После крушения СССР в политической терминологии воцарился самый настоящий хаос. Либерализм и постмодернизм очень хорошо поработали, подменяя и накладывая друг на друга различные понятия, способствуя расцвету софизма и эклектики. Коснулось это и классификации праворадикальных движений.
Например, националист – это, оказывается, не человек, исповедующий идеологию превосходства своего народа по отношению к другим, как было ранее в СССР, а просто... патриот. Но тут возникает вопрос: «А как же назвать тогда того, кто за это самое превосходство?» А давайте его назовем, предлагают одни, шовинистом, а другие – нацистом. Но тогда неясно, куда девать настоящих нацистов (напомним, так называли себя члены Национал-социалистической немецкой рабочей партии), и родственных им итальянских фашистов? Вопрос решается просто: их никак не называют. Они теперь в общей сумме нынешних «нацистов», которых раньше называли националистами.
После такой терминологической подмены все перечисленные группы (и фашисты, и нацисты, и монархисты, и имперцы, и державники, и этнические националисты, и патриоты) есть и патриоты, и националисты. Когда надо – патриоты, а когда не надо – националисты, а в иные минуты – и еще кто-то. Как удобнее.
Следует положить конец этой беспорядочной классификации, чтобы вывести на свет и адекватно интерпретировать все праворадикальные группы.
Понятия «правые» и «левые», несмотря на их длительное использование в политической практике, сегодня лишены чёткого содержания [9]. Возникнув как обозначение отношения к старым порядкам (радикального или консервативного), позже они стали фиксировать социалистическую и несоциалистическую позиции. Причём если первая позиция реализуется в одном смысловом измерении (посткапиталистическом), то вторая включает три направления: модернистское, то есть буржуазное, домодернистское и постмодернистское. Иными словами, левыми мы называем те силы, которые стремятся ограничить и, в конечном итоге, уничтожить частную собственность и государство, а правыми – тех, кто препятствует этому в различных вариациях частной собственности и государства.
И те, и другие имеют умеренные и радикальные формы.
Сейчас в науке нет общеупотребительного значения термина «радикализм» [17, с. 110]. Изначальный смысл («затрагивающий самые основы; глубокий, решительный, коренной» [20]) используется по-разному. Наиболее плодотворно строгое разграничение двух его главных смыслов: радикализма как способа деятельности и как социально-политической позиции [17, с. 112].
В первом случае радикализм может использоваться всеми политическими силами, а во втором он составляет фундаментальную основу политической активности и тождественен революционному или контрреволюционному действию. Различие между ними в том, что революционеры стремятся коренным образом преобразовать социальную действительность, а контрреволюционеры – не допустить этого. Радикальная социально-политическая позиция может реализовываться как радикальными, так и умеренными способами.
Таким образом, революционеры и контрреволюционеры всегда стратегически радикальны, но не всегда радикальны в конкретной политической практике.
В связи с этим закономерен вопрос о том, какой политический радикализм рационально сделать предметом исследования: способа деятельности или социально-политической позиции? Рассмотрение только первого уводит в сторону рассмотрения «социального радикализма». Изучение второго во всем его объеме ведет к подмене проблемы политического радикализма темой революции и контрреволюции. Поэтому наиболее логично использование обоих понятий – «радикализма позиции» в качестве родового и «радикализма как способа деятельности» в качестве видового понятия.
Исходя из этого, политический радикализм - это революционная или контреволюционная идеология, которая ставит воплощение своих доктрин на повестку дня ближайшей политической практики и реализует ее наиболее решительными и быстрыми действиями.
