ВВЕДЕНИЕ
Политические структуры незападного мира оказались подвержены серьезным кризисным явлениям, связанным с последствиями западного колониального и полуколониального присутствия, а также сложным выбором модели модернизации и институционального развития. Государственная традиция африканского континента в доколониальный период была прервана колонизаторами либо трансформирована ими под свои нужды (в частности, возникла система вождества и неопатримониальных связей, ставшая элементом косвенного управления колониальных администраций).
Форматы же государственности, возникшие в Африке после деколонизации в установленных бывшими метрополиями границах, преимущественно были позаимствованы из бывших метрополий. Формально они были призваны копировать механизмы политического представительства и администрирования в странах Запада, но не опирались на собственную традицию и были институционально слабыми ввиду господства внутри них систем формального и неформального патронажа и политического клиентелизма (с частой коррупцией и использованием доступа к административным постам в качестве источника финансовой и прочей поддержки).
Сохранившимися локальными формами самоорганизации местного населения заимствованные на Западе политические и административные институты воспринимались как инородные и недостаточно авторитетные для разрешения противоречий африканских обществ. В условиях холодной войны сложившиеся к 1960-м гг. африканские государства пользовались ограниченными внешними источниками поддержки от двух противоборствующих блоков, но ее конец и зависимость большинства стран от конъюнктуры глобальных сырьевых рынков привели к экономическому и политическому кризису во многих частях континента, в особенности в Западной Африке.
Кризис, деградация смоделированной по западным образцам государственности при сохраняющемся глобальном спросе на африканское сырье создали предпосылки для появления повстанческих движений - альтернативных акторов, претендующих на возможность реализации собственной власти в обход государственных структур. Наиболее значимым из них стал Национальный патриотически фронт Либерии во главе с Чарльзом Тейлором, поднявший вооруженное восстание в 1989 г. и более чем десятилетие являвшийся доминирующей военно-политической силой на территории Либерии и сопредельных стран.
Успех западноафриканских повстанческих группировок и полевых командиров во многом был связан с тем, что они заняли место в отлаженной системе взаимоотношений западноафриканских государств (таких, как Либерия) с крупным глобальным капиталом, строящейся на неэквивалентной торговле природными ресурсами и распределении прибыли от нее между местными элитами и международными контрагентами. В условиях системного кризиса западноафриканской государственности 1980-1990-х гг. повстанческие группировки стали эффективной заменой государствам.
Проблема неравноправного взаимодействия международной корпоратократии с национальными государствами новых независимых стран развивающегося мира широко обсуждалась в экономических и политических исследованиях с конца 1960-х гг. [2; 23]. Она стала особенно популярной на рубеже XX-XXI веков, сочетая идеи неоколониализма с глобализацией и фокусируясь на новых приобретениях, доступных глобальным компаниям через проникновение в местные экономики, в которых преобладает сырье и которые недостаточно защищены хрупкими государствами [6; 7; 9; 21]. Как упоминал Марк Даффилд, «глобализация и дерегулирование рынка увеличили региональное проникновение и трансконтинентальные связи трансграничной деятельности всех видов» [3, 21]. Смена же слабых западноафриканских политических элит на представителей повстанческого движения в рамках этого неэквивалентного обмена стала, с точки зрения сторонников данных подходов, логическим развитием механизмов косвенной и иногда прямой эксплуатации этих территорий внешними игроками
Среди беднейших государств, вовлеченных в такие аспекты глобального порядка еще до крупномасштабной деколонизации, было западноафриканское государство Либерия, формально независимое с 1847 г., но страдавшее от множества внутренних проблем, политических кризисов и конфликтов. Несмотря на прочные связи с США (а также формат государственности, полностью заимствованный оттуда) и доступность железной руды, каучука, древесины и сельскохозяйственной продукции, страна полагалась на легальные и нелегальные трансграничные торговые доходы, которые во многом сформировали контекст и условия для гражданского конфликта на рубеже XX-XXI вв. Отдельная часть обсуждения в академической литературе была посвящена кризису слабых государств в Африке, охваченных гражданской войной [16 - 18; 4; 5]. Именно эти условия стали ключевыми для образования западноафриканскими повстанцами широкой зоны нестабильности и ранее нетипичных для Африки форм повстанческой организации.
