Четверть века назад, в марте 1999 г., США и их союзники по НАТО начали военную операцию в Югославии, острием своим направленную против системообразующей ее Сербии. Бомбардировки югославской территории были предприняты без одобрения Совбеза ООН, на основе бездоказательного утверждения западных стран, будто сербы проводят этнические чистки в Косовской автономии. Особая роль в этом варварской и постыдной агрессии принадлежала Германии.
Утверждение этой страны в положении одного из организаторов боевых действий и модераторов постюгославского пространства в 1990-е гг. позволило ей обрести статус региональной державы и тем самым начать старт к возвращению утраченного в 1945 г. положения мировой державы. Ключевой вехой и стала весна 1999-го, когда самолёты люфтваффе в составе группы ВВС стран-участниц НАТО приняли участие в бомбардировках Югославии (операция Allied Force). Это представляло одну из мер военно-силового давления стран Запада на официальный Белград в «косовском вопросе».
До того, в 1995 г., боевая авиация ФРГ принимала участие в другой военно-воздушной миссии Альянса Deliberate Force. Она была нацелена на ослабление позиций Республики Сербской и принуждение к принятию ею условий бошняко-хорватской конфедерации в Боснии и Герцеговине (БиГ). Соответственно, именно на Балканах Германия дважды (1995, 1999 гг.), причём второй раз намного масштабнее [16. С. 467], продемонстрировала свою готовность и способность проецировать силу вне зоны ответственности НАТО и тем более национальных границ. Это произошло впервые после окончания Второй мировой войны, ознаменовав возвращение ФРГ к «нормальности» во внешней политике.
Другим символом данного явления стал осуществлённый в 1998 г., т.е. хронологически почти одновременно, перенос столицы из Бонна (административный центр в период пребывания Западной Германии в положении «политического карлика») в Берлин [3. С. 22-23]. Именно этот город традиционно ассоциировался с имперской мощью. Притом само решение о будущей смене местопребывания правительства было принято в середине 1991 г. – тогда же, когда руководство ФРГ активно прорабатывало и готовилось приступить к реализации линии в отношении Югославии в условиях начала её развала.
Сам процесс исчезновения с политической карты мира Югославии, которая, пусть и условно, входила в социалистический лагерь, стал антитезой включению в состав ФРГ территории ГДР (1990), т.е. решению «германского вопроса» в интересах официального Бонна. Западногерманское государство, будучи предельно полно интегрировано в лагерь «либеральных демократий», своей главной задачей считало установление контроля над ГДР. Та воспринималась как не субъект, но объект приложения усилий Боннской республики [17. С. 35-50].
ФРГ двигалась по пути решения в своих интересах «германского вопроса» четыре десятилетия (1949-1989) и во много неожиданно для себя смогла добиться этого очень быстро в 1990 г., – благодаря поддержке руководства СССР во главе с М. Горбачевым [2. С. 138-139], отошедшего от традиционных принципов советской дипломатии. Возникновение общегерманского государства под эгидой ФРГ (1990 г.) стало исключительно крупным успехом «коллективного» Запада в целом.
Сецессия Югославии и тем более самороспуск СССР трактовались как доказательство возможности одной из наиболее крупных «либеральных демократий» (в лице ФРГ) распространить свою юрисдикцию на обширные территории. Эти два процесса – с негативной и, напротив, позитивной коннотацией – создали для «коллективного» Запада ещё один повод уверенности в своей «победе» в завершавшейся «холодной войне» [25. Р. 63]. Последующая совместная стратегия государств-членов Евроатлантического сообщества формировалась в расчете на повторение данного успеха. Прежде всего, это проявилось в восприятии возможностей для расширения НАТО и ЕС как весьма протяжённых и хронологически, и территориально процессов.
Для самой ФРГ участие в формировании постюгославского пространства с активным и разнообразным по формам использованием не только политико-дипломатического, но и военного инструментария, являлось значимой составляющей реализации державных амбиций. Для Западной Германии они оставались вынужденно отложенными на протяжении всей «холодной войны». Основная причина этого – непреодоленность исторической ответственности за агрессию и в целом злодеяния Третьего рейха в период Второй мировой войны.
Подчёркивая свои кардинальные отличия от нацистского режима, ФРГ стремилась найти баланс между исторической ответственностью и желанием увеличить вес и влияние на международной арене. Обвиняя официальный Белград в жестокости и нагло сравнивая его с нацистским режимом (устами главы МИД ФРГ Й. Фишера в 1998-1999 гг.) [24. S. 126-140], официальный Бонн/Берлин пытался представить себя как миротворца, использовав это для обоснования своего вовлечения в решение «югославского вопроса».
