Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23659
|
Официальные извинения
970
98612
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80116
Исламская политика Третьего рейха: информационно-идеологическая борьба и пропаганда на поле религиозной идентичности 0
1431
Давид Мотадель – профессор международной истории Лондонской школы экономики, специалист по взаимоотношениям европейских империй XIX – XX вв. с другими странами и народами. Его монография «Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)» посвящена политике Третьего рейха на оккупированных территориях, теории и практике идеологического обоснования взаимоотношений гитлеровского режима с исламским миром. Тема политизации ислама – мало изученная сторона истории Второй мировой войны и уже в силу этого обращает на себя внимание. Автор характеризует свой труд как попытку вписать ислам в политико-стратегическую карту Второй мировой войны, исследование по внешней политике Берлина, призванное восполнить недостаточную разработку темы взаимоотношений ислама и Третьего рейха в контексте более известной историографии политики нацистской Германии в отношении христианских групп – католиков, протестантов и православных [2. C. 19]. В 1941–1942 годах попытки создания союза нацистской Германии с исламом обосновывались немецкими политическими аналитиками и идеологами наличием общих врагов: Британской империи, «атеистического Советского Союза» и евреев. Обращение к исламской тематике стало поворотом от иррациональной расовой идеологии к «стратегическому прагматизму и логике тотальной мобилизации» [2. С. 13-14]. Политизация ислама потребовалась для дестабилизации мусульманских регионов СССР, британских и французских колоний в Африке, на Ближнем Востоке и в Восточной Азии.
Ислам в фокусе политики великих держав Д. Мотадель подчёркивает, что одним из ключевых концептуальных положений немецких идеологов и теоретиков геополитики была уверенность в политическом потенциале идеи глобального исламского единства: «немецкие официальные лица постоянно исходили из того, что в «мусульманском мире» религия и политика тесно переплетены» [2. C. 16]. Вера в объективное существование «мирового ислама» приводила к постоянным столкновениям с опровержениями данного тезиса на практике, однако несоответствие действительности не влияло на избранную руководством Третьего рейха политику по мобилизации ислама, основанную на предположении о якобы присущем ему политическом и идеологическом единстве. В то же время из-за зоологического расового детерминизма нацистской идеологии немцам постоянно приходилось сталкиваться с проблемами идентификации и выстраивания политики в отношении этнических групп, считавшихся «расово неполноценными» и подлежавших уничтожению, например, мусульман цыганского и еврейского происхождения [2. C. 17]. Д. Мотадель отмечает, что в рассматриваемый исторический период не только Германия стремилась разыгрывать «исламскую карту». «Япония и Италия, её партнёры по Оси, предпринимая аналогичные усилия, к середине войны столкнулись с конкуренцией со стороны не только британцев, но и США и СССР. Эти страны обещали поддерживать ислам и защищать правоверных. По мнению автора, это явление можно назвать "мусульманским моментом войны". Ещё в 1937 году дуче распорядился, чтобы на торжественной церемонии в Триполи ему преподнесли драгоценный «Меч ислама» (который на самом деле изготовили в Италии): тем самым Муссолини символически продвигал себя в качестве покровителя мусульманского мира» [2. C. 19]. В 1941 г. военный кабинет Черчилля решил построить в Риджентс-парке центральную мечеть Лондона. Данное мероприятие должно было продемонстрировать уважение к исламу и являлось частью большой программы по укреплению связей между Британской империей и исламским миром [2. C. 22]. Управление стратегических служб США[1] призывало к джихаду против немецких войск в Северной Африке. В 1942 г. в Советском Союзе было учреждено четыре мусульманских духовных управления, власти призывали мусульман СССР подняться на священную войну с нацистскими захватчиками. Указанные действия по политической мобилизации мусульман находились в русле уже апробированной практики. Так, во время Крымской войны британцы, французы и турки пытались поднять антироссийские восстания мусульман Крымского полуострова и Кавказа. В ходе Первой мировой войны власти Германии и Османской империи стремились организовать выступления подданных-мусульман имперских держав Антанты. Именно Первая мировая война стала заметной вехой в истории политизации ислама, его использовании в качестве инструмента мировой политики и войны. Все акторы международных отношений, прибегавшие к попыткам использовать ислам в качестве инструмента политической мобилизации, были вынуждены исходить из положения о том, что именно религиозная идентичность выступает главным маркером человеческих общностей [2. C. 26].
