Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23659
|
Официальные извинения
970
98612
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
237
80116
Психоконцептуальное оснащение геноцида: Руанда - 1994 0
1734
Введение
Геноцид, который народность хуту, составляющая большинство жителей Руанды (порядка 90%), в 1994 году произвела над меньшинством (народность тутси, порядка 10%) – самый вопиющий (и в этом смысле эталонный, наиболее «чистый») пример геноцида в современном мире. В поистине ужасной резне, проходившей в Руанде с 7 апреля по 17 июля 1994 г., погибло, согласно официальной оценке, не менее 937 тыс. человек, в подавляющем большинстве тутси. Считается, что руандийский геноцид является «самым концентрированным актом геноцида в истории человечества» [8]: его повседневная интенсивность «по меньшей мере, в пять раз» превосходила темпы уничтожения жертв в немецких лагерях смерти [18]. Свидетельства видевших, что происходило в Раунде в 1994 году, психически едва переносимы. Позволим себе привести лишь одно. Вот как описывает свою поездку в Карубамбе (область в Руанде), где в местной церкви было убито до двух тысяч беженцев тутси, Майкл Сколер, корреспондент Национального общественного радио (США): «Когда я подъехал к группе оранжевых кирпичных церковных зданий, я был вынужден плотно прижать бандану к моему носу и рту. Зловоние было невыносимо. За пределами храма находилось, возможно, два-три десятка тел, и на здешней руандийской жаре многие из них уже полностью разложились. Можно увидеть чьи-то черепа, чьи-то позвоночники. Здесь валяется то, что, кажется, было женщинами в яркой цветной одежде, как и детьми… По всей церкви разбросаны тела. Кровь на полу так густа, что она высохла до состояния грязной коричневой пыли, которая в некоторых местах в четверть дюйма толщиной. Большинство трупов почернело и разложилось. Некоторые лежат на матрасах, некоторые на полу, некоторые покрыты одеялами. У алтаря громоздится приблизительно тридцать тел. Одно из них – тело ребенка… На полу церкви можно увидеть корзины, пластиковые бутылки для воды, расчески, щетки, сандалии, кроссовки, консервы, бутылку с тальком… Витражные окна, с обеих сторон разбиты. Тут же валяются деревянные скамьи, которые бросили в них. Выше всего, выше алтаря – маленькая деревянная статуэтка Христа с поднятой рукой. Одно из помещений в задней части храма заполнено телами, одно поверх другого… Некоторые мертвецы до сих пор сидят на стульях. Окна разбиты, штукатурка внутри вся в дырах. Кажется, что пули влетали через окно» [3]. Не будем, однако, продолжать. Нас сейчас интересует несколько другой вопрос: как вообще стали возможны такие злодеяния в самом конце ХХ века? Как в современном мире, достигшем, как считается, высокого уровня цивилизационного развития, могло произойти то, что произошло в Руанде в 1994 году? Какими психоконцептуальными средствами обеспечивалось то, что стало неизбывным ужасом для руандийцев? Мы не можем позволить себе (как бы это ни было оправданным с точки зрения психического здоровья) забывать то, что произошло. Мы не можем не извлекать уроки из того, что произошло. Только так мы сможем постараться предотвратить те безумные провалы в бездну ненависти и насилия, которые к сожалению, случаются даже в современное время у такого психофизиологически столь несовершенного создания, как homo sapiens – человек (якобы) разумный.
* * *
Итак, на что следует в первую очередь обращать внимание, когда мы исследуем психоконцептуальное обеспечение геноцида? В первую очередь - на условия и технологии формирования у субъекта геноцида определенной картины мира, которая разрешает, даёт концептуальную возможность совершения геноциидальных действий. При этом надо понимать, что формирование такой картины мира отнюдь не предопределяет спуск лавины геноцида. Геноциидальные действия настолько ужасны, настолько противоречат морали и нравственности, что (даже относительно) цивилизованный человек (а такими, безусловно и были, и являются современные жители Руанды) не может не вступать в борьбу со своими агрессивными, человеконенавистническими побуждениями. Чтобы цивилизованный человек эту борьбу не выиграл, его надо специально «подтолкнуть». Снять все морально-нравственные, все цивилизационно-культурные запреты, обеспечить его психофизиологическую возгонку, – только тогда его взрывоопасная картина мира действительно сможет детонировать и «Сатана овладеет им» (как говорили о себе многие хуту, обагрившие руки бесконечными и самыми отвратительными убийствами). Как же это происходило в Руанде? Открывающая возможность геноцида (геноцидогенная) картина мира у хуту в отношении тутси складывалась исторически. Различие межу тутси и хуту до 1933 года в Руанде вообще не артикулировалось. Но в 1933 году бельгийцы, чьим протекторатом в это время была Руанда, произвели регистрацию местного населения по расовому признаку. При этом всем жителям Руанды предложили самим определить свою «расовую принадлежность». В результате 14% идентифицировали себя как тутси, 85% как хуту и 1% как тва [6]. Важно отметить, что такого же рода регистрация и приблизительно с тем же результатом была произведена в соседствующей с Руандой стране – Бурунди. Бельгийцы в своём управлении подчиненными территориями