1
В Московском государстве XVI-XVII вв. тенденции укрепления абсолютистского государства, расширения приказного строя и утверждения в его недрах бюрократического начала в центральном аппарате тесным образом уживались и причудливо переплетались с элементами сословного представительства и управления выборных институтов на местах. Среди последних важную роль играли дворянские органы местного управления – городовые приказчики и губные старосты, которые осуществляли судебно-административный и полицейский надзор в уездах.
Практика кормления от дел по-российски, блестяще показанная в великой русской литературе и пышно цветущая в наши дни, имеет давние исторические корни. При этом, когда речь заходит о приказных должностях русского средневековья (наместники, воеводы), историки, как правило, не жалели эпитетов для характеристики их злоупотреблений. Как отмечал Н.Я.Новомбергский, «…в Московском государстве не было ни одной власти, кроме воеводской, с именем которой, можно было бы связать самый красноречивый обвинительный акт» [3, С.68]. Что же касается выборных управленцев, то о них писали либо хорошо, либо ничего. Такой контраст обусловлен убеждением, что выборный, в отличие от назначенного из столицы корыстного воеводы, не будет обирать своих земляков. Изучение многочисленных случаев на материалах разных уездов позволяет серьезно скорректировать подобное мнение.
Представители местного управления на самых разных участках службы обкатывали различные комбинации и схемы личного обогащения. Вакханалия злоупотреблений в системе местных дворянских служб - это плата за однотонный труд, не уважаемый ни материально, ни по чести среди остального круга служилых людей. Скудное содержание институтов -обратная сторона их потенциальной коррупционности. К тому же городовые приказчики и губные старосты по службе и по землевладению были прочно связаны личными интересами с управляемыми ими уездами.
Городовой приказчик или губной староста являлся делопроизводителем, поэтому пользовался единственно данной ему возможностью фиксировать на бумаге исход того или иного дела, превращая его в царскую волю. Такой делопроизводитель ничего ни у кого не просил, оно лишь взвешивал свои возможности в океане потенциальных злоупотреблений и выбирал те из них, которые соответствовали уровню его положения, материальным аппетитам и стремлению безнаказанно обслужить дело. Было бы наивно подсчитывать количество жалоб на того или иного губного старосту и делать на этом основании какие-либо выводы. Искусство коррупционера заключается в том, чтобы скрыть и закамуфлировать подлог при том, что формуляр и содержание документа может и не вызвать подозрений.
2
Главным источником случаев вопиющих нарушений городовых приказчиков и губных старост являются челобитные уездного населения. При этом эти жалобы нельзя понимать, как стремление искоренить поборы. Цель челобитчиков - сообщить центральной власти о превышении квоты злоупотреблений, когда аппетиты превосходили установившиеся традицией размеры кормов и подношений.
Во многих челобитных грамотах с просьбой оставить того или иного губного старосту или воеводу отчетливо прослеживается признание местного мира в том, что проверенный на практике уровень запросов этих лиц не выходит за пределы возможностей мира. С этим же положением можно связывать просьбы уездных миров назначать на должность губных старост тех, которые уже исполняли ее ранее, например Филат Михайлович Жадовский в Арзамасе (1634-1636,1640-1646 гг.), Неждан Ильин Назимов Усов в Костроме (1623-1633 гг.) и т.д. Частые случаи повторных избраний и назначений свидетельствуют о готовности принять кандидата в уезде.
Каждая из уездных социальных групп в зависимости от частоты пересечения с губным старостой участвовала в его содержании и кормлении. Поэтому в том или ином уезде складывались свои практики по объемам подношений и благодарностей местным управленцам от заинтересованных в их решении сторон. Фактически повсеместно были распространены разного рода «почести» и «поминки» - продуктовое содержание и денежные выплаты за выполнение работ, хотя и предусмотренных обязанностями этих управленцев, но необходимых в целях ускорения или замедления дела, как говорили в народе «возьми на калачи, только дело не волочи».