Переосмысление опыта Первой мировой войны
Своё историческое исследование Д. Мотадель начинает обзором исламской политики Германской империи конца XIX столетия и периода Первой мировой войны [2. C. 29–62], переходя затем к анализу взглядов на ислам и его геополитическое значение в межвоенный период [2. C. 49–61]. Автор рисует впечатляющую картину усилий немецких учёных, политиков и военных, направленных на использование исламского фактора в борьбе против держав Антанты. «По всему миру посольства и консульства Германии распространяли панисламистскую пропаганду. Агитаторы на жалованьи рассказывали об объявлении джихада в мечетях и на базарах. Берлин также организовывал специальные миссии для подстрекательства к восстаниям в мусульманском тылу империй Антанты» [2. C. 42–43]. Однако результаты исламской политики Германии этого периода были малоэффективными: «В целом попытки немцев и турок использовать ислам в военных целях провалились. Тем не менее в Лондоне, Париже и Санкт-Петербурге власти были встревожены. В мусульманских колониях им приходилось держать крупные гарнизоны, войска которых могли бы сражаться в окопах европейских фронтов. И всё же Берлин и Константинополь в конечном итоге не сумели спровоцировать в исламском мире масштабные бунты. Предположение о том, что «ислам» может помочь в организации крупного восстания, оказалось ошибочным» [2. C. 45]. Влияние панисламизма было преувеличено: «мусульманский мир оказался слишком неоднородным. Что ещё более важно, немецко-османская кампания не вызывала доверия к себе: было слишком очевидно, что мусульман поднимают ради стратегических целей центральных держав, а не по настоящему зову веры. Наконец, правящему в Османской империи младотурецкому триумвирату[2] не хватало религиозной легитимности. Власть халифа, османского султана, теоретически считавшегося лидером всех суннитов мира, оказалась ограниченной – вопреки надеждам берлинских чиновников, далеко не все правоверные подчинились его авторитету» [2. C. 45][3]. Державы Антанты смогли организовать эффективную контрпропаганду, мобилизовав верных метрополиям духовных лидеров [2. 45–46]. Более того, не немцам, а британцам удалось поднять восстания в исламском тылу врага, обещав арабам независимое от Османской империи государство [1; 9]. Кроме того, немецкие теоретики не учли ненависти арабов к туркам. С восстанием же хранителей Каабы общеисламская легитимность и авторитет Османского халифата пошатнулись. Считавшийся прямым потомком пророка Мухаммеда шариф Хусейн имел основания для провозглашения Арабского халифата со столицей в Мекке [2. C. 47], которая могла успешно конкурировать с Константинополем за звание столицы мирового ислама. Д. Мотадель подробно освещает деятельность экспертов и профильных институтов межвоенного периода, специализировавшихся на геополитике и исламе, - например, Института геополитики, основанного в Мюнхене Карлом Эрнстом Хаусхофером [2. c. 49; 7; 8]. В это время немецкие теоретики пытались переосмыслить опыт Первой мировой войны и среди прочего понять, почему неудачей окончились усилия по мобилизации мусульман. По мнению этих аналитиков, причины неуспеха заключались в том, что «правящая верхушка Османской империи сама давно отвернулась от ислама», а также в политическом соперничестве между турками и арабами за лидерство в исламе [2. C. 51].
Внешнеполитические концепции исламской политики Третьего рейха
Д. Мотадель полагает, что накануне Второй мировой войны немецкие учёные не видели в исламе угрозы, в то же время не считая его инертным и политически слабым. Много внимания специалисты Германии уделяли исламской политике великих держав. «Одной из наиболее обсуждаемых тем, – отмечает историк, – была неудачная мобилизация мусульман в Первую мировую войну… Почти ни один эксперт не усматривал в этом доказательства политической слабости ислама. Учёные предпочитали писать об отсутствии подлинной легитимности у младотурок с их светской идеологией и об очевидно нерелигиозных причинах объявления джихада. Эксперты также проявляли интерес к упразднению халифата и проблеме отсутствия центра в исламе, обсуждали вопросы глобальной религиозной власти и политического влияния… Искали новые центры, на роль которых предлагались Каир или Мекка… Часто всплывала тема о якобы неразрешимом противоречии между религиозной и национальной идентичностью, причём большинство авторов не верило в такую несовместимость» [2. C. 59-60, 64]. Д. Мотадель отмечает, что ислам импонировал Гитлеру, считавшему его воинственным и отвечающим «ценностям арийского сверхчеловека». Нацистские теоретики искали и обсуждали «идеологическую близость» между исламом и национал-социализмом. Ислам интерпретировался как враждебный индивидуализму, демократии и либеральным западным империям и близкий «авторитарным и тотальным государствам» [2. C. 53]. Кроме того, внимание немецких исламоведов привлекали мусульмане Советского Союза [2. C. 56–58]. Предполагалось, что исламский мир может стать важным союзником в борьбе с Коминтерном. Светские правители Турции, Ирана, Афганистана и Албании столкнулись в межвоенный период с мощным религиозным движением, противодействовавшим модернизационным реформам и дававшим сторонним наблюдателям надежду на то, что исламский фактор во внешней политике останется, а быть может, при должных усилиях, станет ещё более мощным инструментом [2. C. 47–48], поскольку после окончания Первой мировой войны стало очевидно, что колониальные державы не стремятся удовлетворить мусульманский запрос на самоопределение. Высоким ожиданиям нацистского руководства от военно-политической мобилизации мусульманского населения также способствовали любимые Гитлером голливудские фильмы колониальной тематики 1930-х годов [2. C. 48], одной из отличительных тем которых была угроза исламского мятежа на северо-западной границе Индии. Автор прослеживает рост практического интереса к исламу со стороны руководства [2. C. 62–108] Третьего рейха и приходит к выводу, что, поскольку изначальная внешнеполитическая стратегия Гитлера была нацелена на завоевание «жизненного пространства» на Востоке Европы, в начальный период нахождения нацистов у