Догматический марксизм трактовал историю исключительно как борьбу классов, а общество - как совокупность эксплуататорских и эксплуатируемых классов. Иначе говоря, главными персонажами «оптимистической трагедии истории» становились рабовладельцы и рабы, феодалы и крепостные, капиталисты и пролетарии.
Однако у Маркса все обстоит гораздо сложнее. Помимо эксплуататоров и эксплуатируемых в мировой истории согласно основоположнику научного коммунизма присутствует, как минимум, еще один чрезвычайно важный персонаж[1]. Он не менее, а порой даже более важен, чем пролетариат. Не пролетарий – частичный работник, уродливый придаток капиталистического производства, занимающейся своим делом исключительно ради пропитания и в этом полностью противоположный людям коммунистической эры, а именно он, этот персонаж, является прообразом свободного творческого работника будущего коммунизма, как гоминид в теории Дарвина является прообразом «человека разумногоЭто самостоятельный работник, мелкий ремесленник и крестьянин, а также связанный с ним мастер-художник, упоминания о которых разбросаны тут и там в зрелых работах Маркса.
Так, в «Капитале» Маркс пишет: «Как мелкое крестьянское хозяйство, так и независимое ремесленное производство частью образуют базис феодального способа производства, частью же, после его разложения, продолжают существовать наряду с капиталистическим производством….» [3. С. 36]. Там же мы находим и следующее высказывание: «…этот способ производства (мелкое крестьянское и ремесленное хозяйство – Р.В.) встречается и при рабовладельческом, и при крепостном строе, и при других формах личной зависимости» [3. С. 771].
Итак, самостоятельные работники – мелкий крестьянин и ремесленник - появляются сразу после разложения первобытной общины и существуют они, по Марксу, вплоть до развития капитализма до зрелых форм. Тогда эти работники исчезают, превращаясь либо в капиталистов, либо в пролетариев, прежде пройдя этап существования в виде мелких буржуа, под каковым именем они преимущественно и упоминаются вульгарными марксистами. Однако отождествлять самостоятельного работника с мелким буржуа – все равно, что отождествлять старость, полную болезней и страданий, со всей прожитой жизнью, в которой были прекрасные, плодоносные, насыщенные молодость и зрелость. Мелкий буржуа – это последний этап исторической эволюции самостоятельного работника, когда он становится критично зависимым от рынка, который трансформирует его и уничтожает в нем многие его лучшие черты. А до этого самостоятельный работник существовал несколько тысячелетий человеческой истории и играл в ней не последнюю роль.
Его фигура мало исследована марксоведами, и стереотипов относительно ее множество. «…То, как Маркс понимает экономическую специфику таких социальных групп как крестьяне и ремесленники, нужно рассматривать специально и подробно, поскольку вокруг этого накопилось достаточно “критического мусора” » [1. С. 176].
Как же Маркс понимал самостоятельного работника? Чем эти работники отличаются от рабов, крестьян или пролетариев? Какая роль принадлежит им в истории?
Пролетарий как несвободный и несамостоятельный работник
Все, как известно, познается в сравнении со своей противоположностью. Чтобы узнать, что такое кривая, нужно знать, что такое прямая – таковы азы диалектики. Маркс раскрывает сущность самостоятельного работника, мелкого крестьянина и ремесленника, сопоставляя его с рабочим капиталистического предприятия, с пролетарием.
В вульгарном марксизме на пролетария принято смотреть исключительно как на работника, который лишен орудий труда, сырья, земли, всех средств производства и поэтому вынужден продавать свою рабочую силу владельцу мануфактуры, фабрики, завода – капиталисту. В целом это, конечно, верно. Но отсутствие собственности на средства производства – лишь предварительное условие, которое может сделать человека пролетарием, а может и не сделать (множество крестьян, которых в Англии лишали земли, становились вовсе не мануфактурными рабочими, а например, преступниками). Сущность пролетария связана с его местом и функцией в процессе капиталистического производства. Маркс определяет эту функцию четко и ясно – частичный рабочий.
