Ретроградный (ностальгический) дистрибутизм
Конец XIX – начало XX века ознаменовались активизацией социально-экономической мысли, в основном просоциалистической направленности. Наперекор этому стал развиваться вдохновленный католическими идеями английский (он же британский) дистрибутизм[1], который со временем стал частью социальной доктрины католической церкви. Центральным пунктом этого мировоззрения была и остается идея диффузия частной собственности, расширение владеющих числа ею лиц, прежде всего через приобщение к ней производителей и работников.
Фундамент идеи католического дистрибутизма был заложен двумя энцикликами Римских Пап – «Rerum Novarum» («Новые вещи») Льва XIII 1891 года и «Quadragesimo Anno» (Сороковой год») Пия XI 1931 года. Они были направлены прежде всего против социалистических идей.
В «Rerum Novarum» указывалось, что личная и частная собственность представляет собой божественное установление, а посему является неотъемлемым и естественным правом всякого человека [21. P. 8, 20]. Отсюда провозглашалось, что задачей государства должна быть ее защита и охрана, «установление принципа неприкосновенности частной собственности в качестве основополагающего» [21. P. 14]. Высказывалось пожелание, чтобы принимаемые властями законы способствовали пробуждению и развитию «духа собственности» в народных массах, чему могло бы способствовать ее более справедливое распределение.
В продолжавшей эту линию энциклике «Quadragesimo Anno» термин «христианский социализм» признавался противоречием в определении. Папа Пий XI постулировал, что понятия «католик» и «социалист» несовместимы – нельзя быть и хорошим католиком, и социалистом в истинном значении этого слова [20. С. 59][2]. При этом утверждалось, что «пролетарство» будет уничтожено, когда пролетарии получат собственность», и высказывалось упование на такое преобразование общества, при котором капиталы скапливались в руках богатых «только в справедливых размерах» и достаточно щедро распределялись между наемными рабочими [20. С. 33]. Предприниматели призывались обеспечить работникам «известное соучастие, как в праве собственности на предприятие, так и в его управлении» с условием получения ими известной доли прибылей [20. С. 34].
В Британии крупнейшими «проповедниками» идей диффузии частной собственности среди широких слоев населения, получившей название дистрибутизма, были практикующие католики – Г.К. Честертон[3] и Х. Беллок[4].
Честертон (1874-1936) вошел в историю в качестве видного писателя – романиста, автобиографа, автора христианских апологетических произведений, но больше всего известен как автор детективных рассказов об отце Брауне. Как и другие современные ему видные литераторы (Дж. Б. Шоу. Г. Уэлс и другие), он был социальным мыслителем и в этом качестве активно сотрудничал с еще одним британским писателем (и историком) – Х. Беллоком (1870-1953).
Поскольку Честертон и Беллок были во многом единомышленниками и высказывали схожие идеи, Дж. Б. Шоу описал их «тандем» в виде «Честербеллока» – воображаемого зверя, защищающего цивилизацию от угроз либерального коллективизма, «большого» правительства и «дивного нового мира» госконтроля. Прозвище «Честербеллок» закрепилось за ними. В паре «колоссального гения» (Честертона) и «менее значительной личности» (Беллока), как их аттестовал Шоу, «запевалой» был именно последний [14. P. 27], что признавал и сам Честертон[5].
Первоочередное значение «Честербеллок» придавали частной собственности как основе экономической независимости, восстановлению ее статуса как «всеобщего», т. е. присущего всем и каждому в отдельности, института [6. P. 205]. Понятно, что в силу этого они не принимали социализм, но жестко критиковали и капитализм, который тем же Беллоком определялся «как собственность немногих на источники жизни» [10. P. 53].
В предложенном им определении капитализма ставился основной акцент на неравномерном распределении собственности. «Общество, в котором собственность на средства производства принадлежит лишь части свободных граждан, недостаточно многочисленной, чтобы сделать эту собственность общим характером данного общества, а остальные лишены средств производства и потому являются пролетариями, мы называем капиталистическим»[6], – писал он [10. P. 81]. По Честертону, по той же причине современное ему общество было бы правильнее именовать не капитализмом, а «пролетаризмом» [12. P. 13].