Если изучение леворадикальных организаций не представляет методологических трудностей в силу однородности их генезиса, то с правыми радикалами дело обстоит сложнее. Во-первых, различные идейные источники порождают большой идеологический плюрализм в их среде [14, с. 6]. Во-вторых, в современной науке сложилось весьма узкое представление о правом радикализме. С точки зрения его отношения к этническому фактору одни авторы отмечают, что «идеология праворадикализма может иметь либо расистский, либо националистический характер» [16, с. 16], другие выделяют только национализм [7, с. 242], третьи делают упор на то, что «присутствие правого радикализма свойственно таким идеологиям как нацизм, фашизм, неофашизм» [21, с. 168].
Несмотря на эту разноголосицу мнений, «общая черта праворадикальных движений различных стран состоит …в том, что все они – особенные и тяготеют к абсолютизации особенного» [14, c. 9], то есть «национального характера», «национальной культуры» своего народа, природных особенностей своей расы.
С точки зрения желательной для правых радикалов модели общественного устройства исследователи чаще всего делают упор на склонность к авторитаризму и различным видам неравенства [7, с. 16], при этом, с одной стороны, оставляя на обочине тоталитарные тенденции правых радикалов, а, с другой, не учитывая их встроенность в современные демократические реалии.
Это свидетельствует, что проблема правого радикализма до сих пор слабо разработана и нуждается в теоретико-методологическом обосновании. Оно должно строиться на системном подходе и поэтому использовать различные основания при делении ключевого понятия. Таковыми могут быть, прежде всего, социальный идеал и способ его воплощения в обществе. А далее, на втором (нижнем) уровне классификации эта связка повторяется, но в более конкретизированном виде.Правые радикалы используют в своей идеологии три базовых социальных идеала: националистический (или расистский), «социалистический» и космополитический. Для их реализации предполагается задействовать три формы политического режима: тоталитарную, авторитарную и авторитарно-демократическую. Последняя вполне логична в силу общей антидемократической установки всех правых радикалов. Ценности либеральной демократии правые радикалы не реализуют, а вот демократические институты использовать могут.
Сопряжение двух подходов в делении понятия «правые радикальные движения» позволяет создать универсальную «матрицу» данного феномена, которую можно анализировать (рисунок 1). Она дает нам 9 основных возможных типов правых радикальных движений: тоталитарные «социалисты», тоталитарные националисты, тоталитарные космополиты; авторитарные «социалисты», авторитарные националисты, авторитарные космополиты; авторитарно-демократические «социалисты», авторитарно-демократические националисты, авторитарно-демократические космополиты.
Рассмотрим в качестве примера некоторые ниши этой матрицы. В первую очередь обратим внимание на нацизм и фашизм, как формы тоталитарного «социализма».
Очень часто, вопреки происхождению термина «нацизм» и установившейся в прошлом традиции его употребления, современные националисты заявляют, что «под нацизмом понимается уничтожение чуждых культур и (или) народов их создавших» [11, с. 152].
Разберём сначала очевидную этимологию.
2
«Национал-социалист» по-немецки «Nationalsozialist». На базе немецкого языка, пожелай мы сократить это сложное слово, выявляются целых два слога «Ци», которые напрашиваются для закрепления в качестве последнего слога сокращённого слова. Получается «Nazi» – с произнесением «НаЦи» –ударение переходит на первый слог, что для (западно) германских языков – устойчивое явление. В «Немецко-русском словаре» Рудаша / Лепинга 1947 г. соответствующая статья гласит: «Nazi м. р.; род.п.: -s, мн. ч.: -s (от Nationalsozialist) презрит. нАци, нацист, национал-социалист (член германской фашистской партии)». Итак, получается презрительная кличка – по типу русских «фашик / фашики», «коммуняка / коммуняки», «беляк / беляки».
В английском языке в отношении германских фашистов предпочтительно применялся и применяется этот же термин: «Nazi», который и произносится на немецкий манер – как «наци», хотя по английским правилам это надо бы читать как «нэйзи».