сделали ставку на меньшинство – тутси. Была установлена монополия тутси на занятие административных должностей [4], а католическая церковь стала проводить дискриминационную политику при приеме детей-хуту в католические школы [11]. Так были сделаны первые шаги по концептуализации принципиального различия между тутси и хуту. Тутси был определен как привилегированный, управляющий класс. А хуту – как простонародье, объект подчинения и эксплуатации. Особой чёткости такая концептуализация достигла в Руанде, которой и суждено было стать ареной самого ужасного в современном мире геноцида. Во второй половине 1950-х годов в рамках разворачивающегося процесса деколонизации руандийские хуту начали политическую и идеологическую «борьбу за справедливость». В политическом плане были созданы и начали активно функционировать «этнические» политические партии хуту: Партия движения за эмансипацию бахуту, или Пармехуту, и Ассоциация за социальную поддержку масс. В идеологическом плане была выстроена особая теория о том, что тутси (которые действительно пришли в Руанду в качестве завоевателей и которые педалировали свою расовую полноценность, свои цивилизованность и культурность, дававшие им (якобы) право быть управляющим классом) на самом деле просто поддержанные бельгийцами коллаборационисты, узурпировавшие в Руанде власть у коренного населения (хуту). Согласно этой теории национальное освобождение для хуту, которые в численном отношении в несколько раз превосходили своих «угнетателей», трактовалось не только как ликвидация господства белых колонизаторов, но и как (и даже в первую очередь!) ликвидация их пособников (тутси). Так праведная «борьба за справедливость», борьба за национальное освобождение, за право коренного и преобладающего по численности народа (хуту) самим выстраивать свою государственность, самим управлять своей судьбой привела к концептуализации в общественном сознании хуту задачи устранения доминирующей роли тутси из экономической, политической и культурной жизни Руанды. Но, по крайней мере, на этом этапе речь ещё не шла о полном устранении тутси из жизни вообще, геноцид ещё был невозможен. Однако тутси вовсе не считали себя коллаборационистами и узурпаторами, они не были готовы превратиться из привилегированного в фактически угнетаемое меньшинство. Они также создали свои «этнические» партии (Национальный руандийский союз, Руандийское демократическое объединение) и продолжали всячески поддерживать идеологическую основу своей власти – теорию расового превосходства, сочетая ее с идеей владычества по праву завоевания. При этом в Руанде, в отличие от соседней Бурунди, не возникло влиятельного политического течения, способного выступить в качестве общенациональной объединительной силы. Не нашлось в Руанде и авторитетных фигур общенационального масштаба, таких как бурундийский принц Луи Рвагасоре, которые могли бы сыграть роль примирителей или хотя бы посредников между все более отдалявшимися друг от друга этносами. В Руанде не было сил, способных предотвратить эскалацию межэтнического противостояния по мере движения Руанды к независимости. Первая вспышка межэтнического насилия, переросшая в восстание хуту, прежде всего крестьян, против тутси, преимущественно администраторов (вождей и т. д.), и сопровождавшаяся первой резней руандийских тутси и первым их «исходом» из страны, произошла во время т.н. Социальной революции 1959 года в Руанде [15]. При этом бельгийцы, надеясь сохранить свое влияние и после предоставления Руанде независимости, решили поддержать ранее дискриминируемое «этническое» большинство. Они передали половину административных постов от тутси к хуту и создали полицейский корпус, формально состоявший на 86%, а на самом деле на все 100 из хуту. Последовавшая затем победа политических партий хуту на местных (лето 1960 г.) и парламентских (сентябрь 1961 г.) выборах обеспечила полное преобладание хуту на коммунальном и общенациональном уровнях власти, а референдум 25 сентября 1961 г. покончил с последним политическим бастионом тутси – монархией. Сыграло свою и весьма немаловажную роль нападение группы беженцев тутси из Бурунди на руандийский военный лагерь в Бугесере в декабре 1963 года. Это нападение в качестве ответной реакции со стороны хуту привело к физическому уничтожению политических лидеров общины тутси и прекращению деятельности этнических политических партий тутси. Так в Раунде было фактически конституировано чисто этнократическое государство, выражающее и обеспечивающее господство одного – количественно доминирующего – этноса, в данном случае хуту. Поддержание этнократического режима осуществлялось несколькими способами. Во-первых, за счёт сохранения колониальной системы этнической регистрации; в 1970-х годах она дополнилась ограничением права руандийцев менять место своего проживания. Во-вторых, за счёт фактического исключения тутси из политической жизни, начиная с декабря 1963 г.; формально партии, выражавшие интересы тутси, были запрещены в 1964 г. В-третьих, за счёт юридического ограничения участия тутси как в политической, так и во всех остальных сферах общественной жизни Руанды: в начале 1970-х годов была введена 9%-ная этническая квота для тутси в школьном и университетском образовании, в государственном