Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года    7   23848  | Официальные извинения    970   99096  | Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности    238   80488 

Записки о Гражданской войне. Мифы и правда истории. Статья третья

Сто лет назад разразившаяся в России братоубийственная Гражданская война подходила к концу. На европейской части страны в 1920— 1921 гг. кровопролитная национальная трагедия практически завер- шилась. Лишь на Дальнем Востоке власть продолжала переходить из рук в руки. Да на Кавказе и в Средней Азии еще кое-где шли бои. И, как это нередко случается после войны, ее история сразу же стала обрастать легендами и мифами, многие из которых оказались очень живучи.

 

Чтобы не показаться голословными, предоставим слово очевидцам. Людям, служившим в Белой армии в званиях от прапорщиков конной артиллерии Мамонтова и пехоты Гуля до старших командиров Белого движения генералов Деникина, Врангеля, Махрова.

 Но, прежде всего, расскажем о подлинной истории зарождения Белого движения. Член государственной Думы Л. В. Половцев участвовал в создании Добровольческой армии и в ее первом Кубанском (Ледяном) походе, о чем и написал воспоминания «Рыцари тернового венца». Это, так сказать, официальная «белая» версия происходившего.

 Половцев пишет, что когда «Правительство Керенского сдалось на милость Ленина и Троцкого, бешеная оргия убийств, грабежей и неслыханных издевательств над человеческой личностью сопровождала торжество победителей. Сопротивления не было… Лучшие генералы и офицеры, оставшиеся еще в армии, или убиты, или арестованы в ожидании суда и убийства. Большинство — бежало, и им удалось скрыться в скромных профессиях… Убивали всех, кто чем-нибудь выдавался из толпы. Это было организованное истребление всех лучших сил русской интеллигенции…». Примеров  автор,  к  сожалению,  не  приводит.  Пока  поверим  ему на слово. Но отметим логическую неувязку: если большинство бежало, то можно предположить, что убивали далеко не всех. Не убили Тухачев- ского, не убили Бонч-Бруевича, Вацетиса, брата генерала Махрова, Шку- ро и многих других генералов и офицеров. И здесь не стоит все валить на большевиков. Известно, что убийства офицеров, например, на флоте начались еще при Временном правительстве. В начале правления боль- шевиков смертная казнь в качестве меры наказания вообще не суще- ствовала. Например, под честное слово отпускали защитников Зимне- го дворца. Это, однако, не исключает зверские самочинные расправы толпы, этакий «русский бунт». Учитывая тогдашнюю малочисленность партии большевиков, вряд ли именно «идейные» большевики с дорево- люционным стажем, составлявшие костяк партии, выступали инициато-

рами и участниками подобных деяний.

Итак, ноябрь 1917 г. В стране бушуют оргии убийств, разруха, голод и прочие «радости» бытия, плавно перетекшие в наследство большеви- кам от Временного правительства. В это ужасное время в городе Ново- черкасске появляется генерал М. В. Алексеев, бывший начальник штаба Николая Второго, а затем, при Временном правительстве, Главнокоман- дующий русской армии. По городу пошли слухи, что прибыл он «поло- жить конец издевательствам над Россией».

Какие цели ставил генерал Алексеев? По словам Половцева, «…он ясно осознавал, какое тяжелое будущее предстоит России, если она так пе- чально и позорно нарушит свои обязательства перед союзниками в ми- ровой борьбе. Он уже не мечтал об активных операциях, но думал, что и при ничтожном сопротивлении со стороны России немцы будут край- не затруднены на западном своем фронте… Если большевистская Россия уже примирилась с немцами, и если прежней русской официальной ар- мии не существовало, то нужно было создать иную амию и с ней продол- жить войну с немцами, во что бы то ни стало».

Вот, оказывается, в чем цель создания Добровольческой армии — в продолжении войны с немцами, ради облегчения положения союзников на Западном фронте. Совсем не борьба с узурпаторами-большевиками. Не спасение лучших людей от неминуемой смерти. Это уточнение Половце- ва многое проясняет и объясняет. Конечно, дело помощи союзникам — вещь благородная. Нечто этакое, исконно рыцарское, но вот актуальное ли тогда для большинства российского офицерства и казачества?

Тут стоит прерваться и перескочить немного вперед, в годы наиболее успешных действий Добровольческой армии. Сразу отметим, что в боях с немцами добровольцы никогда не участвовали. С немцами сражались махновцы и “красные”. На Юге России одно время и немцы, и добровольцы «сожительствовали» весьма мирно, не поддерживая официально никаких отношений. В тесной дружбе с немцами, в которой так рья- но обвиняли  большевиков,  состояли  как  раз  союзники  добровольцев в лице Донского казачества во главе с атаманом Красновым.

Вот что по сему поводу пишет С. Мамонтов: «Донцы же обеспечивали наш тыл и снабжали нас патронами и снарядами. Снаряды они получали от немцев из украинских складов. Мы же с немцами не имели ничего общего, ориентируясь на «союзников» большой войны». Сам генерал Краснов однажды не выдержал и произнес приблизительно следующее:

«Каждая винтовка, каждый патрон, переданный через меня немцами добровольцам, омывается чистыми водами Тихого Дона» [4]. Вот так, оказывается, можно и честь соблюсти и капиталец приобрести. Но это положение сложится позже, уже во времена генерала Деникина. (Еще позже генерал Краснов пойдет на службу к Гитлеру, оденется в немецкий мундир, начнет вновь мечтать о некоей казацкой автономии под сенью свастики, возглавит казачьи части в составе СС, окажется вновь изгнан из России Красной армией, ввяжется в карательные операции против партизан в Югославии и закончит жизнь на той же виселице, что и командующий РОА бывший советский генерал А. Власов.)

