Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
22829
|
Официальные извинения
962
96264
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
231
77651
Неолиберальный универсализм коммерциализации и консюмеризма 0
3086
Неолиберализм (НЛ) как политический проект предполагает уход государства из экономики и отказ от многих собственно государственных функций. В частности, оно передает свои предприятия в частные руки, создавая прослойку олигархов и снижая доходы бюджета. Многие приватизированные предприятия «эффективными» частными собственниками банкротятся, или управление ими уходит за рубеж. Государство отходит от функций перераспределения доходов и даже от функции поддержания безопасности. В таких условиях не остается места программам социальной помощи для наиболее нуждающихся. Так, упраздняются права на труд, достойный заработок, образование и медицину, на саму жизнь. Результат неолиберальных реформ — открытие экономики для транснационального капитала, развитие социально безответственного спекулятивного бизнеса, обеднение большинства населения, углубление неравенства, деиндустриализация и десуверенизация страны. Неолиберальная политика упрочивает практику нового колониализма, осуществляемого глобальным капиталом. Неолиберализм — идеология и практика наступления высшего класса на низший как на внутристрановом, так и на межстрановом уровне. Недаром американские элиты и связанный с ними транснациональный бизнес вероломно вмешиваются в дела различных стран (инициируют госперевороты, загоняют в кредитную ловушку посредством МВФ и Всемирного банка, осуществляют военные интервенции) и навязывают им проведение именно рыночных реформ. В конфликте между трудом и капиталом неолибералы служат капиталу. В условиях рынка создается соответствующая идеологизация — с помощью государства, отчасти системы образования и церкви, масс-медийного контента, рекламы. Рыночная идеологизация ведется через инфраструктуры развлечений, спорта, азартных игр, микрофинансовых организаций и т. д. Разросшаяся бизнес-индустрия вносит особый вклад в формирование и укрепление чисто рыночной идеологии в общественном сознании. Имеет значение и личный опыт, вовлечение в систему покупок-продаж, социализация в повсеместно коммерциализированных условиях бытия, убеждение в том, что другие люди поступают аналогичным образом. Посредством всей этой «индустрии жизни» и «фабрики мысли» формируется представление о нормальности всеобщей коммерциализации. В общественном сознании нормализуются почти все проблемы и пороки капитализма. Все существующее — разумно. Индустрия представляет вредное полезным, неразумное разумным, несправедливое справедливым, аморальное моральным. Рынок и его инфраструктура становится мощным и масштабным фактором преобразования мировоззрения, моральных ценностей, мышления и поведения социального большинства. «Поскольку рыночные отношения занимают центральную часть человеческой жизни, неудивительно, что то, как люди ведут себя в них, принимается за то, чем люди на самом деле являются, и это же неправильное умозаключение определяет понимание большинством людей сущности, фундаментальной природы всего остального на рынке» [13]. Всеобщая неолиберализация ставит любые области общественного сектора на коммерческий поток, но не для каждой из этих областей (образования, науки, медицины) коммерциализация может обойтись без ущерба. Согласно постулатам неолиберализма, государство не должно вмешиваться ни в экономику, ни в духовную сферу. Поэтому культуру тоже предлагают отдать на откуп частному сектору, что нарушает право человека на доступ к культурным благам. Сначала происходят дерегулирование и приватизация, государство уходит из экономики. Затем, как следствие, сокращаются дотации учебным заведениям, научным центрам, медиа, учреждениям культуры. Они поворачиваются лицом к бизнесу, ища у него поддержки. Но бизнесу неинтересно поддерживать «культуру ради культуры», «образование ради образования», «науку ради науки». Ему нужно сделать из них инструмент повышения собственной капитализации: его интересует не природосообразность, культуросообразность и социальная польза, а коммерческая выгода. Частный сектор самим характером своего функциониро- вания формирует в обществе культуру потребления, которую никак не назовешь высшей формой проявления человеческих интеллекта, этики и эстетики [7; 8; 9]. Манипуляция сознанием в обществе потребленияКультура потребления (КП) проповедует гедонизм и роскошь, стремление казаться успешней других (и своего реального положения) приобретением модных вещей. Фактом, подтверждающим для потребителя само его существование, а также индивидуальность и личностную уникальность, преподносится