Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года    7   23659  | Официальные извинения    970   98612  | Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности    237   80116 

Основные концепции мирового порядка: идеи и иллюзии на фоне эскалации глобального хаоса

Политика – это искусство жить вместе.
Платон

Политика, без сомнения, имеет основополагающее значение для человеческого существования, и в сложных обществах она, видимо, будет существовать всегда. Главное ее предназначение – упорядочить хаос, таящийся в глубине общества и способный разрушить государства, общественные отношения, социальные ценности и нормы. В первой четверти XXI века социальный мир насыщен потенциальными рисками грядущей глобальной катастрофы [10].

Главным источником конфликта Запада с различными акторами на мировой арене является военное, политическое, экономическое и информационное господство США. На протяжении новой и новейшей истории Россия, обладающая огромными природными ресурсами, не раз становилась объектом западной экспансии (Карл XII, Наполеон, Гитлер). Хотя сейчас Россия способна уничтожить США ракетно-ядерным оружинм, американское правительство не отказывается от своих агрессивных милитаристских планов. Над человечеством висит дамоклов меч третьей мировой войны, но правящий класс Америки готов к беспощадному человеческому жертвоприношению неамериканцев, лишь бы сохранить свою глобальную гегемонию.

Воинственное поведение США и НАТО свидетельствует о том, что евро-атлантические политики и дальше будут приносить молоху войны кровавые человеческие жертвы. Однако опыт новейшей истории краха империй говорит о том, что, по мере того как будет усиливаться тенденция к закату американского империализма, народы евро-атлантического сообщества будут испытывать нарастающий кризис, хаос и деградацию. Таким образом, смертоносная эскалация глобального политического хаоса актуализирует анализ опыта концептуализации мирового порядка. 

Его основные концепции не подтверждаются фактами мировой политики, прежде всего эмпирикой резкой эскалации политического хаоса на мировой арене, способного спровоцировать глобальную бифуркацию. Соответственно, эти концепции нуждаются в новой аналитической критике.

После окончания холодной войны природа мирового порядка стала предметом серьезных дебатов. Ранние заявления об установлении «нового мирового порядка», разрекламированного западными СМИ как торжество мира и международного сотрудничества, вскоре были заменены разговорами об однополярном мировом порядке, в котором США занимают центральное место в качестве единственной сверхдержавы. Как писал З. Бжезинский, «впервые в истории неевразийская держава стала не только главным арбитром в отношениях между евразийскими государствами, но и самой могущественной державой в мире» [1].

Тем не менее однополярный мир, контролируемый США посредством империалистических средств, был неустойчив. Их участие в имперских войнах против Афганистана и Ирака, мотивированных политическим страхом после события 11 сентября 2001 года, лишь усилило впечатление упадка США. Несмотря на разрушительные метаморфозы в постсоциалистической России, она по-прежнему остаётся военной сверхдержавой, способной к гарантированному уничтожению США. Китай и Индия бросают экономический вызов США, оказывая всё более возрастающее влияние на геоэкономические и геополитические процессы в мире.    

 

Неолиберальные мечты

После трагического распада СССР в западной политической науке появилось много концепций, в рамках которых политологи, аналитики и эксперты пытались не только осмыслить крах государственного социализма в Восточной Европе, но и наметить пути дальнейшего геополитического развития мирового сообщества. Популярной стала концепция «конца истории», сформулированная Ф. Фукуямой в знаменитой статье «Конец истории?» [17], а потом значительно расширенная в [15]. В ней он использует философские идеи Гегеля, Маркса и Кожева, но главное значение имеет её политико-идеологический подтекст, насыщенный апологетическими обертонами, которые вызывают ассоциации с навязчивым американским пиаром. В атмосфере посткоммунистической эйфории либерально-утопические идеи Фукуямы вызвали на капиталистическом Западе взрыв безмерного восторга. Отнюдь не случайно этот претенциозный текст стал сенсацией и вызвал широчайшие отклики во всем мире. Статья сопровождалась непрестанным восхвалением экономического и политического либерализма. Сегодня, разумеется, можно непредвзято оценить содержание работы Фукуямы, в которой он решительно возвещает о «конце истории».