Этому посвящена глава XII «Разделение труда и мануфактура» I тома «Капитала». Там Маркс начинает с того, что на мануфактуре (и вообще на капиталистическом производстве) труд разделен. При этом разделение труда – не принадлежность капитализма. Оно существовало и при рабовладении, и при феодализме. Но в случае капиталистического производства речь идет о разделении труда на огромное количество мелких операций, каждая из которых выглядит бессмысленно. Это превращает человека в тупого исполнителя чужой воли, не знающего удовлетворённости результатом своего труда, зато повышает производительность труда и несет прибыль капиталисту.
Маркс указывает на примитивность труда рабочего мануфактуры, сравнивая его с индийцем-ткачом: «…по сравнению с большинством мануфактурных рабочих такой индийский ткач выполняет очень сложный труд» [3. С. 352]. Труд на капиталистическом производстве превращает человека в одностороннее существо, в автомат: «рабочий, выполняющий всю жизнь одну и ту же простую операцию, превращает всё своё тело в её автоматически односторонний орган…» [3. С. 351]. Пролетарий много ниже по своему уровню мастерства, чем ремесленник: «Мануфактура создает ... в каждом ремесле… категорию так называемых необученных рабочих, которых строго исключала ремесленная организация производства» [3. С. 363]. Вердикт Маркса столь же безжалостен, сколь и неоспорим: «Мануфактура уродует рабочего, искусственно культивируя в нем одну только одностороннюю сноровку и подавляя мир его производственных наклонностей и дарований…» [3. С. 373].
Примитивность труда пролетария не позволяет говорить о мастерстве в подлинном смысле слова. Кстати, это и делает пролетария универсальным работником, который не привязан к одному месту и к одной отрасли. Он может работать где угодно: не все ли равно, на каком станке поворачивать рычаги? Цеховой ремесленник-ткач учился своему мастерству многие годы, и превратиться, скажем, в пивовара для него было невозможно. Рабочий же легко может уйти с текстильной фабрики и устроиться на пивоваренное производство – именно за счет примитивности требуемых от него операций. Благодаря этому работник превращается в пролетария - свободного продавца своей рабочей силы, несущего ее туда, где она дороже. Причем, по закону диалектики, эта «универсальность» рабочего не исключает односторонности и примитивности его умений, а наоборот – является их следствием.
Бессмысленность мелких трудовых операций, которые рабочий производит на манер автомата, лишает его интереса к качеству его труда и к качеству произведённого продукта. Тем более, этот продукт ему и не принадлежит, а принадлежит он капиталисту, который уже купил рабочую силу пролетария и, следовательно, купил и всё, что эта сила произведёт. Еще в «Экономически-философских рукописях 1844 года» Маркс писал: «труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности, … он в своем труде не утверждает себя…» [5. С. 90].
Пролетарий работает не потому, что ему нравится его работа, не потому что он чувствует к ней призвание и не потому, что он хочет стать мастером своего дела, находя в этом моральное удовлетворение. Его труд - «…не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения всяких других потребностей» [5. С.С. 90-91]. Удовлетворить он их может, лишь получив заработную плату. Единственной мотивацией пролетария являются деньги. «… В заработной плате и самый труд выступает не как самоцель, а как слуга заработка» [5. С. 97], - замечает Маркс. Если пролетарию не платить, он трудиться не будет.
Последняя сентенция кажется нам банальностью только потому, что мы живем в обществе капитализма и зачастую уже не мыслим себе труда без денежной оплаты. А между тем труд за деньги является не чем-то естественным и от века существовавшим, а наоборот – поздним уродливым порождением гипертрофированного развития рынка и товарного производства. До последнего времени труд не за деньги был вполне распространенным явлением. До сих пор в рамках неформальной экономики мастер может оскорбиться, если он починит что-нибудь для хорошего знакомого, а тот ему предложит деньги. Труд за деньги распространяется лишь в той мере, в какой личностные отношения исчезают и им на смену приходят вещные отношения.
Наконец, поскольку труд каждого отдельного частичного рабочего на капиталистическом предприятии сам по себе лишен большого смысла, нужен руководитель производства, который командует рабочими, объединяет их усилия и придает их труду смысл. Это - капиталист или нанятый им управляющий. Маркс пишет об этом: «Сосредоточение значительного числа рабочих под командой одного и того же капитала образует естественный исходный пункт …. мануфактуры» [3. С. 372].
