Понятие «русского мира», вошедшее в употребление с первой половины XIX в., имеет значительное множество трактовок и определений, анализ которых является предметом самостоятельного изучения [5. С. 163–167]. Представляется возможным определить русский мир как исторически сложившуюся культурно-цивилизационную общность народов и стран, в центре которой располагаются Россия и русский народ. Русский мир находится под определяющим воздействием российской государственности и культуры, объединяя людей разных национальностей, являющихся носителями русского языка и русской социокультурной традиции, духовно связанных с Россией и воспринимающих эту связь как несомненную ценность.
Различные аспекты проблемы изучения русского мира постсоветской Украины привлекали внимание значительного числа исследователей [1, 6, 7, 16, 17, 18], однако при наличии множества публикаций обнаруживается очевидный дефицит комплексных работ. Между тем условия, в которых функционирует русский мир Украины, в последние годы усложнились. Статья ставит задачу зафиксировать основные тренды и возможные перспективы развития русского мира Украины, как все еще крупнейшего его средоточия за пределами Российской Федерации.
Динамика русского мира Украины в 1990-е – начале 2010-х гг.
Распад СССР и приобретение Украиной независимости позволили политическому классу страны приступить к реализации самостоятельного государственного проекта. Чтобы стать успешным, он должен был учитывать национальную и культурно-языковую структуру населения страны, ее полирегионализм, связанный с особенностями исторического и социокультурного развития различных территориальных сообществ.
В этнокультурном разрезе Украина являлась «двухсоставным» государством: наряду с украинцами, составлявшими большинство, крупнейшим народом страны были русские (11,4 млн. чел.), на которых приходилось более 20% жителей Украины. В ряде ее регионов русское население по численности было сопоставимо с титульным, а в Крыму представляло ощутимое большинство. Специфической была и культурно-языковая структура населения, значительную часть которого представляли русско-украинские билингвы. Среди самих украинцев была велика доля русскоязычного и «русскокультурного» населения. Основная масса украинцев на рубеже 1980-1990-х гг. являлась носителем советской социокультурной матрицы, в которой выступала в роли системного дублера русского народа во всех основных сферах жизнедеятельности Советского Союза.
Это предполагало максимально ответственный и взвешенный подход власти и всего политического класса Украины при выборе социально-политической и культурно-языковой модели развития страны. Сконструировать в рамках жесткой унитарной модели с единственным государственным языком всеобъемлющую интеграционную платформу, способную не ущемлять интересы ни одного из этнических, культурно-языковых и региональных сообществ Украины, было невозможно. Но и поступиться принципом унитарности новой украинской власти было предельно сложно. Комплекс внешних факторов, включая влияние мощной диаспоры, работал на усиление национализма в постсоветском украинском политикуме. Предопределял его глубокую «россиебоязнь» и сам длительный процесс приобретения государственной независимости, создававший у политического класса Украины стойкое ощущение ненадежности данного приобретения.
Поэтому конструируемая украинская нация, по представлению политического класса страны, должна была существенно отличаться от формируемой по соседству нации российской. Социокультурная и психоментальная близость двух народов, с точки зрения национальных элит, была постоянной угрозой самостоятельности Украины. Чтобы придать происшедшему государственно-политическому разделению необратимый характер, следовало дополнить его социокультурным и ментальным размежеванием. Демонтажу и глубокой трансформации подлежали основные элементы украинской социокультурной матрицы советского образца: история Украины (карта прошлого), система ее геоцивилизационных координат и ориентиров, формируемая ими карта современности, «пантеон» официальных национальных героев (рис. 1).
С начала 1990-х гг. формируется государственная стратегия комплексного отстранения от всего русского, со всеми ее неизбежными несообразностями и при этом крайне трудоемкая в реализации. Системно разводя русских и украинцев, Украину и Россию, политическая элита встала перед сдвоенной проблемой. Следовало этноконсолидировать, психоментально и социокультурно дерусифицировать украинцев юго-востока (в значительной степени и центра), а также этнически и культурно «переварить» мощный русский массив Украины.
Каждая из этих проблем в практическом плане разбивалась на две взаимосвязанные задачи. Они должны были решаться параллельно, но реализация их могла потребовать разного времени.