При детальном изучении административной и экономической деятельности негосударственных комбатантов и их связей с несколькими глобальными корпорациями стало возможным увидеть механизмы, благодаря которым полевые командиры (лидеры повстанцев) могли обходить ограничения национальных государств и региональные границы, и прийти к выводу о наднациональных или даже международных перспективах взаимодействия глобальной корпоратократии и их теневых партнеров, «предпринимателей, зарабатывающих на использовании насилия» из числа региональных повстанцев, сменивших прежние политические элиты.
Эта область ставит новые задачи для анализа современных конфликтов и международных посреднических мер в рамках глобализированной экономики корпоративного мироустройства и значимости негосударственных участников конфликтов (а также форм их деятельности и организации). Механизмы функционирования таких повстанческих группировок в связке с мировым крупным капиталом остаются важным предметом для изучения и за пределами Западной Африки.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ РЕСУРСОДОБЫВАЮЩЕЙ КОНЦЕССИОННОЙ ЭКОНОМИКИ В ЭПОХУ, ПРЕДШЕСТВОВАВШУЮ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ
Возникновение эффективной связки либерийских повстанцев и операторов мирового сырьевого рынка произошло на фундаменте более ранних неэквивалентных торговых связей Либерии с Западом.
Первые осуществленные контакты с международными организациями для «стагнирующей, бедной и обанкротившейся» [8, p.3] экономики Либерии начались с создания в 1926 г. каучуковой плантации площадью в миллион акров по договору аренды на 99 лет с американской компанией Firestone Rubber [12, 361; 14, 2]. Из-за экономических и политических трудностей и Второй мировой войны только в середине 1940-х гг., как упоминает бывший президент Эллен Джонсон-Серлиф, «Firestone начал приносить пользу, главным образом с точки зрения увеличения взносов в государственные доходы», с 1 процента в 1930-х гг. до пиковых 46% к середине- 1950-е гг. [8, 3-4].
Как политический лидер Джонсон-Серлиф сосредотачивается в первую очередь на положительных результатах такого сотрудничества – увеличении числа занятых в каучуковой промышленности примерно с 8200 в 1927 г. до более чем 15 000 к 1960 г. [8, 4]. Среди других достижений - финансируемые за счет государственных займов у США инфраструктурные проекты, такие, как дорога из Монровии в резиденцию президента Тотота, расширение частного аэродрома Firestone и его преобразование в национальный аэропорт Робертсфилд, строительство глубоководного порта в Монровии [8, 4].Однако привлечение рабочей силы и формирование нового рынка труда было обеспечено путем принудительной вербовки, аналогичной призыву на общественные работы [20, 249]. Хотя более 30% либерийских рабочих заняты на каучуковых плантациях, 85% из них неквалифицированы и неграмотны, а их заработная плата одна из самых низких в стране [20, 251].
Либерийское государство уступало свою финансовую власть Firestone, а правительство принимало заем в размере 5 млн. долл. США от Финансовой корпорации Америки по процентной ставке 7 % [14, p.5]. Фактически, по озвученным позднее расчетам Лиги наций, с учетом вывозимых прибылей, затрат на амортизацию и оплату американских налоговых инспекторов Либерия платила по займу 17% [11, 153]. И, как характеризуют этот процесс некоторые авторы, сочетание обслуживания долга с прямыми иностранными инвестициями было «самым вопиющим примером неравноправной интеграции … в глобальный капитализм» [14, p.5].
Финансовые преференции каучуковому гиганту были дополнены огромным объемом таможенных и налоговых льгот. Помимо первоначального соглашения, в 1935 г. было принято дополнение, освобождающее Firestone от всех налогов, пошлин и других сборов на сумму 250 000 долларов США и предоплаченной арендной платы в размере 400 000 долларов США сроком на 60 лет на 110 000 акров [22, 55-60; 14, p.7].
Наиболее значимым проявлением корпоративного доминирования представляется достигнутый вопреки сопротивлению либерийских элит пункт соглашений с Firestone, требующий «гарантии того, что условия концессии, которые он получил от правительства Либерии, не будут предоставлены никакому другому инвестору» [20, 249]. Хотя в последующие годы были образованы по меньшей мере четыре иностранные каучуковые концессии, всем им были «предоставлены льготы по подоходному налогу на срок от 14 до 17 лет с даты посадки деревьев» [20, 250].