Пролетарий как частичный рабочий не производит какого-либо законченного продукта, который он мог бы сам предложить на рынке, как это делал ремесленник. Он производит часть, которая обретет ценность только после присоединения к другим частям, проведённым другими работниками. Маркс замечает: «… что устанавливает связь между независимыми работами скотовода, кожевенника и сапожника? То обстоятельство, что их продукты существуют как товары. Напротив, что характеризует разделение труда в мануфактуре? Тот факт, что здесь частичный рабочий не производит товара. Лишь общий продукт многих частичных рабочих превращается в товар» [3. С. 367]. И делает отсюда вывод: «Мануфактурное разделение труда предполагает безусловную власть капиталиста над людьми, которые образуют простые звенья принадлежащего ему …механизма…» [3. С. 368-369].
Именно потому, что пролетарий – частичный работник, винтик механизма капиталистического производства, он – не свободный и не самостоятельный работник.
Это покажется парадоксом: ведь, в отличие от раба или крепостного, рабочий не привязан к конкретному хозяину и конкретному месту. Поэтому вульгарные марксисты и не устают твердить, что рабочий более свободен, чем раб или крепостной. На деле, кстати, и в этом смысле рабочий не свободен: он не выбирает хозяина и фабрику, какие ему нравятся, а идет туда, где больше платят. Рабочий вынужден принять условия капиталиста в силу экономической необходимости. Молодой Маркс писал: «Заработная плата определяется враждебной борьбой между капиталистом и рабочим. Побеждает непременно капиталист» [5. С. 48]. Но дело даже не в этом: речь ведь не о свободе выбора места труда, а об относительной свободе самого труда.
Пролетарий в процессе капиталистического производства не выбирает, что и как ему сделать, из какого материала и за какое время. Как уже говорилось, он - винтик в машине капиталистического производства, один из тысяч частичных работников, лишенных инициативы. Он делает все, что ему прикажут управляющие и капиталист. Именно поэтому формально свободный пролетарий не может заняться трудом по призванию, а формально несвободный крепостной может, например, если он - кузнец, любит свое дело, заниматься им, и помещик в процесс его труда не вмешивается. В этом случае даже в крепостном рабстве он знает счастье свободного труда (у М. А. Лифшица есть об этом интереснейшее рассуждение о крепостных-мастерах).
Кто-то возразит, что даже такой ремесленник не вполне свободен, он вовлечен в рынок и вынужден делать вещи на продажу. Но, поскольку он свободно решает: сколько ему сделать на продажу, а сколько - просто для себя, то он свободен. Такой ремесленник в основном работает не для продажи, он – не раб рынка. В «Экономических рукописях 1857-1861 гг.» Маркс отмечал: «В городском ремесле, хотя оно …покоится на обмене и создании меновых стоимостей, непосредственной главной целью этого производства является обеспечение существования ремесленника, ремесленного мастера, стало быть, потребительская стоимость; не обогащение, не меновая стоимость как меновая стоимость…» [7. С. 510]. У рабочего же такого права решать нет, все, что он делает, он делает на продажу под руководством капиталиста и его подручных «офицеров и унтер-офицеров промышленности».
Так, незаметно, мы подошли к определению антипода пролетария –самостоятельного работника.
Самостоятельный работник классового общества
Самостоятельный работник классового общества – не просто противоположность пролетария, это его диалектическая противоположность. Именно за счет лишения самостоятельного работника эпохи феодализма его собственности на средства производства он и становится пролетарием, если примет условия капиталиста. Маркс это показывает в знаменитой главе о первоначальном накоплении в «Капитале».
Итак, первая важная черта самостоятельного работника – наличие у него средств производства, мелкой частной собственности. Маркс пишет: «Частная собственность работника на его средства производства есть основа мелкого производства, а мелкое производство составляет необходимое условие для развития общественного производства и свободной индивидуальности самого работника» [3, С. 771]. Но уже из этой цитаты видно, что наличие у самостоятельного работника мелкой частной собственности – лишь условие. Он может им воспользоваться, а может и нет. Но, если воспользуется, результатом станет свободное развитие индивидуальности самого работника. Если никто его не заставляет работать и не вмешивается в процесс его труда, то он может совершенствовать свое мастерство, становиться мастером своего дела, виртуозом, который, в отличие от своих порабощенных собратьев, еще до наступления коммунистической эры, еще в «царстве необходимости» трудится в определённой мере ради потребности в труде.