Проблема русскоязычных украинцев предполагала:
– этнополитическую интеграцию украинского населения всех макрорегионов через их десоветизацию и «патриотизацию» на платформе унитарной украинской государственности;
– культурно-языковую украинизацию, т.е. глубокую социокультурную «перепрофилировку» восточных украинцев, перемещение данной массовой группы населения на украинскую социокультурную традицию.
Решение проблемы русского населения Украины включало:
– постепенную аккультурацию, через комплексное навязывание украинского языка, как единственного государственного, при параллельном целенаправленном сокращении сферы обращения русского языка, выдавливания его в сферу быта и домашнего обихода.
– ассимиляцию, через смену идентификации представителей смешанного населения и части русских, а также через непрерывный рост числа межнациональных русско-украинских браков, расширение группы биэтнической молодежи, выбирающей титульную национальность.
Успешность конструктивистских усилий украинской власти на этих направлениях существенно различалась. Ожидаемо самым результативным оказалось решение самой первой из них – этнополитической консолидации украинского большинства. Вне зависимости от культурно-языковой привязки, титульное население страны быстро включило идею украинской государственности в число значимых ценностей.
Но видимые успехи демонстрировала и, казалось бы, самая сложная из задач – ассимиляция русского населения Украины. По переписи 2001 г. число русских в стране сократилось за 1990-е гг. на 3,1 млн. человек (с 11,4 в 1989 г. до 8,3 млн.). Абсолютная и удельная убыль русского населения была повсеместной, охватывала все регионы страны. В западных областях количество русских за 1989–2001 гг. сократилась на 37–54%, на остальной территории страны – на 29–40%. Исключение составили только Донбасс (20–22%) и Крым (11,5%) (рис. 2).
Центральную роль в данном процессе играло национальное самоопределение русско-украинского населения. В середине 1990-х гг. около трети русских страны являлись этническими «полуукраинцами», около 15% украинцев Украины «полурусскими» [16. С. 89]. Два из трех млн. убыли русских в 1990-е гг. было связано с идентификационным переходом части биэтнофоров [7. С. 47–49]. Но смена идентичности зачастую носила маскировочный или конъюнктурный характер, не сказываясь на языковой практике или социокультурных предпочтениях. Биэтнофоры в своей массе сохраняли привязанность к русской культуре. При этом общая численность смешанного населения продолжала быстро расти. В начале 1990-х гг. на него приходилось около 17% жителей страны, а к середине 2000-х гг. – 22,5–23%. При этом этнодемографическое отличие запада и центра Украины (бывшей Малороссии) от юго-востока (исторической Новороссии) оставалось самым ощутимым. На юго-востоке русские и биэтнофоры в середине «нулевых» в сумме составляли более 57% населения, в пределах запада и центра только 8% (рис. 3). Этнодемографическая специфика в значительной степени задавала социоментальные и культурно-языковые особенности населения разных макрорегионов Украины, его цивилизационные и электоральные предпочтения.
Наиболее сложной для украинской власти и национальных элит оказалась сдвоенная задача социокультурной дерусификации, -ткак русскоязычных (русскокультурных) украинцев, так и культурная украинизация местного русского населения. На данных направлениях успехи власти в 1990-2000-е гг. были весьма ограниченными, несмотря на комплексную программу поддержки и распространения украинского языка и культуры, целенаправленную украинизацию системы образования, проводимую при всех президентах, включая команду В. Януковича. Если в конце советского периода более половины школьников Украины получали образование на русском языке, то к началу XXI в. 32%, а в начале 2010-х гг. только 16,5% [1. С. 50]. К этому времени значительные сегменты (более 25%) русскоязычного школьного образования сохранялись только в пяти регионах Украины (рис. 4).
