В современной историографии появляются интересные исследования, посвящённые как истории украинского националистического движения в 1917 – 1920-е гг. [1. С. 54–64; 2. С. 198–217], так и истории Украинской автокефальной православной церкви (УАПЦ). Исследователей последней интересуют в первую очередь вопросы, связанные с церковной историей в узком смысле, - например, проблема каноничности новообразованных церковных структур [6. С. 85 – 86; 7. С. 188; 9. С. 379]. Появляются и работы, в которых история УАПЦ изучается в контексте социально-политической ситуации 1920-х гг. [3. С. 252–253]. Большую роль в ее исследовании могут сыграть введённые в научный оборот в начале ХХI века рассекреченные документы ОГПУ [4. С. 59–69]. Следует использовать функциональный анализ, позволяющий изучить роль, которую играет религия в обществе, выполняя интегрирующую, компенсаторную, легитимирующую, регулятивную, культуртранслирующую функции [5. С. 52; 10. С. 299–301].
1
Анализируя связь УАПЦ с украинским национализмом, важно учитывать, что к середине 1920-х гг. легальных способов сделать националистические идеи основой политической платформы на Украине не существовало. Как отмечали работники ОГПУ, «в пределах Советской Украины» украинских национальных партий «не существует», «выступающие одиночки делают это на свой страх и риск».
Работники советских органов безопасности отмечали «шовинистическую работу одиночек среди украинской интеллигенции в связи с украинизацией» и связь украинского национализма с «кулацким движением в деревне». Проводимую советской властью украинизацию и одобренную в связи с ней «национальную свободу» «правоверные украинские социалисты» считали «куцей», рассматривали в качестве «вынужденной уступки коммунистической партии» и «победы националистических элементов», которая давала возможность для развертывания работы в легальных рамках.
Работники ОГПУ с тревогой указывали, что украинизация стала способом, которым «шовинистическая интеллигенция старается закрепиться в вузах, распространить свое влияние на подрастающее поколение молодежи, укрепить в них националистическое самосознание и через них связаться и влиять на село». Бывший член ЦК Украинской партии социалистов-революционеров Голубович так определял свои политические цели: «нужно экономически окрепнуть, украинизировать Украину, создать украинскую нацию из крестьянства, чтобы оно не было аморфной массой, какой является теперь. Это принудит Компартию пойти на ослабление режима диктатуры».
Подобные цели ставили перед собой «лидеры Полтавской украинской интеллигенции». Они пытались использовать «легальные возможности, прилагая все силы к пробуждению национального самосознания». Полтавские националисты выражали надежду, что, «подготовившись основательно, мы через некоторое время в состоянии будем продиктовать кому нужно свою волю, свои желания» [8. Ф. 2. Оп. 4. Д. 22. Лл. 66–67].
Украинская шовинистическая интеллигенция стремилась распространить свои идеи «через учащуюся в украинских вузах молодежь» за пределами УССР на районы, «населенные малороссами, в частности, на Кубань». Так, в мае 1926 года в станице Полтавской Кубанской области была ликвидирована подпольная «Украинская революционно-демократическая партия освобождения Кубани», созданная харьковскими студентами. Она имела связи с Харьковом, Киевом, Каменец-Подольским и Прагой. Члены организации планировали создать местные группы в отдельных кубанских станицах. В качестве первоочередных задач ставилось «вытеснение коммунистов из Сельсоветов, украинизация Кубани, борьба за воссоединение с самостийной Украиной». Целью было заявлено «демократическое государственное правление и независимость Украины». Среди основных методов предполагалась «широкая агитация», распространение литературы, «культурная работа». Предполагалось также приобретение оружия [8. Ф. 2. Оп. 4. Д. 22. Л. 68].
Аналогичные цели ставила перед собой «Украинская рабоче-демократическая партия». «Оформление национального самосознания» её члены планировали «проводить через пропаганду среди кубанцев истории украинцев и кубанцев». Как были убеждены составители программного документа этой организации, «история кубанцам скажет, что кубанцы и украинцы – народы одной украинской нации, которая имеет свою историю и собственную культуру, из истории кубанцы узнают, что Украина и Кубань – это мать и дочь, которые служат по найму у Москвы вместо работы на свое хозяйство и только на себя. История кубанцам скажет, что они тогда будут богаты, тогда им будет хорошо жить, тогда нужда не будет заедать их, когда их краем, их богатством будут распоряжаться они сами, а не Москва, Своим добром кубанцы будут распоряжаться сами, если кубанцы и украинцы на собрании единой нации создадут единое свободное самостоятельное украинское государство» [8. Ф. 2. Оп. 4. Д. 22. Л. 201].