Что же до термина «нацист», то «Nazist» – это сокращение от Na[tionalso]zi[ali]st». Впрочем, понятие «National-Sozialismus» ([националь-зоциалисмус] – «национал-социализм») тоже имеет сокращение: «Nazismus» ([нацисмус] – «нацизм»). Однако изначально «Наци» было просторечным вариантом мужского имени «Ignaz» ([Игнац]), то есть «Игнат», распространённого в Баварии и Австрии. Это слово также использовалось для обозначения глупого, недалёкого человека в Австрии и немецкоязычной Богемии. (Видимо, по типу русского выражения «Ваня-дурак»). В 1903 г. зафиксировано употребление слова «Наци» в отношении понятия «национал-социальный». В отношении партии национал-социалистов слово «наци» было впервые применено, вероятно, Куртом Тухольски в газете Die Weltbuhne 8 июня 1922 года.
С 1930 г. сами гитлеровцы иногда себя так именуют для отличия от «сОци» (Sozi – [зоци]), то есть «социал-демократов» и прочих социалистов (Sozialist–[зоЦиалист]). Так, Геббельс опубликовал в 1927 году в Эльберфельде брошюру «Der Nazi-Sozi. Fragen und Antworten fur den Nationalsozialisten.» («Наци-соци. Вопросы и ответы для национал-социалистов»).
В ГДР, общество которой именовалось «реальным социализмом», дабы не осквернять термин «социализм» (Sozialismus), в отношении гитлеровского режима вместо «Nationalsozialist» und «Nationalsozialismus» старались употреблять термины «Nazi» und «Nazismus».
Итак, термин «нацизм» имеет не просто немецкое, но и национал-социалистическое происхождение и содержание.
Настоящий, а не выдуманный современными националистами нацизм есть разновидность тоталитарного правого демагогического социализма, и это роднит немецкий нацизм и итальянский фашизм и поэтому позволяет ставить между ними знак равенства по большинству существенных признаков.
3
Что же их объединяет в единую родовую сущность? Не национализм сам по себе, ибо до них было полно всевозможных националистов. Не террористическая система на службе капитала и не жестокости. Капиталистам служили и еще долго будут служить самые разные садисты и террористы. Суть фашизма=нацизма в другом – в идее социального партнерства между национальными пролетариатом и капиталом, но не в либерально-демократическом, как у социал-демократов или умеренных солидаристов, варианте, а в националистическом и террористическом. И в добавок к тому – тоталитарном, а значит, обязательно госкапиталистическом.
Поэтому можно сформулировать следующее определение. Национал-социализм (фашизм) – тоталитарный общественный строй, предполагающий корпоративный союз (социальное партнерство, солидаризм) национальной буржуазии и национального пролетариата, основанный на государственном капитализме, идеологии национализма (расизма) и милитаризме.
Надо учитывать и отличия двух форм данного феномена. Их следует искать на нижних этажах иерархии социальных идеалов и средств их реализации. Если германский нацизм последовательно проводил свою модель госкапитализма, идеологически ориентировался на расистски понимаемый идентификационный признак «крови и почвы» и решительно насаждал неоязычество, то итальянские «товарищи» чаще шли на компромисс с крупным капиталом и периодически осуществляли либеральный экономический курс; не порывали они и с католицизмом, по крайней мере до 1937 г. Действуя в парадигме национального государства, при которой «Нация не есть раса или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, т.е. множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, т.е. самосознание, следовательно, и личность» [12, с. 219-220]. Такое понимание нации было идеальным обоснованием для власти «лучших», управляющих страной. Принятая итальянским фашизмом концепция элиты подразумевала воспитание ограниченного количества достойных управлять кадров [19. с. 115]. Иными словами, если у итальянских фашистов государство создавало нацию, то у нацистов наоборот – нация создавала государство.
Эти отличия были вторичными по отношению к сущностному единству фашистов и нацистов – попытке выстроить социальное межклассовое партнерство на основе тоталитарной госкапиталистической идеологии и практики, что дает нам право определить этот феномен как праворадикальный тоталитарный солидаризм.