По словам Маркса, «он (мелкособственнический способ производства – Р.В.) достигает расцвета, проявляет всю свою энергию, приобретает адекватную классическую форму лишь там, где работник является свободным частным собственником своих, им самим применяемых условий труда, где крестьянин обладает полем, которое он возделывает, ремесленник — инструментами, которыми он владеет как виртуоз» [3. С. 771]. Самостоятельный крестьянин и ремесленник, по Марксу, проявляет в процессе труда «познания, рассудительность и волю», «подобно тому как у дикаря все его военное искусство проявляется как личная хитрость …» [3. С. 374].
Это уже труд не за деньги и не «из-под палки», а относительно свободный труд. Труд, в котором местами почти нет отчуждения. И, следовательно, такой трудящийся также не отчужден от самого себя, от своей родовой сущности – способности превращать природу в культуру, он действует в процессе своего труда как человек и развивается как человеческая личность (в случае отчужденного труда происходит противоположное, так красноречиво описанное Марксом в «Экономически-философских рукописях»). Маркс с восторгом обнаруживает этот свободный труд у английских йоменов – прототипов героев Шекспира, любимого драматурга Маркса: «Как велико различие между гордыми йоменами Англии, о которых говорит Шекспир, и английскими поденными земледельческими рабочими! Так как цель труда наемного рабочего только заработная плата, деньги…, то он совершенно равнодушен к содержанию своего труда и поэтому к особому роду своей деятельности, между тем как эта деятельность при цеховой или кастовой системе считается деятельностью по призванию» [9. С. 12].
Такой труд, являясь чисто человеческой формой деятельности, начинает приближаться к искусству – недаром же в античности и средние века занятие свободного ремесленника назвалось «технэ» и «арт», словами, непереводимыми на русский язык, потому что в нашем языке понятия «ремесло» и «искусство» противостоят друг другу, ремесленник и художник для нас – антиподы. Между тем в этих понятиях два таких рода деятельности неразделимы и составляют одно целое. Маркс пишет: «У средневековых ремесленников еще имеет место интерес к своей специальной работе и к умелому ее выполнению, интерес, который мог подниматься до степени примитивного художественного вкуса. Ремесленник был целиком поглощен своей работой, относился к ней с рабской преданностью и был гораздо больше подчинен ей, чем современный рабочий» [6. С. 52].
Нас не должно смущать, что Маркс говорит о «примитивном художественном вкусе». Он не идеализирует античных и средневековых ремесленников и считает, что вернуться в те времена невозможно, да и не нужно, и что художественность их труда будет выглядеть примитивом по сравнению с трудом человека эпохи коммунизма. Но он и не склонен не замечать момента свободного труда в их деятельности. В «Тетрадях о прибавочной стоимости» Маркс ставит труд свободных ремесленников и крестьян в один ряд с трудом художника, композитора и ученого – работников «свободного духовного производства». Всех их он называет мастерами своего дела: «… люди, занятые различными видами научного и художественного производства, ремесленники или же мастера своего дела» [8. С. 420]. Разумеется, под свободой здесь имеется в виду независимость художника от личного произвола власть имущих и от дегуманизирующей и деэстетизирующей силы рыночной конъюнктуры, право и желание художника самому определять все, что касается его творчества так, как об этом писал наш Пушкин:
…Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит…
Высшие проявления культуры человечества в докоммунистическую стадию его истории (или, как говорил Маркс, – в предысторию) были созданы, именно когда достигало наивысшего расцвета мелкое крестьянское хозяйство и независимое ремесленное производство. Это Греция эпохи Перикла, Италия времен Возрождения, эпоха Гете, Канта и Гегеля в Германии и т.д. Маркс пишет об этом в «Капитале»: «Как мелкое крестьянское хозяйство, так и независимое ремесленное производство… образуют экономическую основу классического общества в наиболее цветущую пору его существования, после того как первоначальная восточная общая собственность уже разложилась, а рабство ещё не успело овладеть производством в сколько-нибудь значительной степени» [3. С. 346].