Идеалом лидеров дистрибутистов было «распределенное» (distributive)[7] общество, где средствами производства владеют широкие массы людей. Именно такое положение, с их точки зрения, и наблюдалось в средние века. «Государство, как его представляли его себе люди в период конца процесса [средневековья], представляло собой собрание семей разного достатка, но… по большей части владельцев средств производства. Это было сообщество, в котором стабильность … распределенной системы, – писал Беллок, – гарантировалась существованием организаций сотрудничества, объединяющих …людей одного ремесла или одной деревни, защищающих мелкого собственника от потери экономической независимости, и в то же время оберегающих общество от роста пролетариата. Если свобода купли-продажи, залога и наследования ограничивалась, то это диктовалось социальной целью предотвращения роста экономической олигархии, которая могла бы эксплуатировать остальных членов общества. Ущемления свободы были ограничениями, нацеленными на само ее сохранение; и каждое действие средневекового общества … было направлено на создание государства, в котором люди должны были быть экономически свободны благодаря владению капиталом и землей» [10. P. 50-51]. Для Честертона идеальной моделью было общество крестьянской собственности (peasant proprietorship) [13. P. 278], где каждый производитель (семья) был(а) бы сам(а) себе хозяином.
По Беллоку, «зеленый свет» трансформации британского общества в сторону неравенства и капитализма был дан Реформацией, закрытием католических монастырей и переходом их земель в немногих крупных землевладельцев. Не будь в Англии Реформации, полагал он, в ней, как и во Франции, сохранялось бы мелкое крестьянское хозяйство, земля оборачивалась бы между относительно экономически равными независимыми производителями [10. P. 58].
Честертон полагал, что капитализм легко осваивал «пустоты» – север Англии, где население, по его характеристике, было относительно варварским, Северную Америку. «Всюду, где человек был свободен, даже если он был относительно менее богат и могущественен, одна лишь его память [о прошлом] делала завершенный промышленный капитализм невозможным» [12. P. 20]. Представление, что даже при более или менее равном первичном распределении богатства оно все равно рано или поздно перетечет в руки крупных хозяев, по мнению Честертона, было ошибочно[8]. Ведь в течение веков относительное равенство сохранялось – да и, мол, крестьянин не захочет по доброй воле ни продать свою землю другим, и не сможет купить чужой участок за неимением денег[9].
Идейно английский дистрибутизм был далеко не монолитен и вовсе не замыкался на двух его столпах, а был широким и пестрым явлением, вбиравшем в свои ряды различных приверженцев антибуржуазных взглядов.
Среди тех, кто прибивался то к гильдейским социалистам, то к дистрибутистам был противник машин А. Пенти, считавший, что хозяйственная организация средневековья была в большей или меньшей мере выражением христианских принципов [19. P. 69]. С точки зрения Пенти, «индустриализм - вещь совершенно ненормальная, и по этой причине поэтому у него нет будущего» [19. P. 157][10]. «Индустриализм появился на свет ради материальных, а не духовных целей, и будет до конца подчиняться законам собственного бытия, ибо по мере своего развития он исключает из своих рядов всех, кто служит другим целям» [19. P. 39], «если мы хотим восстановить баланс между духовной и материальной сторонами жизни, то мы должны быть готовы отказаться от механических методов там, где они стоят на пути духовной жизни…» [19. P. 40]. «Признавая, что центральными проблемами нашего века являются машины и разделение труда, – писал Пенти, – мы должны требовать, с одной стороны, регулирования использования машин и отмены разделения труда, а с другой стороны, должны приступить к работе по восстановлению того, что они разрушили или разрушают. Это в первую очередь возрождение ремесел...» [18. P. 147].
Если «антимашинные» настроения разделяла только часть британских дистрибутистов[11], то антиурбанистические воззрения были присущи практически всем им [14. P. 127]. Хотя дистрибутисты активно возражали против утверждений, что они зовут общество в прошлое, их симпатии лежали на стороне идеализировавшихся ими средневековых и доиндустриальных порядков.
Позитивная программа дистрибутистов
«Сама по себе хорошо распределенная собственность в капиталистическом обществе не возникнет. Ее нужно искусственно выхаживать», – полагал Беллок. По достижении более равномерного распределения собственности это состояние до́лжно постоянно поддерживать, иначе неравенство в обладание ею (капитализм) опять восстановится. «[Исторически] капитализм возник только после того, как гарантии, охраняющие хорошо распределенную собственность, частную собственность, были сознательно разрушены злой волей… Не появившийся первым капитализм постепенно уничтожил институт распределенной собственности; сначала были уничтожены условия, при которых распределенная собственность только и могла существовать, и существовала на протяжении веков» [8. P. 39-40, 41].