Масштабы дерусификации культурной инфраструктуры Украины иллюстрирует и количественная динамика русскоязычных театров, число которых при общем росте театральной сети сократилось за 1991–2013 гг. с 43 до 12, а доля – с 35,8% до 8,6% [1. С. 50; 6. С. 391]. Но, несмотря на полное выведение русского языка из сферы делопроизводства, целенаправленное выдавливание его из сферы образования и государственных СМИ, численность русскоязычных на Украине оставалась самой значительной. По данным переписи 2001 г. она несколько сократилась по сравнению с концом советского периода (с 32,8% до 29,6%). Но социологические опросы населения скорее обнаруживали рост данного показателя. По опросам Института социологии НАН Украины в 1992 г. русский язык использовали в семейном общении 32% жителей страны, в 2010 г. – 35% [18. С. 450-455]. Мощный потенциал русской социокультурной традиции, существенно превосходившей ресурсы титульной культуры, оставался центральным фактором широкого распространения русского языка в украинском обществе. Он продолжал укреплять свои позиции во всех макрорегионах страны (кроме запада). Фиксировался очевидный рост русскоязычных среди молодежи, а также непосредственно среди титульного населения (с 13% до 28%) (рис. 5).
Широко был представлен русский язык и в сферах культурного производства с доминантой частной инициативы, в т.ч. в прессе и книжном деле. Доля русскоязычных газет в начале 2010-х гг. составляла на Украине около 70%, журнальной периодики 80–85% [6. С. 388-389]. В книгоиздательской продукции число книг на русском языке в 1990–2000-е гг. выросло на 20–30%, хотя и существенно сократилось в удельном аспекте (вследствие быстрого роста изданий на украинском языке). В общем тираже книжной продукции Украины доля русскоязычной литературы почти не изменилась (за 1990–2009 гг. сокращение с 42,7% до 38,4%).
Современная русская литература, российский кинематограф и телепродукция (включая многочисленные сериалы), рок- и поп-культура, по-прежнему были востребованы и популярны на Украине. Еще в начале 2010-х гг. российская эстрада доминировала в украинском телеэфире – на нее приходилось 55–60% исполняемых песен [6. С. 390]. В первой десятке популярных исполнителей и групп семь представляли Россию. Причем во всех регионах юго-востока в структуре любимых песен населения доля русскоязычных составляла 60-65% (украинских только 24–31%) (рис. 6).
Немалая часть западной культурной продукции до середины 2010-х гг. приходила к украинскому потребителю через Россию, обладавшую мощным адаптационным ресурсом и широкими трансляционными возможностями (переводная литература, фильмы, театральные постановки). Доля русскоязычных фильмов в кинотеатрах Украины составляла около трети (при этом 90% из них были российского производства)[1]. В конце 2000-х гг. Украину с концертами ежегодно посещало порядка 100 российских поп- и рок-исполнителей (25–30% от числа зарубежных артистов) [6. С. 389]. Сеть русских общественных организаций охватывала всю страну (рис. 7)
Но речь шла не только о языковой сфере и русской культуре, сохранявших прочные позиции в украинском обществе. С большим упорством в исторической памяти титульного населения юго-востока (отчасти и центра) Украины держалась идея общей близости русских и украинцев, сохранялась память о Великой Отечественной войне как общем великом подвиге двух народов. Она и спустя 15–20 лет после распада СССР оставалось одной из социопсихологических стяжек, прочно крепивших украинцев с русским миром.
Тем более, что государственная стратегия нациестроительства, ориентированная на тотальное «выпалывание» российского следа из истории Украины, существенно снижала привлекательность качественно усеченной версии украинской социокультурной традиции. Мешало его социопсихологической дерусификации украинцев и очевидное менторство национальных элит, достигшее апогея при В. Ющенко, открыто декларировавшем необходимость пересборки титульного населения юго-восточных регионов с целью превращения его в «настоящих» украинцев.
Впрочем, констатируя «пробуксовку» комплексной дерусификации титульного большинства, не следует забывать, что решение этой задачи предусматривало не только культурно-языковое и социоментальное переформатирование взрослого населения, но и воспитание в «украинстве» поколений молодежи.
Если коренная реконструкция сознания старших поколений продвигалась с трудом, то идеологическая и социокультурная обработка молодежи была куда более успешным начинанием. Рожденные во второй половине 1980-х – 1990-х гг. уже к середине «нулевых» были массовыми носителями постсоветской украинской социокультурной матрицы, системно разводящей русских и украинцев[2]. Время работало на социальный конструктивизм украинских властей.
Тенденции середины – второй половины 2010-х гг.