Видимо, приступая к организации Добровольческой армии, генерал Алексеев не был уверен в массовом отклике на свой призыв, а потому «вербовка» шла скорее индивидуально. Он, пишет Половцев, «решил образовать новую амию на особых началах. Он задумал созвать на Дон всех, кто пожелал бы служить родине добровольно. Эта добровольческая армия должна была организоваться, при помощи союзников, в казачьих областях…, получив здесь надлежащее снабжение, армия могла двинуться на запад, чтобы остановить беспрепятственное шествие немцев». Странно, но борьба с большевистской опасностью и спасения России среди целей, поставленных генералом Алексеевым и озвученных господином Половцевым, не значится. Зачем тогда столь патетическое вступление?

* * *

Вся затея генерала Алексеева на первых порах больше напоминала не- кую авантюру в стиле Конан Дойла, чем военное предприятие. На первый призыв генерала откликнулись только 50 офицеров и юнкеров. Именно из них сформировался костяк двух первых батальонов — офицерского и юнкерского. Но цель «помощи союзникам», скорее, вводила в заблуждение, чем открывала истинное предназначение организации армии. Дело в том, что вербовкой и сбором офицеров для генерала Алексеева занималась под- польная организация во главе с отнюдь не романтическими личностями — генералом А. М. Драгомировым и членом Государственной Думы В. В. Шуль- гиным. Именно эти господа четко формулировали перед офицерами цели и смысл создания армии — отстранение от власти большевиков любыми доступными средствами. В этом случае игра уже стоила свеч.

Постепенно на Дону начали появляться добровольцы. Как отмечает в своей книге Половцев, «прибывали добровольцы… оборванные, без белья, без сапог… Их надо было разместить, одеть, обуть и кормить, а де- нег было мало». Фактически только обещания… Реально за все платил из своего кармана генерал Алексеев. «Постепенно начали поступать в кассу местные пожертвования, но в ничтожных количествах». То есть на официально декларируемые цели давать деньги местные «патриоты» не спешили. Почему? А потому, что казачьи области России провозгласили себя если и не полностью независимыми, то, как минимум, автономными от центральной власти, в чьих бы руках она не оказалась. К счастью для Бе- лого движения, удалось получить заем под векселя самих добровольцев.

В это веселое время на Дону военную силу представлял атаман Каледин. Казачьи части еще сохраняли некое подобие дисциплины, но кроме казаков в области Войска Донского располагались и запасные пехотные полки Кавказского и Румынского фронтов. На приказ разоружиться и покинуть казачью территорию часть солдат, примерно в десять тысяч человек, при поддержке прибывших матросов черноморцев, ответила отказом и повела наступление на Новочеркасск. С древней благородной народной целью — бить буржуев.

К этому времени Добровольческая армия уже насчитывала в своих рядах примерно шесть сотен бойцов. Снабжение армии, весьма импро- визированное, осуществлялось некоей местной генеральшей. Продо- вольствие, как и патроны, закупалось у казаков на собственные деньги. Казаки не только на призывы генерала Алексеева, но и на приказы собственных атаманов и генералов откликались крайне неохотно. Или не реагировали вовсе. От войны и окопов они смертельно устали и более воевать причин пока не видели.

«Казачьи части оказались ненадежны и в действительности почти не принимали участия в боях, — пишет Половцев. — Но добровольцы были воодушевлены идеей — воссоздания своей родины, восстановления ее полноправной военной мощи». Несмотря на профессионализм добровольцев, первый бой имел все шансы оказаться последним. Однако неожиданно ряды восставшей пехоты были накрыты беглым точным артиллерийским огнем. «Генерал Назаров, бывший в Таганроге, приказал местным казачьим частям выступить к Ростову. Части не пошли, за исключением команды фельдшеров. К ним присоединились гимназисты и несколько офицеров артиллеристов. Они запрягли два орудия и два зарядных ящика и пошли на помощь к Каледину». По сути дела, фельдшера и гимназисты оказались спасителями Белого движения. Все запасные полки, находившиеся в области Войска Донского, были распущены и разошлись по домам. Половцев не указывает потери ни одной из сторон. Возможно, что серьезных потерь и не было вовсе ни у «бе- лых», ни у «красных».

Романтика первого подвига, успех первых добровольцев воодушевили некоторых, до того колебавшихся, офицеров. А офицеров на Юге России насчитывались уже десятки тысяч. «Это был первый призыв Добровольческой армии, это были убежденные люди, искавшие не карьеры, а стре- мившиеся исполнить свой долг перед родиной». Причем шли рядовыми в строй, не на офицерские должности. Это благородно, но еще обернется в скором будущем Белому движению большими неприятностями. Равно как и постоянное использование юнкеров в качестве пехоты.

Казаки же в массе своей остались по-прежнему инертными. Более того, весьма меркантильными. Добывая буквально по крохам снаряжение и вооружение, добровольцы неоднократно вынуждены были подкупать казаков, давая взятки. Таким образом, удалось, например, «приобрести» вагон новых, не бывших еще в употреблении, винтовок. Другие «операции» словно сошли со страниц похождений «Капитана Сорвиголова». Из расположения самовольно прибывшей с Кавказского фронта артиллерийской бригады юнкеров Михайловского и Константиновско- го артиллерийских училищ ночью угнали под дулами револьверов одно орудие и два зарядных ящика «вместе с ездовыми большевиками». Весьма сомнительно, что ездовые с заштатного Кавказского фронта действительно состояли в партии большевиков. Скорее всего, Половцев одним махом записывает в большевики всех, не состоявших в Белом движении. Это, кстати говоря, типично для «белых», расстреливавших без разбора тысячи и тысячи простых русских солдатиков, смутно представлявших себе равно и «белые», и «красные» идеи.