власти исламский вопрос не считался важным, так как предполагалось, что он входит в зону национальных интересов Италии, Испании и Британии – стран, которые Гитлер желал видеть в числе своих союзников [2. C. 62]. По мнению Д. Мотаделя официальная позиция Третьего рейха по отношению к исламу начала меняться после столкновения в 1940 г. с мусульманскими частями французской армии [2. C. 116–117] и военными неудачами фашистской Италии в Северной Африке и на Балканах в начале 1941 г. Однако только с вступлением немецких войск на территорию Северной Африки исламский вопрос стал рассматриваться системно и в стратегической перспективе. После начала войны с СССР усилилась работа над мобилизацией мусульман Советского Союза [2. C. 76–82]. МИД Германии под руководством Иоахима фон Риббентропа и Министерство оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга до лета 1942 г. боролись за полномочия осуществлять работу с мусульманами СССР. Изначально планы Гитлера предполагали полную германизацию Крыма, который должен был стать эталонным поселением «расово чистых» германцев, на Кавказе предполагалось организовать отдельный рейхскомиссариат. Однако по мере ухудшения военного положения Третьего рейха в экспертной среде нацистского руководства стало раздаваться всё больше голосов за привлечение к борьбе на стороне Германии мусульманских народов Крыма и Кавказа [2. C. 77]. Практическую исламскую политику на Восточном фронте проводили не МИД и не министерство Розенберга, а вермахт, приступивший к формированию восточных легионов, создание которых было санкционировано Гитлером [2. C. 78–79 и др.]. Чем хуже становилась для Третьего рейха обстановка на фронтах, тем более пристальное внимание уделяли нацистские функционеры исламу. С начала 1943 г. политикой на исламском направлении стали активно интересоваться СС [2. C. 80–84]. Главное управление СС начало формирование мусульманских подразделений, привлекая новобранцев из Боснии, Герцеговины и Албании [2. C. 81]. С конца 1943 г. в части СС стали набирать советских мусульман. В 1944 г. в Дрездене была открыта школа для обучения полевых имамов [2. C. 326– 348]. «Со временем, ближе к концу войны, – отмечает Д. Мотадель, – СС попытались превратить мобилизацию мусульман Балкан и советских территорий в полноценную кампанию панисламской мобилизации, обращаясь к правоверным всего мира» [2. C. 83]. Чем плачевнее для Германии становилась обстановка на фронтах, тем настойчивее проявляли себя судорожные попытки использовать ислам в своих интересах [2. C. 128]. Так, после поражения немецкой армии в Северной Африке рейхсфюрер СС Гиммлер приказал Главному управлению имперской безопасности (РСХА) найти в Коране свидетельства, предвещающие приход мессии – фюрера. Не найдя таких пророчеств, нацистские специалисты в области пропаганды и информационной борьбы приняли решение делать акцент на идее «махди», который должен явиться в конце времён и защитить веру и справедливость. Однако в итоге и этот план был отвергнут [2. C. 129–130]. Дошло до того, что предлагали отождествить Гитлера с возвратившимся Исой (Иисусом). Разумеется, такие экзотические интерпретации были неэффективны. Более того, усилия немецкой пропаганды, сконцентрированные на презентации Гитлера в качестве исламской религиозной фигуры, встретили активное неприятие властей Турции и Ирана. Недоверию к нацистской пропаганде в исламском мире способствовало и то, что союзники Германии – Италия и (при дружественном нейтралитете) Испания являлись такими же экспансионистскими державами, как Франция и Британия. Это бросало тень на искренность немецкой исламской политики и пропаганды. Д. Мотадель подробно описывает и анализирует широкий спектр нацистской пропаганды: радиотрансляции, брошюры, листовки, сувениры и подарки, предназначавшиеся для населения мусульманских регионов, благодаря чему его работа даёт наглядное представление о практических аспектах пропаганды Третьего рейха, ориентированной на исламский мир. Историк освещает политику и пропаганду нацистской Германии в Северной Африке и на Ближнем Востоке [2. C. 109–179], подробно разбирает инструкции и рекомендации по соблюдению исламских традиций, дававшиеся солдатам вермахта в походных справочниках, рассматривает задачи офицеров-политработников, которые с лета 1942 г. должны были сотрудничать с имамами в идеологическом воспитании мусульманских частей [2. C. 349–380], внимательно анализирует полковые издания мусульманских подразделений [2. C. 352–366]. Исследует Д. Мотадель и исламскую политику Третьего рейха на Балканах [2. C. 237–277]. «При разделе Югославии весной 1941 года Гитлер …не собирался заниматься мусульманскими территориями. Немецкие войска оккупировали только Сербию, а мусульманские районы попали под власть итальянцев…, болгар …и, прежде всего, нового хорватского государства усташей… И только эскалация войны в конце 1942 года в итоге заставила немцев вступить в политические отношения с мусульманами региона» [2. 239–240]. На Балканах, как и в других регионах мира, в которых проживали мусульмане, слова нацистских идеологов не соответствовали делам. «Обещания, которые мусульманам давали немцы, жаждущие показать себя защитниками ислама, резко контрастировали с реалиями войны. На практике немцы просто были не в состоянии восстановить мир и порядок в мусульманских районах. Сотрудничество мусульманских лидеров с оккупантами подпитывало ненависть к первым со стороны партизан-коммунистов и четников[4]. Хотя немцы обещали, что единственной задачей мусульманской дивизии СС останется защита и умиротворение мусульманских районов Боснии и Герцеговины, Гиммлер отправил её на боевую подготовку во Францию, а затем в Германию. Оставшееся без защиты мусульманское население подвергалось акциям возмездия. Осенью 1943 года партизаны Тито начали крупное наступление в Боснии, в ходе которого погибли тысячи гражданских лиц. Десятки тысяч вскоре покинули родные места… За развитием событий на Балканах внимательно следили по всему исламскому миру» [2. C. 266–267]. В этих обстоятельствах, с обострением положения на фронтах всё больше мусульман присоединялось к партизанским отрядам Тито.