Системный кризис 2014 г. ускорил уже заложенные в украинском обществе динамические тренды. Потеря части государственной территории и возникновение ДНР и ЛНР, за которым самая значительная часть жителей центра и запада Украины видела «руку Москвы», стали центральным консолидационным фактором украинского общества. Идеология и психологическая платформа этого движения имели отчетливо антироссийский характер. Идея сплочения перед внешней агрессией охватывала не только титульное большинство (уже почти независимо от его региональной привязки), но и консолидировало вокруг идеи украинской государственности значительную часть представителей других народов. В том числе некоторых этнических русских, но главное – многочисленных биэтнофоров.
Таким образом, события 2014 г. позволили политической элите Украины серьезно продвинуться в решении «русского вопроса». Основной вектор внутриукраинского общественного противостояния с комплексной «межи» между западом, центром страны и юго-востоком страны сместился непосредственно внутрь последнего, в пределах каждого из его регионов, разделив украиноцентричное большинство (65-90% жителей) и русское/пророссийское меньшинство (10-35%) (рис. 8).
Существенно сместилось и соотношение населения Украины с прозападными и пророссийскими цивилизационными ориентациями. Если до 2014 г. в масштабах страны это были количественно сопоставимые множества, то в последующие годы «европейски» ориентированное население уже в разы превосходила пророссийское. Прозападные группы количественно доминируют даже в большинстве регионов юго-востока (рис. 9).
Самые существенные сдвиги произошли и в сфере госуправления. События 2014 г. окончательно трансформировали россиебоязнь украинской политической элиты в полноценную фобию, усилили иррационально-эмоциальную компоненту данного психологического комплекса и существенно нарастили его прикладную политтехнологичность. Антироссийская карта на Украине приобрела способность актуализироваться по любому поводу, серьезно усиливая манипулятивный потенциал управления обществом. Был получен и полный карт-бланш на дальнейшую кардинальную реконструкцию национальной исторической памяти, создание картины прошлого, в которой Россия окончательно заняла место главного исторического обидчика украинского народа и центральной угрозы современной Украине. Завершилась зачистка национального пантеона от всех персоналий, положительно связанных с Россией.
Впечатляет системный подход власти в ее борьбе с «русской угрозой», включавшей комплекс мероприятий, охватывавших практически все сферы жизнедеятельности украинского общества. В области торгово-экономического сотрудничества Украина последовательно обрывала связи с Россией, кроме сферы транспортировки углеводородов. Масштабы товарооборота двух стран за 2013–2016 гг. сократились почти в 4 раза (с 39,6 млрд до 10,2 млрд дол). В 2017–2018 гг. объемы взаимной торговли вновь несколько возросли, но основного вектора это не изменило. Производители обоих стран устойчиво разворачивались на новые рынки[3].
В сфере транспортных коммуникаций власти Украины последовательно сокращали все формы сообщения с Россией. Были сведены к минимуму число и география авиарейсов, железнодорожных и автобусных маршрутов, соединявших две страны. Существенно осложнялись условия посещения Украины россиянами. В число невъездных были включены целые группы российского населения. Предпринималось все возможное для минимизации любых форм коллективного и индивидуального межличностного общения жителей двух стран[4]. Число россиян, посещавших Украину, сократилось в несколько раз (9,74 млн в 2013 г. до 2,3-2,4 млн. в 2017-2019 гг.). Динамика поездок жителей Украины в Россию демонстрировала большую устойчивость, но очевидно, что украинские власти будут прилагать все усилия по минимизации и этого канала коммуникации[5].
Последовательными были действия украинских властей и в религиозной сфере. Помимо тактических задач (нанесение любого возможного урона Украинской православной церкви Московского патриархата, дискредитация ее как церкви «страны-агрессора»), данная программа включала достижение стратегической цели – создание афтокефальной Украинской поместной церкви. В полном объеме задачи выполнены не были, но многого украинской власти добиться удалось (в т.ч. получение томоса Православной церковью Украины Киевского патриархата и жесткого размежевания части православного населения страны).
Существенные результаты были достигнуты и на пути культурно-языковой дерусификации украинского общества. И это при том, что манипулятивные возможности власти на данном направлении были ограничены – многомиллионное русскоязычное население юга-востока в любом случае не могло забыть свой родной язык, а население остальной Украины владело русским слишком хорошо, чтобы это знание утратить. Но работа по его фрагментации, сокращению масштабов распространения и купированию каналов циркуляции в украинском обществе властью проводилась последовательно.
