1
Основной вклад в современное научное понимание феномена социального подчинения/неподчинения внесла научно-исследовательская программа, которая была еще в 1960-х гг. предложена Стенли Милгрэмом и до сих пор продолжает быть мейнстримом в этой области социально-гуманитарных исследований.
Она является феноменологической, основные ее выводы и концептуальные утверждения сделаны не столько на основе теоретического видения изучаемой проблемы, сколько на основе обобщения и осмысления данных, полученных в рамках так называемого эксперимента Милгрэма.
Этот эксперимент многократно и хорошо описан. Моделировалась ситуация, в которой человеку, согласно нормам нравственности цивилизованного общества, требовалось противопоставить голосу Авторитета осознанное неподчинение. Испытуемый выполнял роль «Учителя», которому под видом участия в проверке эффективности программы обучения запоминанию «Экспериментатором» предписывалось наносить чувствительные удары электрическим током некоему «Ученику» в случае неправильного ответа последнего. Начиналось «обучение» с несильных ударов током, но в дальнейшем сила тока росла и страдания «Ученика» становились все более мучительными. Пропорционально возрастанию страданий «Ученика» увеличивалось, как правило, и желание «Учителя» прекратить бесчеловечный эксперимент; тем не менее «Экспериментатор» вежливо, но предельно решительно настаивал на продолжении эксперимента. «Учителю» приходилось подчиняться и продолжать наращивать силу ударов, доводя таковую практически до смертельных величин.
Изучалось, когда и при каких условиях «Учитель» все-таки выйдет из подчинения и откажется от продолжения эксперимента.
Результаты эксперимента произвели буквально шоковое впечатление. Оказалось, что большинство испытуемых (вполне обычных представи- телей современной культуры) в своем подчинении Авторитету доходили до такой степени бесчеловечности, которая была просто немыслима на уровне прогнозных ожиданий.
Валидность исследования Милгрэма не подвергается сомнению. Считается, что Милгрэм провел «самое репрезентативное и основательное исследование в социальной психологии и социальных науках благодаря величине выборки, систематическим вариациям, выбору самых разных простых людей из двух маленьких городов (Нью-Хейвена и Бриджпорта, штат Коннектикут), а также детальному объяснению методологических подходов. Более того, воспроизведение экспериментов во многих других культурах показало надежность выводов» [2. С. 9].
Осмысление результатов проведенных исследований позволило сформулировать ряд важных положений, которые в современной социально- гуманитарной науке получили статус вполне установленных истин.
Самое главное — было показано, что «в психологическом плане действие, совершенное по приказу, сильно отличается от действия спонтанного. Человек, которому претит воровать и убивать, может без зазрения совести украсть и убить, если получит команду от представителя власти. Поступок, немыслимый для кого-то при обычных обстоятельствах, может быть совершен без колебаний, если на сей счет есть указание» [3. С. 13].
Таким образом, было установлено, что голос Авторитета действительно обладает мощным суггестивным влиянием на поведение социализированного индивида, и противостоять этому влиянию весьма непросто.
При этом важно подчеркнуть, что действия по приказу авторитетного лица — это действия скорее добровольные, нежели вынужденные. В своей обобщающей и осмысляющей проведенные исследования книге Милгрэм пишет: «В той степени, в которой налицо добровольность и отсутствие принуждения, подчинение приобретает оттенок сотрудничества; в той степени, в которой налицо угроза наказания или насилия, подчинением движет страх. Мы изучали лишь подчинение добровольное, построенное на утверждении, что уполномоченное лицо вправе отдавать команды, и никто ничем не угрожает. По сути, давление в этом исследовании опиралось лишь на власть, которую испытуемый приписывал ее представителю сам, а отнюдь не на объективную угрозу или физические средства контроля» [3. С. 15].
2
От чего же зависит степень подчинения обычного человека голосу Авторитета?
В исследованиях Милгрэма были выделены следующие факторы.
Во-первых, важным параметром была степень близости испытуемого («Учителя») к жертве («Ученику»).
Эксперименты показали, что «повинуемость существенно снижалась, когда жертва находилась ближе к испытуемому… При изоляции “ученика” экспериментатору воспротивились 35% участников; при голосовом отклике — 37,5% участников; при непосредственной близости — 60% участников; при соприкасании — 70% участников» [3. С. 61—62].