Члены этой партии сетовали, что «Украина только зовется Республикой, она не самостоятельна, добром Украины распоряжается центр – Москва». Вместе с тем члены организации надеялись, что «присоединение кубанцев к Украине… может пройти и при коммунистической диктатуре через осуществление желания кубанцев». Это должно было «облегчить переход к созданию свободного самостоятельного трудового украинского государства» [8. Ф. 2. Оп. 4. Д. 22. Л. 202]. Заслуживает внимания то, что в программном документе этой политической организации, озаглавленной «Борьбою добудем право своё», среди основных требований упоминается «свобода верований /культов/», а также то, что «государственной церковью является православная украинская церковь» [8. Ф. 2. Оп. 4. Д. 22. Л. 203]. Религиозный вопрос в сознании украинских националистов был теснейшим образом переплетён с национальным.
Все подобные организации достаточно быстро выявлялись и ликвидировались советскими органами безопасности. Сложнее было с церковными организациями, которые, как опасались большевики, имели возможность защищать контрреволюционные идеи под видом религиозной деятельности. В числе главных политических противников, прикрывавшихся статусом религиозных организаций, в «совершенно секретных» документах ОГПУ в этой связи часто упоминались украинские «автокефалисты».
2
Согласно сводкам ОГПУ по Украине, УАПЦ выполняла функцию полулегальной украинской националистической партии. Так, на Екатеринославщине «поп» Шкиль заявлял, что «автокефальным служителем он сделался только потому, что это единственная теперь возможность работать в пользу «самостийной неньки Украины» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 513]. В рамках УАПЦ, по оценке местных борцов с религией, остались лишь те, кто хочет «под религиозным флагом иметь легальную контрреволюционную организацию» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 11 об].
Особого внимания заслуживают отражённые в сводках ОГПУ данные о социальном составе активных деятелей автокефальной церкви. Отмечалось, что ярыми сторонниками УАПЦ оказывались «щирые украинцы» из числа учителей и других представителей интеллигенции, а также «бывшие петлюровские офицеры» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 60, 104, 248]. Иногда в сводках ОГПУ находится объяснение мотивации перехода представителей украинской интеллигенции в автокефальное движение. Так, информатор ОГПУ привёл слова одного из сельских учителей, согласно которым «школы и политпросветы в настоящее время украинизированы». Если удастся украинизировать ещё и церковь, то процесс охватит 85% населения республики, после чего можно «потребовать себе самостийности» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 228, 269]. Другой представитель «петлюровской интеллигенции И. В. Смеян сказал, что «через украинскую церковь мы добьемся самостийной Украины» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 406].
В сводках ОГПУ отмечается, что помощь УАПЦ оказывали и отдельные представители местной власти. Они содействовали захвату «горсточкой автокефалистов» православных храмов. Лишь вмешательство вышестоящих органов позволяло избежать самоуправства шовинистически настроенных чиновников на местах [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 69, 127, 255, 269, 285, 319, 399]. Интересно, что, как отмечено в сводках, в приходах автокефалисты составляли, как правило, меньшинство. Но оно было хорошо мотивировано и организовано. Одним из главных условий успеха это меньшинство рассматривало занятие своими сторонниками должностей в сельсоветах, земельных комитетах и «просвитах». Затем автокефалисты начинали запугивать своих менее организованных и энергичных оппонентов [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 102 – 103]. Сторонники УАПЦ с самого начала истории своей организации часто прибегали к насилию; доходило даже до террористических актов и вооружённых столкновений между автокефалистами и их противниками [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 233, 269, 287, 389–390].