Воссозданием этих условий и озаботились дистрибутисты, разрабатывая программу мер по крупномасштабному социально-экономическому преобразованию экономики.
Выступая, как, в частности, Честертон, против коллективной, государственной собственности на том основании, что не все ее формальные собственники могут в равной мере участвовать в ее контроле и управлении [15. P. 21-24], они отдавали себе отчет в том, что идеал индивидуальной частной собственности не всегда и не во всем осуществим, а потому признавали диктуемую технологией необходимость организации крупных производств (естественных монополий) [см. 6. P. 217]. Так, они выступали за национализацию частных угольных шахт (потому, что условия добычи на них столь разнились, что никакая конкуренция между ними была просто невозможна). «Там, где монополия практически неизбежна, пусть вместо частного контроля и частной собственности будет установлен государственный контроль, и там, где необходимо, даже и государственная собственность», – заявлял Беллок [6. P. 211].
Для возрождения у граждан духа собственности дистрибутисты считали необходимым существенно уменьшить концентрацию и централизацию частного капитала, но надеялись достичь этого не огосударствлением, а «личным распределением, созданием того, что называется крестьянским владением. Я думаю, что последнее решение является более тонким и человечным, потому что оно делает каждого человека… своего рода маленьким богом, – писал Честертон. – Человек на своей… земле будет чувствовать вкус вечности или, другими словами, будет работать на десять минут больше, чем требуется» [12. P. 278].
В среде дистрибутистов обсуждались разные варианты прямой диффузии капитала [12. P. 97-98]. Предпочтительной ее формой признавалось совместное управление предприятием гильдией или группой лиц (если уж оно слишком масштабно, чтобы принадлежать отдельной семье). Рассматривалось приобщение работников к собственности через владение акциями предприятий, причем не только тех, где они заняты, но и на стороне[12]; высказывалась идея, что крупномасштабные «национальные производства»[13] должны выплачивать дивиденды каждому гражданину[14]; наконец, «самым осторожным, с точки зрения капиталистов» Честертон находил распространение практики участия в прибылях.
Предлагавшиеся «Честербеллоком» опосредованные меры, нацеленные на более равное распределение собственности, были разнообразны и многочисленны. Это и запретительно высокое налогообложение контрактов, чтобы воспрепятствовать продаже мелкой собственности крупным владельцам, и, напротив, поощрение дробления крупной собственности для создания массы мелких держателей. В качестве предохранительной меры защиты мелкой собственности от крупной предлагалась предоставление бесплатных юридических услуг. Надежды возлагались также на целевую поддержку экспериментов развития мелкой собственности со стороны государственных органов с помощью установления местных налогов и тарифов, выплаты субсидий [12. P. 98].
Среди прочих мер по сохранению мелких и разукрупнению крупных состояний и производств предлагалось установить дифференцированное налогообложение бизнеса в зависимости от его размера. Запретительно высокими налогами должны были бы облагаться крупные земельные владения[15] и необрабатываемые земли, оптовые торговые фирмы, расходы на массированные рекламные кампании, которые рассматривались как орудие крупного капитала. Подразумевалось, что это может ограничить рост масштабов или даже побудить дробление размеров предприятий. Крупные и сетевые торговые предприятия подлежали ликвидации с тем, чтобы открыть простор мелким; взамен них планировалось создавать региональные распределительные центры, которые бы управлялись совместно поставщиками и розничными торговцами. Банки подлежали реформированию – их место должны были занять финансово поощряемые государством кредитные союзы [14. P. 137-138]. Вся прибыль свыше шести процентов должна была изыматься в казну.
Беллок призывал также реанимировать иммунитет[16] средств производства крестьян и ремесленников – их движимого и недвижимого имущества (домов, земли, скота, лошадей, повозок, сельскохозяйственных орудий, а также мастерских, инструментов и т.п.) – представлявших собой материальную основу их существования. С его точки зрения, это помогло бы обеспечить устойчивость мелкого производства и облегчить его передачу по наследству [6. P. 205].
В вопросе о необходимости реформы денег среди дистрибутистов тоже не было единства. Так, Э. Гилл полагал, что существовавшая денежная система является орудием порабощения и закабаления народов банкирами и ростовщиками и выступал за сохранение за деньгами только функций меры стоимости и средства обращения. М. Реккитт же был убежден, что дистрибутистская экономическая программа реализуема только при следовании принципам социального кредита майора К.Х. Дугласа. Честертон и Беллок подобным идеям совсем не симпатизировали.