Система образования страны вступила в завершающую стадию украинизации. Доля школ с преподаванием на русском языке в сравнении с началом 2010-х гг. сократилась на Украине в 7 раз. В последние годы этот процесс шел стремительно. В 2017/2018 учебном году русскоязычных школ было 620, спустя два года осталось менее 200. И располагались они только в 10 регионах (рис. 10). А в предстоящем 2020/2021 учебном году, по разработанному законопроекту, русскоязычное школьное образование должно полностью прекратить свое существование [15], как это в середине 2010-х гг. произошло с высшей школой. При том, что русскоязычные по-прежнему составляют порядка 30% населения Украины (а в ряде регионов юго-востока 50–60%).
Был ограничен приток из России современной книжной продукции, состав которой жестко цензурируется по целому ряду направлений (особенно в сферах, связанных с формированием карты прошлого и национальной памяти). Параллельно сокращаются масштабы (число названий и тиражи) русского книгоиздания в пределах самой Украины. В последние годы данный процесс приобрел почти обвальный характер. За 2015-2019 гг. доля русскоязычной литературы в общем объеме книжной продукции страны сократилась с 21,2% до 14,5% по числу названий, а по тиражам – с 34,1% до 9,2% (рис. 11)
Учитывая, что значительная часть издательского дела Украины находится в частных руках, данная динамика только отчасти определялась государством и во многом задавалась предпочтениями самого украинского общества, определенная часть которого после 2014 г., по наблюдениям издателей, стала избегать книг на русском языке [13]. На украинском языке в последние годы подается и весь транслируемый центральными ТВ-каналами художественный контент (фильмы и сериалы). Самым существенным образом сократилось присутствие русского языка в украинском радиоэфире, в т.ч. даже в сегменте эстрадной песни, в котором он абсолютно доминировал еще в начале 2010-х. В кинотеатрах Украины прекращен показ фильмов на русском языке и многократно сократился прокат российской кинопродукции.
Затруднена работа русских культурных центров и общественных организаций, значительная часть которых прекратила свое существование. Сведена к минимуму русскоязычная театральная жизнь, деятельность которой находится под жестким прессингом националистов, способных сорвать любое сценическое мероприятие [14]. Многократно сократилась и гастрольная активность российских артистов, определенной части которых просто запрещен въезд на Украину.
Все контролируемые государством элементы культурной инфраструктуры минимизируют поддержку русской культуры, а сегменты государственного информационного поля полностью или в самой значительной степени отказались от контента, связанного с русским языком. Конечно, в условиях современного коммуникационного мира желающий получить доступ к русскоязычной литературе, кинопродукции или эстраде может обойти выстроенную государством систему ограничений. Но это требует целенаправленных усилий, а зачастую немалых средств, на которые готовы пойти немногие. Расчет властей нацелен на поступательную культурно-языковую дерусификацию большинства. Это работа с далеким прицелом, рассчитанная на поступательное выдавливание русского языка из всех его социальных ниш, сведение его к разговорной речи с ограниченном словарным запасом, бедным понятийным аппаратом и обилием сленга[6].
Возможные перспективы русского мира Украины.
Итак, в 2014–2019 гг. украинской властью была проделана самая значительная работа по сокращению общего потенциала и фрагментации русского мира Украины. Команда нового президента, несколько снизив градус публичной русофобии, продолжает работать в уже сложившейся колее. В сформированной антироссийской системе координат серьезная корректировка государственного курса невозможна. Проецируя в будущее тенденции последних лет, можно было бы констатировать окончательное размежевание двух восточнославянских народов, обреченных оставаться непримиримыми врагами. Но будущее поливариативно и зависит от слишком большого числа переменных.
События 2014 г. существенно сократили этнодемографическую базу русского мира Украины. В середине 2010-х гг. на территории, контролируемой Киевом, оставалось порядка 4,0–4,5 млн. русских. Их доля в населении сократилась до 10,5–11,5% [7. С. 53] и будет сокращаться, поскольку все факторы (естественное воспроизводство, миграция, ассимиляция) работают на сокращение русского населения. Максимальные потери, скорее всего, будут связаны с идентификационными переходами. Почти четверть населения современной Украины – биэтнофоры. Переход всего 5% данной биэтнической группы от русской идентичности к украинской сокращает русское население на 500–550 тыс. чел.