В этой связи много интересных деталей сообщают расходные книги провинциальных монастырей. Так, в бежецком Краснохолмском Николаевском Антониеве монастыре очень подробно вели учет расходов монастырской казны, при этом указывая не только суммы и получателя, но и мотивы благодарности. В апреле 1618 г. губной староста Ермола Плишкин получил в качестве подношения образ и 1 рубль на оклад за чуткую реакцию и настойчивость в расследовании разбойного нападения на монастырских крестьян. В августе 1637 г. другой бежецкий губной Любим Терентьевич Окулов получил от властей монастыря 3 рубля за успешно проведенную перепись монастырских земель. Наконец в апреле 1666 г. в книге харчевых расходов отмечен отпуск в город «в почесть» хлеба не только воеводе и столичным сыщикам, но и губному старосте. В марте 1687 г., уже на закате института, бежецкий губной староста все еще получал монастырские калачи [1.С.23,31,33,37,87]. На масленицу 1688 г. власти небольшого солигаличского монастырька были вынуждены купить вина на 10 денег по случаю приезда в обитель губного старосты Никифора Макарьева Посникова. Это посещение не было связано с деловой поездкой, а носило кормленческий характер, поскольку Посников пожаловал в монастырь с женой и детьми [2.№107].
Часто в челобитных грамотах из уездов указываются случаи прямого вымогательства, освобождения за деньги, укрывательства преступников, взяток, продаж и т.д. Встречаются жалобы на действия городовых приказчиков и губных старост без привлечения понятых, причем в некоторых случаях выбранные жертвы пытались не пускать их в дома, опасаясь «чтобы чем не подкинули». Частым явлением было использование поклепных речей с целью наложения ареста на имущество состоятельных горожан и проведения следствия без очных ставок, что вынуждало обвиняемых выплачивать большие суммы денег для прекращения дела.
3
Излюбленным методом злоупотреблений губных старост являлась подделка документов, переписывание речей, подделка «рук» и составление поручных записей «за очи», что приводило к продажам и убыткам людей, попавшим в такие записи. Многие осужденные, присланные из городов в столицу, на пытке жаловались на поклепы и лживые записи губных старост. Имеются случаи деловых контактов губных старост с разбойным элементом и взаимного участия в злоупотреблениях всех должностей губной избы на основе общего сговора.
Иногда такая отлаженная схема давала сбои. В 1622 г. шуйский губной дьячок Ермолка Корякин доносил в Москву, что местные губные целовальники должны были доставить в город татей, а привезли 100 рублей. В доме губного старосты Фрола Кишкина они учинили дележ добычи. Присутствие дьячка не понравилось одному из целовальников, поэтому он схватил Ермолку за горло и вывел из избы [4. №115]. В данном случае, очевидно, что Ермолкой руководила личная обида. И если бы с ним поделились и взяли в долю, узнали бы мы об этой афере?
Распространенным способом злоупотреблений со стороны губных старост было похолопление осужденных или «тюремных сидельцев». Как известно, на основании 104 статьи XXI главы Соборного Уложения 1649 г. в подобных случаях губной староста подвергался нещадному битью кнутом. Однако при отсутствии действенного контроля угроза наказания не останавливала губных старост, которые стремились разжиться холопами не только из числа обвиняемых в преступлениях лиц, но и слабых незащищенных людей.
В 1645 г. козельский губной староста Первой Саламыков насильством захватил и держал стрелецких детей в холопах. В 1647 г. воронежский губной староста Петр Толмачев захватил в плен мать и сестру усманского сына боярского Авдеева, бил их и увечил, пока не вымучил у матери Авдеева 5 рублей, а дочь Авдеева держал на своем дворе, требуя от нее кабальной записи. В 1653-1654 гг. карачевский губной староста Матвей Урывков насильно «похолопил» брата местного стрельца [3.С.53,82-83].
Все сигналы из уездов и ответные действия правительства приводили только к смещению лиц, а не к попытке справиться с самим явлением. Не случайно на основании царского именного указа 1656 г. губных старост уже не требовали в столицу для проведения очных ставок с ворами и преступниками, присланными из городов [5. №195].
Поэтому для многих служилых людей - кандидатов в городовые приказчики и губные старосты - наличие постоянного заработка от дел становилось более притягательным, нежели дальняя военная служба, скудное денежное жалование и нищенские доходы с поместных мизерных долей.
2. Костромская старина. Сборник издаваемый Костромской губернской ученой архивной комиссией. Вып.5.Кострома.1901.Опись 108 рукописей.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