аппарате, во всех отраслях производства и даже в частном бизнесе. В армии тутси не могли стать офицерами, а солдатам-хуту запрещалось вступать в брак с женщинами-тутси. Кроме того, получило развитие практика проведения массовых репрессий (этнических чисток) против тутси (декабрь 1963 г., начало 1973 г.). И наконец, что в рамках настоящей статье особо важно отметить, были запущены специальные пропагандистские механизмы формирования атмосферы этнической конфронтации. В официальных и частных СМИ тутси изображались как люди, совершенно чуждые Руанде, как ее главные враги (в одном из памфлетов партии Пармехуту в 1972 г. говорилось: «Власть тутси – это причина всех бед, которые испытывали хуту испокон веков» [13]. Результатом политики исключения и сопровождавших ее массовых убийств и волн эмиграции стало сокращение численности общины тутси в Руанде. Если в 1952 г. они составляли 17,5% населения страны, то в 1991 г. только 8,4% [6]. На определенный период в уже вполне сформировавшемся этническом противостоянии наступило относительное затишье. Этому, в первую очередь, способствовало возрастающее экономическое благополучие Руанды, обусловленное держащимися в это время высокими ценами на главный экспортный продукт Руанды – кофе – и постоянно возраставшей иностранной помощью (если в 1973 г. она составляла 5% национального дохода, то в 1991 г. уже 22%). С 1976 по 1990 г. ВВП на душу населения возрос почти втрое. Правящий режим хуту, распределяя получаемые доходы среди властных элит и даже (хотя и в гораздо более скромных размерах) среди населения, пользовался массовой поддержкой. Маргинализованное этническое меньшинство – тутси – не представляло для него значительной опасности. Президент Руанды Хабьяримана даже обеспечил, в первую очередь для создания позитивного имиджа страны за рубежом, представительство (чисто фиктивное) тутси в высших органах власти: появился один министр тутси, один посол тутси, два депутата парламента тутси, два члена центрального комитета правящей партии Национальное революционное движение за развитие (НРДР) тутси.
* * *
Угроза режиму хуту пришла с другой стороны. Изгнанные в результате политики исключения и массовых чисток руандийские беженцы тутси не оставляли своих надежд вернуться в Руанду. В 1987 г. в Кампале (Уганда) они создали с этой целью военно-политическую организацию – Руандийский патриотический фронт (РПФ). В конце сентября 1990 года 4000 тутси, выступив под эгидой РПФ, осуществили вторжение в Руанду. Однако это вторжение быстро потерпело неудачу. В ситуацию вмешались внешние игроки: Бельгия, продолжавшая выступать как исторический покровитель Руанды, Заир, не желавший победы сил, связанных с враждебным ему угандийским режимом, и особенно Франция, решившая усилить свое влияние в этой пограничной зоне франкофонного мира. Их прямое военное вмешательство позволило правительственным войскам оттеснить отряды РПФ в пограничные районы и тем самым на время локализировать их рейды. Правящий в Руанде режим начал испытывать в это время серьёзные финансовые проблемы. В конце 1980-х годов в связи с обвалом мировых цен на кофе, обеспечивавшего 75% валютных поступлений страны, в Руанде возник экономический кризис. Ситуация осложнялась природными бедствиями (засуха) и растущим демографическим давлением, тем более, что плотность населения в Руанде оставалась самой высокой в Африке. В 1989 г. ВВП сократился на 5,5%, а доходы крестьян упали вдвое [7]. В результате правящий режим, уже не могущий обеспечить прежние доходы своим клиентеллам (уже не говоря о широких слоях населения) и испытывающий сокращение политической поддержки, решил для своего укрепления воспользоваться фактом вторжения РПФ и разыграть этническую карту. Практически сразу после вторжения РПФ режим Хабьяриманы развернул кампанию репрессий против тутси. Аресты начались уже 2 октября. Тысячи людей оказались заключенными на стадионе в столичном квартале Ньямирамбо, где многим из них пришлось провести по нескольку месяцев [19]. Этих людей рассматривали как заложников: им заявили, что если войска РПФ подойдут к Кигали, все они будут убиты [12]. Общее число арестованных, согласно правительственному заявлению в середине апреля 1991 г., составило 8047, однако реальное их число, по-видимому, достигало 13 тыс., причем 8 тыс. из них были схвачены в Кигали и его окрестностях [9]. Люди арестовывались без предъявления обвинений, просто по подозрению в симпатиях к мятежникам. Хотя правительство утверждало, что репрессии не проводились по этническому признаку, тем не менее приблизительно 75% арестованных составляли тутси, в том числе многие представители элиты (врачи, бизнесмены, священники). Под давлением западных стран и международных правозащитных организаций власти в конце 1990 г. – начале 1991 г. освободили 3 тыс. заключенных – тех, кому прежде никогда не предъявлялись какие-либо обвинения; остальные же вышли на свободу в конце марта – апреле 1991 г. [9]. Однако по крайней мере несколько десятков человек погибли в результате пыток и избиений. Некоторые из арестованных, как интеллектуалы, так и крестьяне, и даже один десятилетний мальчик, были преданы Суду по делам государственной безопасности и приговорены к смертной казни (заменена в апреле 1991 г. пожизненным