Данные соглашения с каучуковым гегемоном подорвали суверенитет Либерии, нанесли ущерб отношениям между правительством и гражданами и не принесли Либерии пользы в последующие десятилетия: экспорт в эпоху депрессии сократился, импорт увеличился, земли коренных народов были очищены от флоры и фауны, процентные платежи по кредиту 1926-1927 гг. превысили 20%, а национальный бюджет “сократился настолько резко, что Либерия не смогла выполнять свои финансовые обязательства перед местными гражданами и иностранными кредиторами” [14, p.7].
Соглашения с Firestone проложили путь к «Политике открытых дверей» 1947 г. при президенте Уильяме Табмане (1944-1971 гг.). Она была «разработана для привлечения иностранных инвестиций путем предоставления различных стимулов, включая свободу репатриации прибыли, налоговые каникулы и беспошлинные привилегии», одновременно превращая страну в «экспортный анклав сырья» и эксплуатируемой рабочей силы [9, p.170-171]. К 1950 г. объем продаж у Firestone за весь период с начала работ превысил 700 млн. долларов, а ее либерийские плантации были признаны самыми прибыльными [11, 219].
После прохождения пика развития каучуковых плантаций с середины 1950-х гг. доминирующая роль в экономике Либерии принадлежала концессиям по добыче железной руды. В период с 1946 по 1958 гг. были введены в эксплуатацию по меньшей мере четыре железорудных рудника: Либерийская горнорудная компания была основана в 1946 г., Либерийско-американо-шведская минеральная компания (LAMCO) в 1956 г., Национальная железорудная компания в 1958 г. и Бонг Майнинг Компани также в 1958 г. [20, 254-255]. Экспортные поступления от добычи полезных ископаемых увеличились примерно с 6 миллионов долларов США, что составляло 15 % от общего объема в 1953 г., до 35 миллионов долларов США, или 50% в 1960 г. [8, p.4].
К 1967 г. в Либерии действовало более 40 иностранных концернов, и, как прямой результат, госбюджет вырос с 1 млн.долл. в 1945 г. до почти 56 млн. в 1968 г. [12, 365]. На протяжении 1960-х, 1970-х и 1980-х годов иностранные инвестиции через концессии обеспечивали не менее 70% экспортных поступлений и более 35% государственных доходов [20, 256]. Однако запасы каучука, железной руды и древесины Либерии были «заложены» крупным евроамериканским транснациональным корпорациям без эквивалентного получения стоимости [14, p.7]. Так, в обмен на чрезмерные прибыли от продажи железной руды на 540 млн. долл. за 1951-1977 гг. Либерия получила всего 10 млн. инвестиций [11, 233].
Такое вовлечение либерийской экономики в мировой рынок атронуло все сферы экономических, социальных и политических отношений, включая финансовую зависимость, контроль над правами собственности, уровень зарплаты, предложение принудительной рабочей силы из вождеств во внутренних районах, сокращение возможностей получения образования молодыми людьми с целью их отправки «для сбора каучука с наших деревьев» [12, 364]. Только в 1954-1960 гг. огромный экономический рост (15% в год номинально и 10% в реальном выражении [8, p.5]) качественно изменил социальные условия.
Помимо увеличения числа рабочих мест улучшилось их качество. В дополнение к потребности в сборщиках каучука и неквалифицированной рабочей силе большим спросом пользовались такие квалифицированные работники, как операторы электрических экскаваторов, механики, электрики, бухгалтеры, счетоводы и канцелярский персонал [20, 256]. Но беспрецедентный рост не был устойчивым, этот период был назван «ростом без развития» [8, 5; 20, 258].
Причина в том, что анклавы добычи ресурсов и другие концессии не интегрировались в экономику страны (20, 262) и отвечали интересам иностранных корпораций, смещая внутренние траты бюджета с социальных расходов на обслуживание долга, подрывая трудовые права и разрушая отношения между правительством и гражданами [9, p. 171; 14, p.7].
Во время следующего президентства – Уильяма Толберта (1971-1980), за которым последовало десятилетие пребывания у власти Сэмюэля Доу (1980-1989) после военного переворота, в Либерии преобладала зависимость от концессий и плантационной экономики на фоне сохраняющихся родовых отношений и системы политического патронажа. Эти связи и экономическая инфраструктура в начале 1990-х гг., оказавшись под контролем повстанцев, стали фундаментом для их экономической деятельности и политического влияния в обход международно признанного правительства.