Рассмотрим его содержание более подробно на примере германского нацизма.
4
Европейский праворадикальный тоталитарный солидаризм был результатом глубокого социально-экономического, политического и духовного кризиса западного капиталистического общества, который выражался: (1) в издержках структурной перестройки капиталистической экономики на монополистический и государственно-монополистический лад; (2) в политическом тупике (нестабильном равновесии), при котором буржуазия не могла справиться с рабочим движением «легальными» методами, а пролетариат не мог одолеть буржуазию; (3) в исчерпании идеологического и морально-психологического потенциала буржуазного либерализма, что нашло отражение в крушении индивидуалистических иллюзий «маленького человека».
Решающую роль в становлении праворадикального тоталитарного солидаризма сыграла монополистическая буржуазия. Именно она снаряжала, политически поддерживала и финансово обеспечивала новоявленных праворадикалов. Ее интересы определили главную черту праворадикального тоталитарного солидаризма – стремление фашистских и нацистских вождей перевести классовую борьбу пролетариата и других угнетенных слоев со своими эксплуататорами в русло противостояния с «национальными врагами».
Эту задачу до появления фашистов пытались решить многие идеологи буржуазии, но только в движении фашистов=нацистов было найдено эффективное средство привлечения рабочих на сторону крупного капитала. Им оказалось эклектичное соединение антибуржуазной псевдосоциалистической риторики с империалистическим расистским национализмом. В основе этой демагогии лежало утверждение о том, что субъектом, движущим историю, является элемент, который неразрывно связывает классы в национальную общность. Таким элементом считалась «кровь», а потому вся история представлялась в виде столкновения различных «общностей крови», то есть рас, или же расистски понимаемых наций.
То, что пропагандистская антибуржуазность является лишь маскировкой истинных целей нацизма, было уже видно на примере вытеснения, а затем уничтожения в 1933–1934 гг. более 200 тысяч штурмовиков «СА», требовавших от руководства НСДАП выполнения «антикапиталистической программы».
Борьба «левого» и «правого» направлений нацизма отражала противоречия между различными монополистическими группами Германии. Если руководители «Дойче банк», химических и электротехнических концернов, саксонской и силезской промышленности, торгового капитала стремились в союзе с Францией осуществить направленный против СССР и США проект «Срединной Европы» и для этого делали ставку на штурмовиков Рема и братьев Штрассеров, то группа Шахта – Тиссена – Геринга выдвигала планы военного уничтожения Франции и поддерживала с этой целью охранные отряды «СС» Гитлера. «Ночь длинных ножей» 30 июня 1934 г. решила исход этого противостояния [13, с. 50-55].
Соединение расизма с антикапиталистической демагогией могло принести успех только при поддержке широкими народными массами. А это было невозможно без решения фашистами некоторых социальных проблем и тотального изменения сознания людей через внушение и манипулирование [13, с. 21-31].
Фашистские идеологи воспользовались тем, что атомизированный западный индивидуалист оказался морально и психологически раздавленным пессимистически мыслящим человеком, и создали совершенно новый комплекс идеологии, психологии и морали, в котором тяга к солидаризму причудливо переплеталась с элитаристскими поисками «сверхчеловека». Это вело к тотальному конформизму и отсутствию потребности отыскания всякого смысла, так как «сверхчеловеческое» и национально-групповое выражалось в одном человеке – вожде. В арсенале средств фашистских манипуляторов - воссоздание архаических мифов, пропаганду культа смерти, силы и жестокости, призыв к разрыву со старшим поколением, упор на манихейское объяснение мира, поддержка болезненного инстинкта группы [8, с. 445-476].
