гвардии, правых движений Франции, Ирландии, Австрии, Швеции, Бельгии, Голландии, Греции. От Норвегии присутствовал В. Квислинг. Х.А. Примо де Ривера посетил собрание образованного Международным фашистским съездом Координационного комитета 11–12 сентября 1935 г. [13] Книга представляет собой сборник статей, речей, лекций, интервью, заметок, писем, пропагандистских листовок и других документов конца 1931 – середины 1936 гг. [13]. [14] В работах Х.А. Примо де Риверы, так же, как и в произведениях В. Квислинга и многих других западных авторов, СССР почти всегда именуется Россией. [15] По иронии судьбы главная улица Мадрида Гран-Виа, получившая после взятия в апреле 1939 г. испанской столицы войсками Франко название в честь основателя Фаланги проспекта Хосе Антонио (Avenida de José Antonio) и сохранявшая его до 1981 г., во время гражданской войны называлась сначала проспектом России (Avenida de Rusia), а затем проспектом Советского Союза (Avenida de la Union Sovética). [16] О «вторжении варваров» и внешнем управлении Народным фронтом из Москвы см. также тайную листовку, написанную в мадридской образцовой тюрьме 4 марта 1936 г. [13. C. 354]. комментарии - 0
Мой комментарий
|
Подписка
|
