1
Монография доктора психологических наук, профессора кафедры политологии МГУ Николая Митрофановича Ракитянского посвящена проблеме ментальных исследований политических миров. Под такими исследованиями понимаются процессы создания теоретико-методологической базы для психологического понимания целостного менталитета народов, их религий и культур – как они манифестируются через характер политической власти, особенности системы права и экономического уклада, конфигурации духовности, задающей направления судьбам народов и жизни индивидов, причем не только представителей элит, но и рядовых граждан.
Примечательной особенностью анализа современной политической ситуации является фиксация того, что получило название «ментальная война». Это выражение употреблялось достаточно давно и неоднократно, но получило своеобразную легитимацию на Круглом столе в Совете Федерации 30 марта 2021 г. из уст представителя Министерства обороны РФ. Его заявление привлекло внимание новостных агентств и начало вводиться в оборот в ряде экспертных суждений и политических заявлений.
Обращаясь к книге, хотелось бы особо подчеркнуть: упомянутую «войну» с ее выходом предуведомил анализ того, что автором было названо «ментальной экспансией», в особой степени свойственной современным США [4, с. 30, 133].
«Экспансия», «война», «выстрел» – слова, которые могут устрашить. Но ситуация складывается так, что как раз два первых из них становятся востребованными факторами реальной политики. Благодаря книге эти выражения получают четкую экспликацию. Так что уяснение их сути важно и для «устрашающихся» читателей.
Автор доказательно утверждает следующее: 1. Ментально структурированные политические ориентации влияют на политическое поведение их носителей на индивидуальном, групповом и массовом уровнях. 2. Ментальные конструкции заложены в такие объединения людей как политические партии и их союзы, формируя их идентичность. 3. «Ментально-догматическими причинами определяются типы политической экспансии, виды, способы и принципы отстаивания интересов в политике» [4, c. 28]. 4. Хотя догмат о тотальной универсальности политической доктрины либерализма насаждается посредством такой экспансии англо-саксонским миром, он является утопией конца XX — начала XXI века. 5. Интеграция государств в политические блоки, экономические сообщества и военные союзы осуществляется на ментально-догматических основаниях и не гарантирует им вечного сохранения политической субъектности.
Понятие политический менталитет в политической психологии и политологии исследуется сравнительно недавно.
По авторскому определению, «Менталитет, вырастая из веры, проявляется в разуме, чувстве, мотивационно-волевых качествах, бессознательных установках каждого отдельного члена общества на основе общности языка, традиций, истории, культуры и ценностей» [4, c. 29]. Господствующая в обществе вера характеризуется множественностью проявлений, охватывающих все стороны человеческого бытия, пронизывающей основные сферы социальной жизни. Через веру раскрывается содержание и значение феномена сверхсознания как условия формирования политического менталитета; ее общепсихологический и системообразующий статус в становлении и развитии народов как носителей культур и цивилизаций осознается позже.
Ядром менталитета выступает догматический принцип, который трактуется автором как первичная система знания об устройстве мироздания и смысле человеческого существования. «Догмат, будучи истиной, а priori принимаемой на веру политической, военной, духовной, культурной, хозяйственно-управленческой элитой, формирует смыслообразующие устремления, вектор мышления, воли и верований общностей людей, программирует особенности их жизни и деятельности, воззрения, намерения, чувствования, мотивы и поступки» [4, c. 115].
В книге рассмотрены референции иудейского, британского, исламского, китайского и польского менталитетов с присущими им основаниями. Мы остановимся на рассмотрении второго и четвертого из них – с учетом мощной, догматически детерминированной субъектности британского политического менталитета и бессубъектности китайского менталитета, основанного на национально-исторической традиции. Одной из основ именно их выделения может быть общая трактовка судеб этих двух стран как «мастерской мира» - в прошлом и в настоящем.
2
Автор помещает зонд анализа в самые глубины политического сознания островного государства, задающего сегодня тон если не в управлении миром, то в создании провокаций с целью создания турбулентностей, а по-простецки говоря, мутя воду для ловли рыбы. Крайне важна при этом глава об отношениях Британии с Россией – ее интересно прочесть каждому читателю, хоть немного знакомому с основами геополитики, включая столетние противостояния морских и континентальных держав.