само потребление. Совокупность неосознанных, автоматизированных актов покупки вошла в норму. Потребление может быть аутентичным, требующим осознанности и интеллектуальных усилий. Мы же ведем речь именно о том потреблении, при котором значимым выступает не столько пользование действительно нужным товаром, сколько демонстративное обладание товаром, который СМИ и реклама наделили брендовыми характеристиками, а значит, повысив статус его обладателя. Причем рекламой продвигаются не самые качественные продукты, а те, производителям которых хватает денег на его продвижение. Потребитель воспринимает бренд как наиболее высокую ценность, символ жизни, бытия в самом широком смысле. Здесь нет места для разговора об индивидуальности и уникальности потребителя. Когда этой бездумной стратагеме следует социальное большинство, каждый из ее отдельных адептов теряет уникальность. Один из результатов победившего НЛ — антидемократическое превращение медийного пространства в поле рекламно-пропагандистской манипуляции массовым сознанием, в том числе на транснациональном, а не только национальном уровне. Описанная Теодором Адорно и Максом Хоркхаймером культуриндустрия продолжает процветать. Используемая ей манипулятивная инженерия противоречит самой демо- кратической риторике НЛ, поскольку осуществляется «мягкая сила» по подавлению хваленых либералами свобод, по формированию фиктивных желаний и стремлений. Огромные деньги вкладываются в манипулирующие сознанием рекламные акции, чтобы производить спрос на товары, не нужные покупателям. Это общественно вредное явление — серьезная денежная нагрузка на экономику, экологию, а также на когнитивную и моральную стороны жизни общества. В соответствии с характерной для НЛ коммерциализацией социум становится объектом рекламных и пропагандистских манипуляций. Оберегающий неолиберальный порядок мифологический принцип независимости потребителя сталкивается с тяжелой монетарной реальностью, в которой как избиратели, так и потребители товаров и услуг посредством рекламы подвергаются идеологической обработке, декларирующей, что стоит покупать и кого следует избирать. При этом призывы обычно основываются совсем не на рациональных аргументах. Человек узнает о своих потребностях из медиа-пространства, которое необоснованно называют коммуникационным, хотя никакого действительного двустороннего (общение иным не бывает) взаимодействия оно не подразумевает. Декларируя ценность свободы личности, либералы установили такой глобальный быт (слово «Бытие» тут неуместно), в котором эта самая личность становится мишенью для разнообразного спектра рекламных манипуляций. Имеет смысл саркастически заметить: каждый зачастую поступает в соответствии со своими желаниями, но далеко не всегда желает по собственному желанию. НЛ-идеология гласит: наличие большого числа покупателей на рынке — источник плюрализма, и потому без рынка нет плюрализма и демократии. Благодаря в том числе развитым средствам манипуляции этот тезис серьезно расходится с реальностью. НЛ-идеология выступает в защиту собственности, но навязчивой коммерческой и политической рекламой, которая имеет мало отношения к подлинному знанию, у человека в некотором роде отбирается не просто собственность, а личность, — или, по крайней мере, она трансформируется в угоду тем или иным коммерческим и политиче- ским силам. В некотором роде реклама, затрагивая все стороны жизни человека, включая самые интимные, являет собой вторичную эксплуатацию личности. Человек эксплуатируется в классической — трудовой — форме, и он же эксплуатируется рекламой, т. е. уже в потребительской форме. Если мы говорим не об отдельном капиталисте, а о классе капиталистов, то они извлекают прибыль как из прибавочного труда рабочих, так и из их покупательского поведения. Рабочие потребляют для себя, а не для капиталистов, но покупают то, что предлагают (и с помощью «мягкой силы» навязывают) последние. Формируя потребности, реклама стимулирует соответствующие формы потребительского поведения, необходимые производителям. Капитал отчуждает не только труд, но и потребление, внедряясь во внутреннее пространство личности. С помощью рекламы и пропаганды осуществляется аннексия личности, отбирается ее суверенность. В условиях свободного рынка каждый пытается воспользоваться каждым в своих интересах. Ложь и манипуляции исходят не из некоего единого центра, — например, из государственных структур. Они стали децентрализированными, исходящими отовсюду, со стороны различных коммерческих инстанций, стремящихся к получению и максимизации прибыли. Соответственно, при свободном рынке ложь и манипуляции получили гегемонию. Наблюдается феномен конкуренции не качества продукта, а