Проблема двойственной идентичности: религиозное сознание и этнический национализм
Д. Мотадель рассматривает практически важный вопрос двойственной идентичности мусульман, с которой сталкивались немецкие аналитики, и попытки информационного воздействия на неё средствами нацистской пропаганды. После многомесячной дискуссии экспертов политического отдела МИД было принято решение, что в интересах внешней политики Германии целесообразно фокусировать пропаганду не на вопросах национальной идентичности, а на общеисламском самосознании мусульман. Только Индия рассматривалась как регион, в котором исламская пропаганда не признавалась полезной [2. C. 65]. «Преимущество использования исламских, а не этнических или националистических лозунгов заключалось в том, что с их помощью Берлин мог обходить стороной деликатные вопросы предоставления различным национальным группам государственной независимости. Стремясь не вмешиваться в итальянские, испанские, а затем французские (речь идёт о режиме Виши) интересы в Северной Африке и на Ближнем Востоке, не желая оспаривать суверенитет Хорватии в Боснии и Герцеговине, а также пытаясь не давать обещаний о будущем политическом статусе национальных меньшинств Советского Союза, германский режим уклонялся от подобных вопросов. Более того, религия казалась полезным политическим и пропагандистским инструментом для обращения к этнически, лингвистически и социально разрозненным сообществам. Причём чёткую политическую и пропагандистскую кампанию было гораздо легче адресовать «мусульманам вообще», а не отдельным этническим и национальным группам – берберам и арабам Северной Африки, нерусским меньшинствам Кавказа, Крыма и Центральной Азии, народам Боснии, Герцеговины и Албании и т.д. Наконец, в контексте сложных отношений между нацистской расовой теорией и восточными народами использование религиозных лозунгов в конечном счёте позволило немцам избежать этнических категорий» [2. C. 86]. О нежелании нацистов способствовать росту национализма и борьбе за национальное самоопределение народов колониальных стран свидетельствует тот факт, что «после разгрома Франции Гитлер … позволил режиму Виши сохранить французские владения в Магрибе и Машрике[5], вместе с остальными частями её колониальной империи» [2. C. 110–111]. Гитлер не планировал вторгаться в Северную Африку или ввязываться в ближневосточные дела, полагая, что власть колониальных империй над этими землями – правильна и справедлива. В соответствии с данным подходом строилась и информационная политика, ориентированная на исламский мир.