В результате усилий нацистов в Германии сложилось социальное партнерство буржуазии и пролетариата. В отличие от социал-демократов, нацисты выстраивают эту «смычку» с помощью тоталитарного государства, которое характеризуется полным (тотальным) прямым контролем органов государственной власти над всеми сферами жизни общества. Кроме проникновения государства во все и вся, кроме полицейского нажима, тоталитаризм, в отличие от авторитаризма, предполагает и обратное движение: граждане в большинстве своем сознательно или бессознательно, организованно и горячо поддерживают тоталитарные действия власти. 20 января 1934 г. был издан Закон о регулировании национального труда, за которым последовали 19 директивных инструкций по его осуществлению. Вместо фабзавкомов, обладавших широкими правами, был введен институт доверенных. Последние под председательством предпринимателя образовывали совет предприятия, обладавший совещательными функциями и имевший целью «достижение согласия и сотрудничества на предприятии, повышение производительности труда, разрешение конфликтов». Этим же актом были расширены права владельца предприятия, который объявлялся фюрером своего коллектива с передачей ему прерогатив, вытекающих из принципа «вождизма».
Решающее слово в случае возникновения споров между «вождем» предприятия и «доверенными» по вопросу об условиях устава предоставлялось «попечителям труда». Согласно параграфам 18 и 19, «попечитель» является имперским чиновником и высшим уполномоченным центрального правительства по социально-политическим вопросам в своем районе, подчиненным имперскому министру труда. В сферу его полномочий входило определение условий заключения договоров, наблюдение за созданием и работой «советов доверенных», при определенных условиях назначение и отзыв «доверенных», принятие решений при спорах, выработка директив и тарифных условий, а также наблюдение за их выполнением. «Попечителю труда» было предоставлено право принятия решений о сроках и масштабах увольнений. В соответствии с принципом «вождизма», «попечитель» должен был принимать решения самостоятельно. Существовавший при нем совет экспертов действовал на правах совещательного органа.
При этом провозглашалось равенство прав и обязанностей работодателя и лиц наемного труда и намечались мероприятия, выглядевшие как соответствующие интересам рабочего коллектива. IV раздел закона предусматривал создание «социальных судов чести». Они должны были рассматривать нарушения «социальных обязанностей» как членами коллектива, так и предпринимателями. К нарушениям, подлежащим разбирательству в таком суде, состоявшем из назначенного министром юстиции судьи и двух заседателей – одного от предпринимателей, другого от уполномоченных коллектива, – были отнесены: 1) злонамеренная эксплуатация подчиненных и оскорбление их чести со стороны предпринимателей; 2) нарушение «трудового мира» подчиненными, «незаконное вмешательство» «доверенных» в дела управления предприятием; 3) принесение необоснованных жалоб «попечителю труда»; 4) разглашение «доверенными» секретов предприятия. «Судами чести» могли быть наложены следующие взыскания: предупреждение, выговор, денежный штраф до 10 тыс. марок, лишение права быть фюрером предприятия или «доверенным», увольнение без льготного срока.
К числу других мер, предусмотренных этой частью закона, следует отнести защиту от увольнений. Рабочие и служащие, проработавшие на предприятии, насчитывающем 10 человек и более, не меньше года, получали право на протяжении двух недель после увольнения подавать в суд по трудовым делам заявления с просьбой о восстановлении. Суд мог принимать решения о восстановлении или выплате компенсации. Массовые увольнения, вызванные изменением конъюнктуры или тяжелым финансовым положением предприятия, разрешались только с санкции «попечителя труда». С момента подачи последнему заявления об увольнениях предприниматель был обязан держать соответствующих лиц на работе на протяжении примерно 4 недель. Если по финансовым соображениям он не мог сделать этого, «попечитель» был вправе разрешить перевести намеченных к увольнению лиц на неполный рабочий день, но не менее чем 24 часа в неделю.