рекламы. Так, производитель No 1 создает очень качественный продукт, но не рекламирует его. Производитель No 2 создает низкокачественный аналог, но реализует эффективную рекламную кампанию, построенную, как это обычно бывает, не на ознакомлении людей с реальными особенностями продукта, а на обмане, манипуляциях посредством апеллирования к эмоциям, эксплуатирования силы, сексуальности, чувства значимости и т. д. В результате о товаре производителя No 1 почти никто не узнает и не оценит его достоинства. Учитывая, что производители обычно вместо совершенствования товара вкладывают деньги в совершенствование рекламы, можно постулировать беспочвенность положения многих маркетологов и проповедников НЛ, будто рыночная конкуренция способствует повышению стандартов качества товара. Конкуренция все больше реализуется не полезным для потребителей улучшением товара, а манипулирующей потребителями изощренно- стью методологии продвижения товара. И пресловутая «невидимая рука рынка» благоволит не столько тем, кто более усердно трудится и предлагает наилучший для общества продукт, сколько тем, кто умеет обманывать и «формировать» потребности людей под свой, даже малополезный, товар. Важно сознавать мифологичность идеи, по которой в рыночном обществе проинформированные о качествах товаров потребители делают рациональный выбор; когда «просвещенность» потребителя формируется многочисленными рекламными манипуляциями, нецелесообразно постулировать рациональность покупательских решений. Трудно представить, чтобы поток рекламных сообщений способствовал информи- рованию потребителя, причем обо всех продуктах и их аналогах, которые потенциально могут стать ему нужными. Рынок обещает, но вовсе не реализует всеобщую информированность. Аналогичные процессы дезинформации проходят в области политических решений. Политики нередко продавливают общественно вредные инициативы, скрывая их риторикой о пользе. Соответственно, немалое число людей, веруя в обещанное благо, не видят в данном проекте вреда. Так, некоторые студенты верят в благость Болонской системы, которая бюрократизирует образовательный процесс, посредством повсеместного тестирования выхолащивает мышление, в целом упрощает и ухудшает уровень подготовки специалиста (сменившегося бакалавром). Немалое число родителей поверили в необходимость введения ЕГЭ, благодаря которому школа вместо обучения и воспитания принялась готовить детей к тесту. По-прежнему некоторые люди ошибочно полагают, что бьющая по семье ювенальная юстиция защищает ребенка. Наконец, благодаря пропаганде наши сограждане верили и продолжают верить в благость либеральных реформ, которые ведут к их обнищанию, росту социально-экономического расслоения, утрате социальных прав, росту безработицы, деиндустриализации и десуверенизации страны. Дороговизна брендового товара определяется не высокими затратами на его производство, а силой давления на рынок производящей ее корпорации, затратами на непроизводительный труд, создающий бренд как символ качества товара, высокого статуса товара и его обладателя. Рынок симулякров имеет в себе непроизводственную субстанцию. К материальным активам производства: заводы, фабрики, сборочные цеха, здания, сырье, — добавляются нематериальные активы: товарные знаки, марки, имидж фирмы и созданной ею продукции, реклама и маркетинг. Нематериальные активы необходимы предприятию для сбыта товара, и они же ценятся потребителями. Рекламное воздействие на потребителя требует затрат, и они ложатся в основу конечной цены товара. За счет издержек на рекламу (порой абсолютно безнравственную по содержанию и манипулятивную по способу донесения) и сменившийся дизайн растет цена на сам товар. Потребитель платит в том числе за направленную на него манипуля- тивно-рекламную кампанию. Если ранее человек манипулировал природной средой, то сегодня еще и людьми, которые превратились для него в среду. М. Делягин делает из подобных фактов далеко идущий вывод: если рекламное внушение приводит к тому, что наклеивание лейбла на вещи повышает ее цену в разы, — значит, массовый обмен стал неэквивалентным. Неэквивалентный обмен является грабежом. Если грабеж стал нормой, основой экономических отношений, то подрывается и отменяется рыночная экономика [5]. Причем она подрывается и отменяется благодаря самому рынку. Аналогично и гиперконцентрация капиталов как результат рыночной конкуренции отменяет рынок как таковой. НЛ-свобода выбора по большей части сводится к тому, чтобы своим потребительским поведением вносить вклад в обогащение корпоративных структур. Ведь рынок многих товаров сокращается до олигополии, когда производителями большинства товаров выступают лишь несколь- ко корпораций. «Можно