К 18 декабря, когда состоялся первый совет с военным вождем — генералом Корниловым, армия насчитывала уже полторы тысячи человек, более-менее вооруженных и обмундированных, при одном полевом орудии и двух зарядных ящиках. Куда делись два орудия «фельдшеров и гимназистов», автор не упоминает. Наверняка их забрали себе казаки, равно как и все вооружение запасных пехотных полков, разбитых до- бровольцами.

Благодаря А. И. Гучкову, подогнавшему к Ростову санитарный поезд, медицинская часть оказалась более-менее укомплектованной. Но: «Запасов для дальнейшего формирования не было никаких. Не было и главного — денег, так как союзники не выполнили своего обещания. Гене- рал Корнилов, выслушав доклад, заявил: “Такой армии я не принимаю”. И ушел с заседания совета». Вот так. Действительно, на армию новое формирование никак не тянуло, на полк и то еле-еле. Но капризничал генерал недолго. Через день одумался и командование принял.

В январе 1918-го количество добровольцев увеличилось до четырех тысяч человек, сведенных в дивизию под командованием генерал-лейтенанта А. И. Деникина; начальник штаба — генерал-лейтенант Марков. Штаб армии возглавил генерал-майор И. П. Романовский, дежурным генералом стал генерал-майор Трухачев, начальником снабжения — генерал-лейтенант Эльснер. Начальником артиллерийской части — полковник Мальцев. Инженерную часть возглавил автор цитируемых воспоминаний Половцев. Санитарную часть — полковник В. П. Всеволжский. Интендантство — земец Н. Н. Богданов. Как видим, недостатка генералов и старших офицеров в армии не ощущалось. Управленческий штат ока- зался раздутым с первых дней. Личный состав по количеству не превышал пехотной бригады, а штабы тянули на полновесную армию.

 К тому времени у казаков купили еще четыре орудия. Половцев сообщает интересную подробность: «Число пушек в армии всегда согласовалось с количеством снарядов, имевшихся в артиллерийском парке. Прибывало снарядов — добровольцы возили с собой больше орудий, взятых у неприятеля, растрачивались запасы снарядов, что, к сожалению, случалось гораздо чаще, — армия портила и бросала на дороге излишние орудия. Одновременно изменялся и состав батарей. Недостаток снарядов и патронов был хронической болезнью Добровольческой армии, расходовать их приходилось прямо в гомеопатических дозах». Интересное признание, опровергающее привычное утверждение советских истори- ков о прекрасно экипированной западными союзниками и превосходно вооруженной Белой армии. С другой стороны, подобное положение дел свидетельствует о «партизанщине», о неопределенности и нестабильности состояния армии, об абсолютном отсутствии даже подобия тыла, о неспособности военного руководства организовать производство необходимого, заставить тыл работать на армию, о постоянной надежде на случай или подачки союзников. Все это разительно отличается от положения у красных, которые с подобной задачей справились успешно.

* * *

Не смогли лидеры Белого движения и организовать вступление в армию большинства офицеров даже на Юге России. Только в Ростове болтались без дела около десяти тысяч офицеров, объявивших себя нейтральными, но ни погоны, ни мундиры не снявшие. Они преспокойно гуляли по улицам и кутили в ресторанах, за что и поплатились после взятия Ростова “красными”. Около трех тысяч из них были расстреляны. “Красным” было трудно, да и недосуг разбираться с «золотопогонниками». Или вступай в Красную армию, или ступай к стенке. Так заканчивался «нейтралитет» в Гражданской войне.

Не оправдался расчет руководителей Белого движения и на пополнение его за счет казачества. «Надежды на пополнение армии казачьим населением не оправдались. Казаки тоже держали нейтралитет». Казаки митинговали, рассуждали о нейтралитете, а рабочие и иногородние в это время восставали против «белых», видя в них прежде всего людей из прошлого. Против добровольцев поднялись Батайск, Таганрог, Ростов. Казачьи станицы пытались не впускать добровольцев. Перед ними разворачивали орудия, выкладывали снаряды, но, в конце концов, станицы все же открывали двери для измученных походом, голодом и холодом добровольцев. Распропагандированных большевиками молодых казаков, пытавшихся создавать по станицам новую власть, пороли старики под доглядом офицеров. Поротые, но ничего не забывшие и не простившие казаки убегали в степь, чтобы позже вместе с такими же перепоротыми иногородними составить костяк “красных” Конных армий. Половцев пытается проанализировать причины того, что при органи- зации Добровольческой армии ее практически не поддержали казаки:«Почему сама идея создания армии, стремящейся к продолжению войны с немцами, чего требовал и Войсковой Круг, не нашла отклика в казачьих умах? Почему та же армия, уже защищавшая Дон от вторжения большевиков с величайшим самопожертвованием, встречала безразличное, а иногда и прямо враждебное отношение казаков? Что же было неверного в этих соображениях, которые и привели генерала Алексеева и его сотрудников к мысли о Доне?».Автор сам отвечает на поставленные вопросы: «Прежде всего, вернувшиеся на родину фронтовики-казаки устали от продолжительной войны с немцами, а кони их посбились. Донцы, после тяжкой дороги, прибыли, наконец, домой и мечтали о полном отдыхе и об устройстве своих личных дел, потерпевших урон за их долговременное отсутствие. Новая война их совершенно не прельщала, несмотря на торжественные заявления Войскового Круга. Затем, казаки только что вернулись с фронта, где ясно выразилось нежелание русского простолюдина продолжать во- енные действия. За войну высказывались только офицеры и вообще интеллигенция. Значит, надо еще силой заставить москалей идти воевать? Значит, нужна еще особая домашняя война? Но на что для казака война, на которой нельзя получить добычи. Не грабить же своих? А без добычи для казака и война не война».