Несмотря на столь решительные меры, не во всех регионах Украины распространение УАПЦ шло успешно. Так, в Одессе «широкого автокефального движения» на середину 1923 г. не наблюдалось. К концу года УАПЦ удалось заполучить один из приходов на окраине, но попытка занять одну из центральных церквей Одессы провалилась [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 248, 309]. В 1925 г. была предпринята попытка передать автокефалистам нижнюю церковь тихоновского Успенского Собора. Однако собравшиеся верующие численностью от 5 до 7 тысяч человек, «преимущественно рабочих», помешали этому. Прозвучали «выкрики по адресу Губисполкома и вообще Соввласти о притеснении религии». В Губернский исполнительный комитет послали делегацию с требованием оставить церковь за тихоновцами. Власть была вынуждена уступить требованиям верующих [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 418–419].
Немногим лучше обстояло дело в губернии. Прибывший в село Терновка Первомайского округа «епископ» УАПЦ Константин Милевич «во время вечери пытался в полном облачении и с привезенным с собою хором певчих войти в церковь», но прихожане не допустили этого. Тогда автокефальный «архиерей» стал «отслуживать молебны» в других церквях региона, но, как отмечает информатор ОГПУ, «служение это произвело на присутствующих крайне карикатурное впечатление». Так, освятив колодец, «епископ» «стал кропить присутствующих водой», но прихожане «с криками «тикайте, бо очи повыкает» стали и разбегаться во все стороны. Фиаско заставило автокефалистов оставить попытки завоевать души прихожан этой местности.
В Херсонском округе единственная автокефальная церковь была закрыта «за отсутствием украинского священника и прихожан» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 248]. Избранный епископом Николаевской епархии священник Бучило жаловался в ноябре 1922 г. на то, что «обрусевшее» население «не понимает значения Украинской церкви [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Лл. 41–42]. Не пользовались влиянием среди населения автокефалисты и в Полтавской губернии [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 308, 406]. Недовольство прихожанами «самосвятством» в УАПЦ сводки фиксируют в 1923 г. в Харьковской губернии [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 285].
Получить наглядное представление об итогах борьбы между православными и автокефалистами за приходы в первой половине 1920-х гг. позволяет таблица, составленная работниками ОГПУ. В ней было отражено количество тех или иных религиозных общин в различных округах Украины. К 1926 г. в Винницком округе было зарегистрировано 187 автокефалистских липковских общин, Киевском – 106, Уманском – 97, Белоцерковском – 87, Конотопском – 76, Каменец-Подольском – 72, в Бердичевском – 53, Лубенском – 50, Могилевском и Нежинском по 47, Тульчинском – 46, Житомирском – 40, Черкасском – 39, Проскуровском и Полтавском по 35, Прилукском – 31, Кременчугском – 24, Глуховском – 23, Шепетовском – 21, в Екатеринославском – 17, в Харьковском – 13, Роменском – 12, Первомайском – 8, Коростеньском – 7, Криворожском и Павлоградском по 6, Зиновьевском – 5, Черниговском – 3, Одесском – 2, Изюмском и Купянском по 1. В Луганском, Сталинском, Херсонском, Николаевском, Артемовском, Запорожском, Старобельском, Мариупольском и Мелитопольском округах не существовало ни одной автокефальной общины [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 495]. Таким образом, позиции крайних националистов «от церкви» оказались наиболее сильными на западе и севере республики и особенно слабыми на юго-востоке.
Особое внимание в сводках сотрудников ОГПУ уделялось содержанию проповедей священников – автокефалистов. Они выходили далеко за рамки обсуждения религиозных вопросов. Так, в марте 1923 г. в Соборе в Харькове была отмечена 62-я годовщина Тараса Шевченко. Здание было «полно народа», который «с недоумением слушал», желая «предупредить его в его горячности», проповедь епископа Александра и других ораторов, рассказывавших о страданиях поэта за украинский народ. В своей проповеди епископ рассказал, что «начинают опять душить украинский народ, как душили раньше». [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 187]. Особое внимание уделялось антисоветским националистическим высказываниям проповедников – автокефалистов о «скором приходе Петлюры» и о том, что автокефалия «стремится освободить Украинскую церковь от Московского гнета, в котором пребывает долгое время» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 226, 375, 412, 422–423].