Согласно его концепции, история есть движение общества от феодальной монархии к либеральной демократии, и крах СССР свидетельствует о бесспорном триумфе либеральной идеологии. Конец истории означает, что либеральная демократия одержала окончательную победу над своими политическими антагонистами – феодальной монархией, фашистской тоталитарной диктатурой и, наконец, коммунистическим государством. Фукуяма провозглашает наступление постистории, в которой больше нет противоречий и конфликтов, поскольку в мировой истории царствует единственный дух – дух либерализма, детерминирующий е развитие человечества. Постистория утрачивает драматический смысл, свойственный прошлой истории, и теперь содержание постисторической эпохи обусловлено либерализмом, доминирующим в качестве единственной универсальной идеологии, причём, по оценке Фукуямы, её основные положения безупречны и совершенны. Во всяком случае, их невозможно улучшить: «…более не будет прогресса в развитии принципов и институтов общественного устройства, поскольку все главные вопросы будут решены» [15, 18].

Таким образом, под «концом истории» Фукуяма понимает глобальное распространение либеральной идеологии и западной культуры, придавая им универсальный смысл. Процесс внедрения западной культуры в остальные общества считается неоспоримой победой экономического либерализма, которая, по его мнению, является предвестником политического либерализма, триумфа капитализма и полной победы либерального Запада.

Сегодня ясно, что концепция Фукуямы - изощренный идеологический продукт, оправдывающий однополярный мир, в котором безраздельно доминируют воинствующие США и их послушные сателлиты. Попытки США американизовать мир агрессивными войнами в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии, Сирии и на Украине создали взрывоопасную ситуацию, чреватую хаотическим балансированием мирового сообщества на грани ядерной войны. Концепция «конца истории» явно противоречит реальности.

 

Политический реализм и иллюзии

По сравнению с фукуямовской концепцией «конца истории» З. Бжезинский предлагает [1] более откровенный и реалистический анализ американской геостратегии. Цель США – обеспечение долговременного геополитического господства в качестве единственной сверхдержавы. Основной объект американской геостратегии - Евразия. Она рассматривается как «великая шахматная доска» с различными геополитическими фигурами. Под американской эгидой они должны разыграть партию геополитического плюрализма, отвечающего интересам гегемона. Геополитические интересы евразийских государств мало волнуют Бжезинского, поскольку единственным субъектом является Америка.

Согласно Бжезинскому, США стремятся к созданию стабильного равновесия на Евразийском континенте под своим контролем, чтобы быть арбитром в евразийских делах. Цель американской политики - не допустить возникновения сильного геополитического актора, способного к доминированию на евразийской шахматной доске и тем самым бросающего вызов гегемонии США. По мнению Бжезинского, Евразия – основное геополитическое пространство, где, как и прежде, идет борьба за глобальное господство, и США должны сформулировать новую геостратегию, необходимую для управления своими геополитическими интересами [1].

Распад СССР как трансконтинентальной империи стал серьёзным геополитическим вызовом для Америки. По Бжезинскому, Россия – «чёрная дыра» в самом центре громадного евразийского пространства, но рано или поздно она начнёт свою традиционную политику по объединению русских земель под эгидой Москвы. В силу этого резко возрастает геополитическая роль Украины, поскольку на евразийской шахматной доске она должна стать противовесом России. Геостратегия США по отношению к Украине состоит в том, чтобы сделать украинское государство американским орудием, направленным против попыток России возродить своё былое геополитическое могущество. Согласно Бжезинскому, «без Украины Россия перестает быть евразийской империей. Без Украины Россия все еще может бороться за имперский статус, но тогда она стала бы в основном азиатским имперским государством…» [1].

После 11 сентября 2001 года Бжезинский внес коррективы в свою концепцию гегемонии США как единственной сверхдержавы. Мировое господство Америки вызывает оппозицию государств, преследующих свои национальные интересы. США слишком прямолинейно и грубо осуществляют своё безраздельное доминирование и рискуют превратиться в осажденную крепость, которая будет сражаться с многочисленными врагами.

