С Джульетто Кьезой меня связывали десятилетия совместной работы, общих увлечений и, наконец, во многом одинаковый взгляд на современный мир. Мы с ним были почти ровесниками – он старше меня на год, а познакомились мы в юношеском возрасте. То есть мы с Джульетто – люди одного поколения, которое и на Западе, и в нашей стране вошло в большую жизнь в бурные шестидесятые годы прошлого века и активно пыталось менять к лучшему окружавший мир.
Мы оба занимались общественно-политической деятельностью: он – в рядах Федерации итальянской коммунистической молодежи, из которой вышли будущие руководители итальянских коммунистов Энрико Берлингуэр и Акилле Оккетто и даже итальянского правительства – Массимо Д’Алема, а я после окончания МГИМО оказался в орбите международного молодежного движения как представитель советского комсомола – работал в Бюро Всемирной федерации демократической молодежи в Будапеште. Именно на встречах этого «молодежного интернационала» мы и познакомились.
А молодежь тогда бурлила по всему миру – и в Европе, и в Америке, и в Азии. 1968 год стал сигналом вхождения в большую политику нового поколения, выступавшего с левых антизападных позиций. У нас тогда весьма благосклонно относились к этой активности, которую считали антиимпериалистической. И основания для такого позитивного отношения к молодежным левым движениям были: Советский Союз они считали безусловным авторитетом, а Соединенные Штаты – абсолютным антиподом. И так продолжалось до 1968 года – до Чехословакии.
Для советской молодежи этот всполох активности был вызван другими причинами – отчасти космосом, отчасти осознанием себя замыкающей колонной шестидесятников и наследниками революционных романтиков, грезивших об очищении идеалов Октября от позднейших сталинских искажений. И в этом мы смыкались с теми же итальянцами, уже тогда усматривавшими в социализме и коммунизме не классовую, а именно гуманистическую доминанту.
Словом, у нас с Джульетто было очень много общего. Совершенно другая атмосфера в Будапеште, нежели чем в Москве, хотя Венгрия входила в советский блок, помогала взаимопониманию между советской молодежью и их западными ровесниками. В другой восточноевропейской столице – Праге – вокруг редакции издававшегося там журнала «Проблемы мира и социализма» в эти годы начал складываться будущий мозговой штаб перестройки: в разное время в нем работали ставшие впоследствии сподвижниками Горбачева Анатолий Черняев, Вадим Загладин, Георгий Шахназаров. Там же они заводили связи среди западноевропейских коммунистов и других левых политиков.
В рамках молодежной федерации в Будапеште мы регулярно встречались с Джульетто и его молодыми друзьями из числа итальянских и французских коммунистов, обсуждали события в мире и в наших странах. Сам он тоже несколько лет был на руководящих ролях у коммунистов Генуи. Джульетто в какой-то момент сделал свой выбор – оставил карьеру перспективного политического активиста и ушел в журналистику. Но мы не теряли друг друга из вида. Когда он в 1980 году стал корреспондентом «Униты» в Москве, наши встречи стали регулярными.
Прошли десятилетия, и многие европейские романтики шестидесятых постарели, обуржуазились и заняли неплохие позиции в политике или бизнесе, но Джульетто до конца жизни оставался настоящим бунтарем из той эпохи. Он не терпел несправедливости в любых ее проявлениях – от глобальных, политических до бытовых – и всегда был готов отстаивать идеалы свободы и гуманизма. Даже уже в почтенном возрасте он сохранял удивительный молодежный задор и был готов пойти в одиночку против целой системы – взять хотя бы его расследование терактов 11 сентября 2001 года, в результате которого он подвергся остракизму во многих респектабельных офисах западных столиц.
По мере того, как он становился все более профессиональным журналистом, в нем крепло качество, сегодня крайне редкое у представителей этой профессии, – нетерпимость к тому, что теперь принято называть политически корректным поведением, или следованием некоему мейнстриму, а по-русски – просто внутренней цензурой, избеганием неудобных вопросов и тем.
Для него всегда на первом месте была не эффектная подача эксклюзивно добытого факта, – что очень многие журналисты считают главным в своей работе, – а поиск и обретение истины, честное освещение действительности такой, какая она есть, что трудно и подчас даже невозможно, поскольку мир СМИ – это мир большой политики и больших денег. Он имел смелость высказывать то, что думал по поводу событий в Южной Осетии, на Украине и в других горячих точках, наконец, о кампании в западных медиа по отношению к России. По его репортажам можно изучать историю нашего времени.
Джульетто искренне поверил в перестройку. В те годы он, как и многие тогда, будто вернулся в свою молодость с ее надеждами на перестроечный социализм как на восточноевропейский вариант еврокоммунизма, не имевшего ничего общего со сталинизмом, бюрократическим и репрессивным аппаратами, с цензурой и агитпропом. Он с восторгом и надеждами наблюдал за ходом перестройки [2] и сполна прошел всю трагическую траекторию нашей недавней истории – от веры в то, что социализм в Советском Союзе сможет получить второй шанс, до горького разочарования после краха горбачевского эксперимента и превращения России в очаг олигархического и дикого капитализма. Об этой его внутренней траектории – написанная им во второй половине 1990-х книга «Прощай, Россия!» [3].