Британскому дистрибутизму были родственны идеи возврата к земле, к природе. В 20-е и 30-е годы с помощью и участием его адептов на селе развивалось католическое движение «против безработицы и коммунизма», создавались землевладельческие ассоциации, путем которых следовали не только католики. В австралийском штате Виктория в 30-60-е годы активно развивалось вдохновляемое католическим учением кооперативное движение[17].
В последней черверти прошлого века одним из наиболее громких и известных глашатаев идей, близких к дистрибутизму, был Э. Шумахер (1911-1977)[18]. Он отмечал, что массовое производство сопряжено с потреблением огромных масс невозобновляемых ресурсов, урбанизацией, автоматизацией и роботизацией, вытеснением человека из производства и иными процессами, разрушающими традиционные уклад жизни и среду обитания. Вместо стягивания людей в громадные индустриальные центры и агломерации он предлагал создавать занятость на месте проживания людей, изыскивать более простые производственные методы, полнее использовать местные материалы, ориентироваться не на отдаленные, а на близлежащие рынки и на локальных потребителей, что помогло бы экономить средства и уменьшить «нагрузку» на природу [24. P. 165]. В США было и остается немало сторонников такого подхода [11].
Расцвет дистрибутистского движения в Британии пришелся на 20-е и 30-е годы прошлого века. В 1926 г. с целью продвижения в обществе дистрибутистской повестки была основана Дистрибутистская лига - неформальное собрание единомышленников, президентом которого до своей смерти в 1936 г. был Честертон. Впрочем, при его лидерстве никаких серьезных продвижений дистрибутистской повестки в политической или экономико-теоретической области не произошло. В 1936 г. Лигу возглавил Беллок, но его президентство оказалось скоротечным – в 1940 г. после вступления Великобритании в войну она была распущена. Число ее адептов даже в лучшие годы было невелико – редко какие ее общественные мероприятия собирали более 2 тыс. человек.
В академическом сообществе (в США и Австралии) и сейчас имеются сторонники дистрибутизма (в основном католиков). Среди них наиболее известны экономисты А. Солтер из Бизнес колледжа Роулза Техасского ТехУниверситета и Дж. Мидайл (или же Мидай – Médaille) из Университета Далласа.
Разговор о дистрибутизме был бы неполон, если хотя бы мельком не упомянуть о коллективистском, квазисоциалистическом его варианте, разрабатывавшемся французским экономистом Ж. Дюбуэном (1878-1976). Если британские дистрибутисты и их последователи в англосаксонских странах (США, Австралии, Канаде) видели ядром своей концепции более равное распределение средств производства, то у Дюбуэна в фокусе внимание было распределение конечных благ. Французский дистрибутизм (дюбуэнизм) - предельно упрощенная и чисто умозрительная, механистическая и нежизнеспособная технократическая схема.
Неолиберальный вариант «третьего пути» Вильгельма Рёпке
Современные дистрибутисты числят в приверженцах концепции «третьего пути» также Вильгельма Рёпке (1899-1966), одного из идеологов социального рыночного хозяйства в ФРГ. В отличие от лидеров британского дистрибутизма, он был профессиональным академическим экономистом: после защиты диссертации в 1921 г. получил профессорскую ставку в университете Йены, став самым молодым профессором в Германии. Побывав в начале 30-х годов короткое время на госслужбе, Рёпке вернулся к преподаванию, но его академической карьере вскоре положил конец приход к власти нацистов: он позволял себе крайне резко отзываться о них публично, и ему отказали от места.
С откровенно антинацистскими взглядами надежд на преподавание на родине у Рёпке не было, и вакансию он нашел в Турции, а затем и в Швейцарии, так и не вернувшись назад. ХотяРёпке не занимал высоких постов в послевоенной Германии, он был советником министра экономики Л. Эрхарда, а через него первого федерального канцлера К. Аденауэра, став одним из духовных вдохновителей «экономического чуда» ФРГ[19].
Определяющим в мировоззрении Рёпке было признание свободы человека в качестве важнейшей ценности, из чего проистекала апология рынка и конкуренции, которая его сближала с экономистами австрийской школы (Л. фон Мизесом, Ф. фон Хайеком и др.) и побудила стать со-основателем одного из международных штабов либерализма – общества «Мон Пелерин». Но его либерализм не был либертарианским, он не принимал принципов laisser-faire, критиковал отказ от активного участия государства в экономике и подчеркивал глубинные нравственные основания последней[20]. Рёпке был твердым противником социализма и плановой экономики, убежденным антикоммунистом и даже противником экономического сотрудничества Запада с СССР, поскольку, в его понимании, оно способствовало укреплению последнего. Свою позицию он определял, как «конструктивный» или «ревизионистский» либерализм, «экономический гуманизм» или просто как «третий путь» – между чистым либерализмом и социализмом [24. P. 23].