Впоследствии советский философ-марксист М. А. Лифшиц развил на основе этой мысли Маркса теорию историко-культурных «щелей». Так он называл периоды, находившиеся между двумя эпохами, одинаково неблагоприятными для развития искусства, но по разным причинам. Так, классическая античная культура, как указывал Маркс, достигла расцвета, когда община азиатского типа, существовавшая в доклассической Греции, стала разлагаться, а крупное рабовладение на основе больших латифундий, характерное для эллинистически-римского периода, еще не успело развиться. В условиях общины с ее опорой на традицию и обычаи и неприязнью ко всему новому и оригинальному свободная творческая личность существовать не могла. В условиях крупного рабовладения она бы тоже задохнулась из-за развращающей атмосферы всеобщего потребительства, паразитизма и разлагающего аморализма. V век до нашей эры оказался той «щелью», в которой только и могли беспрепятственно трудиться и творить свободные ремесленники, крестьяне и представители соответствующей надстройки – свободного духовного производства (поэты, художники, драматурги, философы), короче – мастера своего дела.
То же касается и эпохи Возрождения, которая оказалась между средневековым феодализмом с его личностной властью феодала над ремесленником и художником и новоевропейским капитализмом с его властью денег, убивающей высокое искусство. Лифшиц писал: «Вершины “свободного духовного производства” каждой эпохи потому и вершины, что с них открывается вид на тесный горный проход между громадами старого и нового зла, наследием азиатского родового быта и разлагающей силой денег, феодальной анархией и узостью буржуазного права» [2. С. 297].
Классическая античность и эпоха Возрождения – лишь два примера из множества «эпох мастеров», которые являются высшими точками развития культуры человечества. В нашей русской культуре, это, например, «золотой век» - эпоха Пушкина, Жуковского, Баратынского, Чаадаева, Хомякова, которая поместилась в «щели» между служилым, деспотическим крепостническим екатерининским государством и развитием российского капитализма в эпоху Николая I и Александра II.
Мелкий буржуа как последняя стадия эволюции свободного работника и миссия пролетариата
Вслед за разложением первобытной общины в «промежутках», «щелях» между эксплуататорскими общественно-экономическими возникали типы классической культуры – «культуры мастеров своего дела». Их материальной базой было мелкое крестьянство и ремесло, где главный персонаж – свободный, независимый, самостоятельный работник, имеющий собственные средства производства и трудящийся не ради денежной прибыли, а отчасти ради счастья творческого труда, ради выражения своей личности. Духовное производство этих культур – искусство, философия, которые являлись высшими проявлениями человеческого гения в истории (впрочем, по Марксу, она – всего лишь предыстория). Субъект этого духовного производства – тоже мастер-художник, и по типажу он похож на свободного самостоятельного работника: он, собственно, и есть таковой, только в другой, нематериальной сфере. В этом смысле мастера-ремесленники и мастера-художники схожи между собой, сближаются, хотя и не до неразличимости[2]. Но все же в определенной мере Леонардо стал Леонардо еще и потому, что ел хлеб, который пек булочник, наслаждавшийся своим трудом и видевший в нем призвание.
Вульгарный марксист может заклеймить это как апологию мелкого буржуа, а не учение Маркса. Но духу учения Маркса это обвинение не соответствует. Мелкий буржуа – поздний исторический персонаж. Он живет тем, что производит продукцию, которую продает на рынке, чтоб обеспечить себя и семью. Производство для рынка – основная форма его деятельности. Причем речь идет не о докапиталистическом локальном и слаборазвитом рынке, а о рынке при капитализме.
Маркс в третьем томе «Капитала» так характеризует мелкого буржуа: «Если независимый работник — возьмем мелкого крестьянина … работает на самого себя и продает свой собственный продукт, то он рассматривается, во-первых, как свой собственный работодатель (капиталист), который применяет самого себя в качестве рабочего; затем как свой собственный земельный собственник, который применяет самого себя в качестве арендатора. Как рабочему он выплачивает себе заработную плату, как капиталист он присваивает себе прибыль, как земельному собственнику платит себе ренту. Если предположить, что капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения являются всеобще общественным базисом, то такое допущение будет правильным постольку, поскольку независимый производитель не своему труду, а своей собственности на средства производства, — уже целиком принявшие здесь форму капитала, — обязан тем, что он в состоянии присвоить свой собственный прибавочный труд» [4. С. 447].