Вторым важным параметром была степень близости испытуемого («Учителя») к авторитетному лицу, отдающему команды («Экспериментатору»).
В частности, когда моделировалась ситуация отсутствия «Экспериментатора» в комнате, повинуемость «Учителя» существенно уменьшалась, а при возвращении «Экспериментатора» повинуемость восстанавливалась.
Важным фактором социального подчинения/неподчинения является степень авторитетности/неавторитетности. Непосредственно в экспериментах Милгрэма не моделировалась ситуация, когда можно было измерить степень нарастания подчиняемости по мере нарастания степени авторитетности «Экспериментатора». Но само наличие такого рода корреляций представляется очевидным и многократно отслеживалось в повседневной практике социальных взаимодействий.
Решающим фактором в условиях экспериментов Милгрэма являлась исходная разница в степени авторитетности между «Экспериментатором», обладающим «по умолчанию» достаточно высоким авторитетом в данной ситуации (представительство от лица Науки давало «Экспериментатору» легитимное в глазах испытуемого право командовать в процессе проведения эксперимента), и «Учеником», имеющим «по умолчанию» нулевую степень авторитетности.
В этих условиях «изначально испытуемые ориентированы на экспериментатора, а не на жертву. Ведь они пришли в лабораторию, чтобы вписаться в структуру, которую создал экспериментатор, а не “ученик”. Они намеревались… служить научным целям. [Именно поэтому]… большинство испытуемых… волновало впечатление, которое они производят на экспериментатора. …Испытуемые были настолько небезразличны к тому, какой вид имеют перед экспериментатором, что влияние других элементов социального поля не имело особого значения. Эта мощная ориентация на экспериментатора объясняет относительную нечуткость испытуемого к жертве» [3. С. 91—92].
Причем такого рода «нечуткость к жертве» должна только возрастать по мере умаления значимости жертвы в глазах испытуемого.
Милгрэм, в частности, пишет: «Мы не изучали как минимум один фактор, который сыграл значимую роль в Германии: очернение жертв перед активными действиями против них. Более десятилетия яростная антисемитская пропаганда систематически готовила немцев к уничтожению евреев. Шаг за шагом евреев исключали из категории граждан и народа, а в итоге лишили права считаться людьми. Систематическое очернение жертвы помогает оправдывать жестокость и постоянно сопутствовало массовым убийствам, войнам и погромам. Надо полагать, наши подопечные испытывали бы еще большую легкость, нанося удары током, если бы их убедили, что они имеют дело с кровавыми преступниками или извращенцами» [3. С. 28].
Действительно, постоянно повторяющейся классикой военной пропаганды стало «расчеловечение» актуального и даже потенциального противника. Начиная с практик полной моральной и общекультурной дискредитации немцев, позиционируемых в качестве аморальных и жестоких варваров английской пропагандистской машиной во время Первой мировой войны [1], вплоть до сегодняшних дней, когда Запад в своем противостоянии «русским» опускается до такой махровой русофобии, что «ни в сказке сказать, ни пером описать», мы постоянно видим стремление по возможности очернить того, против кого направлены наши — осознаваемые (в глубине души) как неправедные, нравственно порочные — действия.
Милгрэм также отмечает: «Существенный интерес представляет… следующее обстоятельство: многие испытуемые принижали жертву вследствие действий против нее. Нередко приходилось слышать: «Он был столь глупым и упрямым, что поделом». Совершив акт жестокости, эти люди считали необходимым опорочить жертву, чье наказание было неизбежно из-за недостатка ума и характера» [3. С. 29].
Если очернение жертвы ведет к повышению степени повинуемости Авторитету, то дискредитация или умаление Авторитета ведет (что вполне предсказуемо) к понижению степени повинуемости этому Авторитету.
В экспериментах Милгрэма моделировалась ситуация, когда настаивать на продолжении ударов током жертвы доводилось не «Экспериментатору», а заменяющему его обычному человеку. Повиноваться обычному человеку в такой ситуации испытуемые отказывались.