С добычей, как мы уже знаем и увидим далее, казаки очень скоро и просто разберутся. А вот о войне с немцами — все правильно. Окопники мировой войны очень скоро поняли, что в войне они, как всегда, лишь «быдло» и «серая крупа», — что для императора Николая Второго, что для демократа Керенского. Отличие в том, что при Николае армия была связана присягой и зажата в стальные обручи дисциплины, а после исчезновения монархии и появления пресловутого Приказа № 1 все обручи лопнули. Воевать оказалось не за что и не за кого.

Вопросы союзнического долга для солдата или казака были настолько непонятны и далеки, что отдавать жизнь за неведомых англичан или французов они не желали. Ни под командованием премьера Керенского, ни под командованием генералов Алексеева и Корнилова. Генералы тянули на войну, а большевики, на первых порах, пока не загремели выстрелы и не полилась кровь, обещали казачьи вольности не трогать, в дела и обычаи казаков не лезть. Что казачий народ вполне устраивало.

«Война с немцами и помощь союзникам» — как-то очень искусственно, не правдоподобно звучит это ранней весной 1918 г. на Дону. Очень невнятно декларированы цели создания армии. Сразу возникает вопрос, что за этим лозунгом скрывается иной, который вначале постарались не афишировать. Почему? Да потому, что он звучал несколько иначе, не столь изысканно романтично, не столь благородно. Примерно так: «Загоним восставшее быдло назад в стойло. Повесим зачинщиков. Перепорем грабивших имения. Вернем награбленное. Прикончим московских большевиков и будем сами править Россией». В том, что при победе Белого движения произойдет именно это, мало кто сомневался. Словесный флер об Учредительном собрании, созываемом сразу после победы, мало кого мог обмануть. В лучшем случае в это собрание попали бы вновь все те, кто раз за разом оказывался выбран в депутаты Государственной Думы. То есть и эта идея особой популярностью ни на Дону, ни в России в целом не пользовалась.

Итак, казаки на первом этапе добровольцев не поддержали. Тяжелой техники у “белых” не было, боеприпасы всегда имелись в весьма ограниченном количестве. Но люди собрались отчаянные, которым было за что сражаться и помимо дела помощи союзникам. Сражались за свое прошлое и будущее. За власть в России.

Кстати, хотя и старается Половцев доказать, что большевиков на добровольцев натравили именно немцы, удается это ему плохо. Так, например, он  пишет  о  массе  немецких  офицеров,  якобы  посланных в Красную армию. И буквально через несколько страниц, забывшись, горделиво сообщает, что победы над тысячными толпами «красных» солдат удавались меньшему по численности белому войску именно потому, что у «красных» или совсем не имелось офицеров, или же они были «некачественные», то есть второсортные, не кадровые, не военно- го времени. Стоит ли сомневаться, что если бы «белым» действительно противостояли войска, вымуштрованные пруссаками под руководством многочисленных немецких офицеров, то результат для добровольцев вполне мог оказаться трагическим. Следовательно, сказочку о «немцах, руководящих, направляющих и снабжающих большевиков» стоит отбросить за полной нелепостью.

Как правило, первые бои с «красными» почти всегда заканчивались победой добровольцев. Но вместо разбитых «красных» частей тут же появлялись новые. Приходилось маневрировать, отступать, избегать крупных сражений и держаться подальше от железных дорог, по которым курсировали бронепоезда «красных», в спешном порядке сработанные железнодорожными рабочими.

Выручали профессионализм и личное мужество. Первый поход добровольцев — поход романтиков, поход людей, действительно спаянных единой идеей и высокими моральными качествами, поход людей очень несхожих, но объединенных одной страстной идеей — бить «красных» до смерти. Тут возможны семантические вариации — «краснопузых», «красных сволочей» и т. д. Но — обязательно — «красных». О германцах речь не идет. Для достижения цели «белые» добровольцы— «первопоходники» готовы на любые лишения, страдания и самоограни- чения. Именно это определяет высокий накал самопожертвования и самоотверженности.

Кроме того, в условиях похода во враждебном окружении необходимы строгая дисциплина и доброжелательное отношение к казачьему насе- лению, иначе казаки объединятся с «красными». Генерал Корнилов это очень четко понимал. Во время «ледового» похода с нарушителями дисциплины не шутили. Их сурово наказывали. Половцев описывает курьезный случай: прапорщик украл петуха. Прапорщик был весьма смелый в бою, но и странный: «Офицер этот была дочь титулованного генерала, — женщина-прапорщик, говорившая о себе всегда в мужском роде… Корнилов был непоколебим. “За воинскую доблесть — честь ему и слава; а за грабеж — петля”… “Вы не понимаете, что вы делаете, — добавил Корнилов. — Армия ничтожна по своим размерам. Но я скую ее огнем и железом, и не скоро раскусят такой орех. Если же офицеры начнут грабить, то это будет не армия, а банда разбойников». Провели строжайшее расследование. Петух оказался ничейный, и заплатить деньги было некому, но виновницу чуть не разжаловали в рядовые и, в конце концов, подвер- гли аресту. Все происшедшее стало известно армии, и «любители легкой наживы поняли, что Корнилов шутить с ними не будет. Когда к армии стали приставать по дороге под видом добровольцев разные проходимцы, случались не только кражи, но и насилия. С виновными Корнилов был беспощаден и без всяких колебаний утверждал смертные приговоры военно-полевого суда. Все добровольцы платили наличными деньгами за выпитое и съеденное, и даже прибавляли хозяйкам за хлопоты».

Приведем без комментариев высказывания по сему поводу самого генерала Корнилова: «Отчего погибла царская Россия? От безвластия и произвола. Всякий делал, что хотел. Никто из высших не наказывался не только за проступки, но даже за преступления. Низших суд миловал. Законы не применялись. Внедрялась полная анархия. За последнее время Россия была не государством, а просто толпой людей, не признавав- шей никакой власти. Если мы хотим создать новую Россию, то, прежде всего мы должны завести у себя порядок и законность. Нашей страной смогут управлять только те, которые сумеют искоренить анархические страсти во всем народе, сверху донизу. Это бесконечно трудная задача, и для выполнения ее требуется безграничная воля, неумолимая настой- чивость и непреклонная решимость».