утверждать, что мое... здоровье — мой личный выбор и моя ответственность, но совсем другое дело, когда единствен- ный способ удовлетворить мою потребность в медицинском обслуживании в рамках рынка связан с необходимостью платить огромные суммы неэффективной, неуправляемой, крайне бюрократизированной, но и крайне прибыльной страховой компании. Когда эти компании получают возможность влиять на определение новых видов заболеваний, соответствующих появляющимся на рынке лекарствам, становится очевидно, что что-то не в порядке» [14. С. 110]. Культурная идентичность в условиях НЛ-глобализации строится не столько политическим участием, идеологическим принятием или воспитанием в духе национальной культуры, сколько дискурсом развлечений. Идентичность основывается на моде и потребительских трендах, которые конструируются капиталистическими воротилами. Поэтому она является конвейерной, поточной, неаутентичной. «“Массовая культура”... находится в руках элиты и превращена в современный механизм символической интеграции, формирующий новую идентичность глобального потребителя, в которой сочетаются нивелировка и допущенная, более того, “изготовленная” мера своеобразия. Экономическая борьба становится все в большей степени борьбой информационной, борьбой за сознание, отсюда стремление ТНК при помощи правительственных органов контролировать сбор и распространение информации. Свобода предпринимательства оборачивается насаждением определенных культурных моделей в целях усвоения этих моделей потребителем и роста прибылей. В мире, где в экономике доминируют финансовые спекуляции, а в политике растет манипулирование, в культуре будет преобладать потребительство как образ жизни» [3. С. 148—149]. Рынок, культура потребления и экологияБизнес пропагандирует потребительскую идею, по которой выпуска- емый им товар завтра перестанет быть модным, и потому потребителю нужно будет покупать более «современный» аналог. Навязчивая реклама — этот значимый элемент инфраструктуры потребления — заставляет постоянно покупать, выбрасывать и снова покупать предметы более новых моделей. Все широкое поле рекламного воздействия формирует убеждение в необходимости перманентно менять ассортимент имею- щихся товаров, чтобы быть модным и современным, даже если эти товары еще не пришли в негодность. Гаджеты после непродолжительного времени теряют товарный вид, и с ними становится как-то неприлично появляться на публике; манипулятивность рекламы создает это чувство «неприличности». И даже если вид сохраняется, появляются новые модели гаджетов, на фоне которых прежние выглядят архаично, и их обладатель уже не вызывает уважения со стороны других потребителей, вовлеченных в гонку за самыми новыми и статусными вещами. Так ради коммерческих прибылей отрицается само понятие совер- шенства продукта, а вместе с ним и поведенческая стратегия бережли- вости. Без(д)умно следующий за этими новациями потребитель, считая себя аутентичным и модным, является марионеткой тех, кто задает стан- дарты. Они придумывают новые критерии модности и современности, а он бездумно им подчиняется, разменивая на бесконечную гаджето-гонку подлинное человеческое развитие. Нередко специально производится недолговечная в физическом смысле продукция, которая быстро приходит в дисфункциональное состояние, и потребитель возвращается за покупкой. Когда товар ломается сразу по истечении гарантийного срока, этот факт ставит под сомнение подлинность научно-технического прогресса или по крайней мере делает актуальным вопрос о том, в нужном ли направлении тот идет. Хотя технологии создания практически вечных девайсов давно существуют, они нерентабельно: нужно, чтобы люди как можно чаще меняли купленные товары на новые, ускоряя товарный оборот. Если человек не поддается рекламному внушению о необходимости быстрой смены гаджетов, его заставляет их менять уже не идеологизация, а физическая поломка. И сразу его вниманию предлагается очередная новинка — более дорогая, с улучшенным дизайном, но по сути аналогичная прежней. Здесь мы видим моральное и физическое — запланированное — устаревание, координацию деятельности инженеров и маркетологов. Все эти явления, освобожденные от государственного вмешательства в экономику, ломают экологическое сознание взращенных на консьюмеристских ценностях масс и оказывают катастрофически излишнее давление на окружающую среду, усиливая бесполезные с точки зрения общественной необходимости переработку ресурсов и выбросы мусора. Для бизнеса траты на природосообразное совершенствование средств производства — нежелательные издержки. Напротив, взращивание антиэкологичного поведения у потребителя по схеме «купил — вскоре вы- бросил — снова купил» рассматривается