Более того, «когда испытуемый отказывался слушаться обычного человека, возникала новая ситуация. Сообщник, якобы недовольный отказом, заявлял, что раз его напарник не решается наносить удары, он будет делать это лично. Он просил испытуемого хронометрировать опыт, а сам садился за генератор. Тем самым испытуемый избавлялся от личной ответственности за удары током, но становился свидетелем тяжелой сцены, в которой агрессивный напарник осуществлял свой план последовательного увеличения уровня электрошока. Практически все из 16 участников возражали, а пятеро оказали физическое сопротивление, положив конец экзекуции. (Несколько человек пытались выключить генератор из сети, и четверо физически удержали своего напарника.) Один участник, будучи человеком крупным, поднял ретивого исследователя со стула, швырнул его в угол лаборатории и не позволял двигаться, пока не получил обещание, что тот воздержится от продолжения опыта. Какими бы пассивными перед лицом авторитета ни казались испытуемые, в данной ситуации пятеро из них героически встали на защиту жертвы. Они угрожали обычному человеку, ставили под сомнение его здравомыслие и вообще откровенно порицали его. Это резко контрастирует с почтительной вежливостью, которую испытуемые выказывали в тех экспериментах, где у руля был авторитет. С авторитетом испытуемые обращались учтиво и уважительно, даже… когда не слушались» [3. С. 142].
Уменьшение повинуемости авторитету отчетливо наблюдается, даже если увеличивается число авторитетных инстанций, дающих не совпадающие между собой указания. В опытах Милгрэма моделировалась ситуация, когда «испытуемый оказывается перед лицом двух взаимоисключающих указаний, каждое из которых исходит от авторитетной фигуры… Из 20 участников один отказался от участия до разногласия между учеными, и 18 — в тот момент, когда между авторитетами возникло противоречие. Еще один пошел на шаг дальше. Очевидно, что разногласие между авторитетами полностью парализовало действие. Ни один испытуемый не воспользовался “преимуществом” распоряжения продолжать. Ни разу индивидуальные агрессивные мотивы не заставили кого-то ухватиться за авторитетную санкцию, данную недоброжелательным авторитетом. Напротив, опыт застопорился» [3. С. 155].
Противопоставление одного авторитетного указания равномощному другому, по сути, ликвидирует суггестивную силу любого Авторитета. В этой ситуации человек выходит из состояния подчинения, из, выражаясь в терминах Милгрэма, «агентного состояния» и начинает руководствоваться сугубо своей, личностной оценкой ситуации.
Также подрывает суггестивную силу голоса Авторитета ситуация, когда противостоять Авторитету приходится не одиночке. Появление даже небольшого числа соратников по неповиновению значительно увеличивает степень такого неповиновения.
Милгрэм пишет: «В одиночку противиться авторитету трудно. Однако группа обладает силой. Архетипическое событие описывал еще Фрейд: угнетенные сыновья вместе восстают против деспотического отца. Делакруа изображает массовый бунт против несправедливой власти; Ганди успешно сплачивает население в ненасильственном сопротивлении британским властям. Заключенные в тюрьме Аттики устраивают заговор и временно свергают начальство тюрьмы. Отношения человека с равными себе могут соперничать с узами, связывающими его с авторитетом, и в каких-то ситуациях побеждать» [3. С. 162].
Эксперименты в полной мере подтвердили это. Стоило только «Учителю» в своем нежелании продолжать эксперимент опереться на своих функциональных сообщников (такая ситуация специально моделировалась в эксперименте), как неповиновение Авторитету резко повышалось.
Можно считать установленным, что группы успешно бросают вызов Авторитету. «…Восстать против недоброжелательного авторитета легче коллективно, чем индивидуально. Это знает всякая революционная группа, и это нетрудно доказать в ходе эксперимента… Когда индивид желает выступить против авторитета, он старается найти поддержку среди других членов группы. Взаимная поддержка — самый сильный оплот против злоупотребления властью», — пишет по этому поводу Милгрэм [3].
3
Эмпирически полученные Милгрэмом результаты представляются очень важными и могут быть рекомендованы для практического применения.
Если мы стремимся повысить подчиняемость Авторитету, надо
а) увеличивать «расстояние» (уменьшать степень близости) между исполните- лем указаний Авторитета (Агентом) и тем лицом (назовем его Жертвой), в отношении которого осуществляются указания Авторитета;
б) уменьшать «расстояние» (увеличивать степень близости) между Агентом и самим Авторитетом;
в) уменьшать (в глазах Агента) степень авторитетности (увеличивать степень неавторитетности) Жертвы;
г) увеличивать (в глазах Агента) степень авторитетности Авторитета.