При Горбачеве наше общение с Джульетто стало еще более близким. Мы регулярно встречались в редакции «Московских новостей» у Егора Яковлева, у посла Чехословакии в СССР Рудольфа Сланского – сына генерального секретаря ЦК Компартии Чехословакии, репрессированного в начале 1950-х.
Помню одну любопытную историю. В июле 1991 года, примерно за месяц до путча, я отмечал свой полувековой юбилей в небольшом кругу близких друзей. Джульетто, разумеется, был в их числе. Я пригласил и тогдашнего вице-президента Геннадия Янаева, с которым в молодые годы работал в Комитете молодежных организаций СССР по возвращении из Будапешта. Но Янаев на мой юбилей не пришел, и скоро мы его увидели в качестве главного участника знаменитой пресс-конференции в пресс-центре МИДа членов ГКЧП 19 августа. Кстати, Джульетто и на той пресс-конференции отличился. Ведущий предоставил ему первому слово, приняв его имя за женское и, видимо, рассчитывая, что вопрос не будет слишком острым, сказав примерно следующее: «Начнем с дам, задать первый вопрос нас просит из Италии Джульетта Кьеза». И тут встал усатый Джульетто – что само по себе было смешно после допущенной ведущим оплошности – и спросил Янаева, с которым был хорошо знаком через Комитет молодежных организаций: «Вы сказали, что причиной, по которой Михаил Сергеевич не может исполнять обязанности президента, является плохое состояние его здоровья – а как у вас со здоровьем?» В зале раздался смех, – как известно, лучшее оружие против диктатуры, тем более диктатуры бутафорской, какой с самого начала был ГКЧП.
В конце декабря 1991 года Джульетто и его жена Фьямметта, работавшая в газете «Репубблика», стали первыми, кто взял интервью у Горбачева сразу после его отставки. А в дальнейшем газета «Стампа», где Джульетто вел регулярную колонку, на несколько лет превратилась в трибуну для экс-президента СССР. И я даже в шутку говорил тогда Джульетто, что он сменил меня на должности пресс-секретаря Горбачева. А благодаря тому, что у бывшего советского президента появилась такая возможность для высказываний, его мнения по вопросам международной и российской жизни разносились по всему миру – выступления Горбачева в «Стампе» перепечатывались в ведущих мировых изданиях. Тогда это была его единственная возможность быть услышанным – эра Интернета еще не наступила.
Колоссальна роль Джульетто в деле организации в Турине в 2003 году Форума мировой политики. Для Горбачева эта площадка означала его полноценное возвращение в международную жизнь. Всю свою энергию, которую бывший советский лидер не успел употребить для перестройки, он вложил в эту структуру. Он привлек в нее ведущих международных экспертов и ветеранов мировой политики, включая экс-премьера Италии Джулио Андреотти, экс-президентов Франческо Коссигу и Оскаро Луиджи Скальфаро. В форуме впоследствии участвовал и тогдашний президент Италии Джорджо Наполитано.
Сколько сил положил Джульетто как вице-президент форума, чтобы выстроить уникальную структуру контактов и создать один из ведущих неформальных центров исследования глобальной политики!
Для Джульетто совместная работа с Горбачевым означала продолжение дела перестройки, а интенсивная журналистская деятельность в Москве – подтверждение действительной и несомненной причастности России к общему европейскому дому. Он видел свою задачу в защите образа нашей страны в европейском общественном мнении. Джульетто пытался не допустить того, чтобы новая «Берлинская стена» расколола единое человечество на изгоев и тех, у кого есть презумпция абсолютной правоты по всем вопросам. Очень символично поэтому, что одна из его последних крупных работ была посвящена как раз Берлинской стене – этому зримому символу холодной войны [1].
Джульетто оставался неугомонным до последних дней жизни, он продолжал быть бунтарем из шестидесятых, своего рода Дон Кихотом, который хотел изменить мир к лучшему. Такие люди – всегда одиночки, потому что в отличие от большинства, привыкшего приспосабливаться, они, если отталкиваться от образа романа Альберто Моравиа, не конформисты, а антиконформисты. Он был на свой лад неисправимым диссидентом, если под диссидентом понимать человека, остро чувствующего необходимость альтернативы, не боящегося об этом прямо говорить, идущего наперекор политически корректным суждениям или общепринятым мнениям, за которыми всегда скрываются чьи-то личные, лоббистские, клановые и иные интересы. Недаром однажды и его кумир Горбачев сказал, что нередко ощущал себя диссидентом внутри Политбюро.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