Большое воздействие на рабочих оказало изданное на основе закона от 20 января 1934 г. распоряжение о продолжительности рабочего дня (24 июля 1934 г.), по которому рабочий день для промышленных рабочих, в том числе и для рабочих сельских промышленных предприятий, устанавливался в 8 часов. Кроме того, эффективными оказались ликвидация безработицы, создание организации удешевленного массового отдыха «Крахтдурхфройде», ежегодная общегерманская компания «зимней помощи» «страдающим соотечественникам», к которой были привлечены местные земельные власти и все слои буржуазии. Это привело к тому, что в 1936 г. произошел перелом в отношении рабочего класса к режиму национал-социалистов [4, с. 195-212].
Несмотря на свою самодостаточность, идеология праворадикального тоталитарного солидаризма не смогла бы состояться без феномена национализма.
5
Понятия нации и национализма получили широкую научную интерпретацию. Но всё многообразие представлений о них сводится к нескольким позициям. Так, нация трактуется в двух пересекающихся плоскостях. Во-первых, ее или представляли как объективный комплексный феномен, сочетающий в себе социальные, экономические, политические и духовные элементы [18, с. 10; 24], или рассматривали исходя из субъективистской парадигмы, сводимой к той или иной версии реализации национального самосознания [1, с. 47; 5, с. 132]. Во-вторых, линия спора пролегла между сторонниками концепции нации как древней и чуть ли не примордиальной идентичности [23] и теми считавшими ее неотъемлемым звеном и атрибутом модернизации [22, с. 20; 6, с. 83-105].
К размежеванию среди исследователей привело и осмысление национализма. Одни из первопроходцев в этой теме (Карлтон Хейз и Бенедикт Андерсон) предпочли трактовать национализм больше как религиозное, чем политическое явление [26; 1, с. 54-55], другие видели в нём закономерную патологию капитализма [28, р. 359]. Ганс Кон выделил две разновидности национализма: гражданско-политическую и этноцентрическую [27]. Причём их он жестко ограничил географически. Эту концепцию развила Лея Гринфельд, которая предложила еще один классификационный критерий – отношение к коллективизму [25].
Все эти концепции трактовали национализм расширительно, неоправданно отождествляя его с национальным самосознанием, которое на самом деле реализуется в двух антагонистических формах: националистической и патриотической. «Первая форма основана на формуле «Мы иные и враждебные другим, так как другие враждебны нам», вторая – на понимании того, что «мы иные, но такие же». Первая исходит из нелюбви к другим, вторая – из любви к своим, где круг своих постоянно расширяется. У первой вектор развития направлен внутрь, к сужению круга своих, у второй вовне. Обозначение этим двум формам искать не надо… Практика давно уже их выявила. Это национализм и противостоящий ему патриотизм» [3, с. 54].
Особняком стоит синергетическая теория наций В.П. Бранского [2], по которой постоянно развивающиеся интересы людей порождают адекватные им новые социальные идеалы, которые, в свою очередь, вступают в противоречивое взаимодействие с устоявшимися поведенческими стереотипами (образом жизни людей). В результате начинает работать закон соответствия нормативов старого стереотипа требованиям реализации нового идеала (закон релевантности). Такой адекватный стереотип или уже существует, или может быть создан на основе модификации существующих стереотипов. При этом как новый идеал активно преобразует старый стереотип, так и стереотип влияет на социальный идеал.
Новый идеал приходит в мир старых стереотипов, и его успех возможен, только если среди старых стереотипов существует такой, значительная часть нормативов которого соответствует требованиям реализации прагматического аспекта нового идеала. Так, появившийся в конце XIX века украинский национализм захватил умы украинской молодежи благодаря традиции почитания казацкой вольницы XVI–XVII веков и феномена гайдамачества, сведения о которых были собраны русскими историками и использованы украинской националистической интеллигенцией в своих утопическо-проективных целях. В результате воздействия этой традиции из прошлого были реанимированы и привиты крайняя жестокость и нетерпимость к другим этносам со стороны украинских казаков. И так сформировался новый социальный идеал части украинского народа.