Если же мы стремимся понизить подчиняемость Авторитету, наоборот, надо
а) уменьшать «расстояние» (увеличивать степень близости) между Агентом и Жертвой;
б) увеличивать «расстояние» (уменьшать степень близости) между Агентом и самим Авторитетом;
в) увеличивать (в глазах Агента) степень авторитетности (уменьшать степень навторитетности) Жертвы;
г) уменьшать (в глазах Агента) степень авторитетности Авторитета.
В то же время следует понимать, что метод обобщения по индукции (которым преимущественно и руководствуется экспериментальное исследование) не обладает всеобщностью и необходимостью. Для повышения степени последних надо углубиться в область концептуализаций и присту- пить к выстраиванию теоретико-модельных представлений.
Именно в этом направлении целесообразно развивать научно-исследовательскую программу Милгрэма. Попробуем наметить такого рода точки теоретического роста.
Мы полагаем, что первоочередной задачей является концептуальное прояснение ключевых понятий и смысловых паттернов, которые задействованы и имеют высокую операциональную нагрузку в научно-исследова- тельской программе Милгрэма.
К такого рода понятиям, являющимся центрообразующими для соответствующих смысловых паттернов, в программе Милгрэма относятся: Авторитет; Агент или агентное состояние; Степень «близости» (речь идет о «близости» Агента к Авторитету и/или — к Жертве); Степень авторитетности/неавтори- тетности (речь идет о степени авторитетности/неавторитетности в глазах Агента, с одной стороны, Авторитета, с другой стороны, Жертвы).
В программе Милгрэма понятие «авторитет» не имеет специальной, отдельной дефиниции и почти не подвергается концептуальной рефлексии. Оно трактуется просто как лицо, имеющее легитимное (в глазах Агента) право отдавать приказы или (скажем более мягко) руководящие указания. Таким лицом в экспериментах Милгрэма является только «Экспериментатор», выступающий от лица науки и опирающийся в своем праве отдавать распоряжения (подчеркнем: только в рамках ситуации проводимого эксперимента) на признаваемую современным обществом высокую общественную ценность науки.
Однако даже при таком подходе правомерным становится вопрос: а сколько Авторитетов может одновременно влиять на поведение человека? Для ответа на этот вопрос надо выяснить, каковы общие условия, при которых некое лицо приобретает статус Авторитета, и вообще, обязательно ли Авторитет должен быть персонифицирован.
Несмотря на обилие научной литературы, в большей или меньшей степени касающейся этой тематики, мы не имеем достаточно глубокого пони- мания технологии «становления Авторитетом».
Очевидно, что для отдельного человека характерна не единичность, а множественность Авторитетов. Практически во всех сферах и модусах социаль- ных взаимодействий, в которые включен индивид, для него возникает та Инстанция, которая получает (в глазах индивида) легитимное право распоряжаться поведением индивида, — возникает тот Голос, который оказывает на индивида суггестивное влияние [4; 6]. Инстанциями, обладающими соответствующими Голосами, в частности, могут быть: Родитель, имеющий свой Голос Родителя; Родственник, имеющий свой Голос Родственника; Учитель, имеющий свой Голос Учителя; Лидер (в рамках соответствующей группы), имеющий свой Голос Лидера; Возлюбленный(ая), имеющий (ая) свой Голос Возлюбленного(ой); Супруг(а) (в рамках семьи), имеющий (ая) свой Голос Супруга(и); Начальник (в области профессиональной деятельности), имеющий свой Голос Начальника; Командир (в структуре боевого или военизированного формирования), имеющий свой Голос Командира, и т. д. В рамках каждой авторитетной Инстанции возможна дифференциация: представителей этих Инстанций (и соответствующих Голосов) может быть несколько.
В качестве таких рода авторитетных Инстанций для человека могут вы- ступать и особого рода идеализированные конструкты: Бог, Родина, Стра- на, Партия, Команда, Культура, Мораль, Право и т. д.