бизнесом как метод максимизации прибыли. Вместо обеспечения реальных потребностей человека НЛ-экономика общества потребления создает симулякры в виде широко развитых финансово-спекулятивного и избыточно-потребительского секторов. Колоссальные средства отвлекаются от решения позитивных задач цивилизации: нормализации взаимодействия экономики с окружающей средой, ликвидации бедности и нищеты, устранения неприемлемого разрыва в благосостоянии между странами и социальными группами в каждой стране, обеспечения достойного объема вложений в развитие человека во всех государствах мира [4]. Вместо этого средства вкладываются в индустрию идеологического обмана общества. Таким образом, развитая индустрия потребления противодействует развитию общества, его экологизации, моральному, интеллектуальному и материальному обогащению. С этой индустрией соседствует широкий пласт реального недопотребления. Даже с точки зрения не только экономической и культурной, но и экологической государство должно вмешаться (как бы неолибералы с этим ни спорили) ради преодоления массы экологических рисков и угроз — вплоть до катастроф. К. Поланьи верно говорит, что свободный саморегулирующийся рынок «не мог бы существовать сколько-нибудь долго, напрочь не уничтожая и человеческую, и природную субстанцию общества; он истребил бы человека физически, а окружающую среду обратил пустыней» [15. С. 156]. И он обращает среду обитания в пустыню. «Разве сама модель пренебрежения сопутствующим ущербом не является капитализмом?», — спрашивает C. Жижек [6]. Под «сопутствующим ущербом» понимается давление на окружающую среду. Безжалостно ликвидирующий природу рынок настолько укрепился, что проще представить экологическое уничтожение планеты (и человечества), чем неолиберального капитализма. Постмодернистская мысль гласила: если даже погибнет человечество, СМИ продолжат свое вещание. По аналогии: если даже погибнет человечество, капитализм продолжится и отпразднует свое торжество на наших костях. Подрыв нравственности в обществе потребленияРеклама ориентируется на большинство, но ее содержание остается медийным мифом, не находящим воплощения в реальности. Потребитель, перед которым открывается предложение красивой жизни, не может удовлетворить эти навязанные потребности. Дело не только в их дороговизне, но и в изменчивости. Объекты новизны, моды и привлекательности всегда меняются. Следование за ними требует огромных — в основном бессмысленных — растрат, которые недостижимы для материального уровня социального большинства. Однако этот миф интериоризируется, и человек встречается с проблемой: перед его взором разворачивается красивая картинка модного и совершенного идеала, для соответствия ко- торому ему не хватает средств. Вся потребительская инфраструктура требует «быть в тренде», но нет возможности соответствовать дискурсу в постоянном режиме. Эта актуальная для капиталистического мира дилемма является одной из причин роста преступности и психологических нарушений: она усиливает диспропорцию между Я-реальным и Я-идеальным. Был создан не обремененный высокими духовными потребностями одномерный человек Г. Маркузе. Для него главное — приобретать брендовые продукты и посредством обладания ими блистать своим статусом. Причем потребитель может не обладать высоким положением, но демонстрировать его с помощью приобретения (нередко на последние или заемные деньги) модных продуктов. Так стратегия «быть» переходит не только в «иметь» (по Э. Фромму), но и в «казаться». И нередко спектр интересов человека ограничивается исключительно престижным консюмеризмом, т.к. навязчивая потребительская инфраструктура (индустрия моды и рекламы) направляет его внимание в это русло. Капитализм обедняет духовный потенциал человека. Реклама, PR и соответствующее содержание СМИ играют важную роль в демонтаже его системы ценностей и потребностей. Постоянно речь идет о свободе человека и ее расширении, — но она сводится к возможности покупать, неосознанно (руководствуясь высокоэффективной рекламой) выбирая среди широкого ассортимента товаров, многие из которых являются избыточными, не вносящими ничего в развитие человека. Как заметил Д. Дорлинг, «статусная паранойя усиливается по мере того, как мы подглядываем за другими людьми с помощью телевидения и Интернета. Мы получаем коллективное приглашение к алчности посредством рекламы, соблазняющей нас желать все большего и большего» [1. С. 32]. Выбор ограничивается просторами потребительского храма, в котором наблюдается дефицит продукции, важной для морального и когнитивного становления личности. Или же она просто тонет в «белом шуме» типично развлекательного ассортимента. Человек не может отказаться от потребления