Большой интерес у сотрудников ОГПУ вызывали речи митрополита УАПЦ Василия Липковского. Смысл одной из его речей в Софийском соборе сводился к тому, что «есть украинцы, которые называют себя украинцами лишь на словах, на деле же ведут враждебную украинскому народу и украинской церкви работу, и таких украинцев много в славянских и обновленческих организациях, но настанет время, когда украинская церковь соединит вокруг себя все народы» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 542]. Другими словами, в картине мира главы автокефалистов быть украинцем и быть членом УАПЦ означало одно и то же. Измена автокефальной церкви приравнивалась им к измене украинской нации. В речи звучит непоколебимая вера Липковского в то, что в будущем украинской церкви принадлежит великое будущее «соединения вокруг себя всех народов».
В документах ОГПУ с тревогой отмечали случаи, когда видными деятелями автокефального движения становились члены оппозиционных партий, потерявшие возможность легального участия в политической борьбе. Так, в Конотопском округе руководителем липковщины стали «бывшие члены Украинской социал-демократической партии – Карпенко, Довгополый и Таран». Некоторые из деятелей УАПЦ являлись работниками железной дороги и способствовали раздуванию недовольства рабочих в связи с повышением цен на муку. Один из автокефалистов даже попытался сорвать собрание во время выборов месткома [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 422].
В Подольской губернии «усиленному» развитию автокефального движения способствовала деятельность епископа Николая Борецкого, который ранее был членом украинской социал-демократической партии. Созданная им краевая церковная рада начала «через сельсоветы и комитеты… насаждать петлюровские ячейки по селам, втягивая туда молодежь». Председателем этой краевой рады стал бывший белогвардейский офицер Белацкий, секретарём – бывший петлюровский комиссар Пахотник. По выражению автора документа, «этот «желто-голубой президиум» стал немедленно группировать вокруг себя остатки петлюровщины, рукополагая их в попы и посылая в деревни для тлетворной работы среди крестьян. Особенно горячо откликнулись учителя, рукополагаясь в священники, ухитряясь иной раз совмещать службу попа и учителя. Захватив власть на местах, автокефалисты принимали решения об украинизации церкви, «выкидывали попа «кацапа» и ставили своего – «щирого»: «Бывшие петлюровские офицеры надели рясы. Люди ничего с общественно-церковной жизнью и религией не имеющие – заделались церковниками» - автокефалистами [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 104–105].
ОГПУ отмечало «огромное влияние, которое сказывает на настроение украинской сельской интеллигенции и, вообще, сельской массы автокефальная церковь, проводящая легально широкую антисоветскую агитацию». Это было особенно опасно в сельской местности, «где партия слаба и не может противопоставить своего влияния» агитации автокефального священника. Главной задачей УАПЦ в середине 1926 г. было именно «перевоспитание села». Ее лидеры надеялись, что крестьянство, «осознав свое положение, поставит себе первоочередной задачей, если только к тому времени по ходу исторических событий не произойдет переворота, абсолютное национальное освобождение Украины из-под ига Москвы» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 522–523].
3
Осознание того факта, что УАПЦ представляет политическую опасность, привело к пересмотру случаев передачи храмов автокефалистам. [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 203, 306]. С февраля 1923 г. начинаются аресты членов УАПЦ «за антисоветскую агитацию» и другие преступления перед властью [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 74–75, 203]. Другой метод борьбы с автокефалистами предусматривал провоцирование расколов внутри организации. К 1925 г. ОГПУ уже имела возможность манипулировать составом съездов религиозных деятелей и контролировать состав выбранных в руководящие органы лиц. Благодаря проведённым манипуляциям, как отмечали работники ОГПУ, должна была начаться «борьба лойяльных элементов автокефальной церкви с политиканствующей верхушкой» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 497–500].
Для этого начали «обрабатываться … автокефальные епископы и активные деятели из мирян». Итогом проделанной работы стало то, что «из 20 епископов обработано было до 16». Именно в рамках данной обработки и была «в 20 числах августа… организована инициативная группа из 4 епископов: Ромоданова, Павловского, Грушевского, Карабиневич и протопресвитера Ширая. «Инициативная группа» потребовала от руководства отказаться от политической деятельности и добиться «очистки состава УАПЦ от нецерковных элементов» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 616].