В общем случае непосредственным (физиологическим) желаниям со- циализированного индивида может противостоять целый спектр авторитетных (в глазах индивида) Инстанций (А-Инстанций). (Выражаясь в терминах Фрейда, можно сказать, что Сверх-Я, которое противостоит индивидуальному Эго, носит многокомпонентный и сложноорганизованный характер.) Каждая из этих А-Инстанций обладает суггестивной силой, способной оказывать влияние на поведенческие действия индивида. Если же учесть, что каждая из них обладает своей величиной суггестивной силы, то итоговая, результирующая суггестивная сила воздействий всех А-Инстанций на возможность совершения индивидом некоего действия может быть представлена в виде:
å (+/—) Ai (i = 1…n) ,
где Ai — величина суггестивной силы проекции на возможность соверше- ния определенного поведенческого действия индивида соответствующей А-Инстанции; n — общее количество релевантных для индивида в данной ситуации А-Инстанций; плюс/минус — модусы такого рода проекций, где «плюс» означает разрешение (предписывание) соответствующего пове- денческого действия индивида, а «минус» — запрещение этого поведенческого действия.
В эксперименте Милгрэма, по существу, исследовалось не противостояние Авторитета в лице Экспериментатора индивидуальным желаниям испытуемого, а противостояние суггестивных сил двух А-Инстанций: Наука, посредством Экспериментатора разрешающая (предписывающая) производить поведенческое действие, которым являлось продолжение антигуманного эксперимента; и Гуманность, Голос которой звучал в душе индивида, запрещая производить данное поведенческое действие.
Близко связаны с понятием «авторитет» такие понятия, как «агент» и «агентное состояние».
У Милгрэма агент — это лицо, впадающее в агентное состояние, «при котором человек рассматривает себя как орудие исполнения чужих желаний. Оно противоположно автономности, когда человек считает, что действует по своему разумению» [3. С.189].
Очевидно, что это весьма узкое и поверхностное определение агентного состояния. Правильнее было бы принять его более общую трактовку: агентное состояние — это состояние, в котором индивид ощущает на себе действие суггестивной силы Авторитета.
С учетом понимания рассмотренной выше структуры композиционного влияния Авторитета на индивида следует признать, что социализированный индивид практически всегда находится в агентном состоянии, испытывая действие суггестивной силы многих авторитетных (для него) А-Инстанций. Жить в обществе невозможно, если не придерживаться норм Обычая, Морали, Права и т. д. Но это значит, что в душе социализированного индивида постоянно звучит (оказывая соответст- вующее суггестивное воздействие) Голос Обычая, Голос Морали, Голос Права и т. д.
В то же время, вступая в специфически определенный тип социального взаимодействия, индивид может попасть под действие новой (ранее не релевантной для него) А-Инстанции и начать ощущать на себе (ранее не релевантную) ее суггестивную силу. Голос новой А-Инстанции вклю- чается в уже существующий хор Голосов «старых», уже ставших духовным достоянием социализированной личности А-Инстанций. А проекция суг- гестивной силы Голоса этой новой А-Инстанции на определенное пове- денческое действие начинает суммироваться (с соответствующим знаком) с проекциями суггестивной силы на это поведенческое действие «старых» А-Инстанций.
Сколько различных А-Инстанций может одновременно действовать на индивида, показывает «военное» стихотворение Р. Рождественского, в котором описывается практическая невозможность молоденького лейтенанта преодолеть страх, подняться и повести в атаку свой взвод. Поэт пронзительно передает весь ужас, с которым сталкивается, по сути дела, мальчик, только что закончивший ускоренные лейтенант- ские курсы:
«Танки!» И сразу истошное: «К бою-у!» Так они встретились: Он и Война.
…Воздух наполнился громом, гуденьем. Мир был изломан, был искажен.
Это казалось ошибкой, виденьем, странным чудовищным миражом.
Только виденье не проходило:
следом за танками у моста пыльные парни в серых мундирах шли и стреляли от живота.
Дыбились шпалы! Насыпь качалась! Кроме пожара, не видно ни зги!
Будто бы это планета кончалась там, где сейчас наступали враги.
Будто ее становилось все меньше!.. Ежась от близких разрывов гранат, — черный, растерянный, онемевший — в жестком кювете лежал лейтенант.
Мальчик лежал посредине России, Всех ее пашен, дорог и осин…
Что же ты, взводный?! «Докажем!..», «Осилим!…» Вот он — фашист. Докажи и осиль.