« "Третий путь" экономической политики – это, прежде всего, путь умеренности и пропорциональности, – писал он. – Мы обязаны… избавить наше общество от опьянения большими числами, от культа колоссального, от централизации, от гиперорганизации и стандартизации, от псевдоидеала "больше и лучше", от поклонения массовому человеку и от зависимости от гигантского. Мы должны вернуть его к естественному, человеческому, спонтанному, сбалансированному и разнообразному существованию. На нас лежит обязанность положить конец эпохе, в которой человечество в триумфе своих технологических и организационных достижений и в своем энтузиазме, вызванном видением будущего бесконечного роста и безудержного прогресса, забыло самого человека: забыло его душу, его инстинкты, его нервы и органы…» [22. P. 256-257].
В понимании Рёпке «”капитализм” есть … загрязненная и испорченная форма, которую обрела рыночная экономика за последние сто лет... Подлинная рыночная экономика и конкурентный порядок – это, то чем “капитализм” не был никогда, по крайней мере, уж точно не в последние 50 лет <…>» [2. С. 275].
Центральным звеном рыночной экономики Рёпке считал конкуренцию, но он ее не абсолютизировал, а, напротив, резко критиковал рационализм, легший в основу концепции homo oeconomicus и поверивших в то, что рыночная экономика представляет собой «естественный порядок», самоподдерживающийся без вмешательства извне. Вследствие такого подхода, замечал он, «рыночная экономика была наделена социологической автономией, и неэкономические предпосылки, и условия, необходимые для ее должного функционирования, игнорировались» [22. P. 51-52].
Рационалистическое преувеличение основанного на эгоизме конкурентного принципа породило «социологическую слепоту», вследствие которой индивид стал считаться изолированным, атомизированным существом, а неразрывные связующие силы семьи и естественных социальных групп (соседства, прихода, профессии) и т. д. были отброшены как ненужные. «Так развивалась та сомнительная форма индивидуализма, которая в итоге оказалась угрозой обществу и настолько дискредитировала здравую в своей основе идею, что способствовала росту гораздо более опасного коллективизма» [24. P. 52].
«Наша экономическая система всецело держится на конкуренции, поскольку только конкуренция может укротить поток частных интересов и превратить их в силу добра...». Но «...рыночная экономика - это еще не все, – писал он. – Она должна найти свое место в более высоком порядке вещей, которым спрос и предложение, свободные цены и конкуренция не управляют. Она должна быть прочно вписана во всеобъемлющий порядок общества, в котором несовершенства и суровость экономической свободы связаны законом и в котором человеку не отказывают в условиях жизни, соответствующих его природе. Человек может …реализовать свою природу, только свободно став частью общества и испытывая чувство солидарности с ним» [22. P. 91].
Будучи экономистом, Рёпке резко порицал экономизм, полагая, что примитивно экономический подход к социально-экономическим процессам учитывает только материальные выгоды, игнорирует возникающие в процессе функционирования хозяйства возможные потери нематериального характера. «Это экономизм, – заявлял он, – позволять материальной выгоде заслонять опасность того, что мы можем потерять свободу, разнообразие и справедливость, и что может возрасти концентрация власти, а также экономизм – забывать, что люди живут не только ради более дешевых пылесосов, но и ради …более высоких вещей, которые могут быть утрачены “под сенью” гигантских производств и монополий. Это экономизм … - выступать против местного самоуправления, федерализма или децентрализации<…, аргументируя это тем, что концентрация дешевле. Это опять же экономизм – измерять жизнь крестьянина исключительно его денежными доходами, не задаваясь вопросом, что еще определяет его существование, помимо спроса и предложения, цен на свиней и продолжительности рабочего дня …» [23. P. 107-108].
С тревогой он оценивал быстрый рост населения в начале XX века, который порождал «дух коллективизма» и обезличивание. «Индивидуальный принцип, лежащий в основе рыночной экономики, должен уравновешиваться социальным и гуманитарным принципом, раз уж они существуют в … современном обществе, и при этом есть необходимость устранять смертельную опасность обезличивания индивида и пролетаризации» [2. С. 281].