* * *

Кто же составлял ядро Добровольческой армии на этапе ее становления? Вот какой ответ на этот вопрос дает Половцев: «Половина состояла из… лучших офицеров армии, так оскорбленных в своем достоинстве этими солдатами… Явились все, кто страдал за попрание русской воинской чести и всем сердцем стремился смыть своей кровью с родины ее позорное пятно… Нижними чинами в армии были инженеры, адвокаты, земские и городские деятели, журналисты и, главным образом, учащаяся молодежь — юнкера, студенты, гимназисты и кадеты всех кадетских корпусов, откуда и пошло название добровольцев — “кадеты”. Эти “буржуи” были также первого призыва. Их влекло в армию тоже чувство любви к родине, но они пришли не с фронта, а из центра страны. Они были разорены, оторваны от своих семейств, и многие прошли через руки страшных большевистских “чрезвычаек”. У одного разорили дотла и сожгли на глазах любимое родовое гнездоимение; у другого замучили отца, брата и всех ограбили до ниточки. Они видели, как пра- вославные церкви превращены были в кинематографы. Они знали из большевистских же газет, что их матери, жены и сестры — социализированы, т. е. выданы на полное поругание китайцам и латышам — этим бессмысленным преторианцам…».

Оставим на совести Половцева смехотворное утверждение об обобществлении жен и матерей латышами и китайцами. Отметим и такой курьез, что страшная «чрезвычайка» на самом деле большинство попавших в ее лапы отпустила на Дон, иначе каким бы образом добровольцы и прочие «кадеты» там оказались?

Первопроходцы, в подавляющем большинстве — люди либо по молодости романтичные, увлекающиеся, восторженные, начитавшиеся приключенческих романов гимназисты, юнкера и кадеты, либо люди, имеющие весьма солидные мотивы быть новой властью основательно недовольными, считать ее смертельным врагом. Люди — потерявшие в результате революции положение в обществе и социальный статус. Борьба с немцами и «помощь» союзникам для первых действительно дело чести, они верят в декларированный лозунг. Для них большевики поначалу — лишь досадное препятствие. Вторые — ничуть не обманываются словами, они люди взрослые, опытные, а потому с первого дня Белого движения их основной и единственный враг — не немцы, а большевики. И не только «красные» как таковые, но вообще весь восставший народ, включая махновцев, петлюровцев, разнообразных анархиствую- щих повстанцев и зеленые банды, с которыми деникинцы постоянно дрались не менее ожесточенно, чем с большевиками.

Вообще говоря, и «красные», и «белые» очень часто умудрялись настраивать против себя изначально миролюбивое, нейтрально настроенное население. Так, например, после того, как добровольцы без помех прошли по горским аулам и воспользовались традиционным гостеприимством хозяев, «красные» эти ранее мирные аулы в отместку разорили, а наиболее богатых жителей расстреляли как «буржуев». Результат не замедлил сказаться: в Добровольческой армии появился черкесский конный полк из шести сотен отчаянных всадников. Вот, что видел своими глазами прапорщик Р. Гуль: «Крошечный аул — мертвый… “Пере- битый, — отвечает казак, — большевики всех перебили…” — “Как так? Когда?” — “Да вот уж довольно давно. Напали на этот аул, всех вырезали. Тут народу мертвого что навалено было… и бабы, и ребятишки, и стари- ки…” — ”Да за что же?” <…> “Какие же это большевики, из Екатеринодара или местные?” — “Всякие были, больше с хуторов — местные”… Мы проехали мертвый аул. В другом черкес рассказывал, что из 300 с лишним жителей малого аула более 200 были убиты большевиками. Оставшиеся в живых разбежались. Мать-горянка просит перевязать раненого сына. На теле насчитывают четырнадцать штыковых ран… И ни одной осо- бенно большой. Кололи, видимо, не убивая, а для удовольствия. “За что же они вас так?” … “Бюржуй, говорят”. Через некоторое время многие горные народы разочаровались в “белых” и поддержали “красных”»… Потом — опять “белых”…» [1]. И так далее.

Впрочем, не стоит заранее лить слезы по поводу «невинных жертв» малых горских народов и принимать за истину в последней инстанции все сказанное. Вот что по этому поводу пишет в «Записках белого партизана» генерал Шкуро. После революции он нелегально возвращался домой вместе с казаками 3-го Хоперского полка, отказавшимися участвовать в боях между «белыми» и «красными» в Дагестане и объявившими о своем нейтралитете: «Нам подали вагоны и мы тронулись на Грозный. Это путешествие по железной дороге останется надолго в моей памяти. Мы проезжали местами, где еще недавно кипела отчаянная война меж- ду отстаивающим свои очаги местным русским населением и горцами, решившими изгнать его из пределов своих стародавних земель. В этой войне горцы, хорошо вооруженные и фанатичные, победили мирных русских крестьян, огнем и мечом пройдя всю страну. Лишь немногие уцелевшие крестьяне, бросив все, с женами и детьми бежали в пределы Терской области. Там, где еще недавно стояли цветущие русские села, утопавшие в зелени богатых садов, теперь лежали лишь груды развалин и кучи обгоревшего щебня. Одичавшие собаки бродили и жалобно выли на пепелищах и, голодные, терзали раскиданные всюду и разлагавшиеся на солнце обезглавленные трупы русских поселян, жертв недавних боев. Зрелище этого беспощадного истребления трудов многих поколений, этого разрушения культуры, напоминавшее времена Батыя и Чингис- хана, было невыносимо и разрывало душу. Железнодорожное полотно было местами разрушено, телеграфные столбы порублены, мостики сожжены. Засевшие в лесистых трущобах чеченцы осыпали проходившие эшелоны градом метких пуль, нанося нам потери» [9].