Кризис Америки как сверхдержавы может ввергнуть человечество в глобальный хаос. Геополитическая ситуация осложняется экзистенциальными угрозами выживанию человечества. Планетарные вызовы оказывают нарастающее давление на все страны мира, и они будут двигаться «либо к глобальному сообществу, либо к глобальному хаосу». Ни одна страна не может игнорировать эту дилемму, но, по мнению Бжезинского, именно «на американцах лежит уникальная историческая ответственность за то, каким из двух этих путей пойдёт человечество» [2]. США необходимо выбрать между мировым господством, организованным посредством силы, и глобальным лидерством, основанным на согласии мирового сообщества.

Оценивая [3] результаты американской геостратегии через 15 лет после падения Берлинской стены, Бжезинский отмечал, что глобальное господство Америки сталкивается с новыми геополитическими вызовами, на которые она даёт неэффективные ответы. США так и не удалось воспользоваться редчайшим шансом, возникшим после распада СССР. В результате они встречаются с открытой враждебностью, доверие к ним рушится, их вооруженные силы не очень успешно участвуют во многих локальных войнах, а в мировом общественном мнении широко распространено отрицательное отношение к Америке. Более того, подъем на вершину мирового Олимпа Китая, Индии и Японии вызывает растущую нестабильность всей геополитической иерархии.

«США по-прежнему главенствуют, однако легитимность, эффективность и прочность этого лидерства вызывает всё больше сомнений у мирового сообщества, наблюдающего, как Штаты вязнут во внутренних и внешних противоречиях» [4]. Несмотря на кризис сверхдержавы, Бжезинский тем не менее уверен, что у США есть «ещё один шанс», чтобы обеспечить своё долгосрочное глобальное лидерство. Им следует выбрать геостратегию глобального лидерства, но трудная дилемма: мировое господство или глобальное лидерство, – до сих пор не разрешена. Вашингтон продолжает претворять в жизнь имперский вариант. Но ход истории, новые соперники на мировой сцене и непредсказуемый политический хаос делают его разрушительным и недостижимым.

 

Перипетии цивилизаций и геополитические химеры

На политическую науку заметное влияние оказали геополитические идеи С. Хантингтона, сформулированные им в статье [19], а затем развитые в книге [20]. Макросоциологическое представление о столкновении цивилизаций позволяет с помощью нового концептуального языка рассмотреть новый международный контекст, который появился после краха СССР и восточноевропейского социализма. «Главная идея …в том, что в мире после холодной войны культура и культурные идентичности, которые на самом широком уровне являются цивилизационными идентичностями, формируют модели сплочённости, дезинтеграции и конфликта» [20].

Действительно, биполярная модель мировой политики уже не работала. С ее помощью было очень трудно объяснить динамику и перспективы геополитического развития мирового сообщества в новых исторических условиях. Нужны были новые идеи, и Хантингтон выдвигает новую концепцию. Ее центральный тезис в том, что международная политика формируется вдоль цивилизационных демаркаций, часто не совпадающих с границами национальных государств. Текущая мировая политика, по Хантингтону, перестала быть дуальной и трансформируется в многополюсную и многоцивилизационную. На мировой арене появились новые геополитические акторы – цивилизации, и «соперничество сверхдержав сменяется столкновением цивилизаций» [16]. Таким образом, современная глобальная политика приобретает многоцивилизационный характер.

По Хантингтону, соотношение геополитических сил и возможностей между цивилизациями меняется о не в пользу Запада. Действительно, относительная роль западной цивилизации в международных отношениях уменьшается, тогда как азиатские цивилизации, особенно Китай, наращивают свою экономическую, военную и политическую мощь. Особый вызов Западу бросает исламская цивилизация, демонстрирующая демографический взрыв и эксцессы религиозного фундаментализма, что дестабилизирует мусульманские государства и мир в целом. Идея универсальной цивилизации уже не привлекает незападные цивилизации, которые все более подтверждают свою приверженность своим специфическим культурам.    

Фундаментальной чертой формирующегося мирового порядка является его цивилизационное начало. В текущей глобальной политике преобладает историческая тенденция к объединению и сотрудничеству стран в рамках своей самобытной цивилизации. Попытки навязать незападной цивилизации универсальную (европоцентрическую) цивилизационную модель вызывают плохие последствия. Европоцентрический универсализм Запада и его непомерные геополитические претензии приводят к конфликтам и войнам с другими цивилизациями. По мнению Хантингтона, особенно велики риски столкновения Запада с мусульманскими государствами и Китаем.