Логично, что стремление ФРГ утвердиться в положении полновесного глобального игрока сопровождалось с начала XXI в. появлением значительного числа новых региональных направлений приложения политических и военных усилий. Это привело к уменьшению удельного веса постюгославского вектора, но не абсолютного значения данного показателя во внешней политике Германии в 2000-е – начале 2020-х гг. Другое дело, что происходил заметный и объясняемый уже достигнутыми результатами перенос усилий из политической и военной областей (как единого целого) преимущественно в первую. Упрочение позиций на Балканах оставалось для ФРГ важным этапом на пути к достижению взлелеянного в мечтах статуса одной из мировых держав.
Подтверждением тому стал в начале 2000-х гг. заметный рост заинтересованности в постепенном переходе от НАТО к ЕС нитей управления ситуацией в регионе со стороны Евроатлантического сообщества, иллюстрацией чего стала трансформация миссии SFOR в Боснии и Герцеговине в Althea. Тогда же впервые была обозначена важность для ЕС вхождения в него всех стран Западных Балкан. В середине – второй половине 2000-х гг. примером значимости Балкан для ФРГ явилось то внимание, которое она уделяла поддержке Косово в провозглашении им независимости (2008), а также подписанию БиГ соглашения о стабилизации и ассоциации с ЕС. Именно Германия явилась инициатором запуска Конференции по Западным Балканам в августе 2014 г.: примечательно, что для обозначения её функционирования был использован термин «Берлинский процесс» [8. С. 236], отражающий роль ФРГ в деятельности данной площадки де-факто и де-юре.
Переговоры на высшем уровне в формате Конференции проводились ежегодно. Её чётко декларируемая цель – обеспечить интегрирование всех без исключения региональных акторов (Албании, Боснии и Герцеговины, частично признанного края Косово, Северной Македонии, Сербии, Черногории) в ЕС [34]. Для Германии это означало бы полное завершение формирования постюгославского пространства в той конфигурации, что позволяла ФРГ обеспечить органичное и продолжительное пребывание в роли встроенного (по линии ЕС, НАТО) гаранта безопасности, стабильности и развития для региона. Лишь меньшинство отечественных исследователей ставят под сомнение возможность реализации данного сценария [14. С. 111-118]; большинство считает его вероятным [10. С. 183-187; 13. С. 42-45]. Но в их оценке он может растянуться на годы и десятилетия [19. С. 204-206].
О характере политики ФРГ на Балканах
Пройденный Германией с 1990-х гг. путь участия в судьбах постюгославского пространства позволяет с нового ракурса осмыслить важнейший вопрос «анатомии» региональной стратегии ФРГ: насколько она была в реальности реактивной или, напротив, проактивной? Другими словами, была она ситуативной, складывавшейся под влиянием обстановки или изначально представляла собой часть стратегических замыслов?
В германской историографии распространено восприятие линии ФРГ в 1990-е гг. на Балканах как вынужденной, являвшей ответом на уже шедший процесс распада Югославии [23; 26. С. 468-475]. Оно отражено в публикациях профильных ведомств ФРГ, особенно Министерства обороны [36. Р. 54, 62-72]. Среди отечественных исследователей преобладает восприятие шагов официального Берлина как тщательно продуманных тактических действий, что представляло собой органичную часть стратегии, разрабатываемой и согласуемой с партнёрами (прежде всего, США, а также Великобританией и Францией) [7. С. 86-96; 18. С. 284-293].
Прежде всего, следует остановиться на соотношении ряда эпитетов, используемых для характеристики внешней политики любого игрока. Эпитет «ситуативная» очень близка, практически синонимична «реактивной». Такое описание, как «вынужденная» всё же отстоит от первой намного дальше: иногда тот или иной актор, понимая неизбежность своего грядущего вовлечения в решение той или иной проблемы, может заранее продумать основу своих действий, подготовиться к ним. В данном случае «вынужденные» шаги становятся частью уже проактивной линии.
Авторская гипотеза состоит в том, что именно последний вариант характеризует линию объединившейся Германии в условиях распада Югославии. Прежде всего, следует понять, насколько вынужденность означала непродуманность, ситуативность действий, а развитие обстановки было неожиданным для германского руководства. Для доказательства или, напротив, опровержения гипотезы автор предлагает использовать метод от противного, попытавшись критически осмыслить аргументы, приводимые сторонниками восприятия стратегии официального Бонна/Берлина как реактивной.
Апологеты этого подхода указывали, во-первых, на фактор угроз нестабильности, которые стали проецироваться на территорию ФРГ, её государств-партнёров по НАТО и Европейским сообществам. Речь шла о масштабных потоках беженцев (до сотен тысяч человек), т.е. о возникновении миграционного кризиса в европейской части «коллективного» Запада [23. Р. 73-92]. Для самой ФРГ, учитывая трудоёмкость решения масштабной задачи по интегрированию её восточных (бывшей ГДР) земель [11. С. 40-42], данная проблема была серьезной.