продукции этого храма, — ведь так делают все, и необходимо «социализироваться», — а реклама и мода активно продвигают соответствующие поведенческие стратегии. Выход за просторы храма не предполагается, вместо этого речь идет о богатом выборе внутри него. НЛ-риторика использует лозунг плюрализма для оправдания гегемо- нии пошлости и хамства. На телеэкране главенствуют бессодержательные «мыльные оперы», спорт, глупые конкурсы. Передачи демонстрируют люди с обывательским сознанием, которые задают мещанский вариант «воспитательного» воздействия на реципиента. Он интересуется намного больше личной жизнью Ольги Бузовой, чем социальными, экологическими, экономическими и политическими проблемами своей страны и мира. Развлекательные шоу притупляют сознание и отвлекают внимание реципиентов от реальных проблем общества. Зритель идентифицируется с персонажами этих передач, а вовсе не с представителями своего находящегося в атомизированном состоянии класса (чья атомизация — во многом результат действия все той же КП). Медиа-контент потребительского общества сподвигает думать только о себе и не утруждать себя мыслями о бедственном положении миллионов соотечественников. Боле того: не существует тех обездоленных, которых не показывают по телевизору. Все, что существует — телекартинка, где наиболее значимое место занимают те, кто богат, успешен и чья деятельность обычно социально бесполезна или даже враждебна общественным интересам. На этих светских львов и львиц предлагается равняться зрителю. Современной эпохе свойственно усреднение вкусов, заигрывание с наиболее непритязательными потребностями, абсолютизация бесталанности как таланта, вульгарности и пошлости как проявления модного вкуса, безнравственности как нормы, когнитивной неразвитости как интеллектуализма. Еще недавно существовавшие этические, интеллектуальные и эстетические нормы становятся маргинальным явлением. СМИ упростились, контент стал крайне примитивен, реклама использует примитивные лозунги, рассчитанные на совсем когнитивно бедных людей. Наступила шоуизация медийного пространства, в котором получают наибольшее распространение самые бессодержательные в интеллектуальном смысле и наиболее пошлые в моральном смысле передачи. Для телевидения стал нормальным нарратив о том, кто кому нахамил, кто с кем развелся, кто с кем изменил; вуайерическое заглядывание в замочную скважину за «звездами» превратилось в массовое развлечение. Такой сверхпримитивизированный продукт люди потребят с большей легкостью, чем сложный высокосодержательный, эстетически окрашенный и глубоко гуманизированный контент. «Современный “рынок”, точнее, глобальная гегемония капитала именно сегодня принижает творца до роли прислужника Хама, создателя всего чего угодно, лишь бы “оно” продавалось, лишь бы “пипл хавал”. Советская система... создала “рядового” человека.., открытого культуре. Симфонические концерты в цехах и погоня за новым романом в “Иностранной литературе” или собранием сочинений классиков были нормой для многих десятков миллионов людей» [2]. Искусство преподносится как развлечение, сужается до китча, и среди консюмеров главенствует представление, что искусство призвано только развлекать. Иногда ток-шоу преподносятся как серьезный контент. Реципиенту предлагается принять участие, проголосовать за того или иного персонажа; этим ему внушается, что он волен решать чью-то судьбу, что его голос ценен, а также ему делается комплимент — мол, он такой значимый и умный. «Все зависит только от тебя», — ханжески вещает ведущий очередного ток-шоу. «Только ты решаешь, кто из наших участников победит и получит свой миллион», — говорит аналогичный телеведущий. Очевидно, «только ты» — это миллионы всех тех, кто сле- дит за «наиважнейшим» событием, происходящим в телеигре. Искусство становится товаром и потому примитивизируется, чтобы его можно было с легкостью продать. Самые примитивные формы искусства имеют красивый коммерчески выверенный облик, обладают притягательной оболочкой, внутри которой нет содержания. В этом «искусстве» главенствуют когнитивная пустота и мещанство. В нем нет эстетической насыщенности, философской глубины. Оно не создается, а буквально штампуется по заданным образцам, вместо особого таланта (не говоря уже о гениальности) требуя изощренных умений, ремесленничества. Такое «искусство» корреспондирует с призывом потреблять, а не с призывом созидать и осмысливать. Формируется «воронка примитива», в которой происходит постоянная смена «культурного» продукта; вчерашнюю звезду быстро забывают, и ей на смену приходит новая, реальной новизной не отличающаяся. Так осуществляется перманентное самовоспроизводство попсы, когда песни и фильмы (а заодно