В сложившихся обстоятельствах индивидуальный выбор зачастую становится проекцией гражданской позиции. Сторонники украинской государственности в своем большинстве выбирают титульную идентичность, россиецентричные биэтнофоры самоопределяются как русские. Есть все основания полагать, что перевес первой группы, значительный уже в 2000-е гг., сейчас вырос еще больше (с 62-63% до 75%). По нашим расчетам, без учета республик Донбасса, численность русских на Украине в настоящее время может составлять 3,5–4,1 млн. чел. (рис.12). К 2030 г. она способна сократиться до 2,7–3,6 млн. В этом случае крупнейшим средоточием русских за пределами России может стать Казахстан[7].
Продолжат сокращаться на Украине и группы населения, в целом с эмпатией относящиеся к России и русскому народу. Основным фактором будет ускорение естественной убыли старших возрастных групп, в которых сосредоточена основная часть носителей советской социокультурной матрицы, постулировавшей братский характер украинского и русского народов. В перспективе 10–15 лет центральное место в общественной жизни страны окончательно займут носители постсоветской социокультурной матрицы, в которой России принадлежит место основного врага Украины и украинской нации (рис. 13).
Данная фактически антироссийская группа населения, уже в настоящее время составляет ощутимое большинство. Показательны результаты опросов о причинах и сути военного конфликта на Донбассе. По мнению 40% респондентов, он представляет войну Украины и России. Еще около 20% считают, что самопровозглашенные республики Донбассе являются результатом поддерживаемого Россией сепаратистского мятежа [10]. Т.е. около 60% населения современной Украины убеждено, что их страна находятся в состоянии вооруженного противостояния с Россией.
Это работает против русского мира, дополняя и усиливая усилия государственной власти. Наиболее вероятно дальнейшее сокращение культурной инфраструктуры русского мира, включая издательское дело, театральную и музыкальную жизнь, сферу кинопроката, деятельность русских культурных центров и общественных организаций. Однако, несмотря на неизбежное сокращение русского и русскоцентричного населения Украины, полную украинизацию сферы образования, тотальную доминанту титульного языка в теле- и радиоэфире, позиции русского языка в украинском обществе могут оказаться устойчивыми.
Общий потенциал русской культурной традиции, творческие и познавательно-коммуникационные возможности русского социокультурного пространства куда больше и шире, нежели у украинской культуры, что осознается и учитывается населением (в т.ч. и титульным) Украины. Одним из индикаторов сохранения основной массы ее населения (за исключением западного региона) в качестве билингвов является доминанта русского языка в сфере современных украинских печатных и электронных массмедиа. Среди изданий, присутствующих в каталоге сайтов украинской периодики, на русскоязычные приходится 60–77% (рис. 14). Преимущественно русскоязычным остается и украинский сегмент Интернета.
Имеется и ряд других факторов, прямо или косвенно поддерживающих русский мир Украины. Прежде всего, это сближенность основных практик повседневности, бытовых традиций, социоментальных характеристик и ориентиров населения двух стран. Несмотря на этнополитический раскол, социальные реалии двух стран остаются схожими и существенно отличаются от реалий Европы (даже Восточной). В бытовом и социокультурном плане россиянам и украинцам по-прежнему легко интегрироваться в жизнедеятельность соседнего общества.
Нельзя не учитывать и этнодемографический регионализм Украины. Даже без Крыма и восточного Донбасса русские и биэтнофоры продолжают составлять более половины населения юго-востока Украины (рис. 15). И, хотя доля «чистых» русских здесь в 2010-е гг. сократилась с 17% до 10,5–11%, этнокультурная причастность большинства жителей данного макрорегиона к русскому народу и его социокультурной традиции определяет не только культурно-языковые особенности, но и цивилизационные предпочтения.
Население четырех областей юго-востока в своем большинстве не считает Россию страной-агрессором; шести – выбирает принцип экономической равноудаленности (не вступать ни в ЕС, ни в Таможенный союз); семи – против вступления Украины в НАТО. По каждому из данных показателей доля пророссийского населения в этих областях на порядок больше, чем в регионах запада и центра страны – очевидное свидетельство сохранение части юго-востока (прежде всего западного Донбасса, Харьковской и Одесской областей) в качестве ареала русского мира (рис. 16).