ЭВОЛЮЦИЯ РОДОВЫХ СВЯЗЕЙ КАК ОСНОВА ДЛЯ МОБИЛИЗАЦИИ КОМБАТАНТОВ
Еще одним, не менее значимым источником организационных возможностей либeрийских повстанцев стало взаимодействие с локальными квазитрадиционными формами самоорганизации (вождями, представителями тайных инициационных обществ и т.п.). В отличие от политических институтов, заимствованных на Западе, эти структуры были глубоко укоренены в либерийском обществе и его традициях. Отношения между местными патронами и клиентами играли значительную роль до консолидации государственной власти во многих частях Либерии.
После введения налога на хижины в 1916 г. эти отношения стали еще более важными, поскольку меценаты часто имели доступ к наличным деньгам и могли помочь клиентам в уплате налога на хижины центральному правительству [12, 360-361]. Пройдя через трудности конца 1920-х гг. и Второй мировой войны, либерийское государство получило новый импульс при президентстве У.Табмана и укрепило свою власть во внутренних районах, используя должность как ключ к богатству и престижу, главным образом, благодаря доступу к приобретению земли во внутренних районах [12, 363]. С тех пор у многих наиболее важных политиков Либерии, правительственных чиновников и их родственников были свои частные плантации. Firestone также покупал у них каучук и поощрял американо-либерийское участие в производстве каучука [12, 363]. «Процветающая плантационная экономика укрепляла родовые отношения, поскольку контроль над правами собственности и политическая власть сливались воедино» [12, 364-365].
Ассоциация каучуковых плантаторов Либерии, созданная в 1967 г., к 1972 г. объединяла 78 владельцев плантаций как представителей основных американо-либерийских правящих семейных групп [12, 364]. Среди наиболее влиятельных инвесторов и крупных владельцев каучуковых плантаций были президент Уильям Толберт (1971-80 гг.) и его брат Стивен Толберт, министр финансов Либерии (1972-75 гг.). Работники, добровольно ищущие работу на каучуковых плантациях, предпочитали частные (американо-либерийские) плантации. В отличие от условий большинства концессий, независимые фермеры рассматривались многими как лучшая замена патерналистским функциям, ранее принадлежавшим вождям [12, 364].
Некоторые из этих местных «больших людей» позже сыграли важную роль в мобилизации молодежи на боевые действия во время гражданской войны [4, 18, 78, 209]. Это создало не только узы зависимости между владельцами ферм и их работниками, но, скорее, «иерархическую структуру, которую можно было развернуть и использовать при мобилизации рабочей силы на войну» [12, 365].
Несмотря на некоторое противодействие президента Толберта патронажной сети его предшественника, американо-либерийским семьям все же удалось сохранить контроль над высшими постами и руководящими должностями в армии. При этом только в 1979 г. под давлением «рисовых бунтов» Толберт добился для своей семьи монополии над импортом риса, сместив родственников и союзников Табмана [20, 291].
При режиме Доу (1980-1989 гг.), установившемся в результате военного переворота, его временный революционный популизм уступил место этническому патронажу, в то же время превратив его в «инструмент угнетения с этническим доминированием» [1, 20]. Одним из очевидных примеров этого было продвижение концессий на лесозаготовки в родном графстве президента Гранд-Джиде и тирания бизнеса и населения других территорий, таких, как графство Нимба [12, 367; 4, p.106]. Режим Доу продолжал во многом ту же экономическую политику, которую практиковали предыдущие администрации, с преобладанием концессий и плантационной экономики, сопровождавшейся коррупцией и злоупотреблениями властью. Правление Доу «подготовило почву для первого периода гражданской войны с 1989 по 1997 г.» [12, 368].
Несмотря на некоторую эволюцию патерналистских отношений – от землевладельческой элиты Табмана к профессиональной и военной элитам Толберта, а затем к этническим элитам Доу, главный государственный покровитель остался прежним. Американское правительство установило отношения покровителя-клиента с различными либерийскими неоколониальными режимами, которые, используя мощь государства, создали условия, чтобы Либерия служила интересам США и получала взамен их политическую поддержку наряду с экономической и военной помощью [9, p.180]. Однако потеря интереса американского государства к Либерии к концу холодной войны ослабила жизнеспособность официальных структур. Локальные же механизмы местного квазитрадиционного управления вступили в конфронтацию c политическим режимом, что привлекло их в 1989 г. на сторону повстанцев.
МИРОВОЙ РЫНОК СЫРЬЯ КАК ИСТОЧНИК ФИНАНСИРОВАНИЯ НЕГОСУДАРСТВЕННЫХ КОМБАТАНТОВ
К началу в 1989 г. гражданскойвойны в Либерии основные политические, социально-экономические и этнические основы конфликта уже сопровождались наличием экономики добычи ресурсов и концессий (которая позже станет главным обоснованием и движущей силой затяжной войны) с развитыми патерналистскими отношениями на всех уровнях государственных, местных и корпоративных органов власти.
Окончание холодной войны в Африке подорвало государственные институты, зависевшие от иностранной помощи, продиктованной идеологией. Этот процесс совпал с общеконтинентальным экономическим и долговым кризисом, вызванным негативными сторонами глобализации и вовлечением Африки в мировую экономику в нише экспорта сырья. Большую часть 1980-х гг. цены на экспортируемые африканскими странами полезные ископаемые и сельскохозяйственные товары, устанавливаемые мировым рынком, значительно снижались, создавая дополнительные проблемы для африканских государств. Либерия также столкнулась с этим: ее доходы от экспорта железной руды, каучука и сельскохозяйственной продукции резко упали, а долг увеличился. Это подорвало режим Доу в конце 1980-х гг., когда США утратили интерес к поддержке своих африканских союзников по холодной войне.
Этой возможностью воспользовался Чарльз Тейлор, бывший главный специалист по закупкам в администрации Министерства энергетики, который расстался с должностью после внутренних чисток и обвинений в коррупции и возглавил движение Национальный патриотический фронт Либерии (НПФЛ), начавшее восстание в декабре 1989 г. вторжением с территории Кот-д'Ивуара.
Этнические обиды населения гио и мано округа Нимба, а также институциональная слабость режима Доу способствовали быстрому продвижению Тейлора и его союзников вглубь территории. К лету 1990 г. НПФЛ уже контролировал большую часть внутренних районов страны и готовился захватить Монровию. Однако дальнейший успех повстанцев был остановлен вмешательством миротворческих сил ЭКОМОГ и расколом среди повстанцев. Откол одной из основных фракций движения усложнил для Тейлора боевые действия в столичном регионе и заморозил существовавшую к тому времени линию фронта.
В итоге быстрое наступление на столицу не увенчалось успехом и не привело к признанию власти Тейлора на всей территории страны, обернувшись долгой и затяжной войной против объединенных сил ЭКОМОГ, альтернативных повстанческих группировок и Временного правительства национального единства (ВПНЕ), созданного в столице и возглавляемого Амосом Сойером (так как Доу был убит к тому времени). Ограниченные материальные ресурсы не позволили противникам Тейлора достичь ни экономических, ни военных результатов. Прежде всего, ВПНЕ столкнулось с международными санкциями из-за своей неспособности выплатить долг в 4 млрд.долл., унаследованный от прежнего режима, и невозврата кредитов, взятых в 1970-х и 1980-х гг. [15, 179].
В то же время Тейлор и его НПФЛ все еще контролировали большую часть территории страны и могли полагаться на ее ресурсы и экономические перспективы для поддержки военных усилий и постепенного достижения военной, дипломатической и политической победы (поскольку он, наконец, стал президентом в 1997 г.). Последовали долгие круги мирных переговоров, возобновление конфликта, раскол среди противников и союзников Тейлора.
Сообщники Тейлора обеспечивали себя экономически несколькими методами. На начальном этапе конфликта они получили поддержку от политической диаспоры, стремившейся свергнуть режим Доу. По мере продвижения войск НПФЛ они смогли ввести налогообложение на оккупированных территориях как для мелких местных предприятий, так и для международных концессий. Как заметил Уильям Рено, «политическая стратегия Тейлора сосредоточена на стимулировании и контроле этой внешней торговли» [15, p.177].
Крупные компании, присутствовавшие на либерийском рынке, были заинтересованы в поддержании своей коммерческой деятельности на территории, контролируемой Тейлором, а также ожидали его окончательной победы в гражданской войне и, таким образом, были готовы сотрудничать с ним и платить налоги, установленные его квази-администрацией. Тейлору удалось согласовать интересы различных внешних игроков со своими частными политическими интересами, максимально используя имеющиеся в его распоряжении материальные и политические ресурсы [15, p.177].
Первыми шагами экономической деятельности Тейлора были, как называет их Феликс Гердес, «величайшие стратегические грабежи», когда НПФЛ оккупировала комплекс Bong Mining Company (BMC). Он смог возродить некоторые железорудные рудники, которые были заброшены Министерством энергетики предыдущего режима, и успешно продать через своего брата Гбату часть тяжелой техники компании на международном рынке [4, p.98]. «Продажи оборудования BMC, скорее всего, были основным элементом в превращении НПФЛ из плохо организованной силы в наиболее важную вооруженную группировку» [4, p.98]. Благодаря этой ценной транзакции Тейлор заработал необходимую валюту и получил «Бонг банк» для обслуживания своей дальнейшей деятельности [24, 184]. По мнению У. Рено, это было ядром основного капитала НПФЛ для последующего финансирования боевых действий [15, 180].
Кроме того, экспорт железной руды продолжалсядо 1993 г., когда порт Бьюкенен был захвачен миротворцами ЭКОМОГ. Это стало возможным благодаря иностранным компаниям. «Первоначально экспортировалась железная руда исключительно из складских запасов, что требовало лишь минимальных затрат. В 1991 г. за рубеж был продан 1 млн.т. железной руды на … 16 млн.долл., три четверти из которых были куплены французской фирмой Sollac от имени государственной компании USINOR за 11,2 млн.долл.» [4, p.82]. «Британский партнер NIMCO – Африканская горнодобывающая компания Либерии (AMCL), занималась перевозками железной руды на территории НПФЛ, чтобы поддерживать в рабочем состоянии железную дорогу до порта Бьюкенен. В обмен на железную руду, принадлежащую НПФЛ, и сотрудничество участники консорциума, по оценкам, платили Тейлору 10 млн.долл. в месяц» [15, 181].
Другим важным экономическим ресурсом Тейлора был каучук. Он имел тесные контакты и соглашение с Firestone, когда НПФЛ оккупировал плантационные участки. Согласно Меморандуму о взаимопонимании с Firestone, заключенному в январе 1992 года, компания платила налоги рисом для комбатантов НПФЛ в обмен на предоставляемую им со стороны НПФЛ защиту. Позже компанию обвинили в поставках им оборудования связи и предоставлении базы для наступления на Монровию в ходе операции «Октопус» в 1992 г.
Кроме того, в 1990-1992 гг. с территории, удерживаемой Тейлором, ежегодно экспортировался каучук стоимостью около 27 млн.долл., а каучук «незаконной переработки» «контрабандой» ввозился в Кот-д'Ивуар и экспортировался как ивуарийский в течение следующих двух лет [15, 180; 4, pp.87-89]. В целом с 1990 по 1993 гг. Firestone оплатил Тейлору 2,3 млн.долл. «налогами», инвестировал 35,3 млн.долл. в плантацию, принадлежащую НПФЛ, и, по признанию Тейлора в показаниях под присягой, «ресурсы Firestone были «самым значительным» источником иностранной валюты в первые годы его восстания» [10; 13].
Военное давление со стороны ЭКОВАС и конкурирующих повстанческих группировок вынудило НПФЛ постепенно уйти из большей части важных с точки зрения логистики прибрежных районов и пригородов Монровии с 1992 по 1994 гг. Соответственно, НПФЛ был лишен некоторых вышеупомянутых источников дохода, но все еще мог полагаться на экспорт древесины. Во время первой части либерийской войны, до президентских выборов 1997 г. он был относительно невелик, хотя и превышал зафиксированные 8,5 млн.долл. в год [4, p. 144].
Другие источники дохода включали содействие экспорту алмазов на мировой рынок от союзников Тейлора в Сьерра-Леоне. Алмазы были важным источником дохода Объединенного революционного фронта Сьерра-Леоне (ОРФ) во время их военных действий в ходе соответствующего гражданского конфликта (1990-2002 гг.). По оценкам экспертов ООН, объем алмазов ОРФ составлял от 25 до 125 млн.долл. в год. Их основная часть покидала Сьерра-Леоне через Либерию [19], и,, по оценкам Ф. Гердеса, «Тейлор изымал 2/3 стоимости экспорта в качестве прибыли» [4, p.143].
Экономические аспекты легли в основу успеха ключевых вооруженных группировок в гражданской войне в Либерии. Окончательная победа НПФЛ в 1997 г. во многом была обусловлена эффективным формированием «конфликтной экономики» и взаимодействием с международными корпорациями и посредниками, что позволило Тейлору получить прямой доступ к мировому рынку в обход бывших государственных институтов Либерии. Таким образом, успехи Чарльза Тейлора как лидера самой мощной в экономическом отношении группы комбатантов базировались на региональных ресурсах, ранее разведанных и подготовленных для поставок на мировой рынок международными и национальными концессионерами.
Либерийская железная руда, каучук, древесина и сьерра-леонские алмазы обеспечили достаточную основу для финансирования восстания. И все эти ресурсы были задействованы и скреплены центральной политической ролью Тейлора благодаря его личному контролю над этим экономическим механизмом и сложившейся на базе развития традиционных родовых отношений системе прямой патримониальной зависимости, которая способствовала как упорядочиванию внутренних экономических процессов, так и стабильности внешних связей. Манипулируя и настраивая конкурирующие иностранные компании друг против друга, Тейлор «адаптировал новых внешних акторов к местным методам политического контроля» [15, 177].
Основой политической организации движения оставались патримониальные отношения. Родовые связи работников на плантациях (которые использовались предыдущими режимами) сыграли важную роль как в организации экономической деятельности в районах, удерживаемых повстанцами, так и в мобилизации бойцов. Это сопровождалось контрабандой и неформальными торговыми сетями, которыми в основном управляла ливанская диаспора и которые также были захвачены Тейлором и использованы в своих целях. Самое главное, Тейлор смог договориться о доступе контролируемых им ресурсов на мировой рынок через посредников и дружественные соседние государства, что позволило ему закупать оружие и другие ресурсы, необходимые НПФЛ. Дженнифер Хейзен называет их «цепочками поддержки повстанцев», поскольку их функционирование имело решающее значение для успеха или провала военных усилий и, следовательно, влияло на готовность к достижению мира [5, p.178].
Тейлор, используя традиционные родовые отношения, в то же время трансформировал их на оккупированной территории, где он уничтожил бюрократические структуры, «чтобы лишить потенциальных соперников базы власти и заменить их своими …последователями. Эта стратегия мобилизовала бойцов (особенно молодых и угнетенных) из числа тех, кого эксплуатировали прошлые режимы» [18, 498]. Это были «новые методы привлечения политических и экономических ресурсов..., эти люди управляют способами, основанными исключительно на небюрократических возможностях и административной автономии» [16, 109]. Наряду с этими изменениями Тейлор применил в своем политическом контроле лояльность и предоставил права «применять насилие» (для мародерства), что помогло «создать местную коалицию интересов» [18, 499].
Как подчеркивает Ф. Гердес, «система господства была организована в исключительной степени неформально, и неформальные отношения власти, частично связанные с получением доходов, простирались за пределы национальных границ… Господство Тейлора финансировалось автономно и не зависело от помощи доноров, т.е. оно было экономически основано на присвоении прибылей, полученных от деятельности в Либерии и Сьерра-Леоне, над которыми Тейлор мог осуществлять политический контроль» [4, p.153].
Таким образом, экономическая основа его режима была уязвима и в конечном итоге рухнула. «Система господства Тейлора» была связана с воздействием как на экономические интересы внешних контрагентов, так и на мотивацию полевых командиров, стремившихся к получению прибыли, мобилизацию комбатантов и другие элементы системы личного контроля, имевшие решающее значение для ее выживания. Одной из главных причин ее распада и в целом либерийских кризисов был «крах контроля правителя над сетью патронажа» [17, 9]. Следовательно, либерийские родовые связи, творчески использованные и расширенные Чарльзом Тейлором, сыграли важную роль как в его приходе к власти, так и в его свержении, доказав, что они являются важнейшей движущей силой национальной истории.
* * *
Присутствие либерийских повстанцев в цепочках поставок на мировом рынке в начале 1990-х гг. является показательным примером глобального корпоративного порядка, обходящего границы национальных государств для получения прибыли от взаимодействия с негосударственными субъектами. В отличие от национально-освободительных движений 1960-1970 гг., противостоявших в условиях холодной войны неоколониальным интересам международного капитала, повстанческие группировки Западной Африки продемонстрировали в 1990-2010 гг. возможности легко «встраиваться» в уже созданную глобальную систему эксплуатации природных, трудовых, финансовых ресурсов развивающихся стран, опираясь при этом на традиционные родо-племенные связи, также подвергшиеся трансформации под воздействием патрон-клиентских отношений с международными концессионерами.
Литература
1. Adebajo, A. (2002). Liberia’s Civil War, Nigeria, ECOMOG, and Regional Security in West Africa. Boulder, CO: Lynne Rienner.
2. Amin, S. (1972). Développement et transformations structurelles. Tiers-Monde. 13(51): 467–490.
3. Duffield, M. (1999). Globalization and War Economies: Promoting Order or the Return of History? The Fletcher Forum of World Affairs. 23 (2): 21-36.
4. Gerdes, F. (2013). Civil War and State Formation: The Political Economy of War and Peace in Liberia. Frankfurt/New York: Campus Verlag.
5. Hazen, J. (2013). What Rebels Want: Resources and Supply Networks in Wartime. Ithaca, NY: Cornell University Press.
6. Held, D. et al. (1997). The Globalization of Economic Activity. New Political Economy 2 (2): 257–277.
7. Held, D., A. McGrew. (2003). Globalisation/anti-Globalisation. Cambridge and Malden : Polity Press.
8. Johnson-Sirleaf, E. (1989). The Liberian Economy on April 1980: Some Reflections. Liberian Studies Journal. 14 (2): 1–22.
9. Kieh G.K.Jr. 2012. Neo-Colonialism: American Foreign Policy and the First Liberian Civil War. The Journal of Pan African Studies. 5 (1): 164–184.
10. Miller, T. C., Jones, J. (2014). Firestone and the Warlord. November 18. - URL: https://www.pbs.org/wgbh/frontline/article/firestone-and-the-warlord/
11. Mitman, G. (2021). Empire of Rubber. New York: The New Press.
12. Munive, J. (2011). A Political Economic History of the Liberian State, Forced Labour and Armed Mobilization. Journal of Agrarian Change. 11 (3): 357–376.
13. Pailey, R. N. (2014). Charles Taylor and the Rubber Company. New African Magazine, 17 December. https://newafricanmagazine.com/9635/
14. Pailey, R.N. (2023). Stopping Firestone and starting a citizen ‘revolution from below’: reflections on the enduring exploitation of Liberian land and labour, Third World Quarterly, Published online: 04 Aug 2023. DOI: 10.1080/01436597.2023.2240729
15. Reno, W. (1993). Foreign firms and the financing of Charles Taylor's NPFL. Liberian Studies Journal. 18 (2): 175–188.
16. Reno, W. (1995). Reinvention of an African Patrimonial State: Charles Taylor, Liberia. Third World Quarterly. 16 (1): 109–120.
17. Reno, W. (1997a). Humanitarian Emergencies and Warlord Economies in Liberia and Sierra Leone. Working Papers. No 140. Helsinki: UNU World Institute for Development Economics Research.
18. Reno, W. (1997b). War, Markets, and the Reconfiguration of West Africa's Weak States. Comparative Politics. 29 (4): 493–510.
19. Report of the Panel of experts appointed pursuant to UN Security Council Resolution 1306 (2000), Paragraph 19 in Relation to Sierra Leone December 2000_ S/2000/1195. URL: https://reliefweb.int/report/sierra-leone/report-panel-experts-appointed-pursuant-security-council-resolution-1306-2000
20. Sawyer, A. (1992). The Emergence of Autocracy in Liberia. Tragedy and Challenge. San Francisco Institute for Contemporary Studies Press.
21. Stieglitz, J. (2003). “Globalisation and Development.” In: Taming Globalisation: Frontiers of Governance, ed. by D. Held and M. Koenig-Archibugi, 47–67. Cambridge and Malden: Polity Press.
22. Van der Kraaij, F. P. M. (1983). The Open Door Policy of Liberia: An Economic History of Modern Liberia. Bremen: Im Selbstverlag des Museums.
23. Wallerstein, I. (1973). Class and Class-Conflict in Contemporary Africa. Canadian Journal of African Studies. 7 (3): 375–380.
24. Waugh, C.M. Charles Taylor and Liberia: Ambition and Atrocity in Africa's Lone Star State. London: Zed Books, 2011.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