Получается, что не такие уж горцы невинные жертвы. В Гражданскую войну ярлыки навешивались быстро. И еще быстрее меняли цвет. Крестьян «белые», на первых порах, когда им это было выгодно, просто по привычке объявили большевиками, а горцев — жертвами. Те встали под «белые» знамена, но долго и там не удержались. Впоследствии мы увидим, что правительство Деникина объявит горские народы врагами России и даже повесит одного из руководителей Кубанской Рады за заключенный с Горской конфедерацией договор.

Суд и наказание в «романтический» период Белого движения в Добровольческой армии существовали в зачаточном состоянии. Вот как описывает юридическое творчество Половцев: «Когда их [шпионов] ловили, то, конечно, немедленно уничтожали». Отметим, что наличием массы шпионов во все времена объяснялись военные неудачи, и при этом никакого расследования шпионской деятельности не проводилось и доказательств ее не требовалось. Шпионы немедленно уничтожались. Расстреляли, а Бог на небесах разберется, виновен тот или нет.

«Казнили также и большевистских комиссаров, если по произведенному расследованию оказывалось, что они злоупотребляли своей властью». Данное показание свидетеля звучит уж вовсе анекдотично. Власть, которую олицетворяли собой комиссары, для «белых» изначально пре- ступная. Так о каком «злоупотреблении» ею могла идти речь? Далее мы увидим, что если у рядовых красноармейцев иногда имелся шанс уцелеть, то комиссары уничтожались поголовно. «Мелких преступников наказывали нагайкой, в особенности за кражу и за стрельбу в воздух на стоянках. Кража лошади или насилие над жителями каралась смертью. В Ново-Дмитриевской в свободное сравнительно время военно-полевой суд разобрал целый ряд дел по старым еще счетам, и восемь человек были повешены на площади. Среди них были два добровольца, осужденные за насилие над женщинами. Это были персы из Корниловского полка, приставшие к армии по дороге».

Стрельба в воздух — растрата драгоценных патронов. А вот кражу лошади, даже у своих — и подтверждение этому мы находим в воспоминаниях многих белогвардейцев, — за воровство вовсе не считали. Видимо, сказалось влияние казачества. Несколько позже и элементарное воровство прекратили считать даже за проступок. Строгость нравов была характерна лишь для самого первого, начального, героически-романтичного этапа. Со смертью генерала Корнилова (он погиб 13 апреля 1918 г. при штурме Екатеринодара) очень многое изменилось.

* * *

Весной 1918 г. сложилось интересное положение. Добровольческая армия вытеснила большевиков из Сальских степей, Черкасского округа, почти всего Ростовского округа. В Ростове находились немецкие оккупационные войска. Казалось, самое время атаковать их и исполнить высокий союзнический долг. Но в июне добровольцы уходят на Кубань. В самом Ростове офицеры немецкие и офицеры российские спокойно сосуществовали без всяких проблем, навещая одни и те же рестораны и прочие «богоугодные» заведения. Правда, соглашение с немцами ко- мандование Добровольческой армии заключить отказалось. В отличие от казачьего генерала Краснова.

В заключение своих воспоминаний господин Половцев подводит некоторые итоги начального этапа Белого движения на Юге России. С иными выводами автора мемуаров можно согласиться, другие весьма спорны. Итак…

  1. «Главной целью создания Добровольческой армии было продолжение войны с немцами. К сожалению, эта идея не встретила сочувствия в большинстве русской интеллигенции, а потому и не нашла активной ее поддержки».

Удивляться тут особенно нечему. Ясное дело, что кроме людей, посвященных в истинные планы зарождавшегося Белого движения, да еще восторженных юнцов, обуянных жаждой приключений, на подобный авантюрный призыв откликнуться здравомыслящие люди не могли, т. к. немцев рассматривали как зло уж наверняка меньшее, чем большевиков. Между тем, потенциал у этой группы населения имелся весьма значительный, весь Юг России оказался переполнен беженцами, выходцами из привилегированных классов, как правило, людьми энергичными, далеко не бедными и, в большинстве случаев, боеспособными. Половцев насчитывает таких порядка ста тысяч человек.

       2. Для практического выполнения задач разрушения старого общества большевики «рекрутировали» преступный мир. «Преступники были не теоретическими, а практическими борцами против правовых и экономических идеалов современной жизни. Их преследовал буржуазный строй, и они ненавидели все орудия государственной власти — поли- цию, суд, тюремное и всякое другое начальство, а также, конечно, и всех ими обворованных и ограбленных… Преступники были смелы, решительны, сметливы, а главное, беззастенчивы и беспощадны при исполнении возложенных на них приятных обязанностей».

Данное положение весьма сомнительно. Профессиональные преступники и криминальные авторитеты той поры от всякого общения с любой властью держались как можно дальше. Воровские законы одноз- начно запрещали подобное, да и «красные» с рядовым криминалом не особенно церемонились. Скорее речь идет о анархически настроенных личностях типа Махно, Котовского, многочисленных «атаманов», «ата- манш» и «батек». Часть из них, действительно, сразу и безоговорочно приняла сторону большевиков, а большинство — то взаимодействовали с “красными”, то сражались с ними. В любом случае с «белыми» в союз эта вольница никогда не входила.