Вот он — фашист! Оголтело и мощно воет его знаменитая сталь.
Знаю, что это почти невозможно.
Знаю, что страшно. И все-таки встань! [5].
И тут поэт перечисляет все то множество Голосов соответствующих А-инстанций, опираясь на суггестивную силу которых молоденький лейтенант только и может совершить практически немыслимое в создавшейся ситуации поведенческое действие: встать в атаку.
Встань, лейтенант! Слышишь, просят об этом, вновь возникая из небытия
дом твой, завьюженный солнечным светом, Город, Отечество, Мама твоя…
Встань, лейтенант! Заклинают просторы, птицы и звери, снега и цветы.
Нежная просит девчонка, с которой так и не смог познакомиться ты.
Просит далекая средняя школа, ставшая госпиталем с сентября. Встань! Чемпионы двора по футболу просят тебя — своего вратаря.
Просит высокая звездная россыпь, горы, излучина каждой реки.
Маршал приказывает и просит:
«Встань, лейтенант! Постарайся! Смоги…»
Глядя значительно и сурово, Вместе с землею и морем скорбя просит об этом крейсер «Аврора». Тельман об этом просит тебя.
Просят деревни, пропахшие гарью. Солнце, как колокол, в небе гудит! Просит из будущего Гагарин.
Ты не поднимешься — он не взлетит.
Просят твои нерожденные дети.
Просит история!.. И тогда
встал лейтенант. И шагнул по планете, выкрикнув не по уставу: «Айда!» [5]
4
Особый теоретический интерес представляет вопрос о том, как возникает Агентное состояние: при каких условиях индивид начинает ощущать на себе суггестивную силу соответствующей А-инстанции?
В рамках ответа на этот вопрос наиболее перспективным представляет- ся праксиологический подход, который рассматривает проблему принятия решения об определенном поведенческом действии под углом зрения максимизации некой целевой функции, что предполагает осуществление индивидом соответствующего расчета, соответствующей калькуляции выгод и издержек, связанных с совершением/несовершением этого поведенческого действия.
Надо только придерживаться современной редакции праксиологиче- ского подхода и не трактовать последний (как это часто происходит) упрощенно. Основная ошибка в трактовке праксиологического подхода заклю- чается в неправильном понимании целевой функции, на максимизацию которой поведенчески ориентируется индивид.
Конечно, в случае поведения целостного человека речь не может идти только о максимизации функции финансовой обеспеченности или мате- риального благополучия (это лишь частные случаи).
В то же время очевидно, что общее решение проблемы выбора (начиная с вопроса, покупать или нет кусок колбасы по предложенной в магазине цене, и вплоть до вопроса, пойти сегодня вечером на свидание или остаться дома, чтобы посмотреть телепередачу) требует универсального объяснения.
Такое универсальное объяснение в рамках праксиологического подхода связано с утверждением, что человек выбирает действие, которое (с его субъективной точки зрения) обеспечивает наибольший прирост некой универсальной целевой функции. Ее правомерно называть интегральной функцией благополучия (ИФБ). В ситуации выбора индивид как на сознательном (предполагающем возможность рефлексии), так и на бессознательном (не предполагающем возможность рефлексии) уровнях просчитывает выгоды и издержки возможных в данной ситуации поведенческих действий именно с точки зрения динамики своей ИФБ. Соответственно (и это нужно понимать только так!), выгода — это то, что увеличивает ИФБ; издержки — это то, что уменьшает ИФБ. Человеческий индивид обречен (не может не) выбирать то поведенческое действие, которое (с точки зрения его субъективного расчета) в наибольшей степени увеличивает его ИФБ в данной ситуации, или (другими словами) то действие, которое имеет наибольшее положительное сальдо в отношении выгод и издержек [9].
Новейшие исследования в рамках праксиологического подхода не только подтверждают факт существования ИФБ, на максимизацию которой нацелены поведенческие действия любого человека, но и предлагают конкретные модельные описания вида и организации ИФБ [7; 8; 10]. Правильно понимаемый праксиологический подход позволяет наметить достаточно (возможно, наиболее) перспективный подход к вопросу о том, как возникает у индивида агентное состояние.