брендовые товары) прошлого быстро забываются, поскольку им на смену приходят другие такие же бездарные. Мода призывает потреблять сегодняшнее, хотя искусство прошлых времен может быть куда более насыщенно в интеллектуальном, эстетическом и этическом смысле, чем новомодный ширпотреб. Китч нужен именно для развлечения и представляет собой жвачку, которую необхо- димо выплюнуть, пожевав. Потребитель и ввергается в бессмысленную поведенческую цепочку: бездумно потребил (продемонстрировал ходьбу в ногу со временем) — выбросил — снова бездумно потребил аналогичный продукт. Он не понимает, что идет всего лишь на поводу индустрии, которая выстраивает образцы взаимоотношений как с вещами, так с предметами искусства. В обществе потребления остается место для подлинного искусства, но явно не доминирующее. Даже оно нередко подается в виде развлечения, требующего поверхностного бездумного потребления, а не глубокой рефлексии. Искусство не представляется одним из средств познания мира, методом интеллектуального и морального развития человека. Потребителем, «воспитанном» на соответствующих образцах, аутентичное искусство воспринимается как занудство и скука, а вовсе не как достойная внимания эстетика. Он не желает понимать изящества, красоты и мысли. Типичный потребитель-обыватель остается инфантильным ребенком, при этом самодовольным, подчеркивающим свое превосходство. Он не терзается вечными вопросами, его сознание не отягчено философскими экзистенциальными проблемами. Развитие в интеллектуальном, эстетическом и моральном смыслах для него — пустой звук. Ведь главное — носить, смотреть и слушать то, что модно, а еще — выставлять на всеобщее внимании свои гаджеты-обертки как символы крутизны и современности. Даже в школах и вузах распространяется коммерческая реклама, проходят массовые акции в поддержку товаров спонсора. Неудивительно, если фирмы получат возможность влиять и на содержание учебных про- грамм. На Западе это уже описано [12]. Реклама и маркетинг давно стали масштабным фактором манипуляции сознанием, формирования определенных «моральных» норм, ценностных ориентаций, вкусов и поведенческих стратегий — в том числе у детей. Они охватывают своим воздействием разные группы населения независимо от классовой принадлежности, возраста и пола. На смену широкому кругозору приходит культурная ограниченность: ведь кругозор трудно монетизировать. Следовательно, при господстве прагматизма и меркантилизма он утрачивает значимый символический статус, и наступает неоварварство — как в когнитивном, так и в нравственном смысле. Потребитель предпочитает знать и уметь только то, что его будет вести к успеху. Отсюда рост популярности бизнес-тренингов, курсов личностного роста, сеансов успеха и прочего. Глубокая фи- лософская литература значительно уступает этому продукту по степени популярности. Культура чтения уходит в прошлое, и Россию уже трудно назвать самой читающей страной. Стало нормой, когда школьник не знает таблицу умножения, а выпускник вуза совершенно не разбирается в своей специальности. Это повышает риски общества; так, низкая квалификация является важной причиной ряда негативных явлений — от деградации производств до роста вероятности аварий и катастроф. Дело не толь- ко в упадке культуры чтения, но и в снижении склонности к познанию и мышлению, в деградации когнитивных навыков. При НЛ-режиме на откуп бизнесу отдаются масс-медиа, образовательные и культурные учреждения. Насильственной коммерциализации подвергается всё: нормы, ценности, учебные планы, произведения искусства. Интересы человека, жизнь общества объясняются в основном рыночными факторами. Получается, хотя либералы критикуют марксистов за избыточный экономизм, они сами во главу угла ставят несравнимо более экономоцентристский подход. Рынок не способен выступать в качестве мегарегулятора. Рынок не- возможен и недопустим в любовных или дружеских отношениях. Не рынок в позитивном ключе регулирует культуру, а культура ограничивает рынок в целях дальнейшего развития общества — нравственного, эстетического, когнитивного. Повсеместное господство коммерции имеет только деструктивные последствия. «Мы не можем на чисто рыночных отношениях строить всю свою жизнь даже в буржуазном обществе. Рынок не дает ответа на вопрос о воспитании детей или отношениях в семье. Муж и жена не могут, например, платить друг другу за каждую операцию, которую они в доме производят. Брачный контракт — это, конечно, проникновение рынка в несвойственную ему среду. Потому с любовью он несовместим. А феминистские призывы платить женщинам за домашнюю работу, как бы ни были они понятны на психологическом уровне, есть не что иное, как распространение сугубо буржуазного принципа на внутрисемейные отношения. Культура, искусство, образование живут по другой логике, чем коммерция. Они... стабилизируют рыночную систему, потому что ...»