Несоответствие исламской политики Третьего рейха нацистским расовым концепциям
Ориентация на союз с исламом противоречила всем идеологическим установкам Гитлера, настаивавшего на «расовой неполноценности» неевропейских, «неарийских» народов [2. C. 86–108], равно как и заявлениям относительно «культурной неполноценности» ислама, делавшимся Розенбергом. Таким образом, «выстраивание союза с исламским миром …было обусловлено практическими интересами и стратегическими проблемами, а не идеологией». По мнению Д. Мотаделя, «именно готовность прагматично подойти к расовому вопросу, а также отсутствие антиисламских настроений среди руководства режима сделали возможным продвижение такого альянса» [2. C. 86-87]. Презиравшие христианство как «религию слабых» [3] вожди Третьего рейха, включая самого Гитлера, симпатизировали «героическому исламу». «Сходство» между национал-социализмом и исламом подчёркивал Гиммлер [2. C. 94–100]. Антисемитизм также рассматривался нацистами в качестве фактора сближения Третьего рейха с исламом в свете борьбы последнего с сионизмом. Предполагалось, что сближению будут способствовать и традиции поддержки ислама времён кайзера, представлявшиеся аналитикам министерства иностранных дел Германии важным политическим капиталом в выстраивании взаимоотношений с исламским миром [2. C. 63-64]. «Вовлечённость Германии в мусульманские дела во время Второй мировой войны шла не по заранее намеченному плану. Она развивалась по мере разрастания конфликта, постепенно затрагивая всё больше и больше прифронтовых районов, а также структур рейха… Эта стратегия основывалась на политических и геополитических традициях прежних исламских «проектов» Германии, особенно времён Первой мировой… Обнаруживается значительная преемственность на уровне как кадров, так и идей. Немало офицеров, которые занимались политикой Германии по мобилизации мусульман в Первую мировую войну, были задействованы снова… В министерстве иностранных дел …опытные сотрудники …снова работали над исламскими проблемами» [2. C. 84–85]. Теоретики расизма, нацистские публицисты и аппарат министерства пропаганды Третьего рейха были ориентированы на воспевание ислама в качестве «ценностно близкого» национал-социализму с его антикоммунизмом, антиеврейством и принципом фюрерского лидерства (Führerprinzip), аналоги которого немцы пытались искать в исламских концепциях халифата [2. C. 102–109], приписывая исламу схожую любовь к силе и порядку [2. C. 140]. Работавшие на нацистов специалисты по исламу закономерно особый акцент делали на антисемитизме [2. C. 67, 72–73]. При этом «немецкая пропаганда добивалась слияния ислама с антиеврейской пропагандой до уровня, ранее неведомого в современном мусульманском мире» [2. C. 138]. Историк прослеживает процесс постепенного вывода из-под действия нацистских расовых ограничений турок, иранцев и арабов [2. C. 87–90]. Из-за семитского родства арабов и евреев была проведена масштабная работа по исключению из официального нацистского лексикона слова «антисемитизм», которое, чтобы не оскорблять чувства арабов, повсеместно заменялось борьбой с «еврейством» [2. C. 90–91]. Д. Мотадель приводит массу примеров идеологической акробатики нацистского политического руководства, нуждавшегося в людских ресурсах и готового в режиме реального времени корректировать оценки «расовой полноценности» народов [2. C. 91–92]. Так, считавшиеся в Третьем рейхе ругательными слова «азиат» и «татарин» стали заменять на эмоционально нейтральные «тюрки», «идель-уральские народы», «азербайджанцы» и т.д. [2. C. 92–93]. Но все эти вынужденные идеологические кульбиты не могли изменить царившего в структурах Третьего рейха расового шовинизма [2. C. 93]. Немецких солдат приходилось безуспешно разубеждать в том, что мусульмане не «недочеловеки» [2. C. 177–179, 227, 273, 366, 373–377]. Книга Д. Мотаделя наглядно демонстрирует крайнюю ущербность расовой идеологии Третьего рейха, обладавшей чрезвычайно низкой степенью инклюзивности и требовавшей постоянных корректировок, обусловленных её неадекватностью внешнеполитическим и военным задачам, стоявшим перед Германией. Приводимые автором примеры свидетельствуют об отсутствии у идеологии НСДАП какого-либо научного фундамента и совершенно произвольном «назначении» мифическими «арийцами», «сверхчеловеками», либо «недочеловеками» целых народов. Субъективные эстетические предпочтения нацистских вождей и изменения военно-политической обстановки приводили к существенным пертурбациям выстраивавшейся идеологами гитлеровской Германии расовой иерархии. Таким образом, существенными аспектами исламской политики Третьего рейха являлись её сугубо конъюнктурный характер и несоответствие транслировавшейся на мусульманские народы пропаганды действительным целям и намерениям нацистов.