заключением) или различным срокам тюремного заключения (от 2,5 до 20 лет). Среди обвинений – вербовка в ряды РПФ, недонесение о случаях вербовки, запись в ряды РПФ, хранение кассет с песнями РПФ; некоторые из подсудимых заявляли, что их избивали, и они были вынуждены дать признательные показания [9]. Этническое насилие быстро распространилось и на региональный уровень. Уже в октябре 1990 г. в районе Кибирира в префектуре Гисеньи при поощрении властей местные хуту напали на тутси, убив около трехсот человек и вынудив несколько тысяч оставить свои дома, которые были разграблены и разрушены. В конце января 1991 г. в Рухенгери полиция, военные, гражданские чиновники и простые хуту устроили «акцию возмездия» против багогве, одной из подгрупп тутси, в результате которой погибли более трехсот человек; многие багогве были ранены и ограблены [9]. В то же время наступление отрядов РПФ в северной и северо-восточной Руанде в сочетании с правительственной пропагандой, муссировавшей тему зверств повстанцев, привело к массовому бегству хуту в лагеря для перемещенных лиц в центральной части страны. Число беженцев приблизилось к 300 тыс. человек [18]. В этой ситуации не удивительно, что режим легко получил поддержку огромного большинства руандийцев. Воспользовавшись такой поддержкой, правящий режим направил репрессии не только против тутси, но и против своих критиков из числа хуту, что вызывало ответную активизацию оппозиционных режиму сил. В течение нескольких месяцев на оппозиционном фланге возникло 16 политических партий, усилилась деятельность правозащитных организаций, а государства-доноры, выступая под флагом демократии, только способствовали успехам оппозиции. Давление оппозиционных сил на правящий режим всё время возрастало. Главным лозунгом оппозиционеров стало создание коалиционного правительства. Президент противился их требованиям несколько месяцев, но после массовых демонстраций в январе 1992 года, организованных оппозиционными партиями, был вынужден начать с ними переговоры. Экстремистским крылом правящего режима такое поведение президента было расценено как почти предательство. Экстремисты провозгласили своей целью «защиту завоеваний Социальной революции 1959 г.» и выдвинули лозунг объединения всех хуту – независимо от партийной принадлежности – для защиты республики против тутси, которые «хотят захватить власть с помощью силы и насилия» [10]. Однако, несмотря на нажим экстремистов, 13 марта 1992 г. было заключено межпартийное соглашение, на основе которого 16 апреля было сформировано коалиционное правительство во главе с Нсенгийяремье, куда вошли представители четырех оппозиционных партий. Получив частичный доступ к рычагам управления, оппозиционные партии усилили давление на правящий режим. Они быстро заполнили возглавляемые ими министерства своими сторонниками, а в начале июля добились раздела власти и на префектуральном уровне. Оппозиция настояла на проведении 9 июня реорганизации и высшего командования Вооруженных сил Руанды (ВСР), в результате которой своих постов лишились самые высокопоставленные «твердолобые». В середине апреля 1992 г. силы РПФ предприняли новое наступление на северо-востоке Руанды, что привело к бегству в центральную Руанду около 350 тыс. хуту. Коалиционное правительство решило вступить на путь переговоров с РПФ, что вызывало волнения среди солдат правительственной армии, которая во время войны увеличилась с 10 до 40 тыс. Солдаты, опасаясь демобилизации в случае заключения мирного соглашения с РПФ, устроили беспорядки в ряде районов Руанды, но оппозиция была твердо намерена прекратить войну, которая, как она считала, используется правящим режимом для сохранения своих позиций. 6–8 июня в Париже представители правительства и РПФ договорились о проведении переговоров о прекращении огня. Сами переговоры прошли в танзанийском городе Аруше 10–13 июля и завершились успехом; одновременно стороны постановили перейти в дальнейшем к обсуждению политических проблем. Беспокойство руандийских военных стремительно нарастало. С их стороны последовало официальное заявление, которое заканчивалось следующими словами: «Население недовольно и деморализовано действиями правительства, которое сочувствует врагу. Военные деморализованы в ожидании увольнения. Они не готовы сосуществовать с инкотаньи («храбрые воины» – самоназвание бойцов РПФ). Климат в целом нездоровый, большое число людей требуют изменений вплоть до того, что просят военных сделать что-нибудь для спасения страны. Соглашение в Аруше, которое повсеместно критикуется, неприемлемо. Враг получает выгоду от сложившейся политической ситуации, которая создает благоприятные условия для давления, как в территориальном, так и в политическом плане, и у него появляется возможность нас завоевать» [3]. Несмотря на реакцию военных, оппозиционные партии продолжали проводить свою линию. После прекращения согласно договоренностям военных действий начались политические переговоры, и было подписано соглашение, которое предусматривало формирование многопартийного временного правительства с участием РПФ, реформу судебной, законодательной и исполнительной ветвей власти и формирование органа по мониторингу нарушений прав человека, а также консультации по вопросу интеграции РПФ в состав национальной армии. В конечном счете стороны договорились о принципиальной передаче власти многопартийному временному правительству при сохранении за президентом ограниченных полномочий. Сделка между оппозиционными партиями и РПФ за счет президента вызвала крайнее раздражение среди сторонников Хабьяриманы. Сам Хабьяримана назвал Арушское соглашение «клочком бумаги». В ответ оппозиционные партии организовали 19 ноября массовую демонстрацию в Кигали в поддержку мирного процесса, которая вылилась в ожесточенные столкновения с приверженцами президента. 