1–3 сентября 1926 г. состоялось совещание, на которое прибыли около 60 делегатов – «представителей со всех округов по одному от мирян, священников и окружной епископ». Как отмечается в совершенно секретном документе ОГПУ, «ввиду того, что многие делегаты от мирян и попов были настроены против вынесения желательных для нас постановлений, были приняты меры к обработке их через надежных осведомов». Особую роль среди осведомителей сыграл заместитель митрополита архиепископ Шараевский. В результате были приняты нужные власти постановления [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 616]. В них было отмечено, что «Церковь не политическая партия и принять на себя те или иные партийные или государственные функции не может, ибо иначе она перестанет быть обществом /не от мира сего/ обществом, которое строит высшую божью жизнь» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 619].
Совещание признавало, что «в составе церкви очутились люди не церковные, которые имели в виду – использовать церковь в целях нецерковных и этим нарушалась лояльность церкви к Соввласти». Это означало необходимость избавиться от этих «чуждых и вредных» для церкви элементов, «руководствуясь заветами апостолов, канонами УАПЦ и государственными законами» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 620]. На сентябрьском совещании членов УАПЦ был избран временный руководящий орган церкви из 6 человек. Половина состава этого органа была осведомителями ОГПУ (2 из 3 епископов и 1 из двух мирян). В регионах «были обработаны агентурным путем» местные Церковные рады [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 616 об, 642 об].
В циркулярном письме начальникам Окружных отделов ГПУ УССР «О дальнейшей работе по линии автокефалистов – липковцев и ДХЦ» от 11 сентября 1926 г. отмечалось, что Окружные отделы ГПУ должны были продолжить «вербовку глубокого осведомления, выявление и учет активно-антисоветского элемента» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 626]. Все мероприятия следовало «проводить… исключительно агентурным, сугубо-конспиративным способом», «никаких репрессивных или иного принудительного характера методов употреблять нельзя». Замечательная оговорка делалась относительно «передачи автокефалистам новых церквей». Их можно было передавать УАПЦ «исключительно за счет тихоновцев, и всегда только с нашей санкции». При этом следовало избегать «каких-либо эксцессов при передаче» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 626 об]. Тем самым выстраивается иерархия по степени «приемлемости» для власти православных общин. На первом месте оказались наиболее «лояльные» обновленцы, на втором – члены УАПЦ, наконец, наиболее «вредными» были признаны члены «тихоновской» Православной церкви.
25–30 октября 1926 г. был созван Всеукраинский собор автокефалистов. Накануне созыва работники ОГПУ обнаружили, что митрополит Василий Липковский и его сторонники профессор Чеховский и бывшие члены Церковной Рады, «опираясь на приходы г. Киева, а также на Лубенский и Конотопский округа, ведут активную работу, направленную к срыву на соборе постановлений» Совещания 1–3 сентября. Сторонники Липковского смогли добиться избрания председателем Собора Чеховского. В ответ работники ОГПУ начали обрабатывать «мерами агентурного характера» самого одержавшего победу на выборах Чеховского, и вместо срыва нужных власти постановлений он был вынужден продвигать их [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 683 – 683 об). Избранный новый руководящий орган – Всеукраинская Православная Церковная Рада (ВПЦР) полностью контролировалась сотрудниками ОГПУ [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 684].
Результаты проведённой с УАПЦ работы были высоко оценены начальником Секретного Отдела ОГПУ Т. Д. Дерибасом, отметившим, что сотрудники ОГПУ «поставили на оба колена автокефалистов». С ними было «сделано то, что мы можем сделать с тихоновцами, но никак не можем сделать». В случае с последними все «достижения» чекистов сводились к декларациям отдельных иерархов вроде Агафангела или Петра, но значение этих документов оказывались ничтожным, либо же их авторы, как Пётр, сами отказывались от своих же заявлений [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 615–615 об]. Процитированный документ замечателен тем, что в нём проведён сравнительный анализ воздействия на различные религиозные организации. Неэффективные в работе с «тихоновцами» методами оказывались вполне достаточными для автокефалистов.