Под обезличиванием Рёпке подразумевал не только перенаселенность, но и рост «однородности» человечества, поражение его потребительством, в результате чего «гонка между технологией и ростом населения [становится] все более напряженной» [23. P. 39-44]. Ему представлялось, что обезличивание порождало порабощение культом уровня жизни, упование на технические процессы вместо человеческих отношений и преувеличенный акцент на количественных показателях эффективности [23. P. 110-113].
В книге «Общественный кризис современности» Рёпке писал: «Большая часть населения оказалась вовлечена в процесс, который можно назвать пролетаризацией в самом широком понимании этого определения, и в результате оказалась в социологическом и антропологическом положении, которое характеризуется социально-экономической зависимостью, оторванностью от почвы, ограниченностью передвижений, отдалением от природы и лишением труда наполненности и смысла…. Не только увеличение населения…, но и по меньшей мере в той же степени – современная машинная техника, способ ее применения, формы организации промышленного предприятия, которым недальновидно отдали предпочтение, и, наконец, определенные социально-политические меры государства ответственны за то, что пролетаризация стала обреченностью, которая сильнее, чем что бы то ни было, угрожает нашему обществу и обрекает миллионы на существование, в котором они не могут реализовать себя ни как личности, ни как граждане» [2. С. 271].
«Прочно стоящее на собственных основаниях здоровое общество, – считал он, – обладает своей "структурой" …, в нем присутствует необходимое "иерархическое" построение (определяемое социальной значимостью определенных функций, услуг и лидерских качеств), где каждый человек имеет счастье знать свое положение. Если такое общество основано на объединении функций подлинных сообществ (соседей, семьи, прихода, Церкви, профессии), наполненных духом человеческого братства, то за последние сто лет общество все дальше …отходит от такого идеала и распадается на массу обособленных индивидов, которые одиноки и изолированы как человеческие существа, но, как термиты, плотно сгруппированы вместе ради исполнения ими своих социальных ролей» [24. P. 10].
Восстановить «здоровья общества» Рёпке предлагал «депролетаризацией» масс через наделение их мелкой собственностью, расширения рядов крестьянства за счет прямого сокращения численности пролетариата. Особая поддержка крестьянства обосновывалась им тем, что только оно «одно обладает неоценимым социологическим значением», служащим убежищем от коллективизма, механизации, урбанизации и общего «бегства с земли»[21].
Идеи Рёпке созвучны суждениям дистрибутистов[22] – антииндустриализм, антиурбанизм (по его мнению, оптимальное население города составляет 50-60, а то и 30 тысяч)[23], коммунальную солидарность. Он также стоял за более равномерное распределение доходов, разделение крупных предприятий, поддержку семейным фермам, ремесленничеству и малому бизнесу. Признавая, что эти меры могут снизить материальное благополучие граждан, он считал их необходимой ценой построения «гуманистического» общества.
Как и дистрибутисты, он считал необходимым максимально расширять число мелких собственников. «Концентрация собственности, которая …подразумевает концентрацию средств производства, …является отрицанием собственности в ее антропологическом и социальном смысле», – писал Рёпке [по 5]. Он считал, что «концентрированные формы владения собственностью» наносят вред собственности, отвечающей широкой и глубокой природе человека. «Прогрессирующая концентрация... уничтожает средний класс…, то есть независимый класс, обладающий небольшой или скромной собственностью и доходом...», и вместо этого создает «рост числа тех, кто не является независимым, …кто получает зарплату и жалованье, чьи экономические интересы сфокусированы не на собственность, а на денежный доход» [23. P. 32]. Бороться с «всеохватной концентрацией» он предлагал масштабной децентрализацией, которая в его понимании была способом создания широкого среднего класса.
Придерживаясь принципа «ни капитализм, ни коллективизм», Рёпке постулировал, что «приемлемая», способная сама себя поддерживать рыночная экономика не возникнет без содействия государства. Он признавал необходимым его регулирование в деле создания инфраструктуры, обеспечения общественными благами, проведения фискальной и монетарной политики, а также исполнения роли «энергичного арбитра» для обеспечения соблюдения правовых норм, экономической морали и конкуренции.
* * *
Проекты «третьего пути» ставили своей задачей сгладить пороки и изъяны рыночной экономики и частной собственности, гуманизировать их, сделать более приемлемыми для масс. С исчезновением воплощения одного из двух альтернативных путей – социалистического – актуальность подобных изысканий упала. Направление социальных реформ перешло в более жесткую плоскость –возобладала стратегия не побуждения, а понуждения и принуждения.