Но следует дать ряд уточнений. Многочисленные общины выходцев из союзных республики Югославии (прежде всего, Косово) и Албании проживали на территории «старой» ФРГ задолго до начала 1990-х гг., являясь полноценной частью населения Западной Германии. В отличие, например, от миграционного кризиса 2015-2016 гг. [20. С. 63], волна беженцев 1990-х гг. не представляла проблемы в социокультурном отношении.
Так, официальный Берлин весьма положительно оценивал рост численности выходцев из бывшей Югославии в Германии. Интересно, что среди них лидировали по количеству албанские косовары [28] и хорваты [29]: в ФРГ на 2022 г. проживало по 0,4 млн человек, имевших соответствующие корни, что суммарно составляло около 1% ее населения. Соответственно, основной приток мигрантов в 1990-е гг. пришёлся именно на те этнические группы, поддержка которых являла первоочередную цель ФРГ с точки зрения приложения политических и военных усилий.
По логике, таковые, учитывая их фактический и декларируемый успех, должны были обеспечить условия для возвращения на историческую родину беженцев. Однако этого не произошло в сколько-нибудь значительных масштабах. Помимо высокого уровня социально-экономического развития, ФРГ оказалась привлекательна для выходцев из вновь возникавших субъектов постюгославского пространства именно как влиятельная и активная защитница их интересов.
Предпринимала ли ФРГ какие-либо значимые меры для пресечения потока беженцев из бывшей Югославии, особенно указанных её частей, в 1990-е гг.? Следует дать отрицательный ответ. Опосредованно это подтверждает готовность официального Бонна принять и инкорпорировать мигрантов, особенно с территорий дружественных игроков. Это отвечало логике мультикультурализма: его принципы как минимум в 1990-е гг. определяли направленность ФРГ в миграционном вопросе, учитывая её заинтересованность в притоке рабочих рук из-за границы.
Как уже отмечалось, характер линии Германии в ходе формирования постюгославского пространства обеспечивал дружественное отношение заметно увеличившихся общин хорватов, словенцев, албанских косоваров к федеральному правительству, что должно было заранее осознаваться последним.
Все это показывает, что, если фактор беженцев и обуславливал вынужденный характер действий ФРГ, то можно говорить о наличии продуманной линии поведения в данном вопросе, нацеленной на получение дивидендов (политических, особенно имиджевого характера, но также социальных), в т.ч. на долгосрочную перспективу.
В качестве аргумента приводилась очевидная на первый взгляд ограниченность возможностей ФРГ во внешней политике после только что состоявшегося объединения [26. S. 468-470]. Но уже в 1991 г., т.е. в первые месяцы после провозглашения вхождения земель ГДР в состав ФРГ, она следовала отнюдь не в положении ведомой партнёрами по НАТО и Европейским сообществам, но в опережение их.
Примечателен кейс с признанием независимости Хорватии и Словении. Вопреки позиции других государств-членов ЕЭС, Германия пошла на это 19 декабря 1991 г. в национальном качестве [37. S. 17]. Этот факт был и остаётся аномалией для внешней политики ФРГ, «столпом» которой ещё со времени К. Аденауэра выступала последовательная приверженность принципу мультилатерализма. Решение пойти на такой шаг, лишь 23 декабря 1991 г. во многом вынужденно поддержанный частью партнёров по Европейским сообществам, и только 15 января 1992 г. – уже их совокупностью в целом [37. S. 17], есть проявление решимости ФРГ действовать, опираясь на заранее разработанные основы стратегии на Балканах. Затем настойчивость Германии проявилась на боснийском (признание независимости БиГ вновь в авангарде Евроатлантического сообщества, применение бундесвера в операции Deny Flight), косовском, северомакедонском направлениях.
Вынужденность же как характеристика относилась к действиям ФРГ во всех без исключения случаях сецессии субъектов СФРЮ [26. S. 468-478]. Уже сам по себе данный факт, особенно учитывая активное дополнение применения политико-дипломатических возможностей использованием бундесвера (в случаях Боснии и Герцеговины, Хорватии, затем Косово, Северной Македонии), опосредованно подтверждает наличие единой, тщательно планируемой стратегии ФРГ в отношении всего вновь возникавшего постъюгославского пространства.