Однако полностью «покорить» УАПЦ власти не удалось. Сотрудники ОГПУ признали, что после всех «тактичных» мер УАПЦ оставалась не менее контрреволюционной, чем «тихоновская» РПЦ. В секретном циркуляре в мае 1927 г. «О работе по церковникам» отмечалось, что «антисоветским элементом мы считаем не только тихоновцев, но и липковцев». Поэтому рекомендовалось для «захвата приходов у тихоновцев давать задания авторитетным обновленцам» или сторонникам «Дияльно Христовой Церкви» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 770].
Об оценке произошедшим событиям «проигравшими» автокефалистами свидетельствует перлюстрированное ОГПУ письмо, написанное из заключения бывшему председателю Церковной Рады Морозу лидером Харьковской «правой украинской группы» В. А. Доленко. В нем констатировалось, что «автокефалию привели к покорности». Но автор письма оценивал это позитивно, поскольку оставалось «несколько человек, которые оставили себе свободные руки и чистое имя в автокефальном деле», имея в виду отказавшихся подписать декларацию о «чистке рядов УАПЦ от «политиканствующих элементов» Потиенко, митрополита Липковского и высланного в Среднюю Азию епископа Ярещенко.
Особо оговаривал В. А. Доленко роль «интеллигенции и городской мелкой буржуазии», без которых «советская власть на Украине многого не сделает, наоборот она этим принесет вред нашей нации, а себе сломает шею». Автор писал, что его самого «можно взять и далеко упрятать», но с теми массами, которые его выдвинули, «сделать ничего нельзя»: «национальные массы ищут руководителя и они его найдут. Для массы не важно, кто он будет. Он будет – она его выдвинет. Если рано сегодня – он будет завтра…» В письме было озвучено высказывание украинского социал-демократа Лещенко о том, что «потерпевшие поражение правые распространяют слухи о том, что принятие церковью декларации о лояльности» является просто уловкой, благодаря которой церковь «может легализоваться и получить возможность проводить свою не только церковную, но и национальную работу при благосклонном отношении… Советской власти» [8. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 729].
Это письмо показывает, что «успешными» мерами полностью «покорить» УАПЦ не удалось. Украинские шовинисты демонстрировали лояльность, но ждали удобного момента, чтобы вновь открыто заявить о своих требованиях. Конфликт стал на время менее острым, но кровавая развязка была неминуема.«Момент истины» наступил в период «Великого перелома» 1929–1930 гг. В Меморандуме Секретного отдела ОГПУ за этот период отмечалось, что УАПЦ охватила «наиболее шовинистически-настроенные элементы верующих», а руководители автокефальной церкви Чеховский, Липковский и Потиенко «организовали, под видом автокефальных общин, ряд боевых национальных объединений в Конотопском округе». Было ликвидировано ещё несколько «организаций повстанческого характера автокефальных церковников». Общее число арестованных автокефалистов в 1929–1930 гг. превысило 200 человек [8. Ф. 2. Оп. 8. Д. 433. Лл. 207–209]. Начался новый этап в истории УАПЦ, когда главным методом борьбы с ней стало не внедрение секретных сотрудников и попытки манипуляций составом руководящих органов, а арест тех, кто мог представлять опасность.
История УАПЦ – яркий пример того, что религия продолжала выполнять интегрирующую функцию в раннесоветском обществе. Религия продолжала объединять верующих, позволяла осознать свою православную идентичность. Именно это позволяло украинским националистам использовать религиозность населения Украины в своих политических целях. Однако, судя по документам, наиболее опасным противником для власти на Украине оказывалась не УАПЦ, а «тихоновская» РПЦ.
4
Важным представляется вопрос о том, почему одни и те же методы принуждения через манипуляции, как правило, отлично срабатывали против автокефалистов, но зачастую пробуксовывали в «работе» с православными тихоновцами? Связано ли это с тем, что в УАПЦ было выхолощено собственно религиозное содержание, и чекисты в её лице боролись действительно именно с оппозиционной крайне националистической политической партией, выступающей под личиной религиозной организации? А в политической борьбе большевики были гораздо более опытными и компетентными, чем в борьбе идеологий. Или свою роль сыграло то, что оппортунисты из числа православных священников РПЦ, склонные к тому, чтобы поддаться манипуляциям, уже давно в массе своей перешли на сторону обновленцев?