Прошу обратить особое внимание на допущение Маркса: «если предположить, что капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения являются всеобще общественным базисом». В реальности это, конечно, не так: капитализм не является всеобщим явлением, были и есть общества, где капитализма не было и нет, и там такой работник не является мелким буржуа, то есть и буржуа, и пролетарием в одном лице. Там он является всего лишь свободным независимым самостоятельным работником – фигурой, не характерной для мира капитализма. Через несколько строк Маркс открыто это и признает: «Так как подобного рода форма производства, не соответствующая капиталистическому способу производства, может быть подведена — и до известной степени не без основания — под капиталистические формы дохода, то тем сильнее упрочивается иллюзия, что капиталистические отношения являются естественными отношениями всякого способа производства» [4. С. 448].
Короче говоря, даже если при рабовладении или феодализме мелкий крестьянин и ремесленник принесут произведенную ими продукцию на рынок и продадут ее, это не превратит их в капиталистов, эксплуатирующих самих себя, то есть в мелких буржуа. Маркс утверждает в «Капитале», что капиталист эксплуатирует рабочего (вне зависимости от того, является он сам этим рабочим или нет) ради получения денежной прибыли. Формула капиталистического производства: «Деньги-товар-деньги». Формула простого докапиталистического товарного производства иная: «Товар-деньги-товар». То есть целью такого производства и связанной с ним рыночной операции является удовлетворение чьей-либо потребности в каком-либо товаре. В терминах политической философии Аристотеля в первом случае мы имели хрематистику, а во втором – ойкономику. Вырученные деньги мелкий независимый товаропроизводитель превратит в товар для удовлетворения своей потребности, а не в кирпичик для построения капитала.
Именно поэтому до эпохи капитализма мелких буржуа не существовало, а существовали свободные независимые, самостоятельные работники. А вот с приходом капитализма эти работники обречены превращаться в мелких буржуа, в экономических субъектов, вечно балансирующих на грани межу капиталистами и пролетариями и потому являющихся воплощенным противоречием, как и писал Маркс в работе о Прудоне. И в идеале, в конце концов, на смену мелким буржуа приходят капиталисты и пролетарии – частичные работники, во всем противоположные самостоятельным, свободным работникам.
Но ведь пролетариат, по Марксу – это класс, который уничтожает сам себя, упраздняя частнособственническую экономику, делавшую возможной наем рабочей силы, то есть само существование пролетариев. Тогда, согласно Марксу, и явится на сцене истории свободный коммунистический работник, который станет третьим членом, синтезом в диалектической формуле:
Самостоятельный независимый работник (тезис) –
Пролетарий (антитезис) –
Свободный коммунистический работник (синтез)
Однако, в соответствии с учением Маркса, это дело будущего, пока же, в условиях частнособственнических эксплуататорских обществ, в «ночи предыстории», труд тоже не всегда и не везде низведен до тупых бессмысленных операций и до средства прироста капитала. Ночью, когда нет солнца, светят звезды, и этот свет звезд – свободный и творческий труд работника-мастера, свободного независимого работника – от афинского горшечника и флорентийского булочника до Шекспира и Пушкина.
Сам Маркс был сторонником Просвещения в его французском духе и поэтому всегда очень осторожно и, как будто даже смущаясь, говорил об этом, обязательно призывая не романтизировать фигуру свободного докапиталистического работника, дабы не умалять прогрессивность капитализма. Но в логике марксизма заложен этот консервативный потенциал, признающий и раскрывающий гуманистическую подоплеку ремесла в самом широком смысле слова (вплоть до мастерства в сфере духовного производства) и дегуманистический характер капиталистического промышленного производства.
[1] На самом деле их больше. См. напр. рассуждения А. Баллаева [1] о концепции «среднего класса («непроизводительных потребителей») у Карла Маркса.
[2] Отношения между базисом и надстройкой даже в «щелях» не следует рассматривать сугубо идиллически, Лифшиц видел в их несоответствии залог трагедии гениев вроде Пушкина, их непонимания окружающими.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