16 декабря переговоры в Аруше (под давлением Танзании и Уганды) возобновились и привели 9 января 1993 г. к заключению окончательного соглашения о составе временного правительства и временного парламента. Сторонники президента восприняли это соглашение как предательство со стороны правительства. Во второй декаде января они в знак протеста несколько раз перекрывали дороги, ведущие из столицы в провинцию, и вступали в стычки со сторонниками оппозиции, что заставило правительство ввести 20 января в Кигали (столица Руанды) комендантский час. В свою очередь, сторонники президента устроили серию нападений на активистов оппозиции и на тутси; в результате погибло более 100 человек [5]. Когда 29 января переговоры в Аруше возобновились, РПФ потребовал положить конец насилию, угрожая в противном случае отъездом своей делегации. В тот же день с аналогичным требованием обратились к президенту послы стран ЕС. 31 января оппозиция устроила в Кигали 50-тысячную демонстрацию против этнических и политических убийств. В ответ режим Хабьяримана инициировал созыв межпартийной «национальной конференции» и создание политического фронта всех партий хуту против РПФ. При этом в начале февраля нападения на тутси возобновились, и за неделю число жертв достигло 400 человек [16]. 8 февраля 1993 г. РПФ предъявил властям ультиматум, потребовав «остановить этнические убийства», и предпринял широкомасштабное наступление. Правительственные войска не сумели организовать сопротивления и стали в беспорядке отступать. Военные успехи РПФ вызвали беспокойство в Париже, который уже 9 февраля отправил в Руанду дополнительно 150 французских военнослужащих (операция «Химера»), доведя численность своего контингента до 300 человек. РПФ, опасаясь прямого столкновения с французскими войсками, объявил 10 февраля об одностороннем прекращении огня, однако бои продолжались, и только 9 марта было подписано соглашение о перемирии. 12 марта СБ ООН одобрил отправку группы миротворцев для наблюдения за прекращением огня, и 15 марта военные действия прекратились. 16 марта возобновились переговоры в Аруше. 20 марта правительство согласилось на создание объединенной армии с участием РПФ, и в этот же день завершился вывод сил РПФ с занятой в феврале территории. Неожиданное наступление РПФ, которое сопровождалось убийством гражданских лиц, вызвало бегство около миллиона человек, преимущественно хуту, с севера в центральные районы Руанды, что дополнительно способствовало росту межэтнической напряженности. В этих условиях согласие президента на новое перемирие с РПФ сделало его мишенью для критики со стороны радикалов. Последние выступили с заявлением о том, что это согласие является «актом государственной измены», и что Хабьяримана более не защищает национальные интересы. 31 марта Хабьяримана был вынужден заявить о своем отказе от поста председателя правящей партии, которая испытывала всё большие и большие трудности. Политическая поддержка правящего режима стремительно сокращалась. Даже часть бургомистров покинула ряды правящей партии и присоединилась к оппозиции. Загнанная в угол, правящая партия прибегла к наиболее радикальному способу решения своих проблем. Было решено пойти на максимальное обострение этнического конфликта, мобилизовав на свою поддержку всех хуту и выставив в качестве главных врагов всех тутси (РПФ), равно как и тех хуту, которые (оппозиция) де факто помогали РПФ, то есть де факто выступали на стороне тутси. Этот план начал воплощаться в жизнь после того, как в конце июля страны – доноры Руанды, в том числе Франция, и Всемирный банк ультимативно потребовали от Хабьяриманы под угрозой прекращения финансовой помощи подписать соглашение с РПФ до 9 августа. В этой ситуации президент капитулировал. 4 августа в Аруше соглашение с РПФ было парафировано. По Арушскому соглашению планировалось создать до проведения свободных парламентских выборов «переходные институты»: на этот период Хабьяримана оставался президентом, но был должен отдать значительную долю исполнительной власти «переходному правительству на широкой основе»; в частности, право назначения и прекращения полномочий префектов, супрефектов и бургомистров переходило к премьер-министру. Планировалось провести чистку провинциальной администрации от некомпетентных кадров, виновников «социальных беспорядков» и противников «демократического процесса и национального примирения». Роль правящей партии в «переходном правительстве» предельно умалялась. Терялось её влияние и в силовых структурах. Намечалась радикальная реорганизация армии, а также была достигнута договоренность о репатриации беженцев (то есть тутси) и возвращении «внутренне перемещенных лиц» в места прежнего проживания.