Ответить на эти вопросы, как представляется, можно лишь с учётом изучения функций, которые выполняет религия в обществе. В политической ангажированности УАПЦ заключались и её сила, и её слабость. Она и обуславливала популярность организации среди националистически настроенной интеллигенции, и вела к выхолащиванию из «церкви» собственно религиозного духа.
Похоже, что опасность осознавали сами представители УАПЦ. В этой связи обращают на себя внимание декларации, опубликованные на Совещании деятелей автокефальной церкви 1–3 сентября 1926 года, в которых было заявлено, что церковь не может быть политической партией, и если она ей становится, то перестаёт строить «высшую божью жизнь». Возможно, принятие этой декларации было обусловлено давлением ОГПУ. Но в любом случае должных практических выводов из этого вполне справедливого умозаключения сделано не было. Политические и националистические интересы для автокефалистов оставались на первом месте.
Превращение УАПЦ в аналог политической партии можно считать следствием деформации политической культуры в результате установления однопартийной системы. Не имея возможности заявить свои политические требования через легальную партийную деятельность, украинские националисты стали использовать в качестве рупора своих идей церковные проповеди. Не имея возможности быть официально представленными в советских органах власти, они начали вести борьбу за захват молитвенных зданий. УАПЦ превратилась в суррогат политической партии.
Через рода «роман с революцией» в первые годы советской власти прошли почти все религиозные конфессии (за несколькими исключениями вроде католической церкви). Но в ряде случаев в результате такого взаимодействия начиналось «выхолащивание» основной функции религии – спасения человеческой души. Основное назначение религии в случае с УАПЦ подменялось выполнением интеграционной (объединение представителей украинской национальности) и дезинтеграционной (борьба с представителями Москвы) политических функций. Эта подмена стала следствием того, что «активными религиозными деятелями» стали люди, которые в силу уровня своего духовного развития не могли понять, что как «интеграционная» (единение во Христе), так и все остальные социальные функции религии не могут быть реализованы без достижения основной цели верующего – приближения к спасению.
Литература
1. Бондаренко Д. Я. Временное правительство и проблема автономии Украины (июль — октябрь 1917 г.) // Отечественная история. 2006. №1. С. 54–64.
2. Кондорский, Б. М. Вторая руина. Мир-системный подход к анализу событий Гражданской войны 1917-1920 годов на Украине // Свободная мысль. – 2023. – № 5(1701). – С. 198-217.
3. Крапивин, М. Ю. Внутриконфессиональные конфликты и проблемы межконфессионального общения в условиях советской действительности, (октябрь 1917 - конец 1930-х гг.) / М. Ю. Крапивин, А. Г. Далгатов, Ю. Н. Макаров ; М. Ю. Крапивин, А. Г. Далгатов, Ю. Н. Макаров ; Санкт-Петербургский гос. ун-т. – Санкт-Петербург : Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2005.
4. Мазырин, А. В. Документы Центрального архива ФСБ России о секретной деятельности ГПУ-ОГПУ против Православной церкви на Украине в 1920-е гг / А. В. Мазырин // Отечественные архивы. – 2014. – № 4. – С. 59-69.
5. Обществознание : учебник / Ф. И. Долгих, А. А. Ишутин, В. И. Мажников [и др.]. – Москва : Московский финансово-промышленный университет "Синергия", 2024.
6. Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в ХХ веке. М.: Республика, 1995.
7. Феодосий (Процюк И. И.). Обособленческие движения в Православной церкви на Украине (1917 – 1943). М.: Издательство Крутицкого патриаршего подворья, 2004.
8. Центральный архив ФСБ России. Ф. 2. Оп. 4 – 5, 8.
9. Цыпин, В. А. История Русской Православной Церкви. Синодальный и новейший периоды, (1700-2005) / В. А. Цыпин ; протоиерей Владислав Цыпин ; Учеб. ком. при Священном Синоде Русской Православной Церкви, Сретенская духовная семинария. – 3-е изд., испр.. – Москва : Сретенский монастырь, 2007.
10. Яблоков, И. Н. Религиоведение : учебное пособие для студентов вузов / И. Н. Яблоков. – Москва : Гардарики, 2004.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