извне» привносят в капитализм... факторы регулирования, стабильности, устойчивости. Для этих же целей капиталу нужна религия, церковная организация, унаследованная от Средних веков. Если бы система была построена целиком по... рыночным принципам, она бы неизбежно разваливалась. Если все построено только на рыночных отношениях, внутри семьи нужно платить за любовь или развестись. Детей можно будет продавать. Торговать отечеством станет так же почетно, как и продавать пуговицы» [11. С. 148—149]. Впрочем, торговля отечеством для российских неолибералов стала намного более почетным делом, чем продажа пуговиц. Вспомним компрадорский режим 1990-х гг., когда получившие власть и собственность люди активно торговали лучшими частями экономики и государственным суверенитетом. Сторонники НЛ занимаются торговлей Отечеством, высказывая слова солидарности с украинским неонацистским режимом и со всей содержательно безосновательной русофобской риторикой, которую развернул Запад [10]. Рекламой, модой и пропагандой поддерживается то, что имеет денежное выражение. Однако его нет у добра (нравственность), красоты (эстетика), истины (фундаментальная наука) и многого другого. Следовательно, они теряют значимость; делание добра и красоты и поиск истины — нетрендовые, неприбыльные занятия. Стратегия культурного империализма трансформируется так, что создание и упрочение бездуховной потребительско-космополитической идентичности происходит уже на уровне самоорганизации. *** Отход государства от экономической сферы является автоматически и отходом от культурной сферы, согласием на оглупление общественного сознания и на реализацию «культурного империализма». Банально постулировать необходимость отхода от КП в сторону культуры созидания. Моральные, интеллектуальные, социальные и экологические проблемы в надстройке (используя марксистский язык) оборачиваются огромными рисками для дальнейшего выживания человечества. Эмпирически устарели доктрины, которые проповедуют индивидуализм, свободный рынок, отход государства от экономики и культуры. Они столкнулись с крайне тяжелыми вызовами и просто не могут предложить ничего значимого для эффективного противодействия им. Государство будущего — это социальное и даже социалистическое государство, которое стоит на защите общественного большинства и ограничивает бизнес-акторов в их стремлении к прибыли. Общество будущего — это нравственно состоятельное достаточно сплоченное и солидарное общество с ярко выраженным высоким уровнем экологического сознания, с укорененными ценностями интеллектуального и профессионального развития. Или у нас будут такие государство и общество — или не будет никаких. Литература1. Бауман З. Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим? М. : Изд-во Института Гайдара, 2015. 2. Бузгалин А. Творение истории: диалектика теории и практики : К проблеме единства науч- ного и социального творчества В. И. Ульянова-Ленина // Интелрос. — http://www.intelros.ru/subject/ figures/aleksandr-vladimirovich-buzgalin/7183-tvorenie-istorii-dialektika-teorii-i-praktiki-k-probleme- edinstva-nauchnogo-i-socialnogo-tvorchestva-v-i-ulyanova-lenin.html (дата обращения: 12.11.2019). 3. Гранин Ю. Д. Глобализация: эрозия национальной идентичности // Век глобализации. 2015. No 1. 4. Данилов-Данильян В. И. Структура стоимости и структура экономики в век глобализации // Век глобализации. 2015. No 1. 5. Делягин М. Г. Россия в большой игре : На руинах потсдамского мира. М. : Книжный мир, 2016. 6. Жижек С. Уроки аэропокалипсиса // Лiва. — http://liva.com.ua/uroki-aeropokalipsisa.html (дата обращения: 08.01.2020). 7. Ильин А. Н. Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2012. 8. Ильин А. Н. Культура общества массового потребления: критическое осмысление. Омск : Изд- во ОмГПУ, 2014. 9. Ильин А. Н. Наше потребительское настоящее. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2016. 10. Ильин А. Русофобия / предисл. Н. Старикова. СПб. : Питер, 2018. 11. Кагарлицкий Б. Ю. Марксизм: Введение в социальную и политическую теорию. Изд. 2-е, испр. и доп. М. : Либроком, 2012. 12. Кляйн Н. NO LOGO: Люди против брендов. М. : Добрая книга, 2003. 13. Оллман Б. Рыночная мистификация в капиталистических обществах и обществах рыночного социализма // Скепсис. — http://scepsis.net/library/id_3029.html (дата обращения: 03.10.2019). 14. Харви Д. Краткая история неолиберализма : Актуальное прочтение. М. : Поколение, 2007. 15. Хомский Н. Избранное. М. : Энциклопедия-ру, 2016. комментарии - 0
Мой комментарий
|
Подписка
|