     3. «Обманули надежды и на офицеров фронта. Около 30 000 офицеров скопилось в одном Киеве, а через местную организацию Добровольческой армии прошли лишь сотни. Если бы хоть четвертая часть их пошла вступить в армию, то они силой пробились бы на Дон… Такими же инертными оказались и офицеры на местах. На кавказских минеральных водах скопилось несколько тысяч офицеров, часть — для поправления здоровья после ран и болезней, а часть — собравшихся сюда для отдыха и развлечений. Среди них было большое количество гвардейцев. Для вербовки их на Воды был послан генерал Эрдели, проводивший свою службу в гвардейских частях. Все его труды пропали даром. На его убедительные речи отвечали насмешками, и в армию оттуда пришли лишь единицы». Если генерал Эрдели агитировал офицеров исключительно на продолжение войны с немцами и помощь союзникам, то результат весьма предсказуемый. Иной результат могла дать поголовная моби- лизация офицеров вкупе со строгими мерами наказания уклонистов и дезертиров, но армия декларировалась как добровольческая! Кстати, до весны 1918 г. в Красную армию как раз добровольно, а не по мобилизации, вступило порядка 8 тысяч офицеров в звании от прапорщика до генерала. В дальнейшем именно мобилизация позволила укомплектовать профессиональными военными специалистами практически все командные и штабные должности “красных” от командования дивизией и выше. В их числе были, например, Каменев, Вацетис, Тухачевский, Сорокин, Автономов и другие. Во многих полках, батальонах, артиллерийских дивизионах и батареях при командирах состояли мобилизованные военспецы.

    4. «Полное равнодушие к армии проявили и финансовые круги… Кроме всех известных миллионеров Харькова, Екатеринослава, Ростова, Таганрога, в глубинах таились тысячи невзрачных на вид, скрытых богатеев. Десятками миллионов взимались с них потом контрибуции большевиками, а в армию поступали гроши от бедняков». Видимо, капитал просто не хотел вкладывать средства в столь авантюрное предприятие.

    5. Половцев демонстрирует явное непонимание руководством Добровольческой армии позиции местного населения. Одним махом он зачисляет всех иногородних и крестьян Дона и Ставропольской губернии в большевики. Ясно, что настоящих большевиков среди них были считанные единицы. Но вот отношение добровольцев к местному населению было соответствующее — как к стопроцентно большевизированному, без малейшей попытки переломить политическую ситуацию политическими же методами в свою пользу. Объяснить это можно лишь полным отсут- ствием политической платформы и программы у Белого движения, пре- небрежением к агитации, отсутствием постоянной и целенаправленной разъяснительной работы с местным населением. Большевики же, наоборот, весьма умело сочетали методы принуждения с методами убеждения.

    6. Против Добровольческой армии сражались плохо организованные и неуправляемые, но многочисленные противники: «Большевистские воинские части были вооружены и снабжены и артиллерией, и большими запасами патронов и снарядов, которые они расходовали без всякой бережливости. В полном распоряжении большевиков были и телеграфы, и телефоны, и железные дороги, и броневые поезда, и громадные склады обмундирования, винтовок, патронов, снарядов, и вся казачья артиллерия, одним словом все средства нападения и защиты». Это еще раз подтверждает слабость, если не полное отсутствие, тыловой организации Добровольческой армии, неумение или полное нежелание заниматься организационными и хозяйственными делами. В глазах предпринимателей и финансовой элиты Юга подобное отношение выглядело несолидно, отдавало привкусом временности, неуверенности, нестабильности Белой власти. Большевики, наоборот, развивали государственные структуры, всемерно наращивали выпуск продукции, в первую очередь оборонной. Переход формирования частей Красной армии с добровольной, вербовочной организации на мобилизационную, дисциплинарную позволил сначала сравнить и затем превзойти единственно имевшееся в Белом движении преимущество, а, именно, качественное, профессиональное превосходство.

«Если бы, — сокрушается Половцев, — вначале в армию пришла хотя бы половина того, что впоследствии пристало к добровольцам, и, если бы в ее кассу поступила бы хоть четвертая часть того, что было взыскано с местной буржуазии в виде большевистских контрибуций, — при таких условиях всероссийская большевистская организация была бы уничто- жена в самом зародыше». Но кто же мешал тогда осуществить все эти мероприятия, например, тем же членам Государственной Думы Половцеву и Шульгину, другим государственным деятелям, сбежавшим на Юг России?

* * *

Первый поход Добровольческой армии мог стать и последним. Спасли Белое движение от полного уничтожения на первом этапе сами большевики. Конечно, не селяне и иногородние, не вчерашние солдаты и красноармейцы, а кремлевские руководители. Как «белые» по отношению к крестьянам и иногородним, так и «красные» по отношению к казачьему населению проявили абсолютное непонимание и предельное упрощение ситуации. Отвоевав у добровольцев практически весь Юг России, большевики повели по отношению к казакам репрессивную политику, затронувшую практически все аспекты жизни, а, главное — земельный вопрос. Во втором Кубанском походе Белая армия уже не таяла, а, наоборот, постоянно пополнялась как за счет офицеров и интеллигенции, так и за счет казачества Дона и Кубани.

В результате нечеловеческих усилий, побеждая превосходящего почисленности врага, Добровольческая армия очистила Юг России от большевиков. Во многом это произошло благодаря ошибкам кремлевского правительства. Так или иначе, но, по словам Половцева, «назначено было гражданское правительство, и армия из добровольческой превратилась в правительственную, — по набору, по принуждению. Талантливый вождь армии генерал Деникин утонул в неведомой ему пучине гражданских дел. Умер от непосильных трудовоснователь армии генерал Алексеев». Погибли генералы Марков и Дроздов. «Пришли новые люди и запели старые, губительные песни».