6
Как мы видели, национализм может реализовываться в трех политических формах: тоталитарной, авторитарной и авторитарно-демократической. Выбор одной из них во многом зависит от того, что, кроме диалектического единства стереотипов и идеалов, существенную роль в этногенезе играет взаимодействие различных идеалов, которое приводит к их дифференциации и интеграции, порождая два типа идеалов: тех, которые возникли в ходе распада предыдущего идеала (дифференциальные, или аналитические) и тех, которые возникли в ходе объединения какого-то множества идеалов (интегральные, или синтетические).
При культурном взаимодействии различных народов на первое место выходит социальный идеал их культуры. Если культурное влияние другого народа способствует формированию поведенческого стереотипа, адекватного данному идеалу, оно приобретает характер заимствования, а если наоборот, то наступает отторжение культуры другого народа.
В случае с идеалом украинских националистов произошло его активное взаимодействие с двумя мощными социальными идеалами: советским и фашистско-нацистским. Первый был призван сыграть роль идеологического жупела и реинкарнации идеи об извечной российской агрессии против «бедного украинского народа», то второй стал образцом для подражания и идеологическим магнитом для периферийной сельской бандеровщины. Это обусловило ее тягу именно к тоталитарным формам политической деятельности.
При распаде СССР уже сама бандеровщина стала социальным стереотипом при формировании идеала нового украинского национализма. Но теперь на его генезис оказали воздействие другие факторы. Во-первых, это синтез неолиберальной экономики и местного олигархического капитализма, который не позволит установить на Украине господство госкапитализма. Во-вторых, подпитка украинского национализма осуществляется не тоталитарным политическим субъектом, а либеральными демократиями. В-третьих, Украине противостоит не СССР, а буржуазная Россия, которая вольно или невольно поспособствовала ликвидации социалистического очага на Донбассе.
Поэтому перед нами на момент начала СВО предстало националистическое государство, в котором сочетались демократические и авторитарные элементы политики – демократические для «своих» и авторитарные для «чужих». «Своим» было позволено делать все что угодно по отношению к чужакам: лишать слова, работы, избивать, убивать, насиловать. Этакая «афинская» демократия рабовладельцев. К ритерий разделения на «своих» и «чужих» - не раса, не национальность и даже не язык, а идеология, с помощью которой создают новую нацию, состоящую из разных этносов. В результате на Украине сформировался идеолого-националистический апартеид (этнократия).
Чем он отличается от праворадикального тоталитарного солидаризма?
Во-первых, он основывается не на госкапитализме, как нацизм или фашизм, а на либеральной модели, уничтожающей экономику страны.
Во-вторых, нацисты осуществляли социальный патернализм по отношению к «своим» рабочим, лишая их при этом демократических свобод. Нынешние бандеровцы поначалу оставили фиговый листок демократии, но ввели драконовскую социальную политику. Многим наблюдателям в 2014-2021 гг. казалось, что в стране начнется социальная революция. Но этого не произошло, так как по мере укрепления бандеровского режима все социальные протесты подавлялись, как происки «ватной» идеологии, или сами протесты были возможны только под знаменами Петлюры и УПА, от чего не легче.
В-третьих, нацизм по своей сути – явление индустриальной буржуазной культуры и потому более организован и рационален, менее дегенеративен, чем мелкобуржуазная сельская бандеровщина.
В-четверых, бандеровский режим патологически компрадорский, что объясняет его на первый взгляд непонятную формальную вражду к своему бывшему старшему брату – национал-социализму, идеологию которого он даже недавно запретил. Современной бандеровщине не нужен любой социализм, и даже такой демагогический, ибо он точно не стал бы распродавать Украину направо и налево. Настоящий нацизм приходит к власти в стране не для ее бессмысленного уничтожения, а для завоевания мира.
* * *
Таким образом, созданная нами матрица позволяет комплексно анализировать праворадикальные движения, не смешивая их друг с другом, что обеспечивает адекватное феноменологическое и теоретическое исследование проблемы.