* * *
Арушское соглашение вызвало сильную оппозицию в Руанде, прежде всего из-за принятого варианта реорганизации армии, который рассматривался и военными, и многими политиками как полная капитуляция властей перед РПФ. Этот вариант означал, что более ⅔ ее состава грозит увольнение, однако не предусматривалось никаких программ профессиональной переподготовки и интеграции военных в гражданскую жизнь, что неизбежно вело к значительному увеличению числа безработных. В то же время тутси, составлявшим всего 15% руандийцев, предоставлялась половина постов в армии. Даже умеренные хуту считали это несправедливым, не говоря уже о военных. При этом давление западных кредиторов Руанды и оппозиционных политиков-хуту, имевшее целью добиться демократизации, только усугубляло ситуацию, обостряя у этнократической системы инстинкт самосохранения, и усиливая позиции наиболее экстремистских групп в общине хуту. В этих условиях и были активизированы силы, призывавшие к «окончательному решению» этнической проблемы. Были сформированы и соответствующие структуры, дающие возможность реализовать это «окончательное решение»: одни исполняли функцию организационных центров, другие – исполнителей [1]. Основными центрами, помимо легально правящей политической партии радикально-националистического толка, стали два тайных общества «Аказу» и АМАСАСУ, тесно связанные с правящим режимом президента Хабьяриманы. Среди исполнительных структур особую роль играли «эскадроны смерти», представлявшие собой небольшие группы хорошо обученных людей, которые должны были исполнять приказы вышестоящих идеологов – т.н. «драконов». «Эскадроны смерти», существовавшие не только в столице, но и в других городах страны, специализировались на террористических действиях. Они похищали и пытали противников режима. Нередко прибегали и к убийствам. Политиков умеренного толка убивали чаще всего в результате террористических актов, используя яд или инсценируя грабеж со стрельбой. Огромный вклад «эскадроны смерти» внесли и в разжигании этнической ненависти к тутси, нередко провоцируя кровавые вспышки этнического насилия – т.н. микрогеноциды. В феврале 1993 начали создаваться и силы гражданской самообороны (ГС) из женатых мужчин, «которым есть, что защищать», а также заслуживших доверие людей из числа беженцев. Они должны были получать военную подготовку по месту жительства/пребывания, а в качестве инструкторов планировалось использовать или коммунальных полицейских, или отставных военных. В каждой коммуне предполагалось создать отряд из шестидесяти ополченцев. Треть личного состава сил ГС следовало вооружить ручными гранатами, винтовками и автоматами Калашникова, остальных (ввиду нехватки огнестрельного оружия) – копьями, луками, стрелами и мачете. Перед силами ГС ставились следующие задачи: 1) обеспечивать безопасность населения; 2) вдохновлять его на защиту страны от нападений отрядов РПФ; 3) охранять государственную инфраструктуру и собственность; 4) получать информацию о действиях и присутствии врага в каждом населенном пункте; 5) доносить об агентах и сообщниках врага; 6) нейтрализовывать любую вражескую акцию до вмешательства вооруженных сил; 7) исполнять функцию «антенн» для армии и национальной жандармерии [17]. ГС имела вертикальную иерархическую структуру, которая пронизывала все территориально-административные уровни от национального до секторального; руководил ею Национальный координационный комитет во главе с министром внутренних дел; в него также входили министр обороны и начальник Главного Штаба Армии. Основным источником формирования сил ГС были «молодые люди из политических партий с республиканскими убеждениями» и добровольцы; их подготовкой занимались жандармы, коммунальные полицейские и резервисты. Члены ГС рассматривали себя как теневую армию, создаваемую ввиду «разоружения» официальной армии в результате Арушского соглашения. Система ГС позволяла АМАСАСУ и «Аказу» координировать деятельность всех боевиков хуту и осуществлять массовую военно-политическую мобилизацию гражданского населения. Основным оружием боевиков хуту были мачете, которые в больших количествах закупались за границей. С января 1993 по март 1994 г. в Руанду была импортирована приблизительно 581 тыс. мачете – количество, достаточное для вооружения одной трети взрослых мужчин хуту [6]. Весьма вероятно, что такая ориентация не на огнестрельное, а на традиционное оружие обусловливалась тем, что главной мишенью для сил ГО считались гражданские противники внутри страны, а не боевые подразделения РПФ. Таким образом, к весне 1994 г. в Руанде уже был создан разветвленный механизм с целью массовой мобилизации хуту, который мог быть использован для физической ликвидации нелояльных политических групп (полицида) и для геноцида тутси. Одновременно разворачивалась идеологическая подготовка геноцида. Были созданы новые СМИ, нацеленные на разжигание этнической ненависти [2]. Еще в мае 1990 г. появился радикальный журнал «Kangura». В его финансировании принимали участие военная разведка, а также ряд деятелей правящей партии. 