Учитывая степень доминирования русского языка в быту и общественном пространстве юго-востока, он сохранит свою ведущую позицию в данном макрорегионе Украины на всю обозримую перспективу. Но знание русского в объеме, достаточном для свободной разговорной речи, восприятия «на слух» и чтения, будет оставаться массовым и во всех других частях страны (кроме ряда западных областей). Основная масса населения Украины на самую долгосрочную перспективу сохранится в качестве билингвов. Впрочем, владея русским языком, это население будет плохо знакомо с русской историей и культурой, а русские не будут восприниматься им как близкий народ.
Данное обстоятельство может способствовать формированию в пределах Украины крупного русскоязычного, но антироссийского/антирусского социокультурного средоточия (своего рода системного антипода российского русского мира). Однако комплексная деятельность украинских властей по сведению русского языка и представленной им традиции к формату бытовой культуры работает против реализации такого проекта[8].
Существенную роль в динамике русского мира Украины будет играть и ее дальнейшая социально-политическая и экономическая траектория. В своем затяжном постсоветском транзите украинское общество в качестве стратегического ориентира выбрало Европу. Но остается открытым вопрос, куда приведет эта дорожная карта. В последние годы Украина доказала, что она более прочное образование, чем представлялось части российских экспертов, определявших ее как несостоявшееся государство, предрекавших ей неизбежный распад, дефолт, социально-экономическую деградацию или превращение в огромное Гуляй-поле.
Несмотря на сохранение множества серьезных проблем, Украина в 2016–2019 гг. демонстрировала экономический рост, позволивший заметно увеличить доходы населения, существенно сократив отставание от соответствующего российского показателя. В 2014 г. средняя зарплата на Украине составляла 33% от показателя в РФ (соответственно 285 и 848 дол.), а в 2019 г. уже 58% (390 и 673 дол.). Учитывая же заинтересованность Запада в сохранении современной антироссийской Украины, вероятность ее распада в силу внутренних причин равна нулю.
Но известная прочность государственных институтов и достигнутый на время экономический рост не гарантируют долгосрочной системной успешности. Стратегия развития постмайданной Украины включала две основных компоненты: комплексную дерусификацию и всеобъемлющую вестернизацию, полномасштабное подключение к европейскому интеграционному процессу. Но, если объем разрушительных работ, выполненных за 5 лет, впечатляет, то созидательная программа реализовалась в незначительной степени.
Для Евросоюза наиболее приемлемым вариантом будет сохранение Украины в качестве «внешнего» союзника, позволяющее, не включая ее в свой интеграционный проект (т.е. не беря на финансовые «поруки»), широко пользоваться ее трудовыми и природными ресурсами. На десятилетия вперед Украина в своем развитии обязана рассчитывать почти исключительно на собственные финансово-экономические возможности и технологические ресурсы[9].
Роль сырьевого придатка Европы обрекает Украину на устойчивый отток трудоактивного населения, еще более осложняющий тяжелую демографическую ситуацию. Порядка 5–8 млн. граждан работает в других национальных экономиках[10], что не может не сказываться на темпах развития и общей социально-экономической успешности самой Украины[11]. Оставаясь трудовым и природно-ресурсным донором Евросоюза, Украине будет трудно достичь показателей социально-экономического развития и уровня жизни населения даже периферийных восточноевропейских стран (Словакии, Румынии и др.) и России.
Между тем, даже окончательно определившись с цивилизационным выбором, Украина обречена на постоянное сравнение своей действительности с российскими реалиями. Успешность собственного национального проекта населением Украины будет оцениваться по его соотношению с российским. Но со временем под вопросом может оказаться привлекательность и самого европейского проекта. Особенно с учетом неизбежного роста общественного раздражения по мере удлинения срока пребывания Украины «на пороге» Европы. В любом случае привлекательность Евросоюза из безусловной константы уже сейчас превращается в сложную переменную, все более рационально (а потому и критически) оцениваемую украинским обществом. Последнее будет постоянно сравнивать три проекта – европейский, российский и собственный. От результирующей этого сравнения также будут зависеть перспективы русского мира Украины.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
vcialis <a href=" https://tadalafilusi.com/# ">tadalafil 20mg best price</a>