Предлагая глобальную геополитическую формулу «Запад и остальные», он призывает Запад консолидироваться, чтобы дать превентивный ответ на потенциальный вызов незападных цивилизаций. Этот мрачный милитаристский призыв способен вызвать негативные геополитические следствия, поскольку остальные страны будут вынуждены реагировать на агрессивные притязания США и НАТО. «Запад пытается и будет пытаться сохранить свое главенствующее положение и защищать свои интересы, определяя эти интересы как интересы “мирового сообщества”» [16].

Хантингтон невольно признаёт, что США и их союзники ведут непрерывную борьбу со всеми странами, которые не входят в западную цивилизацию и пытаются защищать свои интересы. Так что будущее Запада будет определяться тем, в какой степени он сможет сплотиться, чтобы ответить на цивилизационные вызовы и сохранить своё глобальное первенство. Сценарий столкновения цивилизаций становится эмпирически неизбежным, но Хантингтон надеется, что Западу удастся обеспечить глобальную безопасность. Прежде всего Западу необходимо отказаться от универсалистских притязаний и воспринимать свою цивилизацию как уникальную, а США должны подтвердить свою западную идентичность. Кроме того, предотвращение глобальных войн цивилизаций зависит от того, насколько мировые лидеры примут многоцивилизационный характер глобальной политики и будут сотрудничать для его поддержания в качестве нового принципа международных отношений [16].

Книга Хантингтона производит мрачное впечатление. Главное в ней - макабрическая идея о неотвратимости межцивилизационных войн. Автор призывает Запад мобилизоваться для войны с остальными цивилизациями, которые могут бросить вызов глобальному могуществу США. Мировому сообществу навязывается опасная идеологическая установка: столкновение цивилизаций неизбежно. «Центральной осью мировой политики после окончания холодной войны является… взаимодействие могущества и культуры Запада с могуществом и культурой незападных цивилизаций» [20].

Он демонстрирует открытую заинтересованность в том, чтобы предупредить ослабление политического, экономического и особенно военного доминирования США, слегка завуалированного историко-философской риторикой о конфликте цивилизаций. Абстрактная доктрина, моделирующая будущее человечества в соответствии с конфронтационной логикой, выгодна Америке как единственной сверхдержаве. Военная акция НАТО против Сербии, войны США в Афганистане, Ираке, Сирии, Ливии, гибридная война НАТО против России вполне соответствуют агрессивному сценарию столкновения цивилизаций.

 

Эпохальные войны и ход истории

В фундаментальной работе [20] Ф. Боббитт развивает нетривиальную концепцию эпохальных событий, к которым он относит великие войны и революции, которые изменяют всё: государство, легитимность власти, конститутивные принципы государственного устройства, принципы международных отношений.

Как считает Боббитт, главными акторами всемирной истории являются государства, которые возникают и развиваются благодаря «взаимосвязи между военными инновациями и изменениями конститутивного строя», «взаимосвязи между конститутивным строем и международным порядком».  Будучи главным актором мировой политики, определенный тип государства в ходе эпохальной войны одерживает победу и получает соответствующую победоносную легитимацию. Иначе говоря, источником легитимности государства является не народ, а само государство с конкретным конститутивным строем, победившее в ходе определенной эпохальной войны. Наиболее крупные преобразования в государстве и международных отношениях осуществляются под воздействием эпохальных войн. 

По мнению Боббитта, формирование современного мира, в котором государства-нации и соответствующие принципы международных отношений играют решающую роль, было сложным историческим процессом преобразований армий, финансов и бюрократии, обусловленным эпохальными войнами. «Сценарий эпохальных войн и формирования государств, мирных конгрессов и международных конституций разыгрывался на протяжении пяти веков до конца прошедшего тысячелетия». В этом грандиозном сценарии Боббитт выделяет шесть эпох [6]: княжеского государства (1494–1620), королевского государства (1567–1702 год), территориального государства (1688–1792), нации-государства (1776–1914 год), государства-нации (1863–1991) и период становления рыночного государства (с 1989 года).