Суть такова. Возможность перехода индивида в агентное состояние воз- никает, когда для него складывается ситуация представляющегося ему выгодным (с точки зрения увеличения его ИФБ) обмена своего подчинения распоряжениям некоего Субъекта на некие блага (то, что увеличивает ИФБ индивида) или антиблага (то, что уменьшает ИФБ индивида), которые идивид может получить, а может и не получить от данного субъекта. Подчинение распоряжениям Субъекта в обмен на получение (надежду на получение) соответствующих благ окрашивает такое подчинение в эмоционально позитивные тона (модус «пряник»); подчинение распоряжениям Субъек- та в обмен на неполучение (надежду на неполучение) соответствующих антиблаг окрашивает такое подчинение в эмоционально негативные тона (модус «кнут»).
Обнаружение подобного рода Субъекта в своем окружении делает для индивида возможным его признание в качестве Авторитета. И такая воз- можность реализуется, если по субъективному восприятию индивида его сделка с Субъектом (получение индивидом соответствующих благ / неполучение соответствующих антиблаг в обмен на подчинение распоряжениям Субъекта) представляется ему наиболее рентабельным способом повышения своей ИФБ в сложившейся ситуации. Обнаружение наибольшей (в данных условиях) рентабельности сделки с Авторитетом влечет за собой однозначную повинуемость индивида (в рамках данных условий) распо- ряжениям Авторитета.
Соответствующая процедура «расчета рентабельности» периодически повторяется. Если проведение такой процедуры дает одни и те же результаты — сделка с Авторитетом признается наиболее рентабельным в данных условиях способом повышения ИФБ индивида, — сеансы проведения соответствующей расчетной процедуры становятся более редкими (в соответствии с принципом экономии энергии, затрачиваемой на проведение когнитивной работы), а подчиняемость Авторитету автоматизируется.
Если условия, в рамках которых происходит сделка с Авторитетом, ме- няются, — это повод провести еще раз процедуру расчета рентабельности. Если в результате расчета рентабельности сделки с Авторитетом обнаружи- вается, что наиболее рентабельным вариантом повышения ИФБ является неподчинение Авторитету, индивид выходит из сделки, его повинуемость прекращается.
Чем более динамично меняются условия, тем чаще вынужден индивид производить соответствующую процедуру расчета, и тем больше энергии он затрачивает на соответствующую когнитивную работу (поэтому, в част- ности, так нарастает напряжение испытуемых по мере продолжения экс- перимента Милгрэма). С другой стороны, если имеет место привыкание к позитивным в отношении повинуемости Авторитету результатам соот- ветствующей процедуры расчета рентабельности сделки с Авторитетом, индивид склонен недооценивать динамику изменения условий ситуации. Процедура соответствующего расчета рентабельности в этом случае про- изводится реже, чем того требуют обстоятельства, и индивид продолжает подчиняться Авторитету «по инерции», даже в условиях, которые уже требуют неподчинения.
Литература
1. Бернейс Э. Пропаганда. СПб. : Питер, 2021.
2. Зимбардо Ф. Предисловие //
Милгрэм C. Подчинение авторитету : Научный взгляд на власть и мо- раль. М. : Альпина нон-фикшн, 2016.
3. Милгрэм C. Подчинение авторитету : Научный взгляд на власть и мораль.
4. Поршнев Б. Ф. Контрсуггестия и история // История и психология. М. : Наука, 1971.
5. Рождественский Р. 210 шагов : поэма. Ч. 2 // Рождественский Р. Лирика. М. : Олимп : Астрель : АСТ, 2000.
6. Чейлефф А. Осознанное неподчинение : Как реагировать на спорные распоряжения. М. : Альпина Паблишер, 2019.
7. Черников М. В. Общая теория человеческих взаимодействий /концептуальное введение/. Воронеж, ИММиФ, 2013.
8. Черников М. В., Филатов Д. А. Модель человека в современном научном познании // Вестник ВГУ. Серия: Философия. 2018. № 1.
9. Черников М. В., Филатов Д. А., Букреев В. А. Принципы ведения поведенческих войн: современ- ный научный подход // Информационные войны. 2020. № 3(55).
10. Chernikov M. V. Theory of Human Interaction: A Conceptual Framework. Raleigh (NC) : Open Science Publishing, 2017.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
Отличная статья. Спасибо автору. Думаю вам будет интересно почитать похожие статьи на сайте https://tafsilar.info/