[1] От латинского distribuo – разделять, разбивать. Л.А. Галкина, изучавшая «distributism» на британских материалах, называла его на английский манер «дистрибьютивизмом» [1. С.30-32]. Однако он не является чисто английским феноменом, а потому, вероятно, правильнее именовать его «дистрибутизмом».
[2] Один из столпов британского дистрибутизма Х. Беллок писал, что «католик, поддерживающий коммунизм, совершает смертный грех» [9. P. 293]. (Как в прошлом, так и сейчас на Западе термины «коммунизм» и «социализм» часто строго не различаются, поскольку равно понимаются как идеологии общности имущества).
[3] Честертон перешел в католичество в 1922 г., т.е. уже в зрелом возрасте.
[4] Беллок был католиком от рождения. Его отец был по происхождению французом и гражданином Франции, сын же в течение всей своей жизни не только сохранял французское гражданство, но в 1902 г. принял еще и британское подданство. В 1906-1910 годах Беллок был членом британского парламента от правящей Либеральной партии. Однако он тяготился своим положением парламентария, поскольку его взгляды часто расходились с позицией партийцев.
[5] Возможно, влияние Беллока на Честертона объяснялось его бо́льшей осведомленностью в социально-экономических вопросах. Из-под пера Беллока вышли три книги с преимущественно экономическим содержанием, причем одна была прямо посвящена рассмотрению господствующей экономической теории [7].
[6] Здесь и далее в статье выделение курсивом следует переводимому оригиналу.
[7] Буквально – «распределительный», но, возможно, по смыслу больше подходит термин «распределенный». Впоследствии Беллок стал использовать для характеристики того же феномена понятие «хорошо распределенный» (well-distributed) [8].
[8] Впоследствии Беллок это суждение несколько подправит (см. ниже).
[9] В доказательство возможности сохранения мелкого крестьянского хозяйства Честертон приводил пример Дании [12. P.25]. При обсуждении этого вопроса Беллок ссылался не только на Данию, но и на некоторые другие европейские страны и местности (во Франции, Бельгии, Голландии и пр.), где тогда все еще продолжало успешно существовать и развиваться мелкое крестьянское хозяйство [7. P. 126]. Францию и Ирландию он полагал двумя идеальными крестьянскими сообществами [16. P. 213].
[10] Тезис о нежизнеспособности индустриализма до него отстаивал и Беллок [10. P. 82].
[11] Например, Честертон был не против машин при условии, что их применение не способствовало концентрации собственности и богатства [14. P. 134].
[12] Так, Беллок предлагал, чтобы при каждом выпуске государственных облигаций давались преференции мелким держателям.
[13] Возможно имелись в виду не только частные, но и национализированные предприятия.
[14] Так, М. Реккитт вразрез мнению многих его коллег-дистрибутистов, делал акцент не на разукрупнение производств, а на наделение акциями их работников или же их семьи.
[15] Пенти выступал за социализацию частной собственности на землю, а также за ограничение размеров принадлежащей лицу собственности (имущества) в зависимости от его вклада в деятельность общества.
[16] Ограждение от взысканий – судебных штрафов и конфискаций.
[17] С утратой местным католицизмом популярности последнее также потеряло свои позиции.
[18] Корни воззрений Шумахера обычно находили в буддизме. Однако малоизвестно, что в 1971 г., т.е. за два года до выхода в свет (в 1973 г.) его нашумевшей работы «Малое прекрасно» [3; 25] он перешел в католичество [17].
[19] Эрхард признавался, что содержание книг Рёпке «впитывал как пустыня живительную воду» (Цит. по [4]).
[20] Вот как он объяснял изъяны либерализма. «Исторический либерализм (особенно его представители XIX века) так и не понял, что конкуренция - это диспенсация, отнюдь не безвредная с моральной и социологической точки зрения. Она должна быть ограничена и контролируема, чтобы не отравить политическое тело... Именно по этой же причине экономический либерализм, верный своему рационалистическому происхождению, проявил крайнее пренебрежение к органическим и антропологическим условиям, которые должны ограничивать развитие капиталистического индустриализма, если не навязывать людям совершенно неестественную форму существования. Этот дух исторического либерализма, столь чуждый всему жизненно важному, ответственен за наши чудовищные промышленные районы и гигантские города, и даже за те извращения экономического развития, что обрекают на безрадостную жизнь миллионы людей и, прежде всего, превращают пролетариат в проблему, выходящую далеко за рамки материальных соображений» [24. P. 52].