Литература
1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и рас-пространении национализма / Пер. с англ. В. Николаева; вступ. ст. С. П. Баньковской. М.: Кучково поле, 2016.
2. Бранский В.П. Социальная синергетика и теория наций. СПб.: Издатель-ство Санкт-Петербургской акмеологический академии, 2000.
3. Волков В.В. Коммунизм или национализм? // Неизвестный марксизм. 2011. № 3. С. 48-60.
4. Галкин А.А. Германский фашизм. М.: Наука ,1989.
5. Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991.
6. Занд Ш. Кто и как изобрёл еврейский народ. М.: Эксмо, 2011.
7. Калоева Е.Б. Радикальная мысль. Феноменология политического радика-лизма (Реферат) // Россия и современный мир. 2018. № 2. С. 240-244.
8. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до Ве-ликой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 445-476.
9. Коновалов В.Н. «Правые» и «левые» в политике // Политология. Словарь. М: РГУ, 2010
10. Левые и правые в политике // Политология. Словарь-справочник / Под ред. М.А. Василика. М.: Гардарики, 2001. 328 с. https://political_science.academic.ru/471/ЛЕВЫЕ_И_ПРАВЫЕ_В_ПОЛИТИКЕ
11. Мертвая вода. СПб.: Китеж,1992. Часть I.
12. Муссолини Б. Доктрина фашизма // Устрялов Н.В. Италия – колыбель фашизма. М.: Алгоритм, 2012. C. 215-237.
13. Опитц Р. Фашизм и неофашизм. М.: Прогресс, 1988.
14. Погорельская С.В. Введение. Методологические проблемы исследования правого радикализма // Актуальные проблемы Европы. 2004. № 2. С. 6-15.
15. «Правые» и «левые» в политике // Словарь по политологии / Под ред. В.Н. Коновалова. Ростов-на-Дону: РГУ, 2001. 285 с. Академик URL. –https://dic.academic.ru/dic.nsf/politology/179/Правые
16. Самойлов С.Ф., Насиров М.Н. К проблеме различения понятий социаль-ного и политического радикализма // Общество, политика, экономика, право. 2016. С. 13-18.
17. Смертин А.Н. Политический радикализм: некоторые аспекты определения понятия // Вестник Челябинского государственного университета. 2007. № 9. С. 109-112.
18. Сталин И.В. Марксизм и национальный вопрос. М.: Государственное из-дательство политической литературы, 1959.
19. Сургуладзе В.Ш. «Государство создает нацию»: Идеология и практика итальянского фашизма // Вопросы национализма. 2016. № 1. С. 104-141.
20. Радикальный // Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. 4-е изд., стер. М.: Рус. яз.; Поли-графресурсы, 1999. Т. III.
21. Тупаев А.В. Теоретические аспекты исследования правого радикализма // Национальная ассоциация ученых (НАУ). 2016. № 1. С. 168-170.
22. Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб.: Алетейя, 1998.
23. Ardrey R. The Territorial Imperative. A Personal Inquiry into the Animal Origins of Property and Nations. New York, Atheneum, 1970.
24. Deutsch K.W. Nationalism and Social Communication. New York: M.I.T, 1953.
25. Greenfeld L. Nationalism in Western and Eastern Europe Compared // Hanson S. E. and Spohn W. (eds.). Can Europe Work? Germany and the Reconstruction of Postcommunist Societies. Seattle: University of Washington Press, 1995. P. 15-23.
26. Hayes C.J.H. Nationalism as a Religion // Essays on Nationalism (1926). New York: Russell, 1966. P. 93-125.
27. Kohn H. The Idea of Nationalism (1944). New York: Collier Books, 1967.
28. Nairn T. The break-up of Britain: crisis and neonationalism. London: NLB and Verso Editions, 1977.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