8 апреля 1993 г. была основана радиостанция «Свободное телерадио “Миль колин”» (СТМК), которая начала вещание в июле того же года. Среди 50 основателей станции было 39 членов правящей партии. Главная задача, которую выполняли «Kangura» и СТМК – демонизация образа тутси. В декабре 1990 г. «Kangura» опубликовала «Десять заповедей хуту» – своеобразный «Символ веры» экстремистов хуту, носивший открыто расистский характер. Одним из его мотивов стала идея о недопустимости расового смешения хуту и тутси и любых иных отношений с тутси. «Ключевые посты – политические, административные, экономические, военные и в органах безопасности, – говорилось там, – должны доверяться только хуту… Вооруженные силы Руанды должны состоять исключительно из хуту» [2]. «Kangura» внушала читателям мысль, что тутси готовят геноцид хуту, причем такого масштаба, чтобы «не осталось выживших». «Kangura» уверяла, что тутси – истинные правители Руанды: «…50% правительственных чиновников – тутси. В частных компаниях и корпорациях они составляют 70%, в международных организациях и посольствах их более 90%, причем на самых важных постах, тогда как их число не превышает 10% всего населения» [14]. Журналисты СТМК также постоянно говорили о несправедливом распределении богатства и экономических привилегий в пользу тутси и в ущерб хуту. 25 октября 1993 г. Ноэль Хитимана сообщил в эфире: «Сегодня утром мне позвонили, кстати, это была женщина. Она просила меня не говорить по нашему радио СТМК, что тутси владеют 70% такси в этой стране… Я ответил ей, что никто не может помешать тому, чтобы эти данные стали известны». 17 декабря 1993 г. Кантано Хабимана восклицал: «Хотя они [тутси] говорят, что с ними обращаются несправедливо, именно они богаты. Некоторые люди видели список клиентов Сберегательного банка, и они утверждают, что большинство из них как раз тутси или даже женщины тутси» [3]. В месяцы, непосредственно предшествовавшие геноциду, «Kangura» стала активно муссировать идею о том, что новое нападение РПФ неизбежно спровоцирует резню невинных тутси внутри страны, ответственность за которую ляжет на инкотаньи – воинов РПФ. «Если инкотаньи начнут убивать нас, – писал Нгезе, – истребление станет взаимным». Благодаря своему экстремистскому и сенсационному характеру сообщения «Kangura», по выражению одного очевидца, «распространялись, подобно огню». Журнал получил название «колокола смерти». Те же мотивы доминировали в передачах СТМК. Его сотрудники активно развивали тему о намерении тутси вернуть власть, утраченную в 1959 г. – 16% содержания всех передач [20]. В эфире периодически звучала печально знаменитая песня популярного эстрадного певца Симона Бикинди «Я ненавижу хуту», ставшая «гимном массовых убийств». СТМК проповедовало необходимость организации самообороны большинства (хуту) и предупреждала РПФ, что в случае возобновления им военных действий пострадают мирные тутси. Постоянное педалирование в прессе и на радио образа тутси как исконных врагов хуту находило сочувственный отклик в массовом сознании. Тутси в глазах хуту рассматривались как главная причина всех их бед и несчастий. Уничтожение тутси, которые официальной пропагандой были предельно расчеловечены (в основном их принято было называть «тараканами»), стало считаться залогом не просто благополучия, а фактически «спасения» хуту. Демонизация тутси в общественном сознании хуту сочеталась с демонизацией их «сообщников», в роли которых выступали хуту – сторонники оппозиции. И «Kangura», и СТМК периодически публиковали списки «инкотаньи и их пособников», фактически призывая население самостоятельно «разобраться» с «врагами нации». Таким образом, и психоконцептуальная, и организационно-политическая подготовка подготовка геноцида к весне 1994 года достигла стадии завершения. Ужасное ружьё геноцида было заряжено. Оставалось только нажать курок. Таким нажатием курка стал обстрел и уничтожение самолёта, которым президент Хабьяримана вместе с сопровождавшими его лицами возвращался с саммита региональных лидеров в Дар-эс-Саламе (столица Танзании). Кто стоял за убийством президента – РПФ или, что гораздо более вероятно, радикальное крыло правящей партии – до конца не выяснено. Но, как пишет главный наш исследователь геноцида в Руанде И.В. Кривушин, «кто бы ни стоял за убийством Хабьяриманы, оно было использовано экстремистскими группами руандийской элиты, чтобы укрепить свои политические позиции, физически уничтожив лидеров оппозиции хуту и проведя ограниченную этническую чистку тутси, прежде всего в столице. Тем самым, как казалось этим группам, они обеспечили бы политическое сплочение хуту перед лицом РПФ, лишив его возможности играть на разногласиях внутри «этнического большинства», и уменьшили бы число его реальных и потенциальных сторонников. Однако всего за несколько дней раскручивание спирали насилия привело к тому, что запланированный полицид неизбежно перерос в широкомасштабный геноцид» [3].