[21] Познакомившись с идеями Рёпке, «гуру» монетаризма Милтон Фридмен счел его «кем-то вроде аграрника» [5].
[22] Рёпке был знаком с работами Беллока и Честертона и ссылался на них в одном из своих произведений [24. P. 73, 75, 145, 195, 243].
[23] В доказательство тезиса о возможности организовать современную комфортную жизнь в небольшом по размеру поселении Рёпке привел пример типичной швейцарской деревни с 3 тыс. жителей, которая могла похвастаться мелкими и средними многопрофильными промышленными и сельскохозяйственными производствами, книжным магазином с прекрасной подборкой изданий, магазином музыкальных инструментов, высококлассной средней школой. «Эта деревня – наш идеал, воплощенный в …реальность», – писал он.
Литература
1. Галкина Л.А. Гильдейский социализм (критический анализ). М.: Наука, 1988.
2. Рёпке В. Общественный кризис современности. Гуманистическое общество. Международный порядок сегодня // Социальное рыночное хозяйство — основоположники и классики: сборник научных трудов / авт. предисл. К. Кроуфорд; ред.-сост. К. Кроуфорд, С. И. Невский, Е. В. Романова и др. М.: Весь Мир, 2017.
3. Шумахер Э. Малое прекрасно. Экономика, в которой люди имеют значение. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2012.
4. Ancil R.E. Humane Economy or Romantic Utopia? The Vision of Wilhelm Roepke // The Imaginative Conservative. February 11th, 2016. https://theimaginativeconservative.org/2016/02/humane-economy-or-romantic-utopia-vision-of-wilhelm-roepke.html (Accessed 25.04.2024).
5. Ancil R. Roepke and the Restoration of Property: The Proletarized Market // The Imaginative Conservative. October 9th, 2012 https://theimaginativeconservative.org/2012/10/wilhelm-roepke-proletarianized-market-ralph-ancil.html (Accessed 25.04.2024)
6. Belloc H. The Crisis of Our Civilisation. London; Toronto: Cassel, 1937.
7. Belloc H. Economics for Helen. London: Arrowsmith, 1924.
8. Belloc H. An Essay on the Restoration of Property: London, 1936.
9. Belloc H. Essays of a Catholic. New York. Books for Librarian Press: 1967.
10. Belloc H. The Serville State. London-Edinburgh: T.N. Foulis, 1912.
11. Carlson A. The New Agrarian Mind: The Movement Toward Decentralist Thought in Twentieth-Century America. New Brunswick (NJ); London: Transatlantic Publishers, 2000.
12. Chesterton G.K. The Outline of Sanity. Leipzig: Bernard Tauchnitz, 1927.
13. Chesterton G. K. What’s Wrong with the World. London; New York: Cassell, 1910.
14. Corrin J.P. G.K. Chesterton & Hilaire Belloc: The Battle against Modernity. Athens; London: Ohio University Press, 1981.
15. Do We Agree? A Debate between G.K. Chesterton and Bernard Shaw with Hilaire Belloc. New York: Haskell House, 1964.
16. Hollis C. The Mind of Chesterton. London; Sydney; Toronto: Hollis & Carter, 1970.
17. Pearce J. The Liberal Economist Nobody Knew Was Catholic. August 2014. https://the-liberal-environmentalist-nobody-knew-was-catholic/ (Accessed 25.04.2024)
18. Penty A.J. Post-Industrialism. London: George Allen & Unwin, 1922.
19. Penty A.J. Towards a Christian Sociology. London: George Allen & Unwin, 1923.
20. Quadragesimo Anno. Окружное послание Папы Пия XI 15 мая 1931 г. Париж: Благовест, 1931.
21. Rerum Novarum. Lettre encyclique du 15 mai 1891 de Pape Léon XIII. Paris: Bonne presse, 1961.
22. Röpke W. Economics of a Free Society. Chicago. Henry Regnery Co. 1963.
23. Röpke W. A Humane Economy. The Social Framework for the Free Economy. Chicago. Henry Regnery Co. 1960.
24. Röpke W. The Social Crisis of Our Time. Chicago. University of Chicago press. 1950.
25. Schumacher E.F. Small Is Beautiful. Economics as if People Mattered. New York: Harper Colophon Books, 1975
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