Современную эпоху Боббитт определяет как продукт Долгой войны, которая началась с Первой мировой войны и закончилась крушением СССР. «Долгая война… велась, чтобы определить, какой тип государства заменит имперские государства Европы, возникшие в XIX веке по окончании французских революционных войн…» [6]. Внутри ряда государств и на мировой авансцене развернулась жесточайшая борьба между парламентской демократией, коммунизмом и фашизмом. Особенно драматично три принципа государственности конкурировали внутри нестабильной послефевральской России и нестабильной послевоенной Германии.

Коммунистический принцип государственности стал особенно быстро формироваться в контексте хаотического процесса Февральской революции. Военные неудачи российской армии в Первой мировой войне стали решающем фактором революционных потрясений в царской России. 2 марта 1917 г. Николай II подписал Манифест о своем отречении от престола. Многовековое самодержавие в России прекратило свое историческое существование. Временное правительство стремилось к парламентской демократии западного образца, но потерпело поражение. В Октябрьской революции 1917 года победу одержали большевики во главе с В. И. Лениным и утвердили новую форму государственности – диктатуру пролетариата.

По мнению Боббитта, в ходе Гражданской войны в России конфликт между коммунизмом, парламентаризмом и фашизмом достиг решающей фазы. Несмотря на трагические перипетии Гражданской войны, историческую победу одержала коммунистическая альтернатива, а значит, и новый принцип государственности – коммунистический. Легитимность Советского государства теперь подкреплялась «и революционным прошлым, и победой в Гражданской войне» [6].

Версальский мирный договор 1919 года утвердил одну из версий конституционного порядка (парламентскую демократию), но не положил конец глубокому конфликту между диаметрально противоположными архетипами государственности. Версаль закрепил новый конститутивный порядок, утвердив государства-нации, но не разрешил существенные противоречия в мире. Новая форма государственного устройства (парламентская демократия) предусматривала выбор либеральной идеологии, но не все европейские государства были с этим согласны. Так, СССР, Италия и Германия не только не приняли итогов Версальского договора, но и отринули парламентскую демократию как принцип государственного строительства. Долгая война продолжалась именно потому, что стала непримиримой борьбой за кардинально разные конститутивные принципы государственности.

Наиболее трагический и фундаментальный вызов парламентской демократии бросил фашизм – радикальная правая ультранационалистическая идеология. Возникновение фашизма и нацизма в Европе стало возможным в результате ряда условий. Кризис европейской цивилизации не был разрешён в ходе Первой мировой войны: между ведущими государствами Запада продолжалась борьба за рынки сбыта товаров и сфер приложения капитала, за региональное и мировое господство, за новый передел мира. Послевоенные социально-экономические трудности вызвали сильную политическую нестабильность. Политическая борьба между демократами, коммунистами и правыми становилась всё более ожесточённой и порождала беззаконие, насилие, страх. В правом политическом спектре начали завоевывать позиции ультранационалистические идеи фашизма.

После окончания войны Германия столкнулась с огромными проблемами. Немцы были травмированы поражением в Первой мировой войне и унизительным мирным урегулированием, которое привело к потере значительной территории. Условия Версальского мира для Веймарской республики были неблагоприятными и вызвали далеко идущие социально-экономические и политические последствия. Немцы были возмущены, когда им сообщили об условиях Версальского договора. В немецком обществе возник острый социально-психологический кризис, политически опасный и разрушительный для молодой демократии. Большинство немцев считали, что их армия не потерпела окончательного поражения, тем более что она вела военные действия на территории других стран, и восприняли условия Версальского договора как национальный позор. Ещё большее негодование у них вызвало возложение на Германию вины за начало войны. Версальский договор вызвал взрыв националистических страстей. Сознание германского общества было надолго отравлено болезненным реваншизмом, что дало импульс к развитию фашистских идей [7].

Таким образом, одним из исторических вариантов решения острых проблем Германии и, в частности, вопроса о принципе государственности стал фашизм (национал-социализм). Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП) верила в корпоративный порядок и сильное авторитарное государство, организованное на военной основе и направленное против и либеральной демократии, и интернационального коммунизма. Нацисты требовали отмены Версальского мирного договора, пропагандировали идею реваншистской войны, призывали к борьбе с большевистской угрозой, разжигали расизм, шовинизм и антисемитизм. В 1933 году нацисты во главе с Гитлером пришли к власти, а уже в 1939 году фашистская Германия, напав на Польшу, развязала Вторую мировую войну. В ней фашистские государства потерпели поражение, и принцип фашистской государственности был полностью дискредитирован вместе с фашистской идеологией [6]. 

 Хотя фашистские государства, которые участвовали во Второй мировой войне, были ликвидированы, Долгая война не закончилась, поскольку между США и СССР началась холодная война - продолжение исторической борьбы между парламентской демократией и коммунистическим государством. Долгая война завершилась только тогда, когда СССР и его восточноевропейские союзники потерпели поражение в холодной войне. Победа Запада в Долгой войне завершилась банкротством коммунистического принципа государственности. Таким образом, парламентская демократия как тип государственного устройства одержала победу и стала доминирующим конститутивным принципом государственности.

Падение Берлинской стены и распад СССР – исторический финал Долгой войны, завершившей борьбу парламентаризма, коммунизма и фашизма в качестве конститутивных принципов государства. Хотя либеральная демократия (парламентаризм) одержала победу, конец истории как вечный триумф либерализма не наступил. «Новый конституционный порядок – рыночное государство – уже на пороге. Но если сценарий предыдущих эпох повторится, то стоит ждать и новую эпохальную войну, которая разрушит не одно государство» [6]. Таким образом, наиболее вероятная историческая перспектива в XXI веке – новая эпохальная война с огромными разрушительными последствиями и непредсказуемым геополитическим финалом для всего человечества.

 

Закат американского империализма

Фундаментальный четырёхтомный труд англо-американского социолога М. Манна посвящён исследованию социальной власти на протяжении всемирной истории [12]. Составной частью этой огромной работы является вопрос о мировом порядке после окончания холодной войны.

Манн использует теорию империализма [8, 9, 11], чтобы описать мировой порядок после краха СССР, но делает это весьма своеобразно. Он избегает глубокого теоретического анализа, предпочитая классификационный подход. По сути, он предлагает упрощённый анализ, который позволяет ему сделать простой вывод о том, что империи различаются. Он выделяет несколько основных типов империи: 1) прямые; 2) косвенные; 3) неформальные: 3a) неформальные империи канонерок; 3b) неформальные империи через ставленников; 3c) экономический империализм; 4) гегемония [13].

США широко используют основные империалистические стратегии: 1) экономический империализм и 2) военный империализм.

Экономический империализм базируется на основе доходов от эмиссии доллара, тогда как военный империализм - на военном могуществе и военных интервенциях, но без оккупации стран - объектов имперской агрессии. Решающая роль в способности США оказывать подавляющее воздействие на поведение своих противников и союзников на международной арене отводится военной силе. «США отличались от большинства прежних империй тем, что не стремились создать колониальную империю, правящую напрямую, они желали стать неформальной империей с государствами-сателлитами» [14]. По существу, США создали новый тип глобальной империи, обеспечивающей принуждение и влияние без занятия территории военной силой. Страна просто превращается в послушного сателлита американского империализма, демонстрирующего подавляющее военное и экономическое могущество.

После краха СССР и восточноевропейского социализма ускорился переход власти от государств к транснациональному финансовому капиталу. «Глобальность этого процесса проявлялась и в том, что различные страны одна за другой были вынуждены уступить управление потоками капитала международному финансовому капиталу». Вследствие этого в мировой экономике стали доминировать США, точнее, американское правительство и американские финансисты. «Это был своего рода дуалистический империализм США и транснационального финансового капитала, действовавший за счёт остальных государств-наций». Он начал терять своё доминирующее положение, когда страны Восточной Азии сумели найти новые способы финансирования своих экономик, а левые в странах Латинской Америки воспрепятствовали планам США по созданию в Северной и Южной Америке единой зоны свободной торговли. Манн утверждает, что «Великая неолиберальная рецессия в ещё большей степени изменила соотношение сил не в пользу американского и северного капитализма» [14].

Америка многократно превосходит любое государство в военном отношении, и после холодной войны американский империализм всё чаще использует военную агрессию против политических или военно-торговых партнёров России (Сербия, Ирак, Афганистан, Ливия, Сирия). Американский империализм грубо демонстрирует геостратегию военной экспансии без создания классической империи. США, как правило, используют экономические, дипломатические и информационные формы господства. Опираясь на глобальную сеть военных баз, они доминируют в мировой политике. Своё могущество они также поддерживают стратегией передачи военных рисков другим государствам, позволяющей уменьшить потери среди американцев. Правящие круги США считали, что «эпоха величайшей империи только начинается» [14].