В итоге обоснованно звучат крайне весомые слова: «Национальная эффективность политико-стратегического влияния Британии является свидетельством того, с каким упорством, гибкой последовательностью и адаптивностью, прагматической этикой и жестокостью действует английское правительство, независимо от смены стоящих во главе его лиц. Соединенное Королевство имеет длительный и уникальный опыт рефлексивного контроля партнеров и оппонентов, умеет с выгодой для себя программировать политическое поведение различных политических субъектов. Единственный в своем роде многовековой политический режим …Британии был создан и поддерживается исключительными качествами …политических элит. В числе этих референций автор выделяет догматически непререкаемую систему протестантских ценностей, носителями которых эти элиты являются ...Необходимо учитывать их проектное мышление, прагматичную гибкость, квалифицированное пользование особой системой права, возможностями дипломатии и разведки, финансовыми стратегиями, глобальной ролью английского языка и технологиями "мягкой силы". Долговременное и преемственное развитие британских элит в ряду других причин …позволило …Британии стать системным политическим суперсубъектом» [4, с. 235-236]. Увы, стремление возродить такой свой статус бесперспективно: геополитически проектировать невозвратное былое можно только в мечтах… Или через провокации, выстраиваемые на манипуляциях словом.
Примечательна авторская позиция относительно западного менталитета и трех его субменталитетов. Это ортодоксально-католическая и континентально-протестантская системы, а также английский номинализм (терминизм). Ранее им обосновывались такие «убойные» понятия, как «демократия», «рынок», «частная собственность», «индивидуализм», а сегодня – «толерантность», «права меньшинств», «мультикультурализм». Что под ними подразумевается, не всегда понятно, но убеждение, что такие слова имеют «общечеловеческую» природу и обречены приниматься всеми людьми земли, считается само собой разумеющейся истиной.
Если во Франции говорилось «положение обязывает», то в Англии имеет место другой постулат: «название обязывает». «Вечные истины» превращаются в отмычки для провокаций; автор демонстрирует это весьма убедительно. Ибо именно номинализм правомерно трактуется им как догматическая основа и психолого-политическая практика и британской, и американской ментальной экспансии, хотя идея исключительности США как богоизбранной нации подвергается большим испытаниям.
Разгадка доминирования номинализма над реализмом в том, что носителям британского менталитета удавалось и удается демонстрировать превосходство названия (номина) над действительностью (реалии). Это продемонстрировано с должной полнотой при характеристике Британской империи – единственной страны, которая утвердилась на пяти континентах, и чья субъектная идентичность позволяла выходить за пределы возможного в кризисных ситуациях. Англия при всех испытаниях представала как «предмет национальной гордости», при этом британская политическая элита «побуждала представителей всех слоев общества, чувствовать себя органической частью великой нации избранных» [4, c. 221].
Британия именовала себя «мастерской мира», ощущая чаще себя его хозяйкой, манипулируя народами посредством заговоров и провокаций при помощи сконструированных ею для своей выгоды названий. Догматические установки номинализма использовались «старой доброй Англией» не только как средство ментально-политической экспансии, но и как оружие тотальной информационно-психологической войны.
И вот – два удара по ней: деколонизация в середине XX в. и вхождение в Евросоюз в начале XXI в. с последующим выходом. Брекзит знаменовал решение второй проблемы, но имплицитно ведет к возобновлению имперского решения проблемы первой. Для этого надо открыть огонь по «второму штабу» – Москве, являющемуся более мощным, чем первый – Брюссель.
Автор в связи с этим говорит и о возобновлении «индустрии рабства» – в принципиально новых формах: через «мягкую силу» и навязываемый «бренд страны». Делается ставка на длинные горизонты планирования и «имперско-патриотический менталитет английского народа» [4, с. 233]. Одним словом, «правь, Британия, морями», – но по-новому, осуществляй реинкарнацию своего былого могущества – не столько дистанцируясь от континентальной Европы, сколько изощренно манипулируя ею.
Эту мысль выразил и авторитетнейший имперский журнал «Экономист» в первом номере за 2021 г.: «следует осуществить жесткие выборы и по-новому вовлечься в европейские дела» [6, р. 7]. Эту линию и осуществляет Б. Джонсон, нарочито выставляя ее нелепые амбициозные проекты. Остается привести гиперамбициозное – как сама империя – название статьи: «План для мира: глобальная Британия как прекрасная идея». Как писал классик английской литературы, остальное – молчание.
Для «глобальной Британии» был и остается одной из главных целей Китай, и не трудно догадаться, что Гонконг как ее бывший форпост предназначен не только для демонстрации допустимости максимы «одна страна – две системы» и даже не только для удержания высокого уровня международных финансовых связей, но и как пункт импорта все тех же вышеупомянутых ценностей. В их числе «демократия», «рынок», «частная собственность», «индивидуализм», «толерантность», «права меньшинств», «мультикультурализм», которые «догматически и непререкаемо утверждаются... всегда полагаются непреложно позитивными и сверхценными» [4, c. 177]. Но вот китайцы видят и оценивают эти ценности по-своему, и Н.М. Ракитянский объясняет, почему.
3
Прежде чем перейти к его объяснениям, приведем провидческую цитату классика, столь же «убойную», как цитата другого классика, предвещавшего неизбежность Первой мировой войны: еще в 1887 г. Ф. Энгельс писал: «…невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны… От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу» [5, c. 361]. (Более подробно о данном пророчестве см. [1]).
Итак, немногим более 100 лет тому назад В.И. Ленин сформулировал новый вектор мировой политики: «Исход борьбы зависит в конечном счете от того, что Россия, Индия, Китай и т.п. составляют гигантское большинство населения. А именно это большинство и втягивается с необычайной быстротой в последние годы в борьбу за свое освобождение» [3, c. 404].
Освобождение пошло по пути к социализму, по крайней мере, для Китая. Это «одна из вершин полюса современного глобального мира, но китайская цивилизация воплощает в себе его бессубъектную политическую природу» [4, c. 40]. Что это значит – на фоне субъектности иных цивилизаций? Ведь затем, по его же утверждению, «со второй половины ХХ века в эпоху Мао Цзэдуна Срединное государство впервые пытается соединить адаптивно-подражательную и репродуктивно-утилитарную ментальную традицию тысячелетий с постижением несвойственной ему субъектной политической роли в полисубъектном послевоенном мире через подражательство Советскому Союзу, копируя и воспроизводя опыт его достижений.
Далее, уже при Дэн Сяопине, Китай начинает перенимать у референтных субъектов Запада, первыми в ряду которых становятся США, принципы рыночной экономики, сменяемости политической элиты и стандарты общества потребления. Коммунистическая партия организует формирование буржуазного общества по заемным образцам, стремясь сохранить китайскую идентичность, принимая извне, копируя и трансформируя правовые, социальные, культурные и политические ментальные модели». Как раз в силу этого Китай со всей его мощью «не предлагает миру цивилизационных альтернатив» [4, c. 41, 42].
Расшифровка этих диалектическихсуждений дается в заключительной главе третьей части книги. Конкретизируя такую простодушную альтернативу: не может или не хочет Китай быть субъектом?
Выскажемся с призывом к дискуссии и по этому поводу. Примечателен следующий исторический факт: с 1405 г. по 1453 г. флотоводец Чжэн Хэ посетил с визитами и подготовил к освоению земли нынешней Индии и даже Африки. Но в Китае сменилось правительство – и линия на это освоение была пресечена.
Как трактовать это пресечение – как бессубъектность или как заботу о сохранении своей субъектности? Или как неспособность сформулировать свои цивилизационные догматы? Вопросов такого рода многотысячелетняя история страны задает гораздо больше, чем можно получить ответов, и мысли автора не упрощают их поиск. Но нельзя не согласиться с его мнением, что Китай стремительно становится «мастерской мира» и остается, несмотря на многие препятствия, лидером по темпам экономического роста.
Конечно, Китай скорее воспроизводит, чем производит прорывные технологии, передовые образцы космической, атомной, военной техники, новейшие информационно-коммуникационные средства, – но, уступая в качестве, затопляет мир количеством. Вряд ли стоит соглашаться с авторским утверждением, что китайская цивилизация не показывала человечеству оригинальных достижений – сразу вспомним порох, магнит и бумагу: их изобрели как раз китайцы. Да и число лауреатов Нобелевских премий китайского происхождения сегодня все растет и растет, равно как и места китайских вузов в международных рейтингах оказываются топовыми.
В связи с этим желательно осмотрительнее относиться к авторскому выводу: «И в ХХI веке китайский менталитет с его исключительным прагматизмом, ориентацией на получение материальных благ, этноцентричностью и высокомерием не предлагает миру креативных идей, универсальных ценностей, мировоззренческих смыслов и образов желаемого будущего. В силу отсутствия ментальных основ трансцендентального мышления Китай не демонстрирует человечеству цивилизационных альтернатив и, тем более, высот человеческого духа. Именно поэтому он… не способен к сколь-либо результативной ментально-политической экспансии в глобальном масштабе» [4, с. 325].
Ведь количеством-то китайцы все же берут. Более того, у них самих берут качественный человеческий капитал – китайцы учатся и работают, к примеру, в США активно и продуктивно. Немало средств и ресурсов возвращая на свою родину. Но и экспансия имеет место: китайцы выстраивают Великий шелковый путь по суше и присматриваются в качестве ключевых пользователей к Северному морскому пути.
Факты экспансии налицо, важно разгадать их природу. Гандикап низкой результативности ментально-политической экспансии в связи с этим – это начальный пункт нового круга геополитических трансформаций, может, не всегда благоприятных для соседей Китая.
Вывод не особо обнадеживает. Еще Вл. Соловьев утверждал в конце XIX в., что китаизм – угрожающее будущее человечества. А до него А. Герцен констатировал, что китаизация уже охватила современную ему Европу – и, главным образом, почему-то Голландию. Вот тебе и бессубъектность… А может, субъектность, но особого рода?
В книге отмечается, что нынешний Китай небезосновательно позиционирует себя как «мастерская мира». Ранее так именовалась Британия, но ее «мастерство» больше напоминало прямое господство над неравными (колониями, часть из которых становилась доминионами) и манипуляции с равными (погибшими империями до 1918 г.).
Китай же как мастерская вызывает в памяти другую аллюзию из цитированной автором «Феноменологии духа» Гегеля – дилемму господина и раба. Амбициозный господин, не считаясь ни с чем, вдавливает своего противника – раба в вещество материального мира, лишая его все той же субъектности. Но раб, осваивая это вещество и переделывая его для потребностей господина, становится преобразователем этого мира, а затем – господином уже над господином. Несколько касающихся этой дилеммы страниц в этом сложнейшем философском труде постоянно осмыслялись и будут осмысляться; результаты одного из них изложены французским политическим мыслителем русского происхождения А. Кожевым [2, c. 46 - 68]. Кстати, одного из предвестников проекта Евросоюза с его полиментальной субъектностью, причем, по убеждению этого французского русского или русского француза, вовсе не в антисоветском, а сейчас антироссийском его изводах.
Если же вернуться к Китаю, оказывается: обреченный в XIX и первой половине XX века на рабство носитель соответствующего менталитета стремится позиционировать себя как господина в веке XXI. Не спуская, к примеру, американцам, как это было продемонстрировано на в марте 2021 г. на переговорах в Анкоридже. Китай жестко потребовал от Америки не давать ему наставлений относительно превосходства своей демократии. Автор допускает постановку вопроса о субъектности, особенно выявляя феномен «сердитой молодежи» в Китае. В целом же в его постановке проблема обновления Китая поставлена с акцентом на обновлении проблемы его видения и оценивания. Отсутствие однозначных ответов на ряд вопросов – это открытость, причем иногда нарочитая, самым острым дискуссиям, думается, ожидаемым автором.
А если вернуться еще и к провидческой цитате Ленина, то есть еще одно существенное обстоятельство. По его логике, Китай во многом следовал такой пассионарно субъектной стране, как Россия, провозгласившая идеалы коммунизма. Но после краха ее субъектности субъектность коммунизма перешла как раз к «бессубъектному» Китаю.
* * *
Книга профессора Н.М. Ракитянского – несомненное достижение отечественной политической науки. Его ментальные исследования опираются на методологические основания ряда наук, и в первую очередь политической психологии, хотя анализ менталитета проводится с позиций самых разных предметных областей социального знания. Важно другое: книга – при исследовании всей серьезности угроз – характеризуется оптимистическим настроем, выводимым из авторских взглядов на духовную природу человека и всех без исключения народов, что и предполагает взаимопонимание носителей различных политических менталитетов.
ЛИТЕРАТУРА
- Задорожнюк И.Е., Задорожнюк Э.Г. Неусвоенные уроки преддверия Первой мировой войны // Свободная мысль. 2017. № 5.
- Кожев А. В. Введение в чтение Гегеля. СПб.: Наука, 2003. С. 46-68.
- Ленин В.И. Лучше меньше, да лучше // Ленин В. И. Полн. собр. соч. М.: Издательство политической литературы, 1961 Т. 45.
- Ракитянский Н.М. Ментальные исследования глобальных политических миров. М.: Изд-во МГУ, 2020.
- Энгельс Ф. Введение к брошюре Боркхейма «На память ура-патриотам 1806-1807 годов» // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М.: Издательство политической литературы, 1961. Т. 21.
- Economist. 2021. January 2.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
[url=https://stromectolgf.online/#]ivermectin 3[/url] stromectol online canada