Заключение
Изучение материалов, связанных с геноцидом в Руанде 1994 года, позволяет сделать ряд выводов. Психофизиологическая организация человека такова, что при создании для него определенных условий с него слетает тонкий слой цивилизованности, и он превращается в кровожадного, не знающего пощады убийцу, который целенаправленно и методично, зачастую не без энтузиазма и элементов садизма, уничтожает того, кого он считает своим врагом. К числу таковых условий, в первую очередь, относится соответствующая психоконцептуальная подготовка. В сознание человека путём постоянного повторения на основе определенной, как правило, предвзятой интерпретации фактологический информации, внедряется «образ врага». В рамках такого образа «враг» наделяется целым набором вызывающих страх, отвращение и ненависть качеств. «Врагу» приписывается неизбывное желание уничтожить или нанести вред человеку. Сам «враг» при этом расчеловечивается. С одной стороны, он уподобляется бездушной машине, не имеющей человеческих чувств, не знающей жалости, сострадания, не владеющий понятиями Добра и Зла. С другой стороны, он определяется как недо-человек, как омерзительное животное, например, таракан. Страх и гадливость будят ненависть, желание уничтожить «врага». И тем сильнее это желание, чем острее и глубже страх, чем сильнее чувство гадливости. При приложении соответствующих усилий (когда, например, «за дело» берется государственная машина пропаганды) «образ врага» можно приписать практически любому человеческому субъекту, любой этнической или социальной группе. Именно поэтому в цивилизованном обществе должны жёстко пресекаться все поддерживаемые государством или мощными социальными платформами целенаправленные попытки проецирования «образа врага» на ту или иную этническую или социальную группу. Психофизиология человека весьма провокативна. Склонность к уничтожению врага, доходящая до геноцида последнего, слишком укоренена в человеке. Не считаться с этим нельзя. Надо постоянно профилактировать, не давать вырваться на поверхность и, тем более, не провоцировать те разрушительные силы, которыми природа столь обильно наделила homo sapiens.
Литература
1. Кривушин И. В. Подготовка Руандийского геноцида 1994 года: организационные центры и инструменты // Исторический журнал: научные исследования. 2012. № 4 (10). 2. Кривушин И. В. СМИ как инструмент подготовки геноцида (на примере Руанды) // Исторический журнал: научные исследования. 2012. № 2 (6). 3. Кривушин И. В. Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2015. 4. Ben Hammouda H. Burundi. Histoire économique et politique d'un conflit. Paris, 1995. 5. Campagne J.-P. Regime stirring up unrest to torpedo talks // AFP. 27 January 1993. 6. Des Forges A. «Leave None to Tell the Story»: Genocide in Rwanda. New York, 1999. 7. Gasana J.K. La Guerre, La Paix et La Démocratie au Rwanda // Les Crises Politiques au Burundi et au Rwanda / ed. A. Guichaoua. Lille, 1995. 8. Gourevitch Ph. We Wish to Inform You That Tomorrow We Will Be Killed With Our Families: Stories from Rwanda. New York, 1998. 9. Rwanda: Talking Peace and Waging War, Human Rights since the October 1990 Invasion: Human Rights Watch Short Report. Vol. 4. No. 5. Washington; New York; London, 1992. 10. Le Procureur c. Ferdinand Nahimana, Jean-Bosco Barayagwiza et Hassan Ngeze. Case № ICTR-99–52-T. Jugement et Sentence. 3 décembre 2003. 11. Linden I., Linden J. Church and revolution in Rwanda. Manchester, 1977. 12. Melvern L. Conspiracy to murder: the Rwandan genocide. London, 2004. 13. Meredith M. The State of Africa: A History of Fifty Years of Independence. London, 2005. 14. Ndekezi B.Uwabaza generali impamvu asumbakaza Abatutsi // Kangura. No. 25. Novembre 1991. 15. Newbury D. Kings and Clans: Ijwi Island (Zaïre) c. 1780–1840. Madison (WI), 1979. 16. Nsengiyaremye Th. France to send troops to Rwanda, clashes rage on // Reuters News. 9 February 1993. 17. Organisation de l’auto-défense civile // La structuration de l’autodéfense civile à Kigali à la fin mars 1994. 18. Prunier G. The Rwanda Crisis: History of a Genocide. London, 1995. 19. Rapport de la Commission internationale d'enquête sur les violations des droits de l'Homme au Rwanda depuis le 1er octobre 1990 (7–21 janvier 1993). Paris, 1993. 20. Yanagizawa-Drott D. Propaganda and Conflict: Theory and Evidence from the Rwandan Genocide. 6 December 2010. комментарии - 0
Мой комментарий
|
Подписка
|