Исламская политика Второй мировой войны в сравнительной перспективе
Сильной стороной работы Д. Мотаделя является внимание к экспертно-аналитическому обеспечению реализации внешнеполитического курса и принятия внешнеполитических решений Третьего рейха на исламском направлении [8]. Материалы архивов, аналитические записки ответственных ведомств, дипломатические депеши, обзоры положения в регионах, доклады и справки, научная и практическая литература, публичная научная полемика и засекреченные материалы дискуссий государственных структур – богатейший материал, исследованный Д. Мотаделем. Останавливается автор и на истории работы Центрального исламского института [2. C. 72–75], торжественно открытого в Берлине в декабре 1942 г., основой которого был Исламский институт, созданный общиной мусульман Берлина в 1927 г. Многое в исследовании Д. Мотаделя исламской политики гитлеровской Германии свидетельствует о масштабном подковёрном бюрократическом соперничестве, которое не имело конструктивных для Третьего рейха результатов, являясь проявлением борьбы за административные ресурсы и личное аппаратное влияние. Большое внимание уделено исламским лидерам, сотрудничавшим с немецкими властями. Наиболее примечательным из них, по-видимому, являлся муфтий Иерусалима Амин аль-Хусейни [2. C. 6–71]. Историк приводит широкий спектр оценок эффективности нацистской пропаганды, среди прочего прибегая к донесениям разведывательных служб стран антигитлеровской коалиции. Отмечая, что в целом солдаты-мусульмане, служившие в армиях союзников, дезертировали редко. «Мусульмане Северной Африки, Ближнего Востока и других исламских регионов массово сражались в армиях союзников. Многие тысячи мусульман воевали под командованием британцев – более того, они составляли самую большую религиозную группу британской индийской армии, которая выросла до более чем 2 млн.чел. и стала самой массовой добровольческой армией Второй мировой войны. По всему исламскому миру мусульмане служили империи. В Палестине около 9 тыс. мусульман были набраны в подразделения британской армии… Мусульмане также верно служили британским командирам в легендарном Арабском легионе Трансиордании[6], который использовали в разных частях Ближнего Востока. В Северной Африке из ливийских сенуситов сформировали Сенуситские арабские вооружённые силы (позже они стали называться Ливийские арабские вооружённые силы)… Тысячи мусульман сражались в рядах Свободных французских сил. Только во французской Северной Африке не менее 233 тыс.чел. пошли добровольцами на борьбу с нацистской Германией – 134 тыс. алжирцев, 73 тыс. марокканцев и 26 тыс. тунисцев. В итоге они приняли участие в освобождении Европы от нацизма» [2. C. 161–162]. Д. Мотадель анализирует исламскую политику Третьего рейха на широком историческом фоне информационно-идеологического противоборства и приходит к выводу: «Немецкие попытки использовать ислам во время Второй мировой войны можно рассматривать как эпизод более длительной истории стратегического применения ислама (немусульманскими) великими державами... По сравнению с другими кампаниями по мобилизации ислама кампания Германии стала одной из наиболее краткосрочных и импровизационных. Однако исходя из географического охвата и интенсивности её можно считать одной из самых радикальных попыток политизировать и эксплуатировать ислам за всю современную историю» [2. C. 410]. Историк считает, что контрпропаганда союзников использовала те же методы: апелляцию к авторитету ислама, обвинение немцев в безбожии, поиски в Коране примеров идеологической близости ислама с демократией [2. C. 162–163]. По мнению Д. Мотаделя, британские власти максимально использовали имевшиеся у них в мусульманских регионах уникальные возможности. В качестве объектов контрпропаганды были, среди прочего, взяты нацистские программы аморального по меркам мусульман увеличения рождаемости в Третьем рейхе и идеология расового превосходства, предполагавшая неполноценность других народов, а также представления об арабах как о «семитах». В рамках общей борьбы союзников против нацистского влияния в исламском мире отправлял исламских богословов на Ближний Восток и Советский Союз [2. C. 168]. Затронувшая ислам антирелигиозная пропаганда привела к тому, что в СССР накануне Великой Отечественной войны осуждение религии официальными властями сопровождалось сохранением многих исламских традиций и институтов на практике. С началом войны советским властям пришлось корректировать официальную атеистическую позицию в отношении ислама.
Исламская политика Третьего рейха на Восточном фронте и изменение подходов к набору вооружённых формирований после краха операции «Барбаросса» и блицкрига против СССР