В завершение своих воспоминаний Половцев допускает очевидный ляпсус. «В это время, — пишет он, — на Дон пришла большая большевистская армия, отступавшая с Украины перед немцами. Остановившись в Ростове, немцы дальше не преследовали большевиков и ограничились непрерывной бомбардировкой Батайска». Начиная с первых страниц, Половцев пытался всеми путями изобразить большевиков немецкими агентами, действующими по прямой указке своих хозяев и под их руководством. Теперь же выясняется, что именно большевики являлись той единственной силой, которая действительно воевала с немцами фактически на стороне союзников и с боями отступала под давлением превосходящей по всем параметрам немецкой армии.

Что же до Добровольческой армии, то она не только не начала вы- полнять свою исходную, основную декларируемую задачу, но и ушла с Дона на Кубань. Поэтому весьма сомнительно звучит попытка Полов- цева доказать обратное, говоря, что добровольцы боролись с немцами очень своеобразно — «через головы большевиков». Это уже просто абсурд! Получается, что именно Белая армия «не дала немцам возможности извлечь из мира с большевиками те выгоды, на которые Германия могла рассчитывать, и тем, конечно, ослабляла ее силы на западном фронте» [6]. Звучит более чем наивно, ведь на Украине сражались с немцами и ав- стрийцами, прежде всего, большевики да махновцы. То есть как раз те две силы, с которыми наиболее ожесточенно бились «белые» войска. Именно «красные» и махновцы не позволяли немцам спокойно грабить Украину, а отнюдь не добровольцы. Впрочем, подробнее о взаимоотношении белых и немцев можно узнать из дневника генерала Дроздовского [2].

Отметим, что если «белые» авторы пытаются как-то анализировать историю побед и поражений Белого движения, то историки «красные» период зарождения Белого движения вообще старались «скомкать». Написать правду им по известным причинам было невозможно, вот и обходили это интереснейшее время, жуя общие, никому и ничего не говорящие фразы. Яркий пример подобного отношения к истории можно найти в книге Г. В. Кузьмина «Разгром интервентов и белогвардейцев в 1917—1922 гг.». Книга была выпущена в свет Воениздатом в 1977 г. Вот как описывается в ней первый период Белого движения: «Из кулачества и зажиточного казачества формировались белогвардейские воинские части. На Дону генерал Краснов с помощью немецких оккупантов сформировал Донскую бело-казачью армию. На Кубани при поддержке англо-франко-американских оккупантов набирала силу Добровольческая армия Деникина» [3]. И это все! Писать о страшных поражениях «красных» и удивительных успехах «белых» автор в советские времена не имел права, а потому должен был просто выкинуть важнейший для понимания истории период. Вот и получается, что массовый читатель в СССР понятия не имел о том, как обстояло дело в действительности.

  Не отставали от «красных» и «белые» историки. Примером может служить книга В. Д. Розинского «Очерки по истории Гражданской войны 1917—1922», изданная в далекой Австралии. Этот труд — буквально негативный слепок с работы Кузьмина. В нем ни полслова о расправах над пленными, о декларированных причинах образования Добровольческой армии, о грабеже местного населения, о «боевых обозах» добровольцев и казаков, набитых награбленным добром. Наоборот, крестья- не и прочее местное население России, оказывается, сотнями вступали в Белую армию, «в мешках тащили посильную помощь бельем (зимнюю теплую одежду, рукавицы, носки, телогрейки и даже полушубки и вален- ки)» [7]. Этакая сусальная благодать, опровергаемая самими «белыми» участниками событий.

В «Очерках истории» «белые» идут победным маршем, побеждая панически бегущих «красных», но вдруг… сами оказываются биты. Ни анализа причин, ни выводов. Только вздохи о том, что вот «красные» могли пополняться, а «белые» — нет. А куда же подевались те крестьяне и горожане, что массово шли в Белую армию? И каким образом пополнялась Красная армия, если в конце лета 1919 г. территории «белых» во много раз превосходили территорию, занятую «красными»? Убедительных ответов у автора нет. Как нет и сколько-нибудь глубокого анализа истории Гражданской войны. Следовательно, полагаться как на «белые», так и на «красные» «официальные» исторические работы смысла нет. Верить, к сожалению, приходится лишь воспоминаниям очевидцев и участников тех событий.

Но мемуарная литература участников Белого движения в России оказалась малодоступна широкому читателю. Вместо честного, откровенного описания того времени на прилавки в последние 25 лет вывалилась гора наскоро состряпанного мифологического хлама. Все это и привело к тому, что после свержения героического образа «комиссара в пыльном шлеме» народ поторопился воздвигнуть на опустевший пьедестал «безупречного белого офицера» в аксельбантах, погонах и белоснежных манжетах.

 

Литература
1. Гуль Р. Ледяной поход. М., Молодая Гвардия, 1996.
2. Дроздовский М. Г. Дневник. Нью-Йорк : Всеславянское Издательство, 1963.
3. Кузьмин Г. В. Разгром интервентов и белогвардейцев в 1917—1922 гг. М. : Воениздат, 1977.
4. Мамонтов C. Походы и кони. Paris : YMCA-PRESS, б/д.
5 Махров П. С. В Белой Армии генерала Деникина : Записки начальника штаба Главнокомандую- щего Вооруженными Силами Юга России. СПб. : Logos, 1994.
6. Половцев Д. В. Рыцари тернового венца : Воспоминания Члена Госуданском (Ледяном) похо- де генерала М. В. Алексеева, Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина. Paris, б/д.
7. Розинский В. Очерки по истории Гражданской войны 1917—1922. Мельбурн, 1997.
8. Трубецкой Гр. Н. Годы смуты и надежды. Монреаль, 1981.
9. Шкуро А. Г. Записки белого партизана. Буэнос-Айрес : Сеятель, 1961.
комментарии - 2
Александр Карпов 5 февраля 2022 г. 11:42

Как же достают эти Ваши тире в словах! Смените секретаршу!

Александр Карпов 5 февраля 2022 г. 12:50

Написано Статья 3.Значит где-то есть 1 и 2?


Мой комментарий
captcha