По мнению Манна, с 2001 года американская гегемония превратилась в воинствующий милитаризм, но причины подобного превращения остаются невыясненными. Манн провёл элементарный анализ, и причины империалистического поведения США сведены им к безрассудству отдельных «ястребов». Манн детально описывает некоторые аспекты имперской политики США, например, войну в Ираке и Афганистане, тем не менее у него отсутствует систематический анализ сущности американского империализма. Он ограничивается классификацией основных форм империи и описанием форм, характерных для внешней политики США. Он игнорирует классическую теорию империализма, но простой классификационной схемы явно недостаточно, чтобы понять процесс формирования военного американского господства после окончания холодной войны. Сложные и глубокие причины милитаризации внешней политики Америки Манн объясняет случайностями, личными поступками политиков, прежде всего неоконсерваторов. Тем не менее, следуя логике фактов, Манн делает нелицеприятный вывод: «Теперь США уже не несут порядок миру…: США изменяют баланс в пользу беспорядка…» [14].

Упадок американского империализма очевиден. Американская империя взвалила на себя слишком много непомерных милитаристских задач и потому испытывает нарастающие трудности, особенно в области международных отношений. Правящий класс США высокомерно отвергает возможности прогрессирующих глобальных конкурентов и стимулирует политический хаос в мировом сообществе. По мнению Манна, «мир на планете во многом зависит от того, насколько достойно будет приходить в упадок Америка» [14].

Таким образом, концепции мирового порядка нетривиальны, но у них есть один общий недостаток: они игнорируют хаотический аспект глобальной политической динамики. США и НАТО реализуют крайне агрессивную геостратегию и тем самым подвергают смертельной опасности будущее всего человечества как уникального разумного, культурного и цивилизационного явления в истории планеты Земля, которое может совершенно случайно и трагично исчезнуть в хаосе глобальной катастрофы.  

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 1999.
2. Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидер-ство. М.: Международные отношения, 2004.
3. Бжезинский З. Ещё один шанс. Три президента и кризис американ-ской сверхдержавы. М.: Международные отношения, 2007.
4. Бжезинский З. Стратегический взгляд: Америка и глобальный кри-зис. М.: Астрель, 2012.
5. Боббитт Ф. Щит Ахилла. Война, мир и ход истории. В 2 т. М.: Ин-дивидуум, 2021–2022.
6. Боббитт Ф. Щит Ахилла. Война, мир и ход истории. В 2 т. Т. 1. М.: Индивидуум, 2021.
7. Боббитт Ф. Щит Ахилла. Война, мир и ход истории. В 2 т. Т. 2. М.: Индивидуум, 2022.
8. Гильдерфинг Р. Финансовый капитал. М.: СОЦЭКГИЗ, 1959.  
9. Гобсон Дж. Империализм. Изд. 2-е. М.: ЛИБРОКОМ, 2010. 
10. Ельчанинов М. С. Эпоха глобальной бифуркации: эскалация хаоса // Свободная мысль. 2022. № 5. 
11. Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма / Полн. собр. соч. Т. 27.
12. Манн М. Источники социальной власти: в 4 т. М.: Дело РАНХиГС, 2018.
13. Манн М. Источники социальной власти: в 4 т. Т. 3. Глобальные империи и революция, 1890–1945 годы. М.: Дело РАНХиГС, 2018.
14. Манн М. Источники социальной власти: в 4 т. Т. 4. Глобализации, 1945–2011 годы. М.: Дело РАНХиГС, 2018.
15. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: АСТ, 2004.    
16. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003.
17. Fukuyama F. The End of History? : The National Interest. No 16 (Summer 1989). Pp. 3–18.
18. Fukuyama F. The end of history and the last man. The Free Press, 1992. 
19. Huntington S. The Clash of Civilizations? : Foreign Affairs. Vol. 72. No 3. (Summer, 1993). Pp. 22–49.
20. Huntington S. The clash of civilizations and the remaking of world or-der. Simon & Schuster, 1996.

комментарии - 0

Мой комментарий
captcha