Отдельную главу Д. Мотадель посвятил исламской политике Третьего рейха на Восточном фронте [2. C. 180–236]. В пропаганде, ориентированной на мусульман СССР, немцы напоминали об истории войн имама Шамиля с Российской империей и традициях местного джихада [2. C. 187, 197], придерживаясь линии на поддержку религиозной, а не национальной идентичности, которой следовали и в других регионах исламского мира. «В долгосрочных планах Берлина по освоению восточных территорий, – пишет историк, – мусульманскому населению отводилась небольшая роль. Крым предстояло заселить немецкими колонистами и переименовать в Готенланд; более того, гитлеровский план по германизации полуострова предполагал депортацию всего местного населения» [2. C. 185–186; 4]. В отношении Кавказа чётких планов не было. «Диапазон уступок, на которые военные хотели и могли пойти, был узок… О национальной независимости… не могло быть и речи. В результате немцам наиболее легко давались уступки в сфере религии: они обходились дёшево и их можно было реализовать прямо на месте. Нацистская пропаганда продвигала религию как часть местных традиций, подавленных советской властью, избегая при этом деликатного вопроса о национальной независимости» [2. C. 188]. По мнению Д. Мотаделя, « возвращение религиозных праздников и торжеств стало самой значительной уступкой немцев местному населению» [2. C. 193]. В отличие от Кавказа, где немцы не успели развернуть систематическую работу с мусульманским населением, в Крыму была создана сложная административная система мусульманских комитетов, организованных в крупных городах с главным комитетом в Симферополе [2. C. 200–221]. Позиционируя себя в качестве покровителей ислама, немецкие оккупационные власти боялись роста татарского национализма, препятствовали инициативам мусульманского населения, связанным с восстановлением должности муфтия и обеспечения финансовой самостоятельности мусульманской общины [2. C. 213–220]. Для немецких оккупационных властей стало неожиданностью, что часть евреев Крыма исповедовали ислам, что «существуют... расовые группы несемитского происхождения, которые… приняли еврейскую веру» [2. C. 228]. Нацистов привели в замешательство караимы и крымчаки. «В итоге караимов классифицировали как этнических тюрков и пощадили, тогда как крымчаков сочли этническими евреями и уничтожили» [2. C. 228]. Аналогичные проблемы возникли с цыганами-мусульманами, многие из которых были убиты [2. C. 229–230]. По мере ухудшения военно-политической обстановки поведение оккупационной администрации становилось всё более бесцеремонным [2. C. 230–232]. Перехватывая исламскую повестку, Москва инициировала создание исламских духовных управлений: Центрального в Уфе, Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана в Ташкенте, Духовного управления мусульман Северного Кавказа в Буйнакске и Духовного управления для шиитов Азербайджана в Баку [2. 233–234]. «31 октября 1942 года, – пишет Д. Мотадель, – когда битва за Кавказ достигла кульминации, вся вторая страница «Правды» была напечатана на узбекском языке (напротив был дан русский перевод)… Советская пропаганда …даже обратилась к памяти о священной войне, которую вёл имам Шамиль... Мусульмане Дагестана пожертвовали 25 миллионов рублей на создание танковой колонны под названием «Шамиль»» [2. C. 234]. Д. Мотадель подчёркивает, что мобилизация спорных с точки зрения «расовой чистоты» контингентов в армии Третьего рейха обуславливалась крахом плана «Барбаросса» и провалом «блицкрига» против СССР. «С конца 1941 года и до завершения войны, – пишет историк, – сотни тысяч добровольцев (не являвшихся немцами) со всех оккупированных территорий зачислялись в германские армии. Привлечение нового контингента происходило не в силу какого-то долгосрочного плана, но из-за перехода к более прагматичному и краткосрочному планированию, обусловленному провалом операции «Барбаросса» и гитлеровской стратегии блицкрига в конце 1941 года. Сдвиг ускорился после поражений под Сталинградом и Эль-Аламейном, а также подъёма партизанских движений по всему континенту. Осенью 1941 года, после неудачи «Барбароссы» немецкое военное командование столкнулось с острой нехваткой личного состава. К концу ноября потери немцев составили 743 112 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести; то есть они лишились почти четверти военнослужащих, сражавшихся на Восточном фронте. Стало ясно, что немецкие солдаты сами по себе не способны выиграть войну» [2. C. 279]. К середине 1943 г. в восточных войсках вермахта сражалось 300 000 новобранцев [2. C. 280], в основном выходцев с южных окраин СССР. С начала 1942 г. эти подразделения были организованы в шесть восточных легионов, большинство в которых составляли мусульмане. Мобилизация этих сил была встроена в более широкую картину привлечения на службу рейха иностранцев: калмыцкого кавалерийского корпуса, эстонских, литовских, латвийских, финских, украинских, белорусских и казацких отрядов, к которым в конце 1944 г. присоединилась «Русская освободительная армия» Власова [2. C. 280]. «С конца 1940 года Гиммлер вербовал в эсэсовские части жителей Северной и Западной Европы, начиная с Норвегии и стран Бенилюкса. После Сталинграда эти усилия стали более интенсивными… В войска СС начали зачислять солдат из Латвии и Эстонии, а потом и из других мест. К концу войны, когда Гитлер снял запрет на образование негерманских частей СС, эти войска росли особенно быстро. Среди негерманских добровольческих подразделений, создаваемых эсэсовцами, были крымские, тюркские и кавказские части на Востоке, а также албанская и боснийская дивизии на Балканах. Во многих из них преобладали мусульмане. В итоге почти полмиллиона солдат, включённых в состав девятнадцати из тридцати восьми дивизий СС, были завербованы за пределами Германии» [2. C. 281]. Проводились нацистами и эксперименты по комплектованию арабских частей и Индийского легиона.