Немецкие исследователи [26. S. 468-478], сама германская сторона в официальных публикациях [36. S. 54, 62-72] уподобляли процесс распада Югославии «принципу домино», т.е. неизбежной сецессии всех субъектов, чем и обосновывалась необходимость участия ФРГ в регулировании процесса на всех его хронологических, географических фазах. Возникает вопрос: насколько естественным или, напротив, искусственным (в смысле вовлечённости игроков Запада в целом, Германии в особенности) был кейс каждой из сецессий на Балканах в 1990-е гг.?
Поиск ответа безусловно труден уже в силу того, что у истории нет сослагательного наклонения, т.е. любое обсуждение вопроса: каким был бы распад Югославии без участия государств-членов НАТО, ЕС, – будет, мягко говоря, дискуссионным. И всё же каждый кейс имел свои особенности – обращение к каждому, попытки их обобщения для постъюгославского пространства в целом позволят чётче понять значимость фактора ФРГ.
Линия ФРГ: географический срез
В случае Словении признание Германией независимости произошло, когда вооружённый конфликт последней с официальным Белградом уже завершился, притом гарантом мирных договорённостей выступали Европейские сообщества. Обосновывая свою позицию, официальный Бонн указывал на возможность распространения боестолкновений в Хорватии на словенскую территорию. Притом де-факто Германия нарушила согласие внутри Европейских сообществ, настаивая на изменении основы его подхода к «словенскому вопросу». «Побочным» результатом продемонстрированных «большой» ФРГ политико-дипломатических возможностей стало проявление ограниченности влияния самих Европейских сообществ (с 1992 г. ЕС).
Иначе обстояло дело с Хорватией: декларирование её восприятия как де-юре суверенного государства было осуществлено Германией на фоне активных боевых действий с Югославией. Решение ФРГ сыграло роль в прекращении огня в восточных районах Хорватии и усилило стремление хорватов в соседней Боснии и Герцеговине отстаивать свои интересы силой оружия. Признание независимости Хорватии осуществлялось до решения вопроса о её чётких границах [18. С. 466] – и не только на востоке, что в будущем стало одной из причин спора со Словенией из-за части акватории Пиранского залива.
Тем самым действия ФРГ укрепляли хорватский национализм, напоминая о роли Третьего рейха в создании режима усташей (под названием «Свободного государства Хорватия», бывшего сателлитом нацистской Германии). Осознавая это, ФРГ стремилась подчеркнуть свою настоящую и будущую роль как внешнего модернизатора Хорватии в смысле привития на её почву принципов либеральной демократии и тем как минимум сужении возможностей проявления национализма [21]. Вместе с тем возможность усиления крайне правых в Хорватии отнюдь не была исключена [21. С. 103-106], как и в самой ФРГ [1. С. 31-33].
В случае Боснии и Герцеговины признание её независимости Германией 6 апреля 1992 г. [37. S. 19], притом вновь в опережение большинства партнёров по Евроатлантическому сообществу, последующее установление дипломатических отношений не ослабили интенсивность боевых действий. До августа 1995 г. ФРГ избегала участия в деятельности миссии ООН UNPROFOR, вновь демонстрируя «особость» от большинства европейских стран-участниц НАТО и ЕС – прежде всего, Великобритании и Франции. Почему? Помимо сдерживающего фактора тогдашней незавершённости вывода советских (российских) войск из «новых» земель ФРГ, важную роль играла неготовность втянуться во многом хаотичный, т.е. развивавшийся по схеме «всех против всех» конфликт, когда нередки были нападения на миротворцев ООН.
Стремясь изменить данное положение, дипломатия Германии (прежде всего, послы В. Ишингер и М. Штайнер) сыграла совместно с США ключевую роль в консолидации двух из трёх основных сторон конфликта – бошняков-мусульман (очень сильное влияние США) и хорватов из Герцеговины (заметной были их контакты с самой ФРГ). Эти две стороны конфликта создали федерацию в марте 1994 г. [27]. В процессе переговоров официальный Бонн не допустил постановки местными хорватами вопроса о вхождении их земель в состав владений официального Загреба. Почему?
ФРГ стремилась к сохранению Боснии и Герцеговины в её границах на 1991 г., тем содействуя будущему ею обретению международной правосубъектности. Без консолидации и сохранения в составе БиГ хорватов победа будущей федерации над Республикой Сербской (РС) была бы невозможна. Готовность и способность оказывать давление на РС с целью недопущения её воссоединения с Сербией окончательно проявилась как основа линии США, ФРГ, других западных игроков по «боснийскому вопросу». Создание бошняко-хорватской федерации (1994) имело антисербскую направленность, которая стала усиливаться под эгидой официального Бонна. Он принял участие в бомбово-штурмовых ударах в рамках операции Deny Flight (30 августа – 20 сентября 1995 г.), несколько ранее подключившись к деятельности миссии UNPROFOR с опорой на базу в Хорватии [36. Р. 65].
Германская дипломатия в сотрудничестве с США сыграла заметную роль в выработке Дейтонских (Парижских) соглашений от 14 декабря 1995 г. Они ознаменовали завершение вооружённого конфликта в БиГ, определили её конфедеративное устройство, а также ориентированность на Евроатлантическое сообщество. Для имплементации договорённостей были развёрнуты силы IFOR (с 1996 г. – SFOR), в состав которых ФРГ направила контингент численностью до 4 тыс. солдат и офицеров [33. S. 6633A]. Территория РС оказалась разрезана на две части бошняко-хорватской федерацией, а соотношение их площадей было установлено как 49 % и 51 % [7. С. 89-90].
Оба эти решения были искусственными, сопровождаясь массовым вынужденным уходом сербов из своего жилья (вплоть до выкапывания гробов предков) на территориях, передававшихся федерации [7. С. 96]. Тем самым декларирование ФРГ и Евроатлантическим сообществом в целом недопустимости гуманитарной катастрофы в данном случае – бошняков-мусульман, хорватов из Герцеговины [32. S. 3955B-3955C] – сочеталась с организацией таковой и её замалчиванием в отношении сербского населения. В этом вновь, как и ранее в Хорватии, но уже по нарастающей проявилось игнорирование системообразующей нации Югославии – сербской.
Данная тенденция стала ещё более отчётливой в случае Косово.
Дейтонские соглашения (1995) одним из своих блоков имели пункты по существенному ослаблению военного потенциала не только РС, но и самой «малой» Югославии» [7. С. 90-93]. На данном фоне с 1998 г. Евроатлантическое сообщество стало педалировать свою обеспокоенность ситуацией в Косово. Сербское руководство обвинялось в геноциде, притом особую активность проявила германская сторона: тогдашний глава МИД Й. Фишер демагогически заявлял о недопустимости «нового Освенцима» [24. S. 126-140].
Тем самым ФРГ подчёркивала собственные успехи в деле денацификации и привития принципов либеральной демократии. Одновременно предупреждалась возможность проведения исторических аналогий между ситуациями 1998-1999 гг. и 1941 г. А это было неизбежно: Германия вновь проецировала силу в отношении Югославии. Как и в случае других кейсов в распаде Югославии, вновь ФРГ, тесно координируясь с США, находилась в авангарде давления на официальный Белград.
Это проявилось в продвижении «плана Рамбуйё» от 22 февраля 1999 г., который де-факто предполагал переход Косово под внешнее управление с развёртыванием здесь многочисленных сил НАТО по поддержанию мира. Отказ Белграда от этой инициативы привёл к дальнейшему усилению давления, причём именно Берлин стал местом созыва Европейского совета 24 марта 1999 г., на котором было объявлено о грядущей (начавшейся уже ночью) военно-силовой операции Альянса Allied Force [15. С. 154].
ФРГ в военном плане приняла в ней намного более активное участие, чем в Deny Flight [16. С. 467], а после достижения договорённостей о прекращении огня выделила крупные силы – до 8,5 тысяч солдат и офицеров – в состав вновь учреждённых сил НАТО для Косово KFOR [22. S. 2-4]. И вновь недопущение гонений на одну этническую группу – албанских косоваров (с игнорированием премтуплений «Армии освобождения Косово») – сопровождалось отсутствием внимания к обоснованным озабоченностям другой группы – этнических сербов, живших на территории края. То есть речь вновь шла об одностороннем подходе ФРГ.
Наконец, в случае Северной Македонии Германия, как и её партнёры по Евроатлантическому сообществу, приняла сторону официального Скопье при выработке и реализации Охридских соглашений (2001). Иными словами, ФРГ пресекала сепаратистские настроения местных албанцев. Для этого начал использоваться и бундесвер в составе сменявших друг друга миссий НАТО, однако его первоначальное развёртывание произошло несколько недель спустя подписания и старта имплементации Охридских соглашений [36. S. 54]. Почему? Официальный Берлин вновь опасался втягивания в незавершившиеся немедленно боевые действия, риска потерь от албанских повстанцев, – при том, что их соотечественникам в Косово оказывалась разносторонняя поддержка в деле налаживания собственной системы управления.
Сам распад Югославии был в значительной мере объективным процессом. Однако те формы и политико-территориальные результаты, которые в итоге имели место, во многом возникли в результате действий западных игроков, отнюдь не последнюю роль среди которых сыграла ФРГ.
* * *
Какой вывод можно сделать о степени проактивности её линии? В ней выделялся ряд отчётливых закономерностей.
Во-первых, процесс сецессий, которые поддерживались Германией, в 1990-е гг., развивался с запада на восток, т.е. от границ Евроатлантического сообщества: Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина, кейс Косово, Македонии. Это детерминировано не только внутренней обстановкой в каждом случае, но и удобством переноса влияния стран-участниц ЕС и НАТО от одного кейса на другой после достижения успеха в первом случае. Данное положение во многом объясняло хронологические промежутки (от 1 до 3 лет), которые отделяли перефокусирование стратегического внимания с более западного на расположенный восточнее субъект бывшей Югославии. В этой связи следует подчеркнуть почти неизменное нахождение ФРГ в авангарде планов и действий Евроатлантического сообщества.
Во-вторых, показательно стремление Германии к сохранению в границах на 1991 г. всех бывших союзных республик, кроме самой Сербии, что показал пример Косово. В дальнейшем это выразилось в безоговорочном признании ФРГ провозглашённой властями в Приштине независимости (2008), а также весьма положительном восприятии выхода Черногории из состава «малой» Югославии в результате референдума (2006). Притом официальный Берлин не был готов к вхождению Косово в состав Албании даже в перспективе. Почему?
Стремясь ослабить бывший федеральный центр (Сербию, что среди прочего проявилось в восприятии желаний сербского меньшинства на севере Косово и жителей Республики Сербской), ФРГ тем самым обеспечивала собственную роль как внешнего гаранта безопасного и стабильного развития постюгославского пространства. Интересам Германии объективно отвечало наличие небольших, соизмеримых по возможностям, государств – в данной связи речь прежде всего шла об ослаблении Сербии (старого центра притяжения), но также и о недопущении чрезмерного усиления Албании (потенциального нового, альтернативного ФРГ и достаточно влиятельного игрока).
Наличие данных отчётливых закономерностей в поведении Германии, притом уже с начала 1990-х гг., позволяет утверждать о проактивном характере всей её линии в ходе распада СФРЮ.
Институционально Германия укрепила свою роль как модератора постюгославского пространства запуском Конференции по Западным Балканам в 2014 г. (параллельно усиливая влияние на сопредельных с регионом игроков – прежде всего, Румынию [4. С. 235-256]). Вместе с тем работа данного механизма сталкивалась с растущим числом трудностей. Многие из них стали намного заметнее с весны – лета 2022 г. на фоне вынужденной Специальной военной операции РФ на Украине, что вносит заметный вклад в формирование нового миропорядка.
Здесь следует со всей определенностью подчеркнуть, что сама СВО не является причиной обострения трудностей. Они детерминированы искусственностью ряда решений Запада, которые априори не могли не привести к трещинам в фундаменте постюгославского пространства. Вопрос состоял лишь во времени и масштабе проявления данных трещин. О чём конкретно идёт речь?
О подстегиваемом извне ослаблении положения официального Белграда до «рядового» регионального игрока в увязке с настойчивостью стимулирования интегрирования Сербии в евроатлантические институты без признания альтернативы такому пути [14]. В увязке с этим наличествует проблема недоучтённости интересов жителей Республики Сербской, собственно сербского населения в Косово в процессе формирования постюгославского пространства. Стремления их к сплоченности (социокультурной, торгово-хозяйственной, в определённой мере политической) с «большой» Сербией можно, если использовать терминологию из сферы строительства, уподобить мощным подземным потокам. Они ведут к трещинам в фундаменте постюгославского пространства. Роль ФРГ в его формировании различна – прораб, строитель, а также ремонтник, пытающийся цементировать эти трещины.
Так, именно германский дипломат К. Шмидт, занявший пост Верховного представителя по выполнению Дейтонского соглашения с 2021 г., настоял на изменении процедуры выборов президента БиГ. Это было направлено на ослабление позиций РС [6]. К тому же данное решение было принято без участия России, которая является полноправным государством-членом Руководящего органа по выполнению Дейтонского соглашения с 1995 г. [9].
В июне 2022 г., на фоне подготовки Конференции по Западным Балканам, участию в которой противился ряд региональных игроков [31], в Косово впервые за всю историю прибыл канцлер О. Шольц [28]. ФРГ преследовала цель демонстрацией близости с властями в Приштине стимулировать Сербию подключиться к реализации мощных рестриктивных мер в отношении РФ [30].
Однако результат оказался обратным: поездка канцлера Германии была истолкована властями Косово как неофициальное согласие на резкое ужесточение линии по дальнейшему отдалению местных сербов от «большой» Сербии. Результатом стали действия властей в Приштине по оказанию давления на этническое меньшинство на севере Косово, начиная с требования об отказе от сербских автомобильных номеров осенью 2022 г. Это привело весной – летом 2023 г. к резкой деградации обстановки, создав риск возобновления вооружённого конфликта [12].
Тем самым возникает эффект искусственного усложнения и затягивания конфликтов в Боснии и Косово, что делает всю конструкцию постъюгославского пространства, создаваемую с активнейшим участием ФРГ с 1990-х гг., достаточно хрупкой.
Литература
1. Белинский А. В. «Восстание против элит»: Всплеск праворадикального популизма в Западной Европе // Актуальные проблемы Европы. 2018. № 2.
2. Белинский А. В. От канцлера-«знаменосца» к канцлеру-«менеджеру». К вопросу об эволюции политического лидерства в ФРГ во второй половине XX – начале XXI в. // Ак-туальные проблемы Европы. 2019. № 2. DOI: 10.31249/ape/2019.02.02
3. Белинский А. В., Никуличев Ю. В. «Американские горки»: Эволюция отношений между США и ФРГ в 1989–2019 гг. // Актуальные проблемы Европы. 2019. № 4. – С. 135-157. DOI: 10.31249/ape/2019.04.08
4. Биткова Т.Г. Румыния и Германия: исторические, политические и экономические ас-пекты взаимодействия // Актуальные проблемы Европы. 2022. № 2. DOI: 10.31249/ape/2022.02.13
5. Бисерко С. Гегемонистские националистические матрицы прошлого и будущее Балкан // Актуальные проблемы Европы. 2021. № 2. DOI: 10.31249/ape/2021.02.04
6. Высокий представитель Шмидт изменил закон о выборах в Федерации Боснии и Герце-говины. 02.10.2022. // ТАСС. 2022. 02.10. – https://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/15935407
(дата обращения: 01.06.2023).
7. Гуськова Е. Ю. Вооруженный конфликт и политическое урегулирование: кризис диа-логовой модели на Балканах в 90-е годы XX века (окончание) // Новая и новейшая исто-рия. 2017. № 1.
8. Калоева Е. Б. Отечественные и зарубежные исследователи о настоящем и будущем За-падных Балкан (Аналитический обзор) // Актуальные проблемы Европы. 2019, №3. DOI: 10.31249/ape/2019.03.11
9. Комментарий официального представителя МИД России М. В. Захаровой в связи с «за-седанием» Руководящего комитета Совета по выполнению мирного соглашения по Бос-нии и Герцеговине. // МИД РФ. 2022. 09.06. – https://www.mid.ru/ru/maps/ba/1816930/ (да-та обращения: 01.06.2023).
10. Князева С. Е. Проблема вступления в ЕС балканских стран и расширения ЕС в кон-тексте ценностной модели Европейского союза // Актуальные проблемы Европы. 2021. № 2. DOI: 10.31249/ape/2021.02.08
11. Любин В. П. Решающий 2017 год: политические партии и выборы в Германии // Ак-туальные проблемы Европы. 2018. № 2.
12. Новые беспорядки в Косово. Президент Сербии выступил с экстренным обращением // Газета.ру. 2023. 29.05. – https://www.gazeta.ru/army/2023/05/29/17062250.shtml (дата об-ращения: 01.06.2023).
13. Полывянный Д. И. «Балканизация» и «европеизация» на юго-востоке Европы // Со-временная Европа. 2015. № 5.DOI: 10.15211/soveurope520153647
14. Пономарева Е. Г., Рудов Г. А. НАТО - Югославия: перспективы расширения альянса на Балканах // Вестник дипломатической академии МИД России. Россия и мир. 2020. № 1.
15. Примаков Е. М. Восемь месяцев плюс… – М.: Мысль, 2001.
16. Пушкарева В. В. Внешняя политика современной Германии на постюгославском пространстве // Вестник Удмуртского университета. Социология. Политология. Между-народные отношения. 2017. № 4. – С. 466-474.
17. Филитов А. М. Германо-германские отношения в 1949–1990 гг. // Актуальные про-блемы Европы. 2019. № 4. DOI: 10.31249/ape/2019.04.03
18. Шагалов А. В. Роль Германии в урегулировании конфликта в Боснии и Герцеговине В 1992–1995 гг. // Ученые записки Казанского государственного университета. Серия гу-манитарные науки. 2008. № 7.
19. Энтина Е. Г. Евроатлантическая интеграция республик бывшей Югославии и россий-ский фактор // Актуальные проблемы Европы. 2018. № 1.
20. Юдина Т. В. В поисках политического центра: Новое профилирование германских партий и борьба за понятия // Актуальные проблемы Европы. 2019. № 4. DOI: 10.31249/ape/2019.04.04
21. Яковина Т. Хорватская политика: Символика и бездействие // Актуальные проблемы Европы. 2021. № 2. DOI: 10.31249/ape/2021.02.05
22. Antrag der Bundesregierung. Deutsche Beteiligung an einer internationalen Sicherheitsprä-senz im Kosovo zur Gewährleistung eines sicheren Umfeldes für die Flüchtlingsrückkehr und zur militärischen Absicherung der Friedensregelung für das Kosovo. – Deutscher Bundestag, 14. Wahlperiode. Drucksache 14/1133, 11.06.1999.
23. Bendiek A. Der Konflikt im ehemaligen Jugoslawien und die Europäische Integration. – Wiesbaden: Verlag für Sozialwissenschaften, 2004.
24. Bindenagel J. Germany from Peace to Power? Can Germany lead in Europe without domi-nating? – Bonn: Bonn University Press, 2020.
25. Boblitt P. The Shield of Achilles: War, Peace and the Course of History. – London: Pen-guin Group, 2002.
26. Calic M.-J. Ex-Jugoslawien // Handbuch zur deutschen Außenpolitik / S. Schmidt, G. Hellmann, R. Wolf (Hrsg.). – Wiesbaden: Verlag für Sozialwissenschaften/ GWV Fachverlage GmbH, 2007.
27. Laudatio von Staatsminister Gernot Erler auf Dr. Christian Schwarz-Schilling anlässlich der Verleihung des Hessischen Friedenspreises, Wiesbaden // Auswärtiges Amt. 2007. 20.11. – https://www.auswaertiges-amt.de/de/newsroom/071120-erler-hess-friedenspreis/219246 (дата обращения: 01.06.2023).
28. Pressekonferenz von Bundeskanzler Scholz und dem kosovarischen Ministerpräsidenten Kurti am 10. Juni 2022 in Pristina // Bundeskanzleramt. 2022. 10.06. – https://www.bundesregierung.de/breg-de/suche/pressekonferenz-von-bundeskanzler-scholz-und-dem-kosovarischen-ministerpraesidenten-kurti-am-10-juni-2022-in-pristina-2051086 (да-та обращения: 01.06.2023).
29. Pressekonferenz von Bundeskanzler Scholz und dem Ministerpräsidenten der Republik Kroatien Plenković am 1. Juni 2022 in Berlin // Bundeskanzleramt. 2022. 1.06. – https://www.bundesregierung.de/breg-de/suche/pressekonferenz-von-bundeskanzler-scholz-und-dem-ministerpraesidenten-der-republik-kroatien-plenkovi%C4%87-am-1-juni-2022-in-berlin-2045902 (дата обращения: 01.06.2023).
30. Pressekonferenz von Bundeskanzler Scholz und dem serbischen Präsidenten Vučić am 10. Juni 2022 in Belgrad // Bundeskanzleramt. 2022. 10.06. – https://www.bundesregierung.de/breg-de/suche/pressekonferenz-von-bundeskanzler-scholz-und-dem-serbischen-praesidenten-vu%C4%8Di%C4%87-am-10-juni-2022-in-belgrad-2051158 (дата обращения: 01.06.2023).
31. Pressestatement von Bundeskanzler Scholz zum EU-Westbalkan-Treffen am 23. Juni 2022 in Brüssel. 23.06.2022. // Bundeskanzleramt. 2022. 23.06. – https://www.bundesregierung.de/breg-de/suche/pressestatement-von-bundeskanzler-scholz-zum-eu-westbalkan-treffen-am-23-juni-2022-2055184 (дата обращения: 01.06.2023).
32. Rede von Dr. Klaus Kinkel, Bundesminister AA // Plenarprotokoll 13/48. – Deutscher Bun-destag, 13. Wahlperiode. Stenographischer Bericht 48. Sitzung. Bonn, Freitag, 30. Juni 1995.
33. Rede von Bundeskanzler Dr. Helmut Kohl // Plenarprotokoll 13/76. – Deutscher Bundestag, 13 Wahlperiode. Stenographischer Bericht. 76. Sitzung. Bonn, Mittwoch, 6. Dezember 1995.
34. Rede von Bundeskanzler Scholz an der Karls-Universität am 29. August 2022 in Prag. 29.08.2022. // Bundeskanzleramt. 2022. 29.08. – https://www.bundesregierung.de/breg-de/suche/rede-von-bundeskanzler-scholz-an-der-karls-universitaet-am-29-august-2022-in-prag-2079534 (дата обращения: 01.06.2023).
35. Satjukow S. Besatzer: "Die Russen" in Deutschland, 1945-1994. – Göttingen: Vandhoek und Ruprecht, 2008.
36. The Bundeswehr on Operations. – Berlin: Federal Ministry of Defense, 2009. – 120 p.
37. Zeittafel vom 12.9.1990 bis 20.12.1993. // Deutsche Außenpolitik nach der Einheit 1990-1993. Eine Dokumentation herausgeben vom Auswärtigen Amt. – Bonn: Auswärtiges Amt, 1993.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