Политическая мобилизация ислама после Второй мировой войны Завершая свою работу о политизации и мобилизации ислама властями Третьего рейха, Д. Мотадель останавливается на тенденциях дальнейшего манипулирования исламской тематикой политиками и специальными службами коллективного Запада, в недрах истеблишмента которых родилась мысль сделать из ислама заслон на пути коммунистической идеологии. Автор отмечает, что многие из осевших на Западе мусульман - выходцев из СССР после войны стали объектами вербовки западных спецслужб, работали на Американский комитет по освобождению от большевизма (American Committee for Liberation from Bolshevism), Институте по изучению культуры и истории СССР, издававшем антисоветские журналы, и других организациях схожего профиля [2. C. 389–392]. Исследователь выявляет преемственные черты в исламской политике нацистской Германии, США и других государств, вознамерившихся сделать из ислама орудие антисоветской политики средствами поддержки радикальных исламистов и террористических организаций. По мнению Д. Мотаделя, после Второй мировой войны США перехватили эстафету политизации ислама, противопоставив глобальному светскому модернизационному проекту СССР религиозную политику, опирающуюся на средневековый фанатизм, поддержку ваххабитов Саудовской Аравии и моджахедов в Афганистане. Негативные долгосрочные последствия этой политики стали очевидными и приобрели особую актуальность после событий 11 сентября 2001 г. * * * Подводя итог, Д. Мотадель формулирует ошибки немецкой исламской политики, ставшие следствием ложных представлений относительно мусульман и ислама: 1) заявлениям о защите Германией ислама не хватало убедительности; 2) исламский мир никогда не представлял собой единого целого – немецкие официальные лица недооценивали религиозную, этническую, языковую, социальную и политическую сложность и неоднородность исламского мира, переоценивали значение его единства; 3) Лондон и Москва могли положиться на проверенную временем лояльность своих мусульманских подданных и являлись сильными конкурентами на исламском поле информационно-идеологической войны. Монография Д. Мотаделя создаёт впечатление об упрощённом восприятии исламского мира немецкими теоретиками и политиками. Этому могло способствовать отсутствие у Германии значительного опыта управления колониями и соприкосновения с мусульманами, а также влияние расистской шовинистической пропаганды, информационный фон которой не способствовал внимательному изучению традиций, культур и нравов других народов. Историк приводит многочисленные примеры авантюристических намерений, несоответствия реальности и противоречий тактических и стратегических прогнозов, наивности и провинциальности оценок немецких аналитиков ответственных ведомств. В то же время нельзя отрицать, что в экстремальных условиях Второй мировой войны для тонкой настройки информационной работы не было ни времени, ни ресурсов. Книга Д. Мотаделя наглядно доказывает политическую ущербность нацистской идеологии, противопоставившей Германию большей части человечества и заставившей ее постоянно сталкиваться с противоречиями между расистскими идеологическими концепциями и политическими, дипломатическими, военными реалиями и потребностями. К сожалению, в работе Д. Мотаделяя отсутствует консолидированная оценки общего вклада исламских частей в ведение войны Третьим рейхом. Историком даны лишь общие цифры, лишённые сравнительной перспективы и структуры. Между тем было бы полезно иметь более наглядные статистические данные, демонстрирующие динамику изменения количества и состава исламских частей по годам в контексте общей численности вооружённых формирований, воевавших во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.
Литература
1. Лоуренс Аравийский: Сборник: Лоуренс Т.Э. Восстание в пустыне; Лиддел Гарт Б. Полковник Лоуренс. М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2002. 2. Мотадель Д. Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945) / пер. с англ. А. Космарского; под науч. ред. А. Захарова. М.: Издательство Института Гайдара, 2020. 3. Политический дневник Альфреда Розенберга, 1934–1944 гг. / Под ред. И. Петрова. М.: Фонд «Историческая память», Ассоциация книгоиздателей «Русская книга», 2015. 4. Романько О.В. Крым под пятой Гитлера: немецкая оккупационная политика в Крыму 1941–1944 гг. М.: Вече, 2011. 5. Тайны дипломатии Третьего рейха: германские дипломаты, руководители зарубежных военных миссий, военные и полицейские атташе в советском плену: документы из следственных дел, 1944–1955 / Отв. ред. В.С. Христофоров. М.: Международный фонд «Демократия», 2011. 6. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003. 7. Хаусхофер К. О геополитике: Работы разных лет: Границы в их географическом и политическом значении. Панидеи в геополитике. Статус-кво и обновление мира. Континентальный блок. М.: Мысль, 2001. 8. Хаусхофер К., Ратцель Ф. Теория «жизненного пространства». М.: Алгоритм, 2019. 239 с. 9. Lawrence T.E. Seven Pillars of Wisdom. A Triumph. New York: Doubleday, Doran and Co., 1935.
[1] Управление стратегических служб (Office of Strategic Services, OSS) – первая объединённая разведывательная служба США, созданная во время Второй мировой войны и послужившая основой для возникновения после её окончания ЦРУ. [2] Младотурецкий триумвират (тур. Üç Paşalar – «три паши») – тройка высокопоставленных чиновников Османской империи (генералы Талаат-паша, Энвер-паша и Джемаль-паша), после государственного переворота 1913 г. сосредоточившая в своих руках фактически всю полноту власти в стране. [3] Как отмечал Хантингтон, в исламской цивилизации нет стержневого государства, на роль которого в разное время претендовали разные геополитические игроки. Иран, Турция, Саудовская Аравия, выражают притязания на роль центров исламского мира, однако не могут претендовать на действительно глобальное признание в этом качестве [6]. [4] Четники – сербские партизанские формирования антикоммунистической, монархической и националистической ориентации, действовавшие на территории бывшего королевства Югославия в 1941–1944 гг. [5] Машрик – обобщающее название арабских стран Восточного Средиземноморья: Сирия, Палестина, Ливан, Иордания, Ирак. [6] Эмират Трансиордания – британский протекторат, созданный в апреле 1921 г. после Каирской конференции. комментарии - 0
Мой